Я ввалилась в дверь. Бетина подняла глаза от старомодной угольной плиты:
— Вы вернулись, мисс.
— Да, я… — Мой взгляд упал на кастрюли на плите. — Все еще готовишь завтрак?
Бетина, недоуменно нахмурившись, покачала головой:
— Ужин, мисс. Тушеное мясо с картошкой. По рецепту моей матушки.
— Ужин? — Я ухватилась за косяк. Так небо розовело от закатных лучей, не от рассветных. — Чтоб меня.
— Мисс! — укорила меня Бетина, зачерпывая ложкой варево на пробу и причмокивая губами. — Юная леди вроде вас не должна так выражаться.
— Какая я тебе леди? — буркнула я. — Я не леди, а инженер.
Бетина с вытянувшимся лицом отвернулась и принялась кромсать расползающиеся помидоры. Стук ножа, резкий и неровный, говорил куда больше, чем могли сказать слова.
— Прости, — опомнилась я, искренне раскаиваясь. Чего я не хотела, так это стать одной из тех девушек, которые грубят прислуге. — Я заблудилась в лесу и, наверное, из-за этого слегка не в духе.
— Надо думать, — недовольно фыркнула Бетина, откладывая нож. — Дин и Кэл оба целый день вас искали. Все кругом обошли.
Мое разбитое тело заныло еще сильнее. Ну конечно, Кэл и Дин предположили худшее — я ведь целый день проторчала в Земле Шипов.
И все же, пока я поспешно скидывала у двери грязные ботинки и вешала на крючок накидку, настроение у меня понемногу приподнималось. Я ужасно себя чувствовала из-за того, что заставила волноваться Кэла, но зато теперь я кое-что знала. Тремейн сказал правду о ведьмином кольце. Время вокруг него действительно текло быстрее, и мои десять минут внутри обернулись десятью часами. Всего один факт, но очень важный. Я твердо решила, что до исхода вечера разузнаю что-нибудь еще. Что-нибудь, что позволит мне понять, с чем именно я имею дело, раз уж на меня свалилась такая ответственность.
— Бетина, — спросила я, — где сейчас Кэл и Дин?
— В малой гостиной, кажется. Мистер Кэл вроде бы хотел попробовать поймать бейсбол. — Она покачала головой. Бетина не знала, что Кэл готов проползти по полю битого стекла, чтобы послушать трансляцию матча.
— Пойду отыщу их — пусть знают, что со мной все в порядке, — сказала я. — Они, наверное, ужасно беспокоились обо мне.
— Дин говорил, будто хочет вызвать какого-то своего друга с дирижаблем и прочесать с воздуха все окрестные холмы, — откликнулась Бетина. — Вот еще глупости. Можно подумать, он и правда знает кого-нибудь с лицензией пилота.
— Дин много чего знает, — пробормотала я, не решаясь поднимать тему — получил ли капитан Гарри лицензию по всем законам штата Массачусетс.
— Ужин через полчаса. Не забредите опять куда-нибудь, а то остынет! — крикнула Бетина через плечо мне вдогонку.
Я не ответила — как она ни пыталась изображать материнскую заботу, она мне не мать и даже близко не похожа, — а поспешила в малую гостиную, на шуршащий голос комментатора, ведущего прямой репортаж.
— Давай же, болван! — услышала я голос Кэла. — Это же мяч, а не граната!
— Ты заткнешься или нет? — оборвал его Дин. — Башка раскалывается. Хватит с меня воплей на сегодняшний день.
— Это ты сказал, что надо прекратить поиски, — бросил Кэл в ответ. — Если б не ты, я бы и сейчас ее звал.
— Говорю же, — вздохнул Дин, — ночью в лесу небезопасно. Если бы ты остался там после заката, или козодой бы из тебя соки выпил, или гуль бы прикончил, только и всего. — Он неловко поерзал на диване и положил ногу в ботинке на столик.
— Тоже мне, — усмехнулся Кэл. — Ты что, испугался нескольких жалких вирусотварей? Лично я в этом лесу ничего и никого не боюсь!
