Жизнь и приключения Андрея Болотова

Письмо 221

Любезный пріятель! Такимъ образомъ 1785 годъ началъ я провождать, находясь въ Богородицкѣ и живучи въ мирѣ и тишинѣ и во всякомъ изобиліи. Одно только меня озабочивало, что жена моя была около сего времени не очень здорова. Со всѣмъ тѣмъ., мы достальные дни святокъ нашихъ провели довольно весело въ ежедневныхъ свиданіяхъ съ своими городскими друзьями и знакомцами. Но въ самый послѣдній день оныхъ перетревоженъ я былъ полученными изъ Козлова писмами. Писали ко мнѣ, что наше спорное межевое дѣло вошло въ находящуюся уже тамъ межевую контору и вскорѣ будетъ разсматриваемо, я что для самого сего надобно мнѣ необходимо поспѣшить туда своимъ пріѣздомъ.

Извѣстіе сіе озаботило меня чрезвычайно, и тѣмъ паче, что надлежало туда всячески поспѣшить, а путь былъ самой скверной, ибо зима у насъ въ семъ году была самая голая И снѣга. было чрезвычайно мало, а от осеннихъ дождей вся поверхность земли обледенѣла. Но какъ ѣзда была самая необходимая и не терпѣла ни малѣйшей отсрочки, то, не долго думая, на другой же день, собравшись на скорую руку, и пустился я въ сей путь, взявъ въ сотоварищество къ себѣ старика — нѣмца нашего переплетчика Ивана Андреевича Банніера, которому случилось тогда имѣть въ Козловѣ какую-то собственную нужду, а я тому и радъ былъ, что мнѣ съ нимъ не таково было скучно.

ѣзда сія была, по причинѣ дурноты дороги, для насъ крайне безпокойная. Мы ѣхали чрезъ Данковъ и Ранибурѣ, гдѣ пристали мы у знакомца и друга своего Ивана Христофоровича Добраса, бывшаго у насъ въ Богородицкѣ казначеемъ, а тутъ въ Ранибургѣ городничимъ. Сей любезный человѣкъ и его жена обрадовались мнѣ, какъ бы какому родному, и старались угостить меня всячески, и охотно хотѣли снабдить меня кибиткою на колесахъ, для продолженія пути моего, за неимѣніемъ тамъ совсѣмъ почти снега. Но, по счастію, въ самую ночь

сію выпалъ изрядный снѣжок , и намъ можно было продолжать свой путь въ своихъ прежнихъ повозкахъ, и столь хорошо, что мы въ тотъ же день, и довольно еще рано, доѣхали до Козлова.

Тутъ расположившись на пріисканной квартеркѣ, спѣшилъ какъ можно скорѣе повидаться съ родственникомъ нашимъ, двоюроднымъ братомъ жены моей, Николаемъ Александровичемъ Каверинымъ, ‘жившимъ по счастію тогда съ женою своею въ Козловѣ, по случаю, что былъ онъ уѣзднымъ судьею. Сей столько же былъ радъ моему пріѣзду, сколько я тому, что нашелъ въ немъ любезнаго и такова человѣка, который могъ мнѣ быть въ тогдашнемъ случаѣ, по знакомству его со всѣми городскими и межевыми, быть полезнымъ. Онъ съ превеликою охотою брался сдѣлать все, что только было ему можно. И дѣйствительно: пополнилъ тогда долгъ родства и дружества. Чрезъ его стараніе познакомился я съ межевымъ секретаремъ Дьяковымъ, у котораго наше дѣло было въ повытьѣ, и не только переговорилъ съ нимъ обо всемъ нужномъ, но и задобрилъ его подаркомъ. Но скоро открылось, что ѣзда моя была въ сей разъ въ Козловъ почти по-пустому, и до дѣла нашего далеко еще не доходила очередь; а по причинѣ переноса онаго Пашковымъ въ сенатскую межевую экспедицію, была еще относительно. до онаго великая остановка. А самое и сіе причиною тому было, что тогдашнее пребываніе мое въ Козловѣ было кратковременное и не продолжалось болѣе трое сутокъ.

Совсѣмъ тѣмъ и сіи три дни провелъ я тамъ не безъ дѣла, а по крайней мѣрѣ имѣлъ случай спознакомиться съ межевыми судьями, изъ коихъ главнымъ былъ тогда баронъ Дельвигъ, а другой г. Гневушевъ, и оба мнѣ незнакомые до того люди, а сверхъ того спознакомиться и со многими другими межевыми и свидѣться со стариннымъ моимъ знакомцемъ и пріятелемъ межевщикомъ Золотухинымъ, такъ и съ свойственникомъ нашимъ Яковомъ Кузьмичемъ Кузьминымъ. Словомъ: родственникъ мой г. Каверинъ замыкалъ меня, возя съ собою по всѣмъ его знакомымъ. Что-жъ касается до самого его, то я ласкою и угощеніями его меня былъ очень доволенъ, и радъ былъ, что нашелъ въ немъ друга и такого человѣка, на котораго дружбу и вспоможеніе могъ я и впредь полагать надежду. Но, увы! Судьба не допустила его оказать мнѣ дальнѣйшей услуги, лишивъ весьма рановременно жизни сего любезнаго и достойнаго человѣка, ибоонъ вскорѣ послѣ того занемогъ и умеръ.

Впрочемъ, относительно до сего пребыванія моего въ Козловѣ памятенъ мнѣ особливо одинъ случай, принудившій меня противъ хотѣнія пить такое питье, котораго и самый запахъ былъ для меня крайне противенъ, а именно аглицкое пиво, бывшее тогда въ великомъ еще у насъ употребленіи, и, что смѣшнѣе всего., приневоливалъ себя къ тому въ угожденіе пьянаго межеваго секретаря. Случилось же однажды какъ заѣхали мы къ нему съ Николаемъ Александровичемъ, онъ, будучи ему пріятелемъ и очень ему радъ, ну его поить тѣм-и-сѣмъ, и между прочимъ и симъ ненавистнымъ для меня напиткомъ, а вмѣстѣ съ симъ и меня всячески упрашивать, чтобы я сдѣлалъ ему одолженіе и выпилъ. Что было дѣлать, чтобы не разгнѣвить сего негодяя, до котораго могла мнѣ дойтить нужда, принужденъ былъ исполнить его хотѣніе и цѣлыхъ два стакана, проклиная его въ умѣ, выпить и перенесть оттого послѣ великую тошноту! Итакъ, сбылась тогда со мною пословица, что «нужда научитъ всякаго калачи ѣсть».

Такимъ образомъ, кончивъ все, чтобыло тогда можно сдѣлать, и распрощавшись съ Николаемъ Александровячемъ, которато я съ того времени болѣе уже: не видалъ, пустились мы съ Башнеромъ въ свой обратный путь, и на третій день возвратились опять въ свое мѣсто, въ Богородицкъ.

Тутъ, къ немалому огорченію своему, нашелъ я жену, слегшую даже въ постель, ибо прежняя ея болѣзнь нѣсколько еще увеличилась, а на другой день полупили мы извѣстіе, что другой и меньшой братъ Николая Александровича Каверина. Евграфъ Александровичъ, жившій съ женою своею неподалеку от насъ, за Епифанью, былъ также при смерти болѣнъ, что и принудило тещу мою тотчасъ къ нему отправиться, для навѣщенія. А черезъ нѣсколько дней послѣ того услышали мы и о его кончинѣ. И какъ онъ былъ къ намъ отмѣнно ласковъ, то и пожалѣли мы объ немъ чувствительно.

Между тѣмъ, отдохнувъ от своего путешествія и пользуясь свободнымъ зимнимъ временемъ, принялся я опять за обыкновенныя свои комнатныя упражненія. И достопамятно, что я около самаго сего времени основалъ и сдѣлалъ свою картинную книгу, и вмѣстѣ съ симъ трудился я надъ вклеиваніемъ въ нее всѣхъ имѣвшихся у меня разнаго рода большихъ и маленькихъ эстамповъ, и что мы съ женою занимались сею работою нѣсколько дней сряду и вклеили въ нее ровно цѣлую тысячу картинъ всякаго рода.

Бъ семъ упражненіи, равно какъ и въ продолженіи сочиненія матеріала для «Экономическаго Магазина» и въ частыхъ свиданіяхъ съ своими городскпмп друзьями и угащиваніи многихъ пріѣзжавшихъ къ намъ въ сіе время гостей,—проводилъ я всѣ достальные дни января мѣсяца, въ которое время имѣлъ я удовольствіе слышать въ первый разъ пѣніе учившихся пѣть ребятишекъ нашихъ, и успѣхомъ наемнаго учителя былъ совершенно доволенъ.

Въ началѣ февраля случилось родить молодой женѣ нашего виннаго пристава Петра Максимовича Викулина, и я прошенъ былъ быть сей новорожденной дочери его Маріи воспріемникомъ. И какъ отецъ оной былъ отмѣнно приверженъ ко мнѣ ласкою и дружествомъ, то и сдѣлалъ я ему сіе удовольствіе и окрестилъ дочь его, вмѣстѣ со старушкою нашею Марьею Юрьевною Петровою.

А не успѣли мы сего праздника отпраздновать, какъ получено было извѣстіе, что командиръ мой г. Давыдовъ возвратился уже изъ Петербурга и находится въ Москвѣ. Я не сомнѣвался тогда, что скоро позоветъ оный меня въ Тулу къ себѣ, для свиданія, и въ томъ не обманулся. Онъ не успѣлъ въ Тулу пріѣхать, какъ тотчасъ далъ мнѣ о томъ знать и звалъ меня къ себѣ, и я принужденъ былъ тотчасъ къ нему ѣхать, и крайне любопытенъ былъ узнать, имѣлъ ли онъ какой успѣхъ но своимъ дѣламъ въ Петербургѣ, гдѣ надѣялся онъ за чужіе труды получить, и Богъ знаетъ какія, милостн от императрицы. Но услышалъ только от него, что планы мои были государынѣ очень угодны, а болѣе ничего; почему и имѣлъ я справедливую причину сомнѣваться въ томъ, имѣлъ ли онъ счастіе быть представленнымъ государынѣ и говорить съ нею, или не удостоился и того, а проѣздилъ по-пустякамъ, и потому заключилъ, что всѣ послѣдніе труды мои, употребленные на сочиненіе плановъ, едва ли не пропали по-пустому, и ни мнѣ, и ни ему не принесли ни какой пользы. Впрочемъ, удивилъ онъ меня, сказавъ, чтобъ я дни три пожилъ въ Тулѣ и его пообождалъ, предпринимающаго ѣхать на самое короткое время въ Калугу, къ намѣстнику. Но какъ мнѣ никакъ не хотѣлось жить столько времени безъ всякаго дѣла въ Тулѣ н я охотнѣе брался пріѣхать къ нему вторично изъ Богородицка, то и не сталъ онъ меня держать и отпустилъ домой.

Такимъ образомъ случилось мнѣ тогда два раза въ теченіе одной недѣли пріѣзжать въ Тулу и оба раза на самое короткое время и для одной только поговорки. И хотя мнѣ таковыя частыя помычки, а особливо въ тогдашную жестокую стужу и не весьма были пріятны, но какъ перемѣнить было не чѣмъ, то принужденъ я былъ переносить то съ терпѣніемъ. По крайней мѣрѣ, радъ я былъ тому, что около сего времени жена моя выздоровѣла и начала по-прежнему выѣзжать со двора и могла съ нами вмѣстѣ разъѣзжать по гостямъ въ наступившую тогда у насъ масленицу.

Но едва только напали мы бѣшеную недѣлю сію провождать по старинному обыкновенію своему въ катаніи и разъѣз- дахъ другъ къ другу, какъ является къ намъ вдругъ пріѣхавшій, противъ всякаго чаянія и ожиданія, изъ Калуги, вновь опредѣленный въ нашъ городъ городничимъ, грузинскій князь Назаровъ, по имени Егоръ Михайловичъ, и привозитъ прежнему нашему городничему г. Сухотину повелѣніе, чтобъ онъ сдалъ ему городъ, а самъ бы переѣзжалъ въ Тулу, по причинѣ пожалованія его въ тульскую казенную палату совѣтникомъ, а ко мнѣ словесное повелѣніе от намѣстника, чтобъ и я пріѣхалъ къ нему неукоснительно въ Калугу.

Легко можно заключить, что все сіе сдѣлало масленнымъ нашимъ увеселеніямъ великое помѣшательство. Съ одной стороны жаль было намъ всѣмъ нашего прежняго городничаго, съ которымъ, живучи столько лѣтъ вмѣстѣ, имѣли мы время свыкнуться и сдружиться; да и самому ему охотнѣе хотѣлось бы остаться по-прежнему въ Богородицкѣ, нежели жить въ Тулѣ, почему онъ. не весьма радъ былъ и своему производству и множайшему жалованью; съ другой стороны—надлежало намъ вновь спознакомливаться съ новымъ, который и съ самаго уже начала казался намъ человѣкомъ, хотя добрымъ, но далеко не такимъ простодушнымъ и дружелюбнымъ, каковъ былъ прежній, но, по природѣ своей, болѣе лукавымъ, скрытнымъ и практичнымъ. Онъ не преминулъ на другой же день ко мнѣ пріѣхать, для сдѣланія мнѣ визита и сообщенія мнѣ помяпутаго намѣстническаго повелѣнія, которое еще болѣе насъ смутило и озаботило. Итакъ, послѣдніе дни масленицы и хотя провели мы въ разъѣздахъ и свиданіяхъ другъ съ другомъ, но далеко уже не такъ весело какъ первые.

Итакъ, недумано-нигадано принужденъ я тотчасъ, по наступленіи великаго поста, опять въ путь отправляться и всю первую недѣлю проводить въ семъ путешествіи, ибо въ Калугѣ я въ сей разъ былъ не болѣе однихъ сутокъ. Надобность намѣстника до меня состояла въ томъ, что какъ онъ, будучи въ Петербургѣ, имѣлъ случай нѣсколько разъ съ императрицею о нашихъ волостяхъ разговаривать и получилъ от вея на многія представленія его разрѣшенія, то какъ онъ во всемъ надѣялся и полагался во всемъ болѣе на меня, нежели на моего командира г. Давыдова, то минувъ его, хотѣлъ онъ непосредственно дать обо всемъ, что было нужно, повелѣніе. Итакъ, занявшись со мною цѣлое утро разговорами и потомъ унявъ у себя обѣдать и давъ на все за подписаніемъ своимъ повелѣнія, въ слѣдующее утро меня и отпустилъ обратно, чѣмъ я былъ весьма и доволенъ.

Совсѣмъ тѣмъ, какъ ни коротко было мое въ сей разъ въ Калугѣ пребываніе, но. я успѣлъ кой-гдѣ побывать и кой съ кѣмъ видѣться какъ въ Калугѣ, такъ и въ проѣздъ мой чрезъ Тулу. Въ первой имѣлъ я случай видѣть родного брата намѣстника Петра Никитича и славнаго въ тогдашнее время бывшаго гвардейскаго маіора, Ѳедора Матвѣевича Толстаго, съ которымъ и я вмѣстѣ у него обѣдалъ. А послѣ обѣда успѣлъ побывать и у знакомцевъ своихъ г. Кошелева и секретаря намѣстническаго г. Михайлова, который, будучи сродни нашей новой городничихѣ, отмѣнно ко мнѣ ласкался и доставилъ особенное удовольстіе, показавъ мнѣ свой натуральный и медальный кабинетъ, которымъ не могъ я довольно налюбоваться. Въ Тулѣ, же ѣздилъ я съ г. Сокольниковымъ вечеркомъ на оружейный заводъ и съ. отмѣннымъ удовольствіемъ и любопытствомъ разсматривалъ сдѣланную модель всему затѣваемому намѣстникомъ вновь оружейному заводу, которая, безъ всякаго сочиненія, стоила многихъ денегъ, трудовъ и работы, но въ послѣдствіи времени ни къ чему не послужила и осталась только памятникомъ великолѣпнымъ затѣямъ г. Кречетникова.

Какъ вся сія ѣзда продолжалась менѣе недѣли (и я поѣхавъ въ понедѣльникъ, успѣлъ въ субботу возвратиться уже и назадъ, и поспѣть еще къ обѣду), то не- ожидавшіе столь скораго возвращенія моего, родные мои были тѣмъ крайне обрадованы, и тѣмъ паче, что я привезъ съ собою и дозволеніе, данное мнѣ от намѣстника съѣздить съ ними на короткое время въ Москву, для исправленія нѣкоторыхъ нашихъ надобностей.

Итакъ, проводивъ съ ними и случившеюся быть тогда у насъ теткою госпожею Арцыбы шевою и пріѣхавшимъ къ намъ въ сіе же время родственникомъ нашимъ Петромъ Алексѣевичемъ Кирѣевымъ и его семействомъ и племяникомъ его, прежнимъ моимъ ученикомъ и воспитанникомъ господиномъ Семеновымъ, первое воскресенье и послѣдующій день,— собрались мы опять въ путь и вмѣстѣ съ женою и старшею моею дочерью и пустилися въ новое путешествіе.

Ѣзда наша въ сей разъ, по случившимся дурнымъ тогда погодамъ была безпокойная, и мы не прежде какъ въ четвертый уже день пріѣхали въ Москву и остановились въ сей разъ на Шабаловкѣ, въ домѣ у знакомца и пріятеля нашего Ивана Ефремовича Кислинскаго и стояли вмѣстѣ съ пріѣхавшими въ самое тоже время и нашими Федешовскими родными. И какъ хозяинъ нашъ былъ человѣкъ одинокій и квартиру имѣлъ довольно просторную, то и намъ всѣмъ было довольно покойно.

Какъ главная наша нужда состояла въ исправленіи нужныхъ для себя разныхъ покупокъ, то и пробыли мы въ сей разъ въ Москвѣ не болѣе 4-хъ сутокъ и замучились от безпрерывной и ежедневной ѣзды то въ ряды, то для свиданія съ кѣмъ было нужно, почему не произошло съ нами въ сей разъ ничего особливаго. Совсѣмъ тѣмъ успѣли мы побывать у старинныхъ нашихъ Офросимовыхъ и друга нашего г. Кологривова, а я повидаться съ пріятелемъ своимъ г. Владыкинымъ и г. Новиковымъ и съ симъ послѣднимъ переговорить обо всемъ нужномъ, относящемся до моего «Экономическаго Магазина» и съ нимъ счесться.

Итакъ: и вторую, и третью недѣли великаго поста находился я от дома въ отлучкѣ и въ безпрерывной волокитѣ. Въ Богородицкъ возвратились мы не прежде какъ уже предъ самымъ Благовѣщеніемъ, 23-го марта, и рады были, что убрались до наступленія самой половоди, которая вскорѣ по возвращеніи нашемъ и началась. Я возвратился въ Богородицкъ не совсѣмъ въ спокойномъ духѣ, ибо въ проѣздъ мой чрезъ Тулу при свиданіи съ полукомандиромъ моимъ г. Давыдовымъ, получилъ я от него, между прочимъ, многія такія приказанія, которыя ввергли меня въ великое недоумѣніе и озаботили такъ, что я не зналъ что дѣлать. Были они совсѣмъ несообразны съ прежними его поступками, и даже ни съ чѣмъ не сообразны, а что всего хуже — ни мало несоотвѣтственныя безпристрастному и прямо усердному попеченію намѣстника о волостяхъ нашихъ. Ибо надобно знать, что между тѣмъ какъ сей о истинной пользѣ нашихъ волостей и о умноженіи казеннаго дохода и о введеніи во всемъ лутчаго порядка помышлялъ и старался [не послѣдовалъ оному] давно г-нъ Давыдовъ и, не соотвѣтствуя ни мало его къ себѣ милостямъ и довѣрію, помышлялъ только о томъ, какъ бы ему и чѣмъ бы то ни было от волостей нашихъ можно было поживиться и нагрѣть себѣ руки; а потому и выдумалъ всѣ удобовозможные къ тому способы; а всходствіе того и предписывалъ мнѣ от времени до времени, многое такое, чего мнѣ никакъ, не подвергая себя гнѣву от намѣстника, исполнить было не можно. А такого точно рода были данныя мнѣ и въ сей разъ нѣкоторыя его приказанія, которыя заставили меня не только думать, но и напрягать всѣ силы ума и знанія своего, чтобы изобрѣсти какое-нибудь такое посредство, что и онъ сколько-нибудь удовлетворенъ могъ быть въ своихъ желаніяхъ и я не могъ подвергнуться дальнему за то отвѣту. Ипризнаюсь, что самое сіе наиболѣе меня во все время управленія его волостями озабочивало и отягощало. Не рѣдко случалось, что я, по пословидѣ говоря, принужденъ бывалъ «ужемъ и жабою вертѣться» и употреблять «и лисій хвостъ и волчій ротѣ», либо для уничтоженія безпредѣльныхъ его вожделѣній, либо для сокращенія и уменьшенія его чорныхъ и непозволительныхъ замысловъ. И хотя то иногда и удавалось, но какъ не было ни силъ, ни возможностей ему противоборствовать, то доходило не рѣдко до того, что я со страхомъ и трепетомъ принужденъ бывалъ выполнять его повелѣнія.

Кромѣ сего озабочивало меня тогда и то, что мнѣ, не помню для какой-то необходимой надобности, нужно было на другой же день по возвращеніи моемъ отправить сына моего одного въ Тулу, и это было еще самое первое путешествіе, въ которое ѣздилъ онъ одинъ и, по счастію, не смотря на всю дурноту пути и начинающееся половодіе, онъ коммиссію, возложенную на него, исправилъ и успѣлъ еще до половоди большой къ намъ на другой день возвратиться.

Вслѣдъ за тѣмъ начались мои хлопоты и обыкновенныя ежегодныя заботы о прудахъ нашихъ. Всѣхъ ихъ надлежало то- и — дѣло осматривать и гдѣ нужно было спуски и плотины поправлять и починивать, а особливо на прудахъ, вновь мною сдѣланныхъ. Вездѣ-и-вездѣ разставлены и опредѣлены были у меня люди, для наблюденія за ними, и со всѣхъ сторонъ доставлялись мнѣ ежечасныя почти увѣдомленія, хорошо ли вода стекаетъ и не дѣлаетъ ли гдѣ каковаго поврежденія. Въ каковыхъ случаяхъ безъ памяти бѣжалъ или скакалъ я на лошадяхъ самъ туда, для скорѣйшаго и лучшаго поправленія. Словомъ, всякая половодь была для меня почти сущею каторгою: я не имѣлъ ни минуты почти спокойной и нерѣдко принужденъ былъ вставать даже ночью и поспѣшать туда, куда требовала надобность, и невѣдомо какъ радъ всегда бывалъ, когда половодь начинала уже проходить и оканчивалась благополучно.

Въ сихъ заботахъ и попеченіяхъ о прудахъ засталъ меня апрѣль мѣсяцъ, начавшійся въ семъ году на пятой недѣли великаго поста. И какъ въ сіе время обна- жилися уже всѣ мѣста, а особливо возвышенныя, от снѣга, то начались у меня новыя заботы и хлопоты. Я обѣгалъ и объѣзжалъ всѣ мѣста, въ саду и въ окрестностяхъ, примѣчалъ, не испортила ли гдѣ чего вода и спѣшилъ приказывать поправлять всѣ поврежденія, а особливо въ моемъ водоводѣ. А между тѣмъ помышлялъ уже заблаговременно о томъ, что-и-что мнѣ сею весною вновь дѣлать и предпринимать, и съ нетерпѣливостью дожидался того, чтобъ земля обсохла и можно-бъ было приступить къ надворнымъ работамъ.

Между тѣмъ были у меня и другія нужнѣйшія хлопоты. Претерпѣваемая доселѣ тѣснота въ моемъ домѣ побуждала меня воспользоваться даннымъ мнѣ от намѣстника дозволеніемъ распространить оный пристройкою нѣсколькихъ покоевъ. И какъ нужный къ тому еловый лѣсъ и прочіе матеріалы были закуплены и привезены еще зимою, то и спѣшилъ я начать сіе дѣло, и основавъ оное, велѣлъ, плотникамъ рубить свою пристройку и поспѣшать колико можно.

Состояла она собственно въ двухъ до- довольно просторныхъ комнатахъ, изъ которыхъ одну назначалъ я для своей гостинной, а другую—для своей спальни съ нишемъ; но для сохраненія угловъ приставилъ я ихъ не вплоть къ старымъ хоромцамъ, а аршина на четыре отступя от оныхъ, дабы, соединивъ промежутокъ сей простѣнками, можно было выгадать еще два покойца: ’ одинъ маленькій, для проходной гостинной, а другой— для буфета, гардеропа и просторныхъ сѣней; съ боку же велѣлъ я прирубить еще небольшой флигель для ткацкой, а черезъ все сіе, по отдѣлкѣ всего, и составился мой домикъ довольно просторный и помѣстительный.

Между тѣмъ имѣлъ я то неудовольствіе, что отняли у меня садовника, который такъ много помогалъ мнѣ при начальномъ устроеніи сада. Намѣстникъ возъимѣлъ объ немъ, по рекомендаціи моей, столь хорошее мнѣніе, что, будучи въ Петербургѣ, расхвалилъ его кому-то изъ знатныхъ, имѣющему нужду въ садовникѣ, и я принужденъ былъ потомъ уступить ему его, а г. Давыдовъ приказалъ пріискать для себя, и нанять какова- нибудь другова садовника. Но сіе скорѣе можно было сказать, нежели сдѣлать: ничего у насъ труднѣе нѣтъ, какъ отыскать хорошаго наемнаго садовника, и я не только принужденъ былъ дожидаться долгое время другова, но и послѣ, хотя и прислали ко мнѣ нѣмца, но оный и ноги его не стоилъ; а между тѣмъ я принужденъ былъ оставаться совсѣмъ безъ садовника и лишенъ въ семъ ровно какъ правой своей руки, производить уже самъ, или пользоваться глупыми садовыми ученичишками.

Въ самое тоже время пріѣхалъ къ намъ и приглашенный изъ Калуги Есмемѣръ (?) для росписыванія алфреско-нижнихъ покоевъ во дворцѣ. Сіе доставило мнѣ хотя новыя заботы и хлопоты, но сему человѣку былъ я радъ, поелику онъ былъ совершенный мастеръ своего дѣла, и я всякій день съ удовольствіемъ посѣщалъ его и сматривалъ на его искусную работу. Я не могъ ею довольно налюбоваться, и мнѣ осталось болѣе у него перенимать, нежели ему въ чем-нибудь указывать. Однако ко многому и я преподавалъ ему мысли, и онъ охотно совѣтамъ моимъ послѣдовалъ, а наши совокупныя мысли и труды и производили то, что всѣ комнаты росписаны были отмѣнно хорошо и всѣ видѣвшіе ихъ превозносили искусство его невѣдомо какими похвалами.

Какъ скоро сошолъ снѣгъ и земля сколько-нибудь обсохла, то и приступилъ я опять къ садовымъ работамъ. Мое первое дѣло состояло въ томъ, чтобы назначить куртины и мѣста подъ посадку яблонь и грушъ и другихъ плодовитыхъ деревъ, съ которыми хотѣлось отмѣнно г. Давыдову напичкать большую половину нашего сада, хотя сіе ни мало не совмѣстно было съ садомъ натуральнымъ, и я не очень былъ на то сначала согласенъ. Но увидѣвъ, что сего моему командиру неотмѣнно хотѣлось и онъ брался достать въ Тулѣ и прислать намъ потребное къ тому число наилучпшхъ родовъ плодовитыхъ деревьевъ, то согласился наконецъ на то и я, и потому всю шестую недѣлю наиусерднѣйшимъ образомъ трудился надъ назначеніемъ мѣстъ подъ оныя. Но какъ же досадовалъ послѣ, когда прислано было ко мнѣ хотя превеликое множество молодыхъ яблонь и грушъ, купленныхъ въ Тулѣ самимъ командиромъ моимъ неслыханною почти дорогою цѣною, но всѣ онѣ были ни куда не годныя и не было почти ни одного порядочнаго деревца, принадлежащаго къ родамъ именитымъ и хорошимъ, а всѣ были такая дрянь, что жалко было занимать ими и мѣста въ таковомъ знаменитомъ садѣ. А что того еще было хуже, то всѣ онѣ были въ такомъ худомъ состояніи и вырыты были съ такимъ небреженіемъ, что никакой почти надежды не было, чтобъ онѣ всѣ принялись, а особливо въ тамошнемъ, повидимому хотя очень хорошемъ, но подъ плодовитыя деревья совсѣмъ неспособномъ грунтѣ. Что дѣйствительно и воспослѣдовало послѣ, и я сколько объ нихъ ни старался, но не имѣлъ удовольствія и пятой доли ИЗЪ НИХЪвидѣть принявшимися и пошедшими въ ростъ свой.

