Глава 11

Из-за криков на нижних этажах все шлюхи принялись испуганно переглядываться, а затем девушка, что уходила за снедью, испуганно сжала хлеб так крепко, что её пальцы проткнули его насквозь. После этого она ойкнула от страха и вместе с остальными женщинами забилась в один угол. Их встревоженные глаза воззрились на дверь. И все они единовременно вздрогнули, когда та распахнулась от удара ногой по ней. Затем на пороге в компании Браста и Герды появился Данрад. Главарь толкнул вперёд себя внучку мастера Гастона, а там по-хозяйски вошёл внутрь и с брезгливостью осмотрелся, пока не остановил свой взгляд на мне.

— Опять живой, тварь! Всё, скотина, подохнуть не можешь! — искренне обрадовался он и, отсмеявшись, силком сгреб меня в охапку, обнимая, а затем ещё и похлопал по плечу.

В отместку за подобную вольность я едко заметил:

— Долго ты что-то.

— Сначала решил за другими засранцами сгонять.

— За Сорокой?

— За ним и другими, — поморщился главарь.

— И что?

— Им не подвезло встретить такую вот цыпочку с отменной задницей и соображалкой в голове, — его лицо перекосило от злости, и он привычно потянулся за трубкой. Набивая её, пальцы его подрагивали, ноздри вздувались от нетерпения, а на лице возникла глупая улыбка предвкушения. — Так что подохли они, сучья мать! Погуляли зато знатно напоследок.

— Сорока умер? — глупо переспросил я.

— Да. Порубили его, как свинюху. Не торопясь. И при нём же его мяско свиньям скармливали, пока не сдох.

Вот и всё.

Всё.

Я снова сел на тюфяк и понял, что ужасно хочу затянуться наркотой из трубки.

Сороку я знал очень долго. Я зачастую раздражал его. Мы порой ссорились. Но чаще он меня выручал и это он выучил меня владеть мечом так, что Данрад как-то признал, что если бы я так махался с самого начала, то он бы и без непонятных да заинтересовавших его умений меня в Стаю принял. Да и в целом Сорока был… Это же был Сорока! Наверное, даже и не приятель, а уже нечто большее. С его смертью для меня словно закончилась целая эпоха. Можно было бы смело вводить новый календарь, если бы от меня это зависело, потому что всё…

Всё.

Треклятье! Ну как это всё? Как?!

Лучше помнить о том,

Чему сердце лишь радо.

Сделать истину сном –

Разве то не награда?

Вереск тихо отцвёл,

Стали хладными воды.

В небо взмыл вдруг орёл

Под капризы природы.

Некто что-то обрёл,

А кому гроб, могила.

Кто пришёл, кто ушёл.

Схоронила. Хранила.

Осень пахнет туманом,

Лёгкой свежестью, гнилью.

Покрываясь обманом,

Порастает жизнь былью.

Всё, что было, проходит.

Но, храня в сердце память,

Кто себя не изводит?

Кто не хочет исправить?

Небесам хорошо.

Им-то плакать привычно.

Дождь прошёл — и свежо.

А вот мне — необычно.

— Чего раскис, как сопляк? А то не знаешь, мать твою, что все мы когда-нибудь подохнем? И ты, и я, и девка твоя на тот свет отправимся. И, скорее всего, как-нибудь неприглядно. Житуха у нас такая, что другой смерти не предвидится.

— Сороку похоронить надо, — не веря своим ушам, сказал я. — Обязательно.

Много ли месяцев назад я смотрел, как Данко закапывает Марви и кладёт поверх земли букет любимых ею незабудок? И да, пусть тогда я наблюдал за его поступком с некой благодарностью, но всё равно думал только о том, насколько безумно глупа и бессмысленна его затея. А теперь вот и сам… Кажется, до меня наконец-то дошёл смысл похоронной процессии и желания воздать последние почести. Я ощущал пустоту внутри себя. Такую, какую необходимо закапывать вместе с трупом или сжигать. А иначе она поселится внутри, словно чьё-либо сердце может стать её домом.

— Тебя что? По мозгам шибанули слишком сильно? — удивился Браст, а Данрад выпустил мне в лицо дым.

Я закашлялся и принялся отмахиваться руками. Всем-то мои муки были безразличны! Главарь и не подумал извиниться. Он прикрыл дверь и тихо, но чётко проговорил:

— Вы двоих вышибал и трёх родовитых щенков порешили. Включая кавалера Егора Жеруа, ближайшего друга бастрюка графа Яна Веррила. Три головы этому уродцу принесли на блюде. Но он не доволен и ждёт твою. Четвёртую.

