Жернова. Книга 2

Глава 19. Кому нужна свадьба

(Энрадд, Императорский дворец, Эбба)

Герцогиня Мидж Элфорд раздраженно задышала, сверля незабудковыми глазами караульного, который чуть замешкался при открывании своей половины двери в кабинет императора Магнуса. Это был новичок из личной охраны императора и, видимо, его не предупредили, что единственное существо, имеющее право врываться сюда без доклада и в любое время — была прабабка Магнуса — вдовствующая герцогиня Элфорд, а также ее наглый мелкий кривоногий кобелек с дурацкой кличкой Энджелберт. Иные знатные особы, включая сына и племянника императора, такими привилегиями не обладали.

Наконец, обе половины высокой двери были распахнуты. Старуха, такая же прямая, как ее трость, прошествовала в кабинет вслед за сабачонкой. Магнус, оторвав взгляд от пожелтевших страниц огромного старинного атласа, нахмурился, рассеянно глядя на вторжение, но тут же усмехнулся, поднимаясь навстречу герцогине. Удивительно, но, несмотря на настырный, въедливый характер бабки, его гнев и раздражение всегда гасли в ее присутствии.

— Распорядись подать кофе, Ману, — велела Мидж Элфорд, усаживаясь в свое любимое кресло у окна, откуда открывался чудесный вид на пролив. И затем, спохватившись, пожелала внуку доброго вечера.

— Что привело тебя ко мне в такое позднее время, ама, — вскинул бровь император, дергая за шнур вызова комнатной прислуги. — И может быть, на ночь, ты все же предпочтешь чай со сливками, а не кофе?

Привычно взбив пену сиреневых кружев на жабо, герцогиня небрежно отмахнулась от предложения, качнув головой, и вслед этому движению колыхнулись фиолетово-зеленые перья на ее старомодной шляпе с широкими полями.

— Не утомляй меня нравоучениями, Ману, как я не терроризировала тебя, когда ты, будучи юным балбесом, резвился у меня в поместье…

— Все это я очень хорошо помню, моя дорогая, но…

— Подожди, Ману, — одернула его старуха, подняв длинный костлявый палец, украшенный перстнем с черным турмалином в грубоватой оправе из серебра. — Мне важно с тобой поговорить. Я даже не спала пару ночей.

Император устало и снисходительно улыбнулся, поняв, что придется собраться с силами и посвятить любимой престарелой родственнице не менее получаса: — Я очень внимательно Вас слушаю, герцогиня.

Беседу прервал приход слуги, который чуть не уронил серебряный поднос с кофейником и чашками, когда ему под ноги с визгливым лаем бросился лохматый песик. — Энджелберт! — негромко, но выразительно произнесла старуха, подняв палец точно также, когда усмиряла венценосного внука, и кобелек тут же сник, благоговейно глядя на костлявый палец.

По кабинету разлился дразнящий запах крепчайшего арианского кофе. — Вы добавили туда красного перца и… ром? — сделав глоток обжигающего напитка из голубой чашки нежнейшего фарфора, спросила герцогиня слугу.

— Простите, Вваша светлость, — севшим голосом, объяснил юноша, заикаясь, — я думал, как лучше — в прошлый раз вы пожелали именно так…

— Очень хорошо, мальчик, что ты так внимателен, — незабудковые глаза прикрылись от удовольствия. — Но на будущее — уточняй. Предпочтения людей меняются в зависимости от настроения, возраста и погоды, и ты можешь попасть впросак.

— Магнус, — старуха развернулась к императору, как только за спиной слуги закрылась дверь, — ты не можешь женить Гуннара на девчонке Готфрида…

Брови императора взлетели вверх — он не сумел скрыть удивления. — Прости, но… скажи мне каким образом об этом узнала ты, моя дорогая? Ни один самый талантливый шпион не сравниться с тобой… — император растерянно потер подбородок.

— Это неважно, Ману. У меня есть свои источники, и они не представляют для тебя угрозы, — сухо ответила герцогиня. Не отвечая, император потянулся к механическому тетраэдру-головоломке.

— Что ты молчишь, Ману?! Тебя унизили, и как императора, и как отца жениха, мнением которого пренебрегли. Они унизили Энрадд! Элмера Милостивая перешла грань!

— Не стану делать вид, что это не так, моя дорогая. Но поначалу… и до тех пор, пока командир грузового дирижабля не передал сообщение от Гуннара, что он и мой племянник живы и здоровы, я просто не в силах был думать ни о чем другом…

— Но теперь то ты успокоился, мой мальчик? Надеюсь.