Произошло сіе наиболѣе от того, что какой-то бездѣльникъ тульскій оружейник , навязалъ по какому-то случаю почти насильно всю сію негоду на г. Давыдова и вытяблилъ за нихъ такую сумму денегъ, какой и четверти доли онѣ не стоили. Почти уже извѣстно какъ у нихъ сошлось тамъ сіе дѣло. Но какъ я въ поступкѣ сей и въ самой затѣи не имѣлъ ни малѣйшаго участія и за добро- ту ихъ не могъ отвѣтствовать, то и мало я о томъ и заботился, а досадно было мнѣ только то, что могли иные подумать, что не принялись онѣ от моего нераченія.

На Вербное посѣтили меня тогдашніе винные откупщики г. Хомяковъ, А. Ф., и господа Мансуровы. Но какъ всѣ они были друзья и пріятели моему командиру, имѣвшему съ ними тайныя связи, то, противъ хотѣнія моего, принужденъ я, въ угодность ему и по точному его приказанію, дѣлать имъ возможнѣйшія удовлетворенія въ разсужденіи продажи вина, и съ досадою принужденъ былъ смотрѣть, что вмѣсто прежней строгости и отвращенія крестьянъ от пьянства, дана была симъ господамъ полная и совершенная воля хозяйствовать въ волостяхъ, какъ имъ хотѣлось, и дѣлать все, что имъ было угодно. И они такъ хорошо пользовались симъ дозволеніемъ, что истинно не доставало только того, что вина насильно не лили мужикамъ въ горло. И богатые наши мужички наметали имъ столько денегъ, что доходовъ съ нихъ получали они болѣе, нежели сколько самой императрицѣ доходило съ ихъ оброка. И я съ истиннымъ негодованіемъ принужденъ былъ смотрѣть на сіе сквозь пальцы.

Не лучшее хозяйство производимо было командиромъ моимъ и съ нашими, кар- пями. До сего по продажѣ оныхъ получали мы въ казну ежегодно значительныя суммы, а въ сіе время только и зналъ я, что получалъ ордеръ за ордеромъ, письмо за письмомъ, чтобъ отпустить тому и тому и со полшеста-сотъ за ничего незначущую цѣну или вовсе безъ заплаты. А что того еще хуже, для многихъ покупать на казенныя деньги бочки, нанимать лошадей и отправлять ихъ съ солдатами за нѣсколько сотъ верстъ на казенномъ коштѣ безъ единаго возврата. А все сіе долженъ былъ я производить съ крайнею досадою и негодованіемъ и чтобы не навлекать ...былъ по крайней мѣрѣ доволенъ тѣмъ, что на всѣ такія законныя и незаконныя издержки получалъ ордера и повелѣнія, слѣдовательно и въ семъ не подвергался отчота (sic). Со всѣмъ тѣмъ случалось иногда, что при непонятныхъ и сумнительныхъ требованіяхъ я нѣсколько упирался и чрезъ то подавалъ поводъ командиру моему жаловаться инымъ на меня,что я упорствую иногда и не все то исполняю, что ему хочется. Друзья егоне преминули меня о томъ извѣстить. Но я, уважая болѣе повелѣнія намѣстника и предохраняя самъ себя от отвѣта, мало сіе уважалъ, а продолжалъ дѣлать то, что повелѣвалъ мнѣ долгъ и что дѣлать было должно.

Наконецъ настала у насъ Страшная недѣля, въ которую мы, по обыкновенію, говѣли. И препроводилъ всю оную въ богомолій и въ трудахъ надворныхъ. Икакъ было сіе время года самое уже наиспособнѣйшее для весенней садки деревъ, то всѣ остающіяся от богомолія минуты употреблялъ я на распоряженія сей садки въ саду какъ плодовитыхъ деревъ и кустарниковъ, такъ и привозимыхъ изъ лѣса, и насадилъ опять превеликое множество оныхъ въ мѣстахъ разныхъ. А между тѣмъ въ великій четвергъ мы исповѣдывались и, по обыкновенію, пріобщались Святыхъ Тайнъ.

Святая недѣля началась у насъ въ сей годъ съ 20-го апрѣля, и мы провели ее довольно весело, и тѣмъ паче, что случились въ теченіе оной и другіе праздники, какъ-то: въ понедѣльникъ былъ день торжественный, а въ четвергъ была старшая моя дочь Елисавета, которой исполнилось тогда 18-ть лѣтъ и пошелъ 19-й, имянинница. Итакъ, по поводу обоихъ оныхъ были у меня пиры для всѣхъ нашихъ городскихъ, и разныя увеселенія. Нашего прежняго городничаго хотя тогда уже у насъ не было, и онъ жилъ со всѣмъ своимъ семействомъ въ Тулѣ и мы лишились въ немъ добраго сотоварища, но и съ новымъ мы успѣли уже около сего времени ознакомиться, и начинали уже переѣзжаться другъ съ другомъ. Но всѣмъ они, то-есть мужъ и жена, далеко были не таковы какъ прежніе, и все обращеніе ихъ не такъ было простодушно и откровенно, какъ г. Сухотина; однако мало-по-малу посвыклись и довольно сдружились мы и съ ними.

Привезеніе изъ Тулы яблонок воспрепятствовало намъ препроводить и достальные дни сей недѣли въ такихъ же увеселеніяхъ, какъ и начальные. Но я съ пятницы принужденъ былъ приступить къ садкѣ оныхъ и прочихъ деревьевъ и кустарниковъ, также къ поправленію и прочищенію моихъ водоводовъ. А между тѣмъ выдумывалъ и затѣвалъ новыя для сада и также необыкновенныя украшенія, и мои первыя помышленія были о сдѣланіи въ самой близости подлѣ сада на тѣхъ двухъ фальшивыхъ насыпяхъ фигуръ, которыя такъ много его лѣтомъ украшали и для всѣхъ посѣщающихъ оный служили пріятнымъ сюрпризомъ. Я воспользовался къ тому косиною прбтивоположнаго берега ближней вершины и изобразилъ одного изъ нихъ огромную и развалившуюся уже отчасти башню съ нѣсколькими пристройками прямо въ ландшафтномъ видѣ, а другою—порядочной вышины садовый домикъ, или большой павильонъ, съ восмерикомъ надъ онымъ. И мнѣ удалось какъ-то обѣ ихъ сдѣлать такъ хорошо, что я самъ не могъ ими довольно налюбоваться. Всѣ же пріѣзжающіе въ садъ для гулянья обрадовались ими такъ, что не хотѣли даже вѣрить, чтобъ были это только насыпи, а въ самомъ дѣлѣ—ни развалинъ, ни зданій никакихъ тамъ не было. А что всего лучше, то обѣ фигуры сіи были не только издали съ проведенныхъ противъ ихъ дорогъ хороши, но и въ самой близи были не дурны и столько же почти глаза обманывали. Совсѣмъ тѣмъ я тогда только ихъ еще затѣвалъ и изображалъ сперва въ своихъ мысляхъ и отчасти начиналъ ихъ рисовать драницами, а отдѣлкою ихъ занимался уже послѣ.

Впрочемъ достопамятно, что въ Ѳоминое воскресенье была у насъ въ сей годъ въ Богородицкѣ сватьба: женился нашъ соляной приставъ Михаилъ Максимовичъ Викулинъ на госпожѣ Нечаевой, дѣвушкѣ, живущей съ отцомъ своимъ въ Епифанскомъ уѣздѣ. И какъ женихъ въ особливости приверженъ былъ дружбою къ нашему дому, то приглашены были и мы на сію сватьбу, которая и была хотя ве пышная и не богатая, во довольно порядочная и парадная, и мы таки довольно повеселились на оной.

Между тѣмъ съ наступленіемъ Ѳоминой недѣли начались у насъ уже въ развалъ всѣ садовыя и другія работы, и я такимъ же образомъ, какъ и въ прошедшее лѣто, занимался оными ежедневно и посвящалъ имъ почти все свое время. А какъ и работныхъ людей и всякаго рода мастеровыхъ согнано было множество, то едва успѣвалъ все нужное имъ показывать и распоряжать дѣлами ихъ, а въ томъ я провелъ достальные дни апрѣля.

Симъ окончу я сіе мое письмо, достигшее до своей обыкновенной длины и скажу вамъ, что я есмь вамъ, и прочее.

(Февраля 17-го дня 1810 года).

Письмо 222

Любезный пріятель! Наступившій послѣ сего мѣсяцъ май ознаменовался болѣзнею моей старшей дочери и былъ для насъ всѣхъ очень горестнымъ и печальнымъ и по сему обстоятельству весь- для насъ достопамятнымъ. Занемогла она у насъ не въ самомъ началѣ сего мѣсяца, но [на] другой день нашего праздника Николаева дня. И произошла болѣзнь сія собственно от простуды. Будучи, по обыкновенію женщинъ, подражающихъ во всемъ матерямъ своимъ, приверженною слишкомъ къ частому хожденію въ церковь, не хотѣла она никакъ преминовать, чтобъ и въ сей праздникъ не быть въ нашей церкви, не смотря какъ ни была она отмѣнно холодна от случившейся на тотъ разъ самой скверной погоды. И какъ она была по молодости и суетности своей очень легко одѣта, то и простудилась такъ, что нажила оттого себѣ самую простудную горячку. Весьма много поспѣшествовало къ тому и то, что она въ тотъ же день ѣздила съ нами въ городъ въ гости, и тѣмъ еще болѣе простуду свою умножила. Но какъ бы то ни было, но сначала болѣзнь сія казалась ничего незначущею, и потому, обманувшись какъ-то, по несчастію мы ее и не уважили и упустили первыя и нужнѣйшія минуты къ предваренію сего зла черезъ напоеніе ее своимъ цѣлебнымъ декоктомъ. Но послѣ схватились, но уже было поздно. Я во все сіе время занятъ былъ премногими дѣлами, а по- тому мнѣ сначала никто о томъ не сказалъ, боясь, чтобъ я за неосторожность и излишнюю набожность не сталъ браниться. Итакъ, мнѣ было и не до того, чтобы о томъ помышлять, а жена моя также какъ-то болѣзнь сію сначала не уважила и мало-по-малу допустила ее такъ увеличиться, что хотя мы уже всѣ старались ей всячески помогать, но все уже не пособляло, и она, бѣдняжка, черезъ нѣсколько дней слегла совсѣмъ въ постель, и болѣзнь ее такъ увеличилась, что не въ состояніи былъ помочь ей и самый уже нашъ лѣкарь. Словомъ, она превратилась въ настоящую и прежестокую и самую злую и продолжительную горячку, доведшую ее черезъ нѣсколько дней до самаго края гроба и до того, что мы нѣсколько разъ совсѣмъ уже отчаивались и считали, что она неминуемо умретъ, и даже причастивъ, приготовили уже къ самой смерти.

Не могу никакъ изобразить, сколь горестно и печально было для насъ все то время, покуда сія ея болѣзнь продолжалась и каковы были для насъ тѣ дни, въ которые бывала она въ наивеличайшей опасности и мы считали ее уже умирающею. По особливой нашей къ ней и всеобщей любви жаль намъ было ее чрезвычайно, и мы все сіе время, которое, къ вяшщему огорченію нашему, продлилось очень долго и болѣе мѣсяца, были почти внѣ себя от горести и печали. Но молодость ея и особое счастливое происшествіе, что вся недужная матерія произвела не внутри ея, а снаружи антоновъ огонь, и обстоятельство, что мы благовременно то усмотрѣли,—спасли ее въ сей разъ от смерти. Я не успѣлъ услышать, что на лядвеѣ показалось какое-то синее и черноватое пятно, какъ въ тотъ же мигъ поскакалъ за лѣкаремъ, а сей узнавъ, что было то дѣйствительно антоновъ огонь, въ тотъ же мигъ сталъ спѣшить останавливать» его разными травяными припарками и имѣлъ въ томъ успѣхъ возжделѣнный. Напослѣдокъ воспослѣдовалъ и возжделѣнный кризисъ или переломъ болѣзни, и она, къ неописанному обрадованію нашему, стала приходить въ память, и хотя очень медленными шагами, но начала мало-по-малу выздоравливать.

Но не успѣла она подняться на ноги, какъ напало на насъ новое горе. Помянутый остановленный антоновъ огонь, по начавшемуся гніенію всего зараженнаго имъ мѣста, надлежало вырѣзывать и рану сію у ней опять залѣчивать, что опять продлилось очень долго, и если не помогло намъ въ семъ случаѣ искусство нашего лѣкаря, то не знали бы мы, что съ нею и дѣлать. Но сіе было далеко еще не все. Но послѣдствіемъ болѣзни сей было то, что она впала въ глубочайшую иппохондрію и начала всего-и-всего бояться и дѣлаться равно какъ повредившеюся въ умѣ. А сіе сразило насъ всего болѣе. Мы отчаивались почти въ совершенномъ ея выздоровленіи и не прежде успокоились какъ по прошествіи цѣлыхъ трехъ мѣсяцевъ, когда исчезли уже всѣ и малѣйшіе слѣды ея болѣзни, и она пришла въ совершенное опять здоровье.

Между тѣмъ какъ все сіе продолжалось, происходило у насъ много всякой всячины. И сколько духъ мой не былъ огорченъ и обуреваемъ сожалѣніемъ о сей любимой моей дочери, но я при всемъ томъ не оставлялъ заниматься и прочими своими дѣлами, а особливо бывшими тогда въ самомъ развалѣ многими садовыми и другими работами. Пристройка моя приходила тогда къ своему окончанію, и я имѣлъ множество хлопотъ при обдѣлываніи оной внутри и дѣланіи ея къ житію удобною. Надлежало класть въ ней печи, оклеить ее обоями, подбѣлятъ потолки, дѣлать перегородки и прочее, и прочее. И какъ сначала она намъ, во время дочерниной болѣзни, ни мѣшала и къ душевному безпокойству ни прибавляла много и тѣлеснаго, но наконецъ удалось мнѣ ее къ половинѣ іюня совсѣмъ кончить. И мы, переходя въ нее, перевели съ собою уже любезную, начавшую тогда выздоравливать дочь нашу и имѣли сугубое тогда удовольствіе, ибо съ одной стороны нажили себѣ просторъ, а съ другой — могли ласкаться уже надеждою, что дочери своей мы не лишимся.

Къ самому сему же времени отдѣлался и г. Михайловъ, расписывающій весь нижній этажъ дворца нашего. И легко можно заключить, что и сія работа также ежедневно привлекала меня къ себѣ и заставляла пробывать у него по нѣсколько иногда часовъ времени.

Что касается до сада, то въ ономъ во все сіе время произведено было мною множество дѣлъ, и ими занимался я еще болѣе, нежели въ минувшее лѣто и имѣлъ столько труда и безпокойства душевнаго и тѣлеснаго, что два раза самъ занемогалъ. Едва-было не нажилъ себѣ лихорадки и на-силу-на-силу успѣлъ ее захватить въ самомъ началѣ, и съ тѣмъ декоктомъ своимъ отлѣчиться. Наиглав- иѣйшія работы мои состояли: въ отдѣлкѣ помянутыхъ двухъ фальшивыхъ фигуръ: въ раскапываніи многихъ мѣстъ въ горахъ, отчасти для удобнѣйшихъ въѣздовъ на горы, отчасти для спокойнѣйшей ходьбы при гуляніи, въ устиланіи многихъ мѣстъ дерномъ; въ откопаніи найденнаго стариннаго тайника или потаеннаго, высѣченнаго въ самой древности въ горѣ сей, къ водѣ схода изъ бывшей тутъ въ старину крѣпости; въ отдѣлкѣ моего каскада и каменной на верху его построенной бесѣдки, въ отдѣлкѣ нижняго большаго водоема и островка посреди онаго, съ поставленною на немъ статуею; въ раскрашиваніи каменной ротунды; въ расширеніи моего большаго водовода и сдѣланіи его прочнѣйшимъ чрезъ устланіе дна и краевъ его плитами и каменьями; въ основаніп еще новыхъ водоводовъ изъ магазейнаго парка; въ сдѣланіи въ ономъ новыхъ украшеніи; въ основаніи и назначеніи многихъ другихъ мѣстъ для водяныхъ резервуаровъ или водохранилищъ; въ разрытіи и пріуготовленіи мѣста для затѣваемаго фонтана; въ сдѣланіи разныхъ деревянныхъ и раскрашенныхъ сидѣлок ; въ построеніи новыхъ кирпичныхъ сараевъ для заготовленія кирпича къ будущимъ строеніямъ; въ построеніи многихъ мостовъ для спокойнаго переѣзда чрезъ вершины, въ досажденіи опять многихъ тысячъ дикихъ и плодовитыхъ деревъ и кустарниковъ и множествѣ другихъ разныхъ мелочныхъ работъ. И какъ все сіе не только надлежало мнѣ самому назначать и всѣ работы расдо- рядить, но и за самымъ производствомъ ихъ въ разныхъ мѣстахъ имѣть частое смотрѣніе, то легко можетъ всякій заключить, сколь многочисленнымъ надлежало быть въ сіе время трудамъ и хлопотамъ моимъ. Словомъ, ихъ такъ было много, что я самъ себѣ дивился, какъ успѣвалъ я все то дѣлать и переносить всѣ труды сіи.

Но какъ бы то ни было, но я, несмотря и на частые бывшіе въ семъ году въ началѣ большіе и проливные дожди мѣшавшіе мнѣ въ работахъ, успѣлъ и въ теченіе одного мая мѣсяца весьма многое сдѣлать и имѣлъ притомъ удовольствіе видѣть у себя одного иностраннаго знаменитаго путешественника, ѣздившаго по всему свѣту для обозрѣнія всего любопытнаго. Былъ то нѣкакій графъ Мантейфель, человѣкъ молодой и очень любопытный и знающій. Разнесшаяся повсюду слава о нашемъ Богородицкѣ побудила его нарочно къ намъ пріѣхать, и я принужденъ былъ его, вмѣстѣ съ спутникомъ его, всюду-и-всюду и по всѣмъ зданіямъ и мѣстамъ выводить и все-и- все имъ показывать. Оба они смотрѣли на все съ превеличайшимъ любопыт- ствомъ и удовольствіемъ, а всего болѣе наша церковь и мой гротъ, который имъ отмѣнно полюбился, и зеркальная дверь и ихъ такъ хорошо обманули, что и они посхватали съ себя свои картузы для поклона на встрѣчу къ намъ самихъ ихъ идущихъ. Они расхвалили въ-прахъ меня за выдумку совсѣмъ новаго рода украшенія и признавались, что она зрѣнія въ особливости достойна. Когда же завелъ я ихъ противъ отдѣльныхъ уже тогда моихъ фальшивыхъ фигуръ, то они поразились такимъ удивленіемъ, что изобразить онаго были не въ состояніи и признавались, что они сколь много ни путешествовали уже по свѣту, но нигдѣ такихъ рѣдкостей не видывали, каковыми почитали они сіи фигуры, мой гротъ, а всего паче мою песчаную рюнну и пещеры, которыя превозносили они до небесъ похвалами. Да и все расположеніе сада такъ имъ понравилось, что они приписывали ему и мнѣ тысячу похвалъ и поѣхали от меня, принося мнѣ множество благодареній за доставленное имъ мною удовольствіе. Чѣмъ и я съ моей стороны былъ очень доволенъ, ибо считалъ сіе наилучшею за всѣ труды мои наградою.

Впрочемъ, достопамятно, что въ концѣ сего мѣсяца состоялась у тетки жены моей Арцыбышевой Матрены Васильевны свадебка. Она рѣшилась выдать и меньшую свою дочъ за сватавшагося уже давно за нее отставнаго кавалергарда, тульскаго помѣщика Льва Савича Крюкова, о которомъ я имѣлъ уже случай упоминать. И какъ она во время болѣзни дочери моей нарочно къ намъ для нея изъ Ефремовской своей деревни пріѣзжала и тѣмъ въ тогдашней горести нашей одолжила насъ очень много, то какъ мнѣ ли было недосужно, но я не могъ никакъ отказаться, чтобъ не сдѣлать и ей удовольствія и не пріѣхать къ ней на сію сватьбу въ Ефремовскую ея деревню и тѣмъ исполнить и долгъ родственпый и оказать свою благодарность, что и учинить намъ было тѣмъ удобнѣе, что въ разсужденіи болѣзни дочери моей вся величайшая опасность тогда уже миновалась.

Итакъ, въ послѣдній день мѣсяца мая мы оставили съ больною ея мать, а сами съ сыномъ моимъ и матушкою, тещею, какъ родною невѣстиною теткою и отправились за Ефремовъ и тамъ сію сватебку и съиграли 1-го числа іюня. И, отправивши княжій пиръ на третій день, послѣ того возвратились опять въ Бого- родицк , получивъ чрезъ сей случай новаго себѣ и такого родственника, которымъ мы во все послѣдующее время и даже до сего времени были очень довольны.

Не успѣли мы изъ сего путешествія возвратиться, какъ дошелъ до насъ слухъ, что въ Москву прибыла сама императрица, въ намѣреніи, пожитъ въ ней, отправиться потомъ въ полуденныя губерніи своего государства, и что во второй половинѣ сего мѣсяца пріѣдетъ къ намъ опять нашъ намѣстникъ.

Сіи извѣстія побудили меня еще болѣе усугубить труды и старанія мои о приданіи саду нашему колико можно множайшихъ украшеній и о приведеніи его въ лучшее совершенство. Всходствіе чего и принялся я за произведеніе въ дѣйствіе еще одной большой, невиданной затѣи, о которой давно уже бродили у меня въ головѣ мысли. А именно: еще въ прошедшую осень затѣялъ — было я взгромостить на мысъ за блпжнею вершиною нѣкоторый родъ каланчи или четвероугольную большую и высокую башню, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ снаружи придать ей видъ старинной городской ветхой башни, какія изображаютъ иногда на ландшафтахъ, а внутри скрыть прекрасно убранную бесѣдку съ большими окнами со вставкою въ нихъ пронизочныхъ щитовъ; дабы всякаго вошедшаго внутрь сей башни человѣка могло поражать сіе необыкновенное и крайне пріятное зрѣлище. Всходствіе чего и срублено было у меня тогда же в-лапу нѣсколько срубовъ па площади передъ моимъ домомъ съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ ихъ послѣ перевезти на помянутый высокій мысъ горы поставить ихъ другъ на друга и взгромостить изъ нихъ превысокую башню. Струбы сіи такъ у меня предъ домомъ и зимовали. Но какъ въ прошедшую зиму случилось мнѣ достать одинъ эстампъ, изображающій отмѣннаго рода большое садовое зданіе, представляющее нѣкоторый родъ пышныхъ, но вверху начинающихся уже разваливаться тріумфальныхъ воротъ, съ двумя по сторонамъ внутри себя комнатами, и изображеніе зданія сего мнѣ такъ полюбилось, что вдругъ захотѣлось и самому воздвигнуть подобное тому въ саду нашемъ, и онымъ преградить всю ближнюю къ саду вершину въ самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ переведенъ чрезъ нее нижній и главный водоводъ мой, и чрезъ того выгадать три или четыре пользы: во-первыхъ, закрыть зданіемъ симъ всю верхнюю и дурнѣйшую часть сей вершины; во-вторыхъ, изъ обѣихъ побочныхъ комнаток — одну обработать и убрать родомъ хорошенькой бесѣдки, могущей служить для отдохновенія гуляющихъ, а въ другой, пользуясь водоводомъ, смастерить . каменную купальню, дабы въ ней въ жаркое лѣтнее время купаться было можно; а въ-третьихъ, наконецъ, придать симъ зданіемъ наилучшее всему саду наружное украшеніе, которое тѣмъ было бы знаменитѣе, что видимо было бы оно во всѣхъ фасадахъ своихъ съ большой дороги изъ самого города.

Какъ мысли о семъ занимали меня съ самой весны и препоною къ произведенію оныхъ въ дѣйство было только множество трудовъ, потребныхъ къ срубленію такой большой машины, а сверхъ того боялся я, что и къ украшенію она-то потребно будетъ много коштовъ, — то долго не отважился я на сіе пуститься. Но въ сіе время какъ-то вдругъ пришло мнѣ въ голову, что все сіе можно произвести мнѣ несравненно съ меньшимъ трудомъ и хлопотамп, нежели какъ я сначала думалъ. Попались мнѣ на глаза помянутые готовые струбы. «Ба! сказалъ я сак себѣ, чѣмъ громостить изъ нихъ башню, которая еще Богъ, знаетъ, какова выдетъ, не употребить ли мнѣ ихъ лучше на сіи вороты къ зданію, но башню я ни то буду дѣлать, ни то нѣтъ. И какъ она уже срублена и готова въ сихъ струбьяхъ, то, вить стоитъ мнѣ только, раздѣливъ на двое, переставить въ вершину и, поставивъ два струба сажени на двѣ другъ от друга, переложить промежок сей между ими аркою и наддѣлать сверхъ ихъ такой, какой въ рисункѣ». Не успѣлъ я симъ образомъ самъ съ собою начать говорить, —какъ тянущіяся другъ за другомъ мысли представили мнѣ все сіе столь удобопроизводимымъ и возможнымъ и воспламенили во мнѣ толь сильное въ производству того желаніе, что, по обыкновенной нетерпѣливости моей въ такихъ случаяхъ, восхотѣлось мнѣ уже въ тотъ же часъ и начать оное дѣлать. Я и дѣйствительно въ тотъ же часъ, побѣжавъ туда и схватя изъ другого мѣста работниковъ, велѣлъ я все то мѣсто расчищать и разравнивать, гдѣ затѣвалъ я сіе зданіе строить. А къ утрему наряжены были уже и подводы для перевозки струбовъ и плотники для поставленія и надрубанія оныхъ.

Итакъ, на другой же день послѣ того съѣхавшіеся подводы и начали у меня сіи струбы разбирать и возить въ назначенное мѣсто, а плотники, по назначенію моему, оные ставить. Между тѣмъ другіе возили изъ лѣса бревенья, а иные откомандированы были для покупки и привоза нужнаго на обивку всего сего зданія снаружи и внутри теса, гвоздей и прочаго. Каменщики же, между тѣмъ, копали четвероугольную внутри яму и готовили для обдѣлки оной внутри уступами бѣлый камень, и все сіе закипѣло такъ скоро, что въ теченіе одной недѣля, не смотря на всю огромность и величину, воздвигнулось у меня сіе огромное зданіе вчернѣ и осталось только оное снаружи распестрить и раскрасить такъ, чтобъ оное походило на старое каменное. Но сіе не такъ уже легко и скоро можно было сдѣлать какъ прочее. Потому что какъ все разсказывать надобно было съ мыслями и подъ натуру, и сего, кромѣ самого меня, не могъ никто иной произвести въ дѣйство,—то принужденъ былъ самъ я приняться при помощи нашего малера, моего сына и штукатура за сіе дѣло, и лазая по подмосткамъ, не только назначать имъ какъ, гдѣ и какими красками по назначеннымъ самимъ мною чертамъ размазывать, но и самъ иное, надѣвъ на себя запанъ (sic), кистями мазать. Я занимался тѣмъ нѣсколько дней сряду, не заботясь ни мало, буду ли я такъ запачканъ, какъ чумичка, разными масляными красками. По какъ бы то ни было, но поспѣшность моя и прилежность въ семъ дѣлѣ такт, были велики, что къ половинѣ сего мѣсяца поспѣло все зданіе сіе у меня совершенно и вылилась изъ него штука, превзошедшая и собственное мое воображеніе, и такая, которою не только кто- нибудь, но и самъ не могъ довольно налюбоваться. Она оживотворяла собою всю ту часть сада, гдѣ она была воздвигнута, и сдѣлала ее почти лучшею изъ всѣхъ прочихъ. Сама вершина совсѣмъ от него преобразилась и не только потеряла всю прежнюю свою дурноту, пустоту и дикость, но составила собою наипрекраснѣйшую садовую сцену. А что всего удивительнѣе, то само собою открылось за симъ зданіемъ такое нѣчто, чего я и въ мысляхъ не имѣлъ дѣлать, и что меня до чрезвычайности обрадовало и увеселило, а именно: необыкновенная и удивительная способность онаго къ произведенію эхи (sic).

