Глава 17 СВИДАНИЕ С СОБАКОЙ РАДИ ЧЕЛОВЕКА

Суббота, 21 ноября

— Что это за чушь? — прогремел генерал Дженкинсон, открыв дверь в комнату дочери.

Сюзан, лизнувшая в этот момент нежным язычком клей на конверте, на котором только что написала адрес, оторвала взгляд от письменного стола и спросила:

— Какая чушь, папа? Да входи же, нечего сверкать глазами в дверях. Здесь ужасный сквозняк. Ганди может простудиться.

Генерал-майор Джеймс Дженкинсон, кавалер ордена Бани III степени и ордена Индийской империи III степени, несмотря на свой вспыльчивый нрав и рассчитанный на учебный плац голос, был хорошо вышколенным родителем. Он смиренно вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.

— Ума не приложу, с чего тебе вздумалось дать собаке такое дурацкое имя, — проворчал он, показывая на невзрачную дворняжку, дремавшую у камина.

— Теперь, когда он стал таким косматым, это действительно звучит немножко глупо, — признала его дочь. — Но поначалу — помнишь? — он был ужасно облезлым, совсем голеньким, что это казалось единственным подходящим именем для бедняжки. А к тому же это имя удобно выкрикивать. Но если ты так уж настаиваешь, я попробую называть его Уинстоном, только не думаю, что он будет на него откликаться.

Генерал ничего не ответил на это предложение, удовлетворившись тем, что очень громко и свирепо откашлялся.

— Ну, так в чем дело? — повторила вопрос Сюзан, поскольку отец хранил молчание. — Ты ведь пришел не только для того, чтобы поворчать по поводу бедняжки Ганди, как я полагаю?

— Вообще-то я пришел поговорить с тобой о Га… об этой твоей собаке, ответил ее родитель. — Он влип в историю.

— В историю? Ганди? Отец, что ты имеешь в виду?

— Убийство овец.

— Но это какая-то нелепость! — воскликнула Сюзан, не на шутку всполошившись. — Ты же знаешь, ему такое и во сне не приснится! Я признаю, что время от времени Ганди гоняет старых кур, так, для забавы, но на овец он даже не посмотрит! Как ты мог такое подумать?

— Так думаю вовсе не я, — сказал генерал. — Так думает полиция.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что полиция разыскивает моего бедняжку Ганди?

— Я не знаю, кого или что они разыскивают, — раздраженно проговорил генерал. — Только ты знаешь не хуже меня, что в последнее время на известковых холмах было много шуму из-за овец, растерзанных собаками…

— Но никому даже в голову не приходило обвинить в этом Ганди…

— И полиция наводит справки. И я думаю, они совершенно правы, — поспешно добавил генерал, пока его опять не перебили.

— Но откуда ты знаешь, что они наводят справки о Ганди? — забеспокоилась Сюзан.

— Я сказал бы тебе это еще пять минут назад, если бы ты не перебивала меня все время. Они только что звонили из Льюиса.

— И спрашивали насчет моего милого Ганди?

— Спрашивали насчет большой собаки, принадлежащей мне. Я сказал им, что у меня никогда не было большой собаки, а вот у тебя есть.

— Отец!

— Но ведь это правда, разве нет? — тут же начал оправдываться генерал под осуждающим взглядом голубых глаз дочери. — Он — твоя собака, как я полагаю? Ты же знаешь, я никогда не брал на себя ответственности за него, никакой ответственности.

— И ты позволил им обвинить Ганди в растерзании овец и даже не заступился за него ни единым словом? — угрожающе спросила Сюзан.

— Конечно нет, моя милая девочка, — заверил ее отец. — Ничего такого и в помине не было. Его ни в чем не обвиняют. Говорю тебе, они просто наводят справки.

— Какие справки?

— Какого рода справки полиция наводит в подобных случаях? Откуда мне знать? Они просто… ну, наводят справки.

— По телефону? И предъявляют всякие ужасные обвинения…

— Никаких обвинений.

— Ну хорошо, инсинуации в адрес собаки — бедного ягненка, которого они никогда не видели?

— Ну что ты вбила себе в голову, — грустно произнес генерал Дженкинсон. Они хотят посмотреть на собаку — только и всего. Сержант или кто-то там еще уже на пути сюда, чтобы… ну, чтобы навести справки, как я уж сказал.

— И что ты ему скажешь, когда он приедет? — поинтересовалась Сюзан.

