Гении сыска. Этюд в биографических тонах

Интерлюдия вторая. Дедушка Шерлока Холмса

Вскользь брошенные слова Конан Дойла об Орасе Верне, внучатым племянником которого он сделал Шерлока Холмса, заставили меня внимательнее присмотреться к фигуре этого художника-баталиста и ориенталиста, весьма популярного в своё время не только во Франции, но и в других странах Европы.

С автопортрета на нас смотрит худощавый мужчина в псевдовосточной одежде, с высоким лбом, орлиным носом, иронической улыбкой. В руке он держит курительную трубку с длинным чубуком. Фоном служит мастерская художника, среди атрибутов — восточные кинжалы и сабли.

Что-то в его облике действительно напоминает придуманного Артуром Конан Дойлом гениального сыщика. Возможно, конечно, что именно внешнее сходство побудило писателя сыграть в такую изящную игру — дать плоду своего воображения родство с реальным человеком. Возможно даже, что портрет Верне повлиял на фантазию Конан Дойла. Но нам хочется думать, что причины не только в портрете. Вполне вероятно, что писатель знал некоторые страницы биографии «родственника» Шерлока Холмса. А страницы эти весьма любопытны. И свидетельствуют, что артистичность, о которой вспоминает Холмс, действительно, принимает удивительные формы.

Орас Верне, внук художника Жозефа Верне и сын художника Карла Верне, родился в 1789 году. Искусству он учился у отца, и успехов на поприще живописи добился не меньших, чем тот, а, возможно, и больших. Его полотна — в основном, батальные («Взятие Танжера», «Сражение при Йене», «Битва на море» и др.), имели огромный успех.

Но для нас представляет интерес другая сторона его деятельности. Орас Верне рано вошёл в политическую элиту Франции. Кроме живописи он занимался ещё и дипломатией, выполняя самые различные поручения Луи-Филиппа и Наполеона III. В качестве не только художника, но и дипломата (возможно, и разведчика) он принимал участие в военных операциях французской армии в Алжире в 1833 году. В 1836 году, а затем в 1842–1843 годах Верне побывал в России, опять-таки, сразу в двух ипостасях: как дипломатический посланник и как художник.

Картины этого периода выставлены сегодня в Эрмитаже. Среди них — один из лучших портретов императора Николая I и семейный портрет царского семейства («Царскосельская карусель»).

В качестве же дипломата Верне предпринимал попытки к установлению более тёплых отношений между пославшим его Луи-Филиппом и русским императором, недолюбливавшим «короля-гражданина» (как называл себя Луи-Филипп).

Трудно сказать, насколько ему это удалось. Возможно, дипломатическими способностями Верне и в самом деле обладал, ведь не случайно король посылал его в Россию дважды. Кое-что можно почерпнуть из его писем к жене, опубликованных ещё в 1865 году, а недавно переведённых и на русский язык.

«Санкт-Петербург, после 20 августа 1842 г.

Итак, я снова в этом большом неустроенном городе. Император принял меня всё с той же сердечностью, но разговор был короткий. Он спросил о королевской фамилии, интерес к которой у него не охладился, однако я не счёл уместным пускаться в дальнейшие объяснения при князе Волконском, отложив оные до ближайших дней…»[97] [Курсив мой — Д. К.]

Уже из этого письма, одного из первых, следует, что он был не просто посланником, но конфиденциальным посланником между двумя монархами. В других письмах обращает на себя внимание его интерес к русской армии, боевым действиям, которые в то время вела Россия, а заодно и попытки анализа взаимоотношений между солдатами и офицерами:

«29 июня 1842 г., Царское Село.

<…>

…Мы приехали с манёвров, которые были великолепны. Семьдесят тысяч солдат под разверзшимся от дождя небом… К сожалению, в этом году придётся отказаться от большого турне — время мало сему благоприятствует, особенно на Кавказе… Получили известие о новом большом сражении, но кто победил, об этом ничего не говорят. Зато уже известны имена убитых офицеров, что позволяет догадываться об исходе дела…»[98]

«Санкт-Петербург, после 20 августа 1842 г.

<…>

…Обращённые ко мне в обществе вопросы показывают беспокойство о будущем этой страны. За последнее время в администрации и армии случились ужасающие убийства. Несколько дней назад один чиновник застрелил товарища министра финансов князя Гагарина. Преступника осудили на шесть тысяч шпицрутенов, но он умер после тысячи двухсот. Теперь обнаружилось, что его вынуждали признаться в хищениях, совершавшихся на самом деле важными персонами.

Сей случай возбудил изрядное волнение в среднем классе, у которого нет ни суда, ни защиты против тирании вельмож…»[99]

«Санкт-Петербург, 21 октября 1842 г.

<…>

…Взбунтовалось целое военное поселение — ни один офицер не уцелел, все были хладнокровно перерезаны. Солдаты, возглавляемые унтер-офицерами, явились к своим начальникам и заявили: «Мы не держим на вас обиды, но вы обречены на смерть, кончайте свои дела, мы придём за вами. И они пришли. Должно быть, наказание было ужасным, поскольку об этом ничего не известно. Все эти полки расформированы…»[100]

С одной стороны, ничего удивительного нет в том, что художник-баталист проявляет повышенный интерес к военным учреждениям страны, в которой находится с визитом. С другой стороны, почему-то кажется, что человек именно такой профессии выбран был Луи-Филиппом не случайно. Тут учитывался и благосклонный интерес русского императора к батальной живописи, и слава художника, и его профессиональные качества.

Сегодня трудно установить, что именно, кроме официальных дипломатических обязанностей, выполнял в Санкт-Петербурге французский художник. Но соблазнительно предположить, что были среди них и те, в которых Орас Верне проявил качества, роднящие его с вымышленным потомком. Не исключено, что та же мысль появилась и у молодого писателя Артура Конан Дойла, когда он придумывал биографию своему герою.

Но тут мы вступаем на территорию чистой фантазии. Если, разумеется, в будущем не обнаружатся документы, подробнее знакомящие нас не только с художником Орасом Верне, но и с профессиональным дипломатом и, возможно, разведчиком Орасом Верне.

Разумеется, в письмах Верне нашлось место не только дипломатии и армии.

Есть и забавные истории, почти анекдоты. Например, вот такой:

«…После богослужения император целуется с первым встречным. Обычно это часовой, стоящий у дверей. Несколько лет назад Государь поцеловал гренадера Преображенского полка со словами: «Христос воскресе!», на что тот отвечал:

«Никак нет!» — он оказался евреем. С этого дня всех евреев перевели во флот, и в сухопутных войсках не осталось ни одного…»[101]

Встречаются и описания чрезвычайно запутанных уголовных преступлений, одно из которых художник сравнивает с «Парижскими тайнами» Эжена Сю. И ведь как соблазнительно было бы написать роман, в котором старший родственник великого сыщика раскрывает преступление, находясь в столице России!

Оставим же эту незаурядную личность и вернёмся к его «внучатому племяннику». Но прежде — забавная деталь. Сравнивая портрет Николая I, написанный Верне, с его автопротретом, нельзя не заметить поразительного сходства между этими лицами. И тут сразу же вспоминается, что советский актёр Василий Ливанов, замечательно сыгравший великого сыщика в знаменитом сериале Игоря Масленникова, несколькими годами ранее столь же прекрасно сыграл… молодого Николая I в фильме Владимира Мотыля «Звезда пленительного счастья». Видимо, режиссёр не случайно обнаружил сходство между «внучатым племянником» Ораса Верне и русским императором.