Дин потер лоб ладонью:
— Хвала Мастеру-Всеустроителю, у Аойфе мозгов больше, чем у тебя. Страх — как раз то, что помогает не попасть кому-нибудь на зуб.
— Да, пока это работало, — сказала я.
Кэл вскрикнул от неожиданности. Дин вскочил на ноги:
— Аойфе!
И бросился ко мне, так что на мгновение я решила, что он подхватит меня на руки. Но он, натянуто застыв на полпути, только взял меня за подбородок и повернул лицо одной стороной, потом другой.
— Как будто порядок. Все цело, принцесса?
— Я заблудилась, — проговорила я. — Простите. Бетина сказала, вы места себе не находили.
Кэл едва не сшиб Дина, оттолкнул его с дороги и обхватил меня за плечи.
— Аойфе, я думал, тебя нет в живых. Думал, кто-то тебя схватил или ты перестала ориентироваться в пространстве и заблудилась…
— Кэл, — прервала я этот поток слов, наклонив голову и притворившись, что не замечаю его покрасневшего лица и влагу в уголках глаз. Он сделал бы для меня то же самое. — Все нормально. Правда.
Он притиснул меня к своей костлявой груди — хотя не такой уж и костлявой, с изумлением ощутила я, да и в пальцах появилась стальная сила, которой не было, когда мы покидали Академию. Вольная жизнь укрепила Кэла, добавила твердости его мальчишеским чертам. У меня вдруг опять запульсировало плечо, и я отпрянула — излишне поспешно, как я поняла, с уколом сожаления заметив его обиженно изогнувшиеся губы.
— Где ты была? — требовательно спросил он. — Мы где только не искали, каждый дюйм здесь облазили. Даже на старое кладбище заходили… ты знала, что здесь есть кладбище?
— Я заблудилась, вот и все, — повторила я.
Дин кашлянул и многозначительно поднял бровь. Я чуть заметно качнула головой. Не здесь. Кэл может что-то заподозрить. Еще одной сцены, как тогда в библиотеке, мне не выдержать.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Кэл. — Бетина наберет ванну, отмокнешь там подольше и выкинешь этот день из головы. О чем ты только думала, когда вот так взяла и пошла в лес?
— Я думала о том, чтобы немножко побыть одной, — ответила я куда более резко, чем хотела. Кэл вздрогнул, будто от удара ножа.
— Ты могла покалечиться или даже погибнуть, — негодующе фыркнул он.
— Да, но ничего такого не случилось. — Спор грозил вновь испортить наше примирение, и я подняла руки вверх. — И ты прав — отдых мне не помешает.
Поймав взгляд Дина, я на секунду задержала глаза. Его губы чуть дрогнули, приподнимаясь вверх. Я обманула Кэла, и у меня было неприятное ощущение внутри, словно я проглотила что-то кислое, но ведь это для его же собственного блага. Все равно, пока я не смогу предъявить ему нечто осязаемое, продемонстрировать свой Дар, он так и будет считать, что я просто чокнулась.
— Ванну я и сама наберу, но, может, Бетина принесет мне ужин? — сказала я. — Умираю с голоду. — Это по крайней мере была правда: я ведь так и не позавтракала перед тем, как попала Тремейну в лапы.
Кэл улыбнулся и, кивнув, потрепал меня по плечу, словно пай-девочку, которая согласилась принять назначенное лекарство.
— Конечно. Иди-иди, только, главное, больше не перетруждайся.
— Хорошо. Спокойной ночи, Кэл. Спокойной ночи, Дин.
Кэл вернулся к своему матчу, не успела я выйти из комнаты. Дин же ухмыльнулся мне вслед:
— Спокойной ночи, принцесса. Сладких снов.
