Акт 11. Возможности

Ночь в исходе. В зените чуть светящегося неба стоит знак Льва. Ажурный каркас строящегося Дворца Христианских Народов усыпан огнями. Наново создается почти весь город.

Отовсюду льется музыка.

Голоса энтузиастов на строительстве Дворца

— Построим! Построим! Построим!

Фундаменты глубже зароем,

Провалы пустот замуруем,

Подвальный этаж обогреем.

— Построим! Построим! Построим!

Узорами стены покроем,

Как солнышко купол надраим

И блеск зеркалами утроим.

Голоса с других строительств

— Огни запестрели над краем

По кранам, по мачтам и реям…

— Построим наш город, построим

Террасами к плещущим струям:

Цветами его зачаруем,

Чтоб мрамором он и барреем

Белел по широким устоям,

Как царский наряд — горностаем.

Еще голоса

— Построим! Построим! Построим!

Дорогу — творцам и героям,

Чтоб дети ликующим роем

Вселенную сделали раем.

Да станет мир раем на деле:

Без тюрем — и без Цитадели, —

Из рабской бесправной юдоли

Врата в безграничные дали.

Министр полиции, захватив явочным порядком одну из отстроенных секций Дворца

Пой гимны, пустая башка…

Пусть

ведомство не в почете,

Но даже простого горшка

Без нас не устережете.

Из квартир новых домов — взрывы смеха, звон посуды:

— Столица стольких наций…

Авто…

магазины…

Для Герды — комбинация,

Манто —

для Зины…

— Давайте в Лондон к завтраку?

— А нет —

как хотите:

Тогда — семь двадцать в Африку,

Обед в Антарктиде.

Воркование в комнатах

— А домик-то наш финский!

Домишечко… домуля…

— Не то, что прежний, свинский:

Ни мышки, ни — моли…

— Прощайте, домработницы!

Атомка — повсюду:

О щах позаботится,

Потом — про посуду…

Частушечник с балалайкой — на площади

Маркса грыз да Сталина,

Бац — кругом развалина.

Коль не каплет из носу,

Приучайся к бизнесу.

Еще двое

— Польки,

европеечки —

Тольки

три копеечки;

Не хватает

цыпочки

С речки

с Миссисипочки.

— Эта негра —

сивая,

Очень некра —

сивая:

За зулуской

пегою

Лучше

я побегаю.

Моралисты

Нынче в мозгах у всякого ферта

Зудит лишь одно:

в пляс!

— Ох! тепловатым салом комфорта

Страну залило

до глаз.

Оптимисты

— Это — неважно. Это — наружное.

Такие были всегда.

— А то, что религия во всеоружии

Готова явиться, вот это — да!

Скептики

Живет какая-нибудь химера

В мозгу любого осла;

Но никакая, простите, вера

Мир еще не спасла.

На строительной площадке Дворца возникают ссоры:

— Парижане-то… расфуфыры-то…

Кубометра за день не вырыто!

— А лакают два литра в сутки…

Видно, думают, стройка — шутки?

— А как это смеют испанцы

Во время погрузки — танцы?

— Прикинулся фриц придурком…

Катись за границу, к туркам!

— Лишь мы громоздим эти дамбы.

Зарплату всю — русакам бы!

Разговоры повсюду

— Ну что вот с такими болтать о праве?

Дрязги мелкие да смешки…

— А у нас даже запах крови

Выворачивает кишки.

— Да: с тех пор, как танк проутюжил

У меня на глазах детдом…

— О, конечно: молодчиков дюжих

Видеть хочется перед судом.

— Странно, знаешь, но мне вот тошно

Стало даже удить бычка…

— Вон — по лавкам-то сколько туш; но

Нам бы фруктиков…

молочка…

Молящиеся — по домам

— О всенародной стезе бескровной!

— Без войн, без казней, без диктатур…

— Без жертв неистовых —

к равноправной

Семье народов! Церквей! Культур!

Глава ареопага с террасы Дворца

Трудно народ поднимается на ноги

После шальных

снов!

Давят и душат нас старые навыки:

Пошлость,

вражда,

гнев.

Все еще не умеем по-новому

Чувствовать связь стран,

Все еще многим туманит голову

Наш вековой

трон;

Все еще нам представляются меньшими,

Кто не рожден

здесь;

Мщением, мировыми реваншами

Душу ярит

спесь.

На перекрестках торопятся риторы

Мысль нашу сбить в ком…

Вот, оглянитесь: разве оратор

Этот

вам не знаком?

Действительно, на площади, незаметно для всех, появились три вышки с тремя Ораторами.

Первый

Ошибки рухнувшего

мировластителя

роковые

Вполне простительны.

Мы беспристрастны.

Я докажу…

Второй, перебивая

Для отомщения

за окровавленную

Россию

Ядро народное

подготавливайте к мятежу.

