Жернова. Книга 2

Глава 9. Мусорщики

Бой городских часов на Башне Королевы Маф провозгласил наступление утра. Оно было свежим и нежно-розовым после вечернего урагана, задевшего побережье Сильфурбэй, но Верховный жрец не ощущал ничего, кроме крайнего раздражения и злости. Поганый раб сбежал из Казаросса! Худородная «овца», которую боги по своей прихоти наделили невиданной по силе яджу! Свое бешенство Жрец выместил на молодой порхе, запряженной в коляску. Улыбаясь, он гнал ее, нанося удары костяной плетью, через весь Нижний город, заставляя напрягаться до предела. За коляской мчались охранники и два юных эфеба. Возле порта хрипящая девка рухнула на пыльные камни мостовой. Пожирая сочные горячие орехи, поданные дрожащим от страха учеником, Скаах некоторое время наблюдал, как порха забавно корчилась, захлебываясь кровью, и ему стало немного легче. Немного. Наступив девке на спину, он перешагнул через нее, сделал знак подчиненным держать дистанцию, и неспешно направился в сторону Королевского порта.

Он устал. К вчерашнему разочарованию, когда стало известно о побеге порха, добавилась утомительная встреча явившегося «верхом на урагане» наследного принца Энрадда и его кузена. Его позабавили эти смешные люди, и, чуть позже, он, вероятно, обдумает, как можно использовать их в своих целях. Правда, было то, что его очень беспокоило в этом внезапном прибытии — он ни на миг не поверил, что воздушное судно осталось невредимым после таких испытаний над Лютым океаном. А главное — сразу учуял в надвигающейся свинцово-черной тьме грозовых туч присутствие яджу… Мощной, недоступной ему самому… И понял, кто именно баловался с ветрами и волнами, пригнав дирижабль к Бхаддуару…

Злость вновь подымалась из его утробы, грозя опасным напряжением крови в сосудах мозга и сердца. И Жрец едва справлялся с ней. Еще бы — из его рук вырвался редчайший экземпляр. Ни разу ему не попадались «овцы», нафаршированные яджу такой силы ни среди худородных, ни среди знатных представителей самых древних генусов…

Конечно же, он вытряс из обильно потеющего и воняющего Тухлого Краба все, что мог об этом ублюдочном порхе, который до продажи в Казаросса был ничтожным ремесленником. Он послал своих людей, и выяснилось, что полгода назад порх проходил проверку на Суде Яджу. И прошел — а этого быть не могло! И Скаах ан Хар уже распорядился провести доскональное расследование и установить, кто из дознавателей скрыл правду? Почему? С какой целью? Он докопается до причин и отправит виновных на нижние этажи Узилища. Подыхать.

Причем надо копать глубже — он еще должен выяснить у Краба, кто именно продал ему порха, кто его родня, кто и по какой причине направил его на Суд яджу… Этот худородный нужен ему, как воздух, как кровь. Скаах чувствовал невыносимый душевный и даже физический голод — ему не хватало силы, не хватало власти. Он задыхался в тисках подчинения Королеве, вынужденно сохраняя ей преданность после принесенной клятвы Веры и Верности на священном камне Шуулун Зэ… Даже через столько лет он с содроганием вспоминал, какую боль испытал, когда его плоть рассекли лепестки «розы», и как алчно сосал камень его кровь, насыщаясь и меняя цвет с розовато-песчаного перламутра на красно-багровую тьму… Жрец невольно дотронулся до живота — там, под хламидой над пупком белели причудливые шрамы, оставшиеся после вонзившихся в тело каменных лезвий во время принесения клятвы.

А заполучив этого шустрого порха, а в том, что это произойдет, Скаах не сомневался, он выжмет из него яджу до последней капли, растягивая удовольствие и продлевая жизнь «овце», чтобы питаться дармовой силой как можно дольше… В предвкушении Жрец потер потные ладони, перебирая длинными пальцами… Порх молод, здоров, и, пожалуй, сможет протянуть на процедурах «дойки» года четыре, пока его разум не разрушится, а тело не иссохнет и не скукожится, как осенний лист…

А может, у «овцы» есть братья и сестры, которых тоже можно активно использовать?..

