Жека 5

Глава 12 Особенности русской рыбалки

База отдыха не казалась большой — двухэтажный кирпичный оштукатуренный дом построен в типично советском стиле, выкрашен в невзрачный зелёный цвет, с хозяйственными постройками примерно такого же вида. Внутри обстановка тоже более чем спартанская, со скрипучими деревянными полами, побеленными стенами, свисающими на проводах шарообразными белыми светильниками, которые в СССР любили вешать в присутственных местах. В здании на первом этаже находился общий зал с большим столом, импортным телевизором с видеомагнитофоном и веговской магнитолой.

На столе уже стояла выпивка и закуска — Хромов от Сахара по телефону распорядился, чтоб к приезду гостей всё подготовили в лучшем виде.

— Ну что, для начала согреться надо бы? — предложил Конкин, повесив куртку, и садясь за стол. — Обратите внимание! Всё по закону сервировано!

— По какому закону? — поинтересовался Жека, присаживаясь напротив. — Что это значит?

— По неписанному, рыбацкому закону! — заявил мэр. — На рыбалку с рыбой нельзя, а то улова не будет. У вас, дескать, и так рыба есть. Вот это и есть закон. Мясо, овощи бери на закуску, рыбу — нет. Даже консерву нельзя!

Действительно, на столе рыбы не было. И даже красной и чёрной икры не было, лишь разложенные по тарелкам порезанное мясо, колбаса, салаты, маринованные огурцы с помидорами, отварной картофель.

Все расселись вокруг стола, налили, кто что хотел, наложили, кому что по вкусу.

— Ну, будем! — Хромов поднял рюмку, полную русской водки. — За рыбалку!

После короткого застолья, уже будучи прилично навеселе, пошли смотреть рыболовные снасти, стоящие здесь же, в общей зале, в специальной стойке. Находились тут в основном спиннинги для ловли хищной рыбы. Жеке первый раз предстояло рыбачить на эту снасть. Выбрал себе спиннинг, несколько блёсен. Выйдя на улицу, попробовал несколько раз бросить в траву. Получилось недалеко — метров двадцать. Впрочем, для первого раза достаточно, как поучали его поддатые компаньоны.

Однако рыбалка не задалась. До старицы идти всего ничего, метров 100. Но уже с такого расстояния видно, что половить рыбу не получится — река сильно вздулась, и подход к воде был невозможен.

— Рано ещё! Половодье только в силу вошло! — заявил захмелевший Хромов, разглядывая затопленные берега старицы, заваленные ломаными льдинами. — Тут летом плёсы хорошие, где щуки и окуня навалом. Иногда таймешек попадается. А сейчас…

— А сейчас остаётся только смотреть на это буйство стихии! — продолжил Конкин. — Родная сторона! Смотрите, как там на середине закручивает!

Посередине старицы течение было таким сильным, что казалось, будто с громким плеском течёт горная река, сплетаясь тугими жгутами струй. По воде плыли последние льдины, ветки, сучья, палки. Один раз проплыла собачья будка и нечто, похожее на деревенский нужник.

— Ну что, тут нам делать нечего! — сказал Сахар. — Не благоволит природа к нашему выезду. И чё делать будем?

— Давайте на улице посидим, мангал разожгем, — предложил Бурков. — Пожарим мяса на шашлыки, выпьем, песни любимые споём. Афганские!

— А и в самом деле! — согласился Хромов. — Про Афган люди забывать стали. А он в нас навеки застрял.

— Красиво сказали, Сергей Александрыч! — заметил Жека. — Прям как поэт!

— Так и есть. Сейчас я тебе расскажу, что у нас в горах было…

Через полчаса ярко пылал мангал, жарилось мясо, на столе расположились бутылки с водкой, и присутствующие распевали солдатские песни. В основном про Афган. Похоже, все они были в Афгане, через это и скорешились. То, что Сахар и Хромов — однополчане, Жека давно знал. Бурков, как кгбшник, наверняка там воевал. Но Конкин? Ни за что не подумал бы, что мэр тоже служил там.

— «Пришёл приказ, и по приказу мы встаём, взяв АКМ, садимся ночью в самолёт, в тот ранний час, когда земля вокруг спала, в Афганистан приказом воля занесла», — вразнобой пели собутыльники. Временами кто-то крякал, вытирал слезу и наливал себе ещё водки. Потом пожарилось мясо, и песни прекратились, перевалив в обычные разговоры.

