Вообще-то пирамида Хеопса одна и сфинкс вовсе не производит жуткого впечатления, даже несмотря на расквашенный французским ядром нос. Это все несущественные детали для «руссо туристо», на девяносто процентов состоящих из работяг, которые даже Африку на карте не найдут. Для них что пирамиды, что храм Казанской Божьей матери. Главное – факт поездки «за бугор»! Что б было, о чем рассказать соседям по общаге за бутылкой паленой водки и котлетами, которые жена украла в детском саду. Там она работает няней. «Руссо туристо» почему-то считают, что отдых это, прежде всего, пьянка. И потому начинают «жрать» еще в самолете. Если сидит тихо – ладно, стюардесса только брезгливо отвернется, когда пройдет мимо. Но некоторым хочется порезвиться. Тогда либо самолет возвращается обратно, где ужравшегося туриста ждет родная «ментура», обезьянник и штраф за сорванный полет на лимон. Либо в пункте прибытия встречает местная полиция, которая ничуть не лучше нашей. В итоге опять обезьянник, мордобой и штрафы. Первый за то, чтобы возместить моральный ущерб тамошним копам, второй Родине за потерю престижа. А вот по прибытию на место пить можно, сколько влезет. Это даже поощряется, потому что пьянь деньги не считает, а владельцам отелей только это и надо. Потомственные рабочие и крестьяне ведут себя зарубежом так, как привыкли дома. И потому не стоит удивляться, что популярны заграницей «туры без русских». Конечно, плебеев с деньгами хватает в любой стране, американцы в этом плане обогнали нас давно, у них каждый второй турист просто быдло с бабками. Но о турах без американцев что-то никто не слышал.

Антон удивленно поворачивается на крики. Неподалеку на раскаленном асфальте дремлет старенький автобус «MAN» довоенной постройки. Рядом прохаживается разбитной малый с мегафоном и бодро покрикивает в микрофон. Некоторые слова трудно разобрать, но общий смысл высказываний классический – налетай, торопись, покупай живопись! Привлеченная восклицаниями зазывалы, к автобусу приближается стайка туристов явно СНГ-овского вида. Гид тотчас убирает мегафон, что-то деловито объясняет. Рассказ сопровождается выразительной жестикуляцией. Приезжие трясут лицами, руки спонтанно лезут в карманы. Баксы сбиваются в жиденькую пачечку и перекочевывают в нагрудный карман зазывалы. Туристы по одному ныряют в кондиционированный сумрак салона. Через пару минут подошли еще несколько человек. Процедура охмурения повторилась, нагрудный карман зазывалы раздулся больше. « Может, и мне съездить, развеяться? – подумал Антон. – Не водку же пить на такой жаре»?

Через минуту он уже сидит в салоне. В автобусе работает кулер на полную мощность, прямо в лицо дует остуженный воздух, отчего пот быстро стынет и кажется прохладной водичкой. Зазывала покричал еще минут пять, убедился, что желающих больше нет. Входная дверь открывается, в салон кидается жар, но тотчас умирает, отрезанный от внешнего мира. Дверь поспешно возвращается на место, зазывала садится на первое кресло и превращается в гида. Автобус трогается, монотонный голос рассказчика о здешних красотах наполняет салон уютным воркованием и Антон незаметно засыпает. Пассажиры смотрят в окна, оживленно обсуждают увиденное, дети тычут пальцами в стекла и визгливо сообщают мамашам о замеченных ослах, женщинах в парандже и прочих чудесах. Ничего этого Антон не видит и не слышит. Уставший от дальней дороги, расстроенный полной неопределенностью будущего, он спит. И плевать ему на ослов и баб! Очнулся от того, что прекратилось покачивание и куда-то пропали голоса детей. Разомлевший от сна, как зачумленный оглядывается. Приглушенные голоса доносятся снаружи. Антон выглянул в окно. Рядом с автобусом сбилась стайка туристов, перед ней стоит тот самый гид с мегафоном и что-то бормочет. Вдали возвышаются неопрятные громады пирамид. У подножия бродят группки людей в ярких одеждах, тут и там стоят оседланные верблюды. Это местные жители привели свою скотину в надежде немного заработать на любителях верховой езды. До Антона, наконец, дошло, что приехали и экскурсия началась. Его гид решил не будить, руководствуясь принципом: за ваши деньги - любой каприз. В том числе дрыхнуть в автобусе. Антон не любил спать днем, даже если перед этим провел бессонную ночь. Дневной сон не освежал, а нагружал одурью и тяжелой головой. Пошатываясь, выпучив глаза и хватаясь руками за спинки сидений, Антон добрался до выхода. Равнодушный «водила», не глядя, ляпнул ладонью по рычагу, дверь распахнулась. Пустыня дохнула плотным жаром. Антон спрыгнул со ступеньки. Не рассчитал высоты, ноги по щиколотки погрузились в горячий песок, ступни разъехались, колени подогнулись и он шлепнулся в душную пыль потной физиономией. Тихо ругаясь матом и отплевываясь, вскакивает на ноги. Вокруг серо-желтая пустыня, пирамиды, словно гигантские кучи засохшего навоза и люди, глазеющие на «седьмое чудо света». Кривит подбитую рожу сфинкс. Все это великолепие заливает жаром бешеное африканское солнце. Возвращаться в автобус не хотелось и Антон побрел за «своими». Гид что-то рассказывает, но Антону интереса нет. О пирамидах писано переписано, ничего нового, кроме вранья, все равно не услышишь. Его внимание привлекают верблюды. Неподалеку расположилась группа животных с одним погонщиком. Или дрессировщиком, хрен его знает! Верблюды похожи на громадные войлочные игрушки. Худющие ноги упираются в песок, горбы уныло наклоняются, волосатая змееподобная шея оканчивается ушастой головой. Скоты высокомерно глядят вдаль и меланхолично жуют. У каждого между горбами закреплено седло странной формы, свисает пестрый коврик с кисточками по краям.

Зоркий погонщик сразу заметил интерес «гяура». Дочерна загорелый мужчина в чалме приветливо раздвигает губы в улыбке, что-то произносит и тычет пальцем в ближайшего верблюда. Антон бредет по горячей земле, проклиная все экскурсии на свете. Подходит ближе. В нос шибает аромат скотного двора. Погонщик пахнет чуть приятнее. После сна и так плохо голова работает, а тут еще солнце печет макушку … Антон сует зеленую бумажку. Номинал он не разглядел, зато погонщик увидел сразу. Глаза расширились, хватательный рефлекс усиливается, рука бросается на бакс, словно коршун на мышь. Когда ассигнация исчезает в кармане, сальное лицо расплывается в сладкой улыбке, голос звучит воркующе и нежно:

- Sit down please, mister!

К кому обращается погонщик, не совсем понятно, так как верблюд опускается на карачки первым. Антон взгромождается – иначе не назовешь! – в пыльное седло. Спереди щемит. Антон слегка подпрыгивает. Становится посвободнее. Погонщик щелкает языком, дергает за повод и непрерывно жующая скотина встает. Вначале выпрямляются задние ноги, отчего Антон тычется носом в мягкий горб. Затем выпрямляются передние и Антон откидывается на спину. Откуда ни возьмись, появляется мальчишка подросток в длинной рубахе почти до пола и традиционной портянке на голове. Пацан хватает повод и громадный верблюд послушно шагает. На спине животного не так жарко, как на земле. С высоты лучше видно, как группки туристов в сопровождении гидов шастают возле пирамид. Некоторые, как Антон, катаются на верблюдах, но большинство предпочитают сидеть в автобусах или автомобилях и рассматривать древнюю рухлядь в бинокли. Мальчишка ведет верблюда по широкому кругу. Антон только один раз посмотрел на пирамиду. Вблизи она оказалась совсем не такой, как на многочисленных фотографиях. Пирамиды сложены из множества прямоугольных глыб, более или менее отесанных. По сути дела, куча камней. Время и ветры изгрызли углы, края покрыты сколами, похожими на высохшие язвы. Многие плиты расколоты, других просто нет – растащили. Может быть, десять тысяч или сколько там, лет назад они и внушали страх и уважение. Сегодня, когда вся планета застроена небоскребами из бетона и стекла, пирамиды кажутся засохшими фурункулами на теле пустыни. Как Антон ни старался, но не почувствовал он ни трепета перед могуществом древних, ни восторга перед великой загадкой, над которой бьется не одно поколение ученых – каким образом громадные глыбы сложили в пирамиду, да еще сориентировали по сторонам света? А самое главное – нафига все это нужно? Ведь серьезных захоронений, кроме могилы Тутанхамона, до сих пор не найдено. Дело даже не в сушеных трупах вождей. Постройка пирамид – дело чрезвычайно сложное и дорогостоящее. И в наше время подобное не просто сделать, а уж тысячелетия назад вовсе было дивом! Выемка грунта, заготовка каменных глыб, обработка, доставка и, наконец, укладка непосредственно самой пирамиды требовали тысяч рабов. А если учесть, что они мёрли, как мухи, то десятков тысяч! Всю эту ораву надо было охранять, чтобы не разбежались, кормить и поить, что в условиях пустыни очень непросто. И так десятилетиями. Требовались новые рабы взамен умерших. Значит, надо вести практически непрерывные войны с соседями. Нужна огромная армия. Ее тоже надо содержать. Если посмотреть в целом, то задача просто титаническая. А ведь пирамиды строил каждый фараон! С трудом верится, что ресурсы великой империи тратились на строительство пусть и не простых, но все же могил. Впрочем, Антону Лыткину было глубоко наплевать на загадки древней цивилизации. Своих проблем выше крыши!

Грязно-рыжий верблюд высокомерно шагает по песку. Нижняя губа презрительно оттопырена, жирная капля зеленой слюны с трудом отрывается от челюсти и мучительно медленно тянется к земле. Антон погружен в невеселые мысли и совсем не замечает, что творится вокруг. Мимо проходит группка туристов. Женщина ведет ребенка за руку, мальчишка хнычет и просится на руки. Он устал, ему жарко и хочется пить. Мамаша уговаривает потерпеть и упрямо тащит малыша за собой. Она, как и все сильно умные, считает, что побывать в Египте и не увидеть пирамид – это преступление. Вроде плевка на портрет Джоконды. Пацану обшарпанные пирамиды по барабану. Блуждающие мысли ищут выхода … и находят. Мальчишка замечает верблюда с пассажиром. Горбатая тварь сомнамбулически равнодушна к окружающим. Это задевает! Пацан вырывается из слабых рук мамаши. Поднимая клубочки пыли, бежит навстречу. Останавливается перед верблюдом. В эту минуту мама бросается следом, выкрикивая на бегу что-то вроде – спасите, помогите, чудовище проглотит малыша! Малой понимает, что свободы осталось с гулькин нос. Через считанные секунды озабоченная безопасностью мамаша сожмет его железной хваткой и снова потащит к дурацким пирамидам. Действовать необходимо максимально быстро!

Пацан встает на пути верблюда. Детская грудь раздувается до предела, отпущенного природой, воздух наполняет легкие и … раздается истошный визг, от которого режет уши и во рту появляется неприятный привкус. Антон аж подпрыгивает в седле, суматошно машет руками. Чтобы не выпасть, рефлекторно сдавливает бока верблюда ногами, каблуки с силой бьют по ребрам. Гадкий мальчик продолжает визжать. Лицо багровеет, глаза выпучиваются, руки в стороны – не ребенок, а нечистая сила! Детский крик словно пробуждает весь Город Мертвых. Сотни людей – туристы, гиды, продавцы сувениров и погонщики верблюдов оборачиваются на вопль. Никто не понимает, в чем дело. Не понял и верблюд … Горбатая скотина пугается так, что подпрыгивает на всех четырех ногах, словно кошка. Короткий повод вырывается из рук мальчишки, раздается короткий свист. Плетеный ремешок хлещет Антона по лицу, обжигающий удар заставляет откинуться в седле, на месте удара вспухает багровый след. Едкий пот усиливает боль еще больше. В панике Антон еще сильнее колотит пятками верблюжьи бока. «Корабль пустыни» издает короткий рев, похожий гудок парохода и бросается прочь от страшных людей. Широкие, как суповые тарелки, стопы отшвыривают килограммы песка, превращая их в пылевые облака. Визг гадкого мальчика обрывается на самой высокой ноте – внушительная горсть песка затыкает детский ротик, словно тряпочный кляп. Сбесившийся от страха верблюд несется, не разбирая дороги. Люди с криками шарахаются. Хозяин скотины что-то там кричит, но обезумевшее животное уже не фиксирует сигналы извне. Оно погружено в ужас, инстинкт самосохранения приказывает бежать, бежать, бежать …

Антона нещадно трясет и подбрасывает в седле. Чтобы не упасть, он вынужден держаться за горб. Мягкий мешок жира податливо качается и совсем не кажется надежной опорой. Антон обнимает вонючий горб, прижимается к нему всем телом. В мозгу бьется мысль – только бы не упасть! Любому горожанину, которому приходилось сидеть в седле, знакомо чувство страха. Оно охватывает всякого, кто впервые садится верхом. Лошадь, до этого казавшаяся смирным и ласковым животным, вдруг становится диким зверем, которое только и думает о том, чтобы скинуть седока коварным толчком. Все видели репортажи с родео, где свирепые быки сбрасывают на землю ковбоев. Топчут, на рога поддевают. А совсем дикие мустанги еще и кусаются. Ужас! Вот не помню, есть у них рога? Разумеется, умом мы понимаем, что не станет лошадь так делать. Это мы, люди, злые, а не животные. Но ведь мы судим о других по себе. Вот нам и кажется, что лошадка поступит с нами так же, как мы, оказавшись на ее месте. На самом деле и лошадь, и верблюд очень добрые животные, просто погладить по теплому боку – и уже приятно. Словно чуть-чуть добавилось здоровья. Жители пустыни даже возлюбленных сравнивают с верблюдом. Это считается изысканным комплиментом, высшей похвалой. Невезучему Антону не до возвышенных чувств. Сумасшедший верблюд несется вскачь нервной иноходью неизвестно куда, жесткое седло немилосердно отбивает задницу, передок регулярно щемит так, что искры сыпятся из глаз, встречный ветер несет песок и верблюжьи слюни прямо в лицо. Антон только один раз на мгновение открывает глаза – земля далеко внизу, мелькает быстро-быстро, будто едешь в скором поезде … Если выпасть из седла, употеешь кувыркаться. От ужаса Антон зажмуривается еще сильнее, пальцы буквально впиваются в мягкую шкуру.

