Гении сыска. Этюд в биографических тонах

Интерлюдия третья. Эхо лесного выстрела

19 октября 1894 года в лесу под Лондоном прогремел выстрел. В самом звуке выстрела ничего неожиданного не было — здесь находились излюбленные места охоты лондонской аристократии.

Но на этот раз пуля поразила не оленя, а человека. Целью неизвестного стрелка стал один из самых блестящих представителей лондонского света 27-летний сэр Фрэнсис Арчибальд Дуглас, виконт Драмланриг. Несмотря на то, что погибший не просто представлял древний и знаменитый род, но ещё и занимал высокое положение в политике (он был секретарём министра иностранных дел Арчибальда Филиппа Примроуза, графа Розбери), никто никакого расследования не проводил.

Официальная версия гласила: сэр Фрэнсис Дуглас пал жертвой несчастного случая на охоте. Кто-то верил этой версии, кто-то — нет. Среди тех, кто — нет, был и младший брат убитого сэр Альфред Дуглас, известный в богемных кругах британской столицы под прозвищем «Боузи». Боузи не просто не верил в несчастный случай. Он был убеждён в том, что знает истинного виновника этой смерти.

Альфред считал преступником маркиза Квинсберри, который приходился отцом и убитому Фрэнсису, и самому Альфреду. Боузи был уверен: лорд Джон Шолто Дуглас, 9-й маркиз Куинсберри лично застрелил своего старшего сына. Или, в крайнем случае, нанял убийцу. Иногда он, впрочем, делал уступку: признавал, что его отец, возможно, лишь довёл Фрэнсиса до самоубийства. Так или иначе, но ничто не могло поколебать его уверенность в виновности отца. А далее — негаснущая ненависть к маркизу, которая подпитывалась тем, что братья были очень близки между собой.

Причиной убийства Боузи считал самодурство маркиза Квинсберри и его деспотический, тиранический характер.

При знакомстве с этой историей у меня сложилось стойкое убеждение в том, что маркиз растлил своих сыновей — если не физически, то духовно. В том смысле, что относился к ним, как султан к собственному гарему. Ещё раз повторяю: это не означает физического насилия, скорее, духовное. Для маркиза Квинсберри было характерно извращённое чувство собственника.

О нетрадиционной же сексуальной ориентации Дугласа-старшего никаких упоминаний нет — в отличие от его сыновей, и старшего Фрэнсиса, и младшего Альфреда, и — хотя неявно — среднего, Перси, унаследовавшего в 1920 году отцовский титул и ставшего 10-м маркизом Квинсберри.

Первым взбунтовался Фрэнсис, оставивший отцовский дом, поступивший на службу в министерство иностранных дел и, по упорным слухам, ходившим в светских кругах, ставший не только секретарём, но и любовником графа Розбери.

Последнее обстоятельство вызвало ярость отца, который неоднократно грозился «примерно наказать» старшего сына. Альфред считал, что убийство (или самоубийство) Фрэнсиса как раз и стало тем самым «примерным наказанием».

Альфред пытался найти возможность отомстить отцу за гибель любимого брата. Но силы были слишком неравны.

Тем не менее мысли о возмездии Боузи не оставил. Он лишь искал повода.

И повод вскоре представился.

Ещё в 1892 году юный аристократ Альфред Дуглас познакомился со знаменитым писателем Оскаром Уайльдом. Уайльд всерьёз увлёкся юношей. Настолько, что оставил семью. Возможно, в Боузи он увидел своего Дориана Грея. И не только он — многим эта история показалась воссозданием в реальной жизни канвы знаменитого романа.

Эти отношения, как и следовало ожидать, привели в неописуемую ярость маркиза Квинсберри: младший сын пошёл по пути старшего. Мало того, Фрэнсис всячески поддерживал Альфреда.

Маркиз начал преследовать писателя, пытаясь прекратить связь между Уайльдом и «Боузи». Нападки взбешённого Квинсберри достигли кульминации в 1895 году, когда он оставил для Уайльда записку, подписанную «Оскару Уайльду, позёру и содомиту». Записку Куинсберри оставил на видном месте в клубе, который обыкновенно посещал Уайльд.

Вскоре писатель подал в суд иск, обвиняя маркиза Куинсберри в клевете.

Тут я хочу остановиться.

