Женщины для развлечений

Глава 2

Пак Сон жил в утончённом павильоне вблизи сеульского дворца Кёнбок, где в 1895 году японские убийцы расправились с королевой Кореи Минь — сначала закололи её, потом сожгли, облив керосином. Сон любил возиться в саду, он посадил множество кустов сирени, гигантских розовых лотосов и миниатюрных клёнов между арабесочными стенами и окружённым ими низким одноэтажным зданием.

Недавно он пристроил крыло с контролируемой температурой, в котором хранил голливудские сувениры, среди них костюмы, которые носили лилипуты из «Волшебника страны Оз», и камешки с калифорнийской Маунт Ли, где стоит легендарный щит ГОЛЛИВУД высотой пятьдесят футов. А безграничное восхищение Фредом Астэйром определило его хобби: чечётка.

В любовном подражании Джоан Кроуфорд он выстелил кухню белыми коврами, а стены в спальне все покрыл венскими коврами. И завтракал он так же, как эта актриса на протяжении многих лет — содовые крекеры с горчицей и сваренное на медленном огне яйцо, ни соли, ни масла.

Через два часа после того, как он вернулся домой с деньгами Ёнсама, Сон ступил в большую утопленную ванну, бронзовую, точно такую же как в особняке Тома Микса на Беверли-Хилз. Положив Т-образную опасную бритву на край ванны, он по шею опустился в пахнущую жасмином воду и испустил вздох удовольствия. Горячая ванна была тем редким невинным удовольствием, которое никогда ему не наскучивало.

Он только что закончил последний из разговоров по телефону, этот с клиентом в Нью-Йорке: Сон пообещал, что 1,5 миллиона долларов поддельными облигациями бразильского казначейства будут доставлены вовремя. В других разговорах Сон подгонял людей в Сеуле и за границей. Бумага, необходимая для изготовления валюты, не прибыла из Америки, и Сон ясно дал понять, что извинения и объяснения его не интересуют. Он пообещал поставщикам бумаги убить их, если товар не появится в Сеуле завтра утром. Его печатники ждали, сидели без дела.

Ничего страшного, ответили ему в том небрежном американском стиле, который он терпеть не мог. Сон такого большого заказа никогда раньше не делал, столько бумаги сразу не обеспечить, вы меня понимаете? Сон не смягчился; если прощаешь людям, они садятся тебе на шею. Бумага должна быть в Сеуле не позже завтрашнего утра, иначе…

Он не объяснил, зачем ему нужно это чудовищное количество бумаги сию секунду. Но секреты трудно хранить, и правда, конечно, скоро станет известна. Самое лучшее — это как можно быстрее расплатиться с Ёнсамом и закрыть столь неудачную главу в своей жизни. Любая отсрочка только увеличит страдания Сона.

Многие знали, что Ёнсам давит на Сона, но никто не решался шутить по этому поводу. Фальшивомонетчик требовал уважения от всех — и получал его. Исключением был только Ёнсам: если не можешь укусить руку, надо её целовать.

Стремясь сохранить свои пальцы в целости, Сон позвонил Ёнсаму из Гонконга, подтверждая, что аванс будет внесён своевременно. Позже этим же вечером Ёнсам должен был прислать своих людей за десятью миллионами, а доставить их следовало к нему в дом его любовницы, бывшей королевы красоты, чью карьеру в кино он обеспечивал немалыми суммами.

Глава КЦРУ занимался также медными акциями, по-крупному занимался, так как считал, что распространение СПИДА в Замбии и Заире вызовет резкое сокращение людских ресурсов и глобальную нехватку меди. Когда речь шла о получении прибыли, Ёнсам двигался быстрее чем ошпаренный пёс.

В ванне Сон провёл по лицу большой влажной губкой. Он только что оставил в соседней спальне радостно возбуждённую Элану, она вела односторонний разговор с шар-пеем. Бежевая длинномордая собака была раздражительна и переменчива в настроении, Элана считала это признаком чувствительности. Но Сон понимал, что щенок просто своенравен, как любая чистокровка.

