Женщины для развлечений

Глава 5

Последние шесть месяцев Бен Дюмас имел долю в дискотеке «П.Б.», занимавшей четыре этажа старой скотобойни у заброшенных пирсов на Гудзоне. Мрачный район.

В главном танцзале «П.Б.» раньше располагалась баня педерастов, сейчас помещение декорировали в стиле школьного спортзала, вплоть до баскетбольных корзин и старинных музавтоматов. На втором этаже играли живые оркестрики, а третий был отведен начинающим экспериментальным артистам: видео, поэзия, танцы, фильмы и концептуальное искусство. На четвёртом же этаже, где когда-то работал морозильник для мяса, устроили салон для Очень Важных Лиц.

Откроет ли Дюмас этот салон сегодня, зависело от того, как скоро он закончит своё дело с Расселом Фортом. Дюмас ждал его в салоне ОВЛ, закрытом сейчас, чтобы дать им возможность поговорить наедине. Форт опаздывал на двадцать минут — ничего странного для человека, который опаздывает почти всегда.

Дюмасу было сорок три года — крупный мужчина с длинной челюстью, редеющими песчаными волосами и волчьей улыбкой. Злой и напористый, он любил сам устанавливать жизненные правила. Если кто-то его задевал, он старался отомстить в полной мере, чего бы это ему ни стоило.

Его диско, частное детективное агентство и гомосексуальный бар на Бэнк-стрит — все эти предприятия приносили доход. Однако главным для него были не деньги, а полный психический контроль над теми, кто с ним работал. Диско-клуб он воспринимал прежде всего как сцену, на которой он был режиссёром, а служащие и гости — актёрами.

В просторном, обшитом красным деревом салоне для ОВЛ Дюмас безмятежно сидел в белом плетёном кресле и слушал старинную лютню из стерео-комбайна. Поблизости стояли ещё два плетёных кресла. На ближайшем лежала плоская деревянная коробка на шарнирах — если её раскрыть, получалась доска для игры в триктрак.

Дюмас отхлёбывал чёрный кофе, курил «Лаки Страйк» и наблюдал, как его пёс поедает большую тарелку сырого гамбургера с яйцом. Пёс, названный Оскаром в честь Оскара Уайльда, был трёхногий, помесью датского дога и лабрадора — огромное добродушное животное, Дюмас купил его на следующий день после увольнения из полиции.

С Фортом Дюмас собирался говорить о деньгах. Несмотря на успехи в бизнесе, Дюмас отчаянно нуждался в наличных. Почти всё, что он зарабатывал, уходило на лечение его любовника, худощавого сорокалетнего японца, психиатра, звали его Кен.

Год назад заболел СПИДом, не в результате своей гомосексуальности, а из-за лечения акупунктурой, которому он подвергался из-за тяжёлого бурсита. Кое-что покрывалось медицинской страховкой — лекарства и визиты врача. Однако за круглосуточное медсёстринское обслуживание платил Дюмас, причём деньги немалые.

Любовь бывшего полицейского к умирающему японцу не имела границ. Лояльность достигла фантастических масштабов, он даже убил акупунктуриста, чьи иглы смертельно заразили. Дюмас вонзил ему ломик для колки льда в нос и дальше в мозг — смерть наступила мгновенно. Но коронер не нашёл признаков насилия и сделал заключение, что смерть наступила от естественных причин, а именно, от кровоизлияния в мозг.

Сейчас у Дюмаса на счету в банке оставалось совсем мало денег, а тающий портфель акций стоил всего четыре тысячи долларов. Он ездил на «Хонда Сивик» восьмилетней давности, у него было два костюма и скромная квартирка в Виллидж. Впрочем, спартанский образ жизни ему нравился.

Но любовь к Кену вынуждала Дюмаса зарабатывать как можно больше. Он должен быть богат, чтобы Кен прожил немного дольше. Дюмас всегда был изобретательным человеком, но с болезнью Кена сам он ничего не мог сделать, для всего необходимы были деньги.

«П.Б.» преуспевал потому, что Дюмас послушался совета Кена и ввёл на входе режим благоприятствия для азиатов. Больше всех тратят в нью-йоркских клубах японские бизнесмены, туристы и местные японцы — так сказал Кен. В теперешние дни главные деньги на Востоке.