Открылось сіе и узнали мы о томъ совсѣмъ нечаянно и по самомъ уже окончаніи сего зданія. Мнѣ надобно было велѣть разрыть гораздо шире и сдѣлать просторнѣйшимъ тотъ уступъ въ косинѣ берега вершины сей со стороны сада, по которому веденъ былъ водоводъ, и сдѣлать тутъ широкую порядочную и пескомъ усыпанную дорогу, но которой бы къ зданію сему, даже въ экипажахъ, спокойно подъѣзжать было можно. Я какъ при семъ расшириваніи уступа и дѣланіи дороги случилось мнѣ, однажды стоючи сажень за семдесятъ от сего зданія, обратясь къ нему, закричать къ садовому ученику, тамъ бывшему, и произнести громко слово «Ѳедотѣ», поелику такъ садовника звали,—-то вдругъ не вѣдомо какъ поразится я удивленіемъ, что, по прошествіи одной или двухъ секундъ, эхо отвѣтствовало мнѣ, и точно какъ бы другой человѣкъ, и выговорило наияснѣйшимъ образомъ все помянутое слово: «Ѳедотѣ». «Ба, ба, ба! воскликнулъ я, удивясь такому прекрасному эху: это что-то мудреное и удивительное», ибо признаться надобно, что сколько разъ до того я не слыхивалъ эхо, но такова прекраснаго никогда еще мнѣ слыхать не случалось. Я повторялъ кричаніе свое другой и въ третій, и въ четвертый разъ, произнося разныя слова; и удивленіе, совокупно съ удовольствіемъ, во мнѣ увеличивалось съ каждымъ разомъ, и до того, что я самъ почти себѣ не вѣрилъ, что нечаяннымъ образомъ удалось мнѣ смастеритъ такую штуку, о которой навѣрное я заключалъ, что она болѣе всего всякаго удивлять будетъ, и какой другой нигдѣ подобной нѣтъ.

Да и въ самомъ дѣлѣ: достойно было удивленія, что все сіе сдѣлалось само собою нечаянно и произошло единственно оттого, что стѣна зданія сего, будучи построена вертикально, обита была сплошь гладкимъ и сухимъ тесомъ и по оному росписана красками, и потому въ состояніи была отражать от себя прилетающій къ ней звук голоса и возвращать его прямо, тою же чертою, но воздуху, назадъ. Но надобно-жъ было нечаянно случиться такъ, что я при первомъ моемъ кричаніи стоялъ въ такомъ точно отдаленіи от сего зданія, какое нужно было для услышанія явственнаго, и совершеннаго соотвѣтствія, и въ такомъ пунктѣ мѣста, которое было прямо въ разрѣзъ противъ зданія, то есть на точно перпендикулярной линіи от передней стѣны зданія, и чрезъ что молено было отраженію голоса по той самой чертѣ прилетѣть обратно ко мнѣ. Послѣ узналъ я, что если сажени на двѣ подняться съ того пункта въ правую или лѣвую сторону, то никакова соотвѣтствія не было слышно; а когда нѣсколько саженъ подвинуться къ зданію ближе, то хотя и было слышно эхо, но далеко не столь явственное и замедлительное, а поспѣшнѣйшее. Словомъ: случилось сіе такъ хорошо, что мнѣ, и сколько-бъ искавши, не найтить лучшаго къ тому мѣста, а такова прекраснаго эхоническаго зданія со всею остротою своего разума не выдумать.

Легко можно заключить, что я крайне обрадовался такому нечаянному открытію и не преминулъ замѣтить сіе мѣсто. И какъ оное случилось почти точно тоже, гдѣ замышлялъ я сдѣлать фонтанъ и предъ нимъ деревянную нишъ или полусидѣлку, то спѣшилъ скорѣе опое мѣсто разровнять и помянутую нишь сдѣлать и успѣлъ еще и оную до пріѣзда нашего намѣстника кончить.

Кромѣ сего удалось мнѣ до сего прибытія нашего начальника сдѣлать еще одно открытіе, а именно: нечаянно найтить еще одно мѣсто въ тамошнихъ горахъ съ мраморными песками, гдѣ хотя не таковы были хороши, какъ на горѣ пониже дворца, однако разноцвѣтностью своею также особливаго примѣчанія достойны. Почему и сіе мѣсто успѣли еще сколько-нибудь начать разработывать.

Получивъ извѣстіе о скоромъ прибытіи намѣстника, усугубили мы всѣ свои и труды, и старанія, и принялись совокупными силами все холить и вычищать, дабы не стыдно было показать садъ свой намѣстнику. По счастію, успѣли мы множество начатыхъ въ немъ работъ къ сему времени кончить, и шло также множество новыхъ и такихъ вещей, которыхъ онъ еще не видѣлъ.

Наконецъ, 23-го іюня пріѣхалъ сперва командиръ мой г. Давыдовъ, для встрѣчи намѣстника, какъ хозяинъ, и у меня обѣдалъ, и съ которымъ послѣ обѣда ходили мы по садамъ, и я показывалъ ему все, что мною въ сіе лѣто было сдѣлано. Онъ удивился, что могъ я столь много дѣлъ произвести и въ столь короткое время. И какъ онъ любилъ все относить къ себѣ, то, изъявляя превеликое удовольствіе, твердилъ только, что есть намъ что показать намѣестнику и есть чѣмъ доставить удовольствіе. А на- утріе начали мы дѣлать всѣ нужныя къ принятію и угощенію намѣстника приготовленія, и онъ, какъ хозяинъ, распоряжался всѣмъ къ тому нужнымъ и не жалѣлъ ни коштовъ, ни убытковъ, какіе къ тому были надобны. И какъ намѣстнику въ сей же день передъ вечернею надо было пріѣхать, то и отправились мы вмѣстѣ съ Семеномъ Алексѣевичемъ Верещагинымъ, бывшимъ уже тогда Бобриковскимъ управителемъ, на встрѣчу въ деревню Крутую.

Тутъ встрѣтили мы его, пріѣхавшаго незадолго уже до вечера, и онъ сдѣлалъ мнѣ весьма благосклонное привѣтствіе, пригласивъ меня опять съ нимъ сѣсть въ карету, въ ко торой ѣхалъ онъ тогда вмѣстѣ съ бывшимъ прежде сего у него адъютантомъ г. Грохольскимъ и еще однимъ тульскимъ чиновникомъ. Во время остальнаго пути занимался онъ въ безпрерывныхъ со мною разговорахъ. А подъѣзжая къ городу, вспомнилъ о прежнихъ сюрпризахъ, ему сдѣланныхъ. Желая показать фальшивое мое зданіе за прудомъ господамъ, съ нимъ бывшимъ и оное еще невидавшимъ, сказалъ мнѣ, чтобъ я на томъ мѣстѣ велѣлъ каретѣ останавливаться, откуда можно было наилучше оное видѣть, что я и не преминулъ учинить. И тогда началъ онъ спутникамъ своимъ оное показывать и, смѣючись, спрашивалъ ихъ, что бы они о семъ предметѣ думали и чѣмъ бы т, а- кимъ почитали? Какъ фигуру сію успѣлъ я въ сіе лѣто еще болѣе распространить и гораздо еще предъ прежнимъ усовершенствовать и придать ей еще болѣе натуральнаго вида, то почли господа сіи ее дѣйствительно строеніемъ, и намѣстникъ хохоталъ надъ ними. Однако, и онъ опять ею много любовался и тотчасъ запримѣтилъ, что было нѣсколько къ ней вновь от меня прибавлено. По пріѣздѣ же въ городъ и какъ мы поровнялись противъ нашего сада и вершины, то кинувшіяся вдругъ въ глаза ему всѣ наиглавнѣйшія наши садовыя зданія побудили его сказать: «вотъ, судырь, въ саду у васъ вижу даже я и обновки, и онѣ, какъ кажется, оживили собою всю сію гору..... но что это показалось мнѣ, продолжалъ онъ, большое такое тамъ въ вершинѣ?»—«Это изволите увидѣть ваше превосходительство», сказалъ я и замолчалъ.—«Хорошо, судырь, подхватилъ онъ, я не хочу далѣе и спрашивать, вы любите все дѣлать мнѣ сюрпризы, такъ вѣрно и тутъ что-нибудь уже будетъ, и я возьму терпѣніе».

Въ сихъ разговорахъ доѣхали мы до дворца. Тутъ встрѣтилъ его г. Давыдовъ какъ хозяинъ, со всѣми нашими городскими судьями. И онъ не успѣлъ войтить въ комнаты, какъ съ отмѣннымъ удовольствіемъ сталъ осматривать всѣ комнаты и хвалить, что онѣ росписапы очень хорошо и со вкусомъ. И, обратясь ко мнѣ, сказалъ: «вотъ, судырь, не лучше ли теперь я не болѣе [ли] походитъ уже домъ сей на дворецъ императрицынъ? Прежде какія пакостныя были у васъ обоишки; вотъ, спасибо, что вы надоумили меня и эти двери велѣли вновь проломать и сдѣлать. Теперь несравненно болѣе уже простора, и эта комната мнѣ отмѣнно пріятна и можетъ служить обыкновенною столовою». Послѣ чего, смотря изъ оконъ ея въ садъ, продолжалъ: «вотъ и садъ отсюда уже видѣнъ, и жаль, что теперь уже поздно и походить въ немъ некогда; однако, на это будетъ еще довольно времени».

Симъ кончились тогда наши съ нимъ разговоры, ибо достальное время до ужина занялся онъ разговорами съ нашимъ городничимъ и судьями. Между тѣмъ приготовленъ быль уже у насъ вечерній для него столъ въ той комнатѣ, которую онъ полюбилъ отмѣнно и которая соединена была съ заломъ новою дверью.

А наутріе поѣхали всѣ мы съ нимъ въ Бобрики, и мы успѣли только въ сіе утро представить ему набранныхъ ребятишекъ для обученія грамотѣ и пѣнію. Всѣмъ имъ, по приказанію г. Давыдова, пошиты были одноманерныя платьицы, и намѣстникъ былъ успѣхами ихъ въ ученіи доволенъ, поощрялъ ихъ и приказалъ пошить для нихъ несравненно лучшее платье, если они будутъ не прочѣ учиться прилежно.

Какъ въ Бобрикахъ намѣстнику не случалось еще никогда до того времени бывать, то, по пріѣздѣ туда, съ любопытствомъ осматривалъ онъ все тамошнее- огромное строеніе, отдѣланное тогда уже совсѣмъ вчернѣ и стоящее впустѣ. Но ему не понравилось ни положеніе мѣста., ни самое зданіе въ Бобрикахъ, и онъ удивлялся почему такая громада и въ такомъ пустомъ мѣстѣ построена, каковы были Бобрики, и говорилъ, что зданію такому несравненно бы лучше быть въ. Богородицкѣ, какъ въ средоточіи обѣихъ волостей и гораздо живѣйшемъ мѣстѣ, и жалѣлъ, что на построеніе Бобриковскаго дома употреблено столь великое иждивеніе, говоря, что едва ли онъ когда-нибудь, отдѣланъ и тутъ кто жить будетъ.

Отобѣдавъ въ домѣ у г. Верещагина,. гдѣ приготовленъ былъ для него обѣденный столъ, и отдохнувъ нѣсколько, поѣхали мы обратно въ Богородицкѣ. И польза от всей ѣзды сей произошла только та, что, ѣдучп чрезъ село Ивановское я увидѣвъ тутъ ни къ чему годную и почти развалившуюся деревянную церковь, приказал построить каменную и ассигновалъ нѣкоторую сумму на вспоможеніе крестьянамъ.

Какъ въ Богородицкъ возвратились мы уже передъ самымъ вечеромъ, то и въ сей день не удалось намѣстнику побывать въ саду нашемъ. Но за то весь послѣдующій день употребилъ онъ на осмотрѣніе всего мною сдѣланнаго, и не успѣлъ одѣться, какъ приказалъ мнѣ вести себя и все показывать. А вмѣстѣ съ нами дошли и всѣ съ нимъ пріѣзжіе.

Поелику у меня было уже все предварительно придумано и распоряжеио гдѣ- и — гдѣ его вести и что прежде, и что послѣ показывать, то и повелъ я его сперва от дворца подъ гору, по новоразрытому и спокойному новому съѣзду, к пруду и къ нашей прекрасной [башнѣ].

Тутъ прежде всего кинулся ему въ глаза вновь отрытый и прекрасный [съѣздъ], бѣлый какъ кипень, съ жолтыми и кофейными жилами и крапинами. И онъ, любуясь имъ, хвалилъ меня, что я сдѣлалъ тутъ такой спокойный съѣздъ, и съ удовольствіемъ пошолъ по набережной дорожкѣ, сдѣланной подлѣ самой воды большою нашего пруда. Тутъ, доведя его до разрытаго тайника, показалъ ему сей памятникъ и ступени, вырубленныя въ горѣ еще въ самой древности. И онъ, смотря на сіе съ особымъ любопытствомъ, хвалилъ меня, что я не испортилъ сего мѣста и, согласно съ моимъ мнѣніемъ, приказывалъ, чтобъ оставили его въ томъ видѣ. Вслѣдъ за симъ предстала его [глазамъ] наша прежняя развалина. Она была уже въ сіе время совсѣмъ отдѣлана и представляла несравненно великолѣпнѣйшій видъ издали, въ какомъ видѣлъ онъ ее прежде. Съ превеликимъ удовольствіемъ смотрѣлъ онъ на всѣ вновь вырѣзанныя мною отчасти въ самой горѣ, отчасти раскинутыя нарочно и лежащія въ разныхъ мѣстахъ архитектурныя украшенія бывшаго якобы великолѣпнаго зданія. Онъ превозносилъ все похвалами и въ особливости доволенъ былъ тѣмъ, что сдѣлалъ я предъ сею великолѣпною штукою довольно просторную площадку съ каменною въ прудѣ пристанью для причаливанія лодки, которая у насъ была куплена и вся раскрашена для катанья на ней по

пруду.

Но удовольствіе его увеличилось несравненно, когда, взведя его на вырубленное изъ песку и довольно просторное и спокойное крыльцо, вывелъ въ самую внутренность горы, въ прорубленныя и (свѣтломъ, входящимъ сквозь прорубленныя окны.) довольно освѣщенныя пещеры и оными повелъ сквозь весь мысъ той песчаной горы. Какъ онъ, такъ и всѣ бывшіе не могли довольно надивиться естественной красотѣ сихъ пещеръ и прекраснымъ пескамъ, и всѣ единогласно утверждали, что натура произвела тутъ сущее чудо и такую игру естества, какая едва гдѣ въ другомъ мѣстѣ можетъ отыскаться, и превозносили все сіе мѣсто похвалами.

Но какимъ новымъ удивленіемъ поразился онъ, когда, по выходѣ изъ. сихъ пещеръ, вдругъ представился зрѣнію его ревущій, съ превеликимъ шумомъ, съ превысокой и крутой горы, и видъ совершенно дикаго водостока имѣющій, каскадъ, и вода, стремящаяся въ разныхъ мѣстахъ, съ обѣихъ сторонъ, внизъ предъ самыми ногами его утекающая въ подземельный протокъ! «Ба! ба! ба! воскликнулъ онъ, это что такое? И какъ это догадало тебя, Аидрей Тимоѳеевичъ, смастерить такую прекрасную штуку? Исмотри, пожалуй, какъ натурально сдѣлана у него сія каменная стремнина и какъ хорошо разметаны сіи водостоки!:

Помилуй, гдѣ ты такое множество воды взялъ, со всѣхъ сторонъ и въ множествѣ она течетъ? И какъ это ты все сдѣлалъ?»

«Какъ-нибудь, ваше высокопревосходи- тельство, — сказалъ я, — и съ очень малымъ и легкимъ трудомъ, а вода все это одна и очень небольшая, какъ взойдя уже на гору, тамъ вы изволите сами все это увидѣть».—«Прекрасно, прекрасно!» продолжалъ намѣстникъ, восхищаясь, полюбуемся симъ зрѣлищемъ. И это для меня вы сдѣлали такой сюрпризъ пріятный, и я вамъ за то благодаренѣ».

Отъ сего мѣста, проводя его тѣсною, кривою дорожкою на протокъ къ нижнему и главному водоему, показалъ я ему мимоходомъ скрытую тутъ внизу небольшую пустыньку или так-называемую меланхолическую сцену. Мѣстечко сіе окружено было кругомъ густымъ и непрозрачнымъ лѣсомъ и посреди площадки, на небольшомъ холмикѣ, поставлена была чорная пирамида, съ бѣлыми на ней надписями, имѣющая видъ нѣкотораго надгробія. Намѣстнику сцена полюбилась, и онъ похвалилъ меня и за оную. Но не успѣли мы вытти изъ сего меланхолическаго мѣста и пробраться сквозь чащи лѣсочка на просторъ, какъ, въ пріятный контрастъ тому, представилась вдругъ взору его самая лучшая и прекраснѣйшая во всемъ саду смѣющаяся сцена. Тутъ въ правой сторонѣ увидѣлъ онъ между двумя покосами горы растущими густыми лѣсочками прекрасную лужайку, простирающуюся отлого съ самого низа горы до самого ея верха, и прямо въ концѣ оной стоящій на горѣ каменный, круглый, хотя небольшой, но прекрасный и къ сему времени совсѣмъ отдѣланный павильонъ. Впереди, въ полугорѣ и въ нѣкоторомъ отдаленіи, увидѣлъ онъ нашу прекрасную ротунду или круглую сквозную изъ многихъ колоннъ составленную и круглымъ куполомъ верхъ имѣющую и прекрасно отдѣланную и раскрашенную бесѣдку. Она съ мѣста того казалась стоящею поверхъ ближнихъ лѣсочковъ, на каменной крутой скалѣ и властно какъ господствующею надъ всѣмъ садомъ и всѣми тутошними окрестностями. А въ лѣвой сторонѣ, также впереди, представился взору его нашъ нижній и главный водоемъ, имѣющій видъ довольно порядочной величины прудка, съ сдѣланнымъ посреди его небольшимъ островкомъ, съ стоящимъ, какъ на пьедесталѣ, мраморнымъ бѣлымъ бюстомъ, а внизу другой островок съ прекрасною березовою рощицою и съ сдѣланными на немъ съ обоихъ береговъ для перехода мостиками.

Всѣ сіи прекрасныя зрѣлища такъ намѣстника изумили, что онъ не зналъ на которое изъ нихъ прежде смотрѣть и которымъ изъ нихъ прежде любоваться. Онъ остановился даже, и нѣсколько минутъ стоялъ на одномъ мѣстѣ, твердя: «Какъ это все прекрасно и хорошо! Какъ кстати и у мѣста стоитъ на горѣ эта каменная бесѣдка; какая это прекрасная лужайка, какъ пріятны и хороши эти лѣсочки, съ разными ихъ изгибами и мысочками; какъ красятъ эти бугорки, окружающіе воду сію съ нагорной стороны, я какъ кстати ростутъ на нихъ сіи группы деревцовъ. А эта ротунда, какой прекрасный видъ она имѣетъ, и какъ оживляетъ собою все это мѣсто, и какъ натураленъ подъ нею этотъ каменный бугоръ, видъ нѣкакой скалы имѣющій; а этотъ прудокъ съ островками — какъ прекрасенъ онъ!!» И такъ далѣе.

Наконецъ блеснувшая ему въ глаза вдали изъ-за кустовъ бѣлая моя вечерняя сидѣлка, сдѣланная за водоемомъ, противъ самой ротунды, побудила его меня спросить: «А это что такое тамъ бѣлѣется вдали?»— «Маленькая сидѣлочка, сказалъ я, сдѣланная тамъ для отдохновенія гуляющихѣ».— «О! такъ пойдемъ же туда, подхватилъ онъ, мнѣ хочется и ее видѣть». И пошолъ къ оной.

Не успѣлъ онъ туда притить и бездѣлку сію, сдѣланную однако со вкусомъ, вблизи увидѣть, какъ начались о ней похвалы и одобренія. Сдѣлана была она хотя и деревянная, но раскрашена подъ видъ камня и состояла хотя изъ простой лавочки, но сзади придѣланъ былъ для защиты от солнца щитъ, а на верху образный мальчикъ, спящій будто на книгахъ, и посередъ сего видъ имѣла довольно прекрасный, и такъ что она намѣстнику, по простотѣ и дешевизнѣ своей, отмѣнно полюбилась, а особливо приличною въ стихахъ надписью, изображенною посреди щита сего «Бездѣлка, сказалъ намѣстникъ, но такъ хороша, что я съ удовольствіемъ хочу на ней немножко отдохнуть», и тотчасъ сѣлъ, пригласивъ и меня и прочихъ сѣсть подлѣ себя.

Какъ съ сего мѣста наилучшій видъ простирался на всю гору, и вся оная со всѣми зданіями и лѣсочками своими, равно какъ и самый дворецъ видѣнъ былъ и въ самой водѣ въ превратномъ видѣ, то, воспользуясь симъ случаемъ и желая обратить взоры намѣстника на сей предметъ, въ особливостн прелестный, сказалъ я ему: «Не изволите ли видѣть, ваше превосходительство, какою прекрасною, но въ превратномъ видѣ представляется вся сія гора здѣсь въ водѣ». — «И въ самомъ дѣлѣ, воскликнулъ тогда обратившій на воду свой взоръ намѣстникъ, и какъ прекрасно изображается все это тутъ, какъ въ зеркалѣ; вотъ ротунда, вотъ бесѣдка, вотъ самый и домѣ». — «Признаюсь, подхватилъ я тогда, что я наиболѣе для самого сего зрѣлпща и помѣстилъ здѣсь эту сидѣлку». — «И вы очень, очень хорошо это сдѣлали», сказалъ намѣстникъ.

Не успѣлъ онъ сего слова выговорить, какъ показался идущій къ намъ съ письмами курьеръ, нарочно присланный изъ Тулы. Намѣстникъ, принявъ оныя, сказалъ: «Вотъ и кстати, что мы здѣсь сѣли отдыхать и намъ удобнѣе здѣсь въ тѣни, нежели на жару прочесть сіи письмы». И тотчасъ сталъ ихъ распечатывать и читать. И прочитавъ первое, обратился къ Давыдову и сказалъ: «вотъ, судырь, къ намъ обѣщаются быть сюда, либо нынѣшнею ночью, либо завтрѣ поутру, гости, и мы очень будемъ имъ рады, и добро пожаловать».—«А кто такой?» спросилъ г. Давыдовъ. — «Матвѣй Васильевичъ Муромдовъ и Ѳедоръ Матвѣевичъ Толстой, сказалъ намѣстникъ, и я очень имъ буду радѣ». Послѣ чего сталъ онъ читать другія письма. И какъ чтеніе сіе продлилось съ полчаса почти времени и остановило наше гулянье, то дозвольте и мнѣ. на семъ мѣстѣ остановись, отдохнутьи сказать вамъ, что я есмь вашъ, и проч.

(Февраля 17-го дня 1810 года).

Письмо 223

Любезный пріятель! По прочтеніи всѣхъ писемъ и сказавъ, что собирается къ нему и еще кое-кто изъ Тулы пріѣхать, всталъ намѣстникъ и, обратясь ко мнѣ, сказалъ: «ну, куда жъ вы, судырь, меня теперь поведете и какъ бы намъ пробраться на ротунду». — «Вотъ сюда пожалуйте», сказалъ я и повелъ его чрезъ мосточки и на островъ, и шелъ далѣе на берегъ и мимо нашей улитки далѣе въ гору. Какъ вошли мы въ пышную и прекрасную нашу ротунду, то, обозрѣвая изъ ней всѣ окрестности, сказалъ намѣстникъ: «прекрасное мѣсто и зданіе красивое и могущее служить болѣе только украшеніемъ садовъ, а не для употребленія, и ни от вѣтра, ни от жара здѣсь убѣжища найтить не можно, а хорошо только ею полюбоваться».—«Конечно такъ, подхватилъ я, но нужно и сіе; а для убѣжища от вѣтровъ и прохлады, от жаровъ и отдохновенія есть другія мѣста».

Въ самое сіе время взглянулъ намѣстникъ на то мѣсто, гдѣ прежде сего видѣлъ онъ погребную яму и, увидѣвъ тутъ уже обросшій травою и окруженный кустарникомъ прекрасный холмик , съ стоящим на немъ на пьедесталѣ мраморнымъ бюстомъ, мнѣ сказалъ: «вотъ, судырь, вы таки засыпали бывшую тутъ яму, такъ какъ я говорилъ и теперь гораздо лучше, и она не дѣлаетъ уже собою безобразія саду».—«Конечно такъ, ваше превосходительство, сказалъ я, однако, извините меня, что я не совсѣмъ ваше полѣніе выполнилѣ».—«А какъ же?» спросилъ онъ.—«А вотъ, подхватилъ я, не изволите ли, ваше превосходительство, сюда пожаловать и посмотрѣть, что я изъ ямы той сдѣлалѣ». И повелъ его къ другому боковому, съ нагорной стороны, въ гротъ мой входу. Тутъ увидѣлъ онъ предъ собою нѣкоторый родъ простой дикой каменной пещеры, простирающейся внизъ подъ землю и похожей на выходъ изъ какого-нибудь погреба, изумился и спросилъ меня: «Помилуй, да куда ты меня ведешь, не въ погребъ ли какой?»—«Да, не въ большой погребокъ, отвѣчалъ я, для прохлажденія от жара, на который ваше превосходительство изволили только жаловаться. Пожалуйте, ваше превосходительство, продолжалъ я, увидѣвъ его остановившагося-было, можетъ быть погребокъ мой будетъ вашему превосходительству и угоденѣ».—«Хорошо, судырь, отвѣчалъ онъ, пойдемъ туда и посмотримъ какой».

Входя въ самый подземный ходъ, обросшій сверхъ уже деревьями и кустарникомъ, и увидя наипрочнѣйшую изъ дикихъ камней окладенную пещеру, усмѣхнувшись сказалъ: «у васъ, судырь, всегда и вездѣ пещеры, тамъ песчаныя, здѣсь каменныя, но этой не худо бы быть нѣсколько и получше». Я усмѣхался, сіе слушая и далъ ему волю говорить, что хотѣлъ, и думалъ съ любопытствомъ, чт5опослѣдуетъ далѣе, когда, подойдетъ онъ къ самимъ дверямъ стекляннымъ; и чего я ожидалъ, то и воспослѣдовало. Не успѣлъ онъ въ зеркальныя двери усмотрѣть другой такой же выходъ съ противуположной стороны и людей, по оному на встрѣчу къ себѣ идущихъ, какъ остановясь и обратясь ко мнѣ, спросилъ: «да это кто-жъ такой идетъ къ намъ? оттуда уже не гости ли какіе пріѣхали къ намѣ» и готовился-было снимать съ себя уже шляпу. Но мы съ г. Давыдовымъ не допустили его до того, и засмѣявшись, спѣшили ему сказать: «нѣтъ, ваше превосходительство, гостей и людей тамъ никакихъ нѣтъ, а это мы сами себя видимѣ».

Изумленіе, какимъ поразился тогда намѣстникъ, когда вошедъ въ мой гротъ и столь неожиданнымъ образомъ увидѣлъ все его расположеніе и украшеніе, не могу уже я никакъ изобразить. Болѣе минуты онъ стоялъ, не говоря ни слова, и обозрѣвалъ только съ превеликимъ любопытствомъ всѣ его внутреннія украшенія и любуясь ихъ красотою, наконецъ обратясь ко мнѣ, сказалъ: «ну, Андрей Тимоѳеевичъ, вы сдержали свое слово и сдѣлали мнѣ подлинно на семъ мѣстѣ сюрпризъ, и сюрпризъ весьма пріятный, никогда и никакъ я сего здѣсь не ожидалъ, и эта штучка ваша превосходитъ уже прочія. Это такой погребокъ, въ который смѣло могли-бъ мы отважиться завести и самую Государыню, еслибъ она сюда къ намъ пожаловала; взглянула бы вѣрно и она на него съ удовольствіемъ! И не понимаю, какъ это вздумалось тебѣ такую прекрасную штуку сдѣлать, и гдѣ ты такое множество собралъ раковинъ и улиток , и такихъ прекрасныхъ?»—«На Окѣ рѣкѣ, сказалъ я, ѣдучи от вашего превосходительства изъ деревни, и естественно не преминулъ имъ помочь сколько — нибудь искусствомъ, размѣстивъ и раскрасивъ оныя».—«И въ самомъ дѣлѣ, воскликнулъ онъ, этого я и не запримѣтилъ. Какъ же право все это хорошо и съ какимъ вкусомъ все расположено и сдѣлано; ну, право, спасибо, и я очень охотно извиню васъ въ томъ, что вы ямы сей, по словамъ моимъ, не засыпали, а превратили ее въ такое прохладное убѣжище от жара. Здѣсь съ удовольствіемъ можно въ сихъ нишахъ сидѣть и прохлаждаться».