Женщин постарше он считал столь же эгоистичными, поэтому предпочитал девочек-подростков, которых мог хотя бы чему-то научить. Он давал каждой образование в страсти чувств, манерах и обхождении кисен, а кисен — это лучшая любовница, которую только может пожелать себе мужчина. Привязанности Сона длительными не бывали. Потом он выбирал другую девочку и начинал её обучать. Главным была сексуальная покорность.

Сон почитал древние традиции Кореи, особенно традицию кисен [Женщина для развлечений (кор.)], которую считал самой изысканной. Началась она почти тысячу лет назад, когда при дворе королевства Корё стали отбирать девочек за их красоту, очарование и таланты и делать из них певиц, художниц, музыкантш, танцовщиц и рассказчиц. Получались в результате самые образованные женщины в стране, они становились подругами королей, дворян, артистов.

Кисен, женщины для развлечений.

А ещё их звали «идеальными женщинами».

Иностранные бизнесмены и туристы в Корее и сейчас могут увидеть кисен в лучших ресторанах — они изящно ухаживают за гостями, поют, танцуют, играют на традиционных музыкальных инструментах, каллиграфически пишут кистью и тушью.

Однако Сон прекрасно знал, что кисен — лишь часть сексуальной индустрии, рассчитанной на туристов из Америки, Японии, Европы и Австралии. А что ещё можно сказать о женщинах, которые прошли государственный подготовительный курс, где основной упор делался на приверженность антикоммунизму и изучение сексуальных поз, предпочитаемых японскими мужчинами…

Нисколько не обманывали его попытка правительства выдать этих женщин за продолжательниц традиций прошлых веков. Теперешняя кисен была шлюхой, нанятой для развлечения усталых бизнесменов, каждый из которых платил за то, чтобы его обманывали. Услуги этих фальшивых кисен обходились недёшево.

«Идеальных женщин» Сон знал хорошо. Он собирал редкие книги и старые записи на эту тему, включая древние свитки, описывающие известную в шестом веке группу вонхва — девушки-цветы. Эта группа, появившаяся ещё до кисен, состояла из прекрасных молодых женщин, выбранных как образец для всей страны. Группу распустили, однако, когда одна из двух самых выдающихся девушек убила другую в приступе ревности.

Во многом Сону удалось возродить истинную традицию кисен в Элане, она была умна, податлива, стремилась доставить удовольствие. Наставники, а наняты были лучшие, учили её поэзии, учили рассказывать истории, учили корейской музыке. Музыка у неё получалась не очень хорошо, потому что она не была основана на темперированной школе западной тональной системы.

Сон сам учил её каллиграфии и дворцовым танцам — она исполняла их в традиционном костюме и с цветочной коронкой на голове. Учил и народным танцам с их грациозными движениями плеч и коленей. Учил готовить ему напитки, класть кусочки пищи в рот — кисен делали это столетиями…

Она освоила хангыль, относительно простой корейский алфавит, в котором всего десять гласных и четырнадцать согласных. А вот говорить по-корейски ей было трудно, она часто забывала ставить глаголы в конец фразы, как подобает при правильной речи. Но поскольку в разговорах на корейском часто появлялись английские слова, Сон от неё и не требовал абсолютной правильности. Она была молодая и неопытная, и лишняя критика могла лишь подавить её стремление к совершенству.

Элана, сирота, попала к нему буквально нищей: денег ни цента, имущество только то, что на ней. Поэтому самым важным для неё было чувство защищённости, безопасности. Спокойная домашняя жизнь значила больше, чем неизвестное будущее, вот она и поддавалась безропотно требованиям Сона. Научалась она всему медленно, но Сон не торопил, так получалось лучше.

Из девственницы она стала чрезвычайно чувственной, а потом и искусной любовницей. Она делала всё, чего он хотел, сколь бы это ни было шокирующим или запретным. В страсти она иногда проявляла чёрточки собственницы, и его это немного раздражало. А чтобы Элана не забеременела, Сон перед сексом обмывал свои яички тёплой водой — помимо противозачаточного действия, ещё и обострялся оргазм.

