Живой Журнал. Публикации 2021

История про то, что два раза не вставать (2021-11-26)

А вот вам история про один успешный лоялистский роман. Лояльный к власти роман вовсе не лоялистский.

Роман (к примеру "Два капитана" — лоялен к власти, но имеет совершенно другую природу, и совсем иные задачи. При этом "лоялистский" вовсе не обязательно написанный по заказу (В своё время Слонимский написал такой роман по собственному почину, и ничего хорошего (для него в том числе) не вышло).

https://fitzroymag.com/istorija/pesni-juzhnyh-slavjan-orest-malcev-1906-1972

Есть несколько вопросов, которые встают перед честным обывателем (и не вошли в этот концепуальный текст).

1. Хорошо ли жил автор стремительно написанного заказного романа после его публикации. Тут есть разные мнения (кроме процитированных в тексте по ссылке)

Вот, к примеру, есть воспоминания Ирины Ракши*, которая в 1958 году работала у Мальцева литературным секретарём. Она описывает его как «мило-голубоглазого, спокойно-обыденного полу-поляка»: «Недавний любимец недавно ушедшего Сталина! И пока еще опасный был литгенерал! Конечно, в тёплом его гараже стояла машина «Победа», а к ней — шофёр на гос. окладе. В Переделкино двухэтажная дача, как терем! С башенками, мансардами, лесенками переходов. А так же с тёплыми флигелями на территории. И вот этот Орест Мальцев стал подыскивать себе литературного секретаря. В литературных кругах и в литинституте среди студентов. Но обязательно пишущего и одаренного. И Михаил Аркадьевич Светлов посоветовал ему меня. Так я была оформлена в Литфонде Союза писателей СССР литературным секретарем, с окладом в 80 рублей и трудовой книжкой. (Для поступления в ВУЗ мне как раз не хватало, помимо целинных, каких-то нескольких месяцев трудового стажа. А рабочий стаж должен быть по закону двухлетним.). И стала я в том тереме служить, как положено, в день по 8 часов с перерывом, час на обед. Служили тогда у Мальцева и другие люди. Дворником, например, был поэт Лев Халиф, молодой красавец и сибарит, аля-Байрон. Он работал дворником ещё и у известного турка коммуниста Назыма Хикмета, которого называли «турецкий Пушкин» <…> У Мальцева с деревянной лопатой в руках, в протертых ботинках, он скреб тропинки меж соснами. Таясь от посторонних, как партизан, боролся с чужими сугробами. До чиста скреб крыльцо, и берега прудика, что перед дачей. А вечером, с пачкой стихов в кармане, спешил на соседнюю улицу к Назыму Хикмету, почитать свои вирши, и, конечно, поесть. Мальцев был очень скуп, никого не кормил, а турецкий поэт напротив — щедр и обслугу кормил.

Надо сказать, что в те годы большие писатели, орденоносцы и лауреаты высоких Госпремий имели право за счёт Литфонда иметь в обслуге трех работников. Например — сторожа или шофёра, дворника или медработника, литсекретаря или машинистку. Выбирай на вкус. Так что для Лёвки работа вседа была.

А шофером у Ореста Мальцева был на его серой “Победе”, уголовник Паша. Он амнистирован был по УДО. “Невинный” такой, очень стеснительный парень, в рыжих веснушках и сплошь в криминальной, синей татуировке. Чуть не до ушей. А машинисткой (“пишмашей”) у Мальцева была оформлена в Литфонде собственная старушка-мать. Седая, вечно голодная, поскольку холодильник Орест всегда запирал на ключ.

Зато на Новый год и на Масленицу он устраивал в Переделкино лихие гулянья, шумные вечеринки, с приездом прекрасных дам и даже актрис. Таких, например, как только что освобождённая из заключения, бывшая избранница Броз Тито, красавица Окуневская. Татьяна Кирилловна. И её молодая дочь Инга (в необычном в то время, брючном костюме), переводчица с английского языка. А сопровождал их стройный брюнет, жених Инги, человек-легенда, легенда уже тогда — личный переводчик всех вождей Хрущёва, затем Брежнева, а затем Горбачёва — Виктор Суходрев. В такие праздники на кухне трудились официантами мы вдвоём с Орестовой мамой-старушкой. Жарили-парили, резали, раскладывали снедь по тарелкам (вот уж мама тут наедалась!), всё это таскали в зал, расставляли, украшали, разжигали камин. А Суходрев Виктор очень демократично лихо нам помогал. Красавица же Окуневская царственно развалясь в кресле, кокетничала с хозяином у камина. (Словно всего лишь вчера не она работала в лагере на лесоповале). А теперь им обоим близко связанным с Югославией, было о чём поговорить.

На всю новогоднюю ночь — Мальцев заказывал в лесничестве с почасовой оплатой лошадей и сани-розвальни, кататься по сосново-снежному Переделкино. И ночь пролетала как сон, с блинами, икрой и шампанским, с шумом и смехом. (Уж тут на халяву наедались все, и кучера, и шоферы и сторожа.). Однако на этих бесшабашных вствечах жены Мальцева Лены, Елены — мелкозубой, невзрачной простушки я никогда не видела. Обычно из Кривоколенного переулка, с Мясницкой, где у Ореста была квартира, шофер привозил её на “Победе” по будням. Вечно сердито-надутую, недовольную и капризную. Ещё бы! Как никак статус жены Лауреата Сталинской премии обязывал! А порой шофёр Паша привозил и их сына-школьника, гаденького такого разбойника, от которого на отцовом чудо-участке тут же разбегались все собаки и кошки. Разлетались даже вороны и птицы-синицы.

