Желание

Глава десятая

Я проснулся, но не знал, где я был. Все тело болело, словно меня кто-то переехал, а потом развернулся и повторил это. Голова болела больше всего, пульсировала с каждым ударом сердца. Боги. Что это за писк? Я заставил глаза открыться. Я лежал на кровати. На своей большой кровати. В своей дорогой квартире. Мой Вокс мигал на тумбочке рядом со мной. Я взял его, и даже это требовало усилий. Я возился с экраном, пытаясь ответить на звонок.

Наконец, я увидел лицо Линь И на экране, она была встревожена.

— Чжоу!

Я открыл рот, но не смог издать ни звука. Горло было опухшим.

— Ах! — воскликнула она. — Ты заболел.

Я моргнул, а потом вспомнил, как мне было жарко. Как першило горло.

— Я весь день пыталась с тобой связаться. Чжоу, слушай.

Глаза слипались, но я заставлял их открываться, смотреть на размытую картинку на экране. Я знал, что с Воксом нет проблем, дело в моем зрении.

— Человек, которого ты проверял в больнице, — сказала она, — которого пытался спасти на площади, был с пневмонией.

Мой затуманенный разум уловил последнее слово. Как у мамы.

— Джейсон! — она впервые использовала мое английское имя, ощущалось это так, будто она плеснула мне в лицо холодную воду. — Его смерть приблизил грипп. Птичий грипп, такой в больнице еще не видели. Очень заразный. Арун подозревает, что пациент Ноль не зря был на объявлении Цзинь. Я поискала связи, — ее голос дрогнул, я посмотрел на ее напряженное лицо, бледное на фоне темно-лиловых волос. Она сняла очки и протерла глаза. — Чжоу, Цзинь выпустил этот грипп. Ты его подхватил.

Черт. Я сухо закашлялся, тело содрогалось, и я ощущал себя избитым.

— Чжоу! — Линь И звучала отдаленно. — Нам нужно помочь тебе…

Я прервал связь.

Мысли двигались медленно, как мой древний МакПлюс в плохой день. Но я знал одно — никто не мог меня видеть. Я был очень заразным. Если грипп Цзинь так легко переходил от человека к человеку, то могла начаться эпидемия.

Мой Вокс снова запищал и замигал. Не обращая внимания, я попытался вызвать Сяо Хуаня голосовым приказом, но смог лишь хрипеть. Я перекатился к другому краю кровати и схватил стакан, наполовину наполненный водой, чудом не сбив его. Я дрожащей рукой вылил воду в рот, большая часть расплескалась на лицо. Но этого хватило.

— Сяо Хуань, — сказал я. Монитор у двери загудел, отмечая, что он слушает

— Я болен, — прохрипел я.

— Печально слышать это, мистер… то есть, Джейсон.

— Никаких гостей, — я вдохнул, — не пускайте.

— Да, Джейсон. Но…

Я прервал его.

Мой Вокс перестал гудеть. Я лежал как мертвый груз на мягкой кровати, свеча, сгорающая изнутри. Тело болело. Я закрыл глаза. Не хотелось двигаться. Не хотелось дышать. Я желал, чтобы боли ушли. Я мог так умереть.

Я не мог даже спасти того больного с площади Свободы.

А потом я был в бреду.

Мне снилась Дайю.

Она ухаживала за мной, вытирала холодной тканью лоб, грудь, тихо шептала, уговаривая выпить воду. Она была в костюме, я попытался схватить ее за руку в перчатке. Я хотел извиняться. Я не знал, за что.

За все.

Она убрала волосы с моего лба, мокрые от пота, и взяла меня за руку. Ее перчатка была холодной на горячей коже.

Было утро.

Но я не видел ее лицо.

Когда я снова проснулся, было темно. Сколько времени прошло с тех пор, как я говорил с Линь И? Я посмотрел мутным взглядом на окна, на город внизу. Красивый, как всегда. Я никогда не видел ночное небо со звездами, но неоновые огни Тайпея никуда не пропадали.

Тело было слабым. Но постоянная боль ушла. Я попытался сесть, держась за титановое изголовье. Хотелось пить. И есть.

— Ты проснулся.

Я чуть не выскочил из кровати от удивления. Дайю сидела за обеденным столом, на шлем падало мягкое сияние экрана, с которого она читала. Она была в бледно-голубом костюме, длинные рукава были в серебряных звездах.

— Дайю. Что ты здесь делаешь? Я болею, — я даже не спрашивал, как она вошла. Сяо Хуань не мог защитить от нее.

— Потому я и пришла, — она встала и подошла ко мне, а потом села на край кровати. — Я звонила, и ты ответил, нес чушь. Я знала, что у тебя нет семьи в Тайпее. Я хотела убедиться, что ты в порядке, — она коснулась моего лба рукой в перчатке. Я отпрянул. — Лихорадка прошла.