Он создал для себя идеальную женщину, такую, которая не выставлялась на продажу иностранным бизнесменам. Она была личной собственностью Сона, обученной исключительно для его удовлетворения и услаждения. Зная, что другие мужчины никогда не получат Элану, он ею наслаждался ещё больше. Когда Сон сказал ей, что в её жизни никогда не будет другого мужчины, она бросилась к нему в объятия и заплакала от счастья.

Сон был весьма щедр с женщинами, и Элана не являлась исключением. Взамен он обладал довольной всем молодой любовницей. Каждый подарок, говорил он ей, это частица его души.

В прошлом месяце он подарил ей мотоцикл «Хонда Золотое Крыло», снабжённое стереоустановкой, путевым компьютером, интеркомом водитель-пассажир. Он бережно хранил фотографии стройной светловолосой девочки на мотоцикле, одетой во французские бюстгальтер и трусики, оставлявшие обнажёнными соски и вагину.

Уехав в Гонконг, он не забывал об Элане, оставшейся в Сеуле и утешавшей себя своей любимой пищей — кока-колой и шоколадным тортом. В эксклюзивном торговом центре он купил ей два кожаных комбинезончика от Клода Монтаны, плечи у них простирались на шесть дюймов в обе стороны. Сейчас она носила один из этих комбинезонов, правда, уже попорченный немного щенком, который любил мочиться ей на колени.

Сон в ванне поднял ногу из воды, осмотрел мышцы, упругие от танцев и занятий боевыми искусствами. Намылив ногу, он побрил её опасной бритвой. Такой ногой можно прошибить Ёнсамовы яйца до самой крышки черепа. Но это фантазия, а фантазируют слабые умы. Сон далеко не слабый. Он выдаст Ёнсаму более тонким путём.

Он хихикнул. Почему бы не сейчас.

У него появилась эрекция. Посмотрев через плечо в сторону спальни, он крикнул:

— Элана, иди сюда. Быстро.

Дверь открылась, и девочка вошла в ванную комнату, держа щенка на руках. Она остановилась у ванны, чмокнула щенка в мордочку и помахала одной из его лап Сону.

Он приветственно поднял мокрую руку.

— Оставь его в той комнате, красавица, потом разденься и лезь ко мне. Запри дверь, чтобы никто не помешал.

— Я решила назвать его Спрингстин, — сообщила она.

— Чем плохо Писун?

— Это получилось не нарочно. Он же не хотел портить мою красивую новую одежду.

— Может, он пришлёт тебе цветы, чтобы ты его совсем простила. Ну, отнеси его, как я сказал, и быстрей назад.

Прижимаясь лицом к голове щенка, она вышла. Минуты через две вернулась, улыбающаяся, с золотой цепью на талии. Она была стройная, с маленькой грудью, зелёными глазами и золотистыми волосами до плеч — пробор посередине. Ногти были выкрашены зелёным, волосы на лобке сбриты.

Элана залезла в ванну и обняла Сона. Стала облизывать ему соски, мягко потягивая за каждый своими полными губами. Потом, погрузившись головой под воду, она взяла его эрегированный пенис в рот. Её волосы потемнели, плавали по поверхности воды. Сон закрыл глаза и откинулся назад. Её язычок сводил его с ума.

Через несколько секунд она вынырнула — подышать. Обеими руками убрала волосы с лица и улыбнулась Сону. Он ответил на улыбку, одобрительно кивнул. Да, научил он её хорошо.

— Ты счастлива со мной? Я хочу сказать — истинно ли и полностью ли ты со мной счастлива? Пожалуйста, скажи правду. Я почувствую, если ты солжёшь.

Положив голову ему на грудь, она нежно обвела мизинцем его сосок.

— Я люблю тебя. Я хочу остаться с тобой навсегда.

— Я не об этом спросил. А вот о чём: счастлива ли ты, истинно и полностью.