Вызывает недоумение то, что Оскар Уайльд, который откровенно пренебрегал общественным мнением и занимался всю жизнь тем, что дразнил благопристойных господ и дам, вдруг настолько возмутился выходкой человека, считавшегося в обществе субъектом вздорным и малоуважаемым, несмотря на аристократичность происхождения. Когда за год до того в Лондоне появился анонимно изданный роман «Зелёная гвоздика» (несмотря на анонимность, вскоре стало известно, что автором романа был Ричард Хитченс), в сатирических тонах изображавший страсть Уайльда к Боузи, писатель лишь пожал плечами. Когда карикатурист Марк Бирбом высмеивал и унижал его в своих статьях и весьма недружеских шаржах, Уайльд не реагировал. А тут…

Альфред Дуглас усмотрел в открытом противостоянии Оскара Уайльда и маркиза Квинсберри возможность уничтожить маркиза и тем самым отомстить за смерть брата, которого он, действительно, очень любил. Именно он заставил Уайльда обратиться в суд — с тем, чтобы наказать маркиза.

Уайльд так и сделал — как выяснилось, на свою беду.

На что именно рассчитывал Боузи, подстрекая Уайльда к войне против «Багрового маркиза» (так называли в свете маркиза Куинсберри за необузданный нрав и скандальные выходки), сказать трудно. Может быть, он считал, что умный интеллектуал Оскар Уайльд легко победит в судебном противостоянии необразованного и вспыльчивого Квинсберри. И поддавшись уговорам, Оскар Уайльд подал в суд на маркиза Квинсберри, требуя последнего к ответу за клевету.

Но…

К сожалению, первую часть оскорбительного определения, каким наградил Уайльда разъярённый маркиз, писатель оправдал полностью. Истец действительно предстал в суде, мягко говоря, человеком, склонным к рисовке. Он сыпал остроумными поговорками, цитатами, его едкие насмешки язвили судью и вызывали одобрительный смех среди зевак. Парадоксы Уайльда, афористичные реплики — всё это подхватывалось присутствующими на процессе репортёрами и разносилось по всему свету. Словом, Уайльд купался в волнах публичной славы, на которую он, при всём своём исключительном таланте, был весьма падок.

А что же ответчик? Что же Квинсберри? Маркиз, в отличие от Уайльда, подошёл к процессу куда более ответственно. Он обратился к профессионалам.

Квинсберри нанял известного частного детектива, бывшего полицейского Джона Джорджа Литтлчайлда — одного из лучших в своём деле.

Дж. Дж. Литтлчайлд родился в 1848 году в Ройстоне (Хартфордшир). В полицию он поступил в 1870 году, через год стал детектив-сержантом. В 1883 году он фактически возглавил специальный ирландский отдел Скотланд-Ярда (формально начальником отдела был старший инспектор Альфред Уильямсон, одновременно возглавлявший весь сыскной департамент столичной полиции). В 1878 году Литтлчайлд стал детектив-инспектором, а в 1891 — старшим инспектором. Через два года, в 1893-м, он уволился из полиции и открыл частное детективное бюро.

Маркиз, несмотря на свою вспыльчивость и необузданный нрав, поступил весьма логично и трезво. Он поручил Литтлчайлду собрать доказательства нетрадиционных наклонностей знаменитого писателя. Литтлчайлд занялся делом и очень быстро нашёл двенадцать свидетелей — молодых людей, которые дали показания об своей связи с писателем. Процесс о клевете был проигран Уайльдом.

И тотчас начался суд уже над истцом — по обвинению его в непристойном поведении. За десять лет до того к британскому уголовному законодательству была принята поправка, запрещающая «непристойные отношения между взрослыми мужчинами». В соответствии с этой поправкой Уайльда приговорили к двум годам тюремного заключения.

В истории литературы сложилась традиция рассматривать Альфреда Дугласа, Боузи, как капризного никчёмного сноба с холодной душой — в частности, из-за его поведения по окончании процесса Уайльда.

