Нью-Йорк, декабрь
Манни Деккер считал, что люди звонят только когда им что-нибудь нужно, и телефонных звонков не любил.
Однако утром после «убийства-самоубийства» Макса и Гэйл Да-Силва он получил в участке сообщение, которое требовало хотя бы некоторого внимания с его стороны. Позвонила женщина по имени Карен Драммэн и сказала, что тоже, как и Деккер, считает: супругов Да-Силва убили.
Деккер никогда не слыхал о мисс Драммэн, поэтому сказал: «Это интересно», — думая: давай-ка покороче и о деле. Он был не в лучшем настроении, ибо спал всего четыре часа. К тому же не позавтракал, а работать предстояло часов двенадцать подряд. А ещё он только что вернулся из конторы прокурора США, где мрачный Йел Сингулер неохотно присутствовал при оформлении его в маршальскую службу.
Главное же, Деккер считал себя ответственным за смерть Гэйл, так как если бы приехал прошлым вечером вовремя, она могла бы ещё быть жива. Рано или поздно чувство вины вынудит его себя наказать.
Инстинкт подсказывал — убийца Гэйл знал, что Деккер опоздает и время у него есть. Прослушивался ли телефон Гэйл? И если да, то почему?
У мисс Драммэн был приятный голос, чуть хрипловатый, но правильный, как будто она когда-то брала уроки дикции. Интересно, подумал Деккер, какая она из себя. По голосу, вроде должна быть ничего. Но ведь не всегда угадаешь.
Карен Драммэн сообщила, что была лучшей подругой Гэйл, и ещё она крёстная мать Тоуни. Знакомы они с Гэйл были много лет, ещё с тех пор когда вместе попробовали карьеру в шоу-бизнесе, Гэйл певицей, она актрисой. Ничего у них не получилось. Нам не хватало всего трёх вещей, с усмешкой проговорила мисс Драммэн: таланта, удачи, и ненормальности, которая необходима, чтобы выйти на сцену и обнажить душу перед незнакомыми людьми.
Сейчас она охотник за головами, продолжала мисс Драммэн, ищет подходящих людей для работы в рекламном бизнесе. Но сегодня на работу не пошла, так разволновалась из-за смерти Гэйл.
Имя Деккера она слышала от Гэйл, и сейчас, когда они говорят по телефону, она хотела бы поблагодарить его за старания найти Тоуни. Деккер неопределённо хмыкнул, думая: та ли вообще мисс Драммэн, за кого себя выдаёт? Ничего, он это выяснит в ходе следствия.
Голос у мисс Драммэн по телефону был злой, печальный, она плакала. Вероятно, она просто ещё не усвоила, не прочувствовала, что в игре жизни нельзя выиграть, нельзя кончить вничью, нельзя даже выйти из игры.
Деккер знал, что любое расследование смерти Гэйл будут проводить полицейские из местного участка, имеющие официальную юрисдикцию. Если строго следовать правилам, Деккера вообще нельзя было допускать на место преступления прошлым вечером.
Однако же он знал одну из жертв и сам был полицейским, вот его и впустили, при условии, что не будет мешать. А вот если он попытается влезть поглубже и его поймают, по рукам могут хлопнуть сильно.
Его собственный участок ждал результатов по убийствам Вэлентин-Далто, а казначейство страстно желало сотрудничать с ним в поимке Бена Дюмаса и Смехотуна за распространение фальшивых денег. Деккер понимал, что этим и нужно заниматься, иначе карьера может вдруг войти в пике.
Но он-то всегда любил срезать углы. Ему нравилось прыгать через изгородь под звон включившейся сигнализации. Почему бы не позабавиться? И не страшно, если из-за этого он иногда совершал поступки глуповатые, глупые и очень глупые.
Пока Карен Драммэн, в голосе которой звучало что-то лисье, убеждала его, что супруги Да-Силва несовместимы с убийством-самоубийством, Деккер просматривал «зелёный лист» — список, который получают утром все полицейские участки и в котором перечисляются преступления, совершённые в городе за последние двадцать четыре часа. Макс и Гэйл в этом списке были.