Моё же “секретарство” заключалось в том, что я (помимо всяческой редактуры) писала тогда Мальцеву книгу, сборник очерков под названьем “Ташкентские встречи”. Он недавно вернулся из Узбекистана и получил важный “правительственный” заказ на такую книгу. Собственно так же, литературными “неграми”, как я слышала, была написана и его лауреатская “Югославская трагедия”. Но кто там был “пишущий негр” я не знала. А вот кто был “негр” у Чингиза Айтматова — знаю. Но не скажу. Пусть старики-переводчики свою жизнь доживают спокойно. А тут “негром” была я сама. Предстояло писать о Ташкентских встречах писателей-коммунистов (порой канибалов), борцов за мир во всём мире. Из Африки, Азии, Китая, Кореи, какой-то Гвинеи Бесау и с островов экватора. Конечно, были все они коммунистами, которых мы содержали. Правда, в то время я ни в Ташкенте, ни вообще в Средней Азии не бывала. Но это было не важно. Важно было писать и… написать. И как можно скорее.

Орест Михайлович аккуратно так выписал для меня на бумажку сложные имена всех этих негров, арабов и китайцев-малайцев. Вчерашних вождей племён и королей, а ныне коммунистов-марксистов. борцов за дело Ленина-Сталина. А так же Орестовых товарищей-собеседников. Мальцев дал мне даже их краткие, рекламные биографии. Разброс был жуткий. Алжир и Турция, Индия и Китай, Мадагаскар и Сирия и так далее. далее.

В издательстве эту рукопись очень ждали, Оресту порой звонили, поторапливали. И я принялась за дело. Вдохновенно и весело. Сочинять я любила всегда. А тут я вообще разошлась. Я придумывала их беседы, сочиняла горячие споры о политике, разделяла тоску их по дому и семьям, их восхищение нашей страной, вождями. Нашими планами и я рисовала цветные пейзажи за их ташкентскими окнами и богатую обстановку гостиницы, зал заседаний, буфеты и номера. Я знала их вкусы в еде и выпивке, я выдавала привычки этих “героев” и подробности их одежды, и даже цвет глаз. Кому-то в уста я смело вкладывала не только программные тексты, взятые из стенограмм, но и свои собственные… стихи. У меня было радио, ТВ, и ещё под рукой “Малая советская энциклопедия”. Пропылённые синие томики, принесённые мной с дачного чердака, из книжных завалов. Скоро все эти страны я знала уже назубок, словно там родилась. Сочинив эпизод или очередную страницу, я диктовала текст орестовой маме, (жаль имя её забыла), повторюсь, вечно голодной голубоглазой старушке. А она автоматом, строчила по клавишам, больными, скрюченными по-птичьи пальцами. Сына она боялась. Он не раз уж грозил “уволить” её, сдать в “богодельню” (дом престарелых), которой очень боялась. И потому старалась быть сыну нужной. Даже есть старалась поменьше. Даже чаю никогда не просила. А он был попросту скряга. Экономил на всем, и даже на собственной матери. Она же не смела подойти к холодильнику. И в обеденный перерыв мы с ней, придя в кухню, из роскошного кабинета с камином, ели за столиком мои сырные бутерброды (старательно приготовленные моей незабвенной бабушкой) и запивали сладким чаем из моего же китайского термоса с розами, фирмы “Дружба” <…> Орест Мальцев потом вскоре умер, (дачу выкупил тихий миляга Шура, его шофер-уголовник». И тут сразу возникает вопрос — как в 1972 году, во времена крепких порядков Литфонда шофёр-уголовник мог выкупить дачу в писательском посёлке.

2. И вот этот последний пассаж подталкивает нас ко второму вопросу — собственно ли Орестом Мальцевым написана "Югославская трагедия". " Впрочем, об авторстве Мальцева говорят и более определённо. Григорий Свирский* пишет: «… рыжеватый инвалид войны Володя Гурвич*, сын одного из основателей американской компартии, которого по заведенной МВД схеме вначале выталкивали с работы, а затем выселяли вместе с матерью из Москвы как тунеядца… Чтобы не умереть с голода, Володя Гурвич схватился за первую попавшуюся работу — писал заказанный Оресту Мальцеву роман “Югославская трагедия” — о “кровавой собаке Тито”…» ". Тут всё скрывает завеса тайны — и не в последнюю очередь оттого, что "Югославская трагедия" написана плохо. Вне зависимости от политических убеждений, есть разница — сознаться в хорошо написанной, но вышедшей под чужим именем книге — это одно, а вот в книге дурной, косноязычной — совсем другое.

Владимиров Л. Россия без прикрас и умолчаний. — Франкфурт-на-Майне: Посев, 1969. С. 176.

Евтушенко Евг. Люди, осторожней: Балканы! // Комсомольская правда, 28 апреля 1999.

https://proza.ru/2020/06/27/1514

Свирский Г. Ц. На лобном месте. — М.: Крук, 1998. С. 73.

_{И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.}

Извините, если кого обидел.

26 ноября 2021