Ближе к вечеру, изрядно захмелев, поехали по домам. В дороге разговор шёл о выборах.

— Начинай выдвигаться сейчас! — заявил бухой Конкин. — Время быстро пройдет, хрен поймаешь! А тебе надо и подепутатствовать успеть, благими делами запомниться, и по телевизору лицом поторговать, перед тем как на моё место идти. Денег это, конечно, потребует сейчас… Куда ж без этого! Но не слишком много. В основном на типографию. На листовки и плакаты. По телевизору и радио — не проблема, я тебе бесплатно всё устрою. Зарегистрирую кандидатом на автомате, без сбора подписей от партии. Удостоверение кандидата тоже сразу же получишь.

— Деньги не вопрос. На хорошее дело мне не жалко. Завтра же начну раскручиваться, — согласился Жека, поглядывая в салонное зеркало. — Избирательный участок в родном техникуме, так что первым делом пойду к директору. С ним всё и обсудим. Там можно и депутатскую приёмную устроить. Я примерно знаю, где помещение хорошее. Не хочу я в опорном пункте милиции. Не пойдёт туда народ — боится он ваших подчинённых, Сергей Александрович, вы уж извините!

— Народишко и должен бояться власти! Милицию народ должен уважать! — важно заявил Хромов. — А иначе раздрай и крамола, как раньше говорили. Смотри сам: не зассал бы Горбач в августе, подавил бы на хер танками толпу предателей в Москве — сейчас бы в Союзе всё ещё жили. Только этот Союз ещё сильнее стал бы. Прибалтику, Украину, дармоедов всех — выгнали на хер. Присоски пустые. Осталась бы Россия, Кавказ и Средняя Азия. И жили бы лучше всех. У меня такая политическая точка зрения. И ещё так скажу тебе: у Ельцина рука не дрогнет расстрелять народ. Хоть Кремль, хоть Белый дом пушками измолотит — только в путь!

— Ну, я в политику не лезу, — заявил Жека. — У вас, у старшего поколения, ума и опыта побольше, как скажете, так и будет. Но мне помещение желательно всё-таки не в опорнике.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Хромов. — Учитесь, товарищи, как грамотно отшивать надо! Да делай ты, Женька, где хочешь. Кто тебе не даёт-то? Делай как лучше и как удобнее.

— Так там нюанс один имеется, — осторожно заметил Жека. — Помещение опечатано госбезопасностью. Когда путч был, я же комсомолил. Секретарём ВЛКСМ в торговом техникуме был. Ко мне приходили сотрудники, таскали на допрос, приказали сдать все бумаги ВЛКСМ, и помещение опечатали до особого распоряжения.

— Распечатывай и делай что хочешь, — сказал Бурков. — Никаких проблем с гэбнёй не будет.

— Ну хорошо, раз так, — согласился Жека. — Значит, завтра и займусь.

— Я позвоню директору техникума! — заверил Конкин. — Будет тебе там кабинет! Место и в самом деле хорошее. Рядом с молодёжью, а молодёжь — наше будущее.

Когда Жека развёз всю хмельную компанию по домам, поехал к себе. И опять думал, что как-то нескладно получается. Хотят городские воротилы использовать его для своих детишек, вот только будет ли прок от этого самому Жеке? Очевидно, что в городской мафии он занимал пока низшее положение. Решить любую проблему он решит, но и от него потребуют чего-то взамен. Если с Хромовым, Конкиным и Сахаром ещё как-то сработался, то Бурков выглядел тёмной лошадкой, так же, как и два мужика от губернатора. Впрочем… Отступать уже поздно. Правила игры он знал: услышал планы больших людей — будь готов их выполнить.

Следующий день, как и обещал, сразу же начал с визита в техникум советской торговли. На своей машине решил не ехать, чтоб не смущать местных студаков, заказал такси. Приехав, поднялся в административное крыло, и прошел прямо к директору. Тот не удивился визиту Жеки, и долго тряс ему руку, радуясь встрече с именитым учеником.

— Здравствуй, здравствуй, Евгений Соловьёв! Я всё ждал, когда придёшь в свою Альма Матер! Мы тут гордимся тобой! Всем первокурсникам в пример приводим!

