Герои в красных галстуках

А. Баюканский Большой бой Генки Капустенка

аташа живет в многоэтажном доме, который очень похож на все дома их микрорайона. А двор у них один — общий. И, конечно, ребятни видимо-невидимо.

Как-то ребята играли в войну. Наши наступали, «не наши» — держали оборону. Укрывшись за сараем, они осыпали наступающих градом снежков. Подойти к ним было невозможно. И тогда один мальчишка из третьего подъезда встал в полный рост и, держа в руке снежок, прямо пошел на противника.

«Не наши» выскочили из-за сарая, загалдели: «Не будем мы бить безоружного. Это не по правилам!» Разгорелся спор. Чем бы он закончился, неизвестно, не выйди на улицу Наташа Капустенок. Ребята окружили девочку, объяснили, что произошло.

— Скажи, разве можно во время войны открыто, как на прогулке, идти на врага? Ведь сразу убьют.

— Конечно, — ответила Наташа, — нужно было незаметно подползти к укреплению и тогда атаковать. Ясно? — Наташа повернулась и пошла прочь.

— Ты куда?

— На занятия. В музыкальную школу…

Придя из музыкальной школы, Наташа присела к столу, вспомнила разговор с мальчишками во дворе. Стала думать про папу. Он сейчас на работе. Наташин папа работает на Коксохиме, где и в самую суровую зиму жарко, как в Африке, потому что там плавят кокс. Девочка видела, как вырывается пламя из всех семидесяти семи печей коксовой батареи, как горячий кокс ссыпается искрящейся рекой прямо в тушильный вагон.

Огромен Новолипецкий ордена Ленина металлургический завод. Около тридцати тысяч человек работают здесь. А вот Геннадия Владимировича Капу-стенка все знают. Он — известный человек на заводе. Новатор. Начальник смены коксового цеха, первым вызвал на соревнование товарищей по труду.

— Выплавка стали, — сказал он, — наше общее дело. Поэтому давайте соревноваться друг с другом. Мы — коксохимики — будем давать доменщикам отличный кокс. Доменщики выплавят из него чугун. Конверторщики сварят из чугуна сталь. Прокатчики сделают из стали стальной лист.

Словом, начал он вместе с мастерам Иваном Затоноких соревнование смежных профессий. И не знает ни минуты покоя Геннадий Владимирович Капустенок. Помогает машинистам двересъемной машины, руководит единственной в стране установкой сухого тушения кокса. 80 человек ждут от него совета и помощи.

Однажды смена выдалась особенно напряженной. Заклинило один из конвейеров. Пока ремонтировали, ушло время. Пришлось наверстывать упущенное.

Устало поднимался по лестнице Геннадий Владимирович и вдруг навстречу соседская девчонка:

— А вам письмо пришло. Вот такое! С красивыми марочками…

Письмо передала отцу Наташа.

— Папа, это тебе из Москвы. Возьмешь меня в Москву?

Геннадий Владимирович надорвал конверт. Наташа заглянула через плечо, прочитала: «Комитет ветеранов войны. Партизанская секция…»

А через день, достав из серванта ордена и медали, Геннадий Владимирович прикрепил их к новому пиджаку. Наташа внимательно следила за отцом. Ордена располагались сверху вниз. Отечественной войны. Рядом орден Трудового Красного Знамени. Ниже партизанские и трудовые медали.

— продекламировала Наташа.

Геннадий Владимирович улыбнулся и, обняв дочку, направился к выходу…

Последний раз мелькнули за окном вагона огненные сполохи Новолипецкого металлургического. Геннадий Владимирович сумел разглядеть среди леса труб свою главную коксохимическую трубу и почему-то грусть овладела им. Казалось бы, радоваться нужно. Едет в столицу нашей Родины на встречу с бывшими белорусскими партизанами.

«Какие-то они стали сейчас? — подумал Геннадий Владимирович. — Вроде вчера еще пацанами были…»

А поезд все шел и шел, постукивая колесами на стыках рельсов. За окном мелькали заснеженные перелески, деревни на крутых взгорках. Если прикрыть глаза, то можно было представить, что сейчас не февраль 1972 года, а февраль 1942 года. Как быстро пролетело время!