Они окончили свою жизнь в уголовной статистике, вместе с мёртвой трёхлетней девочкой латиноамериканского происхождения, найденной в горящем чемодане на пустыре, парой человеческих рук, найденных в бумажном мешке, который кто-то оставил в фойе многоквартирного дома, убийством бутылкой кетчупа по голове после спора из-за двухдолларового долга…
Тут слова мисс Драммэн оторвали его от «зелёного листа».
— У меня есть фотография, вы и Гэйл в Южной Каролине, тогда вы были морским пехотинцем, — проговорила она. — Кажется, сразу после этого вы уехали в какую-то специальную военную школу. Я подумала, может, вы захотите взять эту фотографию. Гэйл вас никогда не забывала. Часто говорила о вас.
Закрыв глаза, Деккер помассировал переносицу.
— Не могли вы бы описать эту фотографию, пожалуйста? — Он сделал глубокий вдох, выдохнул, откашлялся. У него участилось сердцебиение. Ему хотелось услышать, что же скажет мисс Драммэн о фотографии. А с другой стороны, лучше бы она не звонила.
— Вы оба на открытом воздухе, — начала она описывать фотографию, — похоже, это парадный плац. На вас форма морского пехотинца, голова не покрыта. Ваша формовка на Гэйл, она белая. У вас очень коротко подстрижены волосы, и оба вы такие молодые, такие счастливые.
Деккер подумал: да, мы были молодые и счастливые. Казалось, всё впереди. Он улыбнулся, вспоминая свою короткую стрижку — когда надеваешь формовку, волосы вообще не должны быть видны.
— Ко мне эта фотография попала случайно, — продолжала Карен Драммэн. — Я давала Гэйл посмотреть свои свадебные фотографии, а когда она их вернула, с ними оказалась и эта. Я так и не собралась её вернуть.
— Спасибо, что подумали обо мне, — пробормотал Деккер.
Карен Драммэн помолчала.
— Есть какие-нибудь новости о Тоуни? Я спать не могу, думаю о ней.
— Мне очень жаль, но сообщить нечего. Но я не собираюсь оставить это дело. Особенно после того, что произошло с Гэйл.
— Я понимаю, — проговорила Карен Драммэн с явным одобрением. — А знаете, это странно. Сначала исчезла Тоуни, через несколько дней убили Гэйл и Макса. Плохая карма, иначе не знаю как назвать. Случайностью не назовёшь, совпадением тоже — что же получается? Вам не кажется, что кто-то хотел покончить со всей семьёй?
Деккер потянулся за остатками кофе в бумажном стаканчике. Мисс Драммэн в чём-то права. С Да-Силва произошло нечто странное. По версии полицейских, Гэйл собиралась оставить Макса, а тот не хотел без неё жить и дважды выстрелил ей в сердце, а потом убил себя. Ну, кто в это способен поверить, у того, наверно, голова с дырками.
Не те они люди, не те. К тому же не она бросала Макса, а они бросали друг друга, готовились начать новую жизнь. Люди, у которых есть что-то впереди, обычно себя не убивают. И не готовят продуманный ужин на троих с дорогим хрусталём и серебром, не обкладывают льдом четыре бутылки «Монтраше».
Деккер спросил у Карен Драммэн:
— Вы не знаете, случайно, был у Макса пистолет?
— Вы шутите, — отозвалась она. — Макс был любовником, а не стрелком. Оружие он терпеть не мог. Три года назад какие-то чёрные парни ограбили его в подземке, угрожая пистолетом. Он так напугался, что с тех пор подземкой не ездил. Только на машине. Поэтому держал легковую и джип. Платил тысячу в месяц за гараж, но был готов мириться с этим. А Гэйл ненавидела оружие ещё больше, чем Макс. В доме она бы ничего не стала держать из-за Тоуни.
Предположим, что мисс Драммэн права и у Макса не было пистолета. Тогда кому же принадлежала новенькая «Беретта», из которой выпустили две пули Гэйл в сердце и одну Максу в правый висок?