Скаах ан Хар ни на миг не замедлил шаг, двигаясь прямо на рослых охранников, стоящих у ворот, символически разделяющих территории Королевского и Старого порта. Казалось, приземистый человечек, поглощающий на ходу орехи, сейчас всем своим рыхлым телом ударится о дюжего караульного, как хлебный мякиш о скалу, и раздерет лицо о железные бляхи на куртке. Но здоровяк вовремя заметил движущуюся на него нелепую, похожую на гриб, фигуру в шляпе, и поспешил отшагнуть в сторону. Второй стражник замешкался. Он ни на что не обращал внимания, азартно ругаясь с толстомордым торговцем, и неожиданно для себя отлетел в сторону, ощутив страшный удар, как от лошадиного копыта…

— Ах ты, гриб моченый… — заорал он, пытаясь подняться с земли, готовый разразиться следующей порцией брани на толстяка в шляпе, который посмел врезаться в него, да еще и сбить с ног на потеху проходящей мимо матросни. Он был столь разъярен, что ни на миг не задумался о том, как вообще это могло случится…

Человек в шляпе, не переставая жевать орехи и не меняя выражения лица, небрежно харкнул в сторону обозленного стражника. Жеваная ореховая масса облепила парню лицо и глаза… На миг оторопев, разевая как рыба рот, тот вдруг тоненько завизжал, тряся головой… Толстомордый торговец хихикнул, однако его злорадная улыбка тут же увяла, превратившись в гримасу ужаса, когда он увидел, что кожа на лице парня стала чернеть и дымиться, обнажая кровянистое мясо, а поросячий визг превратился в жуткий вой.

Поморщившись, Скаах ан Хар взял еще один орех и, не целясь, швырнул в воющего охранника, залепив ему раззявленный рот. Крик прекратился, перейдя в хриплое бульканье и сипенье. Лицо парня стало красным, глаза выкатывались от удушья…

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Жрец, — тихо…

Бешенство, наконец, отпустило его. Он резко развернулся, закрутив хламиду вокруг себя, и проследовал дальше.

***

Морай оказался прав — облавы или «сбор мусора», как называли это мероприятие в Бхаддуаре, начались в серых утренних сумерках, и Бренну удалось поспать лишь пару часов. Дуги растолкал его и по узкой лестнице они забрались на чердак, придавив сверху щелястый люк корзиной с отсыревшим тряпьем. — С краю иди, по тряпкам — я накидал, чтоб следов в пыли не оставлять… — велел Дуги, — ну, мало ли что…

Усмехнувшись, Бренн одобрительно кивнул, отметив про себя, что не только он, но и Дуги изменился за полгода разлуки — стал расторопным, деловитым, однако, хвала Жизнедателю, — не растерял свою беспечную жизнерадостность. Обойдя пыльные заросли паутины меж проеденными жучками балками, откинули почти прогнившую крышку и выбрались на заросшую мхом крышу. Отсюда просматривалась лишь часть переулка, но этого было достаточно, чтобы вовремя заметить опасность и спрятаться за печной трубой. Кот, само собой, тоже притащился на крышу. Бренн мягко обхватил теплую морду, легонько пожимая ее, и Шагги замер от удовольствия, тепло и влажно дыша в загрубевшую ладонь. Ожоги на спине и бедре пекло и дергало, и Бренн несколько раз прикладывался к бутылке, где плескался крепкий травяной настой, ослабляющий боль.

В переулке Утопленников «мусорщики» появились лишь через час, когда Бренн опять стал засыпать, зная, что Дуг не дремлет. Пойманных нищих, калек, прячущихся в Канаве воров и убийц, беспризорных детей и старых, незаконно работающих хуср заталкивали в большую решетчатую повозку, сдавливая тела плотнее. В повозке набилось столько людей, что они уже топтали тех, кто упал им под ноги — самых слабых. Вместе с командой скорпов по Канаве шныряли и Ловчие, у которых была своя задача — отыскать беглых порхов, которые скрывались среди черни, и взять по возможности живьем — рабов должно наказать так страшно, чтобы у других не возникало даже мысли о побеге или неповиновении.