Не обращая внимания на ушибы, я взбежала по лестнице и проскользнула к себе. В ванной я отвернула вентили парового водонагревателя и направила кран в латунную лохань, оставив сток открытым, чтобы не устроить потоп. Когда нагреватель весело забулькал, наполняясь горячей водой, я разделась до белья и, накинув простенькое хлопчатобумажное зеленое платье, бросила свою испачканную одежду у порога, потом взвела замок и захлопнула дверь снаружи. Теперь без отмычки не войти, а кольца со всеми ключами от дома я у Бетины вроде бы не замечала.
В одних чулках я пробралась обратно вниз. Оказавшись в темной передней, я по стеночке повернула в библиотеку, так, чтобы меня не увидели из гостиной, и задвинула за собой двери.
Дин сегодня вечером будет разочарован. Мне нужно побыть наедине с книгами в верхней библиотеке. Я не до конца верила, что он действительно способен принять некоторые содержащиеся в них вещи. Мне самой все происходящее до сих пор иногда казалось затянувшимся ночным кошмаром.
Я зажгла одну из ламп на столе и поворотом ручки открыла вход на чердак. Легко взобравшись наверх — лестница даже не скрипнула под моим небольшим весом, — я захлопнула люк за собой. У меня было по меньшей мере несколько часов, пока Бетина не хватится, что я так и не притронулась к ужину, и Дин не узнает, что я до сих пор торчу в ванной.
Я никогда не принадлежала к тем, кто лучше усваивает информацию под давлением. Там, где требовалась усиленная зубрежка, мне начинало казаться, будто в памяти не хватает места, действительно нужное вылетает из головы и остается одна бессвязная мешанина. Но раз у меня есть лишь несколько часов, чтобы разузнать о Земле Шипов все возможное, то, клянусь Движителем, я сделаю это. Сейчас на кону не дурацкий экзамен, не придуманный чертеж, по которому никогда ничего не построят. Возможно, ставка — моя жизнь, а если я не справлюсь, то и жизни Дина, Кэла и Бетины тоже.
Узнать правду — значит обезопасить себя, и я должна, просто обязана отыскать ее до нашей новой встречи с Тремейном. Не говоря уже о том, чтобы не позволить Доброму Народу снова выхватить меня из моего мира, когда им вздумается. Отец держал события хоть под каким-то контролем, и мне тоже нужно научиться, раз уж этот Тремейн в своих непонятных механических перчатках охотится за мной. Я не повторю сегодняшней ошибки, я возьму инициативу в свои руки.
Заняв ту же позицию на полу напротив стрельчатого окна, я поставила лампу на полку на уровне головы и принялась рыться в груде фолиантов, которые откопала вчера. Как ни хотелось мне пересмотреть папку «Машинерия», вместо нее я взяла потрепанный том в переплете фиолетового бархата с выжженной надписью «Географика». Еще раз как следует исследовав шкафчик с картами, в самой глубине, за нижним ящиком я обнаружила незамеченный раньше атлас. Вооружившись всем найденным, дневником отца и еще одним томом, на котором было выведено: «Анимус» той же аккуратной рукой, что отличала, видимо, всех Грейсонов, я засела за работу.
Карты оказались топографическими и, значит, для меня бесполезными. Вот Кэл бы понял, что здесь к чему, — он был в отряде скаутов-«барсуков» до того, как поступил в Академию. Я изо всех сил надеялась — однажды (и скоро) я смогу показать ему этот атлас и попросить его помощи без того, чтобы он назвал меня сумасшедшей.
«Географика» дала мне куда больше информации. Тот Грейсон, что составлял ее, не был так точен и детален в описаниях, как отец, но все же, листая страницы с мастерски выполненными акварельными зарисовками горных хребтов, озер и полей, каких не найдешь в нашем мире, я кое за что зацепилась взглядом.
Земля Шипов, населенная Добрым Народом, на первый взгляд может показаться диковинной и притягательной для изучения. Не дайте себя обмануть, ибо отнюдь не только Добрый Народ обитает в ее туманных, подернутых дымкой пределах…
Я перевернула несколько страниц и наткнулась на лист, как будто тронутый плесенью. Но нет, это была очередная картинка, на сей раз изображавшая тот гибельный туман, что едва не перехватил меня у Тремейна. Фигуры в нем выглядели по-другому — вытянутые пасти, скалившиеся частоколом зубов, взамен устрашающих подобий человеческих лиц, виденных мной, но автор фолианта определенно наблюдал то же, что и я.