Идея ориентировать клуб на азиатов понравилась Дюмасу, он всегда считал их очаровательными и интересными. Он даже в штат нанял половину азиатов. Порою у него дух захватывало от утончённости и хрупкости их красоты. Благодаря им «П.Б.» казалась ему клеткой с прекрасными птицами.

В салоне для ОВЛ Дюмас выпустил к потолку кольцо дыма, вспоминая, как Ёкои приобщил его к серьёзной музыке. Оскар продолжал есть.

Вдруг пёс повернул свою несуразно большую чёрную голову к входу. Через несколько секунд кто-то подёргал ручку снаружи. Но дверь была заперта, и мужской голос произнёс:

— Что такое, что такое? Бен, ты там?

Дюмас поднялся из кресла, подошёл и выглянул в «глазок». Потом отодвинул засов, открыл дверь и кивком пригласил Рассела Форта войти. Они пожали руки, и улыбающийся Дюмас сказал — рад, что ты смог прийти. Он показал на плетёные кресла.

Почему, подумал Дюмас, чернокожие так любят одеваться под сутенёра? Сегодня на полном круглолицем Форте был пурпурный бархатный комбинезон с металлическими нашлёпками, золотая серьга и серые сапоги из шкуры ящерицы. С плеч свисало бежевое пальто из викуньи, а золота на Форте хватило бы, чтобы покрыть алтарь в мексиканской церкви. Его глаза скрывались за янтарными стёклами очков, бритая голова поблёскивала, как луна.

Дюмас обратил внимание на стакан в руке Форта. Очевидно, мистер Ф. зашёл в бар внизу, а выпивку, наверное, записал на счет Дюмаса. Да ещё к бабе какой-нибудь пристал по дороге сюда, оттого и опоздал.

Нет, Дюмас не был слеп к недостаткам этого афро-американца. М-р Ф. не мог жить без удовольствий, и это делало его ненадёжным в глазах Дюмаса. Главным для него были развлечения, азартные игры, женщины. Вся его жизнь — немедленное удовлетворение. Он и часу не подождёт, чтобы стать счастливым — по мнению Дюмаса, это было характерно для чернокожих в целом.

Перед плетёным креслом Форт запахнулся в свою викунью, потом сел, а ноги положил на мясницкий чурбак, служивший кофейным столиком. Дюмас вернулся на прежнее место. Руку положил на доску для триктрака, лежавшую в соседнем кресле.

Форт поднял стакан в шутливом тосте.

— Подкрепить организм, я говорю. Чем больше пьёшь, тем больше хочется.

— Странно, что ты не влюбился там, внизу, в танцзале. — Монотонный шёпот Дюмаса был не лишён приятности.

Форт отхлебнул виски, звучно хохотнул.

— Я не ищу любви, амиго. Но развлечься всегда хорошо. Потанцевал с миленькой кореяночкой. Лет восемнадцать крохотульке. Я собирался показать ей свой двухдюймовый член.

— Двухдюймовый?

Форт хихикнул.

— Два дюйма от пола.

— Ясно.

— В общем, мы танцуем, и вдруг какой-то кореец подскакивает и утаскивает девчонку. Я хотел ему выдать, но вижу, с ним целая команда.

— Любишь ты усложнять себе жизнь.

Форт ухмыльнулся.

— Всех баб в мире не перетрахаешь, но попытаться-то можно. Ладно, давай говорить о деньгах, которые я заработаю. Я вижу, с тобой твой сраный пёс.

— У Оскара послезавтра день рождения. Ему будет четыре.

Форт фыркнул.

— Четыре года и три ноги. Лучше бы наоборот. Три года и четыре ноги, ты меня понимаешь?

— Суть понял.

Дюмас зажёг ещё одну «Лаки» и выдохнул дым в потолок. Глаза у него предельно сузились, на левом виске билась венка, и он кусал нижнюю губу большими желтоватыми зубами. Иисусе, если бы только у Форта были мозги. Дюмас шумно потянул носом, изобразил улыбку на лице и перевёл взгляд на Форта.