Безумная скачка по пустыне продолжалась долго. Верблюд оказался выносливым. Постепенно животное успокоилось, бег замедлился и сумасшедшие скачки переходят в иноходь. Тряска уменьшилась, но немного. Походка верблюда такова, что седока всегда подбрасывает в седле. При ходьбе это монотонное раскачивание, на скачках – прыжки и надо иметь прямо таки чугунную ж… пу, чтобы выдержать свирепую тряску. Бывший учитель истории Антон Лыткин таким качеством пятой точки не обладал. Находясь в полубессознательном состоянии, он думал только о том, чтобы не свалиться на землю. Седалище скоро онемело и толчки верблюжьей спины отдавались тонким звоном колокольчиков в ушах. Однако через некоторое время боль напомнила о себе. Ломота поднялась вдоль позвоночника к шее, поясницу начало простреливать с такой силой, словно в пупок вонзают раскаленный железный прут. Стремян на седле не оказалось, что бы хоть встать и выпрямиться. Да и вообще так называемое «седло» было всего-навсего вчетверо сложенной кошмой. Очень скоро боль стала невыносимой. Верблюд давно уже просто брел по пустыне, даже и не думая бежать. Он устал, с вывернутых губ обильно стекает пена, тяжелое дыхание раздувает бока. Не в силах более терпеть боль Антон осторожно перемещается вбок. Пальцы разжимаются, руки сползают ниже по горбу. Правая нога висит, не касаясь пяткой верблюжьего бока. В таком положении легче переносить боль, но долго не провисишь. Антон попробовал устроиться поудобнее, завозился. Хитрый верблюд почувствовал, что наездник устали и сидит … ну, некрепко – шкуру на горбу не сжимает, пятки в бока не упираются. Собрав последние силы, животное внезапно начинает подбрасывать зад в манере необъезженного быка. Ослабевший Антон пробкой вылетает из седла. Пролетев по короткой дуге, Лыткин шлепается на песок, как куль с овсом. От удара в глазах белый свет меркнет, останавливается дыхание и душа на мгновение выходит из тела, оглядывается в недоумении и ныряет обратно …

Когда Антон пришел в себя, верблюд стоял метрах в пятидесяти от него, со вкусом сгрызая колючие ветки с кустарника. Иглы такие, что мороз по коже от одного вида, а у верблюда слезы счастья текут, жует так, словно это пища богов. Антон с трудом поднимается на ноги. От пояса и ниже все занемело. То, что выше, невыносимо болит, голова кружится, во рту ком грязи, лицо покрыто сжиженным до консистенции желе потом. Вокруг, насколько хватает глаз, простирается пустыня. Желтый песок редкими волнами уходит за горизонт, откуда начинает белесое небо. Прямо над головой висит свирепое солнце. Нигде не видно ни малейших признаков человеческого жилья или какой-то растительности. Только песок. Верблюд громко фыркает. Антон хотел подойти, но животное при первой же попытке приблизиться пошло прочь. Один верблюжий шаг равен трем человеческим. Догнать, тем более забраться на спину Антону никак не удастся. Не стоит даже пробовать. Махнул рукой. От простого движения оголенную кожу обдало жаром, словно он в парилке, которую сумасшедший банщик протопил до температуры плавления железа. Только сейчас Антон с удивлением обнаружил, что его одежда превратилась в клочья. В растерянности похлопал себя по остаткам рубашки и вдруг почувствовал, что карман, в котором лежали документы и деньги, разорван! В панике Антон принялся шарить по остальным карманам, но кроме песка, в них ничего не было. Проверил раз, другой … бесполезно. Итак, у него нет документов, денег, билетов на обратный путь. Нет ничего, что указывало бы на его гражданство, имя и материальное положение. У него нет прошлого и будущего, он никто и зовут его никак. Вдобавок, посреди пустыни, без воды и продуктов, полураздетый … От такого удара судьбы у Антона Лыткина потемнело в глазах.

Каждый из нас хоть раз, да задумался о том, как он умрет. Большинство представляют по стандарту – ложе, вокруг безутешные родственники, они же наследники и потому уже враги. Или больничная палата, вокруг те же враги-наследники, процедура похорон, кучка влажной земли и гора цветов с лицемерными надписями на лентах. Идиллия! Никто не думает о том, что может погибнуть в расцвете лет под колесами грязного самосвала, стать случайной жертвой криминальных разборок или элементарно отравиться некачественной колбасой. По статистике, в результате аварий на дорогах, от перепоя или паленой водки, от несчастных случаев на производстве, ошибок малограмотных врачей и прочих случайностей в нашей стране гибнет около полумиллиона человек ежегодно. Добавьте сюда суицид по различным причинам и получится еще больше. Подумать только, люди вешаются из-за того, что жена изменила. Или муж переспал с другой бабенкой … ЧП планетарного масштаба!!! Да радуйтесь, идиоты и идиотки, что вовремя узнали о предательстве. Позже было бы хуже. Одним словом, конвейер несвоевременных смертей работает круглосуточно, на полную мощность, поток трупов не иссякает и кто сказал, что ты будешь исключением?

- Господи, за что? – шепчет Антон.

Ноги наливаются свинцом, колени подгибаются, мертвеющее тело падает на песок. Антон лежит на боку. Кожа не ощущает обжигающего жара песка. Солнечные лучи вгрызаются в плоть сквозь дыры в одежде и нежная кожа вскипает волдырями ожогов. Боли столько, что ее перестаешь ощущать. Ты живешь в ней, она становится нормой существования. Веки тяжелеют, глаза смыкаются, вместо ослепительного света ты видишь красную пелену. Это и есть твой мир, боли и крови. Скоро придет тьма …

Невыносимая боль пронзает тело, словно удар током. Судорога скручивает мышцы, словно мокрое белье, сухожилия трещат от натуги и каждая клеточка тела кричит от боли. Антона подбрасывает, умирающие легкие исторгают крик, идущий из самых глубин организма. Дикий вопль раздирает тишину пустыни. Юркие ящерицы в панике зарываются в песок, пустынная гадюка уползает в сторону от вопящего чудовища и тушканчики забиваются еще глубже в норы. Только верблюд равнодушно тряхнул ушами и продолжил неспешное путешествие прочь от нехорошего человека. Животное досыта накушалось вкусных колючек и теперь решило разыскать водички. Крик обрывается хрипом. Пересушенные связки не выдерживают, голос пропадает. Антон дико осматривается. Коричневое пятно верблюда медленно удаляется. Жаркий ветер пустыни несет полупрозрачные волны песчинок, медленно занося следы. Остаться здесь – верная смерть, это Антон понимает. Но переход через пустыню тоже смертелен. Выбора нет. Антон медленно опускает взгляд, тяжелеющие веки ползут вниз, светлый мир сужается. « А верблюд идет, - вяло думает Антон. – Ему наплевать на пустыню, она ему дом родной. Идет, куда хочет, не спеша … Стоп! А действительно, куда идет верблюд? Животные в критических ситуациях ведут себя гораздо разумнее, чем люди. Верблюд домашний. Значит, он идет к людям, к жилью. Возможно, к воде»! Последняя фраза придает силы. Ноги по щиколотки увязают в песке. Антон с трудом вытаскивает правую, потом левую, делает шаг, другой. Глаза опущены, взгляд упирается в цепочку верблюжьих следов. Это единственный ориентир для него, потерять который означает скорую смерть. Солнце прожигает тело насквозь, плечи и спина давно превратились в сплошной ожог. Горячий воздух сушит горло, из глаз уже не текут слезы – они высыхают, едва появившись. Чувство времени исчезает, Антон словно бредет в бесконечности … К счастью, день давно уже перевалил за вторую половину, поэтому жара стала скоро спадать. Солнце медленно остывает, жгучие лучи один за другим прячутся за горизонт, в желтой пустыне появляются серые тени. Они наливаются темной силой, становятся резче, воздух остужается. Но сожженная кожа сама источает жар и Антон не чувствует изменения температуры. Ему все равно жарко. Глаза закрыты, нет сил разлепить ссохшиеся веки. Он уже не человек, а живая болванка, которая движется, потому что таков был последний приказ угасающего разума …

Палаточный лагерь археологов готовится ко сну. Завтра предстоит тяжелый день. Впрочем, как и сегодняшний. Дизель генератор приглушенно тарахтит на самых низких оборотах. Багровеют угли в догорающих кострах. Землекопы из числа местных жителей давно покинули лагерь на просторном грузовике с прицепом. Раньше в нем перевозили скот, потому что каждый раз, когда грузовик останавливался на день, по лагерю распространялся устойчивый запах навоза. Палатки из плотной белой ткани стоят ровно, по линеечке, будто это место дислокации воинского подразделения. В полукилометре отсюда оазис – небольшое озеро, образовавшееся из подземного источника. Водоем окаймлен камнями и зарослями кустарника. Лучше было бы разбить лагерь поблизости от воды, но тогда пришлось бы каждый день ходить пешком к месту раскопок. Руководитель экспедиции доктор исторических наук Александр Александрович Науменко повелел установить палатки прямо у раскопок. Повелел, а не приказал и уж тем более, не попросил, потому что доктор наук обладал авторитарным характером, имел все наклонности самодержца и тирана, но при этом обладал обширными знаниями и был лучшим педагогом. О нем говорили, что может и медведя научить читать, просто желания пока не появилось. Однако тиранические наклонности проявлялись не только в работе. Доктор не терпел беспорядка в быту, во внешности и в мыслях. Он вообще был решительным сторонником дисциплины во всем. Именно поэтому начальство доверяло ему руководство дальними экспедициями. Науменко высок ростом, широк в плечах, обладает выпуклой мускулистой грудью в отличие от своих коллег, которые уже к тридцати годам обзаводятся выпуклыми животами. Доктор наук острижен наголо, как Котовский. Из растительности только усы и короткая борода, отчего доктор наук и профессор немного похож на террориста. Простые пластмассовые очки на кончике носа превращают его в умного террориста. В суждениях доктор наук предельно резок, иногда до грубости. Так же, как его любимый философ Фридрих Ницше. Александр Александрович сидит на раскладном стульчике, на походном столе разложены сегодняшние находки – черепки, фрагменты костей, покореженные куски металла. Предстоит разобраться во всем, зарегистрировать в журнале находок и разложить по коробочкам. Работа не скорая, но доктора это не тревожит. Он, по примеру Наполеона, спал всего четыре часа в сутки. Остальные двадцать работал. Галогеновая лампа светит ярко, привлекая ночных насекомых. Крылатые букашки пляшут безумный танец вокруг источника света, теряют ориентацию и падают на стол. Когда обеспамятевших насекомых становится больше трех, Александр Александрович надувает щеки и мощный выдох уносит козявок прочь.

Первой странное существо из пустыни заметила дворняжка, что приблудилась к археологам из меркантильных соображений; в смысле пожрать хоть раз в день. Облезлый от постоянной жары «дворянин» сначала заворчал, потом неуверенно гавкнул. Порыв ночного ветра принес странный запах – существо пахнет жареным мясом! И тогда «дворянин» заорал не своим голосом. Он завыл и залаял одновременно. Получилось страшно, словно собаку медленно переезжает трамвай. От вопля моментально проснулись все. Профессор немедленно оставляет свои занятия. Пальцы смыкаются на черенке штыковой лопаты, вспыхивает налобный фонарь, словно глаз циклопа и доктор наук решительно шагает в темноту. Дворняжка на всякий случай шарахается под ноги большому человеку и оттуда храбро гавкает в пустыню. Из палаток выбегают взволнованные люди, в руках фонари, палки, кто-то впопыхах схватил мыльницу, с чертыханьем бросил. Все устремляются на лай собаки. Вскоре за спиной Науменко стоит весь его «личный состав». Кто с лопатой, кто с геологическим молотком. Лучи фонарей сливаются в один поток света, быстро тающего в темноте. Проходит несколько мгновений, из душной тьмы раздаются шаркающие звуки, невнятное бормотание и скрип песка. В световом столбе пляшут пылинки, ночные бабочки стремительно шарахаются друг от друга. Появляется человек. Одежда порвана, сквозь крупные прорехи видна красная кожа, громадные волдыри ожогов покрывают лицо и оголенные руки. Всклокоченные волосы покрыты пылью, словно темно-серой сединой. Вместо глаз сухие впадины, покрытые грязной коркой.

Человек продолжает брести, загребая песок ногами, никак не реагируя на свет.

- You who? What is your name? – спросил кто-то.

Науменко раздраженно хмыкнул.

- Это так важно …

Неизвестный приблизился. Неприятный запах коснулся людей, некоторые сморщили носы. Одна девушка сказала:

- Ему совсем плохо. Он умирает.

Незнакомец из пустыни неожиданно останавливается. Сухие губы с трудом разжимаются, из черной щели рта раздается тихий голос, похожий на шуршание:

- Еще нет … и не дождетесь …

Силы оставляют неизвестного, колени подгибаются и тело падает на песок. Мгновение длится немая сцена и лагерь археологов наполняют изумленные крики:

- Да он по-нашему понимает!

- Русский, что ли?

- Вот блин, и в пустыне наши!

… Антону снится странный сон. Склоняется тот самый верблюд, что ускакал вместе с ним в пустыню. По-старчески пожевав губами, произносит:

- Организм сильно обезвожен. Скорее всего, не выживет. Хотя … он достаточно молод и, возможно, справиться. Но все ж не уповайте.

С нижней губы верблюда срывается крупная капля слюны, шлепается на лоб. Влажная лепешка растекается по всему лицо и Антону становится приятно и прохладно. Несколько капель попадает в рот, проникают дальше по пищеводу и получается так хорошо, словно выпил божественный нектар.

