Тирский Тамплиер, предоставлявший до сих пор столь точную информацию, нас покидает. Он продолжал писать (до 1309 г.), но игнорировал новых магистров ордена Храма — Годена и Моле. Большой поклонник Боже, он откровенно не любил его преемников. Помимо нескольких колкостей, которые, как мы увидим, как истину в последней инстанции воспринимать не стоит, он не писал об этих людях. Только в 1306 г. он сообщает об избрании Моле, и то не прямым текстом. В 1306 г., пишет он, папа «послал за братом Жаком де Моле, магистром Храма, что был сделан таковым после магистра Тибо Годена и третьим после брата Гильома де Боже, магистра, каковой умер, убитый при взятии Акры»188.
До сих пор начало магистерства Жака де Моле датировали 1293 г., а ведь оно началось в 1292 году. Письмо Карла II, короля Сицилии, датированное 4 августа 1292 г., адресовано Жаку де Моле, «магистру дома святого рыцарства Храма»189... Документ, опубликованный А. Фори, о котором я уже упоминал, позволяет считать, что это избрание произошло до 20 апреля 1292 года. Тогда возникает вопрос, как согласовать эту информацию с датой смерти Тибо Годена, о которой имеется запись в обитуарии, сделанная тамплиерами Реймсского командорства. Этот текст месяц за месяцем перечисляет заупокойные мессы в честь годовщин смерти, которые они должны были служить у себя в часовне. На май записана годовщина Тибо Годена: «16 день от майских календ», очень конкретно. Если учесть, что календы соответствуют первому дню месяца и отсчет ведется в обратном порядке (1 мая — первый день от майских календ, 30 апреля — 2-й день от майских календ, 29 апреля — 3-й день от майских календ и т.д.), то 16 день от майских календ соответствует 16 апреля190. Значит, Тибо Годен умер 16 апреля года, который не указывается, но который мог быть только 1292-м с учетом документов, только что упомянутых мной191.
Относительно датировки документа, который был опубликован А. Фори в 1973 г. и оригинал которого в Архивах Арагонской короны я видел, не может быть никаких сомнений. Написанный по-французски, этот акт разрешает арагонским тамплиерам продать владения (отдаленные от центра и малодоходные) Пуигрейг и Ла-Сайда. Как требовал устав ордена, отчуждение части тамплиерского патримония не могло произойти без согласия магистра и монастыря (то есть, в данном случае, всех тамплиеров-воинов). «Брат Жак де Моле, Божьей милостью смиренный магистр бедного рыцарства Храма, и монастырь того же рыцарства...» разрешали произвести это отчуждение; акт заканчивается так: «Мы велели запечатать настоящие грамоты нашей восковой трубчатой печатью с ручательством наших достойных людей, имена коих указаны ниже...» Следуют имена всех сановников того, что можно назвать «правительством» ордена. Далее, в завершение: «Совершено в Никосии на Кипре в год тысяча двести девяносто второй от [Рождества] Христа в 20-й день апреля»192.
То есть этот документ составлен особо тщательно, и его значение в глазах Жака де Моле подтверждалось тем, что его подписали все члены руководства ордена. Значит, нужно сделать вывод, что новый великий магистр был избран до 20 апреля 1292 года. И после 16 апреля того же года, даты смерти Годена? Вот тут-то и проблема: ведь такой интервал самое большее в три дня выглядит слишком кратким. Арагонский документ, датированный 20 апреля, оказывается более достойным доверия, чем реймсский обитуарий. Лоран Дайе в одной из работ датировал годовщину смерти Годена 16-м днем от мартовских календ, то есть 14 февраля193. Это было бы прекрасно, но обращение к оригиналу опять-таки вынуждает признать: все же речь шла о майских календах.
Можно прибегнуть к аргументу «ошибка переписчика», всегда возможному и иногда оправданному, или же предположить, что реймсские тамплиеры записали мессу в память годовщины смерти Годена не на реальный день его смерти, а на тот день, когда они узнали о ней. Я все еще не готов использовать аргументы такого рода, но иногда надо решаться на твердые заявления: есть надежная дата — 20 апреля, которая делает другую (16 апреля) невероятной.