— Да. У меня есть всё, чего я могла бы хотеть. И я действительно хотела бы остаться с тобой навсегда.

Она смотрела на него, мокрые волосы обрамляли маленькое личико. Пухлый рот сложился в доверчивую улыбку, она во всём полагалась на него. Сон поцеловал её глаза, ощутил воду и лёгкий трепет ресниц. Никогда она не выглядела более соблазнительной.

Она провела языком по его уху. Голос звучал призывным шёпотом.

— Я хочу всегда быть такой счастливой, как сейчас.

Сон поднёс прядку её волос к губам и поцеловал. Пальцами другой руки он массировал ей затылок.

— Теперь ты стоишь того, чтобы тебя убить, — сказал он.

Он взял опасную бритву и полоснул ей по уголкам рта. И вцепился зубами в её правое плечо. Элана закричала, рот превратился в яму. Сон захихикал. Откинувшись назад, он стиснул её ногами повыше талии, не давая дышать. Крик перешёл в хрипение, потом не стало ничего.

Разжав ноги, Сон правой презрительно оттолкнул Элану. Она упала лицом в воду и её тело поплыло к двойному крану в виде диких лошадей, вставших на дыбы. По-прежнему сжимая бритву, Сон нырнул за ней в потемневшую от крови воду.

Схватив мокрый и окровавленный труп Эланы, он быстро поднялся. Прижал тело к стене, ввёл пенис, и у него сразу же произошла эякуляция.

Опустошённый, он позволил мёртвой девушке выскользнуть из рук и упасть в воду. С закрытыми глазами он стоял, подрагивая, прижавшись лбом к стене, сложенной из булыжника — этот булыжник входил когда-то в подъездную дорожку у дома Д.У. Гриффитса. Он чувствовал невыразимую радость. Напряжение, мучившее его последнее время, исчезло. Ум стал ясным и спокойным.

Он не мог полностью удовлетворить свой половой инстинкт без убийства. Для этого уникального эротического танца он нуждался в женщине единственной и несравненной, женщине, превосходящей всё обычное и заурядное. В такой партнёрше ему было необходимо видеть некоторые черты матери, но сформирована она должна быть с учётом его своеобразных потребностей.

Сон всегда искал идеальную женщину. Часто её находил и каждый раз убивал.

Тремя часами позже он танцевал чечётку на полу из полированного чёрного гранита перед камином, украшенным бронзовыми львами, когда кривоногий судья в белой куртке прервал его и сообщил, что пришли три человека за деньгами Ёнсама. Танцевал Сон вместе с Фредом Астэйром и Джинджер Роджерс под видеокассету.

Он ответил слуге, продолжая чечётку.

— Скажи господам, что чемоданы стоят у этой комнаты. Могут взять их и идти. Мне видеть кого-то не обязательно.

Когда слуга закрыл дверь, Сон улыбнулся, думая: Ёнсам, друг мой, вот сюрприз тебя ждёт.

В кабинете на своей вилле позади единственного в Сеуле англиканского собора Ча Ёнсам присел на корточки у пяти кожаных чемоданов на ковре. Ему вспомнились недобрые предзнаменования перед утратой тридцати миллионов долларов. Ёнсам, плотно сбитый человек пятидесяти лет, с нависшими веками и неприятным носовым голосом, никогда не признался бы в том, что он суеверен. Но корейцы традиционно верят в возможность предсказания — от традиции никуда не денешься.

Недавнее предзнаменование было в день рождения Будды — на восьмой день четвёртого лунного месяца. Вечером он пришёл в буддистский храм Чоге-са, купил бумажный фонарик и свечу. Написав имена членов своей семьи на дощечке под фонарём, он поместил в него свечу и зажёг, затем повесил фонарь на одну из проволок, протянутых через двор храма.

В темноте вокруг него мерцали ряды фонариков, повешенных другими молящимися. Ёнсам кланялся и просил Будду проявить милость к его семье. Просил он и дальнейшей помощи в накоплении денег. Уже сам процесс накопления делал его счастливым.