Оказавъ сіе, присѣлъ онъ на лавку въ одной изъ нишей. А между тѣмъ какъ онъ продолжалъ симъ и видимымъ въ зеркальныя двери другимъ такимъ же гротомъ увеселяться, обратилъ я зрѣніе прочихъ на лантернъ въ сводѣ, и далъ имъ запримѣтить видимый тамъ въ зеркалѣ весь городъ, прудъ и всѣ окрестности около онаго, «Вотъ и это прекрасно», воскликнули они. А намѣстникъ, услышавъ сіе, съ поспѣшностью спросилъ: «а что тамъ такое?» Тогда сказали они ему: «извольте-ка, ваше превосходительство, посмотрѣть, у него и тамъ сдѣлана прекрасная штука» и побудили тѣмъ намѣстника вскочить и итить также смотрѣть на новое зрѣлище, которое ему также весьма полюбилось. А какъ онъ услышалъ, что весь лантернъ сей снаружи представляетъ самый пьедесталъ подъ статуею, то сіе его еще болѣе съ пріятной стороны удивило. Словомъ, онъ залюбовался впрахъ моимъ гротомъ и нѣсколько разъ принимался благодарить меня за него.

По выходѣ изъ грота, спросилъ меня намѣстникъ: «куда жъ поведете вы теперь, Андрей Тимоѳеевичъ?»—«Не угодно ли сюда въ вершину, сказалъ я, посмотрѣть того зданія, въ оное, которое ваше высокопревосходительство изволили запримѣтить при пріѣздѣ въ городѣ».— «Очень хорошо, отвѣчалъ онъ, поведите меня туда, я очень любопытенъ его видѣть».— Тогда повелъ я его вдоль, по прекрасной дорогѣ, вдоль вершины, подлѣ водовода проведенной, и доведя его до того мѣста, откуда наилучшимъ образомъ можно было слышать отвѣтствующее эхо, остановивъ его, сказалъ: «Вотъ зданіе, ваше высокопревосходительство, которое, кромѣ красы, дѣлаемой имъ всему саду, производитъ еще нѣкоторыя и другія полезности собою».—«А какія?» спросилъ намѣстникъ. — «Во-первыхъ, сказалъ я, оживляетъ собою все сіе мѣсто и самое худшее въ саду мѣсто превращаетъ въ пріятнѣйшій ревиръ сада, какъ мы сами то изволите видѣть».—«Да, сказалъ намѣстникъ, и въ самомъ дѣлѣ, теперь оно совсѣмъ въ другомъ и несравненно въ лучшемъ видѣ, нежели въ какомъ я оное прежде видѣлъ. Эта дорога, эти труды, эти мосточки, эти насажденія деревъ и самая сія полубесѣдка придаютъ уже много красы и пріятности сему негоднѣйшему мѣсту. А это огромное впереди зданіе, равно какъ господствуетъ надъ всѣмъ симъ мѣстомъ. Но когда ты успѣлъ такое воздвигнуть и не дорого-ль оно слишкомъ стало?» — «Ахъ. нѣтъ, ваше высокопревосходительство, сказалъ я, все оно деревянное и стоитъ очень немногова, и менѣе ста рублей».—«Не вправду ли, подхватилъ удивившійся намѣстникъ, я никакъ тому не повѣрилъ это сущая бездѣлка, я не жалѣлъ бы и пятисотъ рублей, и такъ дешево можете только вы, судырь, дѣлать».

«Во-вторыхъ, продолжалъ я, закрываетъ оно собою достальную и безобразную часть вершины; въ третьихъ, имѣетъ внутри у себя комнату, удобную для отдохновенія при гуляньи и еще нѣчто, что ваше высокопревосходительство увидѣть въ ней изволите; а, наконецъ, случайнымъ образомъ и само собою открылась въ немъ еще одна способность къ произведенію эхи (sic) и способность рѣдкая и удивительная; не изволите ли послушать, я закричу». Сказавъ сіе, закричалъ я: «Ѳедотъ!» Прекрасное и отмѣнно явственное соотвѣтствіе сего слова поразило и намѣстника, и всѣхъ бывшихъ съ нимъ такимъ пріятнымъ удивленіемъ, что они не могли довольно тѣмъ налюбоваться, и я принужденъ былъ еще нѣсколько разъ повторять кричанье и произносить разныя слова, и произвелъ тѣмъ въ намѣстникѣ превеликое любопытство узнать какъ и отчего тутъ такое необыкновенное эхо, и я принужденъ былъ ему то изъяснять математически, и онъ всѣмъ тѣмъ былъ очень доволенъ.

Навеселившись симъ эхомъ, пошли мы далѣе. Но не успѣлъ нѣсколько шаговъ перейтить, какъ повстрѣчавшійся съ зрѣніемъ его новый предметъ паки его поразилъ и остановилъ. Была то насыпь, сдѣланная на сопротивномъ косомъ берегѣ вершины, изображающая нѣкоторый родъ развалившагося высокаго каменнаго зданія въ ландшафтномъ видѣ. Фальшивую картину сію удалось мнѣ смастерить отмѣнно хорошо и такъ, что она и въ самой близи обманывала чрезвычайно зрѣніе и стоила особаго вниманія; онымъ и удостоена она была от намѣстника. И какъ и она составила для его новый и пріятный сюрпризъ, то залюбовался онъ и симъ ничего нестоющимъ, но необыкновеннымъ и пріятнымъ украшеніемъ садовымъ, и, расхваливъ оное впрахъ, только и твердилъ: «у васъ, судырь, на всякомъ шагу чудеса за чудесами, и все такое, чего никогда я еще не видывалѣ».

Полюбовавшись симъ предметомъ, дошли мы наконецъ къ самому мѣсту эхоническаго зданія. Тутъ, не входя еще въ оное, остановился опять намѣстникъ и долго любовался наружностью сего зданія и огромностью онаго, и повторяя нѣсколько разъ: «прекрасно, прекрасно!» сказалъ мнѣ наконецъ: «но когда это вы успѣли сгромостить такую машину и кто это такъ хорошо и со вкусомъ у тебя ее раскрашивалъ?» — «Что дѣлать, ваше высокопревосходительство, нуждѣ помогаючи, принужденъ былъ самъ гваз- даться и марать, какъ умѣлось». — «Возможно ли, подхватилъ намѣстникъ, вы право, судырь, отмѣнный человѣкъ и на все васъ стало. Вотъ и комната такая изрядная, продолжалъ онъ, вошедъ въ одно изъ боковыхъ отдѣленій, здѣсь можно дѣйствительно отдыхать и надобно ее снабдить креслами и софами. А тамъ, въ другой половинѣ, что вы сдѣлали?» — «А здѣсь, сказалъ я, вводя его туда, помѣстилъ я ванну и купальню для прохлажденья въ жары, кому угодно». — «Это прекрасно», сказалъ онъ, увидавъ оную; «но откуда же вода въ нее возмется?»—«Изъ водовода, сказалъ я, и тотчасъ велѣлъ пустить оную изъ маленькаго водоемца, нарочно для того подлѣ зданія сего сдѣланнаго, и какъ вдругъ полилась она, чистая какъ слеза, и широкою и тонкою струею по скрытому подъ стѣною широкому и плоскому жолобу, то сіѳ вновь утѣшило намѣстника и побудило спросить: «И хорошо, судырь, купаться тутъ?»— «Очень хорошо, ваше высокопревосходительство, а особливо когда на эти каменныя лавочки сѣсть, подъ самымъ водостокомъ, и дать водѣ течь на спину и плечи свои. Вода такая чистая и теплая. Сверхъ того, можно столько купальню сію водою наполнять, сколько угодно, по первый, по второй, третій, или четвертый уступъ, и стоитъ только замкнуть трубу нижнюю, изъ которой вода вонъ вытекаетъ, такъ можетъ она въ немногія минуты наполниться вся, и такъ, что стоящему на днѣ человѣку она по самую шею будетѣ».—«Право. судырь, это хорошо, и очень хорошо, сказалъ намѣстникъ, и у васъ все достойно перениманія. Мнѣ захотѣлось уже и у себя въ деревнѣ такую же смастерить».—Сказавъ сіе, пошелъ онъ разсматривать, какъ все это было у меня сдѣлано и вода пропущена, и изъявлялъ на все и все свое благоволеніе.

Какъ между симъ наступило уже обѣденное время, то, постоявъ тутъ нѣсколько времени, пошли мы въ обратный путь къ дому, и я провелъ его чрезъ другія и тѣ нагорныя части сада, которыя онъ еще не видалъ. И показывая ему всѣ разныя мои насажденія и верхній свой водоводъ, довелъ его и до своего лабиринта. Симъ также былъ онъ очень доволенъ. А наконецъ, доведя его до каменнаго павильона, показалъ ему. какъ спускается изъ верхняго бассейна подземныхъ водопроводовъ вода въ каскадъ нашъ, и какъ оный весь расположенъ и сдѣланъ. И онъ разсматривалъ и сіе все съ особеннымъ вниманіемъ и любопытствомъ и все одобрялъ совершенно и повторялъ опять удивленіе свое тому, что я успѣлъ въ столь короткое время и такъ много дѣлъ подѣлать, а что всего лучше — все съ малымъ и ни чего почти незначущимъ коштомъ, и не могъ довольно расхвалить меня за то.

Послѣ обѣда ѣздили мы въ нашъ парк или увеселительный лѣсок , и я показывалъ намѣстнику все тамъ затѣваемое вновь и отчасти сдѣланное, отчасти начатое, и онъ и тамъ на все изъявлялъ, свое одобреніе. По возвращеніи въ домъ и при смотрѣніи изъ онаго чрезъ садъ, на прудъ, кинулся ему въ глаза одинъ мысъ берега прудоваго, вдавшійся далеко въ оный со стороны от города, и подалъ поводъ сказать: «Какъ бы, Андрей Тимоѳеевичъ, нельзя ль бы какъ ни- будь вот тамошній мысъ поотдѣлить. от берега проливомъ и составить изъ него островѣ». — «Чего не можно, отвѣчалъ я, но не будетъ ли сіе стоить многихъ трудовъ и работы, и не отяготимъ ли мы тѣмъ людей? Если отдѣлить его от берега узкимъ проливомъ, то ничего не- будетъ значить, а ежели широкимъ, то доведется много копать земли и работы: будетъ очень много». — «Какая нужда, подхватилъ намѣстникъ, мы сдѣлаемъ такъ, чтобы работа сія была для волостныхъ крестьянъ не чувствительна и произведемъ ее бѣдняками городскими' мѣщанами изъ найму».— «Это дѣло другое, ваше высокопревосходительство» сказалъ я.—«А мнѣ очень этого хочется, и такъ пожалуйте-ка съѣздите туда и, назначьте какъ бы сему проливу быть».— «Очень хорошо, сказалъ я, и тотчасъ, велѣлъ отвезти туда нѣсколько десятинъ, новаго теса, и поѣхавши туда, указалъ, ими обѣ черты затѣваемаго прокопа. Нонамѣстнику сіе мое назначеніе было, не угодно. Ему показался назначаемый островъ слишкомъ малъ. «Нѣтъ, сказалъ, онъ, это слишкомъ мало, а поназначьте его уже гораздо болѣе, и вотъ такъ-то и такъ-то», указавъ мнѣ рукою. — «Хорошо, ваше высокопревосходительство, сказалъ я, но тутъ берегъ уже нарочито высокъ, и въ семъ случаѣ копки доведется очень много, и островъ сей будетъ коштовать многихъ денегѣ».—«А какая нужда, подхватилъ намѣстникъ, хотя-бъ и въ тысячу рублей пли болѣе обошюлся, мы бы.

тѣмъ помогли еще и бѣднякамъ городскимѣ». — «Ежели такъ, отвѣтилъ я, то за мною дѣло не станетъ.» И тотчасъ поѣхалъ и назначилъ, какъ ему хотѣлось; но признаюсь, что дѣлалъ сіе съ нѣкоторымъ нехотѣніемъ, ибо вся сія намѣстникова затѣя была не по моимъ мыслямъ, и я предусматривалъ, что работы и трудовъ будетъ много и что денегъ растеряемъ мы, и никакой дальней красы тѣмъ не произведемъ и ничего важнаго изъ того не выйдетъ. Но, какъ любящій все великое, намѣстникъ неотмѣнно того хотѣлъ, то принужденъ я былъ его желаніе исполнить и заблаговременно приготовлялъ себя, къ многимъ новымъ трудамъ и заботамъ.

Въ слѣдующую затѣмъ ночь предъ свѣтомъ пріѣхали къ намъ дѣйствительно ожидаемые знаменитые гости, Ѳедоръ Матвѣевичъ Толстой и Матвѣй Васильевичъ Муромцовъ. И первый не успѣлъ проснуться, какъ, задолго до вставанія намѣстника, прислалъ за мною и просилъ меня, чтобъ я сводилъ его въ садъ и показалъ ему все мною сдѣланное. Я охотно согласился на его желаніе и, водя его всюду-и-всюду, имѣлъ удовольствіе слышать и от сего, весь свой вѣкъ при дворѣ жившаго и все видѣвшаго вельможи, всему-и-всему, сдѣланному мною, превеликія похвалы, и при семъ увѣрился, что все расположено и сдѣлано было мною съ наилучшимъ и новѣйшимъ вкусомъ. Песчаной руинѣ, каскаду и гроту не могъ онъ приписать довольно похвалъ; но ни чѣмъ я его такъ не удивилъ какъ своимъ эхоническимъ зданіемъ. И этотъ случай въ особливости такъ мнѣ памятенъ, что не могу и нынѣ его забыть. Приведя его въ надлежащій размѣръ, спросилъ его: «каково сіе зданіе кажется вашему превосходительству».— «Очень хорошо и очень у мѣста», сказалъ онъ. — «Но за нимъ есть еще штука, подхватилъ я, оно у меня эхоническое и производитъ прекрасное эхо; не изволите ли послушать?» — Сказавъ сіе, закричалъ я. Г. Толстой не успѣлъ услышать отвѣтъ, какъ усмѣхнувшись сказалъ мнѣ:—«ахъ, братецъ, вздумалъ обманывать, посадилъ тамъ человѣка, да и говоритъ, что эхо».—«Неужели вы не вѣрите, подхватилъ я, и вправду думаете, что тамъ у меня человѣкъ для отвѣт- ствованія посаженъ?» — «Да какъ же не такъ, подхватилъ онъ, какъ можно этакому эху быть?»—Засмѣялся я, сіе услышавъ, и сказалъ: «но какъ можно, чтобъ я сталъ васъ обманывать? Но коротко: ежели не изволите вѣрить, что это натуральное эхо, то не угодно ли самимъ вамъ закричать, вѣрно вашъ голосъ отмѣненъ от моего и вы услышите, что тѣмъ же голосомъ будетъ и отвѣтѣ».— Онъ тотчасъ закричалъ и, услышавъ отвѣтъ, онъ опять таки сказалъ: «воля твоя, а я не вѣрю».— «Ну, хорошо, подхватилъ я, когда не вѣрите, то не изво- лите-ль закричать что-нибудь по-французски или по-нѣмецки?»—«Неужели у тебя тамъ французъ, или нѣмецъ посаженъ?»— Онъ и закричалъ дѣйствительно по-французски. И какъ такой же отвѣтъ услышалъ, то тогда только онъ удостовѣрился, и сіе побудило его сказать: «фу, какая пропасть, от роду не слыхивалъ такого прекраснаго и удивительнаго эхо; но отчего же это и какъ?» — И тогда принужденъ былъ я ему также сіе изъяснить, и потомъ повелъ къ самому зданію.

Въ самое сіе время прибѣжали къ намъ сказывать, что намѣстникъ всталъ. А сіе и принудило насъ поспѣшить своимъ возвращеніемъ во дворецъ. Какъ былъ онъ намѣстнику хорошимъ пріятелемъ, то гость сей былъ для него очень пріятнымъ, и онъ нс успѣлъ поздоровкаться, какъ и началъ расхваливать нашъ садъ и все видѣнное имъ, и тѣмъ возбудилъ и въ господинѣ Муромцовѣ крайнее любопытство все видѣть. Но сему брался намѣстникъ самъ все показывать, какъ и дѣйствительно мы во весь почти сей день всѣ сообща по саду проходили и по всѣмъ мѣстамъ проѣздили. А какъ всѣ сіи, такъ и многіе другіе пріѣхавшіе изъ Тулы гости все превозносили и похваляли, то намѣстнику было сіе очень пріятно и онъ отмѣнно былъ веселъ.

Какъ въ послѣдующій за симъ день былъ праздничный, какъ день возшествія на престолъ императрицы, то и намѣстникъ, со всѣми гостями своими, былъ у насъ въ церкви, для слушанія обѣдни и благодарного молебна, и былъ очень доволенъ, что мы успѣли уже выучить тѣмъ временемъ пѣвчихъ. Что-жъ касается до г. Толстова, то сего вазы мои такъ прельстили, что онъ одну изъ нихъ выпросилъ для образца, желая таковыя же сдѣлать и въ своей церкви. Послѣ обѣдни угощалъ намѣстникъ всѣхъ гостей у себя обѣденнымъ столомъ, а послѣ обѣда опять ходили мы гулять по саду, и день сей провели весело. Для меня же былъ онъ болѣе всѣхъ пріятенъ, поелику мнѣ произносимы были всѣми похвалы, что весьма щекотило мое самолюбіе. Но никѣмъ я такъ доволенъ не былъ, какъ г. Толстымъ. Сей, стоючи съ намѣстникомъ на крыльцѣ въ саду, при случаѣ разговора о красивости положенія тамошняго мѣста и сада, сказалъ: «все это хорошо, но лучше всего этова самъ Андрей Тимоѳеевичѣ». Этими словами доставилъ онъ мнѣ болѣе удовольствія, нежели какимъ бы дорогимъ подаркомъ, и удовольствіе мое усугубилось, когда намѣстникъ, улыбнувшись ему въ отвѣтъ, на сіе сказалъ: «Да, это правда».— А не менѣе было мнѣ и то пріятно, что всѣ, бывшіе тутъ гости, видя особенное благоволеніе ко мнѣ намѣстника, оказывали и сами мнѣ отличное уваженіе и наперерывъ другъ передъ другомъ ко мнѣ ласкались. Многіе изъ нихъ не преминули на другой день посѣтить и меня въ моемъ домѣ, а бывшія тутъ же нѣкоторыя госпожи сдѣлали честь своимъ посѣщеніемъ и женѣ моей. Самъ г. Толстой, вмѣстѣ съ г. Муромцовымъ, не оставили также сдѣлать мнѣ утренній визитъ, и мы ласкою ихъ всѣхъ были очень довольны.

Сіе услаждало намъ всѣ наши хлопоты, суеты и даже самые убытки, которые мы имѣли по случаю сего пріѣзда и праздника, и дѣлало ихъ менѣе, чувствительными. Совсѣмъ тѣмъ признатьса надобно, что были они намъ и не безъ отягощенія. Попеченіе о продовольствованіи толь многаго народа и старѣніе о угощеніи не только господъ, но и самихъ слугъ ихъ, доставляло мнѣ и всѣмъ домашнимъ моимъ хлопотъ и суетъ превеликое множество, и мы рады-радёшенки были, что продолжалось все сіе не очень долго, и что, на третій день послѣ праздника, намѣстникъ со всѣми пріѣхавшими гостьми, поблагодаривъ меня за все и за все многократно, от насъ опять въ Тулу и отъѣхалъ.

Совсѣмъ тѣмъ суеты и хлопоты наши чрезъ отъѣздъ его не совсѣмъ еще кончились. Послѣ его остался еще у насъ командиръ мой г. Давыдовъ и мнѣ надлежало имъ еще заниматься и какъ у себя его угощать, такъ и ѣздить съ нимъ въ городѣ или кому въ гости. Но, по счастію, уѣхалъ на другой день и онъ от насъ, расположившись съѣздить до ярманки нашей въ Ефремовъ въ гости.

Не успѣлъ я того гостя сжить съ рукъ, какъ принялся я за выполненіе намѣстникова приказанія въ разсужденіи прокола. И какъ цѣна положена за каждую кубическую сажень довольная, то какъ скоро мы о томъ въ городѣ и въ деревняхъ распубликовали, то и явились многіе охотники изъ городскихъ бѣдныхъ мѣщанъ и того множайшіе изъ нашихъ волостныхъ мужиковъ, также отставныхъ конюховъ, имѣвшихъ жительство свое въ селѣ нашемъ, и я едва успѣвалъ назначать имъ и вымѣривать мѣста при помощи солдатъ, въ моей командѣ находившихся. Дѣло сіе было сопряжено для. меня съ немалымъ трудомъ, и который тѣмъ былъ для меня отяготительнѣе, что не доставлялъ никакого мысленнаго удовольствія, поелику я предвидѣлъ, что хотя употребимъ мы трудовъ множество, растеряемъ денегъ бездну, а изъ всего того не выйдетъ ничего хорошаго. Что и совершилось дѣйствительно. Мы, работая надъ симъ глупымъ и прямо, можно сказать. топорнымъ и крайне для меня скуч- ньмъ дѣломъ нѣсколько недѣль сряду, употребили на сію глупую затѣю болѣе тысячи рублей денегъ, и я хотя напрягалъ всѣ силы ума своего къ приданію сему широкому и глубокому прокопу и дѣлаемому чрезъ то островку колико можно лучшаго и натуральнаго вида, но всѣми стараніями своими не могъ сдѣлать ничего достойнаго замѣчанія и хорошаго, и нельзя было никакъ поддѣлать подъ натуру. И мы, вмѣсто желаемаго острова, получили превеликій клок земли, отдѣленный от супротивнаго берега широкимъ прокопомъ, въ который хотя и пропустили изъ пруда воду, но оная, за высотою береговъ прокопныхъ, изъ дома была совсѣмъ почти не видна. Словомъ, дѣло сіе было столь не удачно, что со временемъ принуждены мы были все сіе кинуть, какъ вещь, болѣе безобразія, нежели желаемаго украшенія производящую, которая и по-нынѣ служитъ, да и навсегда останется памятникомъ пустой затѣи бывшаго тогда нашего намѣстника.

Между тѣмъ, какъ мы устроивали и начинали производить сіе дѣло, приближалась и наша ярманка, которая въ сей годъ была для меня тѣмъ скучнѣе и отяготительнѣе, что принужденъ я былъ угощать у себя многихъ съѣхавшихся на сію ярманку дворянъ. Но всѣ сіи, какъ знакомые и друзья, не столько меня обременили, какъ возвратившійся изъ Ефремова мой меньшой командиръ г. Давыдовъ, или паче пышная и изнѣженная супруга его, пріѣхавшая нарочно для сей ярманки изъ Тулы. Сія госпожа, бывшая многіе годы любовницею нашего намѣстника и навыкнувъ тогда гордости и несносному высокомѣрію, не оставляла оное и въ сіе время, хотя мѣсто ея давно уже другая занимала, а потому и трудно было моимъ семьянинкамъ къ ней прикраиваться и доставлять ей удовольствія. И всѣ мы очень были рады, какъ на дру- гой день послѣ праздника возвратнымъ своимъ отъѣздомъ въ Тулу освободили они насъ от сего бремени.

Освободившись наконецъ от всѣхъ гостей я препоручивъ съ наемщиками копать землю своимъ подчиненнымъ, самъ я весь іюль мѣсяцъ занимался множествомъ разныхъ любопытнѣйшихъ и для меня пріятнѣйшихъ надворныхъ работъ, служащихъ для дальнѣйшаго украшенія нашего парка или магазейной рощи и тамошнихъ окрестностей. Мнѣ вздумалось прорубить еще нѣсколько аллей въ сей прекрасной рощѣ, запрудить внутри оной еще прудъ, росписать всю длинную заднюю стѣну нашего магазина такъ, чтобъ она со стороны рощи представляла цѣлый рядъ большихъ каменныхъ двухэтажныхъ домовъ, раскрашенныхъ разными красками и испещренныхъ множествомъ оконъ; чѣмъ и придалъ я всему сему мѣсту новую и чрезвычайную красу.

Кромѣ сего многіе дни занимался я подниманіемъ вновь нижнихъ, вытекающихъ изъ горы источниковъ при верховьѣ моего длиннаго водовода. Мнѣ хотѣлось испытать, не могу ли я соединить сію воду съ верхнею и тѣмъ увеличить теченіе въ водоводѣ. Сіе составило не малый кусок работы, и трудовъ къ тому положено было много. Но, по крайней мѣрѣ, вознаграждены они были превеликимъ удовольствіемъ, которое я имѣлъ, достигнувъ до желаемаго и получивъ въ сей затѣи успѣхъ совершенный.

На производство всѣхъ сихъ работъ употреблялъ я, съ дозволенія и приказанія намѣстника, провинившихся разными дурными дѣлами волостныхъ крестьянъ, вмѣсто наказанія, наряжаемыхъ по списку, въ который всѣ они были вписываемы. Но между тѣмъ какъ я съ ними хлопоталъ и трудился, не одинъ разъ принужденъ бывалъ от работъ сихъ отрываться, какъ для угощенія пріѣзжающихъ то-и-дѣло ко мнѣ разныхъ гостей, такъ и для собственной ѣзды съ семьянинками моими по сосѣдственнымъ дворянамъ, друзьямъ и знакомцамъ нашимъ. Не одинъ разъ отвлекали меня от работъ и разныя именитыя особы, проѣзжающія чрезъ нашъ городъ и селеніе и заѣзжающія ко мнѣ на перепутьи и для гулянья въ нашемъ саду.

Изъ числа сихъ въ особливости достопамятенъ мнѣ былъ сынъ тогдашняго именитаго большаго вельможи нашего графа Строганова, Павелъ Александровичъ, прославившійся послѣ, во время французской войны, военными дѣйствіями и славящійся еще и понынѣ. Онъ былъ тогда хотя еще мальчикомъ лѣтъ 15-ти, но носилъ уже званіе камер-юнкера и путешествовалъ по разнымъ мѣстамъ Россіи, съ гувернеромъ своимъ, однимъ профессоромъ, иностранцемъ, человѣкомъ весьма знающимъ и ученымъ. Сему, въ проѣздъ свой черезъ Богородицкъ, восхотѣлось также видѣть нашъ главный садъ и всѣ въ немъ украшенія, и я принужденъ былъ водить его по всѣмъ мѣстамъ и все-и- все показывать, и очень доволенъ былъ совершеннымъ всего одобреніемъ от его гувернера, какъ знатока во всемъ великаго. Онъ расхваливалъ впрахъ всѣ произведенныя мною дѣла и всѣ мои выдумки и затѣи. Что-жъ касается до самого его питомца, то сему, по молодости его, всего болѣе полюбился мой лабиринтъ, въ одномъ ревирѣ сада помѣщенный, и для скорости изъ низенькаго и прекраснаго частокольца составленный. Любопытство сего молодаго человѣка было такъ велико, что онъ избѣгалъ самъ всѣ дорожки, съ превеликимъ для себя удовольствіемъ, и расхваливалъ мою выдумку и всѣ употребленные при томъ обманы и распутія. Обѣихъ ихъ угостилъ я у себя завтракомъ и съ удовольствіемъ проводилъ ихъ от себя въ дальнѣйшій путь.

Кромѣ сего, памятно мнѣ, что мы съ сыномъ занимались около сего времени составленіемъ изъ разноцвѣтныхъ и удивительныхъ песковъ нашихъ песчаныхъ коллекцій, сдѣлавшихся впослѣдствіи времени столь славными, что, по рѣдкости своей, служили украшеніями самимъ натуральнымъ кабинетамъ и кунсткамерамъ. Поводъ къ выдумкѣ и изобрѣтенію сему подало намъ множество глыбъ изъ разноцвѣтныхъ песковъ, остававшихся при обдѣлкѣ песчаной развалины нашей и при разработкѣ другихъ мѣстъ съ сими рѣдкими и удивительными песками. Сперва дѣлывали мы изъ нихъ разныя фигурки, пирамидки и пьедестальцы. Но какъ съ сими было не мало хлопотъ, да они же были и не прочны, то вздумалось мнѣ, для лучшаго предъявленія всякому сей удивительной игры натуры, распиливая пилами помянутые куски и глыбы, обтирать и выдѣлывать изъ нихъ тоненькія четвероугольныя дощечки и набирать изъ нихъ разноцвѣтные цѣлые плоскіе ящички, отдѣляя штучку от штучки узкими полосками зеленаго сукна. И какъ для обоихъ васъ съ сыномъ была работа сія не только любопытна, но и крайне увеселительна, то не одинъ разъ всѣ столы въ моемъ кабинетѣ укладены бывали нѣсколькими сотнями таковыхъ разноцвѣтныхъ песчаныхъ дощечек , и мы оба съ нимъ въ работѣ сей не знавали даже усталости, и впослѣдствіи времени, одаряя кое-кого таковыми ящичками, доставляли многимъ превеликое тѣмъ удовольствіе. И они сдѣлались такъ славны, что восхотѣла имѣть ихъ императорская академія, для пересылки ихъ въ подарокъ въ иностранные натуральные кабинеты, а въ достопамятность храню я по-нынѣ у себя нѣсколько таковыхъ ящичковъ, наполненныхъ наилучшими штучками.