— Да? — я задумчиво почесал подбородок.

— Да. Так что верно, ядрёна вошь, что тут отсиделся. И скажу больше — ещё до ночи здесь посидишь!

— Возьмите меня с собой!

— Ни за что! Вы четверо мне и так охеренное дело просрали! Долбоёбы! Так что я, проливая по не пойми куда пропавшему, сука, тебе и не доставшимся деньгам горькие слёзы, сейчас собираю манатки и, поджав хвост, ухожу из города. Ты же переоденешься в эти тряпки, — он швырнул мне в руки тюк, что нёс с собой. Завязка при этом слетела, и я увидел оборки женского наряда, — а затем будешь ждать, пока за тобой не явится Гнида. Коли хорошенько патлы свои пригладишь, так он тебя на расслабоне за городскую стену выведет.

— Одежды поприличнее не было? — с недоумением вытягивая из тюка платье, обиделся я. — Мне не идут юбки.

— Не жрал бы одну траву, так мясо давно б нарастил! А так, плечи ссутуль, и в темноте да при охоте даже на ощупь вполне так сойдешь за бабёнку. — хохотнул Данрад и, издеваясь, обвёл в воздухе женский силуэт. — Иначе никак не выберешься. За тебя звонкой монетой награду назначили.

— А кто этот Гнида? И почему я ему именно в платье нужен?

— Гнида занимается «спасением» невест из-под венца. Некоторые дурынды, ядрёна вошь, всё отдать готовы, лишь бы замуж не идти. Вот он их за город ночами на жизнь вольную и выводит. Иногда со стражниками, как я слышал, куш отменный делит. Какая-то в том году родовое колье с бриллиантами из дома вынесла. До него ни один вор добраться не мог. А эта сама отдала!

— Нет, мне идея не нравится. Лучше дайте какой меч.

— Не-а. Свой не отдам, а твой у меня пока полежит. Повезло тебе, сука, что такое добро в борделе охранник припрятать для себя решил. Но от меня разве снычешь?

На его самодовольную усмешку я расстроенно поджал губы. Оно, конечно, хорошо, что гномий меч не перетёк в третьи руки, но я бы свой клинок прямо вот здесь и сейчас видеть хотел.

— Мне не нравится эта идея.

— Ещё как нравится! Такие бабы лица всякими тряпками прикрывают, и никто глазюк твоих приметных и не увидит. Понял, теперь? — тыкнул Данрад в мою сторону пальцем и не дождавшись моего ответа продолжил: — Я буду ждать до утра на тракте прям возле сухого дуба. Не явишься, без тебя уеду. Замену себе ты уже вырастил. Мне, мать его, Малая вообще по нраву! Не такая говорливая, не бухает, чтоб из дерьма всякого вытаскивать, и вот уж точно на ровном месте хуйни всякой не устраивает!

Я зло уставился на вожака, но этот наглый громила, естественно, никак не отреагировал. Он потёр задурманенные глаза, отвязал нервными подрагивающими движениями от пояса мешочек с монетами, в котором хранил деньги на быстрое решение некоторых вопросов, и швырнул в шлюх. Одна из них вскрикнула, но другая ловко поймала кошелёк и, раскрыв его, округлила глаза.

— Здесь же серебро. Много!

— Пятьдесят монет. И либо вы их, твари, заработаете своим молчанием, либо отработаете так, что и на том свете только в раскорячку ходить будете, — прокомментировал Данрад и неожиданно ударил ближайшую к нему Герду в живот с такой силой, что молодую женщину скрутило пополам и вырвало. — Шутить я не умею.

Больше ничего не говоря, он вышел из комнаты. Тот же мужицкий голос, что я уже слышал, начал щебетать:

— Что они вам сделали? Хотите, я их прямо сейчас выкину, господин?

— А ну закрой пасть, мать твою! — прикрикнул Данрад. — Посмотреть я на них хотел. Эти сучки завтра моих ребят обслуживать будут. Так что только посмей их тронуть!

— А, простите за беспокойство. Простите-простите…

— Крикун наверняка к нам поднимется, — сообразив раньше прочих, прошептала меж тем девчонка, принёсшая хлеб. — Не надо ему его видеть.

