Жемчужина Авиньона

Глава пятнадцатая

Дождь барабанил час за часом и ночи, казалось, не будет конца. В комнате Катарины слышался приглушенный разговор, кто-то ходил взад и вперед за дверью, но ей ни до кого не было дела. Она как сквозь сон видела тени Бастона, Гриера, Гладмура и дю Фона, о чем-то тихо шептавшихся при свете единственной свечи, освещавшей ее келью. Ей ни с кем не хотелось говорить, и она лежала на своей кровати, позволяя слезам беззвучно стекать на набитый соломой матрас.

Катарина вслушивалась в шум дождя с благодарностью, он был как бальзам на ее измученную душу, пополняющий источник, из которого струились ее слезы, давая ей возможность выплакать боль, обиду, одиночество и печаль. Она знала, что Аврил сидит на маленьком трехногом табурете в ногах ее кровати, но не смотрела на него. Однажды он тихо позвал ее по имени, но она отвернулась к белой чистой стене и не ответила ему. Ей не хотелось говорить с ними, не хотелось слушать их соболезнования, не хотелось видеть выражение боли на их лицах и слушать, как Аврил говорит о том, сколько горя доставил ей Хью. Она хотела только одного, чтобы кончилась эта бесконечная ночь, а с ней и боль, которая пульсировала в ее сердце.

В конце концов, Катарина погрузилась в глубокий сон и уже не слышала и не видела ничего. Когда она снова открыла глаза, в келье уже было совсем светло, а на белой стене играли солнечные зайчики. Катарина повернулась на спину и провела рукой по распухшим от слез глазам. В дальнем углу комнаты сестра Жюли отложила вышивание и, подойдя к ней, присела на кровать, заняв почти половину своим пухлым телом.

Она смотрела на Катарину с выражением участия на круглом лице.

— Мне так стыдно, — призналась она, наконец, выжимая полотенце, лежавшее в тазу с водой рядом с кроватью. — Стыдно за то, что я вчера наговорила тут о бароне, о вашем замужестве и о том, какая вы счастливица. — Она ласково приложила влажную, прохладную ткань к лицу Катарины. — Я и не подозревала, какие новости ожидают вас в этом письме.

Катарина слабо улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Это не ваша вина, сестра.

— Мы все так расстроены, моя дорогая. Вы плакали и плакали, и никто не понимал, в чем дело. Ваши спутники тоже ничего нам не сказали. Мужчины бывают такими скрытными! Но вот, наконец, сестра Марианна решила прочитать письмо от вашего батюшки. Тут-то нам все и стало ясно. Подумать, вся жизнь ваша изменилась в одно мгновение, когда вы прочитали его. Но, милая моя, надо положиться на милосердие Господа нашего. На все воля Божья и на все есть причины, не ведомые нам. Надо молиться, — заключила она. — Молиться и трудиться.

— Где Аврил? — тихо спросила Катарина.

— Аврил? А, это тот симпатичный маленький паж, который просидел всю ночь у вас в ногах, как собачонка! Он уехал, моя дорогая.

— Уехал?

— Да, рано утром, как только кончился дождь.

— А Гладмур и де Фон? А Хью?

— Все уехали вместе, а с ними и эта тощая госпожа Адель.

Катарина закрыла глаза и вздохнула.

— Да, конечно.

— Настоятельница хотела бы видеть вас, как только вы сможете прийти. Могу я сказать, что вы скоро посетите ее?

Катарина прикрыла глаза и вздохнула.

— Да, конечно, передайте ей, что я скоро буду готова. Мне нужно всего несколько минут, чтобы прояснилось в голове.

Менее чем через час Катарина была готова. На той табуретке, что ночью служила не самым удобным сиденьем для Аврила, она нашла чистую блузу и платье того же цвета, что и вчерашнее. Катарина причесалась и заплела волосы, умыла лицо прохладной водой, сделала несколько глубоких вдохов, как учила ее мать, взяла себя в руки и приготовилась к встрече с миром, в котором для нее больше не было надежды.

Она нашла сестру Марианну склонившейся над ворохом сухих листьев иссопа. Подняв один лист, Катарина размяла его в пальцах, чтобы ощутить знакомый аромат лечебного растения, напомнивший ей о тех временах, когда мать учила ее разбираться в травах.

