Генерал де Голль. Штрихи к политическому портрету

1940 год

Весной на западных границах Франции было сосредоточено до ста пятнадцати немецких дивизий.

Двадцать четвертого февраля германским генеральным штабом был утвержден окончательный вариант нападения на Францию. Восемнадцатого в марта Адольф Гитлер и Муссолини встретились на перевале Бренкер, где договорились об участии Италии в предстоящих боевых действиях.

Де Голль обращается ко всем крупных политическим деятелям Франции с требованием немедленных действий во имя спасения страны. Он заклинает принять срочные меры, дабы предотвратить блицкриг на территории Франции; он предлагает собрать воедино все имеющиеся танки и создать крупные танковые соединения, которые смогли бы противостоять аналогичным соединениям вермахта.

Ответом стало разрешение на формирование одной танковой дивизии, в ведение которой было передано сто двадцать танков, хотя де Голль считал минимальным количеством полтысячи боевых машин.

Тридцатого ноября 1939 года советские войска перешли в наступление на всем протяжении советско-финской границы. Наступление Красной Армии продолжалось вплоть до пятого декабря, когда она уперлась в знаменитую «линию Манергейма», строительство которой продолжалось более десяти лет, и к концу декабря наступление советских войск было окончательно остановлено.

Четырнадцатого декабря СССР, развязавший войну с Финляндией, был исключен из Лиги наций, что не затронуло его политических интересов. Если, конечно, не считать «морального эмбарго» американцев, «угрозы» вмешательства в войну «мощных» армий Норвегии и Швеции на стороне финнов и помощи финской армии устаревшим вооружением.

С началом советско-финской войны в Финляндию из Франции перебросили сто семьдесят пять самолетов, пятьсот артиллерийских орудий, пять тысяч единиц стрелкового оружия и начали подготовку к отправке специальный экспедиционный альпийский корпус, что в создавшихся условиях было абсолютно бессмысленным.

Кроме того, разрабатывался план войсковой операции против СССР со стороны Кавказа. Было намечено нанести авиационный удар по нефтяным разработкам в Азербайджане, дабы лишить Советский Союз топливной базы и вовлечь его в конфликт с Турцией. Руководить операцией поручалось генералу Вейгану.

Де Голль выступает против этих шагов правительства, считая безрассудством отвлечение техники на далекие театры военных действий, когда Франция сама стоит перед лицом самой серьезной военной угрозы за всю свою историю.

Только подписание советско-финского мирного договора двенадцатого марта 1940 года прервало подготовку Франции к военному вмешательству на севере Европы.

В апреле 1940 года гитлеровские войска оккупировали территории Дании и Норвегии.

Десятого мая пришел конец «войне без событий».

Несколько бомбардировщиков «люфтваффе» нанесли символический удар по Фрайбургу и обвинили в этом акте Францию. Немцы двинули десять бронетанковых и шесть моторизованных дивизий на Бельгию, Голландию и Люксембург, сокрушая все на своем пути и расчищая дорогу на Францию.

Гитлер хотел заставить французские и английские войска войти в Бельгию, чтобы связать их там изнурительными оборонительными боями с меньшей частью своих соединений. Основные силы Гитлер бросил на Арденны и Северную Францию, чтобы пробиться к Ла-Маншу. Эта военная хитрость оправдалась целиком и полностью.

Хваленая «линия Мажино» ни на секунду не приостановила наступления вермахта; ее обошли со стороны Бельгии и Седана, где она заканчивалась. В тот же день германская авиация разбомбила французские аэродромы, после чего преимущество немцев в воздушных боях стало подавляющим.

Несмотря на некоторый перевес Франции в тешках, никакого преимущества это не дало, ибо их большинство было рассеяно по всей линии фронта, в то время как немецкая бронетехника была сконцентрирована на одном направлении.

Одиннадцатого мая де Голль возглавляет Четвертую бронетанковую дивизию, вновь сформированную из разрозненных соединений.