Геннадий Владимирович задумался, припомнил школу, дружков-пионеров. Грозный 1941 год. Думал, забылось многое. Нет. Память вернула его к тем грозным дням. Время словно сдвинулось. Он снова был вожаком ребячьей ватаги, был вихраст и беспечен А потом пришли партизаны. С автоматами, красные ленты на шапках.

Да, как же все это началось?

Фронт отступил. Ушли на восток разрозненные части Красной Армии. Замерла деревня Фортуново в ожидании больших перемен. Только семеро дружков не теряли даром времени. Они дали друг другу клятву: «Изводить проклятых катов до самой кончины». Но «катов» еще не было, и ребята бродили по лесам, проселочным дорогам, наведывались в замшелые заросли. Собирали оружие, гранаты, патроны.

В этот день стояла жаркая, безоблачная погода. Ребятишки собрались возле крайней хаты, слушали деда Пахома — главного специалиста «по немецким вопросам». Дед в первую мировую войну бежал из германского плена.

— Больно любят они воевать — то, — говорил словоохотливый дед, поощряемый вниманием слушателей — все усатые, упрямые, як зубры. Прут на рожон за кайзера. Тьфу, за энтого… фюлера.

Ребята, усевшись в кружок, переглядываются. Ваня Голынский — самый близкий дружок Генки Капустенка — подзадоривает деда.

— А что еще любят каты?

— Сосиски с пивом. И шнапс. Подопьют и поперли вперед. И пули их вроде не берут.

— А мы это испытаем, — не выдержал Генка.

Дед Пахом поднял поблеклые глаза на мальчишку.

— Ты, того, Капустенок, не балуй. Беду на село накличешь! — И покачал кривым пальцем.

Генка хотел что-то ответить деду, но слова замерли на языке. Из-за колхозного сарая повалили клубы пыли. Кто мог ехать в деревню в смутное время?

— Немцы! Немцы! — разом закричали ребятишки.

Что тут поднялось! Ржали кони, кричали матери, зазывая домой детей, спешно запирали ставни, как будто этим можно было отгородиться от того страшного, что стояло за словом «немцы».

Да, теперь, сомнений не оставалось: в Фортуново входила воинская часть фашистов. Дружки разбежались. Только дед Пахом, нахлобучив на лоб выцветшую фуражку без околыша, не сдвинулся с места. Иван и Геннадий переглянулись и… тоже остались возле деда. Будь что будет. Не пристало прятаться будущим «красным дьяволятам».

По пустынной улице шли мотоциклы. В колясках — офицеры. На багажниках — солдаты в невиданных касках. В руках — автоматы. Рукава рубах закатаны до локтей. Увидя деда Пахома, немцы закричали что-то по своему. Один из солдат, наставив на ребят автомат, крикнул:

— Пуф! Пуф! — и сделал страшное лицо.

— Была бы сейчас граната, — шепнул Генка дружку.

Ваня Голынский крепко сжал руку товарищу.

— Молчи.

За мотоциклами пошла конница, три всадника в ряд. Немцы шли, шли, словно вырастая из пыльной завесы, и, казалось, им не будет конца. Неожиданно от колонны отделился всадник. Подъехав к деду, соскочил с коня, сунул поводья в руку Генки. Стянул с головы каску, вытер рукавом пот со лба и внимательно поглядел на ребят. Произнеся длинную фразу по-немецки, он похлопал рукой по кинжалу, висевшему у пояса, провел ребром ладони по Генкиному горлу, широким шагом двинулся к дому.

— Мол, упустишь коня, — заторопился дед, — крышка тебе будет, Капустенок, каюк, значит.

— Так я его и испугался, — усмехнулся Генка и, озорно взглянув на товарища, подтолкнул коня. — Ну, ты, кабыздох, пошел! Передавай, дедусь, приветик фрицу! — И сильно хлестанул коня.

— Генка, Генка, — засуетился дед Пахом, — пымай лошадь!