Женщины уставились на меня с беспокойством, но прятаться в комнате мне было негде. Мебели не имелось никакой. Даже в печь с трудом влезло бы шесть-семь поленьев.

— Помогите ему переодеться. Быстрее! — приказала та, что показалась мне побойчее. Кажется, её звали Весняной.

Девицы начали тормошить тюк и вываливать из него вещи. Мне крайне не хотелось принимать участие в их карнавале, а потому я отпихнул в сторону приблизившуюся ко мне Герду.

— Лучше не надо, — пригрозил я, грозно взглянув на удерживаемое ею платье, и занял позицию у двери.

Арендодатель действительно решил навестить своих постоялиц. С мерзкой улыбкой на мясистом лице он жадно потёр ладони и произнёс:

— Ну, что, подстилки? Завтра я могу вам плату повысить, э?… Э… А это…

Он не успел ничего договорить, потому что я свернул ему шею и, подхватив тело, чтобы оно не привлекло внимания своим грохотом, плавно опустил на пол. Женщины испуганно замерли. Я же посмотрел за окно, прикрытое грубой грязной тряпкой.

Вечерело… Но до сумерек было ещё далеко.

— Наверняка у него есть чем перекусить, — отцепляя от пояса трупа кольцо с ключами, сказал я. — Кто сходит проверить кладовую?

— Я, — вызвалась Весняна и, равнодушно переступив через мертвеца, пошла вниз по лестнице, быстро перебирая ногами.

Вскоре она действительно принесла корзинку со снедью. Холодный копчёный окорок меня не заинтересовал, но соленья, которые я заворачивал в свежие листья салата, были ничего так. Женщинам возле покойника есть было сложнее. Несмотря на то, что они прикрыли труп одеялом, каждая, нет да нет, а косо поглядывала на тело хозяина дома.

— Герда, — покончив с трапезой я облегчился за окно и посчитал время приемлемым для разговора. — Я был в Юдоле незадолго до Восстания Мертвецов. Ганс, ваш сосед, рассказал мне, что произошло.

— Моя сестра… Мишель. Скажи, она осталась жива? — поднимая на меня полный надежды взгляд, тут же спросила девушка. Я отрицательно покачал головой, не смея озвучить, что видел труп своими глазами, просто-напросто оставил его на растерзание крысам да насекомым. — Значит, зря. Зря я храню. Не вернуть ей.

Она всхлипнула и, достав мой рисунок, скомкала его и положила внутрь печи. Я подумал немного и силой воли поджёг лист. Бумага неохотно начала чернеть. Руны на обратной её стороне засияли бледно-голубым цветом так, словно умоляли сохранить их.

— Это волшебная бумага? — спросил кто-то.

— Да, — подтвердил я. — Он исполняет желания. Но, увы, так, как бы мы ни за что не хотели.

Герда испуганно уставилась на меня. Она не поняла, что я солгал.

— Скажи, — обратился я к ней. — Ты бы пошла со мной?

— Куда? — изумилась женщина. — Зачем?

— Я не думаю, что внучке мастера Гастона стоит быть шл… жить так. Он бы хотел иного.

— А ты, значит, позаботиться обо мне решил? Обо мне. Шлюхе! Решил домик или комнату дать? Денег выдать, чтобы мне сохранять доброе имя? — она гордо поджала губы. — Нет, уж! Не надо!

— Но почему? — изумился я отказу.

— Потому что я не собираюсь всю жизнь тебе благодарности возносить. Лучше сотню раз за ночь раздвину ноги, чем буду кому-то чем-то обязана. Тем более, головорезу!

— Разве я прошу чего-то взамен?

— Не просишь, так запросишь! В конце концов, мой дед предлагал тебе честный труд. Предлагал остаться у него в подмастерьях. Что же ты отказался? А?

— У меня были на то причины.

— А у меня они тоже есть!

Она становилась всё более и более раздражительной, причём на ровном месте. Я не понимал, что послужило причиной её гнева, и так и не узнал, потому что Герда вдруг разревелась и убежала из дома.

— Да куда ты? — хотел было ринуться я вослед, но Бетти остановила меня.

— Она гордячка, — тихо пояснила девушка, отодвигая от лица холодную кринку. Синяк наливался цветом и выглядел жутко. — Ей пришлось ломать себя, чтобы не утонуть здесь — на самом дне помоев.