— Доброе утро, дитя, — приветствовала девушку настоятельница, поднимаясь на ноги. — Ты не против, если мы с тобой немного пройдемся? Ноги мои теперь устают быстрее, чем в молодости, и я считаю не лишним изредка упражнять их, — сестра Марианна сняла перчатки, в которых она разбирала травы, и набросила на себя накидку. Кивнув Катарине, она направилась к выходу из аббатства, а оттуда в поле. Девушка молча последовала за ней.

— Я знаю о печальных новостях, госпожа Катарина. Жаль, что содержание письма мне не было известно заранее; в этом случае я могла бы подготовить вас, и происшедшее не явилось бы таким ударом. Я очень сожалею, что так случилось.

Катарина проглотила подступивший к горлу комок. Что ж, наверное, хорошо, что настоятельница и остальные монашенки считают, что именно гибель барона вызвала такую реакцию с ее стороны. По крайней мере, они не подозревают, что она влюблена в другого мужчину, и именно то, что она увидела его с нареченной невестой, вызвало такую боль.

— Здесь уж ничего не поделаешь, матушка. На все воля Божья, — тихо сказала она.

— Это так, дорогая Катарина, но твою рану надо исцелить, и я не знаю более подходящего места для врачевания души, чем монастырь. Здесь многие обрели душевный покой. Я верю, что мы сможем помочь тебе.

Катарина с удивлением посмотрела на нее. Настоятельница продолжала:

— Я знаю, что целью и причиной твоего приезда к нам было подготовить тебя к замужеству. Но многое здесь может помочь тебе. Покой и труд, вот что лечит. Работа занимает руки и отвлекает от тягостных мыслей. Ты увидишь, что то, чем мы занимаемся здесь, в аббатстве, не оставляет времени на воспоминания. К тому же здесь ты сможешь принести много пользы.

Катарина не знала, что отвечать. Она ни о чем не думала, кроме того, что Адель оказалась живой и невредимой, и Хью, по всей вероятности, послал за ней, чтобы она встретила его здесь, в аббатстве. Теперь она понимала, почему Хью не захотел заехать в Париж, а решил сразу же ехать в Шантильи, где его уже ждала Адель. Только одна мысль о том, что Хью послал за Аделью, вызвала такую боль в груди Катарины, что несколько мгновений она не могла вздохнуть. Настоятельница тем временем степенно продолжала свой рассказ о том, чем занимают себя послушницы в монастыре:

— У нас есть пчелиные ульи, на зиму мы варим разнообразные варенья и желе. Выращиваем мы и самые разнообразные травы, полынь и горчицу, шалфей и эвкалипт. Все это собирается для приготовления целебных настоев и мазей. Мы еще п учим детей, Катарина. Твои родители написали мне о том, что у тебя есть определенный талант в этой области. Молодые женщины, которые должны провести здесь зиму, будут учиться искусству вышивания, вязанию, игре на музыкальных инструментах. Почему бы им не научиться читать и писать, а также тому, какие травы, надо применить, если заболеет кто-то из их крестьян.

Сестра Марианна остановилась посреди поля и огляделась вокруг.

— Здесь так мирно, Катарина. Лучшего места для успокоения не найти.

Катарина закрыла глаза и вдохнула свежий, прохладный осенний воздух. Она подумала, что не сможет ехать домой прямо сейчас. По той же дороге, по которой они ехали с Хью. Одна только мысль об этом была невыносимой для нее. Открыв глаза, она улыбнулась аббатисе.

— Я остаюсь.

Сестра Марианна ободряюще пожала ей руку.

— Я сообщу твоей семье.

Катарина заглянула в большой горшок, стоявший на плите и кивнула Эсселине, бросающей щепотки пряностей в кипящую жидкость.

— Теперь надо хорошенько это размешать и дать остыть. Когда загустеет, можно будет разложить смесь по горшочкам, — сказала она, кивая в сторону приготовленной посуды. Девушка принялась мешать варево деревянной ложкой, а Катарина подошла к окну и взглянула на холмы Шантильи.