Конь спокойно пошел по дороге. Ребята, смеясь, помчались по деревенской улице. Ну и дед Пахом решил укрыться в свою хату, подальше от греха.

Осмелев, ребята стали думать, чем бы еще насолить фашистам. Кто-то сказал, что видел, как на окраине деревни только что остановился важный немецкий мотоциклист.

— Наверное, везет донесение! — высказал предположение Генка.

— Что если через дорогу проволоку натянуть. Фриц помчится и…

— А в том донесении ценные сведения, вот так нужные нашим! — не унимался Генка.

— А нельзя угнать машину? — предложил Ваня.

— И правда, угоним — и дело с концом!

Не долго думая, ребята подобрались к крайнему дому и укатили мотоцикл в кусты. Генка уселся на кожаное пружинящее седло, Иван нажал на стартер. Мотоцикл завелся. Ребята прыгнули в коляску, Геннадий дал газ, и зеленый немецкий «БМВ» запрыгал по кочкам. Штабных карт в коляске, к сожалению, не оказалось. Прихватив флягу и губную гармошку, ребята бросили машину у обочины леса, предварительно проколов покрышку шилом…

Целый день встревоженные штабники искали мотоцикл. А ребята позже не могли без смеха вспоминать об этой первой своей операции…

День шел за днем. Красные фортуновцы, как назвали себя ребята, вели свой счет с немцами. Перерезали провода в лесу, постреливали по изоляторам. Даже собрали ручной пулемет, приготовили патроны. На большее не решались. В деревне появились полицаи. Каждый житель стал на виду. Только ребята не унывали. Однажды они решили пойти в соседнюю деревню Горовцы в бывший колхозный клуб. Прослышали, что местные девчата устраивают какую-то вечеринку. У фортуновцев своя цель имелась. Нужно было «насолить» полицаю, который очень усердно помогал фашистам, указывал на бывших активистов, колхозников, чьи сыновья служили в Красной Армии.

Шли по пыльной дороге открыто, насвистывали «Полюшко-поле». Впереди вышагивал Володя Беленков. Миновали старый большак, свернули на проселочную дорогу. По обе стороны ее высилась песчаная насыпь.

Ваня, а что если заманить того полицая в овин и рукояткой…

— Посмотрим. Главное, чтобы он…

Иван не договорил. Ребята остановились как вкопанные. На дороге стоял широкоплечий мужчина с автоматом в руках. На фуражке — алая лента.

— А ну, хлопцы, подходите ближе. Я не кусаюсь! — скомандовал незнакомец. — Куда путь держите?

— В деревню Горовцы, а что?

— Вопросы задаю я. Зачем идете?

И тут ребята не выдержали, начали наперебой рассказывать незнакомому человеку про полицая, про свою ненависть к фашистам. Человек слушал внимательно. Потом кивнул головой. Мол, следуйте за мной. Выбрались на насыпь, и тут хлопцы увидели еще двух вооруженных. По всему было видно, что люди эти нездешние.

— Так вот, братцы, — сказал насмешливо широкоплечий, — хлопцы эти — народные мстители. Идут полицая карать. — И, сразу посерьезнев, продолжал, — эх, вы, партизаны! Да разве можно первому встречному выкладывать все свои карты.

— А вы кто такие будете? — запоздало спросил Иван Голынский.

— Полицаи, — пошутил широкоплечий. Не похожи?

— Приезжие вы, — добавил Геннадий.

— Не слыхали еще про партизан? Скоро услышите.

— Вы — партизаны? Ура! — закричали ребята и бросились на шею к старшему группы…

Так фортуновские ребята впервые встретились с разведчиками отряда специального назначения, составленного из москвичей, известных спортсменов столицы, заброшенных в немецкий тыл.

В Горовцы пришли затемно. Разведчики укрылись за сараем, а ребята вызвали полицая на улицу. Он вышел небрежно, держа в руках винтовку. Мгновение, и с предателем все было кончено.

