Жемчужина Авиньона

Глава тринадцатая

— Клянусь святым Франциском! — пробормотал Хью. — Когда я найду Уинфри, то подвешу его за пальцы ног, и он будет висеть так, пока не объяснит, где можно пропадать столько времени!

С утра у рыцаря было испорчено настроение. Во-первых, оказалось, что две лошади охромели, что сделало невозможным ранний отъезд, а теперь куда-то запропастился Жофрей Уинфри.

— Аврил! — рявкнул он.

— Да, мой господин?

— Где госпожа Катарина?

— В часовне, молится перед отъездом. Если хотите присоединиться, то служба только началась.

Хью отрицательно потряс головой. Он не присутствовал на мессе ни разу с тех пор, как вернулся во Францию, и сейчас не имел ни малейшего желания сделать это. Многое накопилось в его душе, в чем бы он не хотел признаваться на исповеди.

— Кстати, — спросил он, — что произошло прошлой ночью?

Аврил почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились.

— Прошлой ночью, господин? О чем вы?

Хью бросил на него раздраженный взгляд.

— Я видел, как ты последовал за Катариной и мсье Жофреем. Полагаю, ты убедился, что она благополучно добралась до своей комнаты?

Аврил энергично кивнул.

— Конечно, мой господин.

— И ты не видел его с тех пор?

— Нет, господин.

Хью озадаченно посмотрел на него.

— Что с тобой сегодня? — поинтересовался он. — Ты что-то неразговорчив. Обычно ты торопишься передать все новости и сплетни, которые умудряешься узнать, а сегодня, словно язык проглотил. Впрочем, неудивительно, ведь вчера было полнолуние. Здесь все словно заколдовано.

Аврил пожал плечами.

— Могу я вернуться к работе, господин? Мне еще многое надо закончить.

— Иди и проследи, чтобы, как только месса закончится, Катарина была готова к отъезду.

— Думаю, это будет нетрудно, господин, — кивнул Аврил, направляясь в сторону конюшен.

Хью удивленно посмотрел вслед юному пажу.

— И что это он имел в виду? — пробормотал он. Впрочем, у рыцаря не было времени гадать, что значат странные слова мальчика, так как краем глаза он заметил, что к нему приближается граф де Невиль.

— Надеюсь, вы спали хорошо? — осведомился граф слащавым тоном, в котором не было ни капли искренности.

— Замечательно, благодарю вас.

Граф задрал голову, оглядывая чистое голубое небо, на котором сегодня не было ни облачка.

— Чудесный день для поездки, не правда ли? — заметил он. Хью промолчал, а де Невиль продолжал. — Особенно, когда возвращаешься в объятия той, на которой вскоре должен жениться!

Граф говорил, предпочитая не смотреть Хью в глаза и делая вид, что его чрезвычайно интересует все происходящее во дворе его замка.

— Я так рад, что у нас было время побеседовать прошлой ночью. Это многое прояснило, не так ли, мсье Хью?

— Если вы полагаете, что, учитывая ваше желание владеть Понтуазом, я поеду к Людовику и скажу ему, что отказываюсь от замка и титула, то вы глубоко ошибаетесь, — спокойно сказал Хью.

Граф напрягся, что было заметно, несмотря на толстую мантию, в которую он был сегодня одет.

— Значит, вы не подумали о возможных неприятностях, которые угрожают вам, мсье Хью! У меня есть влиятельные друзья, и я хочу получить Понтуаз!

Хью с непроницаемым лицом повернулся к графу и заговорил с ледяным спокойствием:

— У меня тоже есть влияние при дворе. Разве я не говорил об этом? Впрочем, это не имеет значения, так как угрозы никогда еще не могли меня испугать. Мне не раз уже угрожали, и я умею справляться со своими врагами. Понтуаз мой, имейте это в виду. Не ошибитесь, граф, я буду защищать свои права и свою собственность, — не дожидаясь ответа, Хью пошел прочь от графа, в ярости сжавшего кулаки.

