Через сорок восемь часов после этого, в первый день без дождя за долгое время, Деккер и Карен Драммэн вошли в кабинет Йела Сингулера, они несли маленькие чемоданчики. Карен нервно кусала нижнюю губу и поглядывала на дверь. Она и Деккер остались стоять, ждали, когда сидевший за столом Сингулер отреагирует на их присутствие. Устрашающего вида секретарша англичанка получила указание ни с кем не соединять, разве что позвонит министр финансов или президент Соединённых Штатов. Сингулер не хотел, чтобы его беспокоили, когда он будет разговаривать с Деккером.
Отхлёбывая клюквенный сок из стакана, огромный техасец изучал пять страниц из записных книжек Ровены Дартиг. Деккер отксерокопировал страницы и разослал их в казначейство, южнокорейское посольство и госдепартамент США. Копии страниц предназначались для разжигания аппетита. Деккер спрятал книжки, потому что только они давали ему возможность отнять Тоуни у Пака Сона.
К страницам Деккер приложил ультиматум: если Южная Корея не доставит немедленно Тоуни в американское посольство в Сеуле и не выдаст Пака Сона Америке, Деккер раскроет записные книжки прессе. Южная Корея получала на это сорок восемь часов. По истечении срока будут обнародованы шокирующие откровения миссис Дартиг: подделки, отмывание денег, детская проституция в высших сферах. Деккер понимал, что, угрожая корейцам, резко уменьшил свои шансы на выживание.
Узнав о его попытке шантажа, департамент полиции Нью-Йорка начал готовить служебное разбирательство по обвинению в сокрытии улик. Кроме того, департамент пообещал лишить его пенсии. Следующим на очереди был госдепартамент, пригрозивший судебным преследованием за вмешательство во внешнюю политику. А со вчерашнего дня за каждым его шагом стало наблюдать ФБР. Врагов становилось всё больше.
С другой стороны, некоторые люди в правоохранительных органах сообщали ему о всех направленных против него шагах. Помощь свою они предлагали анонимно, желая, чтобы Тоуни спаслась, а Сон сел наконец в тюрьму. Йел Сингулер, у которого были две дочери, тоже присоединился к этой системе раннего оповещения. Но, как и другие, он настаивал, чтобы его имя не упоминалось.
— Играть за тебя сейчас, — сказал техасец, — это всё равно что ехать не по той стороне дороги.
Деккер завершил дело Вэлентил-Далто, раскрыл убийство Гэйл, узнал, кто стрелял в его партнёршу, и прекратил компьютерные кражи, которыми занимался Дюмас. Он также оборвал поставки бумаги Паку Сону, конфисковал его поддельные деньги и разоблачил южнокорейское правительство как его преступного партнёра. Не сделал он одного: не нашёл Тоуни Да-Силва.
Решимость он черпал в собственном чувстве вины. Порою он даже понимал, что чувство это нерациональное, что оно искажает его мотивы и гонит по тёмным дорогам. Но цели определённой оно служило. Чувство вины напоминало, что у Деккера есть обязательства не только по отношению к себе. Оно напоминало, что если моральные устои и причиняют иногда неудобства, они тем не менее необходимы.
Задирая южных корейцев, Деккер определённо напрашивался на неприятности. Они люди крутые, проницательные, бескомпромиссные и чрезвычайно терпеливые, если хотят кому-то отомстить. Опасные враги.
От ультиматума Деккера Сингулер многого не ожидал, он был уверен, что корейцы не поддадутся, спасут Сону задницу в благодарность за многолетнюю службу. Что же до Тоуни, то, по его мнению, ни корейцы, ни американцы не станут ставить под угрозу важные военные, торговые и политические договорённости ради тринадцатилетней девочки. Очень жаль, но Тоуни уже вошла в историю.
Вот почему Деккер никак не мог поверить, когда радостно возбуждённый Йел Сингулер сообщил, что корейцы согласились на его условия. Они вернут Тоуни и согласятся на выдачу Пака Сона Америке для суда. Более того, в придачу корейцы отдадут и матрицы. Деккер выиграл — и выигрыш получался большой. По крайней мере, так казалось.
Инстинкт, однако же, говорил ему: что-то здесь не в порядке. И действительно, суть заключилась в «примечании».
— Они хотят, чтобы ты полетел в Сеул за девочкой, Соном и матрицами, — добавил Сингулер. — Ты и никто другой. Ты должен ехать невооружённый. Ни оружия, ни поддержки.
— Ты шутишь.
— Такая информация спущена из госдепартамента. Корейцы указали конкретно на тебя. Ты едешь один. И с пустыми руками.
Деккер тряхнул головой: что происходит?