— Я вообще не собираюсь с ним видеться, — поспешно ответил генерал. — Я уйду на конюшню. Это твоя собака, и будет гораздо лучше, если ты сама с этим разберешься. Я не беру на себя ответственности, никакой ответственности.

Прикрывая свой отход излюбленной фразой для трудных ситуаций, генерал откашлялся в самой воинственной манере, вышел из комнаты и — поскольку он был человеком слова — действительно пошел на конюшню, где посвятил час безмятежному созерцанию животных, за которыми если и числились какие-то грехи, то уж, во всяком случае, не убийство овец.

Предоставленная самой себе, Сюзан некоторое время сидела молча. Потом ласково потянула Ганди за уши.

— Это ведь ошибка, правда, приятель? — прошептала она. Потом поднялась наверх припудрить нос. «Если это тот чудесный сержант Литлбой, который приходил, когда к нам влезли воры, то все будет в порядке, — подумала Сюзан. Но лучше все-таки не рисковать».

Примерно двадцать минут спустя напуганная горничная провела в столовую, увы, отнюдь не чудесного сержанта Литлбоя. Вместо этого перед Сюзан предстал человек совершенно незнакомый, в чем она готова была поклясться, но, тем не менее, вызвавший у нее какие-то смутные ассоциации. Сюзан невольно наморщила лоб, силясь его узнать, но потом, вдруг вспомнив о хороших манерах, пустила в ход свою самую обольстительную улыбку и предложила сержанту присесть.

Сержант опустился на стул, а когда это сделал, она с веселым удивлением заметила, что униформа ему довольно тесновата. Грудь полицейского распирала китель так, что пуговицы едва держались, а ворот явно затруднял ему дыхание. Сюзан очень захотелось предложить гостю расстегнуться, но она побоялась уязвить его достоинство. «Наверное, он запарился, пока ехал сюда на велосипеде из Льюиса», — подумала девушка, поскольку ее окна выходили на дорожку, и она видела его приезд.

Пока эти мысли проносились в голове его хозяйки, Ганди проводил свою собственную инспекцию. Лениво встав на длинные, неуклюжие лапы, он подверг незнакомца долгому, пытливому обнюхиванию. Прошло какое-то время, прежде чем он был удовлетворен. Запах форменных брюк вызывал у него смутную неприязнь. Было в них что-то такое, что действовало раздражающе на его собачье восприятие. Но вскоре пес успокоился. Какова бы ни была одежда, с человеком, в нее облаченным, все было в порядке. Инстинкт совершенно безошибочно подсказал ему, что это друг. Едва заметно вильнув хвостом, Ганди поплелся обратно к коврику перед камином и снова улегся, в согласии с окружающим миром. Сюзан облегченно вздохнула. Первый момент напряженности благополучно миновал.

Она перехватила взгляд сержанта и обнаружила, что тот улыбается. Невольно Сюзан тоже улыбнулась. Как это ни нелепо, собака, ставшая причиной всех этих неприятностей, похоже, их уже сдружила.

— Это то самое животное, мисс? — спросил он.

— Да, это Ганди. Правда, очень милый? — проговорила Сюзан в самой обольстительной своей манере.

— Он выглядит достаточно безобидно, — последовал осторожный ответ. Потом, с усилием вытащив какие-то бумаги из кармана обтягивающего его кителя, сержант продолжил: — Я уверен, мисс, вам самой кажется смехотворным, что ваша собака может быть повинна в такой ужасной вещи, как убийство овец. Но это дело серьезное, как вы наверняка прекрасно знаете, поскольку живете в овцеводческой стране. Мы все должны относиться к этому серьезно. Если так и дальше пойдет, нам придется выдавать всем пастухам огнестрельное оружие для защиты своих стад, и дело кончится тем, что по ошибке могут убить не то животное. У меня тут есть несколько исковых заявлений по поводу убийства овец в округе за последние несколько дней. Если вы сможете рассказать о перемещениях вашей собаки в рассматриваемый промежуток времени, мы сможем сообщить об этом, и он будет в безопасности. Думаю, что вашего пса очень хорошо знают в этой части света.

Сюзан кивнула, невольно впечатленная.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещала она.

— Я в этом уверен, и позвольте заметить, что в ваших интересах привести имена независимых свидетелей, которые могут подтвердить ваши показания. Знаете, нам приходится проявлять дотошность в этих вещах.

— Да, конечно.