— Затем, когда я успокоился, как ты говоришь, мной, само собой, овладел совершенно праведный гнев, но яриться и объявлять войну Лаару я не мог — думаю, что и ты тоже не хотела увидеть отрезанную голову правнука, которую прислал бы нам Красный король?

— Не надо меня пугать, Ману. Угроза жизни для Гуннара миновала, и как только он окажется здесь, во дворце, в полной безопасности, ты должен объявить этот их языческий свадебный ритуал незаконным!

— Это невозможно, ама…

— Почему нет? Журналисты воют от восторга — тема пропавшего в шторм дирижабля, спасения и возвращения принца будоражит всех в Энрадде, но о его скоропалительном браке еще никто не знает… Пока.

— Я прагматик, герцогиня. Я умею подчинить эмоции и сделать вид, что не заметил унижения, если перспективы случившегося благоприятны для моего государства.

— Благоприятны для государства?

— Да, моя дорогая, именно так. Я отыграюсь позднее, ама…

— Но ведь ты ставил цель получить выход через Арианию к этому твоему месторождению… летучего металла, забыла его название, дорогой, и одновременно стиснуть Готфрида с двух сторон, держа в постоянном напряжении?

Император приподнял бровь, кивнув старухе. — Вы правы, герцогиня. Особенно насчет месторождения крылатого металла ферилла, столь необходимого в производстве новых типов летательных машин.

— И что? Что изменилось? У меня возникло ощущение, что ты был вовсе не прочь объединиться с Лааром еще до этой языческой свадьбы?

Император с насмешливым прищуром улыбнулся бабке: — Признаюсь, я давно думал об этом… Дело в том, герцогиня, что сегодня Энрадду много выгоднее союз не с Арианией, а именно с Лааром, — терпеливо принялся объяснять Магнус. — На данный момент у нас вполне приязненные отношения с Готфридом. Благодаря нашим договоренностям, имперские воздухоплавательные суда без риска пересекают земли Лаара, и торговые отношения с богатейшими странами юга значительно возросли. Это важно. И более того — сегодня много проще найти доступ к фериллу именно через Лаар. Перед Элмерой Милостивой трепещут дикие племена Умшигтая. А арианцы, напротив, ведут с ними войну, и конца ей не видно. Понимаешь? И теперь, благодаря этому браку Готфрид даст нам столь ценный для нашего авиастроения и других важных отраслей металл.

— И ты не опасаешься испортить отношения с малхазом Мгер-Камари?

— Не опасаюсь, но не хочу их портить, и, думаю, что все обойдется… — Император задумчиво потер переносицу. — Красный король хитер… Он воспользовался и штормом, который «занес» соседнего принца к ним в объятия, и тем, что малхаз Мгер-Камари недавно потерял дочь, которую прочили в невесты нашему Гуннару…

— Слишком удачно и потому — неправдоподобно, — язвительно усмехнулась герцогиня Элфорд.

— Считаешь, что девочку… — Магнус запнулся.

— Считаю, Ману. Дочь Мгер-Камари убрали с дороги люди, купленные Лааром, и без жрецов Ордена Непорочных тут не обошлось…

— Однако, как ни цинично это утверждать, но именно сейчас, когда малышка Фрейя убита, брак между Гуннаром и прионсой Лаара, становится весьма своевременным.

— Я все это понимаю, мой дорогой…

— Так что же тебя смущает, ама. Готфрид и Элмера безумно рады, что сумели соединить наследников двух стран.

— Неважно, чему рады они, Ману. Главное, чему будем рады мы.

— Ама, пусть король Готфрид думает, что загнал меня в ловушку. На деле — в ловушку попадет он сам. Прионса Илайна по закону становится властительницей Лаара сразу после замужества. Влияя на девицу через Гуннара, мы сможем влиять на Красного короля. Сначала исподволь, а затем — по мере взросления девушки и рождения у принца наследника — постепенно вводить в Лааре изменения, благоприятствующие Энрадду.

— Грандиозные планы, мой мальчик, — усмехнулась Мидж Элфорд. — Но только с чего ты взял, что все пойдет именно так, как задумал ты? Самонадеянность — злокачественная черта характера, порой — смертельно опасная. Я повторю известную банальность — губительно недооценивать противника. А Лаар — наш противник с точки зрения морали и духовности. Что, если Красный король сам будет влиять на тебя, Ману, используя влечение Гуннара к юной жене?