Перемещающий туман — дьявольский попутчик. Добрый Народ не говорит о том, откуда он приходит, и неохотно рассказывает о его бестелесных, но злобных обитателях. Я слышал от Народа, будто источник этой мерзости — страна мрака, управляемая столь же темным властелином, но они говорят о ней только шепотом, рассказывая свои истории под покровом ночи, когда думают, что никто из чужаков не может их услышать.
Вспомнив липкие, цепкие пальцы, путающиеся в моих волосах, я вздрогнула. Не хотела бы я встретиться с тем, что находится вне пределов Земли Шипов.
Взяв вместо «Географики» «Анимус», я принялась пролистывать страницу за страницей с описаниями и прилагавшимися к каждому подробными рисунками. Насколько небрежен к деталям и неопределенен был предыдущий автор, настолько этот оказался до навязчивости подробен и невыносимо сух в своем перечислении разнообразных существ, которых он встречал по ту сторону ведьмина кольца. Я заглянула в конец фолианта: «Собрание наблюдений Корнелиуса Хьюго Грейсона, составлено в 1892 году». Держу пари, на вечеринках этот самый Корнелиус был просто огонь.
Его описание Доброго Народа, несмотря на краткость, заставило меня похолодеть, хотя на крохотном чердаке температура никогда не опускалась ниже температуры тела.
Добрый Народ. В других языках, в частности ирландском, мэнском и валлийском, известны также как Благие, сиды или эльфы. Сами предпочитают именоваться Добрым Народом. Восприимчивы к железу, но мало к чему еще. Имеют склонность к механике, хотя и отстают от нас в уровне использования пара и конструировании, и в полной мере владеют тем, что мои спутники в этом нелегком предприятии называют Даром.
Следующие несколько строчек были отмечены только кляксой, словно Корнелиус долго и трудно размышлял, стоит ли доверять эти факты бумаге, которую уже не утаишь от любопытных глаз.
Народ может стать вам лучшим другом или злейшим врагом. Причины, что движут ими, лежат вне пределов моего понимания. Я молюсь только, чтобы конечные их намерения в отношении меня были благими.
Иного я не хочу себе и представлять.
Это была последняя запись в фолианте. Я отложила его в сторону и прикрутила почти догоревший фитилек в начинавшей мигать лампе.
Значит, Добрый Народ — не люди, во всяком случае, не такие, как я, или Дин, или Кэл. Земля Шипов существует на самом деле, так что все, что писал отец, правда. Для чего же я понадобилась Тремейну? Я ведь не мой отец, у меня даже Дара никакого нет.
Я потянулась было за дневником, когда лампа вдруг потухла. Не то чтобы огонек задрожал и медленного угас, как бывает, когда заканчивается масло или прогорает фитиль, — просто потухла, и все. Только что горела, а в следующий момент все погрузилось во тьму. Единственным источником света оставалось бледное сияние звезд.
Я шепотом выругалась. Зажигалка Дина лежала в кармане юбки, которую я бросила у себя в комнате. Я встала и принялась ощупью пробираться к люку, но почти в ту же секунду что-то врезалось в окно. С визгом я шарахнулась назад, стукнувшись об полки. Рукописи и связки бумаг водопадом обрушились сверху, но я забыла обо всем, кроме существа снаружи — огромные крылья распластаны, загнутый клюв долбит по стеклу, когти в поисках опоры скребут карниз. Это была сова, хотя такой крупной я еще никогда не видела. Она закрыла собой все окно, заслонив свет, — только горели зеленым огнем ее глаза.