— Очень хорошо. Итак, первый раз — в понедельник, 16-го числа этого месяца, около четырех часов дня.

— О, это просто. Я тогда простудилась и сидела дома. Ганди был со мной.

— Ясно. Кто-нибудь видел его здесь — я имею в виду, помимо ваших домашних?

— Да, полковник Фоллетт приходил к нам на чай, я помню. Он хорошо знает собаку — всегда посмеивается над ним и его именем.

— Его адрес?

— Рокуэлл-Прайори. Это на другой стороне Льюиса.

Сержант записал имя, адрес и продолжил:

— Следующий день — в прошлый четверг, 19-го. Три часа дня.

Сюзан наморщила лоб.

— А, теперь я припоминаю, — сказала она после паузы. — В тот день я ходила на почту.

— Был с вами кто-нибудь?

— Нет, но миссис Хольт с почты наверняка вспомнит, потому что Ганди погнался… то есть ее кот бегал за Ганди по всему залу. Такой переполох поднялся.

Сержант рассмеялся.

— Великолепно! — заявил он. — Я повидаюсь с миссис Хольт на обратном пути. Теперь остается еще только одна дата — худший случай из всех! В пятницу, 20-го, то есть вчера, в течение утра.

— Я знаю, что это не мог быть Ганди, — торжествующе проговорила Сюзан. Вчера я каталась верхом на известковых холмах, и он все время был со мной.

— Вы уверены, что это было утро пятницы?

— Абсолютно. Накануне вечером я танцевала в Брайтоне.

— А почему это помогло вам вспомнить?

— Потому что человек… человек, с которым я танцевала, остался здесь у нас ночевать, и на следующий день мы вместе поехали на верховую прогулку. Сюзан разозлилась, почувствовав, что она залилась краской, пока это говорила, как девица начала девятнадцатого столетия.

Возможно, сержант это заметил, потому что его следующий вопрос был:

— Он — беспристрастный свидетель?

— Не совсем беспристрастный, — ответила Сюзан настолько холодно, насколько могла. — Вообще-то мы помолвлены. Если вам нужны его имя и адрес, продолжила она, — вот они. — И девушка отдала ему письмо, на котором подписывала адрес в это утро.

— Благодарю вас, мисс, — отозвался сержант. Он переписал адрес в свой блокнот и вернул письмо. — Позвольте принести вам мои поздравления, — добавил затем с церемонной учтивостью.

— Благодарю вас, — произнесла Сюзан с некоторым смущением. Первые поздравления сладостны, даже когда они поступают от офицера полиции.

А сержант тем временем поднялся на ноги.

— Свадьба уже скоро? — как бы невзначай спросил он.

— О, совсем скоро. Мы и так уже ждали достаточно долго.

— Да-да, конечно. И наверняка вы будете жить в деревне?

— Нет. Нам как раз предложили стать совладельцами фермы в Кении. Мы уедем туда, как только поженимся.

— Ах, в Кению! — задумчиво протянул сержант. — Ну что же, надеюсь, вы там будете очень счастливы. Говорят, это чудесная жизнь для тех, у кого имеется небольшой капиталец.

— Да, это замечательный шанс, правда? — с готовностью подхватила девушка. — Это то, чего я всегда хотела, но никогда не думала, что у нас это получится. Я так удивилась, когда он мне рассказал… — Она внезапно остановилась, как будто только сейчас поняла, как далеко ушел разговор от обсуждаемого вопроса в сторону ее личных дел. — Могу я еще чем-то быть вам полезна, сержант? — продолжила она уже другим тоном.

— Больше ничем, мисс, большое вам спасибо, — сердечно откликнулся тот, запихивая свои бумаги обратно в карман. — Мне сейчас нужно возвращаться в Льюис. И не стоит особенно беспокоиться по поводу вашей собаки. Между нами, я не думаю, что вы еще услышите об этом деле. Всего доброго. — Он задержался в дверях. — Пожалуй, я могу отправить ваше письмо в Льюис, — предложил он.

— О нет, спасибо. Не стоит себя обременять, — ответила Сюзан. — А к тому же я только что подумала, что мне хочется кое-что в нем дописать.

Сержант понимающе улыбнулся:

— Ясно. Тогда до свидания, мисс. И до свидания, Ганди!