— Откуда ты знаешь… — я смотрел на свои слабо сжатые кулаки, пытаясь собраться с мыслями. Воздвигнуть защиту. Я выдал что-нибудь, лепеча в бреду? — Что у меня нет здесь семьи? — я бы звучал недовольно, если бы голос не был таким слабым.

— Ты сказал, что твоя мама в Калифорнии, и что здесь нет кузенов, — сказала она. — Я догадалась.

— Тебе нужно уйти. У меня, похоже, что-то очень заразное…

— Это во всех новостях, — сказала она с мрачным видом за стеклянным шлемом. — Не меньше дюжины людей в городе заразились новым птичьим гриппом.

Гриппом, который выпустил твой отец. Я хотел это сказать.

Она склонилась ближе, проверяя костюмом свою температуру и пульс.

— Ты постоянно повторял: «Я не смог спасти его».

Паника сдавила мое горло. Боги. Я сказал что-то еще?

— Ты пытался спасти человека, упавшего на площади Свободы, — сказала она. — После объявления моего отца.

Цзинь. Он впустил того человека на площадь в день объявления о продаже более доступных костюмов. Паника из-за болезни могла поднять продажи.

— Он умер, — хриплым шепотом ответил я и отодвинулся, стараясь увеличить расстояние между нами. — И если я заражу тебя…

— Я все время была в костюме здесь, Джейсон, — сказала она. — Не переживай.

— Я тоже был в костюме, когда попытался помочь тому мужчине.

— Мои костюмы лучше, — она сделала паузу. Я смотрел на нее, но она отодвинулась, и лицо закрывал шлем. Ее уже знакомый насыщенный голос в этом инопланетном костюме казались несовместимыми. — И я в перчатках, — добавила она.

Я злился на нее. Злился, что она пришла в мою квартиру без приглашения, словно владела этим местом. Злился, что она видела меня таким слабым. И я был в ярости, ведь она сильно рисковала. Из-за того, кого едва знала.

— Тебе не стоило приходить, — сказал я, слова звучали тяжело. — Даже если у тебя лучшие костюмы.

— Я в порядке. У нас дома очищающий робот. Он убивает все.

Я издал полубезумный смешок, не сдержавшись. Ее богатство защищало ее. Я был уверен, что никто из тех, кто дорог ей, не умирал. Ее бабушка с дедушкой могли быть еще живы.

— Что? — спросила она резким тоном.

— Как образец в склянке, — сказал я. — Так мы должны жить?

Она не ответила. Я понял, что обнажен под тонкой простыней, и я не мог даже встать.

Наконец, она сказала:

— Зачем ты это сделал? Зачем пытался спасти того мужчину?

— А я должен был ничего не делать? — было отвратительно, что она это вообще спросила. Это отразилось на моем лице. Потому что она встала и отошла к окнам во всю стену. Я хотел, чтобы она сняла аквариум. Я не хотел говорить с ней безликой. Так у меня не было преимуществ.

— Но все так делают. Отводят глаза. Каждый день, — она подошла ко мне. — Потому я попросила отца создать более доступный костюм. Не только богатые должны пользоваться благами, — Дайю расхаживала у моей кровати. — Но мой отец… — она скрестила руки и напрягла плечи. — Отец всегда думает как бизнесмен. Я не успела узнать, а он удвоил цену костюма, заключил сделку с банком… и лотерея. Дурацкая лотерея! — возмущение Дайю было осязаемым.

Стоило успокоить ее, сказать, что ее намерения были хорошими. В отличие от того, что делал ее отец с мэй. Он был готов убить нас, лишь бы получить прибыль. Но я был слабым, уязвимым и злым. И я не мог полагаться на затуманенный разум в оценке намерений Дайю.

— Не говори, что ты не знала, что твой папа получает прибыль от сломанных спин мэй. Ты все-таки его дочь.

Она говорила так тихо, что я едва слышал ее слова:

— Ты так плохо обо мне думаешь:

Я закрыл глаза, голова кружилась.

— Не знаю, Дайю. Я не знаю тебя, — я скривился, опухшее горло болело. — Я не знаю, как много ты видишь.

Ее силуэт у окон напомнил мне о другом дне, когда она смотрела из окон моего брошенного дома на зелень Янминьшаня. Неоновые огни снаружи сказали мне, что сейчас пятница. Я был без сознания три дня.

— Почему ты считаешь меня такой ужасной? — она развернулась к кровати. Ее движения были смелыми, но голос выдавал ее боль. — Ты говоришь, что не знаешь меня, но уже успел сделать много выводов.

Я хрипло вдохнул. Она была права. Я судил ее до того, как встретил, потому что она была ю. Но, как бы она ни переживала, она смотрела издалека, из уютного места, обеспеченного богатством.