Действительно, в пользу более долгого «междуцарствия» говорят два аргумента. С одной стороны, то, что известно о предшествующих выборах: Берар умер 25 марта 1273 г., а Боже был избран в мае; Соннак умер 11 февраля 1250 г., а Вишье избрали только после освобождения Людовика IX и возвращения остатков
Крестоносной армии в Акру, в конце апреля или начале [мая; правда, в то же время известно, что Вишье умер 20 января 1256 г., но неизвестна дата избрания его преемника Берара194. С другой стороны, правильная процедура избрания не могла произойти за столь короткий срок. Если при назначении Годена можно было сослаться на чрезвычайные обстоятельства, то в 1292 г. их уже не было. Надо обратиться к уставу.
Статьи 198-223 retrais посвящены процедуре, которой надлежало следовать при избрании магистра. Напомню основные положения, уточняя в скобках номер статьи. Как только становится известно о смерти магистра, его место занимает маршал, который сообщает эту весть во все провинции ордена и созывает командоров (или бальи) на капитул (200); потом он организует похороны магистра. Далее он собирает капитул (где участвуют он, монастырь, братья из земель по сю сторону моря), чтобы назначить великого командора исполняющим обязанности магистра (198); они же принимают решение о дне выборов (203). Все братья ордена Храма, находящиеся по сю сторону моря, должны поститься три следующих пятницы до выборов. В день выборов собирается монастырь (бойцы) и бальи провинций (206); избирают командора выборов, который приступает к назначению тринадцати выборщиков «из разных провинций и разных наций», придавая каждому одного рыцаря в качестве компаньона. Вместе они образуют совет, и «оный совет и оное собрание более не должны претерпевать изменений [в составе этого совета тринадцати не может происходить никаких модификаций]» (207). Следующие параграфы приводят подробности распорядка этого дня и назначения тринадцати выборщиков (208-209): великий командор призывает командора выборов и его компаньона, те избирают двух братьев, потом вчетвером — еще двух братьев и так до двенадцати (в честь двенадцати апостолов); эти двенадцать избирают тринадцатого в честь Христа; последний должен быть братом-капелланом, тогда как из двенадцати остальных восемь обязательно должны быть рыцарями, а четыре — сержантами (210). Тринадцать выборщиков собираются в другой комнате (215) и начинают предлагать сначала лиц из земель «по сю сторону моря либо из состава монастыря или из числа бальи»; но этим они не ограничиваются, и «ежели окажется, что наиболее пригодное лицо находится в заморских землях, и в том будут согласны все тринадцать либо большинство из них, таковое избирается магистром Храма» (216). Имя избранника объявляется (219-220), а потом он принимает присягу (221). То, что было сказано при обсуждении кандидатур, братья-выборщики должны хранить в строгом секрете (223).
Видно, что между смертью магистра и избранием его преемника представляется разумным допустить интервал от шести недель до двух месяцев, даже если, несомненно, здесь не дожидались приезда «бальи» из западноевропейских провинций.
Вспомним, что Годен до своего избрания занимал должность великого командора. То, что он мог подняться на пост великого магистра, тем более в отсутствие маршала, объяснимо. Но каким было положение Моле в феврале 1292 года? Верхушка ордена при Годене неизвестна; мы не знаем имен ни одного из сановников. Был ли Моле маршалом ордена, как утверждает Лоран Дайе на основе неполной ссылки, не поддающейся проверке?195 Это не исключено, как я говорил. В таком случае ему следовало должным образом провести первые этапы процедуры. А потом?
В протоколах допросов тамплиеров в ходе их процесса мы располагаем очень интересным, но и очень сомнительным (как всегда в случаях, когда документ уникален!) показанием Гуго де Фора, лимузенского тамплиера, допрошенного 12 мая 1311 г. в Париже. Я приведу его полностью:
Поскольку в заморском монастыре было разногласие относительно назначения магистра и братья из провинции Лимузен и Овернь, составлявшие большинство в монастыре, желали иметь магистром брата Гуго де Перо, а меньшинство — оного магистра [т.е., в 1311 г., тогдашнего магистра Жака де Моле], оный магистр поклялся перед магистром госпитальеров, каковой тогда занимал сей пост, и перед сеньором Оттоном де Грансоном, рыцарем, и перед многими другими, что сам согласен на избрание оного брата Гуго и не хочет быть магистром. Когда же сие большинство согласилось, чтобы он был сделан великим командором, как было в обычае поступать после смерти магистра, и далее начались хлопоты, чтобы сделать магистром оного брата Гуго, оный магистр [Жак де Моле] велел им, чтобы с момента, когда он сделал его «каппой», то есть великим командором, они бы сделали его «капюшоном», то есть великим магистром, потому что, хотят они этого или нет, он будет магистром, и так, под нажимом, он был сделан таковым196.