Император мимолетно улыбнулся. — Неужели ты считаешь, что я поверил в безумную страсть Гуннара, приключившуюся за пару суток его пребывания в Лааре? Ему не четырнадцать лет, и у него обширный опыт по части женского пола… Конечно, его каким-то образом заставили согласиться на это супружество. Ну, об этом он скоро сам поведает, а Ларс изложит те факты, которые он упустил, — у моего племянника неплохие способности к анализу…

— Но Красный король никогда не отдаст реальную власть в стране дочери-подростку. Фактически править будет он, как и сейчас, под энергичные нашептывания его милостивой супруги… — с жаром возразила внуку герцогиня.

— Я понимаю, что у Готфрида далеко идущие планы. Что он мечтает завладеть нашими технологиями, образцами оружия и всего прочего, чего нет у него… И воспрепятствовать тому, чтобы Лаар зажали между Лютым океаном и Змеиным хребтом.

— Ну, что же, мой мальчик, — утомленно вздохнула Мидж Элфорд, — делай свое дело, как считаешь нужным. В конце концов, у меня имеется и свой интерес, если Энрадд укрепит связи с Лааром.

— Ты о чем, моя дорогая?

Герцогиня чуть помедлила, будто стесняясь своих рассуждений. — Понимаешь ли, Ману, я всеми своими позвонками чувствую дыхание холодных осенних ветров. А только в Лааре изготовляют совершенно чудодейственную мазь… И мне бы хотелось иметь неограниченный доступ к этому прекрасному лекарству от суставных воспалений.

— Я думаю, герцогиня, что ваша спина не менее важна, чем месторождения ферилла, — совершенно серьезно ответил Магнус и прижался губами к маленькой сухощавой кисти любимой бабки.

***

(Лаар, площадь Сухого дуба в Бхаддуаре)

Они пили слабохмельную сливянку, сидя за колченогим столом внутри шатра, и Бренн невольно втягивал знакомые запахи и звуки — пытаясь перебить воспоминания о тошнотворных испарениях подземного капища. Дуги изо всех сил старался не пялиться на хорошенькую, но слегка растерянную деву, которую Бренн притащил с собой, и с нетерпением ждал, когда они останутся вдвоем, чтобы обсудить подробности ночных похождений.

Бренн чувствовал, что Айви немного пришла в себя, улыбалась в ответ на приветствия, прислушиваясь к обрывкам куплетов, звучащих со сцены, смеху и переливам флейты. Рядом то и дело появлялся кто-то из труппы, одобрительно оглядывая незнакомку, которую дядька Гримар, судя по слухам, уже принял в состав «Всякой всячины» на правах ученицы. Первым с Айви познакомился младший из сыновей «девушки-змеи», — двухлетний Стефан, который по-хозяйски забрался к ней на колени и принялся теребить ее за ленточки в косах, пока мать раздраженно не шикнула на него. Бренну было смешно видеть, как Лея щурит свои раскосые глаза, сверля ими новенькую актерку, взявшуюся неизвестно откуда. Ревнует.

— Мне еще повезло, — хмыкнул Хаган, продолжая разговор и опрокидывая в себя сразу полкружки сливянки, — как только папаша стал замечать, что с моим телом твориться нечто странное, он страшно разочаровался. Кому нужен сын-урод, — так он сказал. Отец не стал ждать, когда их с матерью обвинят в «скверне» и, не сказавши ей ни слова, в пять лет продал меня в проезжавший мимо села бродячий цирк…

— Как же так, — Айви поперхнулась, родной отец? И ты говоришь — повезло?

— Еще бы! Никогда не бывает так плохо, чтоб не могло быть еще хуже. Родитель, если б был расчетливей, то с прибытком сбагрил бы меня скупщикам уродов, кои приезжают из Ариании, или на опыты в лазарет Непорочных. Но видать, все ж сумел задавить жабу…. Иль ему просто было лень ехать в город. А если бы я остался в семье, то мать запросто объявили бы «гнилушкой», коли она сподобилась произвести на свет такое существо, как я, да и сжечь — от греха подальше.

Отлично зная историю жизни Хагана, Бренн особо не прислушивался, понимая, что карлик старается "приручить" Айви. Ему не терпелось вновь влиться в шум жужжащего как огромный улей города, на который быстро падали синие сумерки. Он вовсе не собирался прятаться по углам после встречи с Зигором Болли. С глухой досадой он сознавал, что Вислоусый, Тухлый краб и Белый принц не перестанут охотиться за ним, и что Морай прав — на время нужно схорониться. Но этой здравой мысли противоречило сильное желание остаться в Бхаддуаре.