- Ты такой добрый, верблюд … - шепчет Антон и опять проваливается в никуда …

… Антон стоит обнаженным – если не считать набедренной повязки, посредине зеленой лужайки. Он горстями черпает жирное масло из глиняного горшка и обильно натирает тело. Скоро вся кожа блестит масляным глянцем, большие капли стекают по груди и падают на траву. Маслом намазано волосы, лицо. Нет ни одного, даже самого маленького участка на теле, где не было бы толстого слоя масла. Когда-то давно Антон видел по телевизору, что так готовятся к поединку турецкие борцы – пехлеваны. Обмазываются маслом перед схваткой. Антон тоже пехлеван, но кто противник? Неожиданно появляется тот самый негр в оранжевой юбке, белых полусапожках и хоккейном шлеме, выкрашенном зеленой краской. Обнаженный торс разрисован буграми странных шрамов и только приглядевшись, Антон понимает, что это такая татуировка. Противник сбрасывает юбку, белые полусапожки отлетают в сторону. Сквозь прорези защитной маски холодно блестят глаза, словно льдинки, на которые упал тусклый лучик свет. Кожа противника тоже блестит, но как-то странно. Присмотревшись, Антон понимает, что это не масло. Темнокожий соперник вымазан кровью. Значит – враг смертельный, а не противник. Зеленый шлем покачнулся, из-под маски раздается крик, враг бросается на Антона. Начинается схватка. Антон пытается провести подсечку и повалить врага на землю, но он все время выскальзывает из захватов, бьет ниже пояса и норовит подставить ножку.

- Это не по правилам! – кричит Антон, но в ответ раздается хохот, зеленый шлем сотрясается от прерывистых звуков.

Враг опять бросается в атаку, но теперь Антон настороже. Он тоже не намерен придерживаться правил. Сильный удар локтем вбивает маску в лицо, из-под щитка вытекает кровь. Противник на мгновение замирает в шоке и в эту минуту Антон с силой бьет сомкнутыми пальцами в гортань. Враг издает хекающий звук, ладони смыкаются на горле. Не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть и рук от шеи не оторвать, потому что шок парализовал нервную систему. Антон делает шаг, проводит подсечку правой ногой, подхватывает падающее тело. Пальцы сжимают подбородок и затылок. Рывок и шейные позвонки рвутся с тихим хрустом. Дикий крик гаснет в сомкнутом рту. Парализованное болью тело безжизненно валится на землю. Антона словно бросает в пекло, пот заливает лицо, жажда сушит горло. Поворачивается в поисках воды и тотчас покров лужайки расступается, он проваливается во тьму …

… темнота сменяется мутным светом. Слышен удивленный мужской голос:

- Странно, он еще жив. Что ж, я предполагал, что молодой организм справиться, но чтобы так быстро … Шрамы, конечно, останутся. Ожоговые рубцы очень плохо поддаются пластике. Ну, для мужчины это неважно. Что ж, поздравляю, Сан Саныч, ваш гость будет жить!

Опять наступила тьма …

Антон проснулся от того, что совсем рядом раздаются громкие голоса. Сразу несколько человек спорят о чем-то горячо и торопливо. Судя по языку, это явно не европейцы, а представители местного племени. Внезапно в спор вмешивается другой голос, мощный, с рявкающими нотками. Звучат энергичные фразы на английском языке и шум стихает. Крикунам то ли пригрозили, то ли пообещали что-то. Слышен шум шагов и наступает тишина, нарушаемая только подвыванием ветра. Антон открывает глаза. Взгляд упирается в полотняный потолок палатки. Туго натянутая белая ткань содрогается от порывов ветра. В палатке тихо и пусто. Боль, в которой Антон жил все эти дни, куда-то отступила. Она уже не грызет тело со свирепостью дикого зверя, а тупо гложет и чувствуется, что слабеет. Вернулось ощущение собственного тела. Антон пошевелил пальцами, приподнял руки. Боль тотчас высунула остренькие коготки, царапнула раз - другой и … все. К удивлению, ослепляющего болевого шока не наступило. Приободрившись, Антон осторожно, еще не веря своему счастью, садится. Снимает простыню с груди. Кожа покрыта толстым слоем жирной мази, по запаху и виду очень похожей на простой вазелин. Этой полупрозрачной жижей покрыто все тело с головы до ног. Антон смотрит на себя и с трудом узнает то, что совсем недавно было … им. Грудь, руки и верх живота покрыты розовыми пятнами, ближе к плечам заметны шрамы, словно после порки. Антон проводит кончиками пальцев по лицу. Но под слоем вазелина трудно что-либо почувствовать. Нос, уши и глаза на месте, но в каком они состоянии? Осторожно опускает ноги на землю, прилипшая к телу простыня не падает. Это кстати, поскольку никакой одежды на Антоне нет. Он обворачивает ткань вокруг бедер на манер юбки. В углу сложены какие-то вещи. Антон подходит, рука тянется к небольшому складному зеркалу. Пластик скользит в жирных пальцах, норовит упасть. Антон цепляет край отросшими ногтями, крышка откидывается. Некоторое время глядит в свое отражение, шепчет:

- Свет мой зеркальце скажи … Твою мать!!! – и без сил опускается на землю.

Из маленького куска полированного стекла на него смотрит чужое лицо. Нет, глаза, уши, нос и губы его, но они изменены до … Вобщем, кончики ушей заострились, сами уши усохли, стали меньше. Лицо покрыто разводами шрамов, отчего один глаз кажется ниже другого. Правое веко от ожога стянуло и теперь глаз открывается неполностью. Удивительно, но ресницы не пострадали. Губы истончились, превратились в узкую линию, отчего подбородок выглядит массивным, нижняя челюсть зрительно потяжелела. Четко очерчены скулы, нос … похудел, исчезла картофельная округлость. Волосы заметно поредели, особенно на макушке, появились проплешины. Одним словом, то, что Антон увидел в зеркало, повергло его если не в ужас, то шок был достаточно силен. Почему-то вспомнились кадры из фильма « Призрак оперы». Те, в которых продавший душу дьяволу скрипач сидит перед зеркалом и накладывает на изуродованное лицо куски свежей кожи. Ну, до такого Антону конечно, далеко, но аналогия вполне уместна. Особенно, если вспомнить, каким успехом пользовался он еще совсем недавно у сокурсниц. Крышка зеркала падает, раздается тихий стук, отражение изуродованного лица исчезает. Антон кладет коробочку на место, рука опускается. Холодный вазелин приятно липнет к коже, словно напоминая – ты только что заново появился на свет, покрыт влагой, как новорожденный. « Заорать, что ли»? – вяло думает Антон.

Полог отлетает в сторону, вспыхивает ослепительный овал солнечного света. Громадная фигура на мгновение заслоняет, полог с шуршанием возвращается на место. Профессор Науменко останавливается. Взгляд скользит по обнаженной фигуре, замирает на коробочке зеркала. Ясно видны жирные следы пальцев. Александр Александрович понимающе кивает:

- Любовались? Судя по всему, вы не в восторге.

- Вы кто? – хриплым голосом спросил Антон.

- Без лишней скромности скажу – ваш спаситель.

- Простите за неучтивость. Должен был догадаться. Как вы думаете, с такой физиономией уборщиком городского морга возьмут? У меня высшее образование.

- Я похлопочу. А пока поднимитесь с пола и расскажите, кто вы и что вы, - предложил Науменко.

То ли от безысходности, то ли от полной растерянности Антон рассказал все о своей прошлой жизни. Путешествие через пустыню в его памяти не отложилось.

- М-да, - покрутил головой профессор.

Пальцы коснулись пышных усов, скользнули по короткой бороде.

- Интересный рассказ, - продолжил он, - прямо роман какой-то. Крупный проигрыш, поспешный побег. И вот вы без документов, денег и даже лишены прежней внешности. Не знаю, что посоветовать. Если, конечно, все рассказанное вами правда.

- До последнего слова. Иначе я бы просто попросил вас связаться с консульством или позвонить родственникам.

- Логично, - согласился Науменко. – Ну, что ж … Ох, простите! – спохватился профессор, - я ж не представился. Науменко Александр Александрович, доктор исторических наук, профессор и прочая

Рассказал, что его экспедиция работает в этом районе Египта уже больше недели, в ее составе двенадцать человек – аспиранты, преподаватели и студенты старшекурсники. Раскопки длятся до конца лета, затем возвращение в Россию. Помогают местные жители, выполняют самую тяжелую работу – выемку грунта. Наглые аборигены все время требуют повышения зарплаты, ссылаясь на тяжелые условия труда.

- Достали уже своей хитрожоп …! Э-э, простите, это неинтересно, - спохватился разошедшийся профессор. – Ладно, Антон Петрович, отдыхайте. Поговорим о вас позже.

Ученый ушел. Антон вернулся на свою провазелиненую раскладушку. Надо думать, как жить дальше с такой рожей и без документов. Но как ни напрягал мозги Антон, ничего путного так и не придумал.

Поздно вечером Антон, чисто вымытый и одетый в поношенный комбинезон разнорабочего, сидел на раскладном стуле. Рядом расположился Науменко. Ковбойская рубаха расстегнута на груди, виден золотой крестик на цепочке. Бритая голова сверкает, как биллиардный шар. Пальцы доктора наук бегают по клавиатуре, посылая один запрос за другим.

- Итак, я разослал письма моим хорошим знакомым с просьбой разузнать, как быть в вашей ситуации и как ее можно изменить к лучшему, - произнес он, поглядывая на грустного Антона поверх очков. – Думаю, выход найдем. Во всяком случае, подтверждение, что Антон Петрович Лыткин действительно закончили педагогический ВУЗ, пришло. Склонен верить, что вы в самом деле тот, за кого себя выдаете.

В ответ Антон только криво улыбнулся, плешивая голова качнулась туда-сюда. Он успел уже остричься наголо, по примеру Науменко. Дикое египетское солнце успело слегка поджарить остриженные участки и теперь нежную кожу на голове щипет.

- Ну-ну, не обижайтесь. Недоверие вполне естественно, всякое бывает, - извиняющимся тоном произнес профессор. – А пока предлагаю следующее: оставайтесь с нами. Работа для вас найдется, даже по специальности – вы же историк. Кое-что заработаете. Ну как?

- Согласен. Да и выбора нет, - прошептал Антон. Разговаривать обычным голосом он еще не мог.

На следующий день Антона представили остальным археологам. Вообще-то, о нем давно знали, но видели только укрытым простыней и замазанным вазелином. Сотрудники по очереди пожимали руку, с интересом смотрели в глаза. На их лицах явно читалась жалость и едва заметная радость – слава Богу, что не я! Антон не обижался - сам был таким совсем недавно. Глядя на инвалидов, жалел и тихо радовался – я не такой. Как новичка, Антона поставили на самую простую работу – расчищать найденные артефакты. Именно так громко называли в экспедиции различные камушки, осколки посуды и просто мусор, который чаще всего и находят на раскопках. Землекопы криками подзывают археологов, когда достают из земли что-то интересно. Дальше ученые кисточками счищают грязь с находки и определяют предварительную ценность найденного предмета. В старых кроссовках на босу ногу, в комбинезоне, наглухо застегнутом и широкополой солдатской панаме Антон был похож на отечественного бомжа, неведомо как попавшего в африканскую пустыню. Сходство добавляла недельная щетина, что проросла на лице серым мхом. Сбрить нельзя, больно. Антон примостился у какого-то камня. Плоская поверхность не то поцарапана, не то украшена орнаментом. Время замазало полосы землей и глиной. Антон деревянной палочкой аккуратно счищает грязь. Рядом роются в сухом песке землекопы. За время, проведенное в Египте, Антон научился понимать некоторые слова. Аборигены разговаривают громко, не стесняясь. Уверены, что никто не поймет. Какой-то парень лет тридцати, загорелый дочерна, словно жук, что-то говорит соседу, время от времени бросая взгляды на молодую женщину археолога. Она сидит совсем рядом, тоже счищает грязь с камней. Часто наклоняется, чтобы всмотреться в плиту. Просторные брюки натягиваются сзади, бедра вырисовываются четко, видна каждая складка. Антон попытался вспомнить имя, но не сумел. Таня или Маня … блин, ну совершенно нет памяти на имена! Женщина невысока, смуглая, темные волосы собраны в пучок на затылке. Аспирантка, что ли? Во всяком случае, для студентки старовато выглядит. Землекоп посматривает все чаще, речь становится быстрее, появляются жесты, которые известны всем по современным фильмам. Их снимают режиссеры, которые по уровню мышления и кругозору недалеко ушли от примитивного египтянина. Антону удалось разобрать несколько слов. Сплошная похабщина. Бросил палочку, еще раз взглянул на женщину. Она увлечена работой и совсем не обращает внимания на окружающих. Край рубашки вылез, обнажилась белая полоска кожи чуть выше брючного ремня.

« Оно мне надо? Ковыряется посторонняя баба в земле, озабоченный мужик разглядывает ее, комментирует … - подумал Антон. – Ну и наплевать! Мне только скандала не хватает в первый день работы». Ткнул палочкой в камень, кусок глины отвалился. Вдруг вспомнил, как точно также горланили «деды», когда «салабоны» надрывались, таская на руках тяжелые кирпичи на пятый этаж строящегося дома. Можно было краном за минуту поднять целый самосвал кирпичей, но дембелю крановщику из солнечного и виноградного Урюкостана это и в голову не приходило. Зачем, когда есть белые «духи»?

… сокрушительный удар в челюсть повергает рассказчика на землю. Тело по инерции катится в облаке пыли. На краю неглубокого котлована останавливается. Туземец с трудом встает. Ноги подгибаются, глаза уходят под лоб. Словно мешок с мусором, человек валится в яму. Наступает тишина. Туземцы провожают глазами бездыханное тело товарища, оборачиваются к Антону. Смуглые лица бледнеют, глаза сужаются. Землекопы смотрят на Антона, словно волки на овцу. Еще мгновение и озверевшие туземцы набросятся. Точным движением Антон хватает штыковую лопату. Белая сталь холодно сверкает на солнце, пальцы крепко сжимают оббитый железом черенок и все окружающие видят, что это странный человек в солдатской панаме умеет обращаться с лопатой, как с оружием. В умелых руках штыковая лопата все равно что топор палача. Один удар отточенной кромкой и шея будет разрублена. А если рубануть выше, то череп разлетится на половинки, как переспелый арбуз. Но самое главное – это глаза. Взгляд из-под выгоревшей на солнце солдатской панамы по-волчьи холоден и жесток. Обладателя таких глаз не остановит кучка крестьян с мотыгами, пусть их и больше в двадцать раз. Каждый удар будет смертельным. Русский перехватывает лопату поудобнее, штык тускло блестит полированным железным языком. Молча делает шаг. Еще мгновение и он сам бросится в драку на робеющих туземцев. Тогда прольется кровь. Этому психу с сожженным лицом терять нечего, а у нас жены, дети, родственники, которых надо кормить …

- Стоп, стоп! – раздался мощный голос Науменко и несколько крепких хлопков в ладоши разорвали тишину. – В чем дело, Антон?