В течение трех дней немцы взломали стокилометровую линию фронта и двенадцатого мая вышли к реке Маас. Четырнадцатого мая Гудериан форсировал Маас и направил свой корпус к Ла-Маншу.

Пятнадцатого мая главнокомандующий голландской армией приказал прекратить сопротивление. Поль Рейно обратился к Черчиллю, который четырьмя днями раньше сменил на посту премьер-министра Чемберлена. «Вчера вечером мы проиграли битвы, — телеграфировал он новому хозяину Даунинг-стрит. — Пришлите нам все самолеты и войска, какими вы располагаете».

Черчилль обещал приехать в Париж, чтобы обсудить положение с французским руководством на месте.

Тогда же французское правительство сменило на посту главнокомандующего Гамелена Вейганом, а семнадцатого мая немецкие войска подошли к Брюсселю.

Де Голль с горечью думал о том, что все развивается по сценарию, который он несколько лет подряд рисовал перед ведущими политиками страны.

В одной из своих книг он писал:

Пятнадцатого мая де Голль получает приказ соединиться с Шестой армией, чтобы препятствовать гитлеровцам, стремящимся оккупировать столицу.

Шестнадцатого мая состоялась встреча Черчилля с Рейно, Даладье и Гамеленом. «Глубокое уныние, — писал впоследствии английский премьер, — было написано на их лицах».

— Есть ли у Франции стратегические резервы? — спросил Черчилль у французского руководства.

— Нет, — в отчаянии произнес Рейно. — Нет!

Восемнадцатого мая Поль Рейно, оставаясь премьером, принял на себя обязанности министра обороны. Даладье стал министром иностранных дел, Анри Филипп Петен, бывший до этого послом Франции во франкистской Испании, стал вице-премьером.

Тем временем немцы форсировали реки Уазу и Самбру и вошли в Лe-Като и Сен-Кантен, то есть смогли за короткий период преодолеть почти полторы сотни километров.

Двадцать пятого мая Вейган сказал Рейно сакраментальную фразу:

— Франция совершила огромную ошибку, вступив в войну, — произнес он. — Теперь ей придется дорого заплатить за это преступное неблагоразумие.

— Если Германия предложит нам относительно выгодные условия, — поддержал его президент Франции Лебрен, — мы должны внимательно изучить и трезво обсудить их.

Интересно, что слова Вейгана удивительным образом перекликаются с сентенциями Й. Геббельса, который писал:

«Жизнь в оккупированных врагом районах Запада представляется сущим адом. Французский народ вынужден дорого расплачиваться за глупость своего правительства, которое объявило нам войну в сентябре 1939 года. Но он и заслужил этого. Как и поляки, которые теперь со слезами на глазах внушают мировой общественности, что они потеряли к настоящему времени в результате голода, депортации и уничтожения десять миллионов человек. Это — наказание за высокомерие, проявленное поляками в августе 1939 года».

Двадцать шестого мая немцы заняли Булонь и Калэ. И когда по приказу короля Леопольда III бельгийская армия капитулировала, армии союзников на севере оказались в тяжелом положении и должны были пробиваться вдоль узкого коридора к Дюнкерку.

Гордон Уотерфилд отмечал:

Семнадцатого мая де Голль начинает неожиданное наступление в направлении Монкорне, чтобы не дать неприятелю подойти к позициям, которые должны были быть занятыми Шестой армией. Его войска отчаянно сражаются за каждый клочок земли, и под адским огнем танкового корпуса генерала Гудериана де Голлю удается добиться тактических успехов, максимально возможных в тех условиях. Однако они не смогли оказать серьезного влияния на общее положение французской армии.

Генерал Гудериан в «Мемуарах солдата» писал:

Тем не менее премьер-министр Франции Поль Рейно сумел, наконец, оценить правоту де Голля, давным-давно предупреждавшего о громадной роли танков в предстоящей войне.

Двадцать восьмого мая полковник де Голль был произведен в чин бригадного генерала.