В своей знаменитой тюремной исповеди «De profundis» писатель упрекает своего возлюбленного за холодность и равнодушие. Мне же кажется, что поведение молодого сэра Альфреда Дугласа связано с острым разочарованием результатами этой истории — и разочарованием в своём возлюбленном. Он ведь ожидал, что блестящий Оскар Уайльд легко победит его ненавистного отца и хотя бы выставит на всеобщее посмешище того, кого Боузи считал (с основанием или без оных) виновником гибели любимого брата. Вышло же всё иначе: Уайльд (во всяком случае, в представлении юного Альфреда) предстал позёром, которому аплодисменты черни, заполнявшей зал суда, сиюминутный успех у неё были дороже мести, задуманной Альфредом Дугласом. А ещё замечу, что тёмная история убийства (самоубийства, несчастного случая и т. д.) лорда Фрэнсиса Арчибальда Дугласа, виконта Драмланрига, так и осталась одной из многочисленных криминальных загадок викторианского Лондона…

Альфред Дуглас, ставший после смерти отца и старших братьев лордом Альфредом Дугласом, до конца жизни (он умер в 1945 году) отвергался литературной «тусовкой». Найо Марш, известная писательница, автор многочисленных детективных романов, вспоминала, как, впервые приехав в Лондон (она родилась в Новой Зеландии), впервые же посетила столичное артистическое кафе. Дело было в 1928 году. Марш обратила внимание на пожилого джентльмена, сидевшего в углу над чашечкой кофе, и на то, что вокруг него образовалось как бы мёртвое пространство, словно никто из присутствующих не желал даже случайно оказаться чересчур близко от него.

Она поинтересовалась у друзей, кто этот человек. «Боузи, — ответили ей. — Тот самый. Злой гений несчастного Уайльда».

Добавлю, кстати, что, став спустя много лет после смерти Оскара Уайльда примерным католиком, раскаявшимся в прежних своих прегрешениях, Альфред Дуглас был крёстным отцом старших детей знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан — будущей жены Сергея Есенина.

Что до Литтлчайлда, то сыщик всего лишь добросовестно выполнил свою работу. Не исключено, что он даже сочувствовал писателю: Джон Литтлчайлд, несмотря на полицейское прошлое, входил в круг лондонской «золотой молодёжи» — повес, заполнявших театральные ложи, проводивших свободное время в дорогих ресторанах и клубах.

Хотя участие в громком процессе принесло Литтлчайлду славу с акцентом скандальным (и чем дальше, тем больше), многие современники отзывались о нём как о человеке профессионально безупречном и даже щепетильном в отношении современной ему «цеховой» этики. Вот, например, одна история, описанная Фицроем Гарднером, дружившим с Литтлчайлдом как раз в те времена:

«Более двадцати лет тому назад существовали так называемые частные детективы иной породы, не такие, каким был Литтлчайлд. Они специализировались на разводах и иногда добывали необходимые доказательства. Они любили охотиться на благотворительных концертах в Ковент-Гардене. Один наиболее известный из них публиковал свои объявления в «колонке страждущих». Он предлагал следить за мужьями и называл себя Слейтером, хотя никто не знал его настоящего имени.

Слейтер настолько запятнал саму профессию частного детектива, что в итоге три человека, все бывшие полицейские, с Литтлчайлдом во главе, устроили на него охоту»[169].

По словам Гарднера, Литтлчайлд и ещё два частных сыщика, все полицейские в прошлом, вступились за честь мундира. Установив за Слейтером слежку, они смогли добыть неопровержимые доказательства того, что Слейтер и его подручные не столько искали доказательства неверности супругов, сколько фабриковали их — например, подпаивали мужей и провоцировали их на неподобающее поведение, к вящему удовольствию нанимавших Слейтера жён. Скандал получился большой, Слейтер спешно закрыл своё бюро и исчез из Лондона.

Из этой истории можно вынести ложное впечатление, будто сам Литтлчайлд не занимался бракоразводными делами. Разумеется, это не так — именно такие дела составляли основу деятельности частных детективов, и Литтлчайлд не был тут исключением. Сам же Гарднер вспоминает об одном таком процессе — деле Баккарта, получившем громкую известность из-за участия в нём принца Уэльского, будущего короля Эдуарда. Принц Уэльский был одним из свидетелей со стороны истца. Литтлчайлд собирал материалы для этого процесса и для дела Мордаунта, имевшего место несколькими годами раньше (в нём тоже одним из свидетелей выступал принц Уэльский).

Процесс Оскара Уайльда был не единственным громким делом, в котором оказался замешан частный детектив Джон Литтлчайлд. Не менее скандальным (хотя и в ином смысле) стал процесс, вошедший в анналы криминалистики как «Дело Друс — Портленд». Он длился ещё дольше, чем рассматривавшееся нами ранее дело лже-Тичборна. Как вы помните, Уичер занимался самозванцем около семи лет. В деле Друс — Портленд точка была поставлена спустя десять лет после начала. На наш взгляд, финальная точка не ликвидировала обилие лакун в странной этой истории и не ответила на все вопросы. Сходство с делом лже-Тичборна не только в длительности, но ещё и в том, что здесь тоже присутствовали и самозванцы, и таинственные события, и лжесвидетельства. Вообще же, называя шантаж самым популярным преступлением той эпохи, мы, возможно, поторопились: истории доктора Джекила и мистера Хайда тоже были почти что обыденностью.