Но я заболтался уже, разсказывая вамъ о сихъ мелочахъ, и мнѣ время уже сіе письмо кончить и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочая.

(Сентября 26-го дпя 1810 года).

Письмо 224

Любезный пріятель! Продолжая мое повѣствованіе, скажу вамъ, что не успѣлъ наступить августъ мѣсяцъ, какъ потребовали меня опять въ Тулу для поговорки съ намѣстникомъ. Тамъ принужденъ былъ я пробыть цѣлые четыре дня, въ которые нѣсколько разъ былѣ» я у намѣстника и говорилъ съ нимъ о многомъ, относящемся до волостей. Онъ навалилъ на меня опять работу. Ему восхотѣлось составить о волостяхъ цѣлую книжку, для поднесенія государыни, и пріобщить къ ней, какъ садамъ нашимъ, такъ и другимъ вещамъ планы и рисунки, и онъ просилъ меня, чтобъ принялъ я на себя трудъ и сочинилъ по его предписанію и желанію. По ласковому его со мною обхожденію не отрекся я и въ сей разъ от выполненія его желанія. Но, признаюсь, что толь часто повторяемое дѣланіе плановъ и описаній начинало мнѣ уже и прискучивать. Но какъ бы то ни было, но я обѣщалъ сіе сдѣлать и, не безъ досады на сіе, возвратился въ свое мѣсто.

Тутъ принялся я за продолженіе прежнихъ работъ своихъ, какъ надворныхъ, такъ и кабинетныхъ, и провелъ въ томъ большую половину сего мѣсяца. Въ послѣднихъ же числахъ онаго восхотѣлось мнѣ съѣздить съ сыномъ своимъ, хоть на самое короткое время, въ свою деревню, куда мы съ нимъ 22-го числа отправились.

ѣдучи туда, заѣзжали мы ночевать къ роднымъ нашимъ въ Федешовѣ, гдѣ находясь услышалъ я непріятныя для себя вѣсти, а именно, что г. Веницеевъ, управляющій всѣми важнѣйшими дѣлами у намѣстника, распускаетъ повсюду нѣкоторыя обо мнѣ плевелы и кривые толки. Сіе было мнѣ весьма прискорбно, и тѣмъ паче, что я къ сему любимцу намѣстникову всегда имѣлъ до того искреннее почтеніе и не подалъ ему ничѣмъ и ни малѣйшаго повода къ какому- нибудь на себя неудовольствію. Помышляя, отчего бы то происходило, не находилъ я другой причины, кромѣ зависти, гнѣздящейся въ сердцахъ у многихъ противъ меня, особливо за отмѣнное благоволеніе, оказываемое ко мнѣ намѣстникомъ. А какъ сей господинъ Веницеевъ пріѣзжалъ, вскорѣ послѣ намѣстника, къ намъ, въ Богородидк , и квартировалъ у нашего городничаго князя Назарова, пылающаго издавна ко мнѣ завистью, то почти не сомнѣвался я, что льстецъ сей много къ тому подалъ повода и ему, какъ весьма благопріятствующей къ себѣ особѣ, наклеветалъ что-нибудь обо мнѣ. Совсѣмъ тѣмъ, какъ ни прискорбны были мнѣ такіе кривые толки, но я радъ былъ, что, но крайней мѣрѣ, узналъ объ оныхъ; а впрочемъ очень мало о томъ заботился, ибо какъ я шолъ всегда прямою дорогою и ничего худова о себѣ не зналъ, то, надѣяся на Бога и помня пословицу, что когда «Богъ не выдастъ, то свинья не съѣстѣ», утѣшалъ себя тѣмъ, что таковыя клеветы и кривые толки обыкновенно всѣмъ дурнымъ и порочнымъ людямъ свойственны, и что они не рѣдко и разсѣваются послѣ, какъ легкій прахъ, вѣтромъ.

На Дворениново, сіе прежнее милое и любезное мое обиталище, въ сей разъ я не успѣлъ порядочно и взглянуть. Пріѣзжали мы въ него съ сыномъ на-легкѣ и пробыли въ немъ не болѣе трехъ сутокъ. А въ такое короткое и притомъ еще самое рабочее время, въ которое всѣ люди заняты были уборкою хлѣба, что можно было успѣть сдѣлать? Къ вящей досадѣ, и оное [время] болѣе нежели на половину сократили пріѣзжающіе къ намъ разные гости и отнимавшіе у насъ время и свободу къ предпріятію чего-нибудь желаемаго. Относительно до сихъ гостей, въ особливости достопамятно, что въ сіе время въ первый разъ пріѣзжалъ къ намъ мой крестникъ и новый нашъ сосѣдъ Иванъ Александровичъ Ладыженскій, живущій послѣ умершаго уже отца своего въ Сѣнино и занимавшій его мѣсто.

Но какъ много гости сіи не отнимали у насъ время, однако мы успѣли съ сыномъ нѣчто предпріять, относящееся до будущаго украшенія моего сада. Будучи около сего времени объятъ я мыслями о водоводахъ, съ которыми я такъ много и съ толикимъ успѣхомъ занимался въ Богородидкѣ, восхотѣлось мнѣ испытать, не можно ли и у себя въ деревнѣ со временемъ смастерить подобный тому водоводецъ и провесть воду изъ родника, истекающаго изъ берега, пониже плотины моего нижняго стариннаго пруда къ хоромамъ, на тотъ конецъ, чтобъ предъ окнами самого дома на нижнемъ (sic) те- расѣ, пониже главнаго цвѣтника, можно было сдѣлать басейнъ изъ чистой ключевой воды и оною потомъ умножить воду, находящуюся въ нагорной сажелкѣ. И какъ я во всѣхъ такихъ случаяхъ весьма нетерпѣливъ, то и проватерпасили мы все мѣсто между родникомъ и помянутымъ терасомъ, идучи по правой косинѣ нашей вершины. И какъ сіе ватерпашеніе намъ доказало, что оный терасъ имѣетъ положеніе свое гораздо ниже помянутаго родника и, въ случаѣ водовода, вода могла бы съ удобностью туда изъ онаго протекать, то не затрудняло сіе предпріятіе крутая косина берега вершиннаго. Однако ни на что не смотря и при самомъ еще мѣшающемъ намъ ненастьи, начали мы по линіи сей дѣлать въ косинѣ берега уступъ для затѣваемаго сего водовода. Но краткость времени дозволила намъ сдѣлать тому тогда только начало, и мы принуждены были оное оставить впредь до удобнѣйшаго къ тому случая и досуга, но которое и по сіе время еще не отыскалось, почему тогдашняя наша затѣя и осталась безъ производства, а при единомъ только узнаніи, что къ тому есть возможность.

Впрочемъ, нашелъ я деревню свою и все въ домѣ и въ садахъ за отлучкою нашею часъ-отъ-часу приходящее въ худшее состояніе. Сады мои ни шли, ни ѣхали, и сколько я объ нихъ по заочности ни заботился, но, небреженіемъ садовниковъ моихъ и за неимѣніемъ рабочихъ людей, не только они не разростались, но паче съ каждымъ годомъ болѣе пустѣли и разстраивались.

На возвратномъ пути заѣзжали мы въ Алексинскую свою деревню Коростино, для разбирательства нѣкоторыхъ ссоръ и наказанія виновныхъ. А ѣдучи отуда, чрезъ Тулу, водилъ я сына моего на оружейный заводъ и показывалъ ему на ономъ все имъ до того невиданное и примѣчанія достойное.

Возвратившись въ Богородицкъ, и съ наступленіемъ сентября мѣсяца, принужденъ я былъ по-неволѣ приняться за него. Безпрерывное занятіе работами отнимавшее у меня въ теченіе всего сего лѣта все почти время, произвело то, что я такъ запустилъ издаваемый мною «Экономическій Журналѣ», что боялся уже, чтобъ не сдѣлалось въ издаваніи онаго, по недостатку матеріаловъ, остановки. А потому и принужденъ я былъ присѣсть и поработать нѣсколько дней сряду надъ сочиненіемъ матеріала. И какъ работа сія была для меня легкая и нескучная, то и успѣлъ въ немногіе дни изготовить онаго на нѣсколько печатныхъ листовъ и отправить въ Москву благовременно. Исправивъ сіе необходимое дѣло, приступилъ я опять къ продолженію работъ надворныхъ и производству въ дѣйствіе многихъ новыхъ затѣевъ для дальнѣйшаго украшенія сада, а особливо пространнаго промежутка, между садомъ и паркомъ находящагося. Всѣ прожекты мои намѣстнику были такъ угодны, что онъ даже дозволилъ мнѣ иныя вещи производить и наемными работниками. Итакъ, имѣя въ семъ случаѣ развязанныя руки и желая отчасти болѣе угодить намѣстнику, не жалѣлъ я ни мало трудовъ своихъ и занимался сими разными дѣлами во весь сентябрь мѣсяцъ, и бралъ отдохновеніе себѣ только тогда, когда бываемые около сего времени проливные дожди и ненастья меня изъ сада и от работъ прогоняли въ домъ, или какіе-нибудь пріѣзжіе гости или необходимые и свои по гостямъ разъѣзды, от нихъ отвлекали или за- ставливали заниматься чѣмъ — нибудь инымъ въ домѣ.

Симъ образомъ прошелъ почти весь и сентябрь мѣсяцъ. А какъ въ концѣ онаго надлежало намъ переоброчивать отдаточныя въ наемъ земли, то къ сему времени разсудилось пріѣхать къ намъ опять моему меньшому командиру г. Давыдову. Сіе навлекло опять мнѣ хлопоты и заботы. На торгъ сей съѣхалось опять множество дворянства и командиру моему восхотѣлось всѣхъ ихъ угостить у себя обѣдомъ. Но я, по крайней мѣрѣ, былъ тѣмъ доволенъ, что при семъ торгѣ и празднованіи происходило у насъ все порядочно, доколѣ не пришла ему охота; но окончаніи онаго, повеселиться звѣриною ловлею. Множество подлипалъ, а особливо йзъ пріѣзжихъ съ нимъ тульскихъ, уговорили его ѣхать съ ними въ волость и повеселиться охотою, а сіе и положило предѣлъ порядочному его до того у насъ поведенію. Ибо не успѣлъ онъ съ сими молодцами пріѣхать въ село Іевлево и тамъ, какъ въ отъѣзжемъ полѣ, со псами своими квартировать расположиться, какъ и началось у нихъ тамъ пьянство, буянство, собираніе бабъ, скачка, пляска и всякія гадости и такія безпутства, что я, услышавъ о ихъ проказахъ, пожималъ только плечами и содрогался от удивленія и искренно сожалѣлъ о семъ добродушномъ своемъ начальникѣ.

Къ вящему для его несчастію подъѣхалъ къ нимъ туда на другой день и самый помянутый г. Веницеевъ изъ Тулы. И какъ сей человѣкъ, при всемъ своемъ великомъ разумѣ, былъ не изъ послѣднихъ охотниковъ до бражничанья и безпутствъ всякаго рода, то проказы ихъ тамъ увеличились еще болѣе.

Таковыя проказничанья и постыдныя безпутства, производимыя ими въ Іевлевѣ и деревнѣ Черневкѣ продолжались нѣсколько дней сряду и продлились бы можетъ быть еще долѣе, если бы вдругъ прискакавшій изъ Калуги от намѣстника курьеръ, съ какими-то повелѣніями, не разстроилъ всѣ ихъ бесѣды и не принудилъ ихъ всѣхъ скакать прямою дорогою, и не заѣзжая уже къ вамъ въ Богородицкъ, въ Тулу, куда возвращаясь, увѣнчали они всѣ свои проказничанья тѣмъ, что перессорились и передрались промежду собою. О чемъ услышавъ, благодарилъ я невѣдомо какъ Бога, что меня тамъ съ ними не было и я оставался дома, и сердечно сожалѣлъ о г. Давыдовѣ, что онъ допустилъ себя симъ образомъ марать льстецамъ и негодяямъ.

По отбытіи от насъ сей шайки развратныхъ людей и съ наступленіемъ октября, наступившая дурная осенняя погода положила предѣлъ нашимъ надворнымъ работамъ и усадила меня въ домъ, гдѣ занялся я сочиненіемъ тѣхъ плановъ и бумагъ, о которыхъ просилъ меня намѣстникъ. А между тѣмъ по вечерамъ принялся опять за сочиненіе матеріала для «Экономическаго моего магазина», и не въ многіе дни весь матеріалъ на тогдашній 1785 годъ кончилъ. Разохотившись же въ семъ родѣ писанія и полагая навѣрное, что г. Новиковъ будетъ просить меня о продолженіи онаго и въ послѣдующій 1786 годъ, началъ на досугѣ заготовлять матеріалъ и на оный.

Между симъ нечувствительно наступилъ и день моихъ имянинъ и вступленіе въ 48-й годъ моей жизни. Мы праздновали оный по обыкновенію, и я сдѣлалъ у себя пиръ для всѣхъ нашихъ городскихъ знакомыхъ; а такимъ же образомъ отпраздновали мы и свой сельскій праздникъ въ мирѣ, тишинѣ и удовольствіи. Но спокойствіе мое не долго продолжалось, ибо, черезъ недѣлю послѣ того, вдругъ получилъ я повелѣніе, чтобъ мнѣ ѣхать къ намѣстнику въ Калугу и привести къ нему всѣ планы и бумаги, которыя велѣно мнѣ было от него сдѣлать.

Никогда не чувствоваль я такой досады и неудовольствія от сихъ поѣздок , какъ въ сей разъ. Получилъ я повелѣніе о семъ въ концѣ уже октября мѣсяца и въ самое дурнѣйшее тогда годовое время, ибо наступила уже самая глубокая осень и бывшія въ сей годъ частыя ненастья, слякоти, дожди, стужа и морозы испортили такъ всѣ дороги, что изъ доброй воли я тогда ни для чего бы въ свѣтѣ никуда не поѣхалъ. Къ вящей досадѣ, планы мои не совсѣмъ были тогда еще готовы и надлежало нѣкоторыя мѣста въ усадьбѣ и окрестностяхъ вымѣрить для означенія ихъ на оныхъ, чтоучинить бывшія тогда ненастье и дурныя погоды меня не допустили.

Но тогда нечего было дѣлать, я долженъ былъ повелѣнію повиноваться, и не смотря на всю стужу и дурноту погоды, иттить и спѣшить скорѣе вымѣривать все нужное, а по-вечерамъ уже накладывать на планы и оканчивать бумаги; а потомъ и нехотя пускаться въ предлежащій себѣ и порядочно дальній путь.

Предчувствіе мое, что я много имѣть буду въ семъ путешествіи труда и безпокойствія, совершилось въ полной мѣрѣ. Никогда почти не случалось мнѣ ѣзжать въ такую распутицу и такими скверными и дурными дорогами, какъ въ сей разъ. Вездѣ были не только грязи, но и самыя топи, и вездѣ надлежало не ѣхать, а мучиться. И какъ дни были уже тогда короткіе, а по ночамъ была страшная темнота, то принужденъ я былъ препроводить цѣлые четыре дни въ семъ путешествіи, и во время котораго тысячу разъ проклиналъ какъ прихоти намѣстника, такъ и собственное свое, слишкомъ уже великое къ удовлетворенію его желанія, усердіе.

Но какъ бы то ни было и хотя съ превеликимъ трудомъ и безпокойствомъ, но наконецъ я въ Калугу прибылъ, гдѣ приставъ на постояломъ дворѣ, цѣлый почти день принужденъ былъ отдыхать. Намѣстникъ, по обыкновенію своему, принялъ меня ласково и былъ весьма привезенными мною планами и бумагами доволенъ. Онъ продержалъ меня у себя въ Калугѣ цѣлыхъ четыре дни, въ которые всякій день я у него почти бывалъ, и были у насъ съ нимъ о многомъ разговоры и конференціи; а по-вечерамъ принужденъ я былъ, по приказанію его, заниматься на квартирѣ своей многими планами но причинѣ затѣваемыхъ имъ вновь разныхъ въ волостяхъ распоряженій и дѣлъ, и ему представлять по-утрамъ написанное и обо всемъ съ нимъ трактовать. Обѣдать же долженъ я былъ всегда оставаться у него, а иногда послѣ обѣда ѣздить съ нимъ по гостямъ, къ тамошнимъ именитымъ людямъ, чѣмъ хотѣлось ему усладить нѣсколько труды мои. Но мнѣ все то, равно какъ и ихъ театръ, въ который и я также однажды съ нимъ ѣздилъ, было уже не въ диковинку, а я охотнѣе-бь хотѣлъ сидѣть въ сіе время дома, въ своемъ спокойномъ кабинетѣ. Наконецъ удивилъ и смутилъ онъ меня опять одною новою, ни мало мною неожиданною затѣею, а именно: ему восхотѣлось въ саду у насъ, въ Богородицкѣ, построить каменную и преогромную ранжерею, въ которой не было намъ тогда ни малѣйшей нужды, да и была она, по пословицѣ говоря «ни къ селу, ни къ городу», ибо у насъ и маленькую деревянную ранжерею, за неимѣніемъ порядочнаго и знающаго садовника, содержать было не кому, а пользоваться большою и огромною ранжереею и подавно было не кому. И какъ я при первомъ упоминаніи о томъ намѣстника легко могъ предварительно заключить, что сія пустая затѣя навлечетъ на меня тысячу новыхъ хлопотъ и трудовъ, и безпокойствъ, то хотя и заикнулся-было я мысли его от сего предмета отклонить, но, примѣтивъ, что онъ крѣпко къ нимъ прилѣпился, принужденъ былъ, противъ хотѣнія своего я со внутреннею досадою, къ желанію его прикраиваться, совсѣмъ тѣмъ какъ онъ вздумалъ — было навалить на меня и самое сочиненіе затѣваемой имъ ранжереи плана, со смѣтою, сколько чего на построеніе оной надобно, то я, не обинуясь, от сего отрекся, сказавъ, что я въ семъ дѣлѣ не искусенъ и надобно сдѣлать сіе архитектору. «Очень хорошо, сказалъ онъ, такъ сходите-жъ къ здѣшнему нашему архитектору и вмѣстѣ съ нимъ подумавъ, сдѣлайте прожектецъ и мнѣ представьте».

Новая коммиссія сія и препоручаемое мнѣ дѣло превышало дѣйствительно всѣ мои силы и знанія. Я дѣйствительно не занимался никогда дѣланіемъ плановъ каменнымъ зданіямъ, да и не разумѣлъ сего дѣла. Итакъ, съ крайнимъ нехотѣніемъ, пошолъ я отыскивать архитектора, съ которымъ мы и составили-было прожектецъ умѣренной и не слишкомъ большой ранжереи. Но статочное ли дѣло! Намѣстнику, привыкшему затѣвать все огромное и великое, совсѣмъ прожектъ нашъ, по малости и простотѣ его, не понравился, и онъ приказалъ архитектору составить планъ несравненно огромнѣйшему зданію, со многими пустыми причудами и назначилъ самъ всему мѣру. И бѣдный архитекторъ принужденъ былъ заниматься вновь симъ дѣдомъ и потѣть надъ нимъ нѣсколько дней сряду.

Но какъ мнѣ плана сего дожидаться слишкомъ было долго, то не сталъ меня намѣстникъ за нимъ задерживать и, обѣщавъ оный послѣ ко мнѣ прислать, отпустилъ меня опять въ Богородицкъ. Но сія обратная ѣзда была для меня еще вдвое труднѣе и безпокойнѣе прежней, ибо въ самое сіе время начиналась у насъ тогда становиться зима, и я тащился, гдѣ по грязи, гдѣ по колеямъ, и ѣхалъ гдѣ на колесахъ, гдѣ на саняхъ, и на- силу-на-силу въ пятый уже день и на саняхъ притащился въ Богородицкъ, негодуя тысячу разъ за пустыя затѣи намѣстника.

По пріѣздѣ своемъ, нашолъ я всѣхъ домашнихъ своихъ, горевавшихъ о трудностяхъ моего путешествія и обрадовавшихся очень моему возвращенію. Они встрѣтили меня увѣдомленіемъ, что меня дожидаетъ полученное ко мнѣ, безъ меня, письмо изъ Москвы от Новикова, которымъ сей мой знакомецъ просилъ меня, чтобъ я согласился сочинять «Экономическій Магазинѣ» и въ будущемъ 1786 году, и заготовлялъ бы для онаго матерію, увѣдомляя, что публика продолжаетъ принимать сей журналъ съ прежнимъ благоволеніемъ и что многіе лучшіе люди продолженія онаго желаютъ. Сіе побудило меня приняться прилежнѣе за сіе и безъ того уже начатое дѣло, и какъ тогдашнее самое глухое ноябрьское осеннее время, въ которое, за непогодами и распутицею, никуда ѣздить было не можно, было къ тому наиудобнѣйшимъ,—то и занялся я симъ дѣломъ во все продолженіе ноября мѣсяца, и успѣлъ въ теченіе онаго заготовить матеріала множество. При чемъ достопамятно было, что я въ сей годъ началъ помѣщать въ журналъ свои переводы изъ славной Гиршфельдовой садовой книги, поправившей во многомъ и собственный мой вкусъ въ садахъ предъ прежнимъ и вперившій во многихъ новый и до того неизвѣстный вкусъ въ оныхъ.

Между тѣмъ, какъ я симъ пріятнымъ и ни мало не скучнымъ и не отяготительнымъ для себя дѣломъ, особливо по-утрамъ и длиннымъ ноябрьскимъ вечерамъ, занимался, были и старшія мои дѣти не безъ дѣла. Большая моя дочь, освободившись совершенно от долговременной своей болѣзни, кромѣ обыкновенныхъ своихъ женскихъ дѣлъ, упражнялась кое-в-какомъ рисованіи, къ которому имѣла она довольную охоту, а сынъ мой трудился надъ приготовленіемъ вазъ для намѣстника, которому церковныя наши вазы такъ понравились, что онъ убѣдительно просилъ надѣлать и ему таковыхъ же нѣсколько, что я ему и принужденъ былъ обѣщать. И какъ работа сія могла производима быть любопытнымъ моимъ сыномъ, то подъ руководствомъ своимъ и поручилъ я ее ему, чѣмъ онъ съ удовольствіемъ и занимался.

Наступившія въ концѣ ноября именины нашего городничаго и жены его, и дѣлаемые ими по сему случаю пиры отвлекли насъ на нѣсколько дней от работъ нашихъ и упражненій. И какъ тогда настала у насъ уже и зима, то вслѣдъ за тѣмъ начались у насъ, у всѣхъ лучшихъ людей въ Богородицкѣ, вечеринки, которыя хотя далеко не таковы были какъ прежнія, однако доставляли намъ веселое препровожденіе времени.

Въ сихъ пріятныхъ и спокойныхъ занятіяхъ засталъ насъ декабрь мѣсяцъ, въ началѣ котораго продолжалъ я заниматься тѣмъ же, также сочиненіемъ еще нѣкоторыхъ плановъ по приказанію намѣстника, для помѣщенія съ прочими бумагами въ книгу, назначаемую имъ для поднесенія государынѣ и которую велѣлъ онъ переплесть нашему переплетчику въ богатый переплетъ. Но едва успѣлъ я сіе, наскучившее уже мнѣ дѣло, кончить, какъ вдругъ прискакалъ ко мнѣ нарочный изъ Тулы, съ повелѣніемъ от моего меньшого командира, чтобъ я сочинилъ еще одинъ планъ и велѣлъ оный переплесть, вмѣстѣ съ прочими, въ книгу, и чтобъ поспѣло сіе въ четыре дни, и я съ ними-бъ пріѣхалъ къ нему въ Тулу. Таковое строгое повелѣніе было по необыкновенности своей мнѣ уже и досадно. «Что-жъ это такое, говорилъ я самъ себѣ: и долго ли мнѣ гнуть спину и трудиться надъ сими планами и рисунками, и будетъ ли когда имъ конецъ?» И смѣшно право! Сперва меня о томъ добромъ упрашивали и убѣждали ласковѣйшими просьбами, а теперь вздумали уже и приказывать и заставляютъ и по-неволи работать. Однако, сколько я ни досадовалъ, но нечего было дѣлать: принужденъ былъ вновь приниматься за работу и удовлетворять желанію моего командира и, промучившись надъ тѣмъ дни четыре и кончивъ ее, поскакалъ опять въ Тулу.

ѣзда моя и въ сей разъ была, по случаю бывшей превеликой вьюги и мятели, безпокойная. Но въ Тулѣ за то было мнѣ не скучно. Я квартировалъ въ сей разъ у друга своего и сотоварища прежняго г. Сухотина, бывшаго у насъ городничимъ, и имѣлъ случай спознакомиться съ совѣтниками казенной палаты Гасомъ и Сиверсомъ, обласкавшими меня чрезвычайно и съ которыми провелъ я вечера съ удовольствіемъ. Сверхъ того, въ сію поѣздку исправилъ я и собственную свою нужду и отдалъ за свои души рекрута, ибо и въ сію зиму былъ у насъ рекрутскій наборъ.

Въ Тулѣ я въ сей разъ не болѣе пробылъ двухъ сутокъ и, кончивши свои дѣла съ моимъ командиромъ, благополучно возвратился назадъ къ своимъ домашнимъ, съ которыми и провели мы все достальное время сего года по-прежнему въ семейственныхъ удовольствіяхъ и упражненіяхъ разныхъ.

Съ наступленіемъ святокъ начались у насъ опять съѣзды и разныя увеселенія. Къ намъ къ празднику Рождества Христова пріѣхала изъ Ефремовской своей деревни тетка [Матрена] Васильевна, и мы для нея въ первый день святокъ задали изрядную-таки пирушку. Всѣ наши городскіе у насъ въ сей день обѣдали и провели весь день и вечеръ у насъ, занимаясь не только разными играми, но даже и самыми танцами, и всѣ мы были довольно веселы; а въ послѣдующіе за тѣмъ дни ѣздили мы къ другимъ нашимъ сотоварищамъ и вездѣ были также игры и разныя увеселенія.

Симъ образомъ кончилъ я тогдашній 1785 годъ, который достопамятенъ былъ въ жизни моей какъ разными бывшими со мною происшествіями, такъ и изобиліемъ многихъ выдумокъ и изобрѣтеній, учиненныхъ не только мною, но и самымъ моимъ уже любопытнымъ и замысловатымъ сыномъ, и всѣ они не составляли дальней важности, а были болѣе мелочныя и относящіяся большею частію до красокъ и рисованья разными манерами. Кромѣ сего, изобрѣлъ я и другія любопытныя бездѣлки, какъ напримѣръ, чтобы четырмя литерами написать нижеслѣдующую рѣчь:

«Большой покой на землѣ—великое добро есть»:

«Или какъ можно вѣрно со всякимъ спорить и биться объ закладъ, что есть червь, величиною со всю русскую землю»:

«Или какъ можно вѣрно утверждать и со всякимъ спорить, что есть люди подъ землею, такъ велики, какъ черви»:

Далѣе достопамятно, что въ сей годъ получила основаніе свое та большая книга съ эстампами, которая и понынѣ увеселяетъ многихъ, особливо занимаетъ собою и увеселяетъ малыхъ дѣтей, ибо какъ накопилось у меня множество всякихъ эстамповъ и картинок , то вздумалось мнѣ велѣть переплетчику нашему переплесть изъ бѣлой бумаги большую и толстую книгу, въ которую потомъ и вклеилъ я всѣ тогда бывшія у меня картинки и эстампы.

Упражнялись же мы съ сыномъ въ выдумываніи и разныхъ алфабетовъ для

таинственнаго и такого писанія, которое ни кому, незнающему того и неимѣющему ключа, разобрать было не можно.

Что же касается до меня, изъ выдумокъ, относящихся до составленія красокъ и разныхъ рисованіевъ, то были онѣ почти безчисленныя, и онѣ не такъ важны, чтобъ объ нихъ стоило упоминать. Что принадлежитъ до выдумокъ, относящихся до украшеніевъ садовъ, то о множайшихъ упомянуто въ моемъ предслѣдующемъ письмѣ, почему объ нихъ и не повторяю, а поспѣшаю, съ окончаніемъ описанія сего года, кончить и сіе мое письмо, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ, и проч.

(28-го сентября 1810 года).

1786. Письмо 225

Любезный пріятель! Приступая теперь къ описанію всего происходившаго со мною въ теченіе 1786 года, предварительно скажу, что во все продолженіе онаго не было со мною никакихъ чрезвычайныхъ и такихъ происшествій, которыя бы могли сей періодъ жизни моей сдѣлать отмѣнно достопамятнымъ. При началѣ онаго, семейство мое состояло въ тѣхъ же особахъ, въ какихъ было оно при началѣ предслѣдующаго года: я, моя жена и ея мать составляли старѣйшихъ, а пятеро дѣтей моихъ—младшихъ членовъ оныхъ. Сверхъ того жилъ у насъ около сего времени одинъ мальчикъ г. Баевъ, по имени Николай Ефимовичъ, родственникъ нашихъ приставовъ, просившихъ меня поучить его чему-нибудь.