Третьего июня по Парижу впервые был нанесен бомбовый удар. Сотни парижан погибли. Налет начался в половине второго по полудню и вызвал большие разрушения в столице.

Пятого июня полным поражением закончилась битва под Дюнкерком. В четыре часа дня немцы начали наступление, в котором участвовало пятьсот тысяч солдат и около тысячи самолетов. На фронте, протяженностью в две сотни километров, было обозначено три главных удара: в районе Амьена, Перонны и канала Эллет.

В тот же день Поль Рейно производит перестановку в своем кабинете, в результате которой укрепляет свои позиции вице-премьер, старый знакомый де Голля маршал Анри Филипп Петен и его единомышленники, считавшие войну проигранной и выступающие за «почетный мир» с Германией на любых условиях. Генерал Шарль де Голль был приглашен на должность госсекретаря (младшего министра) национальной безопасности.

Спустя четыре дня Италия, боясь опоздать к разделу Франции, объявила ей войну. Предвидя скорую сдачу Парижа, правительство срочно покидает столицу и переезжает в Бордо.

Четырнадцатого июня по приказу военного министра генерала Вейгана Париж был сдан без боя. Де Голль предлагал Рейно эвакуацию правительственных структур и остатков армии на заморские территории, чтобы продолжить сопротивление, однако премьер-министр, имея сильную оппозицию в собственном кабинете, предпочел подать в отставку.

Во главе государства стал восьмидесятичетырехлетний маршал Анри Филипп Петен, выпускник Сен-Сира, герой первой мировой войны, много лет занимавший пост военного министра в нескольких французских правительствах. Вторым лицом был объявлен Пьер Лаваль, сделавший головокружительную карьеру, пройдя путь от неудачливого адвоката до сенатора.

Заняв пост премьер-министра, Анри Филипп Петен немедленно связался по телефону с министром иностранных дел Испании Хуаном Байгбедером и своим близким другом немецким послом в Испании фон Шторером и сообщил, что Франция прекращает сопротивление.

Двадцатого июня немецкое радио сообщило, что германское верховное командование готово заключить перемирие, и уже на следующий день французская делегация во главе с генералом Хюнтцигером была доставлена в Компьенский лес под Парижем. В том самом вагоне, где в 1918 году маршал Фош продиктовал германским представителям условия перемирия, нынешнюю французскую делегацию встречали злорадствующие Гитлер, Геринг, Гесс, Риббентроп, Редер и Кейтель.

История Третьей республики, насчитывающая семьдесят пять лет, закончилась.

Двадцать четвертого июня было достигнуто перемирие между фашистской Италией и Францией.

Оба договора вступили в силу двадцать пятого июня 1940 года в один час пятнадцать минут.

Однако еще тридцатого июня несколько французских дивизий мужественно сражались с захватчиками, а на «линии Мажино» многие гарнизоны отказывались признавать позорный мирный договор.

Двадцать шестого июня французская подводная лодка «Рюби» потопила вражеский корабль.

Надо сказать, что в момент наивысшей угрозы на германо-французском фронте Поль Рейно обратился к Сталину с просьбой оказать помощь самолетами и немедленно получил утвердительный ответ. Однако обещанная помощь оказалась невостребованной в связи с подписанием перемирия. С аналогичной просьбой французы обратились к правительству США и получили ответ, что американский народ готов оказать моральную и материальную поддержку, но не военную.

Очевидец событий Андре Симон отмечал:

С начала войны прошло меньше девяти месяцев. Собственно же боевые действия продолжались неполных тридцать восемь дней.

Впоследствии, анализируя причины быстрого поражения, генерал де Голль писал:

Согласно условиям перемирия, французские армия и флот подлежали разоружению и демобилизации. Германия и Италия получали в свое полное распоряжение или под свой контроль в исправном состоянии всю французскую артиллерию, все танки и самолеты, все средства тяги, боеприпасы и стрелковое оружие.