Прошло уже два месяца с той поры, как она приехала в аббатство. Дни ее были заполнены тишиной и покоем. У нее появилось множество подруг среди монахинь, особенно много времени она проводила с сестрами Эдит и Жюли. Эта парочка по-прежнему была неразлучной. Обе монахини носились с Катариной, как наседки. Впрочем, Катарину было за что ценить. Знания по медицине, которыми она щедро делилась с монахинями, оказались во многом новыми, и вскоре два барона из Парижа даже отправили в монастырь своих дочерей специально для того, чтобы они поучились у Катарины. Она была очень занята в монастыре. Ей было хорошо здесь, но она не забыла.

Все вокруг было покрыто тонким слоем белого снега, и она вспомнила ту ночь, когда они с Хью прятались в кусте можжевельника. Прислонившись спиной к каменной стене, Катарина позволила своим мыслям унестись к тем счастливым временам. Она вспомнила Хью, скачущего на своем Цефее за кабаном или оленем еще в те времена, когда ей было двенадцать. Каким сильным и безупречным казался он ей тогда. Как же она не смогла разглядеть его истинного лица? Как не поняла, что он просто хотел приятно провести с ней время?

Она вспомнила злые слова Жофрея Уинфри. Голос его звучал в ее ушах, как ни старалась она прогнать воспоминания о событиях той трагической ночи. Как часто она слышала эти слова — во сне, во время работы, снова и снова. Злые, резкие, безжалостные слова. Она не поверила им, но они оказались правдой. «Мы говорим, что стремимся к правде и благочестию, Катарина, но мы всего лишь пленники собственных страстей. Что же хуже? Признать правду или скрывать ее?»

Катарина ненавидела Жофрея Уинфри тогда, продолжала ненавидеть его и сейчас. Но он оказался более честным человеком, чем тот, которого она любила.

К Катарине подошла Эсселина, глаза ее возбужденно блестели.

— Катарина, представляешь, у нас на Рождество будут гости!

Катарина взглянула туда, куда указывала пальцем ее подруга. Она увидела двух всадников, скачущих по белой дороге по направлению к аббатству.

— Рыцари, — сказала она с грустной усмешкой. — Это всего лишь пара рыцарей.

— Мир вам в светлое Рождество, — крикнул Теренс монахиням, вышедшим встретить их у дверей аббатства. Спешившись, он низко поклонился, прижимая покалеченную руку к туловищу.

— И вам счастливого Рождества! — хором ответили монахини.

— Прямо, как жирные куропатки, ждущие, чтобы их подали к столу, — шепнул Жан ему на ухо.

Теренс широко улыбнулся и кивнул.

— Можем ли мы предложить вам кров в эту холодную ночь? — осведомилась одна из монахинь.

— Конечно, можете, — ответил Теренс. — Нам много не требуется. Хватит и соломенного тюфяка в хлеву.

— Ну что вы, мсье, — возмущенно заговорила вторая послушница. — У нас прекрасный дом для гостей, вам там будет удобно. Там вам подадут горячий ужин. Наш долг оказывать путешественникам такого рода услуги.

Теренс снова поклонился, благодаря монахинь за гостеприимство.

— В таком случае следуйте за нами, — сказала одна из сестер и направилась в сторону конюшни. — Мы предложим вам кров и стол, но за своими лошадьми вам придется ухаживать самим.

— Мы у вас в долгу, сестры.

— Куда вы едете? — поинтересовалась одна из сестер, та, которая показалась Жану более разговорчивой.

— Скажите, сможем ли мы сегодня увидеть настоятельницу?

Обе монашки резко остановились и с подозрением посмотрели на него.

— Я уверена, что настоятельница встретится с вами завтра, — вежливо сказала одна из них. —

Сейчас она на мессе, затем будет вечерняя трапеза, затем исповедь. Потом она будет молиться, а потом будет уже слишком поздно, чтобы принимать посетителей.

— Боюсь, моему другу необходимо увидеть ее, — мягко сказал Теренс, бросив на Жана предостерегающий взгляд. — Видите ли, мы полагаем, что его сестра находится в монастыре.

— Ваша сестра!? О, как это чудесно! Так на кого же вы похожи? — воскликнула одна из монахинь, внимательно разглядывая Жана в свете заходящего солнца.

— Он похож на сестру Констанцию, дорогая, — заявила вторая.

— Нет, нет, ты ошибаешься, у него черты сестры Дельфины-Марии.

— Да нет, это ты ошибаешься.

— Вы обе ошиблись, сестры, — вставил, наконец, слово Жан. — Мою сестру зовут Катарина. Катарина де Трай, и она не послушница, а гостья.