- Да вот, - кивнул на яму, в которую свалился «любитель белых женщин» Лыткин, - горбатыми словами говорит.

- На вас?

- Нет. На одну из ваших сотрудниц. Я немного понимают местный говор, - и добавил несколько слов по-французски, обращаясь к туземцам. Если перевести на русский, то получится вроде « я вашу маму имел много раз».

Странно, но кое-кто из присутствующих смысл фразы понял. В глазах туземцев мелькнул страх пополам с ненавистью.

- А теперь работайте, псы. Вам и так слишком много платят. Переведите на арабский, господин профессор, - попросил Антон.

Науменко хмыкнул, в глазах мелькнула искорка. Он перевел, глянул на Антона. Лыткин смотрит на землекопов, словно это насекомые. Вредны или полезны, еще не решил, но на всякий случай можно прихлопнуть. Рабочие молча расходятся по местам. Никому и в голову не пришло, что надо бы достать сбитого с ног. Может, он уже умер?

- Своя рубашка ближе к телу, - пробормотал Антон.

Все разошлись. Антон вернулся на свое место, принялся ковыряться палочкой в дурацких царапинах на камне. Послышались тихие шаги, рядом появилась тень.

- Спасибо вам, Антон. Но это простые крестьяне, невежественные люди. Я не обращаю внимания на их болтовню. Не стоило так вот … жестко, - прозвучал женский голос.

- Вы обратили внимание, что некоторые «простые крестьяне» понимают французский? Как думаете, почему? – спросил Антон, продолжая работу.

- Не знаю.

- Потому что только мы, русские, строили тут всякие асуанские плотины и задарма деньги давали. Французы со времен Наполеона лупили в хвост и гриву всех подряд в Африке, поэтому их уважают и боятся в Египте, Марокко, Тунисе и по всей северной Африке. Французский – язык господ, потому и знают местные крестьяне, как по-французски будет шакал, урод, ублюдок и так далее. А мы, русские, объект для насмешек и попрошайничества.

- Меня зовут Валентина … Валя, - протянула руку девушка. Она села рядом, поправила рубашку и улыбнулась.

- Антон, - еще раз представился Лыткин. – Человек из ниоткуда.

- Как это? – удивилась Валентина. На смуглом лице отразилось недоумение.

Рассказать правду Антон не рискнул.

- Да так … Приехал отдохнуть, а попал в плен к бандитам. Сбежал, по дороге потерял документы, морду ошпарил до неузнаваемости. Теперь вот непонятно, как домой попасть.

- А семья? Ведь они могут подтвердить вашу личность?

- Нет никого, меня бабушка воспитывала. Вряд ли она жива. А женой и детьми не обзавелся.

- Ничего. У Сан Саныча обширные знакомства, он поможет. А пока поживете с нами.

- Ничего другого не остается, - пожал плечами Антон. – А вы что тут делаете? На студентку-практикантку не похожи.

Валентина улыбнулась. Выцветшие на солнце брови изогнулись дугой, возле глаз появились морщинки.

- Я аспирант, учусь у Науменко. Еще год осталось, потом защита.

- А я простой учитель истории в средней школе. Был … - помрачнел Антон.

- Ну, не расстраивайтесь так. Все можно восстановить.

- Легко сказать. Вы представляете, сколько надо будет ходить по чиновникам и доказывать, что я не верблюд Вася, а человек. Слышал я эти истории, когда по ошибке выписывали свидетельство о смерти на живого человека, а потом он годам обивает пороги судов, чтобы только доказать, что жив. Так у него хотя бы внешность сохраняется, его знают родные, знакомые, сослуживцы. А у меня даже внешность другая … Знаете, очень странно чувствовать себя этаким инопланетянином. Я словно выпал из другого измерения и теперь не знаю, как вернуться обратно.

Девушка стряхнула с рубашки невидимую пылинку, застенчиво улыбнулась. Антон взглянул внимательнее на нее. Черты лица гармоничны, но что-то в них не так. Что именно, трудно сказать. Ну вот как-то так сложены черты лица, что красавицей эту девушку назвать нельзя. Вообще-то красота понятие очень относительное. Если умыть теплой водой с мылом киношных и телевизионных красунь, то миру явятся такие образины, что вздрогнешь и перекрестишься. В интернете иногда публикуют фотопортреты «в натуре» известных «светских» дам и дамок. Страшилища – не приведи Господи! И сразу становится понятно, почему они все не замужем или брошены. А глаза, зеркало души? Ведь только полный идиот не увидит, что она стерва и дура. Мало того, без колебаний перегрызет горло – в буквальном смысле! – если это необходимо для карьеры. Примеров несть числа. Но в нашем мире деньги решают все. Потому переполнены Рунет и российское телевидение вестями о приключениях певунов и певичек, внезапных (!) беременностях дочки сенаторши, рассказами о похождениях звезд телешоу и прочим бредом. Удивительно высоко поднялись в общественном мнении вокзальные бляди и уличные потаскухи. Видимо, российскими СМИ руководят бывшие сутенеры. Повлияло и то, что после революции всех действительно умных и благородных людей расстреляли. Остались рабочие и беднейшие – значит, глупейшие, - крестьяне. Иными словами, 99 % населения страны темные, невежественные люди, для которых Чайковский просто пидор, умевший лабать на пианино, а уголовная «Мурка» - музыкальный шедевр. Умственная отсталость компенсируется плодовитостью. Любимое занятие дегенератов – производство себе подобных. Именно производство, любовью «это» назвать нельзя. Поэтому так много в стране людей, способных только к неквалифицированному труду, так остро стоит проблема занятости – лопат на всех не хватает, а управлять экскаватором, так это ж учиться надо! Верно делает наше руководство, когда принимает программу строительства новых дорог. Их подметать надо, ремонтировать и так далее … Все исследователи отмечали, что после октябрьского переворота уровень культуры в России резко снизился. Политкорректно, тактично. А если называть вещи своими именами, то превратилась в страну дураков. Генсек, окончивший четыре класса, маршалы из бывших слесарей и унтеров, члены Политбюро по складам читают. А другие вожди? Хрущев играл роль шута при Сталине и настолько вжился в нее, что остался клоуном и на троне. Слава Богу, в кои-то веки достался нам умный царь, т.е. президент. Он начал с того же самого, что Петр Великий, а до него великий князь Владимир – пригласил в страну умных иноземцев. По-современному – иностранные инвестиции, а вместе с ними и менеджеров. Чтоб эти самые инвестиции совковые директора не растащили. Наших ванек да манек отправил «за бугор» ума разума набираться. Обычное дело, не впервой. Справедливости ради следует сказать, что на обилие дураков и лодырей жалуются в любой стране. Проблема общечеловеческая.

- Ой, все время забываю … - спохватился Антон. – Валя, вы не знаете, кто занимался моим лечением. Мне какие-то верблюды снились.

Девушка рассмеялась.

- Это врач наш, Федор Трухин. Он друг Сан Саныча и любитель археологии. Работает главврачом районной поликлиники. Всегда берет отпуск, чтобы поехать с Науменко на раскопки. Он вами занимался. Лицо вытянутое, ну и поэтому наверно похож на … - Валентина опять засмеялась.

Антон хмыкнул, покрутил головой.

- Надо поблагодарить человека, а то неудобно.

- Познакомитесь вечером. Все соберутся к ужину, тогда увидите его, - сказала девушка.

В экспедиции опасались, что обиженные землекопы завтра не придут на работу. Но к удивлению многих, явились все, за исключением того, который получил в рыло за длинный язык. И никто уже не требовал повышения зарплаты. Науменко покрутил ус, похмыкал и предложил Антону руководство «коллективом землекопов» - так он назвал свору грязных оборванцев. Недолго думая, Антон согласился. Это назначение сразу подняло его авторитет в глазах остальных членов экспедиции, а заодно и денежное содержание. Но пришлось заняться языками, французским и местным. Так, буквально несколько наиболее употребляемых существительных и глаголов.

На взгляд обывателя археологические раскопки могут показаться делом скучным и неинтересным. Со стороны действительно так. Роются в земле, роются … Лучше бы огороды вскапывали гражданам. Вот это полезное дело и для кошелька наполнительное. Впрочем, говорят, что иногда золотишко находят и еще этот, как его … антиквариат! Можно продать за кучу бабла. С такими людьми трудно спорить, так как они просто двуногие скоты. Есть такая фраза: перед свиньями бисер метать. Это про них. Археология единственная наука, которая рассказывает о прошлом правду. Разумеется, трактовка находок зависит от правящего режима или господствующей в данный отрезок времени идеологии. Но правду не скроешь, информационные наслоения отвалятся, словно засохшая грязь и потомки увидят истину. Часто горькую, а иногда просто страшную. Однажды вечером, когда все работы были закончены, Антону пришлось стать свидетелем спора. Истину выясняли Сан Саныч и Трухин.

- Есть много данных, что древние обладали обширными научными познаниями. Им было известно гораздо больше, чем мы можем предположить! – горячо доказывал Федор. Отросшие за время экспедиции кудрявые волосы смешно трясутся, на носу блестят капельки пота.

- Да? Что именно? – усмехался Сан Саныч. – Неизвестные нам технологии изготовления бочек? Приспособление для ремонта хомутов? Или особенная конструкция баллисты? Так называемые «тайные знания» - выдумка. Ну что такого необыкновенного и даже сверхъестественного могли знать ну, скажем, древние греки?

- Есть свидетельства, что первый паровой двигатель придумал … э-э, черт, забыл! Не то римлянин, не то грек … Вспомнил! Герон Александрийский. Он создал первый в мире автомат для продажи воды, паровой механизм открывания дверей, паровую турбину. Он был в шаге от создания парового двигателя! А по некоторым свидетельствам он его изобрел.

- Ну и что, уважаемый? Современники считали его фокусником, чуть ли не шутом. Его придумки использовались в храмах для одурачивания невежественного народа, - отмахнулся Сан Саныч. – Проблема, дорогой, не в изобретении как таковом. В его нужности в данный исторический отрезок. Да, древние греки предполагали, что материя состоит из атомов. Какое это имело практическое значение? Никакого! Допустим, Герон изобрел паровой двигатель. И что? Ничего, потому что было неприменимо при существующих технологиях. Как известно, паровые машины доказали свою эффективность для транспортировки тяжелых грузов по железной дороге. Металлургия в древней Греции существовала в зачаточном состоянии, ни о каких дорогах и речи быть не может. То же самое в древнем Риме. Даже паровой молот был не нужен, так как механический, с приводом от воды, гораздо эффективнее. Река, архимедово колесо, простейшая зубчатая передача и железная болванка на конце рычага – все! Дешево, чисто и абсолютно бесплатно. А главное – рабский труд был и будет самым выгодным и эффективным, что бы там не твердили экономисты.

- Да что ты такое говоришь, Сан Саныч! Именно рабство и является тормозом технического прогресса, об этом во всех учебниках написано, - удивился Федор.

- Не верь написанному. Учебники пишут люди за деньги, должности и положение. Наконец, по приказу власть предержащих. Бесплатный труд рабов до сих пор является фундаментом любого государства. В чем секрет экономического чуда так называемых «азиатских тигров»? В дешевой рабочей силе. Китайский промышленный рывок – то же самое. С чего начинались США? С негров на плантациях. Это потом их вроде как освободили, на бумаге. А дешевый труд фабричных рабочих остался. Ты наверняка много слышал о чудесных автобанах Германии. Так вот, до сороковых годов прошлого века дороги у немцев были такие же паршивые, как и в России. Советские военнопленные их строили, вся оккупированная Европа. Именно бесплатный труд пленников позволил Гитлеру в кратчайшие сроки создать военную промышленность практически с нуля, ведь она была запрещена Версальским мирным договором. А посмотрите на стройки Москвы. Одни таджики. Зачем новая техника, когда можно набрать неграмотных гастарбайтеров и они вручную сделают то, что должна техника. Дешево и сердито!

Рабство вечно. Только оно маскируется и приспосабливается к новой обстановке. Ни одна страна в мире толком не борется с незаконной эмиграцией именно потому, что она выгодна.

- То есть ты хочешь сказать, что рабовладельческий строй самый лучший? – иронично спросил Федор. – А чего ж тогда с ним боролись?

- Потому что он сдерживает технический прогресс. Раб лишен творчества по самой своей сути. Он годится для выполнения тяжелой физической работы и только. Например, землю копать. Мы могли бы использовать бульдозер для раскопок, но туземцы с лопатами гораздо дешевле, не так?

- Разве они рабы?

- Конечно. Нищета заставляет трудиться за гроши, иначе погибнут от голода. Точно так же раб трудится из страха потерять жизнь. И у тех, и у других нет выбора.

- И все-таки я с тобой не согласен, - упрямо мотнул головой Федор. – Получается, что рабовладение существует?

- Конечно. Только оно приспособилось, изменилось внешне. Надсмотрщик с кнутом в прошлом. А как вы считаете, Антон? – неожиданно спросил Науменко.

- Вы правы оба.

- Ну, хитер, жук! – засмеялся Сан Саныч, а Федор хмыкнул и покачал головой.