Позвонив утром в участок, который занимался делом Гэйл, Деккер узнал, что на «Беретту» никогда нигде не выдавалось разрешение. Серийный номер спилен. Проследить пистолет невозможно — очень хитро поступил Макс. Но вот зачем всё это, если ты собираешься убить себя? А чьи отпечатки пальцев на пистолете? Макса разумеется. Деккер подумал: операцию эту провёл способный человек. Он предусмотрел всё. У него есть воображение — и даже природное чувство стиля.
Признаков взлома не обнаружено, значит, Макс и Гэйл сами впустили убийцу в квартиру. Они ему доверяли. Почему?
Жильцы пожаловались на громкую музыку, и Айво Попович, помощник смотрителя здания, с помощью запасного ключа вошёл в квартиру Да-Силва: Гэйл и Макс не ответили на телефон. М-р Попович показал, что обнаружил мужа и жену мёртвыми на полу в гостиной. Он ушёл, ни к чему не прикоснувшись, и позвонил в полицию из своего офиса. Но всё же, почему Гэйл и Макс впустили к себе убийцу?
— Гэйл говорила мне, что Макс намеревается увеличить вознаграждение за Тоуни, — продолжала Карен Драммэн. — Возможно, кто-нибудь пришёл ограбить их. Могли подумать, что Макс держит крупные суммы в доме.
Деккер прижал трубку подбородком к плечу, раскрыл блокнот.
— Ограбление исключается. Там ничего не искали.
Он проглядел свои заметки. Правильно. В квартире всё осталось нетронутым. А там было что взять — ни один уважающий себя вор это не пропустил бы. Например, две тысячи сто долларов наличными. Или девять кредитных карточек, украшения, чековые книжки, камеры, две меховые шубы, три видеомагнитофона, два домашних компьютера и стерео «Протон». А также ключи от «Меркурия» и джипа, обе машины новые, обе стоят внизу, в гараже здания.
Карен Драммэн прервала его мысли:
— Детектив Деккер, два дня назад Гэйл сказала мне, что за Максом следит чернокожий мужчина. Он подумал, с этим человеком могли быть какие-то осложнения в прошлом. Что если тут была связь? Я просто спрашиваю.
Деккер начал растирать затылок: его клонило в сон. Несколько раньше он брился в туалетной комнате, перед зеркалом. На него смотрело лицо, напомнившее фильм «Ночь живых мертвецов».
— Сейчас я ничего больше об этом не могу сказать, но упомянутый вами человек в деле никак не фигурирует.
Бульдог Драммэн, девушка-детектив. А вообще-то она молодец, эта деталь может пригодиться. Интересно, что Макса убили как раз перед тем как он мог бы дать описание человека, который его преследовал.
Значит, мисс Драммэн знала о неприятностях Макса с Рашадом Латифом Кваем, чернокожим почтарём — Кваю надоело продавать марки, он хотел заниматься только музыкой. Говорит ли это что-нибудь о ней? Нет, но в любом случае Деккер будет с ней осторожен.
Получив информацию о «Беретте», Деккер занялся мистером Кваем. Макс подозревал, что за ним таскается Квай, но это исключалось, ни за кем он таскаться не мог. Последние семьдесят два часа он сидел в тюрьме по обвинению в краже принадлежавших почтовой конторе сорока двух тысяч долларов: деньги были нужны ему для оплаты телефонных счетов. Страстный любитель телефонного секса, он по нескольку часов в день проводил за дорогостоящими разговорами.
Пора заканчивать беседу с мисс Драммэн, которая слишком много говорит о прошлом. Не обо всём же хочется вспоминать. От этого становится одиноко. Мисс Драммэн может отправить фотографию по почте, если хочет. Конец истории.
Как будто читая его мысли, она предложила:
— Мне кажется, не стоит отправлять фотографию по почте. Может затеряться, а я уверена, что она для вас много значит. Для Гэйл она значила много. Я могла бы с вами встретиться где-нибудь и отдать, если вы не против.
Деккер покачал головой. Иисусе. Что он ей скажет — брось фотографию в почтовый ящик и убирайся из моей жизни? Она воспримет это как оскорбление Гэйл и, вероятно, будет права.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны, — ответил он.
— Вечером я ужинаю с клиентом. Отменить никак нельзя. Вот если бы вы смогли заехать в ресторан и взять фотографию…
— Адрес?