Глядя в широкую спину Хью, де Невиль с ненавистью подумал, что не сдастся без боя. Он уже потерял всякую надежду завладеть Понтуазом, но Жофрей Уинфри подсказал ему одну возможность, которую он собирался теперь использовать, чего бы ему это ни стоило. Не все еще потеряно, и этот дурак Вунэ еще увидит, что де Невиля не остановить грубыми угрозами. Резко повернувшись на каблуках, он бросился в дом, едва не сшибив с ног мальчика-слугу.

— С дороги, тупица! — рявкнул граф и отвесил мальчику звонкую пощечину. Слуга, рассыпавшись в извинениях, поспешил, было прочь, но граф остановил его:

— Стой! Найди господина Жофрея Уинфри и немедленно пришли его ко мне.

Мальчик помчался исполнять приказание, а граф отправился к себе, громогласно требуя немедленно прислать к нему писца.

— Составь письмо! — приказал он, когда писец появился перед ним.

— Кому будет отправлено письмо, мой господин?

— Госпоже Адели де Пизан, в замок Понтуаз.

Хью решил, что ждать дольше он не может. Куда бы ни исчез Уинфри, он не счел нужным предупредить кого-нибудь о своем отсутствии. Пока шли его поиски, Хью стало известно, что тот вчера отправил куда-то своего пажа. А теперь Жофрей и сам исчез, не потрудившись поставить его в известность.

— Аврил! — позвал он своего верного пажа. — Передай графу, что мсье Жофрей может нагнать нас по дороге в Париж, а может возвращаться домой. Пусть поступает, как хочет.

Решив, что сделал все от него зависящее, Хью поискал глазами Катарину. Девушка уже сидела верхом на своей лошадке и помахала ему рукой. Подъехав к ней, он дал своим людям сигнал к отправлению.

Когда всадники проезжали по мосту, Катарина почувствовала, как ладони ее вспотели, а по спине пробежал холодок. Она не отважилась бросить взгляд в мутную воду под ними, в страхе, что увидит там белое, мертвое лицо, смотрящее на нее.

Как и накануне, погода была ясной и солнечной, и с каждой новой милей, отдалявшей их от замка графа де Невиля, дышать девушке становилось все легче, но она ни на минуту не могла забыть о трагических событиях прошлой ночи. Ей не хотелось разговаривать, и все утро она ехала в молчании.

В полдень отряд остановился перекусить. Времени развести костер и приготовить горячую пищу не оставалось, так как надо было наверстать упущенное время. Мужчины даже не спешивались, они достали из сумок по куску вяленого мяса и по ломтю хлеба и наскоро подкрепились, запив все это вином, которым были наполнены небольшие меха. Сидя на коврике, который Хью постелил для нее на маленькой освещенной солнцем полянке, Катарина смотрела, как мужчины едят сухое безвкусное мясо.

— Поешь, — предложил Хью, наклоняясь к ней.

— Сегодня я что-то не голодна.

— Не голодна? И это говорит девушка, которая вчера чуть не упала в обморок от одного запаха пищи?

Катарина рассмеялась.

— Боюсь, та пища, что мы ели вчера, больше соответствует моим вкусам. Мне еще надо привыкнуть к тому, что едят в походе.

— И все же я хотел бы покормить тебя, — настаивал он. Катарина обреченно кивнула и с удивлением обнаружила, что ее собираются кормить вовсе не вяленым мясом. Хью положил перед ней свой боевой топор, на широком блестящем лезвии которого лежал небольшой круг свежайшего сыра, гроздь винограда с прозрачными алыми ягодами, пара ломтей свежего хлеба с маслом и соты с медом, который тут же начал таять на солнце.

— Хью! — в восторге воскликнула она. — Откуда у тебя такая роскошь?

— Было нетрудно уговорить графского повара приготовить что-нибудь вкусное в дорогу для прекрасной дамы, — ответил он, радуясь тому, что сумел доставить ей такое удовольствие.