- Да, я так считаю. Раб не может творить по определению, но ведь не вся работа творческая. Мы изобретаем роботов для выполнения тяжелой или опасной работы. Раньше этим занимались рабы. По мере развития технологий человек все больше будет уходить от примитивного физического труда. Правда, не совсем понятно, куда девать освобождающуюся рабочую силу. В развитых странах эта проблема уже заявила о себе. Что касается рабства в чистом виде … Посмотрите на мое лицо. Остались и кнуты, и кандалы, и ямы. Кое-кто на этой планете только-только выбирается из каменного века, рабовладельческий строй для таких – что-то новое и прогрессивное. Недоумки встречаются не только среди людей. Есть народы, ну … не знаю, как сказать … примитивные, что ли. Вот вы все профессиональные историки. Вспомните, сколько споров было по поводу колониальной политики Запада хотя бы в той же Африке. Да, грабили, вывозили почти даром металлы, полезные ископаемые и так далее. Но скажите мне, зачем дикарю бокситовая руда? Золото понятно, на побрякушки. А уран? А редкоземельные металлы? На кой черт дикарю кремний, на котором держится вся электроника? Белые люди строили города, учили черномазых грамоте, прививали культуру, если хотите, делали из людоедов и просто животных людей. Европа шла вперед и тащила за собой остальной мир. А он сопротивлялся, не хотел. Ему нравилась дикость, в ней привычно и потому удобно. Но, когда Европа плюнула на цветных скотов и стала жить сама, да еще как хорошо жить, черномазые уроды подняли крик – нас грабили! Нас угнетали! Отдайте нам все, что забрали. Деньгами, разумеется, потому что сами они так до сих пор ничего делать не умеют. И хлынул поток эмигрантов всех мастей! В одну только Испанию ежегодно незаконно приезжают до ста тысяч африканцев. Словно полчища тараканов, заполонили Европу выходцы из Азии и Африки. Только единицы чему-то учатся и работают. Остальные бездельничают и требую все больше привилегий – они, де, потомки униженных и оскорбленных! Вы обратили внимание, что ни в одной стране не запрещены националистические партии? Потому что это невозможно! У народа тоже есть инстинкт самосохранения. В минуту смертельной опасности, когда нация на пороге гибели, людям плевать на продажных политиков и губительную идеологию равенства. Они берут оружие и наводят порядок в государстве. Так было не раз и так будет еще и еще. Народы, исповедовавшие так называемое «непротивление злу насилием», погибли.

Антон замолчал. Неподалеку в кустах что-то завозилось, раздался придушенный писк, захрустели ветки. Жизнь в пустыне начинается ночью и она идет рядом со смертью.

- Да вы, батенька, фашист! – с некоторым удивлением произнес Науменко.

Антон не ответил. Отблеск костра осветил изуродованное лицо, резкие тени легли под глаза, обозначили жесткие складки. Антон поворошил палочкой в углях, пламя коротко и яростно вспыхнуло, круг оранжевого света расширился.

- Знаете, Антон, мы все вас понимаем, - мягко начал Федор. – Поймите, глупых и жестоких людей хватает везде. Нельзя по отдельным, не самым удачным представителям народа судить обо всей нации.

Антон по-прежнему сидел молча. По его лицу было видно – для себя этот человек давно все решил. Аргументы других для него пустой звук.

Ночная пустыня дохнула слабым порывом ветра, гаснущий костер злобно пыхнул огнем.

- Расскажите, что вы хотите найти здесь? – нарушил молчание Антон. – В истории Египта действительно много загадок или это все выдумки мошенников от науки?

- И то, и другое, дорогой, - отозвался хриплым басом Науменко. – Загадки действительно есть, но на мой взгляд, учеными движет обыкновенное любопытство, а не стремление разгадывать тайны неведомого. Во всяком случае, я таков.

- Без знания прошлого нельзя понять будущее, - важно изрек Федор.

Сан Саныч выпятил нижнюю губу, громко фыркнул.

- Сколько раз я слышал эту фразу … - покачал он головой. – Ну скажи мне, любезный Федор, каким образом проблемы прошлого влияют на будущее? Разве у древних египтян или греков было ядерное оружие? А компьютеры, интернет и прочие средства коммуникации? Мир изменился полностью, до неузнаваемости.

- А проблемы остались те же, - упрямо мотнул головой Федор. – Инструменты стали совершеннее, только и всего. Природа человека не меняется, поэтому и проблемы настоящего и будущего можно предусмотреть и вовремя подправить что ли …

- А как насчет сокровищ, господа? – тихо спросил Антон. – В кино так интересно показывают. Россыпи золотых слитков, драгоценных камней, статуи древних богов … Не встречались?

- Это все сказки, дорогой, - рассудительно ответил Трухин. – Волшебные артефакты, сокровища и прочее существуют только в воображении писателей и режиссеров.

- Так ли? – лукаво улыбнулся Антон. – А как быть с «черными археологами»? Ведь они есть. Значит, имеются и сокровища. Просто по вполне понятным причинам находки не афишируются, а сразу реализуются на подпольном рынке.

Сан Саныч отвернулся, пожал плечами.

- Возможно.

- Сказки! – отмахнулся Федор. – Сокровищ под землей нет.

Антон с самого начало отказался спать в палатке. Предпочел гамак. Подвесил на столбы возле палатки Науменко. Получилось, что он вроде сфинкса, расположился на входе в палаточный городок археологов. Спать прямо на земле, как собирался вначале, невозможно. По вечерам выползают из нор обитатели пустыни, среди них скорпионы. Из-за этого все палатки на ночь наглухо закрываются. Спать в закрытом помещении Антон не мог с детства, поэтому и устроился в гамаке. Вначале было непривычно спать в позе эмбриона, потом привык. Этой ночью долго не мог заснуть. Веки потяжелели, глаза стали закрываться, только когда на горизонте обозначилась светлая полоска рассвета. Сон осторожно наваливается мягким телом, мысли путаются и под прикрытыми веками появляются странные картинки. Воздух чуть слышно гладит щеки, ночные звуки гаснут и внешний мир уплывает. Резким диссонансом на фоне скромных запахов пустынной флоры выделяется кислая вонь давно немытого тела. Контраст настолько силен, что Антон открывает глаза, лицо недовольно кривится. К гамаку приближается человек, закутанный в … плащ что ли? Голова обмотана банным полотенцем? Чалма – замысловато накрученный кусок ткани, оставляет открытыми только глаза, вот что это такое, вспомнил Антон. Неизвестный приблизился, из складок одежды появляется рука, тускло блестит стальной клинок странной формы – чрезмерно широкий у основания и резко сужающийся на конце. «Где-то я такой нож уже видел»! – подумал Антон. Подождал, когда незнакомец приблизится. Едва только лезвие оказалось вблизи, левой рукой перехватывает кисть противника, выворачивает. Пальцы правой сжимают складки плаща на груди. Рывок и нож вонзается прямо в основание шеи. Широкое лезвие режет гортань, блокирует дыхательные пути. Неизвестный дергается в быстрой агонии и мертвое тело опускается на землю. Антон тотчас сползает с гамака, обыскивает труп, но ничего, кроме несуразного кинжала, у мертвеца нет. Антон осторожно крадется вдоль палаток с тыльной стороны. Двое копошатся возле навеса, под которым установлен дизель-генератор. Агрегат невелик, его вполне можно унести одному человеку на машину и увезти. Надо только отсоединить провода. Именно этим и занимаются два дурака. Они настолько увлечены процедурой откручивания проводов, что совершенно забыли об опасности. Или им сказали, что бояться нечего, здесь одни прибитые ученые. Вдобавок, русские, а они известные пьяницы. Путаясь в своих балахонах и чалмах, незнакомцы продолжают раскручивать гайки зажимов. Антон подходит ближе, ладони ложатся на худые загривки жуликов, пальцы сжимаются в железной хватке. Следует молниеносный рывок, затем раздается глухой удар и сдавленный вопль нарушает рассветную тишину. Испуганные до полусмерти воры не могут кричать в полный голос, потому что железные пальцы давят шею все сильнее. Одному удается чуть повернуть голову. Скосив выпученные глаза, он видит странно белое лицо, лишенное растительности. Верхняя губа приподнята, блестят клыки, ноздри клювообразного носа раздуваются, вместо глаз черные отверстия. Под кожей движутся желваки, словно там поселились маленькие животные и они вот-вот вырвутся наружу. От ужаса вор визжит, словно пикирующий бомбардировщик времен Отечественной войны. Руки и ноги дергаются с необыкновенной быстротой, тело извивается, как будто лишено костей. Второй вор, на мгновение замирает, не понимая такой бурной реакции. Тоже косит глазом. Увиденное так пугает, что песок буквально взрывается от ударов пятками. Дабы утихомирить перепуганных воров, Антон сует их лицам в дизель раз, другой … Визг переходит в сип, слышится бульканье, словно пойманные решили попускать пузыри. Движения становятся вялыми, тела обвисают. Злость незаметно улетучивается и Антон разжимает пальцы. Воры валятся на пол, как пустые рогожные кули. Песок окрашивается темными пятнами, раздается всхлипывание и невнятное бормотание. За спиной хрустит песок, слышны шаги. Не оборачиваясь, Антон спокойно говорит:

- Жуликов поймал. Хотели дизель утащить.

Трухин присаживается на корточки возле двигателя, сокрушенно качает головой.

- Ну вот, кожух помяли. И радиатор шатается, наверно крепления разболтаны. Аккуратнее надо, Антон Петрович! – укоризненно произносит он.

- Вы правы. В следующий раз просто отрежу башку. Как тому, - ответил Антон и кивает в сторону гамака.

Все члены экспедиции как по команде поворачиваются. Неподалеку висит гамак, словно скрученное полотенце, рядом лежит труп в темном пятне высохшей крови. Кто-то из женщин ахает. Науменко крякнул, почесал в затылке. В тишине отчетливо звучит растерянный голос:

- Вот мать твою!

- Ну, тут все понятно, Антон, - сказал Науменко. – А того парня за что?

- Он хотел меня убить. Вот его нож, - спокойно ответил Антон, достал оружие.

- Йеменский кинжал, - пробормотал Науменко. – Да, такими ножами пользуются местные жители.

Тем временем Трухин подошел к убитому. Брезгливо, стараясь не испачкаться в крови, ткнул ногой. Накидка свалилась с лица.

- Э-э, Сан Саныч, да это тот самый парень, которому Антон морду набил! Видно, отомстить хотел, да не вышло, - сказал он.

Солнце окончательно выбралось из песчаной постели, пылающий глаз по-хозяйски осматривает пустыню. Все обитатели попрятались, и только глупые и упрямые люди выбираются из домов и палаток, чтобы начать трудовой день. Холодное дыхание ночи исчезает, на его место приходит сначала теплое, а потом злое и жаркое дневное. Словно выдох дракона, горячий ветер сушит легкие и обжигает лица. Люди прячут нежные тела под белыми одеждами, спасают глаза темными очками. Животные спят глубоко под толщей песка, только сумасшедшие двуногие существа передвигаются по поверхности пустыни. Полог палатки откинут, противоположный край приподнят, но сквозняк не спасает от жары. За столом сидит Науменко, бритая макушка блестит капельками пота. Напротив Антон, в глазах тоска и ожидание скорого изгнания.

- Антон Петрович, мы не сомневаемся в вашей невиновности … э-э … правдивости вашего рассказа, - говорит Науменко, - но убийство местного жителя довольно большая неприятность в любом случае. Я уже переговорил со старейшинами деревни, из которой к нам приходят землекопы. Они сказали, что убитый не из их деревни, пришлый и это сильно облегчает дело. С ворами они разберутся, это местные жители и вообще … просили не сообщать в полицию. Но вам лучше некоторое время не попадаться здешним людям на глаза. У пострадавших … э-э … от ваших рук могут быть друзья. Нет-нет, я не собираюсь прогонять вас, ни в коем случае! Ваш поступок правилен. Но … одним словом, я предлагаю вам временно поработать рядом со мной. Фу! – вытер пот Науменко. – Как трудно разговаривать на такой жаре. Просто язык заплетается. Итак, вы согласны, Антон?

- Ну конечно, - облегченно улыбнулся Антон, - я думал, вы меня вовсе выгоните.

- Пока не за что, - отмахнулся Науменко.

Место работы Сан Саныча располагалось примерно в двух километрах от лагеря. Старенький «лендровер», взятый напрокат на время раскопок, довез обоих до небольшого котлована за пятнадцать минут. Быстрее по глубокому песку «лендровер» передвигаться не может. Вокруг места раскопок разбросаны громадные валуны, в стороне возвышается острый нос скалы. Основание утонуло в песке.

- Такое впечатление, что раньше здесь была горная гряда, - сказал Антон, оглядываясь по сторонам.

- Именно так, - подтвердил Науменко. – Пустыня наступает. Незаметно, по двадцать сантиметров в год. Много лет назад здесь был город, посредине протекала речка, рядом небольшой горный кряж. Сейчас от города не осталось ничего.

- А что там? – кивнул Антон на палаточный городок археологов, откуда они только что уехали.

- Захоронения. По некоторым сведениям, здесь было поселение жрецов. Хоронили умерших, которых свозили со всей округи. Этим и жили. Войны и наступающая пустыня заставили жрецов уйти отсюда. Это было очень давно, точную дату определить не удалось. Примерно от двух до пяти-шести тысяч лет.

- Совсем недавно, - улыбнулся Антон. – А почему не видно землекопов?

- Они не нужны. Мы работаем под землей, проходы рыли грабители могил еще в прошлом веке. Сокровищ не нашли, зато часто погибали. Многие колодцы частично обвалились, заходить внутрь нельзя. Местные жители опасаются этих мест и обходят их десятой дорогой. Мы едва упросили расчистить вход в подземелье. Нас тут всего трое. Идемте, познакомлю. Вы ведь наверняка забыли, как зовут остальных сотрудников, а?

Антон смущенно кивнул. Возле неглубокого котлована одиноко белеет двухместная палатка. Полог поднят, вещи аккуратно сложены, внутри никого нет. На дно ямы ведет двухметровая складная лестница. Сбоку темнеет дыра с неровными краями. Это и есть вход в подземелье. Сан Саныч ловко, словно матрос третьего года службы, съезжает вниз. Антон неуклюже спускается задом, поминутно посматривая на дно. Подземелье встречает тихим сумраком. В полосе света висит пыль, противоположная сторона затянута дымкой. Смутно виднеются две фигуры. Люди сидят на корточках, сосредоточенно ковыряются в земле. Заслышав шаги, оборачиваются.

- Добрый день, господа! – провозглашает Сан Саныч. – Вот, наш новый сотрудник, вам известный Антон Петрович Лыткин. Это Сергей и Валентина.

Та самая девушка, из-за которой и вспыхнул скандал, оказалась здесь. Ее еще раньше перевел сюда Науменко. Вторым был молодой парень, приколист и болтун, студент старшекурсник. Лицо знакомо, виделись не раз, но если бы Трухин не представил его еще, Антон ни за что не вспомнил бы имя.