Отклонившись назад, сова вновь ударила в стекло. По нему разбежалась паутина трещин, и тварь издала торжествующий крик. За хлопаньем ее крыльев я не слышала стука собственного сердца. Первая волна паники схлынула, и до меня дошло, что никакая сова не станет вести себя подобным образом.
Передо мной было нечто другое.
Я знала о зараженных — может быть, даже больше, чем нужно, из-за матери. Знала о жупалах и шогготах. Это существо не имело отношения к вирусу, о нем не предупреждали в светолентах или в дурацких листовках профессора Лебеда. Оно не было человеком, обернувшимся вирусотварью, или просто мутантом из нашего мира.
Стекло, не выдержав, лопнуло, осыпавшись прозрачными льдинками и смешавшись с трухой на полу библиотеки, и сова заухала. Несколько ее перьев, отсвечивавших тусклой, старой бронзой, кружась, присоединились к осколкам, когда она попыталась протиснуться в отверстие.
Она не была порождением некровируса и определенно появилась с той стороны Тремейнова кольца. Если она пробьется через окно, мне конец.
Все эти мысли разворачивались у меня в уме, холодные и бесстрастные, как голос Грея Деврана, прошедший через эфирные трубки. Звать на помощь мне даже не пришло в голову. Кэл и Дин слишком далеко, окутанные звуками своего бейсбольного матча. Они все равно не успеют вовремя, а если бы и успели, не смогут ничего поделать.
Нужно было что-то придумать. Я должна победить чудовище. Я не принцесса, которая поддастся его чарам и навеки попадет в расставленные сети. Мне никогда не нравился конец той истории.
Лжесова протиснула сквозь отверстие одно крыло. Зеленоватая кровь вязкими, маслянистыми каплями засочилась на пол. Я вжалась в полки, как можно дальше от существа, выигрывая драгоценные секунды на работу мысли. Думай, Аойфе, думай, ты же у нас умная.
Устрашающие когти твари, вдвое длиннее, чем у нормальной совы, заскребли по подоконнику, оставляя на нем глубокие отметины.
— Дитя, — прокаркала она отвратительно искаженным человеческим голосом, пытаясь дотянуться до меня. — Милое дитя…
Я отвернула лицо, в ужасе зажмурившись, чувствуя, как щекочет в носу от пыльного пергамента. Даже здесь, в самом секретном месте Грейстоуна, имелись свои механизмы защиты, но до панели в библиотеке мне было как до луны. Если бы только я могла перекрыть окно, если бы могла привести в действие блок и отгородиться от потусторонней твари, жаждавшей моей плоти и крови.
Сперва я почувствовала негромкое тиканье где-то в глубине черепа — маятник сердца отсчитывал последние секунды моей жизни. Оно сменилось легким давлением, словно кто-то положил руку мне на затылок. Укус шоггота вновь запульсировал, как когда я лежала в лихорадочном бреду, прислушиваясь к особняку, к шепчущему голосу Грейстоуна. Он опять вернулся ко мне, наползая из углов и щелей, шепот механизмов, шестеренок и поршней, из которых состоял дом.
Давление нарастало, разливаясь внутри, доходя до груди, до пальцев рук и ног. Казалось, моя голова вот-вот взорвется, как вдруг перед глазами у меня осталось только окно, сова и железо ловушки, готовой захлопнуться.
Все чувства до боли обострились, и давление прорвалось голосом Грейстоуна, заполнившим рассудок. Я чувствовала железо у себя в крови и вращающиеся шестерни вместо мозга. Я была домом. Дом был мной. Мы слились воедино.
Заостренная решетка рухнула, попав в пазы внизу окна и разрубив сову практически напополам. Из ее пробитого горла вылетел едва слышный стон, почти вздох, крыло судорожно забилось, кровь хлынула на подоконник, потекла, расползаясь пятном, по штукатурке, и сова умерла.
Наступившую тишину нарушали только рвущийся сквозь разбитое окно ветер да бешеный стук крови у меня в висках. Связь с Грейстоуном пропала. Дар, проявив себя, исчез, и я вновь осталась одна.