— А я не такая, — флиртуя, улыбнулась мне Весняна, и её пальчики игриво пробежали по моей руке. — И запросто составлю тебе компанию в любом приключении. У тебя же глаза не загорелись при виде пятидесяти серебряников. Ты держал в руках и большие деньги.

— Как выглядит Михей? — спросил я у Бетти, стряхивая при этом с себя ладонь Весняны словно какого-то ядовитого паука.

— Ничего приметного, — пожала та плечами в ответ. — Разве что…


Я грустно вздохнул. Как бы могла повернуться моя жизнь, если бы события тех нескольких часов, покуда я не пришёл на место встречи с Данрадом, стали иными? У меня ведь были все возможности и даже указания поступить не так, как я поступил, но… упрямство, гордость, своеволие. Я всегда обладал ими. И порою они преобладали над моей мудростью.

Над моей мудростью.

И куда же меня эта мудрость приведёт в настоящем?

Я усмехнулся собственной мысли и, создав защитную сферу, не выступающую за контур моего тела более, чем на миллиметр, всё же проник в гибнущий вулканический мир.

Находиться в нём оказалось тяжело. Атмосфера не была пригодна для жизни и периодически меняла состав, а потому мне приходилось основательно влиять на свой организм и часто вносить корректировки в чары, отвечающие за моё жизнеобеспечение. Однако подобное испытание было не только мне по силам, но и являлось чем-то привычным. Так что я довольно‑таки быстро освоился. И, когда понял, что пора, взялся за диагностику пространства.

Где там эта чудо-энергия?

Искомое обнаружилось совсем близко. Если бы не высокий холм, то я бы уже увидел желаемое. Энергия по-прежнему представляла из себя сгусток и, наверняка, светилась тем же мягким бирюзовым светом.

— Мудрый в горушку пойдёт? Или гору обойдёт? — осведомился я сам у себя. Телепортироваться на какие-то тридцать метров было лениво. И не важно, что в обход, а не по прямой, это уже не тридцать, а все сто тридцать метров. Дольше размышлять переносить себя в пространстве или нет да верность избранных координат проверять. А то, помнится, поспешил я как-то. И унесло меня тогда…

«А, пойду пешком», — решил я и ради забавы временно окрасил свою обувку в алый цвет, чтобы она выглядела также, как любимые сапоги Арнео. Всё-таки я шёл по лаве, стоило и пафоса какого добавить.

Мысли заставили меня искренне улыбнуться и подумать: «Ну вот чего тогда Данрад так на меня взъелся?». Ведь могу же я совершать правильные поступки. Умею.

* * *

— Скотина! — старательно орал на меня Данрад. — Обязательно было поджигать город?!

— Я подпалил только скотный двор. Огонь уже сам распространился.

— Сам?! Ты оставил за собой реки крови!

— Неправда, — уверенно возразил я, но счёл нужным поправиться. — В большинстве своём. Двух стражников я показательно разделал, конечно, но остальную бучу начал сам народ. Я не виноват, что нашлось столько недовольных местными законниками.

— Повторюсь. Я велел тебе выбираться тайком. Тайком, блядь! Это значит незаметно. Не привлекая внимания, мать твою дери!

— Ты оставил мне платье, а не шапку-невидимку!

— Эй, да харэ вам! У нас и так, мать вашу, из-за нашего ремесла да в силу прибабахов некоторых из нас, злопыхателей до одури, а с друганами полный напряг, — влез Данко, бросив тяжёлый взгляд сначала на пошатывающегося из-за наркотиков главаря, а затем и на меня. — И жиза то, что когда я говорю «до одури», то имею ввиду «херова туча»! Так что, Странник, если ещё не рассвело, а за городские стены уже донеслось описание твоей грёбаной дикарской рожи, вытворяющей всякие непотребства супротив державы, то представь, какой нынче припадок у властей Йорраха! Им сейчас ваще башку сносит! И они наверняка усекли, что верняк пустить по нашему следу ребят да ещё и под предводительством командира со стояком пожёстче! И зуб даю, когда эти суки нас нагонят, то займутся далеко не разговором с соблюдением твоего долбаного этикета.

— Ни хера! Не хочу гнить в свинячьем дерьме только из-за того, что кое-кто оказался ловчее, — решил Данрад и уверенно приказал. — Тикаем отсюда! Сворачиваем с тракта и без остановки вдоль стены и дальше мимо заставы.

— Чего-чего? А как же Старкания?! — возмутился Браст.