— Катарина! Вы брат нашей дорогой Катарины? Как чудесно! — воскликнула та из сестер, что показалась Теренсу чуть меньше ростом. — Вот будет сюрприз для нее! Она ведь не знает, что вы приезжаете, верно?

— Нет, я не успел послать письмо, — объяснил Жан.

— Чудесно, тогда вот что мы сделаем…

— Теренс! Жан! О, Жан! — Катарина свесилась с балкона второго этажа, оживленно размахивая руками.

— Катарина! — воскликнул Жан.

— Подождите! — крикнула она. — Я сейчас!

Девушка скрылась в комнате и несколькими мгновениями спустя, выбежала к ним навстречу. Крепко обняв брата, она крепко расцеловала его в обе щеки, затем, наступила очередь Теренса.

— Откуда вы взялись? — смеясь и плача, спрашивала она. — И почему вы не прислали письма, я бы смогла подготовиться к вашему приезду!

Жан добродушно рассмеялся и взъерошил тщательно уложенные волосы сестры.

— Похоже, ты слишком долго пробыла в аббатстве. Ты становишься такой же болтливой, как и остальные послушницы.

Две монахини с укоризной взглянули друг на дружку, а Катарина улыбнулась.

— Если это и так, то только потому, что я сберегла слишком много слов за последние два месяца. Впрочем, довольно разговоров. Сейчас я провожу вас в дом для гостей, где мы сможем спокойно сесть и поговорить.

Вечер прошел весело. Сидя у очага в гостевом доме, они делились друг с другом событиями последних месяцев, как будто со времени отъезда Катарины прошли годы. Заходила сестра Марианна, чтобы поприветствовать гостей, а монахини принесли им сытный, вкусный ужин. Катарине хотелось узнать обо всем; она скучала по родному гнезду, по родным и близким. Она узнала, что ее маленькие сестрицы живы и здоровы, так же, как и остальные родственники. Она не забыла спросить и об Амаранте, о том, хорошо ли Фома заботится о ее соколе. Все интересовало ее, и Теренс с Жаном едва успевали отвечать на ее вопросы.

Было уже совсем поздно, и Жан давно отправился спать, когда разговор, наконец, зашел о Хью.

— Не получала ли ты каких-либо вестей от моего брата? — поинтересовался Теренс, когда они с Катариной вдвоем мирно сидели у очага.

— Нет, Теренс, — тихо сказала Катарина. — Он уехал на следующее утро после нашего приезда сюда, и больше я о нем ничего не знаю.

— Что же все-таки произошло, Катарина?

— О чем ты? — у Катарины не было ни малейшего желания снова вспоминать о последних часах, проведенных ею вместе с Хью. — Мы приехали сюда, мужчины отдохнули ночь и уехали. Что еще?

— Не думаю, что все было так просто, — искоса взглянув на нее, покачал головой Теренс. — Так же, как и ты, я ничего не слышал о Хью с того момента, как вы уехали из Авиньона. Это совсем на него не похоже. Когда вы уезжали, между вами не все было хорошо. Что случилось в дороге, Катарина? — он помедлил и продолжал. — Я беспокоюсь за него. Если тебе что-то известно, ты должна сказать мне.

— Я ничего не знаю о нем, Теренс, я говорю правду. Ничего, с тех пор, как он вместе с Аделью уехал отсюда.

— С Аделью? — спросил Теренс, видимо пораженный этим известием. — Откуда здесь взялась Адель?

Катарина переплела пальцы рук, старая боль снова напомнила о себе.

— Он послал за ней.

Брови Теренса поползли вверх.

— Послал за ней? Нет, Катарина. Хью никогда не послал бы за Аделью.

— Ты ошибаешься, Теренс, — Катарина почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. — Наверное, ты плохо знаешь Хью. Он не тот, кем многие считали его.

Наклонившись вперед, Теренс уперся локтями в колени и внимательно всмотрелся в лицо Катарины.

— Я хорошо знаю своего брата и совершенно определенно могу сказать, что он никогда не послал бы Аделью. Особенно если учесть, как сильно любил он тебя!

— Любил меня? — голос Катарины дрогнул, и она не сразу смогла продолжать. — Нет, Хью не любил меня.

— Тогда ты должна мне сказать, почему так считаешь, — спокойно сказал Теренс.