Третий

Нет: Юго-Западную

и Дальневосточную

тиранию —

Вот кого рушьте,

вооружаясь

по рубежу!

Ворчание в толпе

— Знаем вас, тюрем радетели…

— Военных клик благодетели…

— Наших отцов мутители!

Первый оратор

Мы — обездоленные

эксплуататорской

цивилизацией,

О коммунизме

припоминающие,

скорбя…

Второй

За мною — русская,

многострадальнейшая

из наций,

От иностранщины обороняющая себя…

Третий

За мной — Европа

военных подвигов,

а не иллюминаций:

Стальной пружиной

она раскрутится,

мир дробя!

Глава ареопага — Воспитателю

Друг, научил различать вас Учитель

Вредную спорынью

во ржи:

Чью ж вы нездешнюю ложь различите

В этой земной лжи?

Исчадия Жругра погибли в пламени…

Воспитатель

Напрасно думаете, что все:

Сбежав на Запад, один из племени

Припал к питающей их росе.

Голос уицраора Укурмии

Он тщетно силится мыслью тощей

Сравняться с замыслами отца.

Первый оратор

Лишь кратковременное отступление!

Волной растущей

Уже наверстываем,

уж размножаемся у дворца…

Яркий свет охватывает вышку Первого оратора, пронизывая насквозь его самого. Вышка тает в пространстве. На месте оратора — пустота.

Возгласы

— Где ж он?!. Юркнул… — Пропал!

— Тень!.. Но куда? — Сквозь пол!

— А сладко-то как запел…

— Как будоражил пыл…

Второй оратор

Он привлекал вас

дискредитированною

доктриной,

Морочил ложью недовоздвигнутого.

А я —

Я в каждом русском

живу и крепну

мечтой старинной,

Сердца народа

в тысячелетиях

животворя!

Воспитатель

И на второго

стремит Укурмия

Оружье, ведомое лишь ему.

Борьба короткая:

Путчи в армии…

Горсть заговорщиков… Шесть — в тюрьму.

Второй оратор

Эй, соотечественники!

Тут скоморошествуют

лжепророки,

Гнездятся

в выстуженных расщелинах

еретики,

Но с богом русским

законопатим мы

все прорехи

И восстановим…

Внезапное пламя охватывает вышку Второго оратора. Вспыхнув факелом, она исчезает из глаз. Огненный язык мгновенно гаснет. На месте Второго оратора — пустота.

Крики

— Они предсказывали! Они провидели!

— Вон тот, в подъезде…

и тот, в лектории…

— Они разумнее, чем правители?

— Они постигли, в чем соль истории!

Доктор социальных наук, теперь — Председатель Всемирной Лиги преобразования сущности государства выступает в одном из лекториев Лиги на окраине города

Наш первый пункт — (он жизнью дан

Не только чувству, но и ratio [25]):

Объединение всех стран

В Свободную конфедерацию.

Но и такой союз чреват

Тиранством горшим: слив отечества,

Замкнет народы в плотный ад

Великий демон человечества.

Мы не забыли, как, поймав

В судьбине стран минуту хмурую,

Зло под личиной высших прав

Растет и крепнет диктатурою.

Пока не застит чадный дым

Везде затепленные светики,

Конфедерации дадим

Контроль наивысочайшей этики.

Но государство, это — плоть;

Как ей придать духовность, правильность?

Соблазны власти побороть

Способны те, чья сила — праведность.

Разговоры в антракте

— Учитель — во всяком случае,

Бездомен, для всех открыт;

— Ни отдыха, ни благополучия;

Мед, хлеб, молоко — и сыт.

— Виденьями высшей реальности

Пронизываются его дни…

— Торопятся юноши вдаль нести

Зажженные им огни.

— Его духовные органы

Пронзают любую тьму…

— Не странно ли: даже Морганы

Прислушиваются к нему!

Председатель Лиги

А кто боится наших норм,

Пускай поможет хоть безмолвностью:

Все —

за вторую из реформ:

Разоруженье мира

полностью!

Мы не хотим искать вину

Лишь в воле тех, кто алчет прибыли;

Но — танки — в море! Тол — ко дну!

В железолом — чудовищ гибели!

Не запятнаем синий флаг

Эмблемой низкой. Но естественно,

Распределенье внешних благ

Должно быть четко,

быстро,

действенно.

Чтоб ни один из тех, кто жив,

Не пожелал возврата прошлого,

Времен неистовств и нажив,

Времен господства духа пошлого.

Культурное жилище — всем!

Всем — матерьяльный щедрый минимум!

Пусть в этом зрит обманность схем

Привыкший к горестным пустыням ум;

Но согревает нам труды

Мечта — клянусь, не одинокая,

Когда плантации-сады

Провижу в дебрях Ориноко я!..