Деньги помогут ему также своевременно уйти с разведывательной работы, не дожидаясь, когда его вытолкнут. С деньгами он сможет скрыться от врагов.

От внезапного порыва ветра его фонарик заплясал на проволоке, а в следующую секунду загорелся и сгорел целиком. Недоброе предзнаменование. Все вокруг пришли в ужас. Загоревшийся фонарь предвещает неудачу на весь грядущий год.

И неудача постигла его сразу же. Вскоре после случая с фонариком у его жены произошёл небольшой удар, а старшая дочь, учившаяся на первом курсе в бостонском медицинском колледже, потеряла ногу, разбившись на мотоцикле. А его двадцатичетырёхлетняя любовница, напористая маленькая сучка, которая от нетерпеливости ничему не могла толком научиться, завела связь с японским кинорежиссёром в надежде обеспечить себе карьеру.

И наконец — катастрофа с банком Пака Сона, поставившая под угрозу уютное будущее Ёнсама. Потеря тридцати миллионов долларов сделала остальные проблемы относительно маловажными. Даже правительственный указ покончить со студенческими демонстрациями в пользу объединения Северной и Южной Кореи не захватил его внимания целиком. Безжалостно целеустремлённый Ёнсам думал сейчас только о своих деньгах.

Не теряя времени, он взялся за Пака Сона. Ёнсама не интересовали объяснения, оправдания или какие-то алиби. Сон уговорил его сделать вклад в «ТрансОушн-Кариббеан», Сон и отвечает за все последствия. Ёнсам, о котором враги говорили, что у него карманы зашиты, делая передачу наличных кому-либо физически невозможной, бывал смертельно опасен, отстаивая деньги, которые считал по праву своими.

К чёрту дурные предзнаменования. Он вышибет свои тридцать миллионов из этого мерзавца Смехотуна. Неважно, что там они сделали друг для друга в прошлом. Давило тяжким грузом настоящее.

Сейчас, в своём кабинете, он придвинул к себе чемодан и погладил его дрожащими руками. Дешёвая кожа, сломанные застёжки, ручка едва держится. Вероятно, куплен на рынке в Гонконге, но это не имеет значения. Важно только содержимое.

Открыв чемодан, Ёнсам уставился на деньги, и у него перехватило в груди. Дыхание стало быстрым и поверхностным. Он смотрел на массу американских стодолларовых бумажек — чудесное зрелище. В висках стучало, когда он поглаживал деньги. Всё необходимое для его благосостояния и счастья находилось в этом чемодане. Всё.

Деньги он сосчитает, конечно. Доверяй только себе, и тогда никто тебя не предаст. А сосчитав, отправит в банки в Макао, Венгрии и Лихтенштейне — проверенные банки, чтобы не повторилась история с Соном и французом.

Есть ли в этом чемодане поддельные банкноты? Ёнсам решил, что вряд ли. Сон знает, что может обрушиться на него за одну только фальшивку.

Ёнсам правильно поступил, оставив ему жизнь. Напугать нужно было, да, но оставить живым, потому что если кто и может достать тридцать миллионов быстро, то именно Сон. Смехотун — полный псих, это ясно. Однако мало кто столь же умён и изобретателен.

Вытаскивая пачки сотенных банкнот из чемодана, Ёнсам раскладывал их на письменном столе. Опустошив один, принялся за второй. На самом дне он его и увидел. Засунут между двумя пачками. Пакет из фольги размером с небольшой почтовый конверт. Сон-то и не заметил, наверно, что сунул его не туда.

Ёнсам вытащил пакет, осмотрел через очки в проволочной оправе, взвесил на ладони. Если здесь что-нибудь ценное, Сону не повезло: всё, что в этих чемоданах, принадлежит Ёнсаму.

Он развернул пакет, радуясь, что поживится чем-то от Смехотуна. А потом увидел содержимое. Потрясённый, он с отвращением выронил пакет.

