110 глава Смерть художника-баталиста Хорухазона Пахтасезонувуча

Гурракалон приспособил печь таким образом, чтобы три комнаты дома отапливались из одной точки одинаково. Этим самым он экономил топливо — кизяки и сухие корни саксаула. Светлана Николаевна жила отдельно, с детьми. Это позволяло Ларисе и Фариде жить с Гурракалоном в более свободной обстановке.

В тот день, не переставая, шел снег. К вечеру он не только не прекратился, но, наоборот, усилился. Перед тем идти спать в свою комнату Лариса и Гурракалон сидели в комнате Фариды и долго беседовали, попивая сладкий чай с лимоном. За окном шёл сильный снег и сквозь снежные хлопья призрачно светил уличный фонарь, качаясь на холодном ветру. После того, как Лариса с Гурракалоном, пожелав доброй ночи Фариде, ушли в свою комнату (согласно графику), она осталась одна и, укутавшись в одеяло, лежала на кровати у окна. Она глядела на падающий снег через окно с открытой занавеской и думала о своем сыне Ильмураде. Он всё ещё сидел в следственном изоляторе, без вины виноватый, по обвинению в убийстве заправщика Запарамина. Настоящий убийца до сих пор не был найден. Следователь Турмадаланов Когозкоп Саттарувуч прокомментировал столь долго тянувшееся следствие, заявив, что оно продлено в связи с недостаточностью собранных материалов по делу. Фарида считала дни, которые остались до суда, надеясь на скорое освобождение сына и на его полную реабилитацию. Художница Фатила сказала, что после освобождение Ильмурада в зале суда, Ильмураду по закону заплатят большие деньги за нанесённый ущерб его здоровью и за моральный ущерб, а также выплатят ему заработную плату за все месяцы, которые он находился под следствием.

— Эх, Фатила, о чем Вы говорите, сестричка, да пусть они не платят ни копейки, лишь бы поскорей освободили моего дорогого сына — плакала тогда Фарида.

С этими мыслями она уснула.

Ей снился ветер. На ветру летел лист бумаги, словно белая птица, свободно и легко. Фариде казалось, что эта бумага была исполнена гордости от того, что на ней было написано то ли священное писание, то ли просто, любовное письмо. А, может, и стихи или какая-нибудь важная весть. Кто знает, может, на ней было написано оскорбление или клевета. Так или иначе, таинственная бумага летела и думала на лету о карандаше, который писал на ней, щекоча её своим тонким клювом, словно дятел. Он напоминал ей о далеких дремучих лесах, где она когда-то росла могучей сосной, качаясь на ветру, и где её топором повалили лесорубы, и она со скрипом и с грохотом, сотрясая весенний воздух, упала на землю, вспугнув лесных птиц. Потом дровосеки распилили её на брёвна и бросили с высокого берега в реку. Она плыла вместе с другими бревнами по течению на север, где тарахтел своими пилорамами целлюлозно-бумажный комбинат с высокими дымоходами, из которых взвивался в небо дым, словно гигантская анаконда. Затерявшись среди других бревен, напоминавших огромную стаю крокодилов, она плыла по широкой реке с крутыми берегами, покрытыми вековыми зелеными лесами, внимая далекому тоскливому и печальному стуку дятла.