— Какая Старкания, Матёрый? Или тебе напомнить надо, кто такой Егор Жеруа?! — гневно сжал ладонями голову Браста главарь. — В Йоррахе вместо старика-градоправителя всем заправляет бастард графа, уже сидящего одной половинкой задницы на троне Диграстана. И приблудного сынка своего эта сука любит! Никто не пожурит выблядка, если он пустит голубиной почтой приказ Стаю закопать.

— Мы не выберемся отсюда! — запаниковал Ухо.

— Выберемся, мать вашу, — уверил Данрад и, прежде чем пустить галопом коня, задорно хохотнул: — За мной, сукины дети! Потом расскажу, как мы их всех наебём!

Наверное, не зря Данрада многие принимали за психа. У него действительно был сложный взрывной характер. Кроме того, он не боялся строить невероятные планы и легко воплощал их в жизнь. После люди удивлялись, как это у него получилось провернуть то или это. А секрет был прост. Данрад не терзался ненужными сомнениями, не позволял им обрасти различными опасениями так, чтобы они превратились в непреодолимые преграды. Если хотел, то делал. И всё. И при этом окружение его безоговорочно уважало и слушалось не только из-за страха… Нет, разумеется, мы боялись его! Но основой сплочённости служило иное — за своих Данрад мог в лепёшку расшибиться. И требовал такого же от других. Те, кто не принимали эту истину, надолго не задерживались в Стае. Остальные же становились семьёй. Странной. Хищной. Опасной.

Остановились мы лишь проехав далеко за заставу и то после того, как пересекли границу. Разбивать лагерь Данрад решил на стороне Северного Беспредела.

— Это гиблые места. Зачем мы здесь? — спросил кто-то, и некто другой тут же поддержал:

— Время потеряли. Лучше бы сразу…

— Что? Настала пора вам всё объяснить, мавки пугливые? — самодовольно перебил главарь и сделал долгожданную затяжку. — Мы проедем по Северному Беспределу вдоль границы вплоть до Совиного утёса, а там одолжим чей-нибудь корабль. Их много без дела стоит в порту. Как Юрвенлэнд стал частью Амейриса, судоходство Диграстана захирело.

— Не успеем за месяц и Ледяной океан снова покроется льдом, — с авторитетной суровостью заверил Адмирал Джейк. Когда-то он и правда был капитаном во флоте Ингшварда. — И без навигационных карт вдоль берега до Старкании лучше и не пытаться добраться. Не просто так Диграстан предпочитает сухопутную торговлю вести.

— А мы пойдём не вдоль берега.

— Течение тогда нас прямиком на Юрвенлэнд вынесет.

— Так это нам и надо, — преспокойно ответил Данрад.

— В смысле надо? — прорычал Шептун столь громко, насколько ему позволял его практически отсутствующий голос. — Там же мертвяки!

— Мертвяки как мертвяки. Хорошо слушаются Чёрных магов.

— Но мы-то не Чёрные маги!

— Один среди нас есть.

Данрад положил свою тяжёлую ладонь мне на плечо, и я вмиг похолодел.

Он, оказывается, знал! Всё давно понял! Треклятье!

— Полагаю, ты, Странник, поступишься с собственными принципами да поколдуешь для нас всех, как полагается, а?

— Принципами? — нахмурился Браст.

— Да ну нах! С чего ты взял, что он Чёрный? — с возмущением осведомился Данко. — Этот урод та ещё заноза в заднице, но и только. Я его столько лет знаю, а амулета ваще ни разу не видел.

— Верно базаришь, брат. Не Аналитика же к нам подсунули! — сипло усмехнулся Шептун. Он тоже был в Стае очень долго. — Ты уж звиняй, Драконоборец, но не доросла у нас жопа до того, чтоб в неё Аналитика сували.

— А ты скажи-ка нам всем, Странник. Чёрный ты или нет?

Спрашивал Данрад с равнодушием, но я до колик в животе понимал, что он сделает со мной, если я сейчас начну что-либо отрицать. Мой обречённый взгляд столкнулся со взглядом Элдри. Ей было любопытно. Любопытно, а не страшно. Она росла среди убеждений, что Орден зло, но злобу к нему она в себя так и не впитала. Просто не особо сталкивалась с магией и ритуалами Тьмы напрямую. Я вообще ограждал её от любых жизненных мерзостей, как мог. Мне нравилась её чистая улыбка и способность страдать за чужое горе. Она чувствовала, казалось бы, недосягаемые для меня эмоции. Через неё я учился ощущать их сам. И своими убеждениями привил ей способность принимать всех и вся такими, какие они есть.