В конюшню скорпы сунуться не рискнули, опасаясь, что продавленная крыша рухнет им на головы, но обшарили все обитаемые халупы и погреба. «Улов» был скудный — в переулок вытолкнули троих бездомных мальчишек лет десяти, грязную девочку помладше и пару нищих — старуху с трясущейся головой и мужика без ног, привязанного к доске с деревянными колесами. «Мусорщики» тащили схваченных к повозке за шейные подводки, поддергивая время от времени, чтобы те шевелились быстрее. Подростки поспевали бежать за верховыми, а бабка и калека волочились по грязи, хватаясь за ошейники и хрипя.

— Суки гнилые, — просипел Дуги. Бренн промолчал. Участь отловленных мусорщиками всем известна. Сирот, если им повезет, сдадут в Детское гнездо, а если не повезет, то их охотно купят владельцы особых Домов на юге, где детей пользуют богатые извраты. Последней обителью безногого мужика и старухи, если их не раздавят в повозке, станут Блаженные острова. Те самые проклятые Острова, на которых, может быть, находится и его мать…

Когда один из скорпов направился к заколоченной двери лачуги, оба напряглись, и даже Шагги замер, чуя угрозу. Но увидав тяжелый ржавый замок и шляпки огромных гвоздей на толстых старых досках, служитель порядка не стал даже долбить в дверь кулаком. Однако внимательно оглядел лачугу, наклонился, ища следы в пыльной грязи на плитах порога, и не найдя (о чем заранее позаботился кузнец), махнул рукой, давая знак своим двигаться дальше.

Как только на соседних улочках затих шум, Дуги принялся почесывать затылок, поглядывая вниз. — Дуг, ты по башке-то не елозь, а то плешку себе начешешь, — усмехнулся Бренн. — И вообще, тебе домой пора, — напомнил он, прекрасно понимая беспокойство друга.

— Ну, да, отцу надо бы помочь, — кивнул тот, — ну и глаза всем отвести… А то вопросами задергают — где таскался всю ночь, чо делал, чо так долго…

— Надо и помочь, и глаза отвести, — согласился Бренн, — и нечего виноватиться…

— Да ведь ты мне даже рассказать ничего не успел… — с досадой высказался Дуги. — Я же все видел — и как тебя урод бледнокожий добить хотел… и как ты с тварью многорукой бился… А я… я чуть в штаны не накидал, и ничем, ничем не мог тебе помочь… только рот разевал, как рыба тупая, да пялился…

Обветренные губы Бренна дрогнули в неуверенной улыбке. Он совсем отвык улыбаться — он забыл, как это делать. — Да ты чего, Дуг… Забей! Никто мне на арене помочь не мог… но мне, когда я твой свисток услыхал, прям здорово полегчало — просто от того, что ты рядом где-то обретаешься и за меня кулаки держишь. Я и раньше знал, что ты настоящий друг, а теперь, когда я в дерьме по маковку искупался, то вообще… — Бренн потряс Дуги за плечо. — Слышь, Дуг… Мне все мерещится, будто я вырвался из вонючей скотобойни, я даже вспоминать об том не хочу — тошнит, а тем боле — что-то рассказывать. Может, потом — когда отойду малость… А ты давай топай в Русалку, чтоб родичи не докопались, и заодно выведай — не рыщут ли вокруг скорпы… Хорошо б понять, когда вся эта вся бодяга закончится. Только не спались, Дуг…

— Лады! — поднялся тот с крыши, пробурчав: — Канибаа-дуру за ногу, — дверь то Морай снаружи заколотил… Придется с крыши… — Он сморщил нос, покосившись на каменный порог. — Тут, вообще-то невысоко, — уговаривал себя Дуги, — на руках повисну и спрыгну….

— Не надо нигде виснуть… — усмехнулся Бренн, опираясь ладонью на изрезанную трещинами скалу, к которой с небольшим зазором для слива дождевых вод примыкала задняя стена дома. — Все проще. Эту развалюху построили в очень удобном месте. Смотри! — Он повел плечами, ощущая болезненную стянутость в месте ожога, подтянулся, закинул колено на каменный выступ, перевалился через него и пропал с глаз.