Ёнсам отступил назад, прочь от фольги и того, что она содержала. Мышцы шеи у него напряглись, дышалось трудно. Тошнило, он едва сдерживал рвоту.

На ковре лежали человеческие пальцы. Окровавленные, с зелёными ногтями.

Хотя он и был человеком жестоким и хладнокровным, Ёнсам не выносил прикосновения к мёртвой плоти. Он избегал физических контактов с жертвами пыток, особенно после их смерти, оставляя все эти вещи подчинённым. Отвращение к смерти возникло в нём очень давно, в то утро, когда он, восьмилетний мальчик в нищей семье, проснулся и увидел рядом умершего от голода младшего брата.

Ёнсам на цыпочках обошёл разбросанные пальцы и приблизился к столу — тут у него резко перехватило дыхание. Упершись ладонями в крышку стола, он ждал, когда приступ пройдёт. Потом дрожащей рукой придвинул к себе телефон, снял трубку и начал набирать номер.

В своей гостиной уставший от чечётки Сон бросился на диван и распустил свой белый галстук. Напевая одну из мелодий видеокассеты, он вытер лицо маленьким ручным полотенцем. На низком плетёном столике беспрестанно звонил телефон.

Сон снял свои чечёточные штиблеты и мысленно отметил, что набойки пора сменить. Закрыв глаза, он помассировал себе ноги. Телефон, на который слугам было сказано не обращать внимания, продолжал звонить.

Наконец он поднялся и потянулся, потом подошёл к плетёному столику. Улыбаясь своему отражению в зеркальной стене, вытащил откупоренную бутылку «Моэ э Шандон» из ведёрка со льдом и наполнил бокал охлаждённым шампанским. Один глоток — и он вздохнул от удовольствия. Второй глоток, и он поднял трубку.

— Да?

— Ты, поганец. Я тебя за это уничтожу.

Сон поднёс бокал шампанского к свету, рассматривая пузырьки.

— Полковник Ёнсам. Как любезно, что вы позвонили. Надеюсь, аванс доставлен вам благополучно. Десять миллионов, как договаривались.

— Ты вонючий мерзавец, тебе это так не пройдёт.

— Что не пройдёт? Я не понимаю. — Сон прикусил губу, чтобы не захихикать.

— Ты её убил, да, поганый извращенец?

— А, её? Вы имеете в виду Элану? Ну, собственно говоря, убил. Но откуда вы знаете? Это произошло всего пару часов назад…

— Я сказал, что отрежу тебе пальцы, если не выплатишь аванс. Так вот, аванс уже у меня, а пальцы я тебе всё равно отрежу. Каждый и все до единого. Играй в свои отвратительные игры с молоденькими девочками, если хочешь, но не со мной. Не со мной.

Сон улыбался, ему было очень весело.

— Полковник, может, вы объясните, о чём речь?

От злости голос у Ёнсама стал ещё более носовым, чем обычно.

— Ты захотел позабавиться и послал мне пальцы этой девки, да? Ну, смешно будет не тебе.

Сон поднял брови.

— А, я понимаю. Вы хотите сказать, что я намеренно…

У Сона вдруг появились другие интонации.

— Полковник, полковник, пожалуйста простите меня. Получилось вот что: я завернул пальцы в фольгу и куда-то дел не туда. Всё очень просто. Я никогда бы не послал вам такой подарок. Никогда.

— Ты лжёшь.

Сон смущённо кашлянул.

— Я положил пальцы на стол вместе с деньгами. Понимаете, я перекладывал деньги в чемоданы подешевле и в то же время собирался сохранить пальцы на память. Она была чудесная девочка, а уж пальчики… Я и хотел подержать у себя пальцы. С некоторыми девочками больше сентиментальничаешь, чем с другими…

Глядя в зеркало, Сон указательным пальцем пригладил брови.

— Я спешил, понимаете. Ваши люди должны были прийти за деньгами, и я хотел всё приготовить к их появлению. Думаю, пальцы случайно оказались в одном из чемоданов. Мне искренне жаль, если это вас чем-то обеспокоило. Надеюсь, вы не слишком разволновались.