Да, просто посчастливилось тогда Геннадию Капустенку и его товарищам, что встретили они таких интересных, отважных парней. Вскоре ребят свели с удивительным человеком. Был он черноус, белозуб, постоянно улыбался, шутил. Двигался этот человек как-то очень легко, грациозно. Встреча состоялась на опушке леса. Вперед выдвинулось охранение, и Геннадий с Иваном поняли, что черноусый не простой партизан.

— Вы, малыши, лес знаете? — белозубо улыбнулся черноусый.

— Еще бы, как свои пять пальцев, — ответил Иван.

— Тогда, кстати, сколько у волка пальцев?

— Пять.

— На передних лапах, а на задних — четыре. А почему волки воют?

— От голода.

— Нет, волки начинают выть после захода солнца, и этот концерт продолжается около получаса. Это сигнал к сбору, перекличка. Вот и мы начинаем свою перекличку, собираем преданных людей в округе.

— Что мы — волки? — не выдержал Ваня.

Эх, вы, следопыты, — рассмеялся черноусый. — Да если хотите знать, волки самые организованные животные. У них в стае образцовый порядок.

— Ребята, вы на эту тему с ним не спорьте, — добродушно заметил стоящий рядом Женя Иванов — так звали разведчика, который первый встретился с фортуновскими подростками, — он помешан на волках.

Черноусый долго расспрашивал Ваню и Генку о полицаях, о настроении жителей, подробно интересовался воинской частью, что стояла на станции Борковичи. Посоветовал установить связь с ребятами, живущими там.

Позже Голынский и Капустенок узнали, что беседовали с начальником разведки отряда специального назначения греком Хартулари — известным специалистом по спортивной охоте на волков, автором многих книг, следопытом. Хартулари был всеобщим любимцем в отряде, ловким, смелым человеком, стреляющим из любого вида оружия без промаха.

Женя Иванов проводил ребят до околицы деревни. Не знали, не ведали тогда деревенские ребята, что партизанская судьба свела их с заслуженным мастером спорта СССР, альпинистом, покорившим не одну неприступную горную вершину.

На следующий день Генка Капустенок пошел на станцию Борковичи выполнять первое партизанское поручение…

Генка вышел из землянки, лег на спину, подложив под голову скрещенные руки, стал смотреть на небо. Звезды мелькали в вершинах деревьев, глухо шумел вековой бор. Легко думалось обо всем. Многое произошло в жизни друзей за прошедшие несколько месяцев. Они установили связь с Егором Василевским. Паренек устроился работать на станцию и сообщал о продвижении воинских эшелонов. Они передали партизанам оружие, собранное во время отступления Красной Армии, помогли переправить в отряд раненого.

Однажды партизанам стало известно, что немецкое командование решило собрать всех подростков, начиная с 14 лет, и отправить на работы в Германию. Ребята ушли в партизанский отряд.

Почему-то вдруг, совсем некстати, припомнилась школа. Его, Генку Капустенка, принимают в пионеры. На правом фланге — барабанщик, знаменосец с отрядным знаменем. А учительница не спешит повязать на шею Капустенку красный галстук.

— Пионер должен быть дисциплинированным, — строго говорит она, — а Геннадий у нас больше похож на вожака разбойников. Смелость, конечно, хорошее качество, но…

Слезы тогда набежали на глаза. Обидно стало, показались несправедливыми слова старой учительницы.

«Да, как она права была, — думает Генка, глядя на небо, — самовольничать здесь нельзя».

Деревья шумели высоко-высоко, и под этот шум Генка задремал. И привиделся ему родной дом. Младший братишка сидит на полу и играет немецкой гранатой на длинной ручке. Мать выхватила гранату и швырь ее в топящуюся печь. Взрыва Генка не услышал. Кто-то сильно тормошил его за плечо.

— Начальник разведки вызывает!

На пороге штабной землянки Генка подтянул гимнастерку, вскинул руку.

— По вашему приказанию партизан Капустенок прибыл!

— Садись, партизан, — улыбнулся Хартулари. — Как настроение?

— Хорошее. О доме сейчас вспоминал, — признался Генка.