Текст изрядно запутанный, и разным толкователям прояснить его не удалось197. Получается, что на выборах была конкуренция, Жак де Моле столкнулся с соперником — Гуго де Перо и интриговал (успешно), чтобы добиться своего избрания вопреки мнению большинства, неблагожелательного к нему. Эким ловкачом был этот Моле, которого иные привычно изображают глупцом! Но сама уловка, которая привела к известному результату, в тексте малопонятна.
Если внимательно приглядеться к процедуре, описанной Гуго де Фором, можно констатировать, что в соответствии с уставом капитул после смерти Годена избрал великого командора и что этим великим командором стал Моле; в таком случае, если при Годене Моле был маршалом Храма, получается, что Моле отказался от этой должности, чтобы стать великим командором и в этом качестве исполнять обязанности магистра. А ведь надо отметить, что в прошлом (кроме исключительного случая 1291 г.) сан великого командора не давал никаких особых преимуществ для того, чтобы стать магистром. Можно задаться вопросом, не перепутал ли Гуго де Фор эту должность с должностью командора выборов. Роль последнего была важной, потому что, согласно уставу (210), как мы видели, это он вместе с компаньоном-рыцарем, которого выбирал себе сам, начинал и, следовательно, направлял процесс назначения тринадцати выборщиков, которые назначат магистра. В таком случае было бы понятней, как Жак де Моле сумел одержать верх вопреки большинству в капитуле. Но настаивать на этой гипотезе трудно, коль скоро Гуго де Фор определенно говорит «magnus preceptor» (великий командор).
Вопросы возникают и по сути проблемы. Раскол капитула на две группы, то есть на сторонников двух кандидатов, очевидно, совершенно не исключен. Больше смущает региональное определение, которое Гуго де Фор дает группе противников Моле: большинство братьев, составлявших монастырь (совокупность тамплиеров-воинов), якобы происходило из Оверни и Лимузена, входивших в провинцию Овернь. Ни о географическом происхождении тамплиеров, участвовавших в капитуле 1292 г., ни о происхождении тамплиеров, находившихся в это время на Кипре, никаких данных нет. Может быть, большинство и происходило из этой единственной провинции — одной из самых маленьких в ордене, поскольку она в грубом приближении включала департаменты Коррез, Верхняя Вьенна, Крез, Канталь, Пюи-де-Дом и часть департаментов Шер, Луар и Шер, а также Алье198; ведь подсчеты, которые можно сделать на основе показаний тамплиеров на процессе, как в Париже, изданных Ж. Мишле, так и на Кипре, действительно указывают на присутствие значительного числа тамплиеров из Центральной Франции на Востоке в последние десятилетия истории ордена199. Однако Гуго де Перо не был ни оверн-цем, ни лимузенцем. Уроженец Дофине, относившегося к Лионской области, он, как и Жак де Моле, был принят в орден в Боне, то есть в Бургундии. Почему в таком случае овернцы и лимузенцы выбрали кандидатом его в противовес Жаку де Моле?
Гуго де Фор не дает никаких указаний на причины раскола между так называемым овернским большинством, благоволившим к Перо, и меньшинством, предпочитавшим Моле. Не исключено, что дело было просто в личностях, поскольку Моле, как мы это впоследствии увидим в некоторых случаях, не всегда выглядел удобным руководителем; возможно, Перо был более гибким? Но, если допустить, что такой раскол был, надо искать более принципиальные причины.
Барбара Фрале справедливо -отмечает, что Перо всю свою карьеру сделал на Западе; на Востоке он никогда не был. Моле — совсем наоборот. Но какие козыри могли быть у Гуго де Перо в ордене в 1291 году? Прежде всего он приходился племянником Юмберу де Перо — командору Понтьё в 1257 г., магистру Франции в 1261-1264 гг., потом магистру Англии и, наконец, генеральному досмотрщику во Франции и в Англии. В этом качестве тот разъезжал по командорствам обоих королевств и поэтому был знаком многим тамплиерам. Его племянник Гуго в 1291 г. еще не успел занять никаких важных должностей: он был командором Эпайи (1280-1285), потом командором бальяжа Бюр (1289) — то и другое в Бургундии. В качестве магистра Франции он упоминается только в 1292 г., а в качестве генерального досмотрщика на землях по сю сторону моря — только в 1294 или 1297 г.200, то есть после избрания Моле (в момент этого избрания генеральным досмотрщиком был Жоффруа де Вишье). Гуго де Перо, конечно, числился в 1292 г. в тамплиерской организации на Западе, но еще не был сановником первого ряда. Он мог бы стать серьезным конкурентом для Жака де Моле, если бы последний не имел в ордене никакого веса; а ведь, несмотря на отсутствие сведений о нем, непохоже, чтобы было так. Выступление Моле на капитуле 1291 г. — речь человека, имеющего авторитет. И имеющего преимущество — в том, что он находится на Кипре.
