ЖИР

Все равно мудачка

Короче, к нам во двор на лето приехала одна телка, здоровая кобылка такая, спортсменка, сестра одной подры со двора. Нам по 10 лет, ей — 15.

Представилась Мадиной, мы такие: «О, круто, давай тусить».

Тут в один день, ее сестричка, маленькая мерзкая худая девочка подбегает и такая: «А вы знаете че? А вы знаете, что ее не зовут Мадина, ее настоящее имя — МУДАНА!!!! Тока, никогда, поняли? Не называйте ее так!!!! Она разозлится и убьет вас всех!» И тут я такая: «SAY WHAAAAAAAAAAAAT? Мудана??????»

Я же жирный тролль, я не могу себя сдерживать и не издеваться над людьми, и с одной стороны я знаю, что здоровая кобыла убьет меня, с другой стороны «Мудана»! Я просто все дни во дворе, смотря на Мудану, еле сдерживала себя! Мои все знают, что у меня самая большая проблема жизни: человеку все в лоб не высказать и хорошее, и плохое.

Короче, я, правда, сдерживалась. Очень сильно! Но я не могу! Не могу!

Подбегаю к ней и начинаю орать: «Я ЗНАЮ, ЧТО ТЯ МУДАНА ЗОВУТ! Мудачка! ПХАХАХАХ!»

Дальше все как в тумане, она меня вылавливает, за волосы тащит и начинает мочить, я ниче не могу сделать, терплю все, она орет: «Будешь так делать?» Я такая: «Да! Буду!» Она дальше мочит и мочит, и все, я уже все.

Лежу короче, вся замоченная, встать не могу, потом встаю, иду к подъезду своему, и остается 5 метров до подъезда, и я опять смелая ору: «ВСЕ РАВНО МУДАЧКА!!!!!!!!» И потом я все лето дома сидела. Реально, пацаны, сидела и ссала.

Первый секс

Мне было 12, и я влюбилась в мальчика с района. Его звали Азёма. Он был рэпером крутым, рэпером его делала одна-единственная майка «Чикаго буллс» и трубы-штаны, а так-то он рэпчик не читал. У него не было некоторых зубов, он еще был смуглый сильно. Я вот тоже смуглая, но у меня красивая смуглость, я оливковая (не похвалюсь, если, то сдохну), а бывают же такие по-бищарещски смуглые, загар таджикский, попрошайки это называется. Вот Азёма был попрошайка смуглый.

Но я его сильно любила и долго, все лето.

А еще, я коллекционировала всякие крутые диски. Рэпчик и арэнбэ, в основном. Ну там Тупачок, Алияях, фити сент, джа рул, у меня был вагон и три тележки дисков с ниггерским музоном. Я собирала свои диски, целовала, тряпочкой протирала, каждый день смотрела на них, любовалась коллекцией, боялась лишний раз слушать, чтоб не вытаскивать и случайно не поцарапать. Выносила коллекцию во двор и понтовалась.

Короче, я же говорила, что я не из тех, кто любит тайно и вздыхает, и страдает, и «ой, че делать». Я влюблюсь — я тут же подкатываю. Я попросила пацанчика со двора передать Азёме типа: «Мада в тя втюрилась», и у нас началось общение, подкатинг, по-домашнему общение. Помните домашний телефон? Раньше по нему общались люди. Кстати, мне было 12, ему — 18, но какая разница?

Потом я ему показала свою коллекцию как дорогому человеку. И он такой: «Если ты мне подаришь, мы с тобой займемся сексом».

В 12 лет люди, наверное, отреагировали (бы) типа: «Фу!!! Секс??? Мне 12!», но не я, я спросила: «Честно? Я согласна!». Чем я думала, не знаю.

Знаете, мне кажется, мое поколение, которое на черной музыке выросло и чей любимый клип: Нэлли «Хот ин хир», у тех слишком раннее половое созревание, поэтому шпех в 12 — ок.

Мы с ним наметили встречу, он сказал, что все случится, надо просто подождать, пока родителей на хате не будет.

Я за это время заставила, вцепилась в глотку насмерть маме и выпросила, чтобы она мне трубы штаны купила для моей первой ночи. Про первую ночь я, конечно, не упомянула. Мы пошли на базар и купили эти трубы чертовы. Правда, они должны быть супер свободными и широкими, но на мне они смотрелись как клеши мразные, потому что на пузе туго, а внизу широко. Похуй, купили. Я у старшей сестры спиздила кружевные трусы. Короче, я кангретно подготовилась и ждала звонка.

Позвонил, сказал: «Приходи». Я беру рюкзак с коллекцией и бегу к единственному, нежному, по полю бегу снежному, в кружевных трусах и клешах. Звоню в дверь, он открывает не до конца. Говорит: «Че? Принесла?». Я без всяких протягиваю ему рюкзак и он такой: «Бля, толстая, ты че ниче не поняла?», ржет: «Вот ты лошара! Ниче не будет!». Я сдерживаю слезы, и сквозь это унижение тянусь к нему и говорю: «Азёма, хотя бы поцелуй меня!». Он выдает: «Бля, от тебя мантами воняет!». Все, дверь закрылась.

Я плакала, я впервые в жизни по-женски обиделась. Шла домой в кружевных трусах и с разбитым сердцем и думала: «Осталась целкой, но осталась без коллекции, которую я столько лет собирала». Остановилась, вошла в кулинарку, взяла беляшей, потом догналась сосиской в тесте.

Я с тех пор ничего не коллекционирую. Впизду.