Волнение в задних рядах

— Старо! — Коммунистический бред!

— Нам порошили сто лет

Ум

требухой подобных идей

Красные

всех

мастей!

Председатель Лиги, стараясь покрыть шум

Совсем не то! Совсем не так!..

Об ананасе, о лимоне я

Скажу потом…

Без жертв…

Наш флаг —

Лишь социальная гармония!

Голоса расходящихся во всех направлениях после лекции

— Полмиллиарда голов за полвека

Смял коммунизм в бою,

Мы же готовы кровь человека

Лить

только свою.

— Для коммунизма — внешнее благо

Было венцом…

всем!

— Для нас — лишь вехой первого шага,

Лишь формою теософем.

Во Дворце Христианских Народов — огромная аудитория, принадлежащая Лиге. Выступает Президент международной Ассоциации перевоспитания преступников:

Для некоторых слишком крут

Подъем к добру. Их манит вольница,

Им нестерпим вседневный труд,

Цеха, комбайн… Душа-раскольница

Срывается в болото, вниз,

В разгул, в разбои… и далече ли

Эпоха та, когда их жизнь

По лагерям вконец калечили?

Усовершенствовать наш суд —

Задача поколенью новому.

Исправит грешника не труд,

Не наложенье тяжких ков ему.

По язвам психики хлестать

Трудом — грешней кровопролития!

Нет: срок взысканья должен стать

Прямою функцией развития.

Тут не поможет ремесло;

Лишь кругозор и ласка вылечат

Тех, кто не знал, что есть тепло,

И в чьем сознанье — только пыль и чад.

Его возвысить — не спеша —

Гуманитарным знаньем, верою,

Искусством, — чтоб сама душа

Пренебрегла трясиной серою!

На трибуну выходит Воспитатель, теперь — Министр культуры

Сдвигаем мир мы рычагом

Бескровно-мирным: только школою,

Трансмиф сводя, как свет и гром,

Как струи духа в душу полую.

Мы скрепы дружественных уз

Меж Джоном, Сингом и Василием

Куем лишь верой в наш союз,

Сотворчеством и ненасилием.

Схож с предзарей наш смутный век:

Темно, свежит стопу и лоб роса,

А дух скорбит: где Человек

Облагороженного Образа?

Где… там, в заре он! близко, тут!..

Кричат: «Доколе же, доколе ж?!» —

А он — в мальчишках, что растут

В любом гуманитарном колледже;

Чей спорт, купанье, бег, слалом,

Восторг пред высями и далями,

Все, все пронизано теплом

Общения со стихиалями…

Добродушные голоса в публике

— А, это он про молодежь…

— Самим старикам невтерпеж,

Когда вдоль шоссе и дорожек

Снует Союз Босоножек.

— Всемирный Союз, — да, да!..

— А что ж: превосходные юноши:

Не злобные, как овода,

А добрые, как гамаюныши.

Министр культуры, продолжая

…В чудесных девушках, чей дар —

Целенье скорби человеческой;

В чьи души весь Шаданакар

Глядит с улыбкою отеческой!

Они растут — сильней войны,

Всемирной сетью школ умножены,

Духовностью просветлены,

Искусствами облагорожены!

И создается строй души

С глубинной, внутренней безбурностью.

Его, психолог, опиши

И окрести мета-культурностью!

Наблюдатели — вполголоса

— Приставка модная — мета —

Теперь повсюду принята…

— Вплоть до абсурда. Посмотрите-ка:

«Мета-народ», «Мета-политика»;

— «Мета-сраженья», «мета-рас»…

Сплошное мета-наважденье!

— Клянусь, я слышал как-то раз

Про мета-босиком-хожденье…

На площади шум. Группы горожан окружают Путешественника, возвратившегося с Дальнего Востока.

Путешественник

Граждане! За Памиром —

Не забывайте — крепнет

Мечта: опять диктатурою

Покрыть весь Земной шар.

Реплики

— Они кичатся размером…

— Но это — пузырь, он лопнет…

— Кто ж верит в химеру старую

Теперь, когда нет

шор?

Другой путешественник

Граждане! К объединению

Под европейской эмблемой —

Бессмысленную преграду

Вздыбил Юго-Восток;

Там пестрокожие гады

Брезгают нашей системой;

Там — вопль о перенаселенье

Взбесить бы святых

мог!

Сочувственные голоса в группках на площади

— Подсказывает эпоха

Сама нам, за что бороться;

— За мощный

Союз Наций

В пределах расы господ.

— Старейшины только охают…

— Ни — фюрера, ни — полководца…

— Забыли, что значит драться!

— Простили кровавый пот!

Третий оратор, улучив подходящую минуту

Сраженья будущего

непредставимы

и сверхогромны,

Но застилают их

песни наши

и праздный крик;

Дух ненасилия,

к нам подсылающийся

вероломно,

Стремится выхолостить

и обезволить

наш материк.

