Жак де Моле. Великий магистр ордена тамплиеров

Однако даже это проклятие не лишило Жака де Моле некой анонимности. Можно было рассуждать о тамплиерам и видеть в их осуждении проявление варварства (как это делал Вольтер), не обращая особого внимания на великого магистра. Только к концу XVIII в. и особенно в XIX в. он станет героем. Этим он был обязан не столько измышлениям и фальшивкам, придуманным Фабром-Пеллапра и его друзьями, которые в начале XIX в. основали неотамплиеризм (мнимая хартия о наследовании Лармения, например, — грубая подделка)649, сколько развитию с середины XVIII в. «национального театра», взявшегося за поиск патриотических сюжетов650. Жак де Моле стал одним из героев этого национального театра благодаря Ренуару, чью трагедию «Тамплиеры» с заметным успехом играли во Французском театре в 1805-1806 гг. (в роли одного из главных персонажей выступал знаменитый трагик Тальма)651. После первого представления «Курьер де спектакль» писал: «Театр с давних пор нуждался в этом национальном сюжете»652. Сюжет пьесы составлял конфликт между королем, считавшим тамплиеров виновными, но готовым их простить, если великий магистр признает эту вину, и Жаком де Моле, отказывавшимся от этой сделки: «Я бы вас простил. Я предлагаю вам жизнь», — говорил король, но Моле отвечал: «Государь, предложите нам честь».

Успех пьесы часто вызывает к жизни разнообразные театральные шутки, водевили и пародии; успех Ренуара повлек за собой подражания, и в 1807 г. театру Сен-Мартен предложили пьесу под названием «Жак де Моле», но она была отклонена как слишком серьезная для водевиля.

Пьесой Ренуара заинтересовался Наполеон, однако он упрекнул ее в пристрастности к Жаку де Моле: по мнению императора, король выглядел слишком слабым, а великий магистр — слишком безупречным. Мысль Наполеона по сути сводилась к следующему: чтобы трогать публику, трагический герой должен проявлять некоторые человеческие слабости. Он считал, что настоящим героем должен быть Филипп Красивый, который в силу вещей (главные слова во всей аргументации Наполеона и его концепции трагедии) делает то, что делает, потому что иначе не может. Трагическая дилемма для государственного деятеля!653

Эту пьесу ставили в течение всего XIX в. и издавали в таких популярных сериях, как «Хорошие книги» или «Сто хороших книг по десять сантимов — библиотека для каждой семьи». «Тамплиеры» Ренуара входили в состав четырех названий, представляющих сюжеты из французской истории (наряду с «Жанной д'Арк», «Карлом IX» и «Осадой Кале», а также Расином и Корнелем)654.

Эта популярность Жака де Моле в XIX в., которой не уменьшила сдержанность историков вроде Мишле, проявилась и в том, что его изображение попало в залы крестовых походов Версальского замка — ансамбль, заказанный Луи-Филиппом. На картине Амори-Дюваля 1840 г. Жак де Моле представлен в виде бюста, а также фигурирует на большом полотне Клода Жакана 1842 г., которое изображает его вступающим во главе своих войск в 1299 г. в отвоеванный Иерусалим655. Это, конечно, изображение легендарного события, но основанное на слухе, который в 1300 г. распространился по всему христианскому миру и был связан с наступлениями монгольского хана Газана в 1299-1303 годах. Согласно этому слуху, хан Газан, победивший мамелюков в декабре 1299 г. во втором сражении при Хомсе, при помощи армянских христиан и магистров орденов Храма и Госпиталя якобы отвоевал Иерусалим и вернул его христианам. Лоран Дайе (о котором я уже писал, что заметать следы ему доставляет нездоровое удовольствие) утверждает, что в то время Жак де Моле якобы был одним из трех полководцев монгольской армии и его удостоили чести победоносно вступить в Святой город656. Может быть, это утверждение (ложное, но Дайе, обычно более серьезный, выдает его за правду) основано на тексте Тирского Тамплиера, хорошо известном если не современникам, то позднейшим историкам? Я уже объяснял, исходя из корректно датированного текста Хетума из Корикоса, что в Армении Жак де Моле мог находиться в 1298 или 1299 годах. То есть раньше победоносной битвы Газана с мамелюками. Вот что пишет Тирский Тамплиер: «Газан, когда разгромил сарацин, вернулся в свою страну и оставил за себя в Дамаске эмира, носившего имя Мо1ау...»657 На самом деле в виду имелся монгольский полководец Мулай, имя которого, очевидно, было нетрудно спутать с «Моле», то есть именем великого магистра ордена Храма.

Западные источники того времени, которые использовала С. Шейн в своем исследовании, посвященном происхождению прошедшего по Западу слуха, что Газан якобы вернул Святой город христианам, никогда не упоминают в этом контексте Жака де Моле и, следовательно, не связывают его с этим эпизодом658. Появился ли в тот или иной момент текст, который связывал бы Моле с предполагаемым возвратом Иерусалима — хотя бы на основе превратно понятого текста Тирского Тамплиера? Художник Жакан был не единственным, кто принял это предание за чистую монету. Вот что можно найти в статье «Моле» из «Новой всемирной Биографии», статье, написанной Рапетти и датированной 1861 годом:

Жак де Моле не остался пассивным во время этих решительных действий великого хана. Тому доказательством служит факт, что он командовал одним из флангов татарской армии. С войсками, вверенными ему, он вторгся в Сирию, принял, участие в первом сражении, где султан был побежден, и преследовал разбитого Малик ан-Насира до египетской пустыни; потом под началом Кутлуга, татарского полководца, ему посчастливилось отобрать у мусульман меж прочими городами и Иерусалим, куда татары вошли, чтобы отпраздновать Пасху659.

Рапетти утверждает, что это событие упомянуто в «Хронике Сен-Дени», которую он цитирует: «(...) и на следующую Пасху христиане с величайшей радостью провели богослужение в Иерусалиме». В «Больших французских хрониках», изданных Жюлем Виаром, этот текст представлен так: «И на следующую Пасху, как говорили, в Иерусалиме христиане с величайшей радостью провели богослужение». Как может констатировать читатель, о Жаке де Моле здесь речи нет. Однако в предыдущем тексте «Большие хроники» утверждают, что во главе одной из армий Газана стоял маршал Армянского королевства; говорится также, что Газан обратился в христианство.

В версальских залах портрет Жака де Моле соседствует с портретами Гуго де Пейена, основателя ордена Храма, и Фулька де Вилларе, своего «альтер эго» из ордена Госпиталя. Но меня вполне устраивает, что он изображен в действии, которого он, правда, не совершал, но которое ближе к реальной деятельности Моле в ключевые годы его магистерства (1299-1302), чем многие ученые высказывания, сделанные начиная с XIX века.

На юго-западе Чешской республики, в замке Рожмберк, в верховьях Влтавы, его владелец в середине XIX в., потомок рода Бюкуа — рода фламандского происхождения, который Габсбурги вознаградили этим замком, конфискованным у одного из побежденных в сражении при Белой Горе в 1621 г., — устроил по образцу версальских залов галерею крестовых походов (очевидно, меньших размеров!). В 1855 г. он заказал художнику Фридриху Штрёбелю восемь портретов, повесив их на стенах своей галереи: Жак де Моле занимает там почетное место рядом с Готфридом Бульонским, Филиппом Августом и Людовиком Святым, тогда как с противоположной стены на них смотрят Ричард Львиное Сердце, Леопольд фон Бабенберг (герцог Австрийский), Конрад III и Фридрих Барбаросса.