Катарина запустила тонкий палец в мед и с наслаждением облизала его, закрыв глаза и запрокинув голову, чтобы полностью отдаться такому наслаждению, как поедание сладостей, тем более, что не кто иной, а ее любимый рыцарь преподнес их ей.

Она прогнала мучившие ее все утро мысли, ей так хотелось, чтобы все было спокойно и хорошо, пока они не достигнут Шантильи. «Господи, дай нам это время!» — молилась она беззвучно. — «Дай нам эти оставшиеся часы! Мне ведь должно хватить их на всю жизнь!»

Открыв глаза, Катарина увидела, что Хью внимательно смотрит на нее. Он медленно опустился возле нее на одно колено, и она подумала, что он собирается поцеловать ее, как он сделал это в Авиньоне, а потом у реки. Но она ошиблась. Он отрезал кусочек сыра, положил его на хлеб и протянул ей.

— Для моей прекрасной дамы, — мягко сказал он.

— А я твоя прекрасная дама? — спросила Катарина.

— Поешь, — только и сказал он. — Путь до следующего замка неблизкий.

Катарина закусила губу.

— А мы обязательно должны останавливаться в замке? Провести ночь на свежем воздухе кажется мне куда более привлекательной мыслью.

Хью недоверчиво взглянул на нее.

— Ты предпочтешь спать на земле, в палатке, а не в мягкой постели под теплым пуховым одеялом? — он покачал головой. — Но даже если это и так, я же знаю, что ты скорее будешь голодать, чем питаться вяленым мясом.

Катарина попыталась объяснить ему, почему ей пришла в голову такая мысль:

— Хью, мне совершенно нет дела до графа де Невиля, но он вел себя вчера просто отвратительно. Я знаю, что не во всех замках хозяева таковы, но, по правде говоря, мне не хотелось бы еще раз встретить подобного человека. Ты сам говорил мне, что никогда нельзя быть уверенным в том, какого человека встретишь.

Обдумав слова Катарины, Хью кивнул.

— Ты права, граф де Невиль — странный хозяин. Честно говоря, будь моя воля, я бы всегда проводил ночи, под открытым небом, и раз ты считаешь так же, то так тому и быть.

Девушка облегченно вздохнула:

— Спасибо тебе, Хью.

Потянувшись к ней, он взял ее руку и нежно поцеловал.

— Это самое малое, что я могу сделать для моей госпожи.

При этих словах сердце Катарины забилось от радости. Она знала, что скоро пути их разойдутся, но она любила его и хотела знать, что и он испытывает к ней те же чувства. Посмотрев в сторону сгрудившихся за едой рыцарей, она спросила:

— Как ты думаешь, они считают нашу дружбу чем-то дурным?

— Они видят только, что мы едем вместе да иногда делим трапезу. Не думаю, что это можно считать чем-то непристойным.

— А ты?

— Я?

— Да, — мягко сказала Катарина. — Ты не думаешь, что нехорошо нам проводить столько времени вместе, если я должна выйти замуж за другого?

Хью поднял с земли веточку и молча начал крутить ее в пальцах. Катарина ждала. Она не могла забыть слова Жофрея о том, что они с Хью — любовники. Было ли это плодом больного воображения Жофрея Уинфри, а может, ее чувство к Хью просто видно со стороны? Ей надо было знать, что думает по этому поводу Хью.

Тишина становилась напряженной и, наконец, Хью ответил:

— У них нет причин думать так. Все знают, что ты едешь в аббатство, а оттуда в Страсбург, где выйдешь замуж. Я просто сопровождаю тебя.

Катарина не стала больше задавать ему вопросов, хотя ответ Хью и не удовлетворил ее. Они с Хью разделили трапезу, которую он приготовил для нее, и все оставшееся до вечера время болтали о всяких незначительных вещах. Несколькими часами спустя, когда солнце еще не село, Хью отдал распоряжение разбить лагерь.