— Да не надо, зачем… Чё я… Работаю просто, — засмущался Жека. — Роман Палыч… Я по делу тут к вам. Решила меня партия «Демократическая платформа» в депутаты от вашего округа выдвинуть. Пришёл вот разузнать про пункт приёма граждан.

— Звонил мне сегодня утром Кузьма Валерьич. Помню. Только какой кабинет тебе отдать? — улыбка постепенно сползла с лица директора. — У нас свободных помещений нет вроде.

— Есть! — возразил Жека. — Мой бывший кабинет, первичной ячейки ВЛКСМ. Я получил разрешение от городского отдела госбезопасности, распечатать кабинет председателя ВЛКСМ.

— Ах, вот оно что! — опять заулыбался директор. — Значит, всё нормально. Он так и стоит закрытый. Можешь располагаться в том кабинете. Мне интересно, что делать-то там будешь?

— Избирателей будущих буду принимать! — заявил Жека. — С жалобами и предложениями по работе ЖКХ, общественного транспорта, о состоянии инфраструктуры на участке и прочем. Вы тоже, Роман Палыч, можете пожаловаться на что-нибудь. Чем смогу, тем помогу.

— У нас подъезды и подходы к учебному заседанию плохие, студенты жалуются, особенно девушки. Каблуки на асфальте ломают. Освещение надо бы, лампы не горят.

— Все сделаем! — сказал Жека. — На бумаге напишите, чтоб я главе города показал. Тогда зашевелятся. А сейчас пойду кабинет смотреть. Ключ у меня есть.

— Каждый день тут заседать будешь? — спросил директор.

— Каждый день не получится, — покачал головой Жека. — Я же работаю, дел много. Буду народ принимать два раза в неделю. Во вторник и четверг, с утра и до обеда. Ну ладно. Я пошёл. Удачного дня.

Жека пожал директору руку и вышел из кабинета. Как он и предполагал, местные студаки класть хотели на пломбировку кабинета. Сургучная печать с замка была сорвана, а на двери фломастером написано «КГБ — лохи». Жека открыл дверь и вошёл в кабинет, где не был уже полгода. Внутри всё по-прежнему. Бумаги на полу и столе, раскрытые шкафы — всё так и осталось после обыска, проведенного сотрудниками госбезопасности.

Здесь, конечно, нужна основательная уборка. Несмотря на то, что помещение полгода стояло закрытым, везде нападала пыль. Полы не мешало бы помыть, стеновые панели, мебель, окна. Мусор выбросить. Поэтому перед уходом спустился на первый этаж, в комнату завхоза. По-прежнему работала там… Как её зовут-то? Шебутная такая бабёнка… Во! Ирина Леонидовна же! Прямо как Ирину!

— А я тебя помню! — заявила завхоз, с любопытством смотря на Жеку. — Комсоргом последним у нас был.

— Да, верно, Ирина Леонидовна, был такой момент в моей биографии, — рассмеялся Жека. — А сейчас депутатом городского совета буду. Хотел у вас попросить кое-что.

Жека положил на стол тысячу. Завхоз с удивлением посмотрела сначала на купюру, потом на Жеку.

— Мне в кабинете моём бывшем уборочку бы сделать! В комсорговской, — заявил Жека. — Пол помыть, окна. Мебель протереть. Приём граждан там вести буду. Надо, чтоб всё хорошо было.

— Будет тебе хорошо! — улыбнулась Ирина Леонидовна. — Сейчас техничку пошлю, и всё вымоет. Ключ у меня есть от того кабинета.

— Ну и славно! — улыбнулся Жека. — Спасибо вам огромное! Если есть какие-то проблемы — говорите. Попробую решить.

В этот же день Жека решил единственную пока проблему — с типографией, и уже к концу недели на каждой трамвайной и автобусной остановке избирательного участка, на каждой двери магазина или входа в подъезд висел плакат «Соловьёв — твой депутат! За рабочих!». На плакате изображён Жека на фоне завода. В спецовке и синей каске, якобы рассматривающий чертёж детали.