Между тѣмъ какъ мы старшіе, пользуясь возжделѣннымъ здоровьемъ, продолжали жить по-прежнему во всякомъ изобиліи и, по милости Господней, пользоваться всѣми благами жизни сея, не претерпѣвая ни въ чемъ недостатка и утѣшаясь дѣтьми своими, сіи часъ-отъ- часу возрастали болѣе, и дарованіями своими доставляли намъ отчасу болѣе удовольствія. Старшая дочь моя Елисавета была уже совершенною невѣстою, и наставало время выдавать ее замужъ, и мы поозабочивались уже нѣсколько тѣмъ, что, не смотря на всѣ ея личныя достоинства, не являлись еще никакіе женихи, искавшіе руки ея; однако какъ была она еще не перестарокъ, то, льстясь надеждою, что безъ жениховъ она не останется, тѣмъ успокоивались. Что касается до моего сына, то былъ онъ уже довольно на возрастѣ, и продолжая заниматься чтеніемъ и науками, пріобрѣталъ часъ- отъ-часу множайшія знанія и дѣлался въ способностяхъ ума своего совершеннѣйшимъ, во многихъ дѣлахъ и особливо въ любопытныхъ занятіяхъ былъ уже мнѣ нарочитымъ сотоварищемъ, и природныя дарованія его часъ-отъ-часу развертывались болѣе. Какъ онъ былъ у насъ одинъ, то, натурально, любя его чрезвычайно и сохраняя здоровье его какъ порохъ въ глазѣ, озабочивались мы много уже тѣмъ, что хотя, по тогдашнему обыкновенію, и записанъ онъ былъ въ гвардію императорскую, но не былъ еще причисленъ въ дѣйствительную службу, а по лѣтамъ его быть ему въ оной уже было давно время. По сей причинѣ уже не одинъ разъ помышлялъ я о томъ, чтобъ мнѣ съ нимъ съѣздить въ Петербургъ и какъ о опредѣленіи его въ дѣйствительную службу, такъ и о доставленіи ему сержантскаго чина постараться. Но должность моя и обстоятельства того мнѣ еще не дозволяли. Что касается до средней моей дочери Настасьи, то какъ и сія была уже довольно на возрастѣ и почти полуневѣстою, то помышляли мы о томъ, какъ бы и ее свозить въ Москву и тамъ поучить также танцамъ, для приданія дарованіямъ ея лучшаго совершенства. Третья дочь моя Ольга догнала сію своимъ ростомъ и расцвѣтала какъ распуколка розовая. Что-жъ касается до меньшей моей дочери Катерины, то сія была еще почти ребенкомъ и научилась только-что порядочно говорить.

Относительно до состоянія моего скажу, что хотя деревни мои, за отсутствіемъ моимъ и за невозможностью отлучаться въ нихъ часто, и приходили от часу болѣе въ упадок ,—но сіе не препятствовало достатку моему мало-по-малу увеличиваться, хотя весьма медленными и неважными стопами, поелику не пріобрѣталъ я ничего неправдою или какимъ-нибудь шилничествомъ по примѣру другихъ многихъ.

Впрочемъ, находился я во всей силѣ и крѣпости тѣлесной, и хотя лѣтами своими и переступилъ уже давно на другую половину теченія своей жизни, но былъ свѣжъ, крѣпок и здоровъ, и могъ безъ всякой нужды переносить тѣ многіе и разнообразные труды, которыми я около сего времени ежедневно и неусыпно занимался, а въ такомъ же бодрственномъ состояніи находились и самыя душевныя мои силы.

Что касается до внѣшнихъ моихъ обстоятельствъ, то я продолжалъ пользоваться и наслаждаться неоцѣнимою милостію Господнею, что всѣ добрые люди меня искренно любили и почитали, и дружества моего искали. Однимъ только негоднымъ и завистливымъ людямъ былъ я какъ терніе въ глазу, но и сіи только втайнѣ недоброхотствовали мнѣ изъ единой зависти, что я пользуюсь такимъ хорошимъ и выгоднымъ мѣстомъ, а притомъ еще и особенною благосклонностію ко мнѣ от нашего намѣстника; въявь же, при всѣхъ своихъ злодѣйскихъ ковахъ и хитростяхъ, и тѣ должны были, по примѣру прочихъ, оказывать мнѣ ласку и почтеніе и тѣмъ паче, что я и съ ними, равно какъ не вѣдая о ихъ посяганіяхъ на меня, обходился всегда ласково и дружелюбно и никогда не подавалъ и вида къ наружнымъ какимъ-нибудь на нихъ неудовольствіямъ.

Но я заговорился уже о побочностяхъ, и время приступить къ продолженію прежняго своего повѣствованія.

Итакъ, 1786 годъ начали мы препровождать, находясь по-прежнему въ Богородицкѣ, и первый день онаго ознаменовали данною у себя доброю вечеринкою.

Судьи наши хотя всѣ около сего времени были въ разъѣздѣ по домамъ, однако ввечеру сего дня было у меня довольно- таки гостей. Пріѣзжалъ ко мнѣ нашъ тогдашній казначей г. Писаревъ, съ женою и дочерью, оба наши пристава, нашъ стряпчій, госпожа Маслова, съ обѣими дочерьми, старушка, прежняя казначейша Петрова, господинъ Челищевъ и наконецъ подкомандующій мой Бобриковскій управитель молодой господинъ Верещагинъ. И со всѣми сими людьми провели мы первый вечеръ сего года очень весело и прямо по-святочному: играли во всякія игры и до усталости рѣзвились.

Пріѣздъ г. Верещагина въ сей разъ ко мнѣ меня нѣсколько удивилъ. Какъ должность его была ничего незначущая и онъ жилъ послѣ своего старшаго брата въ Бобрикахъ, ничего не дѣлая и пользуясь только жалованьемъ и содержаніемъ, и равно какъ на пенсіи, то и не доходило ни ему до меня, ни мнѣ до него никакого почти дѣла, и мы видались съ нимъ рѣдко, и тѣмъ паче, что онъ по недальнему своему разуму не могъ составлять мнѣ хорошаго собесѣдника. Но въ сей разъ онъ давнымъ-давно уже не бывалъ, сердясь на меня, самъ не вѣдая за что. Совсѣмъ тѣмъ пріѣзжалъ онъ ко мнѣ не столько въ гости и не по должности, а болѣе для собственной нужды. Не знаю, не вѣдаю, зачѣмъ вознадобилось ему побывать въ Петербургѣ, и онъ привезъ ко мнѣ ордеръ объ отпускѣ его туда, и чтобъ дать ему взаймы 200 рублей денегъ. Я тотчасъ сіе выполнилъ и пожелалъ ему счастливаго пути.

Дня четыре спустя послѣ сего имѣлъ я неудовольствіе узнать о чудной и удивительной клеветѣ на моихъ домашнихъ, сплетенной старшею сестрою сего господина Верещагина, старинною и тайною недоброхоткою къ нашему дому. Изъ досады и зависти для 'госпожъ Бакуниной, [которая] къ намъ была весьма благопріятна, восхотѣла она ее съ нами разсорить, и для того сплела и насказала имъ на жену и прочихъ домашнихъ моихъ такую дьявольскую небылицу, какой у нихъ никогда и на умѣ не было, и довела до того, что сестра госпожи Бакуниной болѣе года на насъ сердилась.

Услышавъо семъ, не могъ я довольно надивиться злости людей и той хитрости, съ какою бездѣльники стараются собственными своими затѣями обвинять другихъ. и вклёпывать на нихъ то, что имъ и во снѣ на умъ не приходило. Относилось сіе до нѣкоторыхъ обидныхъ словъ, говоренныхъ будто женою и ея матерью о племянницѣ госпожи Бакуниной; но, по счастію, ѣздившая около сего времени къ госпожѣ Бакуниной моя жена съ дочерью, имѣла случай оправдаться и вывести сіи сплетни наружу и сохранить чрезъ то дружбу съ симъ домомъ.

Не успѣли мы святокъ своихъ кончить, какъ на самое крещеніе принужденъ я былъ опять скакать въ Тулу, для поговорки съ отъѣзжающимъ въ Петербургъ моимъ меньшимъ командиромъ. Въ сей разъ я съ тѣмъ меньшею досадою отправился въ сей путь, что имѣлъ я до него и собственную свою нуждицу. Хотѣлось мнѣ его попросить, не можетъ ли онъ, въ бытность свою въ Петербургѣ, учинить что-нибудь въ пользу моего сына. Свиданіе съ нимъ было и въ сей разъ таковое же, какъ и прежнее, и казалось, что сей полукомандиръ мой былъ столько-жъ ко мнѣ благосклоненъ, какъ и прежде, но что на сердцѣ у него было, того мнѣ знать было не можно, и нѣкоторыя вѣсти, слышанныя мною въ сей разъ въ Тулѣ, приводили меня въ смущеніе и нѣсколько озабочивали. Сказывали мнѣ, яко бы онъ на меня очень сердится и злится, думая, что я на него намутилъ намѣстнику; но Богу одному извѣстно, сколь невиненъ я былъ съ сей стороны и сколь всегда былъ, по добродушію своему, удаленъ от такихъ ненавидимыхъ мною и въ другихъ людяхъ наушничествъ. Далѣе сказываемо мнѣ было, яко бы и намѣстнику на меня имъ и другими наскучено всякой всячины довольно, и что онъ отзывался, будто бы, что онъ теперь обо мнѣ не такихъ уже мыслей, какъ былъ прежде. Сему хотя я худо вѣрилъ, и тѣмъ паче, что и слышалъ от такова человѣка, который не самъ то слышалъ, однако какъ все то от завистниковъ моего мѣста, и особливо Веницеева и князя Назарова, весьма легко могло статься, что прискорбно весьма мнѣ все сіе было, и я жалѣлъ буде бы то все была правда; однако, надѣялся, что невинность когда-нибудь окажется сама собою и ложныя клеветы злодѣевъ откроются къ собственному стыду ихъ. Я утѣшался до поры до времени тѣмъ, что тогда въ обращеніи со мною командира моего не замѣтно было ничего тому подобнаго. Онъ разстался со мною дружески и не только далъ охотно мнѣ доз- воленіе съѣздить безъ него сею зимою на короткое время въ Москву, но обѣщалъ и въ разсужденіи сына моего употребить все, что ему будетъ можно.

Въ кратковременную мою въ сей разъ бытность въ Тулѣ, квартировалъ я опять у прежняго нашего городничаго г. Сухотина, бывшаго уже совѣтникомъ въ казенной палатѣ, и пріязнью сего моего прежняго знакомца и пріятеля былъ очень доволенъ. Онъ и жена его были мнѣ очень рады и угощали меня какъ бы роднаго. И какъ съ нимъ случилось мнѣ ѣздить къ тульскому знаменитому купцу и заводчику Антипу Максимовичу Мосолову, то сей случай спознакомилъ меня съ симъ весьма ласкавшимся ко мнѣ умнымъ человѣкомъ. Были мы также съ хозяиномъ моимъ и у сотоварища его, совѣтника Сиверса, гдѣ препроводилъ весь вечеръ въ играніи съ нимъ въ вистъ. И проигравъ съ нимъ около десяти робертовъ, возненавидѣлъ я еще болѣе сію игру, которая и до того для меня ни мало была не увеселительна, и я не инако какъ съ крайнею неволею играть въ нее саживался.

Отправившись 9-го числа обратно въ Богородицкъ, принужденъ я былъ терпѣть много безпокойствъ въ дорогѣ отъ сдѣлавшейся вдругъ посреди зимы превеликой оттепели и оттого такой распутицы, какая бываетъ въ самую даже половодь. Почему, хотя съ трудомъ, но кое- какъ добрался я до спокойнаго своего мѣста и тотчасъ принялся опять за свои кабинетныя упражненія.

Сіи состояли въ сіе время наиболѣе въ сочиненіи матеріала для моего «Экономическаго Магазина», также въ читаніи и переправкѣ переведеннаго мною прекраснаго романа «Герфорта и Клары».

Кромѣ сего, по-вечерамъ читывалъ я дѣтямъ своимъ и «Дѣтскую свою Философію», и посредствомъ оной спознакомливалъ ихъ съ натурою.

Дни черезъ три послѣ пріѣзда моего, имѣлъ я у себя неожидаемаго, но несколько замѣчанія достойнаго гостя. Былъ то господинъ Каверинъ, Иванъ Никитичъ, сынъ деревенскаго сосѣда моего Никиты Ивановича и внук того самаго старика Ивана Ѳедоровича Каверина, о которомъ я нѣкогда вамъ разсказывалъ, а племянникъ родной самого того г. Новикова, съ которымъ имѣлъ я тогда по изданію моего «Экономическаго Магазина» дѣло. Гость сей былъ человѣкъ молодой и могшій быть женихомъ моей старшей дочери. Дѣла никакого хотя еще не было, но мы желали давно его видѣть. Госпожа Челищева, гостившая у насъ незадолго предъ симъ, предлагала намъ его въ женихи сама от себя, но онъ, какъ сказывали намъ, сватался тогда на дочери друга моего Василія Ѳедоровича Шушерина; но та невѣста была для него слишкомъ богата, а моя, напротивъ того, слишкомъ бѣдна. Итакъ, хотя для всѣхъ насъ показался онъ довольно сносенъ и непротивенъ, но ничего не воспослѣдовало, и невидимая десница Всемогущаго спасла дочь мою от сего жениха, который и по-нынѣ еще не женатъ и едва ли когда-нибудь женится, будучи за нѣкоторые проступки лишенъ чиновъ и достоинства.

Не успѣли мы сего пробывшаго у насъ цѣлый вечеръ и ужинавшаго гостя от себя проводить, какъ перетревожены мы были неожиданнымъ пріѣздомъ къ намъ намѣстничьяго адъютанта Ивана Елисѣевича Комарова, посланнаго на встрѣчу переѣзжающему изъ Воронежа въ Калугу бывшему крымскому хану Шагин-Гирею и долженствующему проѣзжать чрезъ нашъ Богородицкъ. И какъ сей проѣздъ его былъ нѣсколько достопамятенъ и для меня, то разскажу я вамъ объ ономъ нѣсколько подробнѣе.

Сей извѣстный въ свѣтѣ послѣдній обладатель знаменитаго полуострова Крыма, по уступленіи намъ на вѣкъ своего владѣнія, жилъ до сего въ Воронежѣ, гдѣ довольствованъ онъ былъ всѣмъ возможнымъ изобиліемъ и доставляемо было ему всякое успокоеніе; но около сего времени, неизвѣстно уже для чего, высочайшей волѣ нашей тогдашней императрицы угодно было приказать перевесть его изъ Воронежа въ Калугу и тамъ для жительства построить ему особый домъ и доставлять также всѣ житейскія выгоды. Носилася тогда молва, что нѣкоторый родъ притѣсненія терпѣлъ онъ от имѣвшаго тогда уже во всемъ великую власть извѣстнаго князя Потемкина, за что- то его нелюбившаго и старавшагося всячески недопустить его до двора императрицы, чего онъ съ великою ревностью добивался. Но какъ бы то ни было, но велѣно было, при тогдашнемъ его переѣздѣ изъ Воронежа въ Калугу, оказывать ему вездѣ особенную честь, какъ бывшему владѣющему государю; выставлять вездѣ подъ него и свиту его до ста подводъ и вездѣ его встрѣчать и провожать исправникамъ и городничимъ, и вездѣ доставлять возможнѣйшее успокоеніе. А для всѣхъ нужныхъ распоряженій къ тому и для встрѣчи его на границахъ нашего намѣстничества и отправленъ былъ от намѣстника, какъ помянуто, адъютантъ г. Комаровъ.

Какъ видно, сему хану, между прочимъ, назначена была станція и у насъ въ Богородицкѣ и по зимнему тогда холодному времени во всемъ городѣ нашемъ не было лучшей и спокойнѣйшей для его квартеры, кромѣ моего дома, то и прислано было ко мнѣ помянутымъ адъютантомъ повелѣніе, чтобъ я, ни мало не медля, очистилъ и опросталъ домъ свой для пребыванія сей знаменитой особы, а для свиты его приготовилъ бы тѣ комнаты во флигелѣ дворца нашего, гдѣ живали до сего судьи наши, съ присовокупленіемъ, чтобъ я съ моей стороны постарался доставить ему при проѣздѣ его всѣ выгоды.

Неожидаемое сіе повелѣніе перетревожило меня и всѣхъ моихъ домашнихъ до чрезвычайности, и тѣмъ паче, что какъ прибытіе хана ожидаемо было уже въ скоромъ времени, то надлежало намъ, ни минуту не медля, перебираться совсѣмъ куда-нибудь изъ своего дома и очищать ему оный для квартеры. А куда-бъ намъ дѣваться—мы не знали и не вѣдали. Но какъ отстраниться от сего повелѣнія и неисполнить его ни какимъ образомъ было не можно, то и нехотя принуждены были тотчасъ начать сіе дѣло и перебираться со всѣми моими домашними въ дома канцелярскихъ моихъ служителей, утѣшаясь по крайней мѣрѣ тою мыслью, что сіе опростаніе дома нашего будетъ не надолго. Итакъ, ну-ка мы скорѣе все прибирать и все нужное перевозить въ домъ къ секретарю моему Щедилову и къ Ломакину, а иныя вещи, собравъ въ заднія комнаты, запирать. Что-жъ касается до моего кабинета, то не разсудилъ я за нужное его опрастывать, а прибравъ его сколько-нибудь, остался въ немъ самъ какъ хозяинъ для пребыванія, ибо нужно было, чтобъ не находилось въ домѣ никакихъ женщинъ.

Едва мы все очистили и опростали, какъ и началось уже шествіе. Сперва, именно 14-го января, пріѣхалъ обозъ ханскій и нѣсколько человѣкъ изъ знаменитыхъ его чиновниковъ. Былъ тутъ, во-первыхъ, одинъ князь или мирза, бывшій у него государственнымъ казначеемъ; во-вторыхъ, такъ называемый ефенди, наиглавнѣйшая духовная особа; въ-третьихъ, ханскаго корабля капитанъ — ага; в-четвертыхъ, секретарь ханскій, далѣе мола или попъ ханскій, и еще одинъ знатный татаринъ, и человѣкъ двадцать прочихъ нижнихъ служителей. Всѣмъ симъ отведена была квартира въ помянутомъ каменномъ дворцовомъ флигелѣ, гдѣ не успѣли они расположиться, какъ изъ любопытства пошолъ я къ нимъ для сдѣланія визита. Было это въ первый разъ въ жизни, что я имѣлъ случай видѣть татаръ; сей народъ, бывшій до сего толико враждебный и бѣдственный для нашего отечества, но тогда нами въ подданство приведенный. Я смотрѣлъ на нихъ и на всѣ обряды, одежды и обыкновенія ихъ съ примѣчательнымъ окомъ и съ особенными душевными чувствіями. Они приняли меня довольно вѣжливо и обходились съ нами весьма учтиво и ласково, подчивали меня, по обыкновенію своему, трубкой съ табакомъ, въ которыя нашолъ я ихъ курящихъ, и разговаривали со мною кое-о-чемъ чрезъ переводчика. Мнѣ показались они людьми неглупыми, и я всѣмъ поведеніемъ ихъ былъ весьма доволенъ и съ такимъ любопытствомъ смотрѣлъ на разныя ихъ одежды, что, по отъѣздѣ ихъ, могъ по памяти сухими красками нарисовать видъ и образъ ихъ ефендія, такъ какъ онъ былъ тогда въ волчурѣ; которое изображеніе, очень сходное съ его лицемъ, хранится у меня и по-нынѣ еще въ цѣлости.

Какъ господа сіи у насъ тогда только пообѣдали, а потомъ тотчасъ отправились въ дальнѣйшій путь, то имѣлъ я случай видѣть и образъ ихъ обѣдовъ. Всѣ они, человѣка по четыре въ кучкѣ, усѣлись, по обыкновенію своему, поджавъ ноги, на полу, и приготовленное по ихъ манеру ихъ поварами кушанье приносимо было и уставляемо, вмѣсто столовъ, на большихъ круглыхъ деревянныхъ подносахъ, и поставляемо посреди каждой кучки, съ которыхъ они, безъ тарелок и ножей, по-своему, большею частью руками, яствы брали и ѣли.

Проводивъ от себя сію первую партію, стали мы дожидаться пріѣзда самого хана. И дабы намъ можно было успѣть его встрѣтить, то выслалъ я нарочнаго, въ одно наше волостное село, верстъ за 20 от насъ, по дорогѣ къ Воронежу отстоящее, я велѣлъ, тотчасъ скакать ко мнѣ съ извѣстіемъ, какъ скоро ханъ туда пріѣдетъ. Но пріѣздъ его нѣсколько замѣшкался, и далеко не воспослѣдовалъ такъ, какъ мы думали. Весь тотъ и послѣдующій день прошолъ въ тщетномъ ожиданія. Наконецъ въ ночь, подъ 16- е число, прискакалъ ко мнѣ мой посланный съ извѣстіемъ, что ѣдетъ госпожа Лашкарева, жена находившагося при намѣстнической нашей канцеляріи совѣтника, и что будетъ стоять въ моемъ домѣ. Сіе принудило меня скорѣе вставать и одѣваться, и бѣжать дожидаться ее, вмѣстѣ съ княземъ, нашимъ городничимъ, въ моемъ домѣ. Госпожа сія пріѣхала къ намъ еще до-свѣта, и расположившись тутъ, спала нѣсколько часовъ; а потомъ, напившись чаю и кофе, поѣхала далѣе. Съ нею было только пятеро дѣтей и двѣ служанки, и всѣ онѣ были гречанки, какъ и самая госпожа ихъ, и тутъ имѣлъ я случай видѣть греческое женское одѣяніе, которое мнѣ довольно полюбилось.

О ханѣ между тѣмъ получали мы многія разныя и все недостовѣрныя извѣстія. Наконецъ писали намъ, что онъ 17- го числа выѣдетъ изъ Воронежа и будетъ въ Тулу на другой день къ обѣду, и чтобъ мы дожидались его ночью. Однако, мы прождали сей и послѣдующій день по-пустому, и сіе тщетное ожиданіе было для насъ уже и скучненько. Домашніе мои, переугорѣвъ въ своихъ квартирахъ и от претерпѣваемаго ими разнаго безпокойства, переѣхали къ намъ ближе въ связь, гдѣ жила старушка казначейша Петрова, и болѣе для того, что всѣ думали и твердили, что ханъ не выходитъ нигдѣ изъ кареты, ѣдетъ очень скоро и у насъ въ Богородицкѣ едва ли остановится.

Наконецъ, 19-го числа, въ третьемъ часу по-полудни, прискакалъ къ намъ первый курьеръ съ извѣстіемъ, что ѣдутъ его передовые, которые вскорѣ послѣ его вмѣстѣ съ ханскою кухнею и пріѣхали. Сіе опять всѣхъ насъ перетревожило. Городничій нашъ поскакалъ, съ своими драгунами, ему на встрѣчу, а я распоряжалъ къ пріему его все нужное въ квартирѣ. А немного погодя, пріѣхалъ наконецъ и самъ, его свѣтлость ханъ.

Мы, со всѣми нашими судьями и множествомъ сбѣжавшагося народа, встрѣтили его у крыльца моего дома, и я провелъ его въ свою гостинную, гдѣ онъ разоблачился, и скинувъ свою соболью шубу и съ головы шаль, которою былъ окутанъ, остался въ одномъ своемъ длинномъ, носильномъ платьѣ, похожемъ весьма на монашескую ряску или. полукафтанье, а и шапка на немъ осталась во всемъ подобная монашеской камилавкѣ, съ тою толькою разницею, что сшита была изъ наимельчайшихъ черныхъ овчинок . Теплый мой и спокойный, домикъ такъ ему полюбился, что онъ тотчасъ сказалъ пріѣхавшему съ нимъ вмѣстѣ г. Лашкареву, что онъ вознамѣрился здѣсь взять отдохновеніе и переночевать, и въ дальнѣйшій путь отправится уже наутріе. На что онъ ему отвѣчалъ, что это будетъ очень кстати, поелику коляски, въ которыхъ ѣхали его чиновники, по дурнотѣ тогдашнихъ зимнихъ дорогъ и по ухабамъ, такъ изломались, что ихъ доводится бросить и доставать вмѣсто ихъ зимнія кибитки.

Не успѣли всѣ узнать, что ханъ расположился у насъ ночевать, какъ всѣ наши судьи ему откланялись, и остался съ нимъ одинъ только я, какъ хозяинъ, и г. Лашкаревъ, что мнѣ было въ особливости пріятно, поелику я получилъ случай не только насмотрѣться на него, сколько мнѣ было угодно, но съ нимъ вступилъ и въ разговоръ. Онъ показался мнѣ еще очень нестарымъ и не болѣе какъ лѣтъ 36 или 40. Собою былъ высокъ, сухъ и худъ, и точно какъ монахъ, весь въ черномъ платьѣ, но видъ имѣлъ пріятный, и всѣ черты лица его означали въ немъ разумъ острый и великій. Онъ сѣлъ тотчасъ для отдохновенія на наше канапе, по обыкновенію нашему, а не по азіатскому, а въ тотъ же почти мигъ камердинеръ его, французъ, поднесъ ему кофе, стоя предъ нимъ на колѣняхъ. Я удивился сему обыкновенію, также и тому, какъ онъ курилъ табакъ изъ трубки, поданной ему послѣ кофе. Сія была обыкновенная глиняная, турецкая, съ предлиннымъ чубукомъ, и ханъ курилъ изъ нея, вставши уже съ канапе и расхаживая по комнатѣ, и особлибость куренія его была та, что онъ, курнувъ не болѣе разовъ трехъ или четырехъ, пускалъ потомъ изо рта такое великое множество дыма, что весь онымъ обнимался, и трубка выкуривалась уже вся и подавали ему чрезъ нѣсколько минутъ уже другую.

Между тѣмъ какъ онъ, куря свою трубку, расхаживалъ по комнатѣ, разговаривалъ онъ съ г. Лашкаревымъ, по- французски, и смѣялся, и шутилъ надъ нимъ по поводу, что случилась съ нимъ бѣдушка, и онъ, подъѣзжая къ Богородицку, упалъ въ снѣгъ, при случаѣ изломавшейся его коляскѣ, и потерялъ свои золотые часы, говоря, что онъ желалъ бы душевно, чтобъ часы его найдены были послѣ какимъ-нибудь бѣднымъ человѣкомъ, которому бы они очень пригодились. Я любовался духомъ, слыша сіи слова, изображающія черту его благодушія, однако не разсудилъ за благо давать имъ знать, что я разумѣю по-французски, а самое сіе и побудило хана, желавшаго вступить со мною въ разговоръ, начать со мною говорить по-русски, хотя сіе не прежде онъ учинилъ, какъ обозрѣвшись и увидѣвъ, что насъ было въ комнатѣ только трое; ибо при прочихъ не говорилъ онъ инако, какъ по-татарски и по французски. Я удивился услышавъ, что онъ изряднёхонько говорилъ по-русски, чего мы до того никакъ не знали. Онъ распрашивалъ. меня, весьма благопріятнымъ образомъ, о нашей волости, о дворцѣ и много кое-о-чемъ о прочемъ. И какъ я примѣтилъ, что былъ онъ весьма любопытный и свѣдующій о многомъ человѣкъ, то мало-по-малу завелъ я его въ разговоры о разныхъ матеріяхъ, продолжавшихся болѣе часа и съ такимъ съ обѣихъ сторонъ удовольствіемъ, что я его душевно полюбилъ. И какъ мнѣ восхотѣлось нарисовать для себя и его видъ и оставить у себя вмѣсто памятника, то, желая ближе его разсмотрѣть и позамѣтить всѣ черты и примѣты лица его, и пришла мнѣ мысль употребить къ тому небольшую хитрость, а именно: я довелъ рѣчъ до нашихъ садовъ и удивительныхъ песковъ мраморныхъ и вздумалъ поднести ему ящичекъ съ наилучшею коллекціею сихъ песковъ въ подарокъ, съ тѣмъ намѣреніемъ, что когда онъ станетъ ихъ разсматривать и имъ дивиться, могъ бы я въ самой близи, держучи предъ нимъ ящичекъ, разсматривать и замѣчать въ умѣ всѣ черты лица его, что мнѣ, по желанію, и удалось. Ибо какъ онъ любопытенъ былъ пески наши видѣть, то побѣжалъ я тотчасъ въ свой кабинетъ и принесъ ему свою коллекцію, которую многія минуты разсматривалъ онъ съ особливымъ любопытствомъ и удовольствіемъ, и признавался, что составляютъ они самую рѣдкость въ натурѣ; а я между тѣмъ имѣлъ довольно времени разсматривать черты лица его и замѣтить столь живо въ своей памяти, что, по отъѣздѣ его, въ состояніи былъ заочно нарисовать сухими красками его портретъ, столь на него похожій, что всѣ татары, заѣзжающіе послѣ его ко мнѣ, тотчасъ узнавали, что это портретъ ихъ хана, и дивились, какъ я могъ заочно и такъ хорошо потрафить. Онъ и дѣйствительно нарочито былъ на него похожъ, и картина сія украшаетъ и понынѣ еще за стекломъ стѣны моей гостинной и служитъ памятникомъ тогдашнему времени и происшествію.