Медленно, с усилием, Катарина начала рассказывать историю их путешествия. Она не упустила ничего, рассказала и о смерти Жофрея Уинфри. Когда она описала сцену, участницей которой стала в той самой комнате, где они сейчас сидели, Теренс надолго замолчал, а Катарина пошла умыть свое залитое слезами лицо.

Вернувшись, она медленно опустилась в кресло.

— Он всегда говорил мне о честности. О долге и чести. Казалось, он всегда стремился делать правильные вещи. Я не могла и подумать, что моя любовь ничего для него не значит. Я думала, если он по-прежнему помолвлен с Аделью, он скажет мне об этом. Он не должен был целовать меня, Теренс, но он сделал это. Он сказал, что любит меня, и я ему поверила. А днем позже он уже целовал Адель, — она пристально посмотрела на Теренса и продолжала. — Жофрей Уинфри был прав, и я ненавидела его. Хью говорил неправду, а я любила его. Это самое ужасное из всего.

— Жофрей Уинфри был плохим человеком, Катарина. Не стоит думать, что он был прав. Ты знаешь, что он послал своего пажа обратно в Авиньон?

Катарина удивленно посмотрела на него.

— Я помню, что его паж куда-то уехал. Аврил сказал мне об этом, потому что Уинфри заставлял других пажей прислуживать ему так же, как и своим господам.

— Он послал его в Авиньон с письмом для твоего отца. Насколько я знаю, письмо было написано, чтобы вызвать гнев Бернара в надежде, что он пошлет кого-нибудь другого, чтобы заменить Хью. Он утверждал, что Хью недостойно ведет себя по отношению к тебе. Но Бернар не доверял Уинфри и верил Хью.

— Это Жофрей вел себя недостойно, Хью никогда не позволял себе ничего, что могло бы оскорбить меня. Я потерялась в лесу в первую же ночь, и именно Хью спас меня.

— Значит, Бернар был прав, доверяя ему. Думаю, и ты была права.

— Я полностью верила ему. Я думала, что нам надо заботиться друг о друге. Я думала, что если есть причины, по которым нам нельзя делать этого, то Хью обязательно скажет мне об этом. Я же все сказала ему о бароне.

— Да, он знал, что между вами ничего не может быть, — кивнул Теренс.

— И я знала об этом.

— Тогда что же так задело тебя, Катарина? Что такое случилось, что Хью даже никого не оповестил, что добрался до Понтуаза живым и невредимым?

— Как ты не понимаешь, Теренс? Хью ни разу не сказал мне, что Адель жива. Зачем он целовал меня, зачем говорил, что любит?

— Может, у него просто не было сил не сказать тебе об этом?

Катарина сжала губы и почувствовала, как тугой комок снова подступает к горлу.

— Зачем он послал за ней, Теренс? Почему ей надо было приезжать в аббатство? Неужели стоило лишать нас последнего вечера вместе? Хью так хотел видеть Адель, так хотел забыть меня, что послал за ней. Конечно, он любит ее, Теренс… и не любит меня.

— Катарина, в том, что ты рассказала мне, многое неясно. Я собираюсь найти ответы на твои вопросы. Или сделать так, чтобы Хью сам ответил на них. Я пришлю тебе письмо из Понтуаза, обещаю тебе!

Катарина сидела, не шевелясь, повесив голову и сложив руки перед собой.

— Ты сможешь подождать? — спросил он. — Обещаю, что письмо ты получишь не позже, чем через две недели. Повремени до тех пор судить моего брата.

Какое-то время она не отвечала, погруженная в свои мысли. Она вспоминала, как бежала сюда, чтобы сообщить Хью известие о гибели своего жениха, как открылась дверь, и вошел Хью, целуя руку Адели. Он видел только Адель, а Катарина видела торжество в ее глазах.

Катарина наклонила голову, не пытаясь сдерживать вновь хлынувшие из глаз слезы.

— Я подожду твоих известий, — сказала она, наконец. — До тех пор я буду верить в него.

— Хорошо, — Теренс наклонился к ней и нежно поцеловал в лоб.

— Теренс, — прошептала она. — Он даже не сказал мне прощай.

— Может, он не хотел прощаться с тобой?

Катарина смотрела на огонь, уютно потрескивающий в очаге, а слезы чертили мокрые дорожки на ее похудевших щеках.