С такими воспоминаниями бумага продолжала свой полет, и вдруг она зацепилась за ветку высокого дерева и начала трепетать на ветру, словно белый флаг. Ветер щекотал её, а она смеялась, белым смехом, застряв на самой макушке высокого дерева, и чувствовала себя самой счастливой бумагой на свете. Потом ветер сорвал её, и она полетела дальше. Летела она долго, словно белая птица и вдруг ударилась об землю и покатилась по просёлочной дороге, пока её не поймала одна девушка, которая шла в сторону лужайки, где стояли стога сена. Девушка развернула бумагу и лежа на сене в тени стога прочитала содержание написанного. И вдруг она заплакала, прижимая бумагу к груди. Но озорник ветер отнял у неё бумагу, и она полетела на вольном ветру подобно белой гигантской бабочке в сторону юлгуновых зарослей, простирающихся вдоль берегов реки Тельба-дайро вблизи село Таппикасод. Тут она увидела низкорослого школьника, ученика-отличника, пузатого милиционера с лысой головой и с ученической сумкой за плечами, который ходил строевым шагом вокруг шкафа-школы Далаказана Оса ибн Косы, напевая громким голосом птичью песню. Бумага попала в воздушную воронку и снова опустилась на землю. Лучше бы она не опускалась. Потому что ученик-отличник, пузатый милиционер с лысой головой и с ученической сумкой за плечами неожиданно наступил на неё, придавив ботинком. Далаказан Оса ибн Коса в этот момент сидел в сортире под открытым небом, среди юлгуновых зарослей, вздувая от напряжения шейные артерии и краснея. Он крикнул своему ученику, чтобы тот принес ему клочок бумаги. Ученик-отличник, пузатый милиционер с лысой головой и с ученической сумкой за плечами взял бумагу, которая, прилетев, попала ему под ноги, и понёс её своему учителю Далаказану. Он нёс её с такой гордостью, как будто это была не простая бумажка, а праздничное поздравление диктатора страны к угнетенному народу. Далаказан Оса ибн Коса взял бумагу и с её помощью осуществил гигиеническую процедуру. Потом, выбросив её, поднял штаны. Бедная бумага обиделась и долго плакала на бумажном языке, ругая Далаказана Осу ибн Косу. Пьяный бродячий ветер успокоил её, и она, поднявшись в воздух, полетела дальше.

Тут Фарида проснулась, и услышала пронзительный крик женщины. Она испугалась, узнав голос громко плачущей женщины. Это была художница Фатила. Фарида с трудом приподнялась, опираясь на костыли. Хотя с её ног гипс уже сняли, но боль еще полностью не отошла. Фарида стукнула пару раз по стене костылем, разбудив всю семью, кроме детей. Они вошли в комнату Фариды.

— Это Фатила плачет! Гурракалон, беги, узнай что с ней! — сказала Фарида. Гурракалон поспешно надел валенки и тулуп, нахлобучил на голову меховую шапку и вышел во двор. Скрепя снегом и спотыкаясь, он побежал сквозь падающие снежные хлопья в сторону дома, где жила художница Фатила. Когда он вернулся обратно, выяснилась, что муж Фатилы художник-баталист Хорухазон Пахтасезонувуч погиб на зоне при выкапывании туннеля для побега. Оставив дома Светлану Николаевну с детьми, Фарида, Лариса и Гурракалон, вышли на улицу и быстрым шагом пошли в сторону дома бедной Фатилы. Когда они, преодолев вихрь снегопада, подошли к дому и вошли во двор, они увидели Фатилу, которая стояла там в черном платье, и была похожа на обугленное дерево, которое сразила молния. Увидев Фариду с Ларисой, она начала плакать еще громче. Фарида с Ларисой тоже заплакали.

— Ах, Фарида Гуппичопоновна! Как же мне теперь жить без Хорухазона Пахтасезонусвуча?! — причитала Фатила. Я умоляла его, чтобы он не садился в воронок с набожными братьями, которые дрались каждый день, нанося телесное повреждение друг другу и ругаясь матом, за что власти арестовали их. Он не послушался меня — и вот результат!

— С чего Вы взяли, что он умер?! Что Вы говорите вообще? Перестаньте плакать! Может, Ваш муж жив и здоров. Может, это черный розыгрыш?! Кто Вам это сказал?! Есть основание этому верить?! — спрашивала сквозь слезы Фарида, не поверив, что художник-баталист погиб.