Демаркационная линия разделяла страну на две зоны: оккупированную вермахтом и неоккупированную. Большая часть страны, в том числе Париж и крупнейшие промышленные центры, попадали под юрисдикцию фашистской Германии. Франция брала на себя обязательство содержать оккупационные войска, выделяя на эти цели двенадцать миллиардов франков ежемесячно. На занятой гитлеровцами территории до войны проживало шестьдесят пять процентов населения, выплавлялось девяносто семь процентов чугуна и девяносто четыре процента стали, добывалось семьдесят девять процентов угля, сто процентов железной руды.

Десятого июля Лаваль, открывая так называемое «Национальное собрание», заявил:

«Поскольку демократия решила вступить в борьбу против нацизма и фашизма и проиграла ее, она должна исчезнуть. На смену ей должен прийти новый, смелый авторитарный режим, национальный и социальный».

Формально правительство Петена обладало самостоятельностью: издавало законы, декреты, назначало государственных чиновников и отныне располагалось в курортном городишке Виши. Петеновскому режиму разрешалось иметь небольшую — стотысячную — армию. Марионеточный режим поддерживал дипломатические отношения с рядом государств.

На неоккупированной территории запрещалась любая оппозиционная деятельность.

Позже Адольф Гитлер скажет:

«Все, что я видел в Париже, оставило меня равнодушным».

Впрочем, по свидетельству другого фашистского функционера, главного архитектора фюрера Альберта Шпеера, Гитлер, напротив, восторгался красотами столицы Франции: «Увидеть Париж было мечтой моей жизни. Не могу выразить, до чего я счастлив, что… эта мечта сбылась».

«Вечером того же дня, — продолжает вспоминать Шпеер, — он (Гитлер) вторично принял меня в маленькой горнице крестьянского дома. Он сидел один за столом. Без долгих подходов он сказал: «Подготовьте текст указа, которым я велю возобновить в Берлине строительные работы в полном объеме… Разве Париж не прекрасен? Берлин должен стать еще прекрасней. Раньше я часто задавался вопросом, не следует ли разрушить Париж, — продолжал он с таким же невозмутимым спокойствием, словно речь шла о простейшем деле, — но когда мы доведем до конца строительство в Берлине, Париж станет не более чем тенью. Так чего ради разрушать его?»

После подписания перемирия между Германией и Францией Соединенные Штаты продолжали поддерживать дипломатические отношения с Виши. Американское правительство через Красный Крест оказывало марионеточным властям обширную продовольственную помощь. США надеялись, что это сделает Петена более сговорчивым в вопросах неограниченного доступа США к французским колониальным владениям. Американцы требовали размещения военных баз на Антильских островах, островах Мартиника и Сен-Пьер, а также во Французской Гвиане.

Девятого июня состоялась первая встреча де Голля с Черчиллем в Бриоре в ходе трехчасовых переговоров о судьбе Франции, где между генералом и премьер-министром сразу же возникли тесные деловые отношения. Впрочем, Уинстон Черчилль, поручая генералу Спирсу подобрать будущего руководителя французского правительства в изгнании, отнюдь не подразумевал де Голля, полагая его недостаточно авторитетной фигурой.

Вот что вспоминает об этой встрече генерал де Голль:

«Черчилль принял меня на Даунинг-стрит. Это была моя первая встреча с ним. Впечатление от нее укрепило мое убеждение в том, что Великобритания, руководимая таким борцом, как он, никогда не покорится. Черчилль показался мне человеком, которому по плечу самая трудная задача, только бы она была при этом грандиозной. Уверенность его суждений, широкая эрудиция, знание большинства проблем, стран, людей, о которых шла речь, наконец, огромный интерес к военным вопросам проявились в ходе беседы в полной мере. Кроме всего прочего, по своему характеру Черчилль был создан для того, чтобы действовать, рисковать, влиять на ход событий, причем решительно и без стеснений».

Шестнадцатого июня 1940 года генерал де Голль в качестве заместителя военного министра встретился в Лондоне с Черчиллем, лордом Галифаксом и французским послом. В тот же день он вылетел на родину, где встретился с Рейно и передал ему проект слияния Англии и Франции в одно государство, чему помешала отставка премьер-министра.