— У нас есть специальные маршалы, которые занимаются этим дерьмом, они ездят по всему свету и привозят преступников, и делают это с оружием.
— Ты можешь отказаться. Наверно, всё зависит от того, насколько сильно ты хочешь вернуть эту девочку.
— Нет, здесь не тот запах. Почему я? Полдюжины маршалов или агентов Секретной службы могли бы поехать туда и спокойно забрать Сона. А Тоуни? Корейцам проще всего было бы передать её и матрицы нашему посольству в Сеуле.
— Слушай, ты, борец с преступностью. Корейцы пытаются спасти лицо в этом деле. Они даже признать не хотят, что слышали когда-то о Тоуни, а тем более, что знают, где она находится. То же и с матрицами. Не нужен им шум, не нужны репортёры и правительственные агенты, которые официально приезжают в страну. Один человек — ты — едет туда, забирает всё и всех и в тот же день прыгает на обратный самолёт. Быстро и со вкусом.
Деккер покачал головой.
— Да, но в жизни так легко и просто не бывает, особенно если замешаны азиаты, я это по опыту говорю. Китай, Япония, Корея, всё одно. Там любого, кто говорит правду, считают дураком. А уж корейцы не дураки, можешь мне поверить.
— Ты научился этому в боевых искусствах?
— Я научился вот чему: никогда не делай очевидного. Опыт боевых искусств подсказывает, что в этом деле с Соном есть много неочевидного. Корейцы по какой-то особой причине хотят заманить меня к себе. Какая причина? Вот что мне нужно знать.
— Сону будет проще убить тебя на своей территории, это ясно, — согласился Сингулер. — Ему останутся и девочка и матрицы — плюс прекрасное настроение.
— Нужно ли тащить меня туда, чтобы убить? Почему не здесь?
— Я не гадалка. Я скромный гражданский служащий, который знает, что никто в правительстве этим делом заниматься не хочет. Нашему посольству в Сеуле приказано с тобой в контакт не вступать, когда ты там появишься — как я понимаю, это уступка корейцам. Ты будешь там в полной изоляции, должен тебе сказать. Но если хочешь забрать девочку, поезжай и забери. Ты когда-нибудь бывал в Корее?
Деккер помотал головой.
— Нет. Из Вьетнама я ездил на отдых в Гонконг, Токио и Таиланд. Но не в Корею. Насколько я слышал, потеря не очень большая. Иисусе, чья это идея? Я должен отправиться в чужую страну, взять там убийцу психопата и сделать это без оружия и поддержки. Других идиотов, кроме меня, они не знают?
Сингулер вяло улыбнулся.
— Мне сказали передать тебе, что если ты привезёшь Сона и матрицы, тебя не станут преследовать из-за этих записных книжек. Госдепартамент, твой департамент полиции, все от тебя отстанут. Даёт это стимул к путешествиям, а? Ты можешь всё выиграть и можешь всё проиграть, потому что Сон, разумеется, мирно с тобой не пойдёт. Он попытается тебя убить.
— Да что ты говоришь? — нарочито изумился Деккер.
— Вот такие правила игры, должен тебе сказать. А огласки никакой они не хотят, кстати. Одна строчка в газетах, и сделка не состоится. В Сеуле у тебя будет только шесть часов, чтобы посадить Сона, твою маленькую Тоуни и самого себя на обратный самолёт. После этого корейцы перестают сотрудничать. Всё упирается в девочку, не так ли? Если она для тебя очень важна…
Сейчас в своём кабинете, Сингулер поднял глаза от стола, окинул взглядом Деккера и Карен и откинулся на спинку кресла. Нацелившись подбородком в Карен, спросил:
— Вы-то знаете, во что собираетесь впутаться?
Сразу вмешался Деккер.
— Она мне нужна. Тоуни будет очень испугана. Увидев меня, бояться меньше не станет. Для неё я лишь ещё один мужчина, который, возможно, хочет причинить ей вред. Нужно, чтобы она увидела знакомое лицо, лучше всего женское. Её мать мертва. Остаётся Карен. Без Карен я с Тоуни и не справлюсь. Корейцы согласились на её приезд. А если б не согласились, не знаю, что я стал бы делать.
— Я рада помочь, — подтвердила Карен. — Она моя крестница. Однако могу сказать, что я перепугана до смерти. Я никогда не была на Дальнем Востоке, а понаслышавшись о Соне, боюсь туда ехать.
Сингулер показал на белый конверт, лежавший посреди стола.
— Ордер о выдаче Сона. Подписан всеми необходимыми сторонами. Лично я очень хочу увидеть Сона на суде. Жаль, у нас нет смертной казни. Я бы его поджарил за убийство нашего агента. Само собой разумеется, у тебя нет ни единого друга в Корее и в Вашингтоне, но это ты уже знаешь. Эти записные книжки многих беспокоят. А ты ими так размахивал, что тебя все хотят закидать дерьмом.