Смотрел он на него несколько секунд. Улыбка Дюмаса, прочно севшая на лицо, была ледяной. Немигающие глаза поблёскивали. Пальцы руки на доске для триктрака сжались в кулак, разжались, опять сжались.

Если бы Форт присматривался к Дюмасу, он бы заметил сигналы опасности. Но глаза за янтарными стёклами были закрыты, и он ничего не увидел. Он кокаина нюхнул не так давно, и душа его парила высоко-высоко. На кокаиновом облаке он не боялся явиться в присутствие господина Бена Дюмаса. Вообще же нельзя не опасаться человека, который не только убивает людей, но и однажды голыми руками задушил терьера, принадлежавшего торговцу наркотиками.

Форту нужны были деньги, кормить игрока в себе, иначе он бы в одном городе не остался с этим ледяным педиком, не то что в одной комнате. Натуральный факт — Дюмас просто не понимает, что такое быть человеком. У Дюмаса большая голова, люди говорили, чтобы подлости вместилось побольше. На улице его прозвали «Хичкоком»: все знали, что он полный психопат.

А самое страшное — его нельзя убить, потому что он уже мёртвый.

Открыв глаза, Форт посмотрел через плечо на стерео-комбайн, откуда по-прежнему лилась барочная музыка — старинная лютня.

— Не знаю, как ты называешь это дерьмо, но это не музыка. Настоящую музыку играют чёрные ребята.

Щёлкая пальцами и напевая что-то из Майкла Джексона, Форт поднялся — чуть покачиваясь и подошёл к бильярдному столу, на котором находился стерео-комбайн. Он не заметил, что пальто из викуньи соскользнуло с плеч и упало на пол.

Дюмас тоже встал. Загасив сигарету в пепельнице на мясницком чурбаке, он зевнул и потянулся. Потом взял доску для триктрака и последовал за Фортом к бильярдному столу. Когда Форт потянулся к ручке настройки, Дюмас поднял доску над головой и обрушил на руку Форта — предплечье сломалось.

Схватившись за руку, Форт с воплем упал на колени. Дюмас принялся бить его доской для триктрака по голове, спине и плечам, разрывая комбинезон острым концом доски. Форт сидел на полу, одной рукою цепляясь за бильярдный стол и призывая Иисуса. Его мольбы к Дюмасу прекратить избиение остались без ответа.

Хичкок бил его всерьёз. Никогда ещё Форта так не обрабатывали. Боль полыхала везде — в сломанной руке, плечах, даже в мозгу. Ему казалось, будто у него вырвали глаза. Он весь был в огне.

Хватит. Иисусе милостивый, не нужно больше. Он боролся за каждый вдох, а мозг сверлил весьма уместный и несколько запоздалый вопрос: Какого хрена он думал, что Дюмас ничего не узнает?

Как бы подчёркивая этот огромный вопросительный знак, Дюмас отшвырнул доску и стал бить Форта ногой в живот и рёбра. Через несколько секунд он остановился, плюнул на лежащего в полуобмороке негра, один раз пнул в спину и отошёл.

Глубоко дыша, Дюмас уселся в своё кресло, расширенными глазами глядя на Форта, который выкашливал неприятные жидкости, лёжа в фетальной позе. Оскар, яростно размахивая хвостом, смотрел на Форта, как бы спрашивая — можно мне тоже поиграть?

— Это для того, чтобы ты лучше понимал, — сообщил Дюмас Форту. — Если бы ты не был мне нужен, я бы тебя прикончил здесь и сейчас. Неужели ты действительно думал, что тебе это сойдёт? Да, вероятно, так. Глупость твоя безгранична. Сядь. Не люблю говорить в спину.

Поскрипывая зубами, Форт медленно перекатился — лицом к нему. Заговорить он смог не сразу.

— Деньги были нужны. Очень.

Его очки еле держались на одном ухе, подбородок был мокрый, комбинезон в тёмных пятнах. Оскар, обильно проливая слюну, принюхивался к золотой цепочке — она порвалась во время избиения.

— Ему были нужны деньги, — проговорил Дюмас. — Вот это сюрприз. Мальчики и девочки, перед нами человек, у которого очень глубокие мысли, наверное, он путешествует на подводной лодке. Не знаю, почему ты играешь, и знать не хочу. Но я не должен терять деньги из-за твоих игр. Ты устроил небольшую операцию, чтобы финансировать свою поганую привычку, и, как ты мог уже догадаться, мне это не понравилось.