Не проповедовать

и не кликушествовать

должны мы

Перед могуществом

гипер-урана

или свинца:

Противоставим же

демагогам,

рабам наживы,

Готовность к подвигу,

воспламеняющую

сердца!

Пусть христианское человечество

к ратоборству

Себя готовит,

не празднословя

и не щадя:

Виват — всемирному

Европейскому

Государству!

Вождя! Вождя!

Восклицания

— Ого! да этот — не в шутку!

— Хватил по тому, что шатко…

— Лишь бы не впасть в ошибку,

— Лучше б — кушак да шапку…

Чеканя шаг, приближается толпа с факелами.

Марш

В ногу! Подхватывай стих,

бритт,

росс, и германец, и галл!

К бою, наследники трех

вер,

росших у северных скал!

Прадедов наших взманил

вширь

гордый морской горизонт;

Мы бороздили земной

шар

с фьордов до знойных Голконд;

Каждый из наших камней

полн

подвигов, песен, легенд;

Каждый средь наших полей

холм —

памятник, гордый гигант!

В творчестве — русский размах

слит

с опытом, зревшим века;

Слышен в чеканных шагах

ритм

славного материка.

Марширующие окружают вышку с Третьим оратором. Крики «хайль!», «эльвиво!», «ура!», «виват!». Оратора подхватывают десятки рук. Озаренная факелами, фигура его плывет по улицам над толпой. Часть народа присоединяется к шествию.

Марширующие, удаляясь

В дикости разве не глох

Юг

раньше, до наших ветрил?

Разве не доблестный дух

наш

Азию плодотворил?

Но благодарности нет,

нет

в варварской мутной крови.

Будь же кровавым, ответ!

В бой,

Господи, благослови!

Пред нападающей тьмой

нет

нравственных «табу» ни в чем,

Только — с двуликой чумой

в бой

явным и тайным мечом!

Выкрики в домах и на улицах

— Долой… — Не хотим крови!..

— Мы сами решать вправе!

— Я ощущаю всем телом

Ужас перед металлом.

— Но самый глубокий ужас в том,

Что зверство зовется мужеством.

— А я бы от человечества

Сберег лишь конец: овечество.

Стоны в домах

Побороть эту буйную каинность,

Нераскаяиность!

Мы хотим мягкосердия, авельности,

Правильности!

Издалека приближается веселое шествие, похожее на карнавальное. Разноцветные воздушные шары. Яркие одежды. Это проходят отряды Международного Союза Босоножек. Следом вприпрыжку бегут школьники и дошкольники.

Гимн

Пятки свои разувай!

С плеч

груз предрассудков вали!

Крепкою кожей вникай

в речь

Матери нашей — Земли!

Нам ненавистен тупой

стук,

пошлая дробь каблука.

Так же твердили Толстой,

Брукс,

Ганди, Франциск и Лука.

Это — наш символ, права,

стиль,

всюду от Ганга до Альп.

Здравствуй, песочек, трава,

пыль,

лужицы, даже асфальт!

Школьники с воздушными шарами

Разувайтесь, деды, дяди!

Отгоняйте, тетки, страх:

Предрассудков глупых ради

Хватит преть вам в башмаках!

Бос бирманец, бос яванец,

Абиссинец, негр, индус,

Только вы — и в путь, и в танец —

На ногах влачите груз!

Молодежь, продолжая гимн

Дивные духи творят

стих

в играх земли и воды:

Мир и природа — наряд

их,

творчество их и труды.

Их благодатную мощь

хор

славить спешит на луга,

В зелень смеющихся рощ,

в бор,

в поле и на берега!..

В нас они радостно льют

ток

чудной своей ворожбы,

Животворят и поют

сквозь

зоркую чуткость стопы.

Не разрушать — украшать

мир

учит их мудрость сердца.

Эй, босоногая рать!

Вширь —

все просветлять до конца!

Люди средних лет

— Эта мода — как зараза…

— Ай, как колко!

— Ай, смешно!..

— Ой, щекотно же…

— Не сразу,

Постепенно надо.

— Но

Здесь не Дели ведь, не Агра,

Здесь бывает и зима…

— А мой грипп? Моя подагра?

— Нет, весь мир сошел с ума.

А филиалы Лиги размножились уже повсеместно. Лекторы, проповедники, пропагандисты, профессора, популяризаторы выступают во множестве аудиторий и прямо под открытым небом.

Первый

Цикл мировых реформ — в зарю

Манит широкой анфиладою:

В них — стимул жить, когда творю,

И очищенье, если падаю.

Зла — два. Одно — утес тиранств,

Другой — мальстрем войны невиданной;

Но крепнет по лицу пространств

Союз наш, недругу невыданный!

