Жажда/water (СИ)

Глава 19 часть 4

Вслушиваясь в тихие отзвуки размеренного дыхания спящего Фоукса, Гермиона размышляла о том, как же чертовски был прав Малфой. Думала, почему не озаботилась тем, чтобы поверить ему. Не дала себе потерять веру в то, что Директор изменит происходящее. Исправит все. Без сомнения, за прошедшее время она итак потеряла веру в столько вещей, так почему еще одна должна иметь хоть какое-то значение? Или может, лишись она еще одной настолько важной для нее истины, это ее просто уничтожит. Осталось так мало вещей, на которые она еще могла полагаться. И столько вещей, которые она считала прописными истинами, начали таять на глазах — медленно, одна за другой.

Рон. Где он? Сколько прошло времени с их последнего разговора? Если быть точной? Почему проигнорировала все его попытки? Все его такие притягательные проявления заботы, непрерывные искренние попытки достучаться до нее. Быть рядом с ней. Он так отчаянно пытался оставаться другом ей, остановить ее попытки задвинуть его в прошлое, как то хорошее, что у нее было. Как все то хорошее, что у нее было.

Как Гарри. Который лежит избитый и израненный в больничном крыле. Его сердце разбито, разум в смятении и все по ее вине. Все из-за нее. И она еще не сказала ему всей правды. Только затронула ее. А он все еще собирался биться за нее. Гермиона не могла понять почему. Почему он так упрямился в этом? Может быть потому, что где-то внутри Малфой не изменился. Может она единственная, кто может заметить разницу. И если это и в правду так, тогда конечно Гарри и Рон будут пытаться защитить ее. Наверное, они думают, что она спятила.

Но она не тронулась умом. Она была грустной, одинокой, истощенной. Но не сумасшедшей. Что-то в прошедших месяцах все еще имело для нее смысл. Она едва могла вспомнить, как они дошли до этого, а Драко, похоже, помнил каждую мелкую подробность. И это было бессмысленно. Она чувствовала себя опустошенной, потеряла интерес ко всему, что было важно для нее прежде — должность Старосты Девочек, обязанности, друзья. И это тоже было бессмысленно. Тогда что имело смысл? Где во всем этом хоть какой-нибудь виток здравомыслия? Потому что что-то было. Она это чувствовала.

— Я рад, что вы здесь, Гермиона, — сказал Дамблдор мягким тоном. — Нет необходимости напоминать мне о всей серьезности ситуации. Это хорошо, что вы пришли сами. Конечно, мне все еще необходимо поговорить с Драко и Гарри.

— Прошу, — прошептала она, — не лишайте его этого.

— Не лишать чего?

— Должности Старосты. Драко. Он зависит от нее.

— Боюсь, Гермиона, что это далеко не так очевидно. За прошедшие недели ни вам, ни Драко не хватало сосредоточенности на ваших обязанностях. А в последнее время, еще и в большей степени.

— Я понимаю, Профессор. Честно. Именно поэтому я и пришла к вам. Я хочу, чтобы все драки… вся это ненависть прекратилась. Хочу, чтобы порядок вещей снова вернулся к нормали. Но этого не случится до тех пор, пока вы не вернете должность Драко.

— Мисс Гренджер, позволю себе предположить, что, возможно, именно ваш союз с Драко побудил вас прийти сюда? Его восстановление станет последним, поскольку ситуация не разрешается.

— Но…

— Более того, я уверен, что мне придется все тщательно взвесить, чтобы не исключить Драко и Гарри в ближайшие несколько дней. Вчерашняя драка могла иметь куда более серьезные последствия, Гермиона. Могла нанести такой вред, который был бы непоправим. И я не собираюсь проигнорировать все прошлые столкновения между Драко и Гарри.

— Если вы не собираетесь проигнорировать их, Профессор, то почему ничего не предприняли?

Дамблдор нахмурился: — Мальчики дерутся, мисс Грейнджер. И не только Гарри и Драко. И другие тоже. В течение всех этих лет. Но вражда между факультетами в эти дни стала особенно острой. Война изменила многое. Слишком многое. И я надеялся, что дал достаточно времени, чтобы вендетта между этими двумя постепенно исчезла. Теперь, когда отец Драко мертв, нет никакой непосредственной связи с…

— Но, Профессор…

— В мои обязанности не входит нянчить шестикурсников, мисс Грейнджер. Есть масса вещей, на которых нужно сосредоточиться. Масса людей, за которыми нужно присматривать.

Гермиона почувствовала, как щеки заливает румянцем.

— И это все? — воскликнула она, удивляясь тону своего голоса. — Вы признаетесь, что были в курсе их драк и ничего не предприняли?

— Я их предупреждал.

— Но ведь ясно же, что этого было недостаточно!

Тон Дамблдора снова смягчился: — Гермиона, что большее я мог предпринять, кроме немедленного исключения одного из них? Это первый раз, когда столь опасную драку между ними застукал учитель, и естественно, что сразу же должны иметь место серьезные последствия. Что касается прошлых столкновений, то мы могли только догадываться о происхождении синяков. И как Директор, это максимум, что я мог предпринять по поводу этих двух учеников, которые — с позволения сказать — и без того имеют массу причин гневаться на судьбу. И дело не только в правилах, но и в сочувствии. Кто-то скажет, что это мой просчет. И, возможно, прошлая ночь подтвердит их правоту. Мое сочувствие ни к чему в данной ситуации не привело, и теперь правила должны возыметь свой эффект. Похоже, что время и зрелость не сыграют особой роли для Драко и Гарри.