— Ээй… ты куда провалился, храфн тебя задери! Бренн! — всполошился приятель.

— Не ори, Дуг, — тут трещина широкая наискось идет до самого верха, а за выступом ее не видно… — Над камнями появилась белокурая макушка, и Бренн перевалился обратно. — Кто-то давным давно додумался и вырубил в этой расщелине ступени. Вкривь и вкось, само собой, но зато по ним можно запросто подняться в квартал Мыловарен так что ни одна крыса тебя не заметит. Наверху вылазишь прямо в заросли боярышника за развалинами старой помывочной.

— Здорово! — воодушевился Дуги, — и к лестнице не надо тащиться, — там всегда куча народу и стражников, как собак нерезаных. — Он немедленно приступил к освоению нового пути наверх, неловко перевалившись через выступ.

— Ты особо не шустри, Дуг, ступени все раздолбанные, мелочь каменная сыпется, нога поедет — можно не слабо навернуться, — крикнул Бренн. Немного подождав, он уткнулся лицом в теплый бок Шагги и растянулся на животе, уже не пытаясь сопротивляться сну, который наваливался на него как темная туча…

***

— Поешь, давай… я лепехи притащил, — сквозь тяжелую дрему услышал он голос приятеля. Казалось, прошло всего несколько минут. — Солнце садится, а ты дрыхнешь… — В подтверждение слов Дуги над городом поплыл густой бой Башенных часов, оповещая горожан о наступившем полдне. Сунув Бренну бутылку с водой и развернув платок, откуда донесся сытный запах горячих лепешек, тот принялся выкладывать новости:

— Значит так, к Мораю, ясное дело, поутру скорпы заявились, видать, Тухлый Краб заслал, — у него же везде свои люди. Зыркали повсюду, в кузню заглянули, но вели себя прилично… Бурчали, что, мол, пришли насчет налога какого-то непонятного — обязаны проверить, но, видать, ошиблись. Ну, афи на эту лабуду только плечами пожал.

Бренн задумчиво кивнул — понятно, что Нут ан Хурц, не может послать своих личных уродов рыскать по домам в поисках сбежавшего порха, который вовсе и не порх. Покупать невольников можно только с оформлением бумаг, указанием продавца и отчислениями в казну, а не по дешевке у офицера Службы правопорядка… Конечно, у хозяина Казаросса, хватает покровителей среди знати, но не меньше и ярых завистников, которые охотно донесут на незаконное приобретение свободных подданных. А в Загоне было немало таких, как Бренн, правда в основном из провинций, где «охотился» Зигор Болли, добывая дармовой товар… Потому Краб своих людей придержал, а нанял прикормленных скорпов…

— Ты потом у Морая спроси — не было ли среди скорпов рослого офицера с сытой холеной мордой и длинными усами — Вислоусого?

— Спрошу, само собой, — кивнул Дуги, продолжая рассуждать дальше, — … и Службу по отлову беглых не получится напрячь — ты же не порх, и никогда им не был… А даже если бы и был, то при всем честном народе объявили о твоей свободе! Так что все ихние потуги тебя добыть накрылись медным тазом…

— Один раз добыли? Если надо — и второй раз добудут — подстерегут, башку отрежут, — делов то на пару минут… — буркнул Бренн, — мне просто свезло, что Вислоусый решил лишнюю деньгу с Краба поиметь…

Дуги с досадой скривился. — Ну да… Значит, у всех на глазах разгуливать тебе пока рано…

— Пока я не узнаю, кто Заказчик, и что с этим делать, — рано… — кивнул Бренн, — а в «Русалке» кто-то появлялся?

— Никто. Видно не прознали, что ты наш, ну, что ты нам навроде родни… — Дуги запнулся, не зная, как точно передать, что он чувствует, и дернул серьгу в ухе. Зато Бренн понимал, что чувствует он сам — внутри становилось тепло, когда он думал о семействе Ри, и под напором этого тепла в желудке таял ледяной комок. Он крепко сжал плечо Дуги. — Не прознали — это до поры до времени…

— Ну, и еще кое-что случилось… — со значением произнес тот, — после скорпов к Мораю приперлись двое Непорочных, и очень тобой интересовались, представляешь?