— Я понимаю, что ты хочешь помочь мэй, но…

— Я начинаю видеть больше, Джейсон, — сказала Дайю. — Я здесь, потому что переживаю за тебя. В это так сложно поверить?

— Глупо рисковать заразиться, — сглотнул я. — Мы едва знакомы.

— Я знаю тебя лучше, чем ты знал того незнакомца на площади Свободы.

Я моргнул, не ожидая этого.

— Это другое.

— Почему?

Я не хотел объяснять, ведь это раскрыло бы истинного меня и мое прошлое. Мой Вокс запищал, и я ответил, радуясь отвлечению. Лицо Линь И смотрело на меня с экрана.

— Чжоу! Мы…

— Я в порядке, — я прервал Линь И и подвинулся так, чтобы она видела Дайю за моим плечом. — У меня гость.

Линь И закрыла рот и смотрела на меня. Я представлял, как выгляжу, и провел рукой по волосам. Они торчали.

— Хорошо, — сказала она. — Перезвони позже, — и Линь И закончила разговор.

— Новая девушка? — Дайю говорила так ровно, что я повернул голову, но ее шлем отражал голубой неон здания.

Вместо ответа я сказал:

— Мне нужно в ванную.

Она склонилась у края кровати и бросила на мою простыню боксеры. Я, видимо, был потрясен, потому что она сказала:

— Я тебя не раздевала, если ты об этом думаешь.

Я перекатился на другой край кровати и надел боксеры, не прикрываясь, слишком растерянный для скромности. Я смутно помнил, как меня раздевали, ткань обжигала кожу во время лихорадки. Это был не сон. Мой первый шаг был неровным.

— Я сделала рисовую кашу, — сказала Дайю. — Подумала, что ты можешь проголодаться.

Я замер в центре квартиры. Она была темной тенью с серебряным и голубым силуэтом, близкая и далекая. Я из-за многого злился на нее — из-за привилегий, уверенности, что она получит все, что хочет, — но я понял теперь, что она заботилась обо мне. Жар поднялся по моей шее к лицу. Я обвинял в этом температуру и попытался не обращать внимания на совесть.

— Спасибо, Дайю, — сказал я. — Правда.

— Ты тоже спас мне жизнь, — ответила она насыщенным голосом.

— Я не знал, что мы ведем счет.

— Нет, — сказала она, идя на кухню. — Друзьям это не требуется.

Я пробыл в квартире пять дней подряд, не видя никого, кроме Дайю. Она приходила и приносила еду, все время была в костюме. Арун предупреждал, что я все еще заразен и должен оставаться на карантине. Мы играли в китайские шахматы, она выигрывала каждый раз. Она делала школьные задания, много часов проводила за чтением или работой над исследованиями. Через пару дней я привык видеть ее вечером за обеденным столом, когда небо Тайпея начинало сиять за ней в сумерках. Я даже почти верил, что это моя жизнь.

Я был рад ее костюму, разделявшему нас. Потому что каждый раз, когда нашли взгляды пересекались, между нами проносилось что-то напряженное. Я все еще был слабым, но это не мешало мне часто лазать по стенам за эти пять дней, что мы провели вместе. Я старался отвлечься от ее близости и своих озабоченных мыслей. Если ее назвали в честь трагической героини «Сна в красном тереме», то я буду героем, Баою, и тогда наши отношения были обречены с самого начала.

— Что думают телохранители о том, что ты проводишь здесь время? — спросил я из любопытства в один из вечеров. Ее привозили на белом воздушном лимузине, как сказала Айрис, наблюдая за зданием.

— Я оплачиваю им отпуск, — улыбку Дайю было видно за стеклянным шлемом.

— Но твой отец…

— У меня есть доступ к его счету, я посылаю так сообщения.

Я потрясенно рассмеялся.

— Ты взломала его счет и притворяешься им.

Она скромно скрестила ноги, листая древнюю книгу китайского фольклора, изображая невинность. Я ощущал запах плесени от страниц, сидя напротив нее, и этот запах всегда отправлял меня в другую эпоху, в другое место.

— Я не подписываюсь как он, — ответила она.

Я покачал в потрясении головой. Мне нравилось, как она удивляла меня.

— А твой водитель?

— Я хорошо ему плачу, — ответила Дайю, все еще выглядя довольной собой. — И зверю. Из телохранителей мне нужен только он.

Я надеялся, что он был лучше того, с которым я разобрался, когда похитил ее прошлым летом. А потом меня охватил необъяснимый страх, что я как-то высказал это вслух, что она могла прочитать правду в моих глазах. Я снова отвлекся на стену, во второй раз не используя ремни и веревку, мне нужно было сосредоточиться на чистом адреналине. Она молчала.

В нашем с Дайю случае лучше было многое оставлять невысказанным.