Второй

Все веры — только лепестки

Единого цветка духовности,

Пути познанья, жар тоски,

Аспекты высшей Безусловности.

Найден тот угол зренья, чьим

Могуществом руководимые,

Собратству вер мы облегчим

Безбольный переход в Единое.

Третий

Мы углубляем смысл идей.

И даже те преграды сроются,

Что искони сердца людей

Не допускали к тайне Троицы.

Великих духов славим мы —

Друзей, создателей, водителей,

Подъемы из плотской тюрьмы

До лучезарнейших обителей.

Затем, что смысл всего добра,

И крошечного, и огромного,

Еще неявственный вчера,

Есть воля к высветленью

темного.

Четвертый

С девизом «украшай и чисть!»

Пройдет, творя на благо множества,

По мировым ландшафтам кисть

В руках высокого художества.

От солнца пестр и полосат,

Шар должен стать нам раем климата.

Да здравствует планета-сад,

Любовью, а не кровью вымыта!

Проповедник в обществе совершенствования животных

Трупояденье до сих пор

Мясною пищей именуемо.

Но внук — как варварство, позор

Его оценит неминуемо!

Природу разворочав всю,

С ее рудой, икрой, корицею,

Теперь любому карасю

Мы отплатить должны сторицею.

Подход к животным станет нов,

Когда ключом любви и знания

Перевернется до основ

Наука зоовоспитания.

Членораздельнейшую речь

Развив для них усильем вдумчивым,

Цивилизацию стеречь

Поручим зайцам,

зебрам,

сумчатым.

В уединенной долине — дом и сад. Несколько девушек окружают ту, которая когда-то была Ученицей Воспитателя, теперь — Основательницу женских обществ нового типа.

Основательница

От жестких формул экономики

До зверства с именем «война»

И во дворце, и в малом домике

Мужским началом жизнь полна.

Любовь была б давно развенчана,

Мир разорвался б на куски,

Когда б не расправляла женщина

Порой кровавые тиски.

Прощенье, ласка, нежность, жертвенность,

Самоотдача и тепло —

В одном священном слове

женственность —

Всё общий символ обрело.

С мужским рассудком, гневом, злобою

Соревноваться нам не честь;

Другое, странное, особое

У нас посланничество есть!

Во дни науки, ставшей ужасом,

В дни революций, войн, расправ,

Чтоб человек не стыл наруже сам,

Согреем жизнь, уют ей дав.

На судьбы, буднями загубленные,

На распри, ненависть, борьбу,

Как жены, матери, возлюбленные

Прольем святую ворожбу!..

Терзает, рвет пласты вселенские

Мужское, мир разворотив.

Есть круг мужских прерогатив,

Но есть прерогативы женские.

Гул отдаленных взрывов за горизонтом.

Крики на улицах

— Опять проклятые опыты

С интрапротонной силой{59}!..

— А чем хужее Европа-то?

— Отсталостью,

мой милый.

— Шесть, семь…

— Это жутко.

— Восемь…

— Дают уже явный крен дома…

— Мы требуем,

волим,

просим

Всемирного референдума!!!

Голоса по радио, по телевидению, с кафедр, с трибун

— Ты, женственность! Ты, материнство!

Залейте искры пожара!

Да здравствует все-единство —

Держава земного шара!

— Но чтобы Конфедерация

Не стала темницей грозной,

Привет тебе, реформация!

Культурная!

религиозная!

— Вы, жаждущие! Вы, тоскующие

По радости и духовности!

К нам — странники по песку еще

Угрюмых Сахар вседневности!

Опять раскаты взрывов.

Заседание ареопага

— Смета на вооруженье исчислена,

Но с ней мы пойдем ко дну.

— Придется сделать просто немыслимой

Четвертую мировую войну.

— Но мы избегнем всеобщей гибели

Лишь отступленьем вспять.

— Это не выход.

— Но сроки пробили:

Ни сесть —

Ни лечь —

Ни встать.

Глава ареопага с балкона Дворца

Граждане! Жерла невиданных пушек

Устремлены

в нас.

Кажутся перечнем детских игрушек

Тол,

водород,

газ,

Не безопасят магнитные волны,

Ни электронный шлем.

Вот почему мы дары, а не молнии

За океан

шлем.

Просим народ воздержаться от жалоб,

Смысл наших дел

вскрыв:

Лучше уступка в большом или малом,

Чем мировой

взрыв.

В толпе волнение.

Ныне завязываются переговоры

С Юго-Востоком. Цель —

Срыть между нами древние горы.

В море — взорвать

мель.

Можно сказать и более точно,

С сухостью,

как Тацит:

Цель — одновременный, всеобщий

Всемирнейший

плебисцит.