Генерал Дженкинсон, которого угораздило покинуть конюшню на каких-то полминуты раньше, чем нужно, наткнулся на сержанта, когда тот садился на свой велосипед на дорожке. Он мог пройти в дом, не заметив его, но почувствовал, что его чин требует ответить человеку, отдавшему ему честь. А сделав это, посмотрел на сержанта с любопытством.

— Я не видел вас прежде, — сказал генерал. — Вы не местный, правда?

— Нет, сэр. Я временно откомандирован к этому подразделению.

— Гм, — кашлянул генерал. Потом, почти автоматически, вдруг воскликнул: — Учтите, я не несу никакой ответственности за эту собаку, совершенно никакой ответственности!

— Именно так, сэр, — успокоил его сержант. — Молодая леди полностью берет на себя ответственность за этого пса. Но в любом случае я не думаю, что есть какая-то причина подозревать именно его. По-моему, совершенно ясно, что он не тот, кого мы разыскиваем. Я сожалею, что причинил вам беспокойство.

— Никакого беспокойства, — заверил его генерал. — Я всегда только рад каким-либо образом помочь полиции. Это мой долг как гражданина. А в наши дни — особенно. — Он явно раздувался от гордости за оказанную им помощь. — И уверяю вас, я нисколько не жалел бы, если бы выяснилось, что это та самая собака, которую вы ищете. Нелепая собака, и назвали ее нелепым именем. Мне она в доме ни к чему, уверяю вас, сержант. Ни родословной, ни воспитания… а потом постоянно слышать, как в доме выкрикивают это имя — имя самого большого врага нашей Индийской империи, — это чудовищно! — Генерал сделал паузу и вдруг добавил: — Он и на душегуба-то не похож. — Судя по всему, данное обстоятельство по какой-то причине стало для него последней каплей, переполнившей горькую чашу, потому что после этого заявил: — Конечно, дочь очень привязана к этой собаке и все такое, и мне не хотелось бы огорчать ее без нужды, и все-таки я бы избавился от нее безо всякого сожаления — убивает она овец или нет.

Сержант, издававший сочувственные возгласы во время этой тирады, здесь воспользовался возможностью почтительно вставить:

— Рискну предположить, что вы довольно скоро от нее избавитесь, сэр. Полагаю, юная леди возьмет собаку с собой, когда выйдет замуж.

— О, она сказала вам, что собирается выйти замуж, да? — удивился генерал.

— Да, сэр. Но возможно, мне не следовало об этом упоминать.

— Господи помилуй, да почему же нет? Я полностью одобряю это дело. Конечно, я считаю, что она могла бы сделать более удачную партию, если бы захотела, но Харпер очень порядочный молодой человек — я хорошо знал его отца, это очень порядочные люди, — о, я полностью одобряю их брак! Хотя, заметьте, современные молодые люди устраивают эти дела совсем не так, как это делали мы, когда были в их возрасте. В те дни ни один молодой человек и близко не подходил к родителям девушки, пока он был не в состоянии ее содержать. А сейчас все они, похоже, думают, что можно заключать помолвку с бухты-барахты, вообще не имея никаких перспектив. Потом им приходится ждать, и это ожидание — щекотливое дело для всех заинтересованных сторон — выбивает их из колеи, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Совершенно верно, сэр, — согласился сержант. — У меня самого дочь на выданье, я знаю, что это такое.

Тогда вы меня понимаете. Ну, теперь, кажется, все наладилось. Ожидание оказалось не таким долгим, как я опасался. Они как-то обошли эту трудность бог знает как. Опять-таки — вот они, современные молодые люди, во всем. Все секреты, знаете ли. Во времена моей молодости было так: «Какой у вас доход и как вы его получаете?» А в наши дни это так: «Я могу содержать вашу дочь, и не задавайте мне никаких вопросов». И все-таки, я полагаю, что нам следует довольствоваться уже и этим, при существующем положении вещей. С нами, стариками, обращаются без того почтения, которого нам хотелось бы, — это факт.

— Совершенно верно, сэр, — снова поддакнул сержант.

Генерал в немалом удивлении вскинул взгляд, обнаружив, что он обращается к полицейскому, а не приятелю в своем клубе, как он представлял себе, забывшись, под влиянием собственного красноречия.

— Совершенно верно, — яростно повторил он.

— Наверняка вам будет жаль с ней расставаться, сэр, — добавил сержант. Как я понимаю, они собираются жить за пределами Англии?