Семнадцатого июня генерал де Голль, его адъютант Жоффруа де Курсель и начальник дипломатической канцелярии Ролан де Маржери снова летят в Лондон, где состоялась новая встреча премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля и будущего президента Пятой республики. Участники встречи уже знали, что Петен обратился к Гитлеру с просьбой о перемирии и выступил по радио.

Престарелый Анри Филипп Петен сказал:

Де Голль убеждал Черчилля в том, что Франция отнюдь не сложила оружия, что французы никогда не примирятся с позорной капитуляцией. Генерал сказал, что он продолжит борьбу с немецко-фашистскими захватчиками и готов возглавить сопротивление.

Восемнадцатого июня де Голль выступил по Би-би-си с обращением к Франции. Это событие принято считать эпохальным в борьбе французского народа с немецко-фашистскими захватчиками.

Вот его выступление:

«Военачальники, возглавлявшие в течение многих лет французскую армию, сформировали правительство. Ссылаясь на поражения наших армий, это правительство вступило в переговоры с противником, чтобы прекратить борьбу.

Конечно, нас подавили и продолжают подавлять механизированные, наземные и воздушные силы противника.

Нас вынуждают отступать не столько численное превосходство немцев, сколько их танки, самолеты, их тактика. Именно танки, самолеты, тактика немцев в такой степени захватили наших руководителей врасплох, что ввергли их в то положение, в котором они сейчас находятся.

Но разве сказано последнее слово? Разве нет больше надежды? Разве нанесено окончательное поражение? Нет!

Поверьте мне, ибо я знаю, о чем говорю: для Франции ничего не потеряно, мы сможем в будущем одержать победу теми же средствами, которые причинили нам поражение.

Ибо Франция не одинока! Она не одинока! Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она, как и Англия, может неограниченно использовать мощную промышленность Соединенных Штатов.

Эта война не ограничится лишь многострадальной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. Невзирая на все ошибки, промедления, страдания, в мире есть средства, достаточные для того, чтобы в один прекрасный день разгромить наших врагов. И хотя мы сейчас подавлены механизированными силами, в будущем мы сможем одержать победу при помощи превосходящих механизированных сил. От этого будут зависеть судьбы мира.

Я, генерал де Голль, находящийся в настоящее время в Лондоне, обращаюсь к французским офицерам и солдатам, которые находятся на британской территории или могут там оказаться в будущем, с оружием или без оружия; к инженерам и рабочим, специалистам по производству вооружения, которые находятся на британской территории или могут там оказаться, с призывом установить контакт со мной.

Что бы ни произошло, пламя французского Сопротивления не должно погаснуть и не погаснет.

Завтра, как и сегодня, я буду выступать по Лондонскому радио».

Мужественный поступок генерала не оставило без внимания советское руководство, которое распорядилось срочно собрать самые подробные сведения о Шарле де Голле. В то время СССР поддерживал дипломатические отношения с Виши, куда из Парижа вместе с Петеном и его приспешниками переехало советское посольство.

Сбором сведений о генерале было поручено заниматься товарищам из Народного комиссариата иностранных дел и Исполнительного комитета III Интернационала.

Уже одиннадцатого июля «живая легенда» ФКП Жак Дюкло сдал своим кремлевским шефам подробный отчет, в котором характеризовал генерала де Голля как ставленника английского империализма и выходца из французских буржуазных слоев.

Однако эта эпистола не стала руководством к действию, и Жак Дюкло получил указание от генерального секретаря Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала (ИККИ) Георгия Димитрова забыть о своем негативном отношении к генералу.

В то же время советские компетентные органы продолжали сбор информации о генерале и не спешили объявить официальное к нему отношение. Это продолжалось до тех пор, пока один из немногих коммунистов, относящихся к де Голлю с симпатией, писатель Жан-Ришар Блок получил разрешение положительно оценить деятельность де Голля как лидера «Свободной Франции».

