Я не знаю,
какой воскуривать Тебе ладан
И какие
Тебе присваивать
имена.
Только сердцем благоговеющим Ты угадан,
Только встреча с Твоим сиянием предрешена.
Твои тихие,
расколдовывающие
силы
Отмыкают
с неукоснительностью часов
Слух мой, замкнутый от колыбели и до могилы,
Зренье, запертое от рождения на засов.
Совлекаемая
невидимыми
перстами,
Все прозрачнее
истончающаяся
ткань,
И мерцает за ней — не солнце еще, не пламя,
Но восходу его предшествующая рань.
Поднимаешься
предварениями
до храмов
На вершинах
многонародных
метакультур,
Ловишь эхо перводыхания Парабрамы{2}
В столкновении
мирозданий
и брамфатур.
И я чувствую
в потрясающие
мгновенья,
Что за гранью
и галактической,
и земной,
Ты нас примешь, как сопричастников вдохновенья
Для сотворчества
и сорадования
с Тобой.
И, разгадывая
вечнодвижущиеся
знаки
На скрижалях
метаистории
и судьбы,
Различаю и в мимолетном, как в Зодиаке,
Те же ходы миропронизывающей борьбы.
Дух замедливает у пламенного порога:
Он прислушивается, он вглядывается в грозу,
В обнаруживаемый
замысл
Противобога,
В цитадели
его владычества —
там, внизу;
Он возносит свою надежду и упованья
К ослепительнейшим
соборам
Святой Руси,
Что в годину непредставимого ликованья
Отразятся
на земле,
как на небеси.
Катастрофам
и планетарным
преображеньям —
Первообразам, приоткрывшимся вдалеке —
Я зеркальности
обрету ли
без искаженья
В этих строфах на человеческом языке?
Опрокинутся
общепризнанные
каноны,
Громоздившиеся веками, как пантеон;
В стих низринутся —
полнозвучны
и многозвонны —
Первенствующие
спондей
и гиперпеон.
И, не зная ни успокоенья, ни постоянства,
Странной лексики обращающаяся праща
Разбросает
добросозвучья
и диссонансы,
Непреклонною
диалектикой
скрежеща.
Не отринь же меня за бред и косноязычье,
Небывалое это Действо благослови,
Ты, Чьему
благосозиданию
и величью
Мы сыновствуем
во творчестве
и любви.