— О доме? Это хорошо. — Слушай, Капустенок, хочу поручить тебе и твоим друзьям боевое, опасное задание.

— Есть! — вскочил на ноги Генка.

— Сиди, пожалуйста. Завтра в десять двадцать дня из Борковичей проследует воинский эшелон с горючим и запасными частями для боевых самолетов. Мы не имеем права пропустить состав к фронту. Правда, днем наш отряд еще не взрывал эшелоны, но придется.

— На путях патрули днем.

— Знаю. Смотри сюда, — Хартулари разложил карту, — видишь эту станцию? Вот бункер. В нем размещается железнодорожная охрана. Возле бункера немцы вырубили лес, чтобы оставить хороший обзор. Конечно, фашисты думают, к бункеру партизаны не сунутся.

— А мы думаем по-другому, — не выдержал Генка.

Хартулари не ответил. Сегодня он был непривычно строгим. Нервно барабанил пальцами по карте.

— Как назло, основная подрывная группа на задании. Бери дружков. Старшим у вас пойдет Николай Костин. Действуйте по обстоятельствам. Ну, ни пуха, ни пера!..

Рано утром Николай Костин повел группу потайными партизанскими тропами к станции.

Часа через два с половиной вышли к ее окраине. Впереди темнела громада бункера. Замаскировавшись в кустах, стали наблюдать. Поляна вся просматривалась насквозь. У дверей бункера маячила фигура часового.

Николай Костин посмотрел на часы.

— Ну, хлопцы, скоро наш черед. Действовать будем так: Володя, спустись вниз к кладбищу, сними с крестов немецкую каску, принеси мне. Я открыто подойду к насыпи. Вы, в случае чего, прикроете меня автоматным огнем. Отходить будем прямо вдоль полотна. Видите, ржаное поле? Нырнем в него. Вы здесь все ходы и выходы знаете. Понятно?

— Есть!

Как медленно идет время! Сердце в груди стучит рывками. Замрет на мгновение и отпустит автоматной очередью — тут-тук-тук! Тяжело прогромыхал состав. Не тот.

— Следующий наш, — шепчет Костин и ощупывает рукой подрывной механизм. — Готовься, ребята.

Николай поднимается во весь рост. Он в немецкой шинели. На голове каска, в руках немецкий автомат. Выскочив на тропинку, идет к насыпи. Ребята замерли. Сейчас часовой повернется и… Часовой действительно поворачивается, смотрит на Костина и снова возвращается к дверям бункера.

«Быстрее, быстрее, — стучит сердце у Геннадия, — чего он ждет?» Наконец Николай нагибается и быстро закапывает мину в песок. Идет дальше по насыпи. Тонкий шнур невидно стелется по земле. Вот и поезд выползает из-за поворота.

И вдруг… Прямо к насыпи вышла группа местных жителей, сопровождаемых немецкой охраной. Костин оглянулся, остановился. А поезд уже совсем рядом. Рабочие стоят у края насыпи и ждут, когда пройдет эшелон. Ребята, забыв про осторожность, вскочили на ноги. А Николай Костин уже бежал назад, размахивая каской.

— Товарищи, разбегайтесь! — крикнул он и, швырнув в сторону каску, покатился вниз. Рабочие кинулись врассыпную. И через какое-то мгновение над лесом раскатился страшный взрыв.

Эта картина надолго врезалась в память. Скрежет вагонов, напирающих друг на друга, падающих под откос, взрывы, языки пламени, стрельба, крики, — все слилось в один душераздирающий рев.

— Бежим! — крикнул Володя Беленков.

Николай Костин, тяжело дыша, поджидал их у кромки ржаного поля.

— За мной! — махнул рукой и юркнул в густую рожь. Сзади тяжело ухали взрывы. Костин бежал легко. Еще бы, у него до войны был первый спортивный разряд по легкой атлетике, а ребята скоро совсем выдохлись.

Володя Беленков, хватая ртом воздух, остановился.

— Передохнем, не могу больше!

— Вперед! — взмахнул рукой Костин. — Дай автомат!