Дюмас наклонился, опираясь руками о колени.

— Из-за тебя мне пришлось замочить родителей Тоуни Да-Силва.

Он увидел, как расширились глаза у Форта. Хорошо.

— Ты их убил? — прошептал Форт. Закрыв глаза, он боролся с волной боли. Только сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он смог продолжить. — В прессе писали об убийстве-самоубийстве. Муж убил её, потом себя. Иисусе, моя рука.

— Пососи вот что, — сказал Дюмас. — Гэйл Да-Силва сказала Манни Деккеру, что её мужа преследует на улицах какой-то кролик из джунглей. А за час примерно до их смерти им позвонил тот же кролик и сказал, что может вернуть их дочь. За плату, разумеется. С трёх раз догадайся, кто этот загадочный копьеносец. Первые два не считаются.

Форт молчал.

— Да-Силва достаточно было показать тебя, — продолжал Дюмас, — и всем дальнейшим занялся бы Деккер. Лично я думаю, что он бы сделал из твоих яиц телячьи отбивные, если б ты стал запираться. Сколько ты мог продержаться, прежде чем сказать ему, что я взял Тоуни Да-Силва? Секунду? Полторы?

— Как ты узнал про меня и Да-Силва, что они сказали обо мне Деккеру?

— Дурацкий вопрос.

— Ты прослушиваешь их телефоны?

Дюмас потёр затылок мясистой рукой.

— Я тебе сейчас объясню, что и куда. Помял я тебя немного потому, что твоя выходка могла стоить хороших денег мне и мистеру Фоксу. Я тебе уже говорил, что мы с мистером Фоксом собираемся продать Тоуни Да-Силва Смехотуну. А чего ты не знаешь, так это то, что мы получаем по сто двадцать пять тысяч на каждого. В целом двести пятьдесят кусков. Ты знаешь, конечно, почему мне нужны наличные.

— Знаю, — выдавил из себя Форт.

— Дюмас зажёг сигарету. — У меня был выбор. Или убить тебя, за то что ты чуть не лишил меня денег, отчаянно нужных Кену, или убить обоих Да-Силва, тем самым не допуская Деккера к тебе, ко мне и девочке.

Дюмас стряхнул пепел в пепельницу на мясницком чурбаке.

— Слушай меня. Для Деккера это личное дело. Он не отступится. Ты ещё жив потому, что Тоуни Да-Силва стоит для меня 125 тысяч, и потому что эта шлюха из бюро наркотиков, которую ты трахаешь, может поставлять некую информацию.

Форт с трудом переместился в сидячее положение.

— У тебя же нет фактов, ты не знаешь, как это было. Клянусь своей матерью, что не собирался ничего говорить этим Да-Силва. Я с ними играл, вот и всё.

— Я понимаю, что ты пытался сделать. Ты хотел взять у Да-Силва деньги и ничего им не дать.

— Слушай, о девочке мне сказала Сюзен, о'кей? Деккер у неё был и рассказывал всем в наркотиках, что ищет Тоуни. Я о том, что это же не секрет. И объявление в газете было, обещали вознаграждение.

— Приколоти эти слова к своему черепу, Рассел. Мне не нужна вторая рука на руле. Тоуни Да-Силва — моё дело, моё и мистера Фокса. Я прямо вижу, как у тебя завращались глаза, когда ты узнал, что за девочку назначено вознаграждение. Пара телефонных звонков супругам Да-Силва, и ты вдруг становишься одним из богатых. А я никогда не узнаю, правильно? Рассел, я думаю, что медицинской науке придётся вскрыть твою задницу, чтобы найти мозги. Я действительно так думаю.

Форт стряхнул свои очки с уха на паркетный пол.

— Я много должен, ты можешь это понять? Не Поли Песциа, другим. Не повезло по-крупному, ставил не на то.