Зачем? Да чтобы понять, что происходит в Капище под королевским дворцом, где клубится гнилая яджу неимоверной мощи… Где шипят языки черного пламени, воплощаясь в телесном облике чудовища, пожирающего детей… Где иссушают на черном камне молодых дев… А еще, чтобы разобраться с видениями погибающего прионса Рунара… Только тупой не заметит, что между смертью отца и кровавыми жертвами тайного культа Калибаа скрыта зловещая связь. А он… а ему приходится убегать…, вместо того, чтобы вскрыть эту мрачную тайну.

А еще… и, может, это даже самое главное, — не стал скрывать от себя Бренн свои корыстные мечты, — теперь, когда он знал свой статус рожденного в законном браке наследника прионса Рунара, желание остаться в столице подпитывалось будоражащей надеждой круто изменить свою жизнь, прикоснуться к недосягаемому ранее миру высших ноблесс…

В мечтах он представал перед королем-дедом как законный внук и наследник его погибшего сына… Легче сказать, чем сделать. Нужны доказательства тому, что в Храме действительно состоялось Супружеское соединение его родителей. Что он предъявит властителям Лаара, даже если сумеет каким-то, пока совершенно невообразимым способом предстать перед ними во дворце? Надо добыть документ, или найти запись в Храмовой книге, подтверждающую его законнорожденность.

Перстень Рунара — это весомо, но… все это можно легко вывернуть шиворот навыворот. На месте Лизарда он просто обвинил бы самозванного «племянничка» в воровстве, или в том, что хусра Кьяра стащила этот перстень у прионса, соблазнив его… А что — именно так он и скажет… Хотя, — Бренн невольно коснулся плеча, — канги! Знак принадлежности генусу древних властителей Лаара… Ведь весь этот кошмар начался именно из-за того, что Белый принц заметил на его коже роковой знак! Наличие канги невозможно опровергнуть! А вот это уже доказательство для его деда Готфрида и бабки Элмеры Милостивой.

От вопросов распирало голову… Зачем и по чьему приказу казнили его бабушку, разыскивая Кьяру? Лизарду в то время едва исполнилось семнадцать, — с какой стати озабоченному юноше беспокоиться по поводу любовниц своего брата. Или же за всем этим стоит грозная тень низенького круглолицего человечка в красной шляпе?

И было еще кое-что невысказанное, которое пугало Бренна всерьез, — а вдруг король Готфрид вовсе не собирался признавать брак Рунара законным, и вводить в семью безродную простолюдинку? Если бы Рунар не погиб, то все могло сложиться по-другому… Но не сложилось.

Ну ничего… Еще сложится. Он не покинет Бхаддуар, на время схоронясь в Канаве, в лачуге, чтобы как следует разобраться во всем, не подставляя ни Морая, ни семейство Дуги. А девчонку, потерявшую память, отправит вместе с театром «Всякая всячина» колесить по городам Лаара — Хаган за ней присмотрит.

***

— Ешь — это вкусно! — Дуги сунул Айви в руку теплую и липкую от коричного сахара лепешку с яблоками. Соблазнившись ароматом, она впилась зубами в пышку, и брызнувший сладкий сок залил ей подбородок. Откинув голову, Айви засмеялась и Бренн довольно хмыкнул, радуясь, что она потихоньку оживает.

— Ну и во что вы такую милаху нарядили? — пробил его сосредоточенность густой хрипловатый голос «воздушной» великанши Марибэллы, которая поводила мясистыми плечами, неодобрительно разглядывая поношенное широкое платье и торчащие из кос спутанные пряди на голове Айви. — Поди ко мне, дета, сейчас мы тебя переоденем и причешем, как надобно…

Грациозно перемещая тучное тело с колышущимися под халатом огромными грудями, толстуха довольно улыбалась, доставая из ящика гребень и разноцветные шнуры и деловито усаживая чуть испуганную Айви на колченогий табурет. Расплетя ей косы, она принялась бережно расчесывать блестящие волосы, стекающие почти до пола. — Ах ты, красота какая, — залюбовалась женщина золотисто-медным водопадом, — да жених твой будущий рехнется от радости, увидав такое сокровище, дета моя, а пока — до хороших времен — мы лучше спрячем этакую замануху. — Марибэлла ловко разделила волосы на несколько рядов и стала быстро плести сразу четыре косы, оставляя на воле пряди, вьющиеся у висков и на затылке.

Бренн с удивлением смотрел, как быстро мелькают пухлые пальцы, перевивая тяжелые золотящиеся пряди синими и красными шнурами. И из памяти прорвалось воспоминание — тонкие смуглые пальцы матери также быстро плетут косу из отливающих каштаном, волос, через которые просвечивают лучи весеннего солнца.