Вот что писал о генерале писатель-коммунист:

«Первые же выступления генерала по лондонскому радио в июне явно всколыхнули, наэлектризовали Францию. Он призывал эту раздавленную страну к борьбе, он призывал эту разоруженную страну к борьбе, он призывал эту униженную страну к чести, он призывал эту разбитую страну к реваншу, он призывал эту оккупированную страну к освобождению. Он называл измену изменой, он создавал армию, он заклинал «французскую империю» сплотиться вокруг Великобритании. Даже у коммунистов зарождалось тайное нежное чувство к этому энергичному человеку, о котором почти ничего не было известно…»

Однако «нежные чувства» французских коммунистов к генералу оказались недолговечными.

С началом «странной» войны Французская республика ощутила стратегические преимущества, которые обеспечивали ей колонии. Уже осенью 1939 года на действительную военную службу было призвано свыше двухсот тысяч жителей Алжира, из которых больше половины были арабами.

Слова де Голля о том, что «за ней (Францией) стоит обширная империя», не были пустым звуком. Предательство Петена встретило растущее сопротивление не только во Франции, но и в ее колониях. После исторического выступления де Голля по британскому радио, французские колонии одна за другой начали присоединяться к «Свободной Франции».

Позже один из героев второй мировой войны генерал Ф. Леклерк де Отклок вспоминал:

«Начиная с 1940 года, удивленный мир смог увидеть, как наша империя устремилась на помощь матери-родине. Эта империя стала театром первых побед нашей возрождающейся силы. Она была также одним из участников этих побед, поскольку ее ресурсы позволили нам воссоздать французскую армию».

Аборигены французских колоний в Африке составляли значительную часть вооруженных сил «Сражающейся Франции» и принимали самое активное участие в боевых действиях на территории Европы. По признанию генерала де Голля, две трети французских армий, ведущих освободительную войну с гитлеровцами, состояли из африканцев и арабов.

Девятнадцатого июня из Бреста на последнем пароходе из Франции прибыла мадам де Голль с детьми. Сначала они жили в Лондоне, но вскоре переехали в пригород. Филипп де Голль поступил в английскую морскую школу, а Элизабет — на курсы медицинских сестер.

Мать де Голля осталась во Франции и скончалась шестнадцатого июля 1940 года, услышав за несколько дней до смерти выступление Шарля по Би-би-си:

«Если четырнадцатое июля 1940 года — это день траура для нашей родины, пусть он же станет днем надежды. Победа будет за нами! И мы добьемся ее, за это я отвечаю, с участием французского оружия!»

Да, таким сыном можно гордиться.

Отпевали мать генерала в пемпонской церкви. Вишистская администрация запретила произносить священникам и упоминать в прессе фамилию де Голль. Мать генерала хоронили как Жанну Майо, однако Франция знала, кто ушел из жизни. Несмотря на категорический запрет властей, жандармы выстроились в почетный караул у гроба матери будущего освободителя республики.

К этому времени под командованием генерала находилось всего два французских батальона, эвакуированных из Норвегии, и три небольших корабля. Из высокопоставленных военных и гражданских чиновников, присоединившихся к генералу, следует отметить адмирала Мюзелье, генерала Катру, генерала Лежантийома, администратора кабинета Рейно Гастона Палевски и других.

Девизом «Свободной Франции» стали слова «Честь и Родина», а эмблемой — лотарингский крест. Черчилль приказал отвести правительству де Голля время на Лондонском радио, которое начало вещание на Францию. Это помогло де Голлю заявить о себе на родине, где крепла оппозиция вишистскому правительству.

Двадцать восьмого июня де Голль узнал, что «Правительство Его Величества признает генерала главой всех свободных французов, которые, где бы они ни находились, присоединяются к нему для защиты дела союзников». Де Голлю и его сподвижникам был предложен офис на Карлтон-Гардене, 4.