Гермиона опустила взгляд.

Дамблдор глубоко вздохнул.

— У меня были причины полагать, что что-то происходит. Что-то, что длилось неделями. И я знаю, что это не остановит вражду между Драко и Гарри. Я знаю, что драка — результат многих причин, возможно, многих людей. И именно эту информацию мне и нужно знать, Гермиона. Эта информация обязательна. И если вы хотите остановить это, тогда это ваш шанс.

Она не могла думать. Она не могла думать о том, что сказать.

Драко был прав. Не станет проще. Не решит проблем. Дамблдор злился. Она не могла вспомнить, чтобы его тон был когда-нибудь таким изнуренным. Война. Она меняла всех. Всё. Эмоции только помеха. Сострадание уже не срабатывает.

Поздно, проблем не решить. Только небрежно замаскированы, чтобы ты мог не замечать их больше.

— Я помогу вам, Гермиона, — сказал он. — Тебе и Драко. Вашей дружбе. Могу ли я предположить, что не ошибаюсь, и ваша дружба больше не носит платонический характер?

— Вы говорите платонический, словно мы были лучшими друзьями.

— Вы ими и не были. И я знаю об этом. Знал, когда назначал вас обоих. Но еще я знал, что у вас, Гермиона, есть дар. Дар общения с людьми. Я знал или, по крайней мере, думал, что вы можете сработаться вопреки этому. Я также полагал — как бы глупо это ни звучало — что через вас Драко и Гарри могли бы, возможно, начать рихтовать возникшую между ними трещину.

Гермиона была напугана. Она была напугана тем, что затеяла это. Знала, что раз начала, то пути назад нет. Не вернуть, не спрятать. Дамблдор не пропустит даже подергивания века, когда ты сидишь перед ним. Он — сыворотка правды в человеческом обличии. Словно обладал способностью читать твои мысли.

До сегодняшнего дня это никогда не смущало Гермиону.

Вместо этого, Гермиона не хотела отклоняться от начального плана. Просто дала себе чуть больше времени.

— Я знаю, вы не исключите Драко.

Дамблдор приподнял бровь: — Да?

— Вы не исключите его потому, что не можете исключить Гарри.

— И что заставляет вас быть столь уверенной в этом?

— Он не обычный студент. Вы можете делать вид, что это не так, что Гарри один из многих учащихся в школе — когда доходит до этого, но он отличается. И поэтому вы не можете, Профессор. Со всем уважением. Не можете указать ему на дверь. Он вам нужен.

Дамблдор улыбнулся: — Я и не делаю вид, что Гарри не отличается от других. И да — вполне очевидно, что он необходим мне. Всем нам. Но никогда не нужно быть столь самонадеянной, мисс Грейнджер. Неважно насколько очевидным это вам может казаться.

Никакой самонадеянности, Гермиона. Никогда.

Излишняя самонадеянность в том, что рассказ Дамблдору поможет тебе хоть как-нибудь. Бесполезная самонадеянность, что это разрулит ситуацию для Гарри, для Драко, для тебя. Пустая самонадеянность, что это вернет порядок вещей в прежнее нормальное русло, или просто подарит тебе чувство, что все вернулось на круги своя. Глупая самонадеянность, что это сотрет все то, что ты знаешь, ведь глубоко внутри ты понимаешь, это никогда не исчезнет.

Гермиона глубоко вздохнула.

— Драко и Гарри дрались. И, как вы и сказали, прошлой ночью был далеко не первый раз. Были и другие случаи. Случаи, когда и Рон был втянут тоже.

Дамблдор кивнул: — И какова причина этого? Это не могло быть обычным соперничеством?

Гермиона помотала головой: — Нет. И вы уже знаете почему, Профессор.

— Возможно. Но хочу услышать это от вас.

— Из-за меня. Потому… потому что моя дружба с Драко изменилась. И, принимая во внимание все действия Драко против нас в прошлом, Гарри это не нравится.

— Так Гарри знает?

— У него есть кое-какое представление. Думаю, он давно знал, но реально осознал все только прошлой ночью. А вот Рон все-таки не в курсе. Не думаю, по крайней мере. Он прячет голову в песок. Он старается держаться в стороне от происходящего. И я точно… я не знаю наверняка, что он чувствует на самом деле. Как отреагирует на то, что случилось с нашей троицей. Потому что нас прежних больше нет. Мы едва смотрим друг на друга. Едва разговариваем. Не так, как привыкли.

— Так что же в точности произошло прошлой ночью?

Гермиона почувствовала, как сердце забилось о ребра. Она опустила взгляд.

— Мы патрулировали. Драко… Драко сказал, что хочет мне что-то сказать, поэтому мы планировали встретиться на полпути. Поговорить. Я не знаю о чем именно. До сих пор не в курсе. Но… но когда я подошла к месту нашей встречи… — ее пульс ускорился. — Они были там. Драко и Гарри. Они уже дрались.