Сингулер задумчиво погладил нос толстым пальцем.
— Вряд ли ты хочешь мне рассказать, как добыл книжки. Нет, не думаю. Сначала ты хватаешь «Ролодекс» Николаи, потом крадёшь записные книжки миссис Дартиг. Тебе кто-нибудь говорил, что красть нехорошо? Бедная старушка Ровена. Взяли да раздавили на шоссе у аэропорта Кеннеди. Тебе бы понравилось кончить жизнь пиццей на дороге? Я тебе точно говорю, у Бога есть чувство юмора.
Он опустил глаза к страничкам на столе.
— Эта информация может хорошо тряхнуть корейское правительство. Подделки, отмывание денег, сексуальные убийства. А человек, который делал всё это, выполнял также небольшие поручения своего правительства: шпионил, убивал людей, подделывал паспорта и отмывал краденые деньги. То, что здесь написано, может вызвать взрыв. Хотя тут всего несколько страниц.
— Получишь остальное, когда я вернусь, — пообещал Деккер.
— Если ты вернёшься. Это и беспокоит многих. Ты просто можешь не вернуться. Что тогда будет с записными книжками?
— Я оставил инструкции, их тебе отдадут в крайнем случае.
— Вероятно, они в сейфе у какого-нибудь хитрого адвоката.
Деккер поднял три пальца.
— Три копии, все в разных местах. — Он оставил одну копию у родителей Гэйл в Балтиморе и одну в сейфе Карен у неё на работе. Третья хранилась у Сумки, она вместе со своими ценностями поместила её в больничный сейф. После возвращения в Америку Деккер должен был передать книжку южнокорейскому консульству в Нью-Йорке. Будет ли всё тогда прощено — ну, он подождёт и увидит. Корейцы никогда не исповедывали всепрощение.
Что же до Кима Шина, то он вынырнул благоухающий, как роза. Сейчас он со своим телохранителями возвращался в Корею. Им не предъявили никаких обвинений, это было частью сделки по Сону. Более того, госдепартамент написал извинительную ноту за непочтительное обращение с Шином со стороны нью-йоркской полиции. Нравы политиков не переставали изумлять Деккера.
Сингулер молчал некоторое время, вертел в руках пустой стакан.
— Сон постарается тебя убить.
Деккер кивнул.
— На его месте я бы сделал то же самое.
Карен в ужасе всплеснула руками.
— Там будете ты и он, — продолжал Сингулер. — Один на один. Только происходить это будет на его территории. И никто тебе не поможет. Некоторые из нас покрутились с идеей спрятать пистолет в сеульском аэропорту, но надо же при этом ещё и не попасться. На том конце всем парадом командует полковник Ёнсам, глава корейского ЦРУ. Он давний покровитель Сона. Даже странно, что с Соном он сейчас расстаётся без боя.
Сингулер внимательно посмотрел на Деккера.
— В этом деле происходит нечто такое, в чём я не могу разобраться. Какой-то скрытый план. Должна быть причина, почему Ёнсам и его приятели вдруг согласились отдать нам Сона и девочку. Меня это очень беспокоит. Не люблю, когда люди знают что-то, чего я не знаю, хотя должен знать.
Деккер кивнул.
— Ну ладно, нам пора на самолёт. Спасибо за эту мысль о пистолете.
Сингулер придержал его, подняв руку.
— У меня такое ощущение — кто-то хочет, чтобы вы с Соном друг друга убили. Вы тогда многих осчастливите.
Увидев страх на лице Карен, он спохватился.
— Чёрт возьми, у меня слишком длинный язык. Извините, мисс Драммэн. Иногда я забываю, что в мире существуем не только мы, мальчики.
Она с усилием улыбнулась.
— Ничего. Просто я не знаю, что Тоуни и я будем делать, если что-нибудь случится с Манни.
Деккер дождался, когда она закончит.
— Что если я не привезу Сона? Привезу только Тоуни и матрицы. Вдруг Сон окажется не в состоянии путешествовать? Что тогда?
Сингулер перевернул страницу календаря, упёрся взглядом во вчерашние записи.
— Из-за этого мерзавца мы потеряли прекрасного агента. Хорошего молодого человека, женатого, сыну меньше года.
Он поднялся, подошёл к окну, выглянул на Бродвей двадцатью этажами ниже.
— Смотри сам, боец с преступностью. Ты на линии огня, вот и решай, как поступить, чтобы остаться живым. Кстати, у нас с тобой этого разговора не было. Счастливо долететь, мисс Драммэн.