— Я не прошёл посвящение, как полагается. Чёрные маги не примут меня за своего, — решился на ответ я и снова украдкой посмотрел на Элдри.

Вдруг я ошибся? Вдруг на её лице вот-вот возникнет осуждение?

— И чё с того? А, ядрёна вошь? Знания-то в тебе остались, — усмехнулся Данрад. — Я, мать твою, убеждён, что ты сумеешь удержать от нас нежить подальше!

— Я мог бы, — признание за признанием давались мне нелегко. — Я знаю всё о них. Как создавать, как управлять, как уничтожать. У меня достаточно на то сил, но… мне нельзя использовать тьму. Для меня поставлено ограничение. Иначе неминуемая смерть.

— А-а-а, — протянул задумчиво Данрад. — То-то я всё не мог в башке уложить, что ты мудришь, как Магистр, а сам пшик один. Тогда херово, ребята. Встряли мы!

— Почему? — высказала Элдри. — Если Морьяр научит, то я смогу всё за него сделать.

— Не глупи. Ты же светлая. Те силы, что ты затратишь на уничтожение одного мертвяка, для тёмного мага равны взятию под контроль до двух десятков их.

— Ладно. Этот момент мы продумаем, — решил главарь. — Сейчас лучшего варианта, как идти к Совиному утёсу, я, ядрёна вошь, всё равно не вижу. Нам нужно исчезнуть для глаз Диграстана.

Все стали готовиться ко сну. Я ловил на себе настороженные задумчивые взгляды. Внезапно я стал почти что чужаком. Да ещё и по-прежнему являлся своим, из-за которого всей Стае предстояло терпеть лишения.

… Хотя, видит Тьма, моя вина в том была ой какой мнимой!

Шёпот ветра над головой среди иголок вечнозелёных деревьев убаюкивал. Я ещё услышал, как кто-то роптал на холод вокруг, но сам заснул быстро и крепко. Конечно, погода в этих краях теплом не радовала. За короткие полтора-два месяца лета ни разу не было денька, чтоб, как частенько бывало в Ингшварде, приходилось страдать от солнышка. Большинство в Стае не снимали шерстяных рубах. Но самому мне было комфортно. Точно так же, как я любил жару, я любил и холод. Было в запредельных температурах для меня что-то притягательное. Так что ныне я даже отдал свой плед вечно мёрзнущей Элдри, а сам лишь прикрылся плотнее плащом. Мне и правда было хорошо. Прохладный воздух дарил несравненную свежесть.

…Но кое-кто отнюдь не желал спокойно дышать им.

— Ах вы падлы! — услышал я заставивший меня резво вскочить на ноги рык Данрада.

Сон слетел, едва я открыл глаза. Возле меня стояли четверо, вызвавшихся в первый дозор. Трое из них держали оружие наголо. Ещё один вертел в руках верёвку. Понимание, из-за чего они тут собрались, пришло мгновенно, но шибко умный Косарь ещё и пожелал прояснить:

— Брось, Драконоборец! Если мы его повяжем и сами сдадим, то сам понимаешь. И бабло, и свободу получим.

— Да, мать твою? — главарь оглядел остальных проснувшихся соратников. — Все слышали этого говнюка? Кто ещё так же считает? Может, я, рвать его мать, ни хрена и не прав?! Давайте-давайте! Говорите.

— Вообще-то, — почесав затылок, осторожно начал Брюзга — самый молодой из нас, — есть в этом толк. Я денег и баб хочу, а не паршиветь в снегах Северного Беспредела.

— Кто ещё? — вроде как смягчился Данрад. — Будет вас больше половины, так действительно назад повернём.

— Я, — робко пискнул Ухо.

— И я. Я, наверное, тоже. Ладно бы человеком наш маг был, как все мы. А то он это. Нелюдь оказался, — Святоша несколько раз кряду быстро выпучил глаза. — Чёрный.

— Ещё кто? А то чуток не набирается. Один кто всего и остался.

На этот раз все промолчали.

— А ты, Данко? — обратился вожак к лучнику, устало потирающему лоб. — Странник тебе всегда не по нутру был.