По сравнению с пятым герцогом Портлендом маркиз Квинсберри был серой заурядностью. Странности маркиза рядом со странностями герцога выглядят лёгким ветерком по сравнению с торнадо. Во-первых, герцог Портленд страдал целым букетом фобий. Например, панически боялся простуд, в связи с чем носил странные костюмы и ещё более странные парики и головные уборы. А ещё он со временем перестал общаться со слугами, передавая им письменные распоряжения посредством почтовых ящиков с двойными камерами. Единственным человеком, имевшим возможность лицезреть хозяина, был его камердинер. Выходил из дома герцог только ночью, при этом слуга впереди нёс фонарь. Сам же Портленд шествовал за фонарщиком в сорока метрах, не приближаясь ни на шаг. В тех редких случаях, когда ему всё же приходилось выйти днём, он нёс над собой огромный зонт, скрывавший от случайных взоров его лицо.

В придачу ко всему герцог затеял грандиозное строительство в своём доме, выстроив огромный подземный дворец, включая большой зал 50 на 20 метров. Ходили слухи, что общая длина туннелей, проходивших под усадьбой, составили 24 (!) мили.

Словом, перед нами образцовый герой готического «романа тайн». Скончался он 6 декабря 1879 года в своей лондонской резиденции, не оставив наследников мужского пола. Титул герцога Портленда перешёл к его двоюродному брату Уильяму Кавендишу-Бентинку.

А спустя семнадцать лет, в 1896 году, некая Мэри-Энн Друс выступила с сенсационным заявлением (или обвинением). По её словам, не в меру эксцентричный Портленд вёл двойную жизнь. Ни дать, ни взять — доктор Джекил, создавший мистера Хайда. Мистер Хайд герцога Портленда носил имя Томаса Чарльза Друса. Мистер Хайд-Друс, в отличие от Джекила-Портленда, никакой эксцентричностью не отличался. Он был торговцем, имел семью и детей, владел рынком в районе Бейкер-стрит и вёл жизнь добропорядочного зажиточного буржуа. Его дочерью и была Мэри-Энн Друс. Вслед за первым её заявлением последовали другие, каждый раз всё более скандальные и сенсационные.

Из её рассказов вырисовывалась картина настолько запутанная, таинственная, страшная и даже мистическая, что в некоторых случаях повесть Стивенсона бледнеет на фоне действительных событий. Миссис Друс обвинила своего отца герцога Портленда, во-первых, в убийстве. По её словам, герцог (тогда ещё маркиз Тичфилд) страстно влюбился в некую Анну Мэй, незаконную дочь графа Беркли, и ради близости с ней убил соперника — собственного младшего брата лорда Джорджа Бентинка. Убийство лорда Бентинка действительно имело место в 1848 году — и не было раскрыто. Вот после этого будущий герцог Портленд (он стал герцогом в 1854 году, после смерти отца) и построил подземные чертоги, тоннели и ходы, в которых укрылся от внешнего мира. Одновременно в мир вошёл некий торговец Томас Чарльз Друс. Анна Мэй стала женой торговца-герцога.

У них родились дети. Спустя тринадцать лет Хайду-Друсу наскучила семейная жизнь (по словам миссис Друс, он частенько поколачивал свою жену и отпрысков), в 1864 году он инсценировал свою смерть и вернулся к первоначальному образу, прожив ещё несколько лет в роли эксцентричного пятого герцога Портленда.

Для подтверждения этого заявления и удовлетворения своего иска, миссис Друс потребовала вскрыть гроб торговца Друса — с тем, чтобы доказать: никакого тела в гробу нет, там лежат камни и свинцовый груз.

Переполошившиеся родственники-наследники герцога забили тревогу. Они категорически противились вынесению судом решения об эксгумации тела умершего торговца. Но суд, заслушав свидетелей со стороны истицы, неожиданно признал, что только это может дать окончательный ответ на её требования и постановил вскрыть могилу. Постановление было немедленно опротестовано противной стороной, так что всё зависло в неопределённости. Вот тогда-то, в 1898 году, герцог Портленд (уже шестой носитель титула, Уильям Кавендиш-Бентинк) и обратился за помощью к частному детективу Литтлчайлду.