- Здравствуйте, Антон, - улыбнулась Валя.

- Привет, - пожал руку студент, - с прибытием на каторгу.

- Что? – не понял Антон.

Сан Саныч недовольно пожевал губой, осуждающе покачал головой:

- Ну что вы, Сережа, опять глупо шутите. Какая каторга? Здешние условия работы ничуть не хуже … э-э …

- Кладбищенских, - услужливо подсказал студент.

- Основного места раскопок! – сердито поправил Сан Саныч.

- Что-то я не понял … каторга, кладбище. Что за дела? – удивился Антон.

Науменко сердито зыркнул на студента, от мощного вздоха закружились пылинки в столбе света.

- Это юный негодяй имеет в виду, что здесь не самый интересный участок. Посему тут работают те, кто является нарушителем дисциплины, либо способствовал созданию условий для ее нарушения, - торжественно произнес археолог. Указательный палец ткнул вверх, словно жезл гаишника.

- Ага. Ну, женская привлекательность всегда создавала условия для нарушений, беззаконий и безрассудств, это понятно, - кивнул Антон. Валентина благодарно улыбнулась и тут же густо покраснела. Чтобы скрыть смущение, поспешно отступила в тень.

- Что может натворить студент, я тоже знаю не понаслышке, - продолжал рассуждать Антон. Сергей усмехнулся, взгляд устремился в пыльный потолок, губы изогнулись в улыбке.

- Но позвольте задать вам, уважаемый Сан Саныч, нескромный вопрос. А за что …

- Не позволю! – сварливо перебил Науменко. – Этот вот гад с почти высшим образованием изволил надраться местного самогона и устроить дебош в гостинице. Я с трудом замял конфликт. Во-избежание всякого рода неприятностей нам пришлось перебраться в сюда, в пустыню и жить в палатках. А могли ночевать в нормальных домах!

- Те клоповники вы называете нормальными домами? Да не смешите мои тапочки, Сан Саныч! – пожал плечами Сергей.

- Что касается меня … я сам предпочитаю работать тут. Считаю это место гораздо перспективнее того … кладбища! – презрительно фыркнул Науменко.

- Почему? Ведь именно в захоронениях находят самое важное, - удивленно спросил Антон.

- И поэтому они, как правило, разграблены. Чтобы хоть что-то найти, надобно перелопатить горы земли. Конечно, и здесь на поверхности ничего не валяется. Но, если приложить усилия, можно обнаружить очень интересное, - уверенно сказал Науменко.

Антон хмыкнул, покрутил головой.

- Вижу, что попал в компанию достойных людей.

Поздно вечером, у костра, Антон спросил Науменко:

- Сан Саныч, а что вас привело в археологию?

- Детское увлечение. Знаете, Антон, меня интересует сам процесс поиска, а копошение в глиняных черепках с целью определения, для чего предназначались горшки, это … ну, тоже любопытно, но такую работу я доверяю другим. В истории много загадок. Ну, классический пример – для чего построены пирамиды? Говорят, что это надгробья фараонов. Отчасти да. Но у пирамид было и другое предназначение. Какое именно – никто не знает. Различных гипотез множество, но ни одна не получила фактического подтверждения. А цивилизация гарамантов? Удивительная страна располагалась там, где сейчас пустыня Сахара. О ней упоминал Геродот. Великое царство гарамантов простиралось от Атласских гор до границ Египта. В горах Тассилии сохранились рисунки. Возможно, на них изображены представители цивилизации гарамантов. По какой причине она исчезла, никто не знает. Вот люди восторгаются пирамидами. Гараманты построили гигантскую систему водоснабжения под землей. Общая протяженность туннелей более тысячи шестисот километров, они вырублены в скальных породах пять тысяч лет назад. И все это вручную! Во всяком случае, о технологиях гарамантов ничего не известно. Наша задача здесь намного скромнее, чем разгадка тайны пирамид. Мы исследуем очень остатки города … нет, скорее населенного пункта. Люди здесь жили очень давно, еще во времена Древней Греции. По некоторым сведениям, уже тогда предки современных египтян обладали неким тайным знанием. Во всяком случае, многие древнегреческие мудрецы обучались именно в Египте.

- Вы имеете в виду Пифагора?

- Не только, были и другие, мы о них не знаем. О Пифагоре тоже известно немного. Дело в том, что он не оставил письменных свидетельств. Пифагор принципиально не вел записей, так как тайное знание нельзя доверить книге. Кстати, именно поэтому я не верю ни в так называемую Книгу Бытия, ни в Книгу Мертвых, пресловутый Некрономикон и прочие письменные собрания «тайных знаний». Все выдумка. А сколько домыслов по поводу сгоревшей Александрийской библиотеки? Недоумки считают, что там были сокровища древних знаний, некие заклинания, открывающие портал в иные миры … Мысль изреченная, если хотите, запечатленная, есть ложь!

Сан Саныч покрутил головой, усмешка растянула губы.

- Абсолютно все найденные письмена рассказывают примерно об одном и том же: «славные» деяния властителей того времени, примитивное бытоописательство, религиозные культики того периода. Какие, к черту, тайны, если простых ковалей в древности считали колдунами? Людям казалось чудом, что из обыкновенного куска руды получается стальной меч. Для невежественного дикаря все непонятное есть чудо. Было время, когда езда верхом на лошади повергала окружающих в священный ужас. Простите, я отвлекся … То, что нам известно о Пифагоре, это свидетельства его учеников, причем первые письменные документы о нем появились через двести лет после его смерти. Не сохранилось ни одного свидетельства современников. Представляете, какой простор для фантазий, домыслов и просто красивой лжи? Мы знаем, что в юном возрасте Пифагор уехал в Египет, где провел более двадцати лет, изучая науки, в основном оккультные. Его знания столь велики, что по возвращении в Грецию его безоговорочно признали великим мудрецом. Однако завистники не дремлют. Оклеветанный, Пифагор вынужден был покинуть родину и поселится в греческой колонии на территории современной Италии. Там основал мистически-религиозный орден, призванный, ни много ни мало, изменить мир к лучшему.

Увы, двуногие скоты хотели жить по своим скотским законам и совсем не желали становиться людьми. А попытка заставить их … э-э … стать на путь истинный закончилась кровавым восстанием. Так было и так будет еще не раз. Вот ведь что странно! – воскликнул Науменко. - Любая попытка сделать людей хоть чуточку лучше вызывает бешеное сопротивление, а того, кто хотел этого, объявляют тираном, палачом и кровавым диктатором. Примеров этому несть числа!

Зашуршал песок, угловатая тень пала рядом.

- Опять ты за свое, Сан Саныч, - раздался укоризненный голос Трухина. – Природа человека такова. Ну не хочет он правильно, не хочет! Самое изысканное блюдо должно быть приправлено говнецом, простите ради Бога! Такие вот мы. Потому и популярны книги и фильмы об уголовниках и бандитах вроде Робин Гуда или трех мушкетерах. А короли и кардиналы, что создали великие империи, вымазаны дерьмом.

Врач сел возле костра, песок недовольно хрустнул под худым задом.

- А почему проводите раскопки здесь, а не дома, в России?

- Потому что в Египте мы чужие. Мы не станем приукрашивать правду или лгать. А дома … Историческая наука монополизирована небольшой кучкой людей. Это грамотные специалисты и настоящие ученые, но … как бы это сказать … их глаза – нет, взоры все время обращены к власть предержащим. Именно оттуда, из Кремля, поступают команды, как трактовать те или иные события даже недельной давности. Что уж говорить о прошлом! Взамен получают премии, награды, звания. Эдакий взаимовыгодный союз власти и науки. Академики, они ведь тоже люди, хотять красиво жить, обеспечить детей и внуков. Ну, и вообще, если не искупаться, то хотя бы сполоснуться в лучах славы. Так что история это прежде всего политика. И коммерция. Есть в нашей стране один деятель литературный. Надо признать, талантлив, сволочь. «Усек» в свое время, так сказать, генеральную линию власти и с тех пор сочиняет исторические бестселлеры, как пирожки печет. Про Сталина, про царей …

- По ящику здорово выступает. С паузами, с завываниями, как поэт! – отозвался Сан Саныч. – Заслушаться можно.

- Я ж говорю, талант, - кивнул Трухин. – Если проживет еще лет десять, и про Ельцина сочинит триллер с детективом.

- А мне кажется, что это правильно. Ну что хорошего, если показывать все в черном свете? Видеть только ошибки? Посмотрите, как врут другие. Просто потоки лжи! Даже сраная Прибалтика назвала себя чуть ли не центром вселенной. На Украине Будду и Христа объявили хохлами. Американцы возвели в культ пастухов, итальянцы считают себя прямыми потомками римлян. А Китай? Да они были посмешищем для всего мира еще в конце прошлого века, а какие сейчас снимают фильмы о своей истории?

- Да, ложь - это общемировая тенденция, - согласился Науменко. – Но мне кажется, Антон, что лучше говорить правду. Тогда не будет соблазна безнаказанно творить глупости и зло. Правители, да и целые народы слишком часто уповают на то, что не только потомки, но и современники промолчат о преступлениях из так называемых благих побуждений. Искажение истории может довести до национальной катастрофы, как это произошло с Германией. Ладно, оставим высокие материи. Кроме того, экспедиции – это еще и возможность неплохо заработать, вот только заниматься этим надо осторожно – в могильниках встречаются ядовитые ловушки. За найденные артефакты правительство Египта приплачивает.

- Вот как! - удивился Антон.

- Да. Когда жадничало, экспонаты уходили за рубеж. Вот поэтому большая часть найденного ранее хранится в Англии и Америке.

- Это неправильно, - пробурчал Трухин. – Раритеты принадлежат народу Египта.

- Это которому? Тому, что ямы для нас копает? – иронично поинтересовался Науменко. – Или тем неграмотным крестьянам, которые разбирали пирамиды. Им, видите ли, не из чего загоны для верблюдов строить! Брось ты Федя, этот партийный идеализм. Девяносто процентов любого так называемого «народа» состоит из равнодушных скотов. Что творилось в нашей стране после революции, которую устроил этот самый «народ»? Даже памятники павшим на Бородинском поле осквернили, могилы разграбили.

- Да, был временный разгул преступности, - согласился Трухин.

- Ничего подобного! – прорычал профессор. - Это была политика новой власти, направленная на уничтожение собственной нации, истории государства. И заправляли всем этим отнюдь не бедные крестьяне из Вологодской губернии и не пролетарии Путиловского завода. Жидовня хлынула в Россию с окраин, где евреи проживали с 1791 года согласно закона о черте оседлости. Исключения составляли только купцы 1-ой гильдии и ремесленники. Остальные под страхом вечной каторги жили в пятнадцати губерниях Царства Польского, Литвы, Белоруссии, Бессарабии, Курляндии, большей части Украины. И вот эти люди, которым даже ходить по русской земле запрещалось, налетели, словно голодная саранча, захватили руководящие посты – не в армии, нет, кровь проливать они не желали! – в государственных учреждениях. Особенно много этой дряни было в ЧК, созданной поляком Дзержинским в первую очередь для уничтожения русских!

Науменко на мгновение смолк, переводя дух. В тишине раздается ехидный голос Антона:

- Э-э, да вы, батенька, фашист! Или я все-таки … ну, фашистее, что ли?

На следующее утро погода преподнесла невиданный в этих краях сюрприз – небо затянули тучи. Дождя, правда, не было. Влага испарялась, едва только образовывались капельки. Тем не менее, небо в серых облаках было настолько непривычным, что прибывшие на работу землекопы принялись живо обсуждать климатические изменения в планетарном масштабе. Очень быстро пришли к выводу, что катастрофа близка и виноваты во всем беложопые, которые возомнили о себе слишком много. Самый загорелый заявил, что необходимо везде ввести законы шариата, они, мол, спасут землю. Остальные горячо поддержали. Разобрали лопаты и пошли рыть землю за деньги «беложопых». Антон уложил в кузов «лендровера» инструменты, запас воды. Сергей устроился на переднем сидении, Сан Саныч за рулем и нетерпеливо поглядывает на палатку. Оттуда должна появиться Валентина, но она что-то опаздывает. Науменко недовольно морщит нос, но вслух ничего не высказывает. Антон копается в вещах, пытаясь так положить инструмент, чтобы не тарабанил при езде. Задержка Валентины не сильно его расстраивает. Наконец, полог распахивается, из сумрачного нутра палатки появляется девушка. Сергей поворачивается, хочет поторопить, но замолкает на полуслове. Глаза студента старшекурсника округляются, рот остается полуоткрытым. Сан Саныч удивленно смотрит на Сергея, потом оборачивается. Челюсть съезжает, нижняя губа выпячивается еще больше, лицо слегка удлиняется.

- Что это с вами? – удивился Антон.

Он тоже поворачивается. Холщовый мешок с геологическими молотками, которым удобно скалывать засохшую глину, едва не падает на ноги. Антон невольно встряхивает головой и быстро моргает – уж не чудится ли? К изумленным мужчинам приближается очень красивая женщина, похожая на всем знакомую аспирантку Валю. Темные волосы собраны в пучок на затылке, бриллиантовые – так все решили! – сережки ослепительно стреляют отраженным солнцем, лицо светится чистотой и свежестью. Куда-то пропали темные круги под глазами, кожу покрывает ровный загар, глаза как-то таинственно мерцают через тонкие стекла солнцезащитных очков. Вместо мешковатой робы, которую девушка обычно носила на работу, одета в светло-зеленый комбинезон в стиле military. Широкий пояс подчеркивает узкую талию и округлые бедра. Рубашка натянута выпуклостями груди, ворот расстегнут, рукава закатаны до локтей. Девушка спокойно подходит к машине, пальцы ложатся на рукоятку. Хорошо видно, что ногти аккуратно накрашены светлым лаком. Валентина садится на заднее сиденье. Дверка закрывается, звучит нежный голосок:

- Можно ехать, Сан Саныч. Извините за опоздание.

Науменко крякает, словно проснувшийся селезень. Поворачивает ключ зажигания, вдавливает педаль газа. Сипло кашляет аккумулятор, проворачивая кардан, двигатель взревывает.

- Простите, - смущенно бормочет Сан Саныч и сбрасывает обороты.

