Эпилог

Я смотрю на команду садовников, которая на самом деле состоит всего из двух человек – молодых братьев из соседнего района, открывших компанию по восстановлению заброшенных садов. В их опытных руках постепенно оживают старые розовые кусты и другие растения, которые я считала погибшими. Я с гордостью любуюсь прекрасным жасмином, усыпанным цветами. Это я попросила его посадить, чтобы отдать дань уважения женщине, которая захотела иметь его в своем саду вскоре после того, как поселилась здесь. Я представляю Костанцу среди ее любимых цветов и деревьев, что помогли ей построить новую жизнь. Думая о ней, я не вижу пожилую даму, прогуливающуюся по этому саду под руку с племянницей, или старую больную прабабушку, которая в отчаянии пишет дочери последнее письмо. Перед моими глазами предстает молодая женщина – высокая, стройная, решительная, серьезная, которую не волнуют выбившиеся из прически пряди волос и грязь под ногтями, когда она сажает цветы или выдергивает сухую траву.

Зина, устроившись на садовом стуле, подставляет бледное лицо весеннему солнцу и с любопытством наблюдает за возрождением сада. Она совсем не похожа на ту старушку, с которой я познакомилась полтора года назад. Сейчас она выглядит гораздо моложе и с удовольствием шутит с садовником. Видимо, я ошиблась, когда опрометчиво отнесла ее к категории «вещи, у которых истекает срок годности».

Вчера в Сан-Карло она выглядела потрясающе: с раскрасневшимися от волнения щеками, в неизменном дамастовом жакете, застегнутом на булавку с драгоценным камнем, и винтажной шляпке того же стиля, она сидела в первом ряду вместе с моей матерью, одетой в серый костюм от Armani.

Йессики не было. Она прислала мне роскошную корзину с цветами и открытку, на которой было написано: «Я всегда знала, что у тебя получится. У меня тоже получилось. Из Берлина, от Йессики».

Когда вспыхнул свет, я не видела никого из зрителей, кроме Зины. Я была настолько ошеломлена, что не слышала ни аплодисментов, ни криков «Браво!», ни вызовов на бис и даже не поняла, чья рука вытолкнула меня обратно на сцену. Явно не рука Марко. Я вычеркнула его из своей жизни, и это оказалось гораздо проще, чем я думала.

Кто-то вручил мне огромный букет цветов.

Дирижер поднялся на сцену и получил свою долю заслуженных аплодисментов. Потом он подошел ко мне, взял меня за руку и под одобрительные возгласы публики вывел на середину сцены.

Завтра все газеты будут писать о премьере «Цветущего сада».


Мои размышления прервал голос садовника:

– Синьора, вы меня слышите? Я уже в который раз вас зову! Хотел показать вам это чудо!

Я посмотрела на крону дерева. Освобожденное от подлеска, оно раскинулось во всей красе веерообразными листьями, между которыми просвечивало голубое небо, напоминающее море. Я вспомнила страницы из дневника Костанцы и воскликнула:

– Гинкго билоба!

– Браво! Видите, какое оно выносливое? А ведь ему уже больше ста лет. И это неудивительно, ведь гинкго – единственные деревья, выжившие в Хиросиме после ядерного взрыва.

Я попросила младшего из братьев, который выполнял все мои просьбы без лишних вопросов, сжечь сухие ветки и листья и стала наблюдать, как они постепенно исчезают в пламени, чтобы возродиться из пепла к новой жизни.

Загрузка...