В низинке Геннадий поскользнулся и упал. Встать не хватило сил.

— Вы бегите, а я…

— Встать! Приказываю! Вперед! Сзади — собаки!

Погоня отстала у кромки болота. Фашисты не знали потайных переходов. Долго еще стояло над горизонтом яркое зарево, рассыпалась стрельба.

Ребята, пошатываясь, входили в свои владения.

На следующий день разведка подтвердила, что уничтожено большое количество горючего и запасные части для 150 боевых самолетов.

Генка Капустенок сразу почуял недоброе. Связной, соскочив с коня, прошел в штабную землянку, не отвечая на расспросы товарищей. А через полчаса на полянке собрались партизаны.

— Фашистские палачи, — сказал командир отряда, — решили отыграться на мирных жителях. Они объявили, что в ответ на партизанский террор, будут стирать с лица земли целые деревни. Только что разведка доложила: фашисты сожгли деревню Фортуново.

Фортуново! Генка Капустенок и Володя Беленков почти одновременно шагнули к командиру.

— Мать у меня с братишкой там, — тихо сказал Генка.

— И у меня, — опустил голову Володя.

— Людей немцы согнали в бывший колхозный сарай. Поставили небольшую охрану. А сами укрылись в овражке и на перелеске, надеясь, видимо, что мы будем выручать жителей и угодим в ловушку. Наши люди неотступно следят за действиями жандармерии и карателей. Приказываю: никаких вылазок без моего ведома! — и посмотрел в сторону ребят.

Весь этот день Генка не находил себе места. Представлял дымящееся пепелище, остовы труб, развалины кирпича, и сердце переполняла ненависть к оккупантам, пришедшим на белорусскую землю.

Генка и не заметил, как вышел к самой границе лагеря. Здесь рос густой кустарник. За ним — поляна. Ярко рдеют пурпурные кисти рябины. Как хорошо в лесу!

И вдруг… Часовой спрашивает у кого-то пароль. И вот уже слышны приглушенные голоса, топот ног. На поляну выходят четверо. Забинтованные головы, руки, разорванные плащи, закопченные лица. На самодельных носилках — неподвижный человек. Генка сразу вспоминает, что в этой группе ушел на задание Ваня Голынский. Но где же он?

Капустенок бросается к партизанам. Склоняется над человеком, лежащим на носилках. Нет, это не Ванюшка.

— Товарищи, а Ваня где? — тихо спрашивает Генка и чувствует, что произошло что-то страшное.

Партизаны не отвечают, еле переставляют ноги. Бредут, опустив головы. Генка берется за носилки, пожилой партизан охотно уступает место.

Со всех сторон стекаются партизаны. Снимают шапки. Каждому понятно: погибла половина группы. Никто не задает вопросов. Только увидя Хартулари, пожилой партизан произносит одно слово:

— Засада!

Геннадий Капустенок хорошо представляет себе, что это значит. Позже, в партизанском лагере стали известны подробности. Группа подрывников отлично выполнила специальное задание. Был взорван немецкий состав с боеприпасами. За многие километры слышался грохот, пламя и дым долго стояли над лесом.

Партизанам удалось быстро оторваться от противника. Преследователи отстали в болотах. Часа два группа шла совсем спокойно. Вот уже и знакомый лес неподалеку. Пройти только болотистую поляну, взобраться на взгорок — и дома.

Ваня Голынский, знаток этих мест, бодро шагал впереди. У него было хорошее настроение. Он обернулся и показал товарищам на ствол сломанного дерева. Оттуда разносились странные звуки, похожие на дребезжание расстроенного музыкального инструмента.

— Дятел, — сказал Ваня. И почти в это же самое мгновение из-за кустов брызнул автоматный огонь.

— Назад! — успел крикнуть командир группы и тут же упал, сраженный автоматной очередью. За ним, словно споткнувшись обо что-то, свалился подрывник. Ваня вскинул автомат. Отстреливаясь, партизаны начали медленно отступать. Каждый думал об одном: только бы добраться до кромки спасательного бора. В лес немцы не сунутся.