— Да, приехали двое и дали мне документы с заключением судмедэкспертизы, чтобы я поверила, что Хорухазон Пахтасезонувуч скончался от нехватки воздуха, оказавшись под завалом грунта! Они заявили, что власти не виновны в его смерти! К утру тело Хорухазона Пахтасезонувуча привезут! — продолжала плакать Фатила.

— Ой, Господи, какое горе! — громко рыдала Фарида.

Потом они с Ларисой начали успокаивать Фатилу, говоря, что, мол, это дело Божье, и у Фатилы нет другого пути, кроме как примирится судьбой. Гурракалон тоже выразил соболезнование и, взяв снегоуборочную лопату, начал чистить снег во дворе. Снег все падал, покрывая все толще и толще окрестность белой пушинкой, похожей на мех белого зайца. Потом соседи тоже вышли, проснувшись от суеты, и они тоже тихими голосами стали выражать свои соболезнование Фатиле, которая осталась в этом мире одна, так как она была детдомовская, и у неё не было родственников. Женщины соседки начали наводить порядок внутри дома, а мужики начали помогать Гурракалону чистить снег. К утру, как было обещано, привезли тело бедного художника-баталиста Хорухазона Пахтасезонувуча, и начались приготовления к похоронам. Директор совхоза «Истиклол» выделил экскаватор, с помощью которого выкопали могилу на кладбище для Хорухазона Пахтасезонувуча. После прочтения жаназы мужчины подняли тобут с телом Хорухазона Пахтасезонувуча и понесли на кладбище, идя пешком в знак уважения к усопшему художнику Хорухазну Пахтасезонувучу. Когда они выносили тобут со двора, Фатила крикнула:

— Прощай, любимый! До встречи в раю!

И тут же упала, потеряв сознание. Перед тем похоронить художника-баталиста, один из представителей оперативной части, стоя на краю могилы, прочитал прощальное письмо начальника зоны. В нём говорилось:

— Дорогие Комсомолобадчане! Хотя осужденный Хорухазон Пахтасезонувуч был незаконопослушным гражданином нашей необъятной независимой страны, но мы всё же уважали его как упрямого и преданного своему делу человека! Он стал жертвой искусства, которое любил больше жизни! Мы бы не допустили эту трагедию, но осужденный Хорухазон Пахтасезонувуч, то ли дал нам совсем другую карту раскопки туннеля, то ли он перепутал карту. Мы ждали его в другом конце туннеля, который он должен был выкопать. Стояли там наши вооруженные до зубов люди со злыми собаками величиной с осла. Но грунт обвалился совсем в другом месте, там где была установлена сторожевая вышка, на которой стоял солдат с собакой, охранявший зону. Мы узнали о случившейся трагедии только, когда сторожевая вышка провалилась в глубь земли, словно мачта старинного фрегата, который утонул в море при шторме. Там, к сожалению, оказался наш усопший осужденный художник-баталист Хорухазон Пахтасезонувуч. Оказывается, он сам себе рыл могилу. Мы бы оставили его там. Но этого нам не позволяла наша совесть. Решили отдать его тело вам, чтобы вы его похоронили по-человечески. Да, теперь его картины осиротели, и мы тоже скорбим вместе с вами, дорогие Комсомолабадчане! Какого осужденного мы потеряли! Это большая утрата! Да, будет тебе земля пухом, дорогой Хорухазон Пахтасезонувуч! Ты это… прости нас, если можешь за то, что мы недооценили тебя в свое время и избивали каждый день дубинками, как бьют бешенную собаку… Мы открыли музей в нашем учреждении и повесили все твои картины, написанные кроваво красной краской. Твоя коронная картина под названием «Пустой квадрат» до сих пор висит на запретке. Спи спакойно, друг! Светлая память о тебе навсегда сохранится в сердцах осужденных!

С горькими слезами на глазах,

начальник тюрьмы

товарищ Тимирскаланов.

Услышав это, все присутствующие на церемонии захоронения хором заплакали.

Загрузка...