— И до сих пор бесючит он меня сволочь разэтакая! Дашь добро пристрелить — так и на труп плюну. Но вот посреди ночи своего вязать, — единственный глаз лучника выражал презрение, — это же каким хером быть надо? Сучьи дети они! Крысы все, как один.

— Да какие мы крысы?! — возмутился Косарь. — На опасное дело, между прочим, пошли. Мага скрутить — не хухры-мухры. А там ещё и своей головой рисковать, чтоб вознаграждением виселица не стала. За всех вас откат брать взялись! А вы-то выблядки тупорылые. Хлебала бы лучше свои закрыли! Тьфу, дебилы все как один!

— Что ты сказал? — едко переспросил Данрад.

Косарь испуганно сглотнул слюну, но вожак ему улыбнулся и, казалось бы, похвалил.

— Ты сказал то, что в башке у тебя сидит. И это верняк. Коли приказ был дерьмо, то так и надо, ядрёна вошь, говорить! Слышите меня, ребята? Так и надо я сказал!

— Ага. Я сказал, что думаю, — приободрился Косарь.

— Матёрый, давай-ка сюда с моей кобылы флягу, — Браст послушно отцепил объёмный сосуд. — Вот тебе моя уважуха за твою отвагу, Косарь. На. Пей!

Данрад бросил свои топоры на землю и поднёс флягу. Косарь неуверенно принял её и сделал осторожный глоток. Но потом, видимо, вспомнил, что главарь перед сном пил из фляги сам, и буквально-таки присосался к содержимому.

— Давай. Ни хера ты не накосяпорил, Косарь, так что пей. Пей за тупорылого дебила Данрада и его говённую Стаю!

Благоразумие заставило Косаря прекратить хлебать вино. До него наконец‑то дошло, что он всё-таки совершил ошибку, начав критиковать нашего главаря и его отряд не только в лицо, но и в столь смачных выражениях.

— Что же ты остановился? Вино прокисло или, быть может, закуси не хватает? — деланно дружелюбно предположил Данрад. — Так у меня есть идея…

В два удара Косарь оказался стонущим куском мяса под ногами.

— А ну жри моё вино вместе с землёй, падаль! — он наступил на хребет попытавшегося было подняться Косаря и сломал ему позвоночник. — Наслаждайся, когда тебя выблядок угощает!

Не будь дураками, трое компаньонов главного идиота ринулись было наутёк.

— Данко. Сокол, — вместо приказа назвал имена главарь. И парой мгновений позже воздух разрезало знакомое «фьють».

— А я не стал меж лопаток стрелять. Пусть помучаются, — поглядев на Сокола, с усмешкой произнёс Данко, сумевший воссоздать один из легендарных трюков — выпустить одним выстрелом аж две стрелы, попавшие в разные цели.

— Да добей их, — великодушно махнул рукой Данрад и повернулся лицом к ещё трём недовольных его решением. — Нам и этих хватит.

— Нет! Нет! — заистерил Ухо и рванул со всех ног. Стрела не дала ему уйти далеко.

— Жалко, — вздохнул Браст. — Хороший был лазутчик.

— Ещё найдётся, — отрешённо пожал плечами Данко, но я ощутил груз его души. Такая ноша приводила к безразличному отчаянию. А в шаге от оного уже маячила смерть.

— С этими что? — спросил Лис, который вместе с Шептуном успел разоружить Святошу и Брюзгу. — Куда их девать?

— А никуда. Чтобы нас не нашли, мертвяков закопать придётся. Вот мы их вместе с ними и прикопаем. Живьём.

Я посмотрел на бледную Элдри. Сейчас она как никогда походила на маленькую девочку — ту самую, что стояла у сжигаемого мной дома и беспрерывно бессильно кричала. Растерянная, крепко прижимающая к себе всего перештопанного мишку Катрин, она с трудом мирилась, что люди, с которыми ещё вчера она смеялась, вдруг исчезли из её жизни. Да ещё и так.

— Элдри, — тихо обратился я к ней. Девочка посмотрела на меня невидящим взглядом.

— Я в порядке, Морьяр, — солгала она. Слёзы заискрились в её глазах. — Просто дышать хочу. Хочу дышать, а воздуха нет.

Она убежала. Мне бы по-хорошему стоило пойти за ней. Всё-таки местность была дикая, а вокруг стояла ночь. Но я знал, что на этот раз стоит дать ей побыть наедине с собой. Хотя бы несколько минут… Или чуть больше. Столько, чтобы мы успели засыпать яму.