В самом деле, вернемся к выборной процедуре 1292 г. и к уставу. Коллегия из тринадцати выборщиков начинает предлагать и обсуждать имена братьев, находящихся «по сю сторону моря», способных занять эту должность; если никто не годится, и только в этом случае, ищут среди заморских тамплиеров: «ежели окажется, что наиболее пригодное лицо находится в заморских землях...» (216)201. Чтобы правильно интерпретировать эти статьи, не забудем, что они написаны во время, когда штаб-квартира ордена находилась на Востоке, в Иерусалиме; «по сю сторону моря» означает на Востоке, а «за морем» — на Западе. Соннак, Вишье, Берар, Боже, Годен — все они совершили часть своего поприща на Востоке. Боже, конечно, к моменту своего избрания был командором Апулии в Италии, но раньше он долго прослужил на Востоке. Следовательно, избрание Гуго де Перо стало бы «первым».
Барбара Фрале предлагает «политическое» объяснение этому соперничеству между Моле и Перо, объяснение, разделенное на два следующих тезиса.
• Выбор между двумя этими людьми, по ее мнению, в первую очередь был выбором между двумя будущими политиками ордена: политикой «военной», направленной на возвращение Святой земли и Иерусалима в традициях изначальной миссии военных орденов, и политикой «дипломатической» или «административной», лучше согласованной с реальным положением в мире в конце XIII в. и более ориентированной на общие интересы христианского мира (церкви, государств), чем на интересы одной лишь Святой земли. Моле якобы олицетворял первую, Перо — вторую.
• Во-вторых, на ее взгляд, это был выбор между политикой независимости, или автономии, ордена и политикой его подчинения политике государств и прежде всего французской монархии. Перо якобы был кандидатом профранцузской партии, которой манипулировал король Филипп Красивый, тогда как Моле был защитником независимости ордена и, следовательно, отстаивал интересы антифранцузской партии.
Намеренно заостряя свою мысль, Барбара Фрале утверждает, что выбор, вставший перед тамплиерами в 1292 г., означал противостояние лимузенцев-овернцев и восточных франков, к которому добавлялось политическое противостояние «военных автономистов» и «дипломатов-бюрократов»202.
Очень боюсь, что это соблазнительное построение сделано на весьма шатких основах; слишком большое число ненадежных или ошибочных данных, нагромождение слишком многочисленных гипотез побуждают меня его отвергнуть, пусть даже на некоторые его элементы стоит обратить внимание. Прежде всего, в 1292 г. Гуго де Перо еще не был тем Перо, каким он стал в 1302 г., — поддержавшим (впрочем, без особого рвения) яростную атаку Филиппа Красивого на папу Бонифация VIII; в то время это был только один из западных командоров, ничего не понимающий в восточных делах, и к тому же племянник своего дяди.
Далее, в 1292 г. думали прежде всего об обороне Кипра и Армении и страстно желали вернуть Святую землю, о реконверсии не было и мысли. Ни Храм, ни Госпиталь, ни даже Тевтонский орден не планировали в то время «прохлаждаться на Западе». Как раз в этот период была наиболее популярной стратегия союза с монголами, и военно-монашеские ордены, в первую очередь орден Храма, проявили в ней особую активность.
Наконец, если светские суверены Запада (все суверены Запада) осуществляли нажим на ордены (назначение провинциальных магистров, урезание привилегий и прав, попытки обложения налогом), то влиять на выбор магистров орденов они не пытались (случай с Рено де Вишье, которого поддержал Людовик Святой, — особый, потому что король Франции тогда находился в Святой земле). Даже Гильому де Боже, чтобы быть избранным, пришлось искать другие аргументы, чем поддержку со стороны Карла I Анжуйского. В 1292 г. Филипп Красивый, без сомнений, внимательно следил за тем, что происходит в руководстве военных орденов. Отсюда до манипулирования избранием магистра — один шаг, которого я не сделаю.
Кстати, это избрание, как и избрание Годена год назад, произошло раньше, чем Запад получил сведения о смерти великого магистра. Ни у одного суверена Западной Европы физически не было возможностей для прямого вмешательства. Так, может быть, имело место вмешательство косвенное — через внедренного агента?