Ханъ принялъ от меня прекрасный ящичекъ сей въ подарокъ съ отмѣннымъ благоволеніемъ и вскорѣ послѣ того, раскланявшись съ нами, пошолъ спать въ мою спальню, гдѣ для него служителями его приготовлена была постель; а я съ г. Лашкаревымъ, вышедъ въ залъ, нашолъ ее всю наполненную табачнымъ дымомъ, произведеннымъ трубками, куримыми ханскими приближенными чиновниками. Въ числѣ ихъ былъ первый его министръ Зеид-ефенди, о которомъ говорили, что онъ былъ весьма ученый и разумный человѣкъ; другой-былъ его дворецкій, также человѣкъ весьма неглупый и любопытный; третій—адъютантъ, братъ казначейскій, и нѣсколько человѣкъ другихъ; и между прочимъ и молодые, нѣкоторый родъ ханскихъ пажей; но всѣхъ ихъ было не слишкомъ много. Упражненіе ихъ состояло въ питіи чая и кофе и куреніи табака, а нѣкоторые отдыхали. Изъ нашихъ же, ѣхавшихъ съ нимъ, кромѣ г. Лашкарева, безотлучнаго при немъ пристава, былъ помянутый намѣстническій адъютантъ г. Комаровъ и еще одинъ полковник-нѣмецъ изъ Воронежа. Со всѣми ими я познакомился скоро, и будучи ласкою ихъ доволенъ и поговоривши съ ними нѣсколько минутъ, оставилъ ихъ брать себѣ покой и удалился къ домашнимъ моимъ на квартиру.

По-утру вставши, спѣшилъ я опять иттить къ гостямъ, думая, что ханъ поѣдетъ от насъ скоро, однако, нашолъ его еще спящимъ, или, по крайней мѣрѣ, не выходившаго еще изъ его спальни, гдѣ и, вставши, отправлялъ онъ свои утреннія молитвы, и какъ сказывали мнѣ, съ великимъ усердіемъ и стоючи на колѣняхъ.

Пребываніе его въ спальнѣ продлилось очень долго и до самого обѣденнаго стола. Да и сей имѣлъ онъ тамъ же, и мы только видѣли носимое туда на серебреныхъ блюдахъ и въ таковыхъ же мискахъ кушанье, и чѣмъ онъ тамъ все утро занимался, того не знали. Между тѣмъ старался я угостить по-своему нашихъ русскихъ, бывшихъ съ нимъ, по- дорожнему приготовленнымъ для нихъ въ задней комнатѣ обѣдомъ; татарскихъ же чиновниковъ его—занимать всякими разговорами и показываніемъ имъ своей иллюминаціи и картинъ; и они всѣ казались были очень довольными. Всѣ они въ сіе утро переодѣлись и надѣли наилучшее свое платье, и я, смотря на особый покрой оныхъ и на разныя ихъ шапки, и сравнивая тогдашнее ихъ состояніе съ состояніемъ прежнимъ, а особливо въ вѣка прешедшіе, не одинъ разъ помышляя, самъ себѣ говорилъ: «было время, что куртки, шаровары и шапки сіи нагоняли собою страхъ и ужасъ на нашихъ русскихъ, и предки наши не инако, какъ со страхомъ и трепетомъ и благоговѣніемъ, на нихъ сматривали; да и недавно еще не такъ-то было, господа сіи со мною обходились, какъ теперь; но если-бъ по какому-нибудь несчастному случаю случилось мнѣ также, какъ моему прапрадѣду, попасться къ нимъ въ Крымъ и находиться подъ ихъ властью! Ахъ! все на свѣтѣ подвержено измѣненію и превратностямъ. Нѣкогда было ихъ время, а теперь наступило наше! А впредь что будетъ — единому. Богу извѣстно!»

Ханъ не прежде изъ спальни своей въ гостинную вышелъ, какъ предъ самымъ уже отъѣздомъ, и когда уже все дорожное его платье, а особливо чорная его изъ наитончайшей матеріи шаль, которою онъ обыкновенно, при выходѣ въ публику, увертывалъ и голову, и шапку, такъ что видимою оставалась малая только часть лица его, — была уже готова. Къ сей шали чиновники его оказывали особенное почтеніе, и я съ любопытствомъ смотрѣлъ, какъ они, съ великимъ благоговѣніемъ, ее растягивали, распрямливали, вытрясали изъ нея пыль и свертывали. И дивился сему ихъ обряду. Далѣе обращалъ вниманіе мое плоской оловянный сосудъ, наполненный горячею водою и завинченный шурупомъ, который служители ханскіе приготовляли и брали съ собою въ дорогу. Вода сія нужна была хану для обыкновенныхъ ихъ обмываній, которыя составляютъ у нихъ существенную часть ихъ религіи и отправляютъ всякій разъ предъ начинаніемъ молитвъ, отправляемыхъ ими пять разъ въ сутки.

Вышедши изъ спальни, ханъ уже не долго у насъ пробылъ, но, поговоривъ нѣсколько минутъ съ г. Лашкаревымъ и со мною, сталъ въ путь свой собираться и укутываться. Въ самое сіе время вызвалъ меня г. Лашкаревъ, вмѣстѣ съ нашимъ городничимъ, въ залу, и тутъ, отъ лица ханскаго, одарилъ меня за угощеніе подарками — меня золотыми прекрасными часами, а для жены и дочери моей—двумя кусками прекрасной шелковой дорогой матеріи, а городничаго нашего—золотою табакеркою, рублей во сто. Насъ сіе не мало удивило, ибо мы хотя и слышали, что ханъ вездѣ и всѣхъ одаривалъ во время своего проѣзда, но никакъ не ожидали, чтобъ подарки были такъ знамениты, и едва успѣли возблагодарить за то хана, шедшаго уже мимо насъ садиться въ свою карету.

Симъ образомъ проводили мы сего почтеннаго гостя, и я пожелалъ ему искренно счастливаго пути и всякаго благополучія въ продолженіи его жизни. Но желаніе мое не совершилось! Но я чрезъ нѣсколько времени услышалъ, что ему и въ Калугѣ князь Потемкинъ не допустилъ окончить жизнь свою спокойно, но довелъ его наконецъ до того, что онъ сталъ проситься объ увольненіи его къ своимъ одновѣрцамъ въ Турецію. Куда его проводили, хотя со всею подобающею честью и отдали съ рукъ на руки туркамъ, но у сихъ не нашолъ онъ того счастья, которымъ ласкался, но былъ чрезъ нѣсколько времени от султана сосланъ на одинъ островъ въ ссылку, и тамъ, по приказнію его, удавленъ. Я услышалъ о семъ, пожалѣлъ искренно о семъ добродушномъ и достойномъ лучшей участи несчастномъ владѣльцѣ.

Теперь, возвращаясь къ прерванной нити моей исторіи, скажу, что не успѣли мы сжить съ рукъ своихъ сихъ неожиданныхъ гостей и перебраться опять въ домъ свой, какъ и начали мы помышлять о московской своей ѣздѣ, откуда хотѣлось намъ съѣздить и въ Кашинъ и побывать у моихъ племянницъ. Итакъ, препроводивъ нѣсколько дней въ сборахъ и разныхъ занятіяхъ и угощеніяхъ пріѣзжаемыхъ къ намъ кой-какихъ гостей и отпраздновавъ день имянинъ моей тещи, наконецъ 28-го числа генваря въ сей путь и отправились.

ѣздилъ я въ сей разъ въ Москву съ женою, обѣими старшими моими дочерьми и сыномъ, а меньшія дѣти оставались съ ихъ бабушкою въ Богородицкѣ. На пути семъ, проѣзжая чрезъ Тулу, были мы у жены г. Давыдова, моего командира, принявшей, противъ обыкновенія, жену мою очень ласково и пріятно, а продолжая свой путь, заѣзжали къ роднымъ нашимъ въ Федешево. И повидавшись съ ними и переночевавъ у нихъ, на другой день заѣхали въ свое Дворениново. И какъ было тогда зимнее время и дѣлать намъ было нечего, то и тутъ, отъужинавъ у сосѣдки нашей Марьи Петровны, вмѣстѣ съ случившимися тутъ быть господами Челищевыми, переночевали только одну ночь, спавши въ первый разъ въ своихъ маленькихъ хоромцахъ. Ибо какъ большой нашъ домъ во время отсутствія нашего началъ приходить уже въ ветхость и дѣлаться къ жилью и топкѣ неспособнымъ, то въ теченіе еще минувшаго лѣта разсудилось намъ велѣть перевесть изъ жениной деревни Коростиной крѣпкую половину ихъ тамошнихъ хоромцовъ, и прирубивъ къ ней еще покойца два, построить тутъ же возлѣ, на дворѣ на томъ мѣстѣ, гдѣ стояли старинные хоромы, маленькій домишко для нашего пріѣзда и временнаго пребыванія. И какъ сей домикъ былъ тогда уже совсѣмъ готовъ и для нашего пріѣзда истопленъ, то мы въ немъ впервые и ночевали, а по-утру, отобѣдавъ и пустившись въ дальнѣйшій путь и переночевавъ въ Серпуховѣ у знакомаго своего купца Квасникова, наконецъ 2-го числа февраля пріѣхали въ Москву и остановились въ сей разъ въ пріисканной и нанятой уже для насъ квартирѣ, въ Зарядьѣ, въ приходѣ у Николы Мокраго, въ каменномъ старинномъ домикѣ, принадлежащемъ господамъ Арбузовымъ.

Симъ кончу я сіе письмо, представивъ повѣствованіе о московскомъ пребываніи письму будущему, скажу между тѣмъ, что я есмь вашъ, и проч.

(Октября 8-го дня 1810 года).

Письмо 226

Любезный пріятель! Пребываніе наше въ сей разъ въ Москвѣ продлилось долѣе, нежели мы думали. Мы ѣхали въ нее на короткое время и съ тѣмъ, чтобъ съѣздить изъ ней, хотя на сутки, къ племянницамъ моимъ въ Кашинъ; но от сей ѣзды избавились тѣмъ, что нашли ихъ пріѣхавшихъ въ Москву, чему мы обрадовались много. А какъ между тѣмъ, мы исправляли свои нужды, возвратился изъ Петербурга командиръ мой г. Давыдовъ, то получилъ я от него дозволеніе пробыть въ ней и всю масляницу. Итакъ, мы прожили до самой первой недѣли великаго поста и возвратились изъ ней уже въ концѣ февраля мѣсяца.

Во все время сего пребыванія не случилось съ нами никакихъ чрезвычайныхъ и такихъ случаевъ, которые бы заслужили особеннаго упоминанія, а коротко скажу, что мы не сидѣли почти ни одинъ день дома безъ дѣла, а безпрерывно, либо исправляли свои надобности покупаніемъ разныхъ намъ надобныхъ вещей, либо разъѣзжали по всѣмъ прежнимъ нашимъ друзьямъ и знакомымъ, равно какъ ихъ, пріѣзжающихъ иногда къ намъ, у себя принимали и угащивали. Впрочемъ, какъ наиглавнѣйшая наша надобность состояла въ томъ, чтобъ выучить среднюю дочь мою Настасью танцовать, то съ самого пріѣзда постарались мы пріискать танцмейстерами, нанявъ онаго, сіе дѣло исправили и ее сему искусству столько научили, сколько требовала необходимая надобность.

Командиръ мой возвратился изъ Петербурга вскорѣ послѣ нашего пріѣзда, и я, поспѣшивъ къ нему, стоявшему въ домѣ отца своего, имѣлъ удовольствіе узнать, что пребываніе его въ Петербургѣ было хотя самое кратковременное и онъ хотя самъ не получилъ ничего от императрицы, для чего онъ наиболѣе ѣздилъ, и едва ли удалось ему ее видѣть, но мнѣ разсказалъ, что успѣлъ будто сдѣлать одолженіе и, по обѣщанію своему, сына моего не только выпросить въ сержанты, но заочно ввести его и въ дѣйствительную службу. Симъ увѣреніемъ своимъ обрадовалъ онъ не только меня, но и все мое семейство, и 9-е число февраля, въ которое мы о семъ узнали, было для насъ очень радостнымъ. Однако, послѣ открылось, что все сіе было, неправда, и онъ сохвасталъ, и ему ничего въ пользу его тогда не удалось сдѣлать, и радость наша была по-пустому.

Далѣе помню я, что сему сыну своему удалось мнѣ показать невиданныя имъ еще всѣ натуральныя и искусственныя рѣдкости, находящіяся въ домѣ г. Демидова. Вновь пріобрѣтенный нами знакомецъ Лука Семеновичъ Емельяновъ, будучи знакомъ въ семъ домѣ, доставилъ намъ сей случай и свозилъ насъ въ сей домъ, въ отсутствіе хозяина, и мы всё- и — всё пересматривали, сколько хотѣли; чѣмъ и доставилъ я сыну своему превеликое удовольствіе.

Въ разсужденіе старшей моей дочери льстились — было мы надеждою, не произойдетъ ли какое сватовство, поелику былъ тогда въ Москвѣ и г. Каверинъ, съ своимъ сыномъ, и мы съ нимъ видались. Но скоро увидѣли, что ничему не бывать, и что у нихъ свататься на умѣ не было. Итакъ, имѣла она только случай нѣсколько разъ побывать опять съ сестрами своими въ маскарадахъ и въ театрѣ, а впрочемъ, не разъ ѣзжала съ нами по гостямъ разнымъ и спознакомливалась часъ-отъ-часу больше со свѣтомъ.

Кромѣ прежнихъ нашихъ знакомыхъ живущихъ въ Москвѣ, были мы нѣсколько разъ и у прежняго моего подкомандующаго Петра Алексѣевича Верещагина, продолжающаго съ нами прежнее знакомство и дружбу; также къ госпожѣ Олицовой; другу и куму моему Василію Ѳедоровичу Шушерину и къ другимъ многимъ, случившимся тогда быть въ Москвѣ.

Съ пріятелемъ моимъ, издателемъ моего «Экономическаго Магазина», Николаемъ Ивановичемъ Новиковымъ я также не одинъ разъ видѣлся и бывалъ всегда осыпаемъ от него ласками и благопріятствомъ. Онъ во всю мою бытность нѣсколько разъ покушался заманить къ себѣ на вечеринку, но я, вѣдая какія онѣ у него бывали, оттого по-прежнему поотклонялся. А кромѣ дѣлъ нашихъ по «Магазину», вручилъ ему еще переводъ свой «Герфортъ и Клара», для напечатанія; однако, сіе учинить ему какъ-то не удалось, а онъ затерялъ, только сей мой переводъ и сдѣлалъ то, что труды мои пропали тщетно.

Не одинъ разъ видѣлся я также и съ прежнимъ моимъ издателемъ и знакомцемъ г. Ридигеромъ и опять накупилъ у него нѣсколько книгъ нѣмецкихъ и французскихъ. Впрочемъ, памятно мнѣ, что я въ сію мою бытность купилъ въ рядахъ и тотъ прекрасный микроскопъ, которымъ впослѣдствіи времени мы такъ много утѣшались; а для ѣзды себѣ новую четверомѣстную карету, ибо прежняя уже поизъѣздилась.

Симъ образомъ въ разныхъ занятіяхъ и сколько съ одной стороны въ разныхъ увеселеніяхъ, а съ другой—въ безпрерывныхъ хлопотахъ и безпокойствахъ, проживши въ Москвѣ съ цѣлый мѣсяцъ и растерявъ въ ней нѣсколько сотъ рублей, пустились мы 24-го февраля въ обратный путь. И заѣхавъ опять въ свое Дворениново, повидались съ братомъ Михаиломъ Матвѣевичемъ и переночевавъ тутъ, заѣзжали опять на перепутьи въ Федешево, а въ Тулѣ, побывавъ у командира своего, наконецъ въ послѣдній день февраля, возвратились благополучно въ Богородицкъ и обрадовали остававшихся тутъ родныхъ нашихъ своимъ пріѣздомъ.

Тутъ, разобравшись и повидавшись со всѣми нашими городскими пріятелями и знакомцами, не успѣлъ я еще порядочно отдохнуть и едва только присѣсть и приняться за продолженіе своего «Магазина», какъ потребовали меня опять по нѣкоторымъ волостнымъ надобностямъ въ Тулу, и какъ дорогѣ случилось быть опять прескверной и от бывшей, въ первыя числы марта, оттепели испортившейся, то претерпѣлъ и въ сію короткую поѣздку опять превеликое безпокойство. А что того хуже и для меня досаднѣе было, что не успѣлъ я возвратиться домой и пробыть тутъ одни сутки, къ превеликому огорченію моему, получилъ я повелѣніе, чтобъ опять скакать въ Тулу. Тогда призывалъ меня къ себѣ мой командиръ, а въ сей разъ, пріѣхавшій на самое короткое время въ Тулу, самъ намѣстникъ. Что было дѣлать! Хотя крайне не хотѣлось, но принужденъ былъ велѣть опять запрягать лошадей и поспѣшать въ Тулу заставать намѣстника. Но какъ ни спѣшилъ, но, пріѣхавъ въ Тулу, услышалъ, что намѣстникъ часовъ толь- за пять до моего пріѣзда уѣхалъ въ Калугу. Господи! какая тогда чувствуемая была мною досада. Г. Давыдовъ сказывалъ мнѣ, что намѣстнику неотмѣнно со мною, и надобно было, и хотѣлось видѣться, и потому совѣтовалъ мнѣ подхватить почтовыхъ лошадей и пуститься скорѣе вслѣдъ за нимъ. «Можетъ быть, говорилъ онъ, не застанете-ль вы его на заводѣ, находящемся на дорогѣ. Онъ хотѣлъ тамъ у заводчика обѣдать, а не то, вы должны будете ѣхать къ нему въ Калугу». Что было дѣлать! Принужденъ былѣ», послѣдуя его совѣту и подхватя почтовыхъ въ бездѣльной кибитчонкѣ, гнать по сущей бездорожицѣ вслѣдъ за онымъ. Но не досада ли еще вящая? Какъ мы съ ямщикомъ ни напрягали всѣхъ своихъ силъ и какъ ни гнали лошадей, но, прискакавъ на заводъ, услышали, что намѣстникъ только что оттуда и не болѣе какъ за полчаса выѣхалъ.

Не могу изобразить, сколь прискорбно было тогда сіе для меня извѣстіе. Но какъ вся досада моя мнѣ ни мало не помогала и не оставалось другаго средства, какъ ѣхать вслѣдъ за нимъ въ Калугу, то вооружился я терпѣніемъ и поѣхалъ, уже тише и, переночевавъ на дорогѣ, поднялся со свѣтомъ вдругъ и пустился далѣе. Но сіе путешествіе чуть-было не сдѣлалось мнѣ бѣдственно, и я спустившись на Оку-рѣку, чуть-было въ ней не утонулъ. Отѣ бывшей тогда рановременной оттепели, она такъ испортилась и сдѣлалась опасна, что если бы не остерегла меня ѣхавшая предо мною и провалившаяся какая-то кибитка, то купаться бы и мнѣ въ струяхъ ея. Но мы, увидѣвъ сіе бѣдствіе, ну-ка скорѣе назадъ, да на берегъ, и поѣхали уже нагорною стороною, не смотря на всю тогдашнюю бездорожицу, и съ превеликимъ трудомъ доѣхали къ вечеру въ Калугу.

Поутру явившись къ намѣстнику, имѣлъ я съ нимъ долговременный переговоръ. Онъ ѣздилъ также въ Петербургъ и, только-что оттуда возвратившись, привезъ съ собою множество поводовъ къ новымъ и разнымъ мнѣ повелѣніямъ, относящимся къ волостямъ нашимъ, и я принужденъ былъ опять на квартерѣ много, по его приказанію, писать и изготовлять къ подписанію его бумаги. И отобѣдавъ у него, трудился въ томъ же другой разъ до поту лица своего и на-силу-на-силу успѣлъ все кончить и получить то, по крайней мѣрѣ, удовольствіе, что онъ, видя самъ разрушающійся уже совсѣмъ путь, не сталъ меня долѣе задерживать, но въ тотъ же день передъ вечеромъ отпустилъ. И тутъ надобно-жъ, къ пріумноженію моей досады, случиться, что на ту пору не могъ я отыскать себѣ и лошадей ямскихъ и ихъ на силу отыскали мнѣ къ свѣту; но тогда не сталъ я уже ни минуты медлить. По случившемуся морозку перелетѣли верстъ 50 до обѣда; но какъ ни спѣшили мы, но не успѣли въ тотъ день доѣхать до Тулы, и я, соснувъ нѣсколько на дорогѣ, прискакалъ уже въ оную къ свѣту, и какъ, по счастью, въ тотъ разъ меньшой мой командиръ случился быть гдѣ-то въ отлучкѣ, то, обрадовавшись тому, не сталъ я въ Тулѣ ничего уже мѣшкать и успѣлъ на новыхъ лошадяхъ еще въ тотъ же день кое-какъ къ ночи дотащиться въ Богородицкъ.

Тутъ радъ я былъ, что добрался, по крайней мѣрѣ, до совершенной половоди до мѣста, и какъ вскорѣ послѣ того путь нашъ совершенно рушился, то успокоился я, надѣясь, что меня вновь никуда опять не потурбачутъ.

Таковая частая волокита и безпокойство начинали мнѣ становиться часъ-отъ- часу тягостнѣе и скучнѣе, и я не радъ уже былъ, что намѣстникъ нашъ слишкомъ прилѣпился къ нашимъ волостямъ и занимался толь многими, относящимися до нихъ, затѣями и дѣлами, изъ которыхъ многія были ни мало не нужны.

Не успѣлъ я отдохнуть и нѣсколько собраться съ духомъ, какъ наступившая половодь опять переполнила весь духъ мой множествомъ заботъ, а тѣло мое подвергла безпокойствамъ новымъ. Нѣсколько дней сряду принужденъ былъ ѣздить по прудамъ и денно и ночно заботиться о томъ, чтобъ ихъ половодью не прорвало, но, по счастью, они въ сей разъ опять уцѣлѣли всѣ, и я успокоился духомъ при прошествіи съ, миромъ оной.

Но тутъ начала открываться весна и новые для меня поводы къ трудамъ, заботамъ и безпокойствамъ. Вездѣ надлежало отчасти продолжать старыя, отчасти начинать новыя работы; но какъ сіи сопряжены были для меня съ душевнымъ, по охотѣ моей къ садамъ, удовольствіемъ, то всѣ труды мои по прожектамъ были для меня уже не такъ тягостны, какъ проклятыя ѣзды и волокиты.

Въ сихъ ежедневныхъ надворныхъ работахъ, по отпразднованіи нашей Святой недѣли, препроводилъ я не только весь апрѣль, но и май мѣсяцъ, производя въ дѣйство многія новыя затѣи, относящіяся до дальнѣйшихъ украшеній садовъ нашихъ, однако, не упуская притомъ кое- когда и кабинетныя упражненія, а также продолженіе своего писанія «Экономическаго Магазина», и въ теченіе обоихъ сихъ мѣсяцевъ случилась только надобность мнѣ съ домашними моими съѣздить за Ефремовъ на родины меньшой дочери тетки Матрены Васильевны, Александрѣ Андреевнѣ. А по возвращеніи оттуда, ѣздила жена моя съ старшею дочерью и съ сыномъ въ Лебедянь на Троицкую ярманку; я же оставался дома, для работъ, и въ концѣ мая получилъ изъ деревни своей извѣстіе, что невѣстка моя, жена брата Михаила Матвѣевича, кончила свою жизнь от случившейся ей болѣзни, оставивъ послѣ себя двухъ малолѣтнихъ еще дѣтей. Для всѣхъ насъ извѣстіе сіе было неожидаемо и поразительно, и тѣмъ паче, что мы недавно видѣли ее совершенно здоровою и не въ такихъ еще лѣтахъ, чтобъ можно было думать, что она такъ скоро переселится въ вѣчность. Мы, погоревавъ объ ней и пожелавъ ей вѣчнаго покоя, жалѣли болѣе о ея дѣтяхъ, оставшихся съ отцомъ, любившимъ слишкомъ рюмку я находящимся въ несостояніи воспитывать дѣтей какъ должно и какъ надобно.

Съ мѣсяцемъ іюнемъ настали для меня новыя заботы и безпокойства. Въ самомъ началѣ онаго пріѣхалъ опять въ Тулу нашъ намѣстникъ и ко мнѣ прискакалъ от него курьеръ, съ повелѣніемъ, чтобъ я поѣхалъ въ Тулу и привезъ къ нему рапортъ и вѣдомость о всѣхъ произведенныхъ и производимыхъ мною работахъ.

Итакъ, принужденъ былъ я ѣхать въ Тулу и опять, по случившемуся около сего времени ненастью, тащиться по лужамъ грязи. Намѣстникъ принялъ меня по-прежнему очень милостиво, разспрашивалъ обо всѣхъ работахъ, былъ вѣдомостью моею доволенъ, велѣлъ остаться у себя обѣдать, а потомъ, давъ кое-какія повелѣнія, въ тотъ же день отпустилъ меня обратно, сказавъ, между прочимъ, чтобъ я дожидался его къ себѣ и что онъ въ томъ же еще мѣсяцѣ намѣренъ, при объѣздѣ городовъ, побывать и у насъ въ Богородицкѣ.

Сіе и исполнилъ онъ дѣйствительно, и 24-го іюня воспослѣдовало его къ намъ прибытіе. Какъ онъ заѣхалъ къ намъ изъ Епифани и мы о скоромъ прибытіи его были предувѣдомлены, то выѣзжалъ я къ нему на встрѣчу за нѣсколько верстъ от города. Онъ обошолся и въ сей разъ со мною очень благосклонно и въ тотъ же еще день обходилъ со мною весь садъ и былъ всѣми моими дѣлами и произведенными работами весьма доволенъ.

Наутріе пріѣхалъ къ нему въ гости опять Ѳедоръ Матвѣевичъ Толстой и, по особливой ко мнѣ благосклонности, остановился въ сей разъ у меня въ домѣ, и я радъ былъ сему знаменитому и умѣющему цѣнить достоинства умному постояльцу и гостю. Превеликое ненастье помѣшало въ сей день пріѣзжимъ нашимъ гулять по садамъ, и намѣстникъ занимался во весь день городскими дѣлами.

Пребываніе его въ сей разъ у насъ въ Богородицкѣ продлилось противъ обыкновенія долѣе, нежели во всѣ прежніе разы. Цѣлыхъ пять сутокъ онъ у насъ прожилъ, которыя наибольшую часть въ гуляньяхъ по садамъ съ своими гостями. Но какъ у насъ съ нимъ все было ладно и шло хорошо, и онъ такъ ко мнѣ былъ благосклоненъ, что 26-го числа іюня удостоилъ меня своимъ посѣщеніемъ и у меня даже обѣдалъ, то я тѣмъ ни мало не скучалъ, хотя такое долговременное его у насъ пребываніе и было намъ, особливо моимъ домашнимъ, довольно отяготительно по безчисленному множеству хлопотъ и заботъ, которыя всѣ мы должны были имѣть относительно продовольствованія всей его свиты и доставленія слугамъ его всего нужнаго. Но всѣ сіи отягощенія съ избыткомъ услаждаемы были изъявляемымъ мнѣ от намѣстника всякій день новыми благоволеніями.

Наконецъ, на самый Петровъ день, отслушавъ обѣдню, отобѣдавъ и походивъ съ г. Власовымъ и со мною еще по саду, поѣхалъ онъ от насъ, осыпавъ меня публично при всѣхъ многими похвалами и благодареніями, и я проводилъ его съ удовольствіемъ. Но не успѣлъ онъ уѣхать, какъ весь духъ мой былъ растревоженъ при услышаніи, что и въ сей разъ мой лжедругъ, нашъ городничій, но дьявольской зависти своей, не преминулъ производить бездѣльническія клеветы и ковалъ противъ меня тайные ковы. Я, не зная за собою ничего худаго и будучи по всѣмъ отношеніямъ невиненъ, хотя и не опасался оттого никакихъ для себя вредныхъ слѣдствій, но скорбѣлъ духомъ, узнавъ новые опыты неблагодарности и злобы ко мнѣ сего человѣка, которому я никогда ни малѣйшаго зла и досады не причинялъ, а обращался съ нимъ, какъ другъ, съ наивозможнѣйшимъ благопріятствомъ.