Студент откровенно пялится на аспирантку. Он так вывернул голову, что кажется, вот-вот затрещат шейные позвонки. Валентина наклоняется к уху, тихо шепчет:

- Разверни тыкву в другую сторону, баклан.

- Ага! – бормочет Сергей и глупо улыбается.

Антон, до сих пор молча наблюдавший за всем происходящим, глубоко вздыхает. В пересушенных глазах щиплет, выступают обильные слезы. Антон часто моргает, трет лицо. Тюк с геологическими молотками наконец соскальзывает с борта и шмякается прямо на ногу. Железный звон заглушает сдавленное восклицание:

- Ух, блин!

Антон швыряет тюк в багажник, садится рядом с девушкой. Сергей оборачивается с переднего сиденья, вежливо так интересуется:

- Валя … э-э … Валентина Сергеевна, а вы на раскопки едете или куда-то по своим делам?

- Будешь много знать, сессию завалишь, - ответила аспирантка.

- Это точно! – усмехнулся Науменко.

На дне котлована еще прячется ночная прохлада. Антон отодвигает плоский камень, за которым скрывается вход в подземное помещение. Археологи по приставной лестнице спускаются вниз. В стылом сумраке раздается приглушенный бас Науменко:

- Итак, господа, сегодня начнем с восточной стороны. Мне кажется, что за слоем глины скрыта каменная плита.

Начинается работа. После нескольких ударов молотками слой спрессованного песка и глины осыпается, выглядывает выщербленная поверхность камня. Землю осторожно счищают сначала лопатами, потом начинается кропотливая очистка малярными кистями. Часа через два удается освободить от налипшей грязи кусок камня размером в квадратный метр. Мужчины уходят в дальний угол пещеры отдохнуть, а девушка приступает к очистке насечек на плите острой деревянной палочкой. Возможно, это текст.

- Как думаете, док, что за этой плитой? – спрашивает Сергей.

- Не знаю. Возможно, ничего, - пожимает плечами Сан Саныч.

- Ну вот, ничего … - разочарованно вздыхает студент. – Все-таки я считаю, что надо попытаться пройти теми колодцами, что вырыты раньше.

- Даже и не думайте об этом, Сереженька. Там все держится на честном слове. В любой момент потолок может обвалиться и что тогда? Спасательной техники у нас нет, да она и не понадобится. Вас раздавит за доли секунды, дорогой, - ответил Науменко.

Судя по раздражительному тону, Сергей уже не раз предлагал сунуться в колодцы и каждый раз ему отказывали.

- Сколько времени мы тут ковыряемся, ни разу ни один колодец не обвалился. Почему вы думаете, что если я в него спущусь, то все рухнет?

- А если это случится? А если в подземелье скопились ядовитые газы? Сергей, я отвечаю за вашу жизнь. Если дам разрешение и вы погибнете, я стану убийцей, вы это понимаете?

Сан Саныч недовольно засопел, несколько раз хлопнул ладошами по штанам и встал. Поднялось облако мутной пыли, из которого раздался сердитый голос Науменко:

- Никогда! Слышите, никогда вы не получите от меня такого разрешения!

Доктор фыркнул, словно жеребец и ушел к Валентине, помогать с плитой.

- Видал? Шагу боится ступить в сторону. Все по инструкции, по правилам … Наум такой зануда, - расстроено произнес Сергей.

- Он беспокоится о твоей жизни. Что плохого?

- Если все время думать только о том, чтобы не споткнуться на ровном месте, то надо вовсе из дома не выходить! Ну, подумай сам, - горячо заговорил Сергей, - если в прошлом здесь вырыли столько колодцев, значит, ничего не рушилось, верно? Люди спокойно работали, искали чего-то там …

- Сокровища, - поправил Антон.

- А мы что ищем? – хмыкнул Сергей. – Думаешь, за битыми горшками за тридевять земель приперлись? Да эдакого добра и в центре Москвы можно нарыть. В любом месте ставь экскаватор, пару раз загреби поглубже и вот тебе исторический слой. Головешки всякие там, гвозди ржавые, стоптанные сапоги … Можно еще прялку найти или обломок лопаты. Такое барахло в каждом районном краеведческом музее имеется.

- Так вы, значит, за золотом-брильянтами сюда приехали? – удивился Антон.

- Не ори! – зашипел Сергей. – Причем здесь золото, тем более бриллианты? Хотя было бы очень кстати. Ты знаешь, какие деньги готовы заплатить коллекционеры за древний раритет, да еще из золота?

- Нет.

- За посмертную маску фараона отвалят десятки миллионов. За сосуды из слоновой кости и золота для хранения внутренностей по сто тонн баксов на каждый. Это так, примерно. Суммы зависят от внешнего вида и целостности раритета, - прошептал Сергей.

- Ну, шанс найти посмертную маску фараона очень мал. Один на миллион и то вряд ли, - усомнился Антон.

- Не только маску. Драгоценные находки вообще редкость, потому и стоят так дорого.

- Ладно. Допустим, ты что-то нашел. А как вывезти из страны? Египтяне не дураки, на границе устроят шмон с пристрастием.

- Эх, отсталый ты человек, Антон. Можно сказать, совсем темный, - вздохнул Сергей. – Ничего вывозить не надо. Вот, - достал он из кармана коммуникатор. – Выходишь в интернет на соответствующий сайт, кидаешь пару фраз и все. Дальше покупатель сообщит время и место встречи. Ты получаешь наличные бабки, а лучше и безопаснее сразу на счет в банке – это легко проверяется тут же по коммуникатору – передаешь раритет и аля-улю. Дальше проблемы покупателя.

- Да, я действительно отстал, - согласился Антон.

- Ты насмотрелся дурных фильмов и начитался дурных книжек, в которых герой гребет золото лопатой, а потом прет на горбу в сундуке, - назидательно сказал Сергей. – Возможно, так и было в позапрошлом веке. Сейчас прилетает вертолет, забирает товар. За отдельную плату и героя – уже с бабками. Дальше аэропорт, Гавайи, Новая Зеландия или Сингапур – кому что нравиться. Понял, старичок?

- А если пуля в лоб? Чтоб не болтал лишнего?

- Фу, какой примитив! А кто работать будет? Хороший археолог – это еще и менеджер по продажам со своей клиентурой. Раритеты не только выкапывают из земли, их еще и перекупают. Это бизнес, в котором крутятся немалые бабки. Карты, деньги, два ствола только в кино для заманухи лохов. Пиф-паф и мозги по всей комнате – крайность.

- Подожди, но ведь в экспедиции ведется учет всех найденных предметов. Можно спрятать золотую пуговицу. Но куда девать саркофаг?

- Никуда. Оставить на месте. Только вот сообщать об этом не нужно, понял? Выбрать время, покопаться как следует, а потом плотно закрыть дверь, уходя. Экспедиция заканчивается, все собираются и летят домой. Ты возвращаешься по туристической визе, находишь спрятанное, а дальше – как я уже говорил – компьютер, звонок, вертолет и бабки. Понял?

- Как-то слишком просто все, - пожал плечами Антон.

- Это общая схема, - усмехнулся Сергей. – На самом деле немного иначе. Но главное – найти товар стоящий. Вот с этим основная сложность. То, что лежало сверху, давно подобрали. Да и древние были не дураки, понимали, что грабить будут. Одним словом, возни много.

Антон посмотрел вокруг. В подземелье тихо, сумрачно. У противоположной стены сидит Валентина, тщательно вычищает непонятную надпись. Рядом Сан Саныч вертит в руках каменный обломок. В помещении сухо, тишину иногда прерывает завывание ветра наверху. В щели на потолке падают песчинки, узкие световые лучи упираются в пол, пылинки кружат медленный хоровод.

- Покойно здесь. Как в могиле, - задумчиво произносит Антон.

- Это и есть могила. Вернее, вход, - ответил Сергей. – Ведь раньше здесь был город жрецов. Вода ушла отсюда, люди переселились в другое место и город умер. Пустыня похоронила его под толщей песка. Но жители окрестных деревень верят, что часть жрецов осталась. Пустыня медленно засыпала город вместе с людьми. Говорят … а-ав … прости! – зевнул во всю пасть Сергей, - что они так и живут там, - показал он глазами на пол.

- Деревенские жители часто придумывают страшилки, чтобы отпугивать чужаков, - отмахнулся Антон.

- Только не в этом случае, - покачал головой Сергей. - Ближайшее поселение расположено довольно далеко, километрах в трех отсюда. Жители живут бедно. Археологические раскопки для них возможность заработать. Однако многие не хотят идти сюда, боятся.

- Да землекопов полно! – удивился Антон.

- Это пришлые, молодежь. Коренные жители идут очень неохотно. А здесь, как видишь, и вовсе никого нет.

- Сан Саныч говорил, что здесь не перспективное место, землекопы не нужны!

- Как сказать, - усмехнулся Сергей, - в археологии все неопределенно. Но ведь для чего-то рыли здесь колодцы!

Разговор прерывает возглас Науменко:

- Эй, господа ученые! Подойдите-ка сюда.

На расчищенном от грязи участке плиты красуется надпись странными закорючками. Знаки крупные, бороздки выбиты глубоко. Чувствуется, резчик хотел, чтобы его труд был виден всем.

- Прошу вас, студиозус Сергей, переведите надпись, - торжественно произнес Сан Саныч.

- Видите ли, Александр Александрович, я … э-э …

- А хвосты у кого? – грозно спросил «Наум». – Валентина!

- Да, имеются, - подтвердила девушка.

- Вот! Уважаемая аспирантка уже перевела. Я, в меру своих скромных способностей, тоже. А как вы, без пяти минут бакалавр или как там … магистр? Обещаю посодействовать перед руководством экспедиции о зачете.

- Искуситель лукавый! – притворно вздохнул студент. – Ладно, попытаюсь.

Он достал из внутреннего кармана пухлый блокнот, уткнулся носом. Послышалось бормотание, эканье, бэканье и мычание. Примерно через полминуты Сергей неуверенно произносит:

- Оставь надежду всяк сюда входящий … приблизительно так. Ну, общий смысл таков.

- Да, - кивнула Валентина. – Сказано несколько иначе, но в целом эта надпись предупреждает о том, что вошедшему возврата нет.

- Плита – это дверь? – спросил Антон.

- Не похоже, - скривился Сан Саныч. – Я простукивал, думал, за ней пустота. Излучателем посветил – ничего, сплошная порода.

- Что за излучатель?

- Ультразвуковой. На экран выводится изображение в виде неровных полос. Цвет и насыщенность меняются в зависимости от плотности вещества. За этой плитой ничего, кроме песка и глины, нет, - расстроено сказал Науменко.

- Я ж говорю, в колодец надо лезть. Это плита всего лишь доска объявлений. Такие висят в любом учреждении, но ведь за ними нет входа в помещение, верно? На домах висят мемориальные доски – тут жил такой-то заслуженный товарищ. Но вход в дом совсем с другой стороны! – горячо заговорил Сергей.

- Цыц! – грозно нахмурил брови «Наум». – О находке будет доложено руководству. Тут вон еще что-то нацарапано непонятными значкам. Начальство примет решение. А пока надо сделать фотографии и мы с вами, Валентина Сергеевна, поедем обратно. Надо решить вопрос с людьми. Плиту необходимо выкопать целиком и как можно скорее. А вы, молодые люди, останетесь здесь. Мы скоро вернемся.

Бело-голубые вспышки фотоаппарата озарили полумрак подземелья. Лестница протестующе заскрипела под грузным телом Науменко. Девушка помахала ручкой, мило улыбнулась обоим. Антону персонально послала воздушный поцелуйчик. Наверху мелькнула тень, стихли звуки шагов.

- Ну вот, блин горелый, теперь светилы археологии соберутся на онлайн-консилиум в режиме реального времени, - заворчал Сергей. – Будут судить, рядить, по базам данных в интернете шарить … А чё думать-то? В колодец надо лезть!

- Что ты так торопишься со своим колодцем? – спросил Антон. – Откопают плиту, разберутся с закорючками – их там до фига! А после, может быть, и на колодец твой согласятся.

- Время, дорогой, время! У нас осталось всего две недели, понимаешь? А работы выше крыши. И до сих пор ни хрена не нашли! Плиту эту с дурацкими иероглифами увезут в Каир, в музей. Благодарные египтяне за это разрешат приехать еще раз, на следующий год. Слушай! – почему-то вдруг зашептал Сергей, - Сан Саныч обычный зануда, остальные просто подхалимы, им бы защититься без проблем, должности на кафедре получить, иначе придется школу идти учительствовать, вот как ты. А я хочу настоящее найти, понимаешь? Плит с письменами тут до чертовой матери, мы их каждый сезон пачками находим.

Шум ветра наверху усилился, в подземелье заметно потемнело. Антон взглянул на отверстие выходы. Столб света потускнел, наполнился пыльной мутью, с краев начал осыпаться песок.

- Что за дела? – удивленно спросил у Сергея.

- Песчаная буря наверно. Надо крышку закрыть, а то песка наметет!

Сергей обмотал лицо платком, закрыл глаза солнцезащитными очками. Ловко, словно обезьяна, пробежал по лестнице наверх. Послышалась возня, топот ног и скрип песка. Из мутного от густой пыли воздуха вынырнул Сергей. Опустился на пару ступенек, потянул за собой прямоугольный деревянный щит. Доски плотно ложатся на края отверстия, отрезая подземелье от внешнего мира. Становится так темно, что едва можно различить на противоположной стене ту самую плиту с надписью, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Из углов выползла тьма, вытянула плоские щупальца по полу, черными пятнами обозначилась на потолке. Сергей спрыгнул на пол, похлопал себя ладонями, выбивая песок. Очки свалились с носа. Сергей чертыхнулся, лапнул пыль под ногами. Потом махнул рукой, что-то невнятно буркнул.

- Слушай, и сколько нам сидеть в этом пылесборнике? – спросил Антон.

На зубах неприятно захрустело. Антон скривился, плюнул несколько раз, но мелкий, как мука, песок все равно остался во рту.

- Теперь ты понял, почему арабы носят женские платки? – спросил Сергей. Из-под плотной ткани на лице голос прозвучал глухо.

- Да, - плюясь, ответил Антон. – Мог бы раньше предупредить. Так сколько нам тут торчать?

