Жизнь Бенвенуто Челлини

CXIII

В присутствии этих слов находился тот самый дворянин Санта Фиоре, с каковым у меня было препирательство, и подтвердил папе все то, что его сын ему сказал. Папа надулся и ничего не говорил. Я не хочу преминуть, чтобы не сказать свою правоту справедливо и свято. Этот дворянин Санта Фиоре Пришел однажды ко мне и подал мне маленькое золотое колечко, каковое было все запачкано ртутью, говоря: «Налощи мне это колечко, да поживее». Я, у которого было много важнейших золотых работ с каменьями, и притом слыша, что мне так самонадеянно приказывает какой-то, с каковым я никогда не разговаривал и никогда его не видел, сказал ему, что у меня сейчас нет лощила и чтобы он шел к кому-нибудь другому. Тот, безо всякого решительно повода, сказал мне, что я осел. На каковые слова я отвечал, что он говорит неправду и что я человек во всех смыслах побольше его; но что если он будет меня раздражать, то я его лягну посильнее, чем осел. Тот передал кардиналу и расписал ему целый ад. Два дня спустя я выстрелил позади дворца в превысоком отверстии в дикого голубя, который сидел на яйцах в этом отверстии; а в этого самого голубя я видел, как стрелял много раз один золотых дел мастер, которого звали Джован Франческо делла Такка, миланец, и ни разу в него не попал. В тот день, когда я выстрелил, голубь высовывал только голову, остерегаясь из-за других раз, когда в него стреляли; а так как этот Джован Франческо и я, мы были соперники по ружейной охоте, то некоторые господа и мои приятели, бывшие у меня в мастерской, стали мне показывать, говоря: «Вон там голубь Джован Франческо делла Такка, в которого он столько раз стрелял, посмотри, это бедное животное остерегается, едва высовывает голову». Подняв глаза, я сказал: «Этой чуточки головы мне бы хватило, чтобы его убить, если бы только он меня подождал, пока я наведу свою пищаль». Эти господа сказали, что в него не попал бы и тот, кто был изобретателем пищали. На что я сказал: «Идет на кувшин греческого, того хорошего, от Паломбо-трактирщика, и что если он меня подождет, пока я наведу мой чудесный Броккардо, — потому что так я называл свою пищаль, — то я ему попаду в эту чуточку головки, которую он мне высовывает». Тотчас же прицелившись, с рук, не опирая и ничего такого, я сделал то, что обещал, не помышляя ни о кардинале и ни о ком другом; я даже считал кардинала весьма моим покровителем. Итак, да видит мир, когда судьба хочет взять и смертоубить человека, какие различные пути она избирает. Папа, надутый и хмурый, раздумывал о том, что ему сказал его сын.