— Угол 64-й и Мэдисон. Называется «Бугиваль». Это через улицу от моей квартиры. Бывало, Гэйл, Тоуни и я собирались там на ленч по воскресеньям, когда Макс проводил уик-энды со своей подружкой из Швейцарии.
— Очень мило.
Она впервые рассмеялась — тёплый горловой звук, и Деккеру опять стало интересно, какая она из себя.
— Не беспокойтесь, я вас не задержу, — пообещала она. — Я знаю, что вы заняты. Сразу спросите Бренду, она метрдотель. Она и покажет мой столик.
Деккер улыбнулся. Ну что ж, по крайней мере, он будет знать, как выглядит Бульдог Драммэн, девушка-детектив.
— У меня есть и другие фотографии Гэйл, — продолжала она. — Я захвачу несколько, вы сможете выбрать.
— Спасибо, — откликнулся Деккер. Сейчас он действительно был благодарен.
Она подавила смешок.
— Сейчас я слушаю «Реквием» Моцарта — вполне уместно, однако подавляет немного. Музыка напоминает мне Макса и его технику, его стерео, компьютеры и магнитофоны. Надеюсь, там, куда он отправился, такие штуки тоже есть. Он их обожал. Даже диктовал сообщения для Тоуни на микрокассетный магнитофон. Представьте — диктовать меморандум собственной дочери. Но он всё наговаривал. Записки, письма, телексы, всё подряд. У него дюжина магнитофонов в квартире. Гэйл бесилась, повсюду натыкаясь на них.
Деккер окаменел. Неужели это возможно? Он стал быстро переворачивать листы своего блокнота, отыскивая нужное место. А, это здесь, чёрным по белому. Вернее, здесь этого нет. Он смотрел на список личных вещей, найденных в квартире — убийца их проигнорировал.
Ни одного микрокассетного магнитофона. Стереооборудование, компьютеры, а микрокассетных магнитофонов нет. В квартире их не нашли. Ни единого.
Деккер постарался говорить прежним голосом.
— Мисс Драммэн, вы уверены, что Макс держал дома микрокассетные магнитофоны?
— Есть какая-нибудь проблема?
— Просто ответьте на вопрос. Вы уверены, что магнитофоны там были?
— Уверена. Гэйл часто меня приглашала последнее время, поговорить о своих неприятностях, я и сама видела магнитофоны. Последний был подарком от японского дистрибьютора пластинок, с которым Макс только что подписал контракт. Потрясающая штука. Гэйл мне показывала, как работает. Не больше коробка спичек, а звук!… Я бы и сама от такого не отказалась, но они здесь не продаются.
Закрыв глаза, Деккер кивнул.
— Вот что он сделал. Сукин сын.
— Извините?
— Ничего. Я просто подумал вслух.
Убийца всё же взял что-то из квартиры. Взял микрокассетные магнитофоны. Все до единого. Когда убийца появился там, Макс, вероятно, начитывал описание чернокожего мужчины, которое и собирался отдать Деккеру. Оберегая этого человека, убийца застрелил Макса и Гэйл.
Деккер очень холодно улыбнулся. Вот твоя первая ошибка, подумал он. Если бы ты унёс только один магнитофон, я бы не узнал ничего. Но ты умник. Ты никому не доверяешь, вот и забрал все.
Перевернув на чистый лист, Деккер стал делать пометки. Убийца следил за Максом и Гэйл. Может быть, прослушивал телефон. Иначе как получилось, что Да-Силва умерли непосредственно перед тем, когда смогли бы рассказать о чернокожем Деккеру. Фактор времени и исчезнувшие магнитофоны говорили об одном и том же. Кто-то очень хотел уберечь этого негра. Получается, Карен Драммэн не зря потратила время Деккера своим звонком.
— Ничего, если я приеду около восьми тридцати? — спросил он.
— В восемь тридцать — прекрасно.
— До встречи.
Потянувшись к блокноту, он написал имя Тоуни Да-Силва и дату её исчезновения. А ниже — имена Гэйл и Макса Да-Силва и дату их смерти. Эту дату он дважды подчеркнул.