Третьего июля английский флот внезапно атаковал французскую (вишистскую) эскадру у берегов Алжира. Несколько минут потребовалось британскому флоту, чтобы вывести из строя французские корабли, стоявшие на якоре у пирса Мерс-эль-Кебир. В тот же день английские власти захватили все французские плавсредства, находящиеся в английских портах.

В результате описываемых событий Франция потеряла полторы тысячи человек убитыми и ранеными.

Правительство Виши разорвало с Великобританией дипломатические отношения, а де Голль публично заявил о своем резком осуждении неожиданной акции англичан, ибо полагал, что петеновская пропаганда не преминет использовать атаку для дискредитации «Свободной Франции».

Де Голль продолжал прибирать к руками заморские, в первую очередь африканские территории. В июле о присоединении к «Свободной Франции» заявили администрации колоний Французской Экваториальной Африки — Чада, Конго, Убанги-Шари, Габона и Камеруна. О своем признании де Голля заявило несколько французских колоний в Тихом океане.

Однако вовлечение колоний в мировую войну имело и оборотную сторону. Народы, находящиеся под управлением Французской республики, ожидали от метрополии шагов, направленных на представление им полной независимости. Де Голль удерживал колонии в составе империи, но это давалось все труднее и труднее. Даже в самых отсталых странах Черной Африки размышляли о своем месте в современном мире, мечтая о дне, когда их родина обретет свободу.

Де Голль и его соратники понимали, что старые методы управления все чаще дают сбои, и искали новые формы сосуществования с колониями, тем более, что без их поддержки трудно было себе представить как победу, так и последующее возрождение Франции.

Важную роль в работе с колониями сыграла Браззавильская конференция губернаторов заморских территорий, на которой была разработана концепция трансформации империи в союз. Губернаторами был предложен ряд мер по повышению жизненного уровня населения колоний и модернизации экономики зависимых стран.

Седьмого августа 1940 года де Голль и Черчилль договорились об основах формирования французских добровольческих сил в Великобритании и их последующем участии в борьбе с общим противником. Согласно этим договоренностям англичане обязались финансировать де Голля и, несмотря на то, что Черчилль не рассматривал де Голля как отправителя государственных функций, генералу разрешили использовать в своих структурах элементы будущего государственного аппарата. В военных вопросах договор обязывал де Голля подчиняться директивам английского командования.

В то время де Голль всецело зависел от Черчилля и посчитал условия соглашения вполне приемлемыми.

За день до этого де Голль и Черчилль договорились о совместной акции — штурме Дакара с моря, которая бесславно провалилась. После трех дней артиллерийской перестрелки между кораблями союзников и оборонительными редутами Дакара изрядно побитые нападавшие отошли в море.

Тридцатого июня 1940 года де Голль получил письмо от поверенного в делах Франции в Лондоне де Кастелляна.

Де Голль ответил, что его не интересуют документы, подписанные чиновниками вишистского правительства.

Двадцать седьмого октября 1940 года, находясь в Конго, генерал де Голль издает Манифест о структуре французской власти во время войны, в котором резко осудил деятельность маршала Петена. Вместе с Манифестом увидел свет ордонанс (указ), доводящий до сведения французов и союзников факт создания Совета обороны империи, призванного руководить военными действиями.

В Совет обороны вошли бывший генерал-губернатор Индокитая Катру, адмирал Мюзелье, генерал де Лармина, д’Аржелье, Леклерк, губернатор Чада Эбуэ и др.

В Манифесте говорилось:

Семнадцатого ноября де Голль возвращается в Великобританию, чтобы работать над завершением формирования собственного Управления политическими делами, которое состояло из Генерального штаба и информационной службы. На первом этапе главной задачей создаваемой структуры была реклама «Свободной Франции», ее признание международной общественностью и набор рекрутов в боевые отряды. С этой миссией во все концы света отправились эмиссары де Голля, многие из которых успешно справились со своей задачей.

И все-таки, несмотря на титанические усилия, к концу 1940 года де Голль располагал всего-навсего семью тысячами солдат и офицеров.