— Быстрей, быстрей! Я прикрою! — крикнул Ваня. И опустился на мокрую траву. Никто не видел, что Голынский ранен в ногу. Идти он уже не мог и поэтому решил ценой своей жизни спасти товарищей.

— К лесу! — крикнул кто-то из ребят. — Нас обходят! — И действительно, немецкие шинели мелькнули уже справа и слева.

Бойцам удалось добраться до опушки леса, укрыться в чаще, приготовиться к обороне. Только каратели почему-то их не атаковали.

— Я вернусь за Голынским, — сказал один из молодых партизан. И скатился вниз со склона. Вскоре он осторожно подполз к самому краю болота, взобрался на дерево. Мышиного цвета шинели были совсем рядом. Немцы шли в полный рост, хлюпая сапогами по болотной жиже. Стало ясно: фашисты решили взять в плен раненого юного партизана. Помочь товарищу было невозможно.

— Не боитесь, не боитесь, господа, — говорил кто-то по-русски, — у большевика нет патронов.

Немцы сомкнули кольцо.

— Эй, рус! Сдавайся!

— Сдавайся, дурак! Командование сохранит тебе жизнь! — повторил полицай.

— Не стреляйте! — крикнул Ваня Голынский. — Сдаюсь я!

Партизан, наблюдавший за товарищем с дерева, закусил губу. Он понял, что сейчас произойдет. Не такой человек был Ваня, чтобы добровольно сдаться в плен.

Ваня, опираясь на автомат, поднялся. К нему уже бежали со всех сторон каратели.

— Прощайте, ребята! — крикнул он и взмахнул рукой. Раздался взрыв. Когда дым рассеялся, партизан увидел, что Ваня взорвал себя и окруживших его врагов…

Услышав этот печальный рассказ, Гекка Капустенок ушел в чащу. Опустился на корточки и горько заплакал. Плечи его содрогались от рыданий. Никто не видел этих жгучих мальчишеских слез. Немного погодя, когда глаза просохли, встал, поправил шапку с красной лентой и пошел к своей землянке.

Война продолжалась. Нужно было жить, нужно было мстить за друга, за Родину…

Когда Гена узнал о смерти в немецкой неволе младшего брата, он совсем загрустил, перестал улыбаться. Стал чаще проситься на задания. Только заметил он, что почему-то все время возле него оказывается Женя Иванов.

Женя — мастер спорта СССР, альпинист. Больше всего на свете он любил горы и мог часами рассказывать о них. Особенно запомнил Геннадий один их разговор. Женя вспоминал предвоенное восхождение на одну из киргизских вершин.

— А зачем люди взбираются на вершины? — спросил Гена.

— Зачем? Один французский альпинист очень точно выразил мнение всех, кто любит горы: «В борьбе с вершиной, — сказал он, — в стремлении к необъятному человек побеждает, обретает и утверждает прежде всего самого себя». Вот мы с тобой в борьбе с врагом тоже утверждаем самих себя.

Геннадий не сразу понял всю глубину этой фразы. Но она запала ему в душу.

Пришла зима. Красная Армия наступала по всему фронту. В лесах уже слышалась отдаленная орудийная канонада. И чем серьезнее наносили удары по врагу белорусские партизаны, тем ожесточеннее действовали фашисты.

В тот день пути Гены и Жени разошлись. Капустенок повел разведчиков к станции, а Иванов с товарищами отправился на другое задание.

Серьезное испытание выпало на долю партизанских подрывников. Во время взрыва Иванову повредило кисть руки, покалечило пальцы. В довершение ко всему фашисты быстро напали на след смельчаков и бросились в погоню за ними. Чтобы запутать врага, партизаны рассеялись по лесу и поодиночке стали пробираться к своим.

Иванов свернул к знакомому болоту и побежал по льду. Позади раздавался лай собак. Вдруг лед затрещал и проломился. Два часа по пояс в ледяной воде шел к своим Женя. Уже потерявшего сознание, его подобрали партизанские патрули.