Первое, что сделал сыщик, это занялся бывшими слугами Томаса Друса — с тем, чтобы восстановить всю биографию покойного и доказать отсутствие какойнибудь связи между ним и пятым герцогом Портлендом. От бывшего дворецкого он узнал, что Друс происходит из графства Эссекс. Отправив туда своих людей, Литтлчайлд получил информацию о прошлом почтенного торговца. Оказывается, Томас Друс был женат дважды: брак в Лондоне, сын от которого стал мужем истицы, был вторым. А первый раз Друс-старший женился ещё на родине. Литтлчайлд нашёл внучку загадочного торговца. Та рассказала сыщику, что в первом браке у Томаса Друса родились пять детей, впоследствии перебравшихся в Австралию.

Когда эти сведения не повлияли на позицию истицы, Литтлчайлд принялся обрабатывать свидетелей с её стороны. Сейчас очень трудно сказать, действительно ли они являлись лжесвидетелями или сыщик прибег к элементарному шантажу и запугиванию, но только миссис Друс лишилась свидетельниц, так что в 1901 году суд отклонил требование об эксгумации тела Томаса Друса. Однако на этом дело не кончилось. Потомки Друса от первого брака, по всей видимости, решили внести свою лепту в странную историю двойной жизни герцога Портленда. В 1903 году свои права на имущество и титул заявил некий Джордж Холламби Друс, австралийский плотник, внук Томаса Друса по линии первой жены. Этот претендент даже организовал финансовую компанию, которая должна была покрывать все судебные издержки. В 1907 году австралийскому плотнику удалось то, чего не смогла добиться миссис Друс: вскрытия склепа. Но увы…

Гроб Томаса Друса содержал останки Томаса Друса. Ни камней, ни свинцовых болванок там не оказалось. Что до тела, то оно было идентифицировано бывшим партнёром покойного. На этом дело закончилось. Литтлчайлд участвовал и в последнем процессе. Тем более что в качестве свидетелей, поддержавших претензии Друса-внука, выступили те же люди, что и в предыдущем процессе. Видимо, соблазн отщипнуть кусочек от богатства герцогов Портлендов оказался сильнее страха перед сыщиком Литтлчайлдом.

Мэри-Энн Друс скончалась в клинике для душевнобольных в 1911 году. Что в действительности послужило причиной её экстравагантного заявления, сказать трудно. Как трудно вообще понять мотивы самозванцев. Что двигало лже-Анастасией? Что двигало лже-Алексеем? Ведь зачастую эти люди искренне верили в собственные версии. Вот и Мэри-Энн верила, что её отец — на самом деле герцог Портленд. Из того, что дошло до нас от тех давних событий, можно сделать вывод, что её противники не так уж однозначно считали её рассказ ложью (иначе зачем бы они так противились вскрытию склепа?). И то сказать: уж очень странным (мягко говоря) казался герцог Портленд, очень странную жизнь он вёл. Устроить себе вторую жизнь было вполне в его духе.

Остаётся добавить, что повесть Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» была опубликована в 1886 году — за десять лет до того, как в реальной жизни разыгрались события, выглядящие отражением фантазий писателя. Так что не всегда жизнь отражается в литературе — случается и наоборот. Причём, если в истории Уайльда и Боузи фабула «Портрета Дориана Грея» повторилась вполне сознательно, волею писателя, то вряд ли миссис Друс читала изящную повесть Стивенсона.

Правда, Стивенсон не вводил в своё произведение сыщика, похожего на Джонатана Литтлчайлда, — а ведь именно он сыграл ключевую роль в расследовании.

В дальнейшем имя нашего героя можно найти и на страницах кровавой и таинственной истории Джека-Потрошителя. В письме американскому журналисту и писателю Джорджу Р. Симсу от 23 сентября 1913 года Литтлчайлд высказывает свои подозрения относительно личности убийцы. Несмотря на то, что Литтлчайлд не занимался непосредственно расследованием, он служил тогда в полиции и имел возможность наблюдать за действиями своих коллег. По мнению Литтлчайлда, «Джеком-Потрошителем» был некий Фрэнсис Тамблти, американец ирландского происхождения. Версия Литтлчайлда не получила поддержки ни в те времена, ни у сегодняшних криминалистов.