Гром ликования. Дворец окружают плотные толпы молодежи из Международного Союза Босоножек. Сторонники вооруженной борьбы, поодиночке выскакивая из домов, не могут пробиться к Дворцу.

Взвизги бешенства

— Предатели! Бабы! Трусы!

— Ублюдки великой расы!

— Какой сыскался философ!

— Какой нашелся пророк!

— А тоже ходил в «колоссах»…

— Учил бумажных марак…

Из боковой улицы вырывается вооруженный отряд. Работая кулаками, он старается пробиться к Дворцу.

— Прочь! не дурачь

наш народ чепухой

притч!

— Чья была речь?

— Кто пылил требухой?

прочь!

— Жалкий вожак

на балкон уже влез…

— Вниз,

эй, ты, божок!

мы тебя затолчем

в паз!

Фигляры, паясничая поодаль

— Этот мешок словесной трухи?

— Хи-хи.

— Этот непротивленец в дохе?

— Хе-хе.

— Эти куриные потроха?

— Ха-ха.

— Фью!

Мимо Главы ареопага пролетает камень.

Крики

— Тащи-ка его! Тащи-ка:

Не больно зубаста щука!

— Хватай-ка его! Хватай-ка:

В миг сиганет вся стайка!

Босоногие

Ни шага.

Стеною ровной —

Всеобщий

отпор

бескровный.

Отчаявшись захватить Дворец, сторонники вооруженной борьбы удовлетворяются зданием на другой стороне площади. Перед ним собирается небольшая толпа. Лучи прожектора мечутся по фасаду и внезапно сосредоточиваются на балконе верхнего этажа. Скрестив руки на груди, там возвышается тот, кто был Третьим Оратором. Его одежда в лучах кажется металлической, напоминая футляр Автомата.

Вожак

— Начинается

исполинское

тысячелетье,

Перед коим

все миновавшее

равно дню.

Не согласием,

не уговариванием —

так плетью

Наши принципы

на планету

распространю!

Барабанный бой. Красные и лиловые ракеты.

Толпа у здания, как единое существо, пошатывается из стороны в сторону.

Шатнувшись вправо

Наконец-то есть чем потешиться!

Шатнувшись влево

Наконец-то есть кого слушаться.

Вправо

Наконец-то вождь! Качай ввысь его!

Влево

Наконец-то сплотимся

в месиво.

Но разноцветные ракеты не производят прежнего эффекта: небо посветлело и кажется серовато-голубым.

Голос Карны

Еще борются призраки

на земле за господство,

А уж солнце торопится —

всеразящий Геракл,

И никто не догадывается,

что в тиши, без напутствий

Уж Четвертая Стража Ночи

завершила свой цикл.

А улицы наполняются шумными толпами из Союза Босоногих. От здания к зданию протягиваются синие полотнища с золотыми надписями: «Срок всемирного плебисцита назначен. Кто за Всемирную Конфедерацию под контролем Лига? Кто против?»

Глава ареопага — к председателю Лиги и Министру культуры

Где же Учитель? Скрылся?

Куда?..

Каждый миг на счету…

Председатель Лиги

Вы — о его руководительстве?

Глава ареопага

— Да.

Все пересохло во рту.

Сколько филиппик говорено!..

Ясно, как день, одно:

Ничей ореол

и авторитет

Еще не бывал таков:

Верят мильярды, что он —

свет

Для стран и материков.

Я вижу и сам: не являл еще рок

Нигде, никаким временам,

Чтоб гений, праведник и пророк

Так мощно слились в одном.

Но где же он, где?.. Быть может, его

Спугнул этот злой самум…

Председатель

Он — на прибрежье.

Министр культуры

Слушает волны,

Вдумывается в их шум.

Глава ареопага

Ах… коли надо слушать прибой,

Можно б остаться тут:

Хищники разве смирятся? Любую

Из катастроф и смут

Он бы унял справедливым предстательством…

Прошу вас обоих: я —

Конфиденциальный посол правительства;

Лишь до его жилья

Путь укажите! Ныне дороже

Секунда — веков. В путь!

Председатель

Что ж, мы проводим. Но там бездорожьем

Надо брести верст пять.

Гомон волнующегося города начинает удаляться, сменяясь шорохом по гравию мчащейся легковой автомашины.

Глава ареопага

Кстати: если он новой религии

Хочет создать

храм,

Если на грудь возложил он вериги

Странника по мирам,

Ради чего же — это вниканье

В сущность былых вер,

Дружество с теми, чья власть веками

Не исправляла мир?

Министр

В мифах религий, в любом иноверчестве

Ищет понять он реальность,

трансмиф,

Высшее, вольное бого-сотворчество

Краеугольной плитой утвердив.

Глава ареопага

Хочет он пребывать незапятнанным

Жгучей борьбой за власть…

Председатель

Власть его и сейчас необъятна.

Враг разъярен? Пусть.