— Я думала, мы будем ехать до темноты, — удивленно сказала Катарина. — Неужели мы нагнали упущенное время?

Хью тряхнул головой.

— Нет, мы отстаем, но я думаю, что если мы приедем днем позже, монахини не будут очень расстраиваться. Любая поездка может затянуться. Кроме того, было бы неплохо сегодня поесть свежего мяса. Я хочу взять Бастона и Гриера и попробовать выследить оленя. Ты ведь не отказалась бы от вкусного ужина? — он весело подмигнул девушке.

Та в ответ рассмеялась.

— Нет, мой господин. Вы же знаете мой аппетит.

Хью осмотрел ее с ног до головы и усмехнулся:

— Послушай, Катарина, куда же ты деваешь всю эту пищу? Ты же худенькая, как воробушек.

— Зато я довольно тяжелая, — возразила она.

— Ну, об этом судить буду я, — он обхватил ее пальцами за талию и с легкостью поднял в воздух. Она была так тонка, что пальцы его рук касались друг друга. Если бы он захотел, то мог бы легко поднять ее одной рукой. Она само совершенство, подумал Хью, поставив девушку на землю. Она была легкой, как птичка. Он обожал ее зеленые, как у горного льва, глаза и любовался кожей цвета свежих сливок. Огненно-рыжие волосы ее горели в лучах заходящего солнца. Если бы он мог прижать ее к себе и покрыть поцелуями с ног до головы. Только от того, что он находился рядом с ней, все в нем трепетало от нежности и любви. Но он знал, что не имеет права на эту любовь, и должен хранить ее в себе, не показывая никому, как он страдает.

Поставив Катарину на землю, он отступил на шаг.

— Ты легкая, как перышко, — сказал он и, не добавив ни слова, пошел к рыцарям, ждавшим его распоряжений.

У плеча Катарины тут же появился Аврил.

— Я поставлю вам палатку, госпожа, но на это уйдет некоторое время. Может, развести пока костер?

— Не стоит, Аврил. Ты обращаешься со мной так, как будто я ничего не умею. Делай свое дело и не думай обо мне.

— Госпожа Катарина? — спросил мальчик, понизив голос. — С вами все в порядке? Я хочу сказать, после того, что произошло прошлой ночью… — он замолчал.

— А с тобой? — вопросом на вопрос ответила она.

Аврил расправил плечи и нахмурил брови.

— Я сделал бы это снова.

Катарина улыбнулась и обняла мальчика за плечи.

— Я знаю. Спасибо тебе, Аврил.

К ним подошел Гладмур, огромный неуклюжий мужчина, который служил отцу Катарины, сколько она себя помнила. Не зная, куда девать глаза от смущения, он обратился к девушке:

— Госпожа Катарина, простите мне мою дерзость, но не окажете ли вы мне милость, сыграв со мной партию в шашки?

Катарина удивленно посмотрела на вассала.

— У тебя с собой есть шашки?

— Да, госпожа. Я очень люблю играть в них, когда представляется такая возможность.

— А что, среди тех, кто едет с нами, нет ни одного, кто хотел бы сыграть с тобой?

Ковыряя носком башмака землю, Гладмур развел огромными ручищами и пожал плечами:

— Для меня было бы честью сыграть с вами, госпожа.

— С удовольствием, Гладмур, но ты должен признаться, почему попросил об этом именно меня.

— Лучше будет, если мы все будем проводить некоторое время в вашем обществе, госпожа Катарина. Мы тут поговорили с остальными… — он помедлил и выпалил. — Кто знает, куда подевался мсье Жофрей. А он давеча очень много болтал о вашей дружбе с господином Хью. Если он вернется, мы сможем сказать, что все проводили время с вами.

Катарина кивнула.

— Значит, вы беспокоитесь о моей репутации?