— Молодой человек намерен поехать в Кению, как он мне говорит, — ответил генерал. — Получил предложение совместно владеть там фермой. А что? Очень неплохая жизнь для молодого человека — я не одобряю тех, кто торчит на старой родине, когда повсюду нужно заниматься строительством империи. — Он вдруг остановился, как будто осознав, что слишком уж разговорился. — Ну что же, не буду вас задерживать, — сказал, отрывисто кивнув, и зашагал к дому.

Сержант отдал честь его удаляющейся спине, взобрался на велосипед и не торопясь уехал. Как только дом скрылся за поворотом дороги, он спешился и со вздохом облегчения расстегнул воротник своего кителя.

— Уф! Так-то лучше! — пробормотал под нос. — Ну что же, как бы там ни было, хвала Богу за генеральскую словоохотливость. Это была очень рискованная затея, — напомнил он самому себе, покатив дальше, — но я все-таки кое-что узнал. Женитьба — деньги — Кения… Но что, черт возьми, из всего этого вырисовывается?

Вскоре его догнала полицейская машина. Когда она остановилась, оттуда вылез суперинтендент.

— Я не одобряю, когда мои сержанты разъезжают по дорогам в таком расхлябанном виде, — сказал он с шутливой суровостью. Потом произнес с улыбкой: — Залезайте в машину, Маллет. Мой человек отгонит обратно ваш велосипед.

— Спасибо, — отозвался инспектор. И посетовал: — Я носил эту одежду примерно столько, сколько она могла меня выдержать.

Когда они тронулись, суперинтендент сообщил:

— Между прочим, мы нашли собаку, которая причиняла убытки.

— Это хорошо, — сказал Маллет. — Пожалуйста, поставьте в известность мисс Дженкинсон. Мне не хотелось бы, чтобы она без нужды беспокоилась. — Говоря это, он невольно почувствовал себя лицемером.

А Сюзан в это время заканчивала длинный постскриптум к своему письму:

«Дорогой, я уже закончила это письмо, как вдруг случилась довольно странная история. Ко мне пришел полицейский, сержант, и стал задавать вопросы насчет Ганди из-за убийства фермерских овец. Подумать только, как будто мой бедный ягненок станет хотя бы обнюхивать противную здоровенную овцу! Конечно, я сказала ему, что все это чушь, а потом он стал спрашивать меня насчет разных дат, в том числе насчет пятницы. И я, конечно, рассказала ему про нашу дивную прогулку верхом по известковым холмам в тот день и про то, что Ганди постоянно находился при нас.

А потом — дорогой, ты, конечно, сочтешь меня полной идиоткой, но он спросил меня, кто ты и сможешь ли ты подтвердить алиби Ганди, или как это там называется, и тогда я — сама не знаю, как это получилось, — рассказала ему все про тебя и про то, как мы обнаружили, что можем пожениться на целые годы раньше, чем думали. О боже, у меня такой камень с души свалился, что я вот так разговорилась про наши личные дела со здоровенным краснорожим полицейским! Как будто до этого есть кому-то дело, кроме нас с тобой! Прости меня, я была полной дурой. У меня из-за этого такое гадкое чувство, потому что, видишь ли, должна тебе признаться, что у меня вообще немного неспокойно на душе с тех пор, как ты рассказал мне про деньги. Это замечательно — иметь их и все, что они означают, но, дорогой, почему ты так скрытничаешь на этот счет? Если честно, меня это иногда пугает. Мне ненавистна мысль, что есть что-то такое, связанное с тобой, чего мне не положено знать. А потом, когда здоровенный толстый сержант начал задавать вопросы про тебя — он был совсем не похож на обычного сержанта, ей-богу, гораздо вежливее и образованнее, наверное, поэтому я и сказала ему гораздо больше, чем собиралась. Милый, ты мне все-таки скажи, а на самом деле, не связано ли с этими деньгами что-то такое, что… ну, ты понимаешь, что я имею в виду, о чем полиции не следует знать? Меня не волнует, что это, честно, я только беспокоюсь за тебя. Напиши поскорее, пусть даже просто чтобы сказать мне, что я пугливая маленькая дурочка. У меня возникают эти глупые страхи просто потому, что я очень сильно тебя люблю…»

Остальное содержание письма к делу не относится.

— Этот сержант говорил без умолку, — заметил генерал за обедом. — Терпеть не могу болтливых людей. — Он зачерпнул ложкой суп. — Так вот, в чем все эти политики ошибаются относительно Индии…

Индия продолжалась еще долго после того, как перешли к пряностям.

Загрузка...