Машина останавливается. Тихо нарастает и спадает мягкий шум: это дышит простор океана. Путники продолжают путь пешком, негромко переговариваясь:

— Вон его домик — у дальней бухты.

— Он здесь один?

—Да.

Только ракушки, волны да пихты,

Зимами — блеск льда.

Ритмы прибоя растворяются в однообразном гуде векового бора. Над светлеющим морским горизонтом слоятся пепельно-серые облака. Галька шуршит под ногами путников.

— Что за гранитный хаос на штранде!

Здесь не прошло б ни одно авто.

— Кажется, у него на веранде —

Несколько человек. Но кто?

— Это — из руководительства Лиги

Близкие ученики и друзья:

Быть

у истоков интер-религий —

Это и их,

и наша стезя.

Министр культуры

Я с детства верил в этот час,

Молил в слезах об этом миге я,

Когда затеплится меж нас

Интер-культура,

сверх-религия!

На веранде уединенного домика действительно несколько человек, в том числе — Архитектор, — теперь — представитель Комитета по восстановлению разрушенных памятников; Индус — религиозный деятель из Бенареса{60}; Женщина — Основательница женских обществ нового типа; а также тот, кто в училище Воспитателю когда-то казался Странным мальчиком. Экклезиаст пребывает совершенно молча в темной глубине веранды.

Индус в состоянии глубокого созерцания

Я вижу — трое. Они прошли

Сквозь стены дома. Их лики блещут.

Одежды, льющиеся до земли,

Струятся, светятся и трепещут.

На лоб Учителю пальцы рук

Они опускают теперь, все трое…

Они обступают его вокруг.

Они как братья ему

в том слое.

Молчание.

Облака на востоке становятся жемчужными. Тишина как бы слоится кругами: слышно безмолвие моря, за ним — пояса других и еще других безмолвий.

Голоса трех невидимых гостей

— Укрываем шелками небесными

Тебя, наш брат.

— С нами — выше! Мирами безвестными

В Небесный Град.

— Небывалому знанью причастным

Придешь назад.

Телесный облик Экклезиаста делается невидимым. В темной глубине веранды никого нет.

Индус глухо, в состоянии нирвикальпа-самадхи

Я вижу — трое. Четвертый — он.

Одежды светят. Сквозь ток времен

Идут? Летят ли?.. не то, не так!

Перемещаются. Но ни шаг,

Ни взмах не нужен. Сама среда

Несется мимо… Но как? куда?

Смутно слышимый голос Экклезиаста

Теперь осязаю: потоки времен

По эту сторону ночи

Текут параллельно,

сквозь свет и звон

Друг с другом упруго гранича.

Как будто нас мчат

со склона на склон

Волны

чьего-то клича.

Голоса его вожатых:

Тот, кто вначале был Прозревающим

То — клич наших братьев. Уж срок. —

Быстрей

К собору! Хвала запета

И скоро прольет свой ток Эмпирей

В брак Навны и Яросвета.

Оставшись в Энрофе, ты бы не смог

Прозреть

даже силой чуда,

Какое Небо,

какой чертог

Нам станут видны отсюда.

Рыцарь-монах

Они восходили сквозь гимны народов

В синклитах всех стран земли;

Им вслед стихиали

до вышних сводов

Свой лучший хорал несли.

И Шаданакар

в любви и восторге

Запел и затрепетал,

Когда перед ними Край Демиургов

В божественном блеске встал.

Император-искупитель

Там будет то, что схоже с венчаньем:

Там примут в лоно они

Звенту-Свентану,

кому величаньем

Гремят грядущие дни.

Единственный из живых,

к небесам

Ты взят в этот миг

нашей долгой работою:

Приподнят, чтоб видеть таинство сам

И стать для народов

подобным глашатаю.

Ноши такой не дано никому,

Отблеска — ни на одном человеке…

Голос Экклезиаста

Понял. И радость и тяжесть. — Приму…

Принял навеки.

Пение гамаюнов и алконостов возвещает, что путники вступили в Небесную Россию. Над сошедшимся у Великого Собора множеством просветленных раскрывается как бы звуковой проем вверх, в слои несравненно более высокие.

Голоса Демиургов — преломляясь трижды: в сознании Экклезиаста, в сознании Индуса, пребывающего в экстазе, и в сознании молча обступивших его и слушающих.

Первый

Силы, Господства гремят по мирам

в честь

воинства!

Вас ожидая, убрали мы храм

в час

таинства.

Второй

Брачных корон полукруги горят,

солнц

радостней…

Соткан для Навны венчальный наряд!

Ждем

брата с ней.

Третий

Ждем — проторившего в мраке ночей

путь

к дружеству,

Ждем — возвратившего кровью своей

дух

множеству.

Четвертый

Будем с тобой на вершинах миров

длить

творчество,

День ото дня возводя весь Энроф

в сан

жречества.