— Что вы, госпожа, — он весь зарделся от смущения. — Мы доверяем господину Хью и не верим всем этим россказням. Но будет лучше, если вы сыграете со мной в шашки, чтобы заставить замолчать злые языки.

Когда Хью, Бастон и Гриер вернулись в лагерь, таща с собой на длинной жерди добытого кабана, было уже темно, а из кучки сгрудившихся у костра людей доносились громкие возгласы и смех, перемежаемый изредка витиеватыми ругательствами. Подойдя к костру, Хью похлопал по плечу Весли дю Фона и спросил:

— Кто выигрывает в кости?

Весли взглянул на него и ухмыльнулся.

— Это не кости, Хью. Госпожа Катарина уже трижды обыграла Гладмура в шашки, а он считается лучшим игроком в Авиньоне! Мы опасаемся, что вскоре он лопнет от досады.

Войдя в круг зрителей, Хью поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Катарина своей дамкой «съедает» последнюю шашку соперника.

— Вот и все! — сказала она с победным блеском в глазах.

— Но, мадемуазель, — запротестовал Гладмур. — Как получилось, что вы снова выиграли? Здесь какое-то колдовство!

Катарина добродушно рассмеялась и подмигнула ему.

— Ты же не спросил меня, насколько я сильна в шашках, когда предлагал сыграть партию. Я не знала, что когда играешь с тобой, нужно обязательно проигрывать. Может, сыграем снова? Я согласна дать тебе еще один шанс.

— Ну, уж нет, госпожа, — сказал Гладмур, вставая с пенька, на котором сидел, — пусть уж какой-нибудь другой дурак попробует обыграть вас.

— Попробуйте вы, господин, — предложил Аврил, ткнув Хью под ребро.

— И вправду, Хью, давай сыграем.

Хью открыл, было, рот, чтобы отказаться, но передумал, увидев сияющее лицо Катарины. Он присел на пенек, который только что освободил Гладмур и, подперев голову рукой, стал наблюдать, как Катарина расставляет фигуры. Окружающие затихли в ожидании захватывающего поединка.

— Ты сел на место проигравшего, так что первый ход — твой.

Хью удивленно поднял брови.

— Как бы тебе не пожалеть об этом, Катарина.

Наконец игра началась. Оба игрока были чрезвычайно осторожны и не спешили делать рискованных ходов, прощупывая оборону противника. Болельщики, наблюдающие за игрой, приветствовали каждый удачный ход одобрительными возгласами. В результате Хью достиг значительного перевеса, но вдруг Катарина сделала несколько ловких ходов, и он обнаружил, что партия завершена, и, как это ни прискорбно, не в его пользу.

— Хью, ты никогда не говорил мне, что так хорошо играешь, — тепло улыбнувшись ему, заметила Катарина. — Тебе следовало бы играть чаще.

Хью посмотрел на доску, и в памяти его всплыли возмущенные тирады Адели, которая требовала, чтобы он оставил это богопротивное занятие — так она называла игру. Уж более шести лет Хью не садился за игорный стол — будь то кости, шашки или шахматы. Он посмотрел на лица окружавших его людей и снова перевел взгляд на Катарину. Он никогда не мог понять, что же плохого в этой игре, но Адель настойчиво цитировала ему стихи Писания и вела длинные беседы со священником о том, что Хью слишком подвержен мирским соблазнам. Сейчас он физически чувствовал неодобрение Адели, и это отравляло ему удовольствие от происходящего. С каждым днем он был все ближе к Понтуазу и к Адели, и ему казалось, что она наблюдает за ним днем и ночью. Он явственно слышал ее нотации и нравоучения о том, чего он не достиг и что он должен совершить.

— Ну, ладно, — Хью запустил руку в кошелек, привязанный к поясу, и вытащил оттуда золотую монету. — Победитель должен получить приз, — бросив монету на доску, он повернулся и пошел прочь. Мужчины расступились, пропуская его, и Хью, пройдя мимо палаток и стреноженных лошадей, исчез во тьме.