- Не знаю. Часа три, не меньше. Песчаная буря, это как у нас метель зимой. Может идти несколько часов.

- Зашибись … тьфу!

- Все, что случается, к лучшему, - философски заметил Сергей. – Слушай, давай спустимся в колодец, а? Подстрахуешь меня.

- Серега, у тебя с башней не в порядке. Не видать ни фига, дышать нечем, а ты в яму лезть собрался.

- Да нет, у меня кое-что тут приготовлено. Понимаешь, случай удобный. В бурю никто и носа в пустыню не сунет. Пока они там будут языками болтать, мы тут пошарим в одном месте. Я заховал тут веревку, фонари, еще кой-чего …

- Мешок для золота-брильянтов, - подсказал Антон.

- Шутишь, да? Эх ты, юморист … да ты хоть знаешь, каково это, держать в руках кусок золота размером с пивную кружку? Тебя словно током бьет, как живая вода вливается в жилы. А цвет какой? Будто кусок заходящего солнца в ладонях! Руки дрожат, ноги отнимаются от восторга, вот как!

Сергей говорит быстро, сбивчиво. Платок на лице размотался, глаза блестят, словно бусины, руки то и дело подергиваются.

- И где ж ты такой кусяра нашел, а? – улыбнулся Антон.

- Да в музее здешнем. Туда как раз привезли материалы одной подводной экспедиции на Средиземном море. У Наума там блат. Нас пригласили посмотреть. Испанский галеон нашли, а искали какие-то развалины подводные. Золотые монеты и самородки от времени слиплись под водой в ком. Его слабым раствором щелочи отмыли и так он заиграл светом, глаз оторвать невозможно! Ну, разобрали потом на части …

В тишине подземелья, нарушаемой только воем ветра наверху, внезапно и громко зачирикало. Антон от неожиданности вздрогнул, а Сергей лапнул нагрудный карман рубашки, зачертыхался:

- У-у, нокия, зараза финская … чтоб ты сдохла!

Извлек из кармана плоский телефон. Грязный палец с силой вдавливает кнопку включения.

- Да, Федя! Есть, Федя! Нет … да … есть! – выкрикивает он после кратких пауз.

Телефон умолкает, Сергей небрежно сует его в карман.

- Йес-йес! – дурашливо кричит он и дергает рукой за невидимый шнурок над головой. Будто воду слить хочет в унитазе старинной конструкции. Секунду спустя делает то же самое, но уже двумя руками и с притопыванием. Дурацкое «йес» в подземелье звучит, как короткое шипение издыхающей гадюки.

- Что я говорил? – радостно спрашивает Сергей.

- Ну …

- Я говорил, что мы застряли здесь надолго! Вот, звонил Трухин … блин, вот фамилия … да хрен на нее! Короче! Песчаная пурга будет колбасить часа три, как я и предполагал. Нам советуют не беспокоиться, закрыть дыру в потолке и ждать. Как распогодится, за нами припрется Сан Саныч на старом английском драндулете. Значит, слушай …

Сергей опускается на корточки и опять переходит на шепот:

- У меня все готово. Цепляем веревку с узлами за перекладину, я спускаюсь в колодец, ты на страховке. Пошарю там быстренько и обратно. Согласен?

- Обалдел? Тут-то темно, как у негра подмышкой, а что в яме?

- Так фонари у меня приготовлены налобные, разве я не сказал? Иди сюда!

Сергей метнулся в дальний угол, разгреб кучу камней и песка. На поверхности появляется пластиковый мешок, из которого извлекает квадратный фонарик на широкой резинке. Ловко надевает на голову, щелкает выключателем. Лампочка ярко вспыхивает, ослепительный луч раздвигает пыльную тьму.

- Фу ты! – скривился Антон от света.

- Надевай, - протянул Сергей другой такой фонарь.

Два ярких луча высветили все углы небольшого подземелья. Кроме одного, самого дальнего. Антон только сейчас увидел, сколько тут пыли и едва не поперхнулся воздухом – он дышит песком!

- Вот, лопатки, молоточки, запасные батарейки … - бормочет Сергей, вытаскивая из мешка один предмет за другим. – А где? … ага, вот она!

На пол падает самое главное – веревка с завязанными через одинаковые промежутки узлами.

- Перекладина там, у дыры, - мотнул головой Сергей в сторону темного пятна в стене. – Ну, поможешь?

- Ладно, - вздохнул Антон. – Ты уже взрослый мальчик и понимаешь, что делаешь.

Толстая, будто оглобля, дубина, невесть как попавшая в пустыню, ложится поперек полутораметровой дыры. Надежно привязанная двойным узлом веревка летит в темноту. Антон осторожно выглядывает за край. Густая, как болотная жижа, тьма смотрит разинутой в беззвучном крике пастью. Черная бездна словно ждет добычу в молчаливом нетерпении. Антон отступил, покачал головой.

- Что, тоже хочется туда? – весело спросил Сергей. Он заканчивает последние приготовления и вот-вот начнет спуск.

- Тьфу на тебя три раза! – отмахивается Антон. – Ты маньяк, извращенец и адреналиновый наркоман, вот.

- Возможно, у меня есть отклонения от нормы, - согласился Сергей. – Те, у кого их нет, стоят у станка, водят троллейбусы, подметают тротуары. И так всю жизнь. А потом они отбрасывают копыта и тихо зарываются в землю. Знаешь, как их называют?

- Знаю. Только твоя яркая индивидуальность тьму не освещает. Ты запасные батарейки не забыл? И мобилу проверь.

- Да все путем, чувак! – отозвался Сергей.

Садится на край ямы, тело наклоняется вперед, пальцы плотно обхватывают веревку. Рывок, спина выпрямляется и Сергей прыгает в черную дыру колодца. Только поскрипывание прочного троса и мелькание яркого света указывает на то, что он жив и спускается вниз. Антон взглянул на потолок. Отверстие выхода на поверхность плотно закупорено деревянной крышкой, из щелей по краям не виден свет. Или буря разыгралась не на шутку и укрыла пустыню от солнца. Или выход просто засыпало. Антон вздохнул, покачал головой – вот так и заносит песком города, а время рушит гранитные замки. Стоит человеку хотя бы ненадолго уйти, как природа старательно прячет его следы. Словно опасается, что глупое двуногое вернется и опять начнет все портить.

- Ты как там, скалолаз? – крикнул Антон в яму.

- Не скалолаз, а спелеолог, темнота неграмотная! – весело отозвался из колодца Сергей. – Добрался до горизонтальной шахты, щас влезу.

Голос прозвучал глухо, как-то странно, словно яма фильтрует звук, отсеивая высокие частоты. Трос перестает дергаться, прекращается скрип поперечной балки. Некоторое время снизу не доносится ни звука. Яма темна, как смертный грех. Потом слышна возня, вспыхивает свет фонаря, из черной дыры раздается голос:

- Антон, спускайся сюда. Все путем, тоннель нормальный.

- Ну тебя натурально колбасит, Серега! Чего я в эту … жопу полезу?

- Да не писай в тапочки, чувак! Здесь стены и потолок укреплены, народ работал по-серьезному. В пещере что-то есть, верняк!

- Ну, блин … - Антон в растерянности покрутил головой.

Торчать в засыпанной песком комнатухе действительно глупо. Все равно не спасет студента, если тоннель осыплется. Может, правда спуститься, хрен ли тут стоять?

- Ладно, грабитель могил, уболтал! – крикнул Антон в яму. – Встречай мою дупу, она идет первой.

Попробовал уцепиться за веревку с узлами так же, как это делал Сергей. Получилось не очень. Антон сорвался вниз, проехал метра полтора, обдирая ладони об узлы и только потом сообразил, что надо тормозить ногами. Спуск оказался гораздо проще, чем решил он вначале. Далеко внизу – так казалось! – мигает огонек фонаря, неподвижный воздух наполнен пылью, сухостью и плотным запахом могилы. Хотя раньше Антон никогда не вынюхивал старые склепы или захоронения, но ему казалось, что старая могила должна пахнуть именно так. Внезапно свет внизу исчез. Антон прекращает спуск. Веревка слегка покачивается, перекладина чуть слышно скрипит под тяжестью тела. Снизу не доносится ни звука. Вопить дурным голосом: Серега, ты где? Или: с тобой все в порядке? - тупо до идиотизма. Так поступают герои американских, а с недавних пор и наших, фильмов. Поэтому Антон продолжил храбро спускаться в густую тьму, но холодок страха начал легонько покалывать седалищный нерв. Неожиданно прямо в ухо рявкнуло голосом Сереги:

- С прибытием, чувак! Можешь опустить копыта и вынуть веревку из пасти. Ты ведь зубами держишься, а?

От неожиданности Антон дернулся, словно ему шило в зад воткнули по самую рукоять. Подошвы действительно коснулись земли и он со стыдом понял, что висел на веревке, поджав под себя ноги. Вспыхнул ослепительный свет, раздался ехидный голос студента:

- Чё фонарь не включил, чувак?

- Батарейку берегу, - буркнул Антон.

Ну, не говорить же, что забыл впопыхах! Полапал ладонью, тумблер щелкнул, световой луч вырвался из макушки.

- Пошли! – мотнул светящейся головой Сергей.

«Идти» пришлось на карачках. Тоннель действительно просторен, но не настолько, чтобы можно было передвигаться в полный рост. Сразу бросилось в глаза, что стены и потолок укреплены плетеными кольцами. Древние копатели рыли тоннель и, чтобы избежать обвала, вставляли в подземный ход плетенку. По мере углубления двигали ее, а когда тоннель становился длиннее, оставляли как крепеж и плели новую. Кольца установлены примерно через каждые три метра. Плотность плетения такова, что кольца словно изготовлены из сплошного дерева. Давление породы распределяется равномерно, упругое кольцо слегка сжимается и только. Исполнение примитивное, но технология не хуже современной. Ползти пришлось долго, во всяком случае Антону показалось именно так. Затем проход немного расширился. Сергей ухнул головой вниз, задница оттопырилась и тоже исчезла из поля зрения. Через мгновение снизу раздался сердитый возглас:

- Вот блин, засада! Въехал мордой в песок … тьфу!

Тоннель обрывается довольно просторным подземельем объемом с трехкомнатную «хрущевку». Антон осторожно свесил ноги, спрыгнул на пол. Луч фонаря метнулся по стенам, потолку. На противоположной стене высветился другой тоннель, но внимание привлек не он, а то, что находится на полу. Под толстым слоем пыли видны неровности, какие-то кривые палочки и выпуклость. Приглядевшись, Антон понял – это скелет! Время припорошило его тленом и песком, словно пытаясь спрятать от чужих взглядов.

- Серега, ты видишь? – спросил Антон.

- Чё? Тьфу, гадство какое! – плюнул Сергей, вытер губы грязной рукой и только после этого повернулся. Его фонарь уперся лучом в кости. Световое пятно дернулось, скелет словно шелохнулся.

- Как видишь, не мы первые тут.

- Главное, чтобы не последними, - ответил Сергей. Голос слегка дрогнул.

Подошли поближе. Под толстым слоем пыли видны клочья кожи, седые волосы вуалью покрывают лицо, сквозь завесу пыли темные пятна глазных ям смотрят в пол мрачно и жестоко. Скелет лежит на боку, руки вытянуты к выходу. Человек словно полз из последних сил, жизнь оставила его совсем рядом с тоннелем. Но самым интересным было то, что вытянутые руки лежат на небольшой корзинке! Костлявые пальцы с остатками кожи покоятся на крышке плетеной коробки размером с ведерко для льда. Ручка изгибается горбиком, корзинка перевязана ссохшимся ремешком. Через плотные стенки не видно, что находится внутри.

Сергей шумно выдохнул, вытер внезапно вспотевшие ладони о штаны.

- Ну чё, посмотрим? – спросил он.

- Не спеши, - ответил Антон, - скелет не убежит.

Опустился на корточки, извлек из кармана кисть. Таким незамысловатым инструментом археологи аккуратно счищают грязь с находок. Осторожно провел волосяным пучком по костям, очистил череп.

- Итак: видимых повреждений на костях не обнаружено. Ребра целы, череп тоже, шейные позвонки на месте … Отчего же он умер, а? – удивленно сказал Антон.

- Тебе не все равно? - нетерпеливо ответил Сергей.

- Почему-то нет, - задумчиво произнес Антон.

Сергей достал нож, сел на корточки рядом со скелетом. Осторожно кончиком ножа подцепил крышку, потянул вверх. Рассохшиеся ремни лопнули, выбросив в воздух маленькое пылевое облачко, крышка поднялась. Однако в корзинке оказалась только куча песка, покрытого толстым серым слоем пыли и паутины.

- Да блин горелый, опять облом? – разочарованно заскулил Сергей. – Он чё, за песком лазил сюда?

С досады пнул корзинку. Пересохшие прутья треснули и рассыпались в труху. Песок и пыль взлетели чуть не до потолка, полыхнул желтый блеск, по полу застучало, словно сухим горохом. Ошеломленный Антон увидел, что на каменные плиты пола сыпется золотой дождь!

- Ёкарный бабай! – заорал Сергей, будто сумасшедший.

Словно внезапно пораженный неведомой болезнью, падает на колени и начинает быстро ползать по полу. Руки двигаются, как шарниры паровозных колес, ладони гребут золотые капельки пополам с песком и пылью. Собранное рассовывается по карманам. Второпях Сергей промахивается, кусочки золота вываливаются обратно на пол. С нетерпеливым рычанием хватает … Если смотреть со стороны, то студент пятого курса университета похож на буйнопомешанного, который собирает рассыпанный по полу горох.

- Да-а, чувак, конкретно тебя плющит, - покачал головой Антон.

Но, честно говоря, при виде рассыпанного золота и в его груди что-то колыхнулось. Все-таки одно дело, видеть такое в фильме или представлять, совсем другое, когда золото рассыпано у тебя под ногами, да еще в таком количестве. Килограмм пять будет, не меньше – прикинул Антон. Сергей, наконец, собрал золотую россыпь. И так не очень чистый, после ползанья на карачках по полу выглядел так, что даже бомжиха с городской свалки побрезговала бы с ним знакомиться. Карманы на рубашке раздулись, словно студент успел сменить пол и обзавелся натуральной женской грудью, а туго набитые боковые карманы брюк округлили бедра до полного неприличия.

Загрузка...