Пятый

Ибо свой плод принесла ваша боль,

скорбь,

жертвенность;

Ибо нисходит сквозь брак ваших воль

в мир

Женственность!

Благовест всех колоколов Небесной России.

Сквозь благовест, не смешиваясь, льется с запредельной вышины Голос одной из Великих сестер, преломляясь трижды, от ступени к ступени, от сознания к сознанию:

Навна! сестра моя! Памятью мудрой,

Памятью строгой

помнишь ли ту,

Первую, с кем в безначальное утро

Игры делила

в этом саду?

Голос Навны

Как я смогла бы не помнить? О, помню:

Вниз уходила ты… снег и ручьи

Горную сагу журчали по камню

И превращались

в руки твои.

Ныне, в Энрофе, тобою согретый

Запад стал краем возвышенных прав,

Сольвейг,

Офелией

и Маргаритой

Блики твоих отражений назвав.

Голос Второй Сестры

Видела ль ты, как смягчала я кару,

Жизнь озаряла

улыбкой мадонн,

Жанною д'Арк,

Беатриче

и Кларой

Блики роняя

в полночь времен?

Голос Третьей Сестры

А узнаешь ли —

с дороги венчальной —

Солнцем увенчанный мой Гималаи?

Голос Навны

Помню: тогда еще отблеск начальный

Красил вершины… Врачующий май

В засуху знойных равнин ты сводила,

Ливнем духовным кропила поля,

Радхой{61},

Сакунталой{62},

Ситою{63} милой

Многонародную скорбь окрыля.

Голос Четвертой Сестры

Мир тебе, Навна, от той, кого чаял

Южный гигант, непреклонный в добре,

Души героев-творцов обручая

С Лейли{64},

Мумтаз-и-Махал{65},

Зохере{66}.

Голос Пятой Сестры

Мир и от той, что, склонясь, рассыпала

С розовых арок заката росу

В рощи Ниппона{67},

в ущелья Непала,

В храмы Кваннон{68} и

Аматерасу{69}!

Экклезиаст и его вожатые вступают в храм Солнца Мiра.

А внизу, в трехмерно-пространственном мире — тишина. Облака становятся совершенно розовыми.

Архитектор, погруженный в созерцание, не отнимет рук от лица

Женственность Мира

из сердца вселенной

Льется в них волнами токов благих,

Плоть свою обретая нетленную

В Дочери их.

Женщина

Лотами логики в пламенный Логос

Ум не проникнет; но внутренним «я»

Слышу, вникаю в божественный голос

С непредставимых высот бытия!

Тот, кто был странным мальчиком

Слышу, как мыслит Учитель склоненный

В сонме Синклита, о том, что ему

Зримо сквозь храмы Руси просветленной,

Но ни созвучий, ни слов не пойму.

Министр культуры

В хор он вливает свое славословье

Той, что нисходит с верховных вершин

К ним, облекаясь плотью и кровью,

И многоярусный спуск довершив

Там новосельем…

Председатель Лиги

…Да, в их святыне,

Как бы миллионами душ принята, —

О, не царица для них, не богиня, —

Радость! Божественная Красота!

Глава ареопага

В страдной, суровой, строгой работе

Мы ей созиждем здесь ореол:

Церковь грядущего — вот ей обитель!

Братства грядущего —

вот престол!

Тот, кто был странным мальчиком

Синею розой

Верховный Святитель

Нашему другу плащ заколол.

Волны невыразимого света распространяются вокруг первооснователей.

Домик на морском берегу исчезает в сиянии. Вдали предстают святилища различных религий. Свет проникает в их глубину, способствуя раскрытию их мистической сущности.

Голоса в глубине церквей

На Северо-Западе

Обессилить старинную ненависть

Наступила пора!

На Юго-Западе

Новый свет лучезарная стенопись

Льет с порталов Петра!

На Юге

У Кааббы распахнута занавесь,

Глубь — белей серебра!

На Востоке

Вечный Образ в кумирне дряхлеющей

Просиял, точно жар!

На Юго-Востоке

В разум тысяч влучил Просветляющий

Смысл своих аватар{70}!

На Севере

Раскрываем любви окрыляющей

Обновленный наш дар!

Звук, никогда раньше не слышанный, похожий на то, как если бы звучала одна из струн, натянутых между звездами Ориона, оглашает Шаданакар. За первой струной запевает вторая, еще и еще, слагая симфонию, слышимую в других брамфатурах, как бы космическую. Это зазвучали золотые лиры вокруг храма в Небесном Кремле.

Едва доносящийся голос Экклезиаста

Лестница в выси — и в выси…

Вижу Тебя, Иисусе!

С благовестом в Небесной России сливается благовест в небесных обителях всех метакультур.

Загрузка...