Вырыть могилу не было проблемой. Я отошёл в сторону, где росло поменьше деревьев, а, значит было меньше и корней, да устроил своеобразный земляной вулкан. В результате образовалась глубокая воронка. Туда мы трупы и покидали вместе с живыми, которым накрепко завязали рты и руки. А потом Адмирал и Лис стали закапывать яму. Пару лопат Стая с собой завсегда возила. Численность отряда позволяла распределять ношу так, чтобы брать с собой разный полезный инвентарь. В дороге такие бытовые мелочи были нужны. Так что работа продвигалась быстро. И я, поглядев на каменное лицо Данрада с мутными, красными и показавшимися мне безумными глазами, сказал ему:

— Я за Элдри.

— Давай, — отпустил он меня и, смерив пристальным взглядом, начал по новой набивать свою трубку.

Девочка действительно оказалась не так далеко. Она лежала на земле и рыдала. Тело её тряслось словно у умалишённой, а руки крепко зажимали самой себе рот.

— Тихо, тихо, — постарался я прижать её к себе, но она начала безумно вырываться, нечленораздельно мыча что-то. — Успокойся. Успокойся, пожалуйста. Успокойся.

Привычные слова подействовали, как и обычно, не сразу. Но я моментально понял, когда приступ прошёл.

— Успокойся, — в последний раз произнёс я и поцеловал девочку в лоб.

— Не хочу, — хлюпнула она носом. — Я хочу, чтобы они вернулись! И особенно Сорока! Он был такой добрый. Мы всегда с ним рыбачили… С кем я теперь буду ловить рыбу, Морьяр? С кем?!

— Наверняка в твоей жизни однажды появится кто-то, кто из неё не исчезнет, — грустно улыбнулся ей я.

— А у тебя есть кто такой?

Я отрицательно помотал головой.

— А я?

Я молчал.

— А ты? А ты не исчезнешь?

В горле стоял комок, и из-за него у меня не получалось произнести ни слова.

— Ты не исчезнешь. Ты всегда будешь рядом со мной! — вдруг уверенно сказала Элдри, затем прижалась ко мне и, уже посмеиваясь, взъерошила ладонями мои длинные волосы. — А я всегда буду рядом с тобой. Я не дам тебе уйти!

— Понимаешь, — начал было я, но она меня перебила.

— Нет! Так будет! — девочка даже упрямо притопнула ногой. — Потому что так — правильно.



Я не стал говорить ей, сколько раз разочаровывался в самых что ни на есть правильных вещах, а просто взял её за руку и посмотрел на небо. Сегодня была особенно красивая ночь. Обе луны оказались почти идеально круглыми и сблизились до предела. Скоро должно было произойти полнолунное слияние — не самое частое явление. И не особо предсказуемое без изучения звёзд. То оно радовало дважды за год, а то и перерыв на несколько лет делало. И пусть я видел его уже не раз, оно всё равно меня завораживало.

— Они как будто пытаются стать одним, но законы вселенной не дают им долго быть вместе, — сказал я задумчиво.

Элдри подумала над моими словами и предположила:

— Может, они просто ссорятся?

— Может и так, — звонко усмехнулся я и легонько пихнул девочку в бок. — Но мы-то с тобой умеем мириться?

— Умеем, — подтвердила она и добавила с какой-то жёсткой категоричностью. — Я не дам тебе исчезнуть и уйти.

Я смешливо, но оценивающе посмотрел на неё. Элдри не была уже той маленькой сопливой проблемой, как поначалу. Да и я за время путешествий со Стаей обрёл то, что желал. Я научился драться с оружием и в достаточной мере овладел магией света. За последние полгода вообще сделал резкий скачок в умениях. Во мне как будто сломался некий внутренний барьер. Я достиг уровня не Алхимика, а Соискателя второй ступени и уже приближался к первой. Так что вполне можно и начать столь желанное путешествие по аномальным и загадочным местам этого мира. И совсем не в одиночку.

Хватит уже изображать из себя громилу-наёмника! Хватит жить Элдри среди убийц и воров!

…Только сначала нужно отблагодарить Данрада.

— Хорошо. Исчезнем и уйдём вместе, Шершень.

— Я не Шершень, я Элдри. Разве ты забыл?

— Будешь и дальше на Малую отзываться, может, и забуду, — улыбнулся я ей.

Загрузка...