Входное полотнище откинулось и внутрь зашел рыгающий Многожор, две крепкие девушки-акробатки Тина и Славия, а вслед за ними — силачи Руни в полосатых трико, обтягивающих их мощные тела и выпуклые мускулы. — Мари! Бэлла! — заорали они вразнобой, скаля в улыбке крупные зубы со щербинкой. — Скоро на выход, Пушинка, а ты тут в куклы играешься, — добавил один из братьев, с ухмылкой дергая Айви за косу.

— Не шуми, Бо, не шуми — успеется! — фыркнула толстуха, выуживая из сундука и встряхивая темно-красное с синим лифом платье и легкие потертые башмачки. — Переодевайся, дета, — она указала на старую деревянную ширму с почти стертыми росписями цветов и зверей на полотняных створках, за которой Айви спешно натянула платье, опасаясь, что кто-то заглянет за ширму. — А теперь посмотри-ка на себя, — Пушинка подтолкнула ее к старинному, покрытому пятнами, зеркалу.

Айви невольно замерла, не желая подходить к темной глади, где отражались горящие свечи, оплывающие в оловянных подсвечниках рядом с рамой. Почему-то зеркальная поверхность наводила на нее страх. — Глаза то открой! — услышала она голос Дуги, и поняла, что стоит с зажмуренными глазами. Любопытство пересилило. Из зазеркалья на нее смотрело лицо миловидной незнакомки с розовым ртом и настороженными зелеными глазами. Платье подчеркивало высокую грудь и гибкую талию, но выглядело пристойно и скромно. По спине и вдоль висков, до самого пояса, стекали четыре перевитые шнурами косы, а выбившиеся пряди пышно вились вокруг лица. «Зеркальная» девушка неуловимо напоминала Айви того, кто спрятался в клубках памяти, и не желал выходить на ясный свет.

— А ты оказывается… красивая, — воскликнула Тина, с веселой усмешкой подмигивая Бренну и видимо считая, Айви его подружкой.

— А то! — крякнул Бо, выпятив широченную грудь, — не хуже нашей прионсы Илайны, а то и лучше!

Айви покосилась на него, осторожно улыбнувшись, и на щеках появились милые ямочки. — О чем это ты трындишь, Бо? — раздраженно поинтересовалась Лея с малышом Стефаном на бедре, которая, скользнув в шатер, услышала последнюю фразу силача. В этот момент ее нежное личико излучало такую неприкрытую злость, что Дуги озадаченно потер кудрявый затылок, наблюдая за «семейной сценой». — Может лучше с сыном пообщаешься, — добавила она, перекидывая мальчика на мускулистое предплечье покрасневшего Бо, и вышла, резко дернув полог. — Ну прям как дверью хлопнула, — утробно хохотнул Многожор, почесывая пузо.

— Раньше-то она прилюдно не объявляла, что наш котяра Бо папаша Стефана, — хихикнула Тина, — а тут видать припекло… — Она потрепала по темным вихрам Стефана, умостившегося на руках у растерянного силача, и добавила, обращаясь к брату Бо: — А может это твой наследник, Дан? Вас ведь с Бо почти и не различишь, особо в темную ночку…

— Я вот лично нипочем не различу! — серьезно заметил Многожор, вызвав еще один безудержный приступ веселья.

Заметив смущение Айви от неприязни и необоснованной ревности Леи, Хаган потянул ее к другому выходу из шатра, где вечерний воздух наполняли дрожащие звуки лютни. — Ты ведь еще не знакома с нашим юным песнопевцем Арно… А зря. Еще пару лет назад этот мелкий проказник вовсе не собирался стать любимцем публики. Что он обожал делать, так это задирать юбки матрон, пробегая среди рыночных рядов, и вызывать довольный хохот мужиков, включая стражей порядка.

Сидевший спиной к шатру юноша, перебирал струны старой лютни, наполняя вечерний воздух сладкозвучными струями волшебного голоса, от которого у толпившихся вокруг женщин и дев разных возрастов мечтательно увлажнялись глаза. Его длинные вьющиеся волосы, небрежно брошенные на спину, колыхались под легким ветром… и Айви вдруг увидела, как по этим светлым, как лунный свет, кудрям, стекают ручьи крови, превращая их в липкую кроваво-черную массу…

— Жасмин! — вдруг закричала она, задыхаясь, и прижав кулачок к бешено бьющемуся горлу, рухнула во тьму.