Раненых готовили к отправке в тыл. Гена пробрался в землянку, присел возле товарища. Тот открыл глаза, улыбнулся. Мол, не робей, все будет в порядке.

— Как же это ты? — тихо спросил Гена. — Не уберегся?

— Мы еще поднимемся с тобой на пик Мира, — медленно проговорил Иванов, — мы еще познаем сами себя…

Раненых отправили в тыл, и, как стало позже известно, Евгения Иванова лечили партизанские врачи, знаменитые на весь мир спортсмены братья Серафим и Георгий Знаменские. Он остался в живых.

Отряд поднялся по тревоге. Связной Яша Вишневский доложил командиру, что полицейская команда, усиленная жандармами и войсками, двигается к деревне Климовщине, чтобы оттуда ударить в тыл партизанам и освободить себе дорогу для отступления.

Было принято решение занять деревню и подготовиться к встрече незваных гостей. Но сделать это не удалось. Едва только партизаны вошли в Климовщину, как взвод Николая Румака, находившийся впереди, в боевом охранении, заметил подозрительное движение в лесу.

На разведку послали Гену и двух товарищей. Но было поздно. Каратели на полном ходу двигались к деревне.

— Развернуться в цепи! — раздалась команда. — В атаку! Вперед!

С одной стороны в деревню влетели немецкие части, с другой — партизаны. Бой разгорелся прямо на улице. Гена залег у плетня и хладнокровно ловил на мушку фигуры врагов. Вокруг свистели пули.

— Пригнись, Капустенок! — скомандовал взводный.

Перебегая от дома к дому, партизаны шли на сближение с противником. Лыжники в белых маскировочных халатах тем временем огибали карателей с фланга. Не прошло и часа, как с левого фланга застрекотали пулеметы, и лыжники обрушились на врага.

Климовщина была освобождена. Двадцать три офицера, десятки немецких солдат остались навсегда лежать в белорусской земле.

А потом пришла долгожданная минута. Партизаны встречали советские танки. Гена стоял на обочине дороги, и слезы текли по лицу. Партизанская жизнь кончилась.

Геннадий Владимирович Капустенок, сдерживая волнение, смотрел на контуры приближающейся Москвы. В который раз пытался представить своих бывших товарищей по партизанской борьбе и не мог. Наконец-то поезд подошел к перрону Павелецкого вокзала. Капустенок подхватил чемодан и направился к выходу. Вышел из вагона, огляделся по сторонам. Москва жила праздником — приближался День Советской Армии.

И вдруг кто-то сзади окликнул его.

— Генка!

Геннадий Владимирович стремительно обернулся и вскрикнул. Перед ним стоял Евгений Иванов. Он, казалось, не изменился. Лишь покалеченные пальцы на руке выдавали в нем бывшего минера.

Так они встретились спустя почти четверть века.

А вскоре состоялось еще очень много памятных встреч. И когда товарищи попросили Капустенка рассказать о своей жизни, он сказал:

— Пятнадцать лет работаю в коксовом цехе Новолипецкого металлургического завода. Сын служит в армии, воспитываю дочь Наташу.

— Ты ей хоть про военное наше житье рассказываешь? — спросил кто-то из ветеранов. — Дети должны знать прошлое.

Капустенок промолчал. Не хотел раньше времени хвалиться. Да, дети узнают, как они воевали. Несколько лет писал он книгу в свободное от работы время. Назвал ее так: «Отряд меняет название». Сейчас один из вариантов повести находится в издательстве «Беларусь».

— Ты, я вижу, тоже не ушел на покой, — улыбнулся Капустенок, показывая на почетный знак на груди друга.

Геннадий Владимирович уже знал о том, что после войны заслуженный мастер спорта СССР Евгений Иванов удостоен высшего альпинистского звания «Снежный барс» за то, что покорил не одну труднейшую вершину мира. И это с покалеченными руками.

Геннадия Владимировича Капустенка товарищи избрали членом партизанской секции Комитета ветеранов войны. А вечером они с Ивановым шли по Арбату, обняв друг друга за плечи, и встречные мальчишки с удивлением смотрели им вслед…