— Иногда, — усмехнулся Дюмас, — я сомневаюсь, что ты умеешь считать до десяти, не снимая ботинок. Я помогаю тебе с Поли Песциа, а через минуту ты уже на другом крючке. Рассел Форт. Человек, который падает на дно, потом находит дырку в этом дне. Давай-ка послушаем о твоих новых кредиторах.

Форт вытер слёзы тыльной стороной ладони.

— Его зовут Спиндлер.

— Руби Спиндлер. Займы под дикие проценты, букмекерство, скупка краденого. Он входит в организацию Ло-Касио в Бруклине.

— Спиндлер вместе с Ло-Касио? — удивился Форт.

— Рассел, пожалуйста. Ты был когда-то полицейским, забыл уже? Мы оба знаем, что азартные игры в Нью-Йорке контролируются итальяшками. Спиндлер не мог бы работать, если б не договорился с кем-то из них. А сделаю я вот что. Сколько ты должен Спиндлеру?

— Десятку.

— Десять тысяч долларов? Рассел, если б я тебя не знал, я бы поклялся, что ты неумён. Хорошо, слушай. Я дам тебе десять тысяч, отнесёшь их Спиндлеру. Расплатишься с ним — понял? Если проиграешь эти деньги, я заставлю тебя пожалеть, что ты на свет родился. Я тебя не убью, Рассел, но ты станешь просить, чтобы убил. Ты меня хорошо слышишь?

Форт кивнул.

— Ладно. Прежде всего ты поедешь в Вашингтон и возьмёшь бумагу для Смехотуна. Мы ему послали уже кучу, но он хочет ещё к своему приезду. Как я понял, он хочет изготовить тонну сотенных, поэтому бумага нужна побыстрее. Выезжаешь завтра вечером.

Дюмас помолчал.

— Схема такая же, как всегда с бумагой. Пробудешь до утра в Атлантик-Сити, поиграешь немного, а утром поедешь в Вашингтон, где навестишь свою старую тётушку Лоррэйн на Эйч-стрит. Проведи с ней не меньше трёх часов. Всё должно выглядеть натуральным, не забудешь? Перед тем как уехать, прихватишь бумагу Смехотуна. Бумага ждёт тебя в обычном месте.

— Рука болит ужасно, — пожаловался Форт. — Мне к врачу надо.

— Я ещё не закончил. Возьми Шлюшку. Пока она чувствует себя любимой, никуда не денется. Я тебе дам две тысячи на игру и расходы. Смотри не спусти всё, играя в триктрак.

Поднявшись из кресла, Дюмас подошёл к бильярдному столу и присел рядом с Оскаром, который лёжа облизывал свои гениталии.

— И ещё, — проговорил он, не глядя на Форта. — Пусть Шлюшка даст тебе копии всех отчётов, которые Деккер даёт Бюро наркотиков. И всех его запросов тоже, что бы он ни запрашивал. Я хочу знать всё.

Форт застонал.

— Я тебе сразу говорю, Сюзен на это не пойдёт. Она и так уже напугана. Деккер взял копии профилей Уилли Вэлентина — пытается высчитать, кто его сдал. Она не знала, что двоих полицейских убьют. Сейчас она мне вообще ничего давать не хочет.

— Может быть, она не знала, Рассел, но ты-то знал.

Форт закрыл глаза.

— Нельзя зубную пасту засунуть обратно в тюбик, — продолжал Дюмас. — Вэлентин и Далто — уже история. Мы выживаем в этом мире благодаря тому, что лжём себе и стараемся пробиться. Солги ей, Рассел, скажи, ты тоже не знал, что их убьют.

— Сюзен мне ничего не даст, я точно говорю.

— Рассел, Рассел. — Голос у Дюмаса был спокойный, в нём не звучало и тени волнения. Он поднялся, улыбнулся Оскару и потрепал пса по голове. Потом, опираясь обеими руками о бильярдный стол, он уставился на доску для метания дротиков — она украшала противоположную стену. Венка билась у него на виске.

Вдруг он схватил бильярдный кий, сломал его о край стола, и рывком опрокинул Форта на пол. Одним коленом он с силой опустился негру на грудь, рукой прижал его голову к полу — Форт при этом истошно кричал. Сразу же острый конец сломанного кия оказался меньше чем в дюйме от левого глаза Форта.