Сон подумал: Надеюсь, ты выблевал все кишки, жадная сволочь.

— Ты рассчитываешь, что я поверю в эту сказку? — прошипел Ёнсам.

— Кстати, — продолжал Сон, — вы могли бы оказать мне обычную любезность и прислать кого-нибудь за её телом? Не знаю, что бы я делал без вашей помощи в таких случаях. Она наверху, в ванной. Скажите своим людям, чтобы надели перчатки и ни к чему не прикасались. Последний раз кто-то оставил кровавые отпечатки рук на дверном косяке…

— Насчёт пальцев ты лжёшь и сам это знаешь. — В голосе Ёнсама теперь звучало сомнение.

— Полковник, зачем бы я стал это делать?

— Потому что ты считаешь себя умным. Потому что ты знаешь…

Ёнсам остановился, не желая признать, что другим может быть известно о его отвращении к трупам. Как мог бы Сон узнать о смерти его младшего брата? В действительности же фальшивомонетчик прекрасно знал, что Ёнсам не выносит прикосновения к мёртвой плоти. У Сона было детальное досье на главу КЦРУ, и в него регулярно вносились все новые данные.

Ёнсам помолчал.

— Доказав, что ты можешь собрать деньги, ты уже позволяешь себе вольности.

Сон хихикнул.

— Преступные бунты этих студентов — позор для нашей страны. Кому какое дело, если один из их лидеров умер на прошлой неделе, когда ваши люди взяли его для допроса. Какая была причина смерти? Ах да, сердечный приступ.

Сон допил шампанское и заново наполнил бокал. Студент умер не от сердечного приступа. Он умер, когда один из бандитов Ёнсама засунул ему в ухо шариковую ручку и три раза топнул ногой — кончик проник в мозг студента.

Известие о смерти студенческого лидера только подстегнуло бунт. В то же время студенты обвинили Ёнсама в убийстве и потребовали его отставки. Бритва мог пережить бурю, а мог и не пережить. Если он уйдёт в отставку, лучше при этом быть богатым человеком.

Больше прежнего Ёнсам нуждался сейчас в Соне, и фальшивомонетчик это знал.

— Полковник, поверьте, у меня это получилось не нарочно. Я так напряжённо занимался деньгами, что, наверное, скинул пальцы в чемодан и не заметил.

— Я по-прежнему говорю, что ты лжёшь.

— Полковник, скоро приедут мои печатники. Они воистину работают день и ночь, чтобы продукция была готова к моей поездке. Я буду очень признателен, если труп Эланы уберут до того, как они здесь появятся.

Ёнсам шумно выдохнул.

— Если ты ещё когда-либо пришлёшь мне что-то подобное, я лично прострелю тебе башку. А тело заберут до приезда твоих печатников.

Он помолчал.

— Её пальцы вместо твоих, смысл такой?

— Полковник, правда, я…

— Эта шутка в твоём стиле. Ну, друг мой, подождём, когда ты вернёшь мне тридцать миллионов, а потом посмотрим, какую шутку устрою тебе я.

Он положил трубку.

Сон бурно захихикал. Шутка прекрасная. Чудо шутка. Ёнсам проведёт несколько бессонных ночей.

Сон взял папку, лежавшую рядом с ледяным ведёрком, и раскрыл. Поверх несколько отпечатанных страниц лежала цветная фотография восемь на десять. Это была фотография его следующей идеальной женщины.

Он рассматривал её лицо. Очень красивая девочка, одна из самых красивых, кого он видел за свою жизнь. Светлые волосы, ни физических изъянов, ни умственных болезней в прошлом.

Возьмёт он её в Нью-Йорке, это последний пункт в его маршруте, и привезёт сюда, в Сеул, где и начнёт готовить из неё кисен. Она ни в чём не будет нуждаться. Её краткая жизнь с ним покажется золотой.

Краткое жизнеописание девочки он просматривал каждый день последнюю неделю.

Ей было тринадцать лет.