Катарина молча смотрела на золотой соверен, вертящийся на доске, и чувствовала, как краска заливает ей щеки.

— Госпожа, он не хотел вас обидеть, — попытался успокоить ее дю Фон.

— Это просто шутка, — подхватил Бастон Сютони.

Схватив монету, Катарина помчалась вслед за рыцарем.

— Хью! — крикнула она, задыхаясь от возмущения. Он продолжал шагать по замерзшему полю, не оборачиваясь на ее зов. Катарина побежала быстрей. Подхватив юбки, она мчалась за ним, сжав монету в руке.

— Хью! Стой!

— Возвращайся назад, Катарина! — ответил Хью холодным, суровым тоном, в котором сквозило еще что-то, чего Катарина не могла понять. Но возвращаться она не собиралась, во всяком случае, до тех пор, пока не скажет Хью того, что собиралась сказать.

— Ваша монета, господин Вунэ, — Катарина протянула ему золотой, как будто это было какое-то отвратительное насекомое.

Хью не шелохнулся.

— Тогда пусть она гниет в грязи, — заявила она, бросив монету в траву между ними. — Скажи, Хью, чем я заслужила такое предательство? Ты вступил в игру по своей воле, никто не заставлял тебя. Неужели только оттого, что ты проиграл, твое доброе расположение духа уступило место злобе? Не думаю.

Может, это оттого, что ты увидел, что я развлекаюсь и веселюсь? А может, ты разозлился оттого, что сам получил удовольствие от игры? Что плохого в том, что можно наслаждаться жизнью? Кто внушил тебе это? Сколько раз я видела, как ты веселишься от души и вдруг, словно заставляешь себя прекратить это. Что с тобой происходит?

Я хочу кое-что сказать тебе, Хью. Хочу, чтобы ты знал, чтобы ты помнил об одном — ты доставляешь мне радость, сердце мое наполняется счастьем, когда я с тобой. Я знаю, что нам не суждено быть вместе. Я помолвлена и скоро нам предстоит расстаться навсегда, но это не меняет того обстоятельства… что я люблю тебя!

Хью, слушавший ее с опущенной головой, вздрогнул при этих словах.

— Это правда, Хью, — продолжала Катарина, не отрывая своих зеленых глаз от его пронзительно-синих, смотревших на нее с изумлением. — Я люблю тебя.

Хью показалось, что руки его обладают какой-то своей, не зависимой от него волей. «Господи, прости меня», — подумал он, сжимая ее в объятиях. Она казалась мягкой, как бархат, теплой, как огонь, но при этом живой, реальной, той, о которой он мечтал всю свою жизнь.

Она обняла его за плечи, и Хью почувствовал, как ласковые пальцы перебирают его волосы. Подняв к нему лицо, Катарина доверчиво смотрела в синие глаза. Теплая волна захлестнула его. Хью зарылся лицом в ее глею, вдыхая теплый аромат ее кожи, нежно касаясь губами ямочки над ключицей.

— Катарина… — вырвался у него вздох, идущий откуда-то из глубины его страдающей души. Никогда он не нуждался ни в ком так, как в Катарине. Она воплотила в себе все его давнишние мечты и сновидения, которые он никогда не надеялся увидеть в реальности. Он услышал, как она шепчет его имя, и крепче прижал возлюбленную к себе. Губы их встретились, и никакая сила на свете не могла бы разделить эти души, так давно стремившиеся друг к другу. Чувство всепоглощающей нежности, захватившее его, исторгло из груди Хью хриплый стон.

— Я люблю тебя, Катарина! — слова шли откуда-то из самого сердца. Он понял, что любовь его более реальна, чем звезды над головой, чем земля под ногами. Он забыл об Адели, о долге, о законах и правилах. Была только Катарина и его великая любовь к ней.

— Я люблю тебя, — шептал он, задыхаясь и прижимая ее к сердцу. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул свежий ночной воздух. — Я люблю тебя! «И да простит меня Господь!»