Фотографию сварганили там же, в типографии, в рекламном агентстве при ней. Печатники делали рекламные плакаты и листовки депутатам и вообще всем, кому не лень. И, как в реквизитной театра, было у них в наличии много всякого тряпья. Белые халаты и шапки врачей, форма военных, милиции, спецодежда разных цветов. Хотели сначала сфотографировать Жеку в костюме и белой каске, как крупного шишкаря, но тот не согласился.

— Я кандидат от народа! За меня рабочие голосовать будут! Простые люди! Не надо в костюме фото. Скажут ещё, что из начальства кто-то. Давайте мне вот ту спецуру и синюю каску. Буду как свой в доску парень, как работяга или как мастер, начальник участка, что тоже близко к тому.

Впрочем, свой — не свой, никакой роли не играло для вандалов. Плакаты разрисовали матерными надписями, призывающими кандидата идти в известном направлении из трёх букв. Плакаты срывали хулиганы и дети, а потом они валялись под ногами прохожих, и по Жекиной довольной физиономии ступали грязные башмаки, но всё-таки люди успевали прочитать их и запомнить, кто такой Евгений Соловьёв. Свой парень. Из рабочих. Это уже закрепилось в подсознании.

Однако плакатов было недостаточно. В частном секторе избирательного участка плакаты вешать было негде, разве что на остановках общественного транспорта и дверях редких магазинов. Поэтому напечатали ещё множество листовок для того, чтоб распихать по почтовым ящикам многоквартирных и частных домов и раздать в руки прохожим. На телевидении прошло несколько интервью и круглых столов по самым различным вопросам — от желаемого будущего города до ремонта дорог в частном секторе. И везде принимал активное участие кандидат в совет народных депутатов от партии демократов Евгений Соловьёв. Много разговаривал, спорил с чиновниками и журналистами. И аргументы-то его здравые были, понятные простому народу. Не забывал Жека постоянно упоминать и о том, что учится заочно в областном университете на экономиста.

Конечно, такая мощная рекламная акция достигла своей цели: о Жеке в городе пошли слухи и легенды, как о местном, хоть и олигархе, но своём, народном олигархе, который всегда за простых людей. Который и обматерит, и тут же пачку денег рабочему даст. И который вон как по телевизору даёт просраться шишкарям, досаждая им каверзными вопросами, зачастую идущими вразрез с рыночной экономикой и диким капитализмом.

И были эти слухи, как у каждой медийной личности, самые разнообразные — и хорошие, и плохие. Хорошие гласили, что вот вам простой парень из многодетной пролетарской семьи, жил в нищете, лаптем щи хлебал, работал простым рабочим на заводе и на кондитерской фабрике. Потом поднялся с крошечного бизнеса, чуть ли не пирожки с разноса продавал. Всего добился сам. А так как из простых людей, то уважает рабочих, платит своим сотрудникам бешеные деньги, себе оставляя сущие копейки. Живёт, якобы, в обычной десятиэтажной панельке в новом районе, где в квартире мышь повесилась. Такие слухи приносили Жеке пользу и популярность среди простого рабочего электората и пенсионеров.

Плохие слухи тоже шли на пользу. Впрочем, смотря для кого плохие. Гласили они, что Евгений Соловьёв — местный олигарх, подмявший под себя половину предприятий города и ворочающий миллионами. Что ездит на самой дорогой машине в городе, имеет много красивых сотрудниц, которых трахает и день и ночь. Что в его конторе процветает разврат, алкоголь и деньги льются рекой. Что швыряет бабки куда попало, и даже для крупнейшего за Уралом металлургического комбината 20 лямов долларов бросил, как собаке кость. В общем, вырисовывался весьма эксцентричный образ этакого бесшабашного воротилы, день-деньской развлекающегося и не знающего, куда девать деньги. Это было очень популярно среди молодёжи и начинающих бизнесменов. Типа, глядите — и сами такими же можете быть, и станете обладать тем же, чем и Евгений Соловьёв… Только упорно работайте, развивайте свой бизнес, зарабатывайте деньги.

Лишь определённый, очень узкий круг лиц, завсегдатаев ресторана «Гудок», знал, кто на самом деле Евгений Соловьёв. Они с усмешкой почитывали статейки в жёлтой прессе и политических газетах, с усмешкой кивая головой, вот, мол, ну и начудили борзописцы…

Слухов было много, и осталось только выборами подтвердить, окупилась ли рекламная компания…