— Что спрашивали? — Бренн напрягся, — с чего это вдруг у Жрецов возник интерес к обычному обитателю Нижнего города, который пропал полгода назад…

— А всё спрашивали. И сколько лет ты у кузнеца в приемышах числишься, и кто твои родители… Афи им сказал, что забрал тебя с улицы после смерти матери, а про нее знает только, что она была безмужняя… Что оформил опекунство — все как по закону положено… И даже бумагу показал. Потом они спросили, не проявлялись ли у тебя признаки яджу. Опять же, Морай не стал скрывать, что ты проходил проверку на Суде Яджу, и дознаватели ничего не обнаружили. Чего скрывать — ясное дело, что о проверке они и сами уже знали. А в конце разговора наказали, что если вдруг приемыш найдется, то немедля привести его, то есть, тебя, в Пирамиду, да показать на входе скриптум, чтобы сразу пропустили.

— Скриптум?

— Ну, бумагу с печатью, — объяснил Дуги, — и если ты придешь без принуждения, у тебя появится шанс стать эфебом, даже несмотря на то, что ты простолюдин… И от любых обвинений ты будешь защищен. От любых, — так они сказали. Сечешь!

— С чего бы такие милости? — прищурился Бренн. — Худородного, не владеющего яджу, вдруг возьмут в эфебы?

— Как-раз об этом их афи и спросил… На что жрец ответил, будто во время проверки что-то у них не так сработало, а на самом деле у тебя имеется светлый дар… Только скрытый, не проснувшийся…

Дуги помолчал и высказался до конца: — Афи считает, что это ловушка, — он неуверенно пожал плечом, — но я думаю…

— Конечно, ловушка… — рассеянно пробормотал Бренн, чувствуя, что должен вспомнить что-то важное. Он лихорадочно рылся в воспоминаниях, которые хотел забыть напрочь… В памяти всплывали отдельные куски событий, лица и ощущения, которые переплетались у него в голове, сливаясь и путаясь… — разинутые пасти морских тварей, ненавидящий взгляд Косты, окровавленный Микко, удушье от сжимающихся все сильнее щупалец…. прыжок в бездну… Слишком много всего произошло за вчерашний день, слишком тесно наматывала вокруг него круги смерть, приближаясь вплотную и дыша гнилью.

Вот оно! Вспомнил. Узкая бойница в отстойнике перед Игрой — духота, запах пота, насыщенный страхом, нарастающее предчувствие скорой гибели, от которого скручивало кишки, шум на площади, крики торговцев, спешащие зрители и… развалившийся в коляске Скаах ан Хар, погоняющий кнутом запряженную порху. Старый враг, почтивший Казаросса своим присутствием. Он, наверняка, сидел в ложе первого яруса и следил за подводной схваткой… И он не мог не заметить вспышки яджу…

Вот уж невезуха! Опять все пошло по кругу, и Отец Непорочных снова ведет охоту на Бренна. Только вряд ли он узнал в молодом кортавида маленького мальчика, которого девять лет назад безжалостно вырвал из рук матери… Скорей всего, Скаах ан Хар, уловив выброс яджу, решил схватить и досуха «выдоить» свежую овцу, отправив за ним своих жрецов-Ловчих… Тут все ясно.

Вот только в Казаросса Бренн попал не из-за Верховного Жреца. И не Жрец отдал приказ Тухлому Крабу избавиться от него. Если бы он так истово желал гибели Бренна, то раздавил бы его как муравья еще девять лет назад на Рыночной площади. Просто велев эдирам забить его насмерть костяной плетью.

И уж, тем более, Владыка Тайного, имея целую армию жрецов, эдиров и Ловчих, не стал бы связываться со Службой правопорядка и ничтожным Зигором Болли — это бред собачий. Чтобы уничтожить любого — и худородного и благородного, у главы Ордена имеются любые средства, включая невероятную по силе яджу. Что-то здесь не складывалось… Жрец — не Заказчик.

Но если это не Жрец, тогда какая же паскуда его заказала сначала Вислоусому и затем — через полгода в Казаросса — Тухлому Крабу? На кой храфн кому-то сдался ученик кузнеца? И где Морай? Он обещал разговор!