Дюмас прошептал:

— Ты любишь музыку, так я тебе вот что скажу. Тебе понравится петь как Рэй Чарльз или Стиви Вандер? А может, вспомним Сэмми Дэвиса-младшего и выбьем тебе глаз. Что скажешь?

Охваченный ужасом Форт попытался вырваться из-под руки Дюмаса и не сумел.

— Не нужно, не нужно.

Дюмас поднялся и бросил кий на бильярдный стол. Он был спокоен, как будто ничего не произошло.

— Рассел, так я могу на тебя рассчитывать, ты убедишь Шлюшку сделать то что нужно?

— Я заставлю её, клянусь, что заставлю.

Дюмас принялся закатывать шары в угловые лунки.

— Я продаю информацию, Рассел. Продаю её торговцам наркотиками, которые хотят знать, кто в действительности их клиенты. Продаю бизнесменам, которые хотят знать, кто крадёт у компании. Продаю мужу, который подозревает, что его жена в дешёвом мотеле раздвигает ноги для учителя танцев.

Он повернулся к Форту.

— Я продаю женщине, которая хочет знать, в самом ли деле у её жениха есть деньги или он показуху устроил, а сам не наберёт кредита на пару штанов. Но, видишь ли, Рассел, прежде чем продать информацию, я должен её собрать.

Сложив руки на груди, Дюмас уселся на край бильярдного стола.

— Интереснейшее дело — сбор информации, можешь мне поверить, Рассел. В полиции я работал вместе с подразделениями разведки и очень увлёкся, знаешь ли. Кое-что делал для ФБР и ЦРУ. В этом деле много сложной технологии, Рассел. Я сам использую компьютеры, чтобы отыскивать многие вещи, но знаешь, что? Не существует замены тому, что мы называем челум.

Он улыбнулся поверженному, раздавленному Форту.

— Челум, Рассел. Это означает — человеческий ум. Можно сказать, от личности к личности. Ты узнаёшь что-то и говоришь мне. Всё очень просто. Ни компьютеров, ни микрочипов, ни спутников, ни космических станций. Лишь одно человеческое существо другому. Здесь и появляетесь — ты и Шлюшка. Упреждение позволяет кому-то остаться целым. А мне позволяет остаться в бизнесе. Я сообщаю людям вроде Смехотуна всё, что они хотят знать о своих клиентах, а они в ответ хорошо мне платят. Вот почему мне иногда нужна твоя помощь. Иначе наши отношения не имели бы смысла.

Дюмас встал и потянулся.

— Надо заниматься делами, Рассел. Пойду вниз, а то бармены всё у меня разворуют. Ну а рукой ты займись, в самом деле.

Форт прислонился к ножке бильярдного стола.

— Не знаю, смогу ли я путешествовать. Рука болит сильно.

Дюмас улыбнулся.

— Как только возьмёшь бумагу для Смехотуна, позвони мне в контору. Пользуйся шифром, как обычно. Может быть, я назначу другое место встречи. Есть шанс, что миссис Да-Силва звонила Деккеру откуда-то не из дома и рассказала о загадочном чернокожем, который преследует её мужа. Тогда Деккер знает больше, чем нам хотелось бы.

— Ты хочешь сказать, он знает обо мне и этой штуке с подделками?

Дюмас пожал плечами.

— Если он принюхивается к Шлюшке, то может уже что-то знать. Увидим, увидим.

Форт покачал головой.

— Нет, знаешь, на тюрьму мы не договаривались. Фальшивомонетчиков сажают в федеральные. А там люди умирают. Заключённые каждый день убивают друг друга из-за карт и…

Форт вовремя остановился. Он чуть не сказал педиков.

Дюмас улыбнулся.

— Я всё знаю о федеральных тюрьмах, Рассел. А Деккера оставь мне. Следи, чтобы Шлюшка была счастливой. И в следующий раз, когда привяжешь её к кровати, засунь ей в рот что-нибудь ещё, помимо своего джойстика. Она так орёт, свихнуться можно.

— Откуда ты знаешь?

Дюмас хихикнул.

— Люблю, когда ты хнычешь. Не задавай больше вопросов, у тебя голова всё равно не вынесет напряжения. Идём выпьем. Я угощаю.