Вскорѣ послѣ отъѣзда намѣстникова наступила обыкновенная наша годовая ярманка, во время которой было только то достопамятное происшествіе, что подъ самый праздникъ во время всенощной была такая страшная у насъ гроза, съ дождемъ проливнымъ и безпрерывною молніею, что мы на-смерть были ею испуганы, и тѣмъ паче, что въ городѣ у насъ двухъ человѣкъ убило до смерти громомъ. Мы находились въ самое то время въ церкви и съ превеликою нуждою могли убраться изъ ней и добѣжать до своего дома, хотя былъ оный и очень от насъ близок . Впрочемъ, пріѣзжихъ дворянъ въ сей день было мало; однако у меня былъ изрядный-таки обѣдъ и гостей довольно.

Отпраздновавши сей праздникъ, принялся я опять за продолженіе своихъ работъ садовыхъ и кабинетныхъ. Но не успѣло дней десяти пройти, какъ оторванъ, я былъ от нихъ опять пріѣздомъ къ намъ моего младшаго командира, пріѣзжавшаго, къ намъ въ сей разъ для нѣкоторыхъ надобностей, а притомъ, чтобъ ему тутъ погулять и повеселиться. Онъ пробылъ у насъ нѣсколько сутокъ. И какъ въ самое сіе время случилось, что и ко мнѣ. пріѣзжало много гостей, то было сіе время у насъ довольно весело и все шло хорошо и ладно. Всякій день гуливали мы съ гостями по садамъ и по улицамъ, а въ жары купывалисъ въ моей прекрасной ваннѣ. И какъ командиръ мой былъ въ сей разъ отмѣнно ко мнѣ благопріятенъ, то сдѣлалъ я и для него у себя обѣдъ. А въ другой разъ ѣздили мы всѣ поужинать у лѣкаря нашего въ гошпитальномъ англійскомъ садочкѣ и гуляли въ ономъ. А наконецъ угостилъ и самъ онъ всѣхъ насъ и многихъ пріѣзжихъ гостей во дворцѣ обѣдомъ, гдѣ послѣ обѣда были даже и танцы. Словомъ, всѣ дни сіи провели мы съ великимъ удовольствіемъ, и командиръ мой былъ отмѣнно веселъ.

Какъ намъ въ сіе лѣто хотѣлось побывать въ своей деревнѣ и пожить тамъ сколько-нибудь по-болѣе, то, пользуясь помянутою благосклонностью моего командира, выпросилъ я у него себѣ дозволеніе туда съѣздить, на что онъ охотно и согласился.

Достопамятно было, что около сего времени, а особливо по отъѣздѣ моего начальника, занимался, подъ руководствомъ моимъ, сынъ мой срисовываніемъ съ натуры разныхъ и лучшихъ садовыхъ сценъ, притомъ уже изряднёхонько производилъ сіе дѣло не только съ великою охотою, но и съ отмѣннымъ успѣхомъ, такъ удивлялъ самаго меня рѣдкою и удивительною его способностью къ рисованью съ натуры всякаго рода положеній, мѣстъ, а особливо наилучшихъ сценъ садовыхъ. Способность его къ сему была такъ велика, что онъ въ состояніи бывалъ въ одинъ день надѣлывать до десяти скицовъ таковыхъ картинъ ландшафтныхъ, которыя всѣ онъ послѣ не только обрисовывалъ, но выработывалъ ихъ красками, и такъ хорошо, что я не могъ тѣмъ довольно налюбоваться, и какъ таковыхъ картинъ въ короткое время накопилось уже довольно, то и вздумалось намъ велѣть переплетчику нашему переплесть особливую для сего книгу, въ листъ величиною, дабы намъ всѣ сіи садовыя картины въ нее можно было помѣстить, что и произвели мы впослѣдствіи времени въ самое дѣйствіе, и составившаяся изъ всѣхъ ихъ нарочитой толщины книга сдѣлалась для всѣхъ любопытныхъ зрѣнія и пересматриванія достойною. Сія книга цѣла и хранится у насъ и по нынѣ и служитъ не только памятникомъ тогдашняго его трудолюбія, но и самымъ монументомъ садовъ Богородицкихъ, срисованныхъ во множествѣ картинъ въ наилучшемъ ихъ тогдашнемъ видѣ.

По наступленіи августа мѣсяца, улучивъ свободное время от работъ, ѣздили мы со всѣмъ семействомъ въ свое Дворениново и прожили въ немъ до самаго сентября мѣсяца, гдѣ имѣлъ я удовольствіе найти всѣ сады свои, а особливо верхній, обремененными такимъ множествомъ плодовъ, каковыхъ я никогда еще не видывалъ: всѣ сучья приклонены были тягостью оныхъ до самой земли, и я не могъ всѣмъ тѣмъ довольно налюбоваться и радоваться, что купцы, скупившіе у насъ сей садъ, могли ласкаться получить от него добрый себѣ прибыток .

Живучи тутъ недѣли три, не были мы оба съ сыномъ безъ дѣла. Намъ восхотѣлось въ ближнемъ къ дому саду сдѣлать реформу и превратить его изъ регулярнаго въ иррегулярный, или особаго рода русско-аглинскій, или натурально- прекрасный увеселительный садъ. Почему, соображаясь съ пріобрѣтеннымъ въ садахъ новѣйшихъ вкусомъ, положили, мы основаніе многимъ перемѣнамъ и употребляли къ тому все праздное время, сколько оставалось онаго от угощенія пріѣзжающихъ къ намъ гостей и от собственныхъ своихъ по гостямъ разъѣздовъ. Въ этомъ во всемъ и провели мы все сіе время очень весело, и мы так-было къ тихой и скромной деревенской жизни уже привыкли, что намъ не хотѣлось уже съ нею и разстаться.

Наконецъ, наступившій сентябрь мѣсяцъ принудилъ насъ съ любезнымъ Дворениновымъ опять разстаться и ѣхать обратно въ Богородицкъ и подвергать себя новымъ хлопотамъ и заботамъ.

Тутъ весь сентябрь и октябрь мѣсяцъ провели мы въ мирѣ, тишинѣ и спокойствіи. Я занимался по-прежнему множествомъ разныхъ работъ въ саду и разъѣздахъ по гостямъ и по волости, по надобностямъ. Всѣмъ остающимся оттого свободнымъ временемъ жертвовалъ наукамъ и литеральнымъ, и любопытнымъ упражненіямъ кабинетнымъ. Къ числу сихъ принадлежало, между прочимъ, и совокупное наше съ сыномъ стараніе умножить для купленнаго нашего микроскопа число объектовъ, для смотрѣнія въ оный. Мы велѣли надѣлать себѣ въ Тулѣ множество мѣдныхъ досчечек , съ прорѣзанными дырками и, вставляя въ нихъ слюдбенныя крошки, собирали все возможныя мелочныя вещицы для помѣщенія оныхъ, и усовершенствовали чрезъ то свой микроскопъ во многомъ, а было и кромѣ сего у насъ съ нимъ много и другихъ любопытныхъ занятій.

По наступленіи 7-го и 17-го числъ октября, праздновали мы и въ сей годъ оба сіи достопамятные дни моего рожденія и имянинъ по обыкновенію. Съ сего времени пошолъ мнѣ уже 49 годъ от моего рожденія, и я въ сей новый годъ вступилъ довольно весело. Всѣ друзья и знакомые наши, городскіе и сосѣдственные, посѣтили меня въ день имянинъ моихъ и мы-таки попировали съ ними какъ водится и порѣзвились мы, занимаясь играми и танцами.

Наконецъ, наступила и глубокая осень, положившая предѣлъ всѣмъ нашимъ надворнымъ работамъ и присадила меня опять въ теплѣ за перо и бумагу. И какъ я всякій годъ наиболѣе въ сіе глухое время и въ длинныя утры и вечера занимался письменными упражненіями, то и въ сей годъ въ теченіе октября, ноября и декабря мѣсяцевъ заготовилъ столько матеріи для своего «Экономическаго Магазина», что онаго не только на все остальное время сего года стало довольно, но поелику г. Новиковъ просилъ меня, чтобъ продолжилъ я издаваніе онаго и въ слѣдующій годъ, то наготовилъ множество матеріи и на счетъ сего будущаго года.

Совсѣмъ тѣмъ по наступленіи зимы и длинныхъ декабрьскихъ вечеровъ, возобновили мы прежнія свои вечеринки и не рѣдко, съѣзжаясь другъ у друга, препровождали вечера съ удовольствіемъ. Самый пріѣздъ нашихъ гостей и также и родныхъ нашихъ, гостившихъ у насъ нѣсколько дней сряду и бравшихъ участіе въ нашихъ веселостяхъ, помогали намъ также съ удовольствіемъ провождать скучное осеннее и зимнее время. Впрочемъ, не помню я, чтобы въ теченіе сей осени были съ нами какія-нибудь особенныя происшествія, кромѣ того, что я въ ноябрѣ на короткое время съѣздилъ опять по призыву въ Тулу къ моему командиру.

Наконецъ, дождались мы праздника Рождества Христова и настали, наши святки, изъ которыхъ всѣ первые, а послѣдніе сего года дни провели мы также весело въ ѣздахъ и свиданіяхъ другъ съ другомъ и въ свято иныхъ играхъ и увеселеніяхъ. И достопамятно, что въ сіе время случилось быть въ Богородицкѣ и у насъ одному изъ молодыхъ дворянъ, живущихъ въ нашемъ намѣстничествѣ, изъ фамиліи господъ Кобелевыхъ. Сего человѣка можно почесть первымъ женихомъ, искавшимъ руки моей старшей дочери и помышлявшимъ на ней жениться, для которой причины и пріѣзжалъ онъ наиболѣе къ намъ въ Богородицкъ и былъ у меня какъ гость не одинъ разъ и провождалъ съ нами святочные вечера въ обыкновенныхъ играхъ и забавахъ. И какъ мы чрезъ то имѣли: случай съ ними познакомиться и его разсмотрѣть, то и не находили мы въ немъ ничего противнаго и онъ намъ всѣмъ довольно полюбился, да и по достатку своему могъ доставлять онъ сходную партію для моей дочери. Словомъ, дѣло начало-было уже совсѣмъ клеиться и намъ дѣланы были со стороны его о семъ предложенія; но какъ Провидѣнію Господню не угодно было, что дочь моя была за нимъ, то нашлись люди, старавшіеся разбить сіе начинающееся сватовство и дѣло. Надобно было въ самое то время случиться быть у насъ короткой нашей пріятельницѣ и отчасти дальней родственницѣ Аграфенѣ Михайловнѣ Челищевой, которую мы всѣ за веселый ея нравъ душевно и сердечно любили, да и она была къ намъ очень привержена. У сей госпожи Челищевой былъ родственникъ, нѣкто изъ господъ Хотяинцовыхъ, живущій за Москвою, и по имени Дмитрій Ивановичъ, и также человѣкъ молодой и довольно достаточный. И какъ она дочь мою прочила за него и насказала намъ, а особливо дочери моей, столь много хорошаго и выгоднѣйшаго предъ симъ женихомъ, что мы сами смутились мыслями; дочь же моя при вопрошаніи нашемъ изъявила намъ прямо нехотѣніе свое выходить за г. Кобелева; почему дѣло сіе и осталось такъ, И мы хотя ему и не отказали совершенно, но отложили дѣло сіе до времени, и онъ от насъ ни съ чѣмъ поѣхалъ.

Далѣе памятно мнѣ, что какъ около сего времени надлежало быть въ Тулѣ новымъ выборамъ, и слухъ былъ, что будетъ великій для сего съѣздъ всему дворянству, по поводу имѣющихъ быть въ сіе время въ Тулѣ маскарада, театра и разныхъ другихъ увеселеній, то восхотѣлось въ сей разъ не только мнѣ, но и моимъ домашнимъ взять въ сихъ публичныхъ увеселеніяхъ соучастіе. Почему и начали мы къ тому собираться и предъ послѣднимъ днемъ въ путь сей и отправились.

Мы пріѣхали въ Тулу наканунѣ новаго года и остановились сперва у г. Пастухова, откуда домашніе мои въ тотъ же день поѣхали въ Федешово на имянины къ Василію Ивановичу Кислинскому, а я, оставшись въ Тулѣ, переѣхалъ стоять на квартиру къ другу нашему Антону Николаевичу Сухотину, дабы быть ближе и къ пріѣхавшему уже въ Тулу намѣстнику и ко всѣмъ прочимъ своимъ знакомымъ. И всю Тулу нашли мы наполненную уже съѣхавшимся для выборовъ дворянствомъ и всѣ ожидали начала выборовъ и долженствующихъ быть притомъ увеселеніевъ.

Симъ образомъ кончился 1786 годъ, а вмѣстѣ съ нимъ дозвольте кончить мнѣ и письмо сіе, и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.

(Октября 4-го дня 1810 года).

1787. Письмо 227

Любезный пріятель! Приступая теперь къ описанію происшествій, бывшихъ со мною въ теченіе 1787 года, предварительно скажу, что сей годъ былъ вообще въ жизни моей весьма достопамятнымъ, но не столько добромъ, сколько худомъ. Онъ былъ для меня прямо чорнымъ годомъ и преисполненъ множествомъ не только трудовъ, хлопотъ, заботъ, но и самыхъ недоумѣній, досадъ и разнаго рода неудовольствій и огорченій. Происходили они наиболѣе от зависти къ моему мѣсту, от людей злыхъ и негоднѣйшихъ характеровъ, и для меня потребна была вся моя философія къ терпѣливому переношенію всѣхъ бывшихъ со мною непріятностей, и еслибъ не бдило надо мною Всевидящее Око и не пеклось благодѣтельное обо мнѣ Провидѣніе Господне, то не знаю, чего-и-чего не могло со мною воспослѣдовать.

Уже при самомъ началѣ онаго озабочивался я весьма и безпокоился помышленіями о моемъ уже довольно взросшемъ сынѣ. Я уже увѣдомлялъ васъ, что изъ всѣх обѣщаній г. Давыдова постараться объ немъ въ бытность его въ Петербургѣ и изъ самыхъ увѣреній его по возвращеніи оттуда, будто-бы онъ и въ сержанты произведенъ и въ дѣйствительную службу введенъ, не вышло ничего и онъ все еще былъ каптернамусомъ (sic) и не въ дѣйствительной службѣ; и какъ до послѣднему пашпорту приближался уже срок явиться ему къ полку для вступленія въ дѣйствительную службу, то не знали мы что дѣлать. Одного его отпустить туда мнѣ не хотѣлось, а самому мнѣ весною съ нимъ туда ѣхать было никакъ не можно. Итакъ, принуждала меня самая необходимость помышлять о ѣздѣ съ нимъ туда въ самую тогдашнюю еще зиму, дабы, явивъ его въ службу, выпросить его еще на годъ домой; а буде можно, то какимъ-нибудь образомъ постараться ему и сержантскій чинъ, котораго онъ еще не имѣлъ. И какъ мнѣ безъ дозволенія от намѣстника въ такую даль отлучиться было не можно, то и намѣренъ я былъ въ сію бытность мою въ Тулѣ испросить у него на то дозволеніе.

Въ сихъ помышленіяхъ пріѣхалъ я тогда въ Тулу. И какъ случилось сіе наканунѣ самаго новаго года, то, по наступленіи перваго дня онаго, вставши пораньше и одѣвшись, поѣхалъ я сперва къ моему меньшому командиру, г. Давыдову, а оттуда вмѣстѣ съ нимъ, для обыкновеннаго поздравленія, къ намѣстнику, который, увидѣвъ меня, по обыкновенію своему, не преминулъ со мною хотя немного поговорить и, по-прежнему, весьма благосклонно. Вскорѣ послѣ того поѣхалъ онъ, и мы вмѣстѣ съ нимъ, въ соборъ, для слушанія обѣдни и прекрасно поющихъ пѣвчихъ. Тутъ случилось мнѣ стоять вмѣстѣ съ меньшимъ братомъ славнаго г. Игнатьева, Аѳанасьемъ Ивановичемъ, человѣкомъ, имѣющимъ совсѣмъ отмѣнный от своего головорѣза братца, характеръ—тихій, дружелюбный и любезный. И какъ мы тутъ кой-о-чемъ съ нимъ говорили, то и познакомились съ нимъ короче и взаимно другъ друга полюбили.

Какъ все дворянство, которымъ церковь вся была наполнена, по окончаніи обѣдни поѣхало къ намѣстнику, для поздравленія его съ новымъ годомъ, то поѣхали и мы съ нимъ туда же, гдѣ, проводивъ съ часъ въ толпѣ народа, былъ я помянутымъ г. Игнатьевымъ приглашенъ ѣхать къ нему обѣдать; чему я, какъ заѣзжій человѣкъ, и радъ былъ. Онъ ласкался ко мнѣ чрезвычайно, и даже до того, что какъ дошла не нарочно у меня съ нимъ рѣчь о моемъ сынѣ и моей заботѣ, то предлагалъ онъ мнѣ, въ разсужденіи его, свои услуги, и говоря, что онъ имѣетъ у себя въ Петербургѣ многихъ знаменитыхъ друзей и знакомыхъ, и готовъ отписать къ нимъ и просить ихъ постараться объ ономъ. Симъ невѣдомо какъ обрадовалъ онъ меня для новаго года, и я поѣхалъ от него въ превеликомъ удовольствіи.

По возвращеніи на квартиру имѣлъ я второе удовольствіе чрезъ свиданіе съ другомъ моимъ и давнишнимъ знакомцемъ отцомъ Іеронимомъ, бывшимъ въ сіе время уже игуменомъ и пріѣзжавшимъ нарочно ко мнѣ по любви своей для свиданія. Мы провели съ нимъ нѣсколько минутъ въ пріятныхъ разговорахъ, а между тѣмъ показывалъ я ему и многимъ другимъ, бывшимъ у хозяина моего, гостямъ, привезенную съ собою книгу съ садовыми изображеніями, рисованными отчасти самимъ мною, а наиболѣе моимъ сыномъ, и имѣлъ удовольствіе слышать всеобщую похвалу онымъ.

По наступленіи вечера поѣхалъ я въ бывшій въ сей вечеръ въ залѣ собранія большой маскарадъ и пробылъ въ ономъ до перваго часа ночи, имѣя удовольствіе свидѣться со многими моими знакомцами и, между прочимъ, съ другомъ моимъ и прежнимъ корреспондентомъ по «Экономическому Магазину» Васильемъ Алексѣевичемъ Левшинымъ, бывшимъ тогда еще отставнымъ подпоручикомъ, и говорить съ нимъ о многомъ.

Въ послѣдующій за симъ второй день новаго года ѣздилъ я опять къ своему меньшому командиру и былъ опятъ у намѣстника, а у перваго и обѣдалъ. И какъ въ сей день никакихъ увеселеній не было, то возвратился я послѣ обѣда на свою квартиру и нашолъ тутъ пріѣхавшаго изъ Федешова моего сына и весь вечеръ сего дня провелъ дома въ пріятныхъ разговорахъ съ пріѣзжавшимъ ко мнѣ опять отцомъ Іеронимомъ.

Какъ 3-го числа начались у насъ уже выборы, то мы съ дѣтьми поѣхали поутру въ залу собранія, но тамъ никого не застали, ибо все дворянство было уже въ соборѣ для обыкновенной присяги. И какъ намъ ни тамъ, ни тутъ однимъ дѣлать было нечего, то разсудили мы между тѣмъ съѣздить къ намѣстнику. Однако его не удалось намъ видѣть, почему возвратились мы опять въ залу собранія и нашли уже все дворянство, занимающееся въ выборѣ по уѣздамъ новыхъ предводителей. Я, какъ посторонній членъ, не бралъ въ томъ соучастія, а смотрѣлъ только безпристрастнымъ окомъ, на все тутъ происходившее и досадовалъ па наглую несправедливость, при баллотировкѣ наблюдаемой (sic), и на явное пристрастіе многихъ, и суетился только о томъ, чтобъ узнать, кого выберутъ къ намъ въ Богородицкъ въ судьи и съ кѣмъ намъ судьба опредѣлитъ этотъ годъ вмѣстѣ раздѣлить время.

Обѣдалъ я въ сей день опять у г. Давыдова, а, возвратясь на квартиру, нашолъ тамъ пріѣхавшаго ко мнѣ Василія Ивановича Кислинскаго изъ Федешова, а изъ Калуги самую хозяйку, съ сыномъ своимъ, Петромъ Антоновичемъ, имѣвшимъ незадолго до того въ Калугѣ несчастіе: что при стрѣляніи изъ ружья разорвало оное и повредило ему чрезвычайно руку; а ввечеру ѣздили мы всѣ въ театръ и съ удовольствіемъ смотрѣли представленіе комедіи «Хвастуна» и оперы «Бочара».

На четвертый день происходилъ выборъ дворянскихъ предводителей, а потомъ въ кандидаты въ верхній земскій судъ. И какъ намъ хотѣлось и сіе видѣть, то ѣздилъ я опять въ залу собранія и упрошенъ былъ алексинскими дворянами баллотировать вмѣстѣ съ ними. Все сіе продолжалось очень долго и меня зазвалъ обѣдать къ себѣ отмѣнно меня приласкавшій г. Григоровъ, Петръ Васильевичъ. Ввечеру же ѣздили мы въ бывшій въ сей день концертъ, гдѣ я видѣлся опять со многими изъ своихъ знакомцевъ.

При наступленіи 5-го дня, занялись всѣ дворяне выборомъ новыхъ судей, но я при томъ не былъ и не баллотировалъ, а ѣздилъ по дѣламъ своимъ къ г. Давыдову, куда прискакалъ от намѣстника за мною ординарецъ съ приказаніемъ, чтобъ я къ нему былъ. Я обрадовался сему случаю и, вознамѣрясь употребить его въ свою пользу, завернулъ па минутку въ свою квартиру для взятія съ собою садовой книги. Намѣстникъ принялъ меня по-прежнему весьма благосклонно и, пользуясь досугомъ, распрашивалъ меня о волости и обо всемъ, что было надобно. По окончаніи же того, приступилъ я къ нему съ просьбою Объ, увольненіи меня въ Петербургъ. Намѣстникъ изумился, о семъ услышавъ. И какъ ему отпустить меня для волостныхъ надобностей не хотѣлось, то спросилъ онъ меня: зачѣмъ бы я туда хотѣлъ и какая бы была мнѣ нужда? Тогда пересказалъ я ему свою надобность, о чемъ не успѣлъ онъ услышать, какъ мнѣ сказалъ: «О, когда только въ этомъ состоитъ ваша надобность, то не для чего вамъ забиваться въ такую даль, а оставайтесь-ка спокойно при волости, а о сынѣ, вашемъ беру я на себя выпросить у князя Григорія Александровича ему и сержантскій чинъ и отсрочку, на сколько тебѣ надобно». Я ему за сіе большой поклонъ и, поблагодаривъ, сказалъ далѣе: «великую бы, ваше высокопревосходительство, оказали мнѣ тѣмъ милость и тѣмъ паче, что мнѣ хотѣлось очень еще подержать его при себѣ годъ или другой, для усовершенствованія его въ наукахъ, а особливо въ рисованіи, къ чему онъ имѣетъ великую охоту и отмѣнную способность, а особливо къ рисованію съ натуры разныхъ видовъ и мѣстоположеній». И тотчасъ послѣ сего сталъ ему сказывать, что онъ уже сдѣлалъ и такую книгу, составленную изъ срисованныхъ сценъ и садовыхъ видовъ. Симъ произвелъ я въ намѣстникѣ превеликое любопытство. «Ее видѣть весьма бы я хотѣлъ, сказалъ онъ мнѣ, и не привезъ ли ты ее съ собой?»—«Привезъ, ваше высокопревосходительство, и она со мною здѣсь».—«О, такъ покажи же намъ, покажи же». Тогда побѣжалъ я тотчасъ за нею къ каретѣ и принесъ ее къ нему, разговаривавшему между тѣмъ съ случившимися быть тогда у него генераломъ Бутурлинымъ и нашимъ губернаторомъ г. Заборовскимъ. Намѣстникъ не успѣлъ ее издали увидѣть, какъ воскликнулъ: «о, какая ажно у васъ она большая! Покажи-те, судырь, покажите». Тогда раскрывъ ее, сказалъ я ему: «но извините, ваше высокопревосходительство, рисовальщик въ ней одни только скицы нарисовалъ, на скорую руку и почти вчернѣ только, а онъ мог-бы нарисовать сіи и гораздо лучше».

Не успѣлъ намѣстникъ увидѣть, что они нарисованы уже довольно порядочно красками, какъ велѣлъ тотчасъ подать къ себѣ столик и, посадивъ съ собою обоихъ генераловъ, сталъ ее разсматривать съ особливымъ вниманіемъ. И какъ ему всѣ срисованные виды въ самой натурѣ были знакомы, и онъ тотчасъ всякое мѣсто могъ узнавать, то не можно изобразить, съ какимъ особымъ удовольствіемъ онъ ихъ разсматривалъ и сколько поводовъ, подавала она ему къ разсказыванію обоимъ помянутымъ генераламъ о красотѣ, всѣхъ сихъ мѣстъ и самыхъ рѣдкостяхъ натуры, срисованныхъ въ книгѣ. Ко мнѣ же обращаясь, только и твердилъ: «ахъ, какъ это хорошо и натурально все срисовано; я, смотря на рисунки, ровно какъ хожу точно по нашему саду». Оба собесѣдники его превозносили также все видимое похвалами, а намѣстникъ только и твердилъ, что онъ весьма доволенъ, и благодарилъ очень меня за доставленіе ему сего новаго удовольствія.

По разсмотрѣніи всей книги съ начала до конца, остановился онъ и, позадумавшись, мнѣ сказалъ: «Ахъ, право, это хорошо, но послушайте, Андрей Тимоѳеевичъ, нельзя ли какъ сыну вашему, выбравъ изъ картинъ сихъ десятка два наилучшихъ и интереснѣйшихъ, по разсмотрѣнію вашему, нарисовать получше на хорошей бумагѣ, и чтобъ можно было составить изъ нихъ хотя небольшую, но порядочную книжку; я бы кстати взялъ смѣлость поднести ее Государынѣ и не сомнѣваюсь, что она, по охотѣ своей къ садамъ, удостоила-бъ ее своего благоволенія; а сіе могло бы быть не безполезно и для вашего сына?»—«Для чего не можно, сказалъ я, онъ охотно сіе исполнитъ къ удовольствію вашего высокопревосходительства и нарисовать можетъ несравненно лучше, нежели какъ здѣсь онѣ нарисованы».—«О, такъ пожалуйте-жъ постарайтесь, подхватилъ намѣстникъ, и посмотрите сами за тѣмъ, чтобъ онѣ получше были, а я съ моей стороны вновь повторяю обѣщаніе мое постараться о пользѣ вашего сына».

Симъ кончилась тогда наша бесѣда, и какъ я не сомнѣвался ни мало въ исполненіи обѣщанія намѣстника, то и былъ крайне радъ, что избавился чрезъ то от ѣзды Петербургской и съ особливымъ удовольствіемъ, раскланявшись съ нимъ, доѣхалъ обѣдать по приглашенію опять къ г. Давыдову. Вечеръ же провелъ на квартирѣ съ хозяиномъ и гостями, у него бывшими.

Я не преминулъ пересказать друзьямъ моимъ и самому сыну моему то, что происходило у насъ съ намѣстникомъ и всѣ, услышавъ все то, почитали дѣло почти сдѣланнымъ и говорили, что на обѣщаніе намѣстника вѣрнѣе положиться можно, нежели на Давыдовское. Сынъ же мой съ великою радостью соглашался- потрудиться надъ картинами.

Въ день Богоявленія Господня собирались всѣ лучшіе люди, и я вмѣстѣ съ ними, по-утру къ намѣстнику, и всѣ комнаты его набиты были по обыкновенію народомъ. Потомъ съѣздили мы съ нимъ всѣ къ обѣдни, а изъ церкви опять къ нему на водку. Обѣдать пріѣхалъ я опять къ своему меньшому командиру. Ввечеру же были мы, всѣ опять въ театрѣ, гдѣ играли опять одну оперу и комедію.

На другой день послѣ сего помышлялъ я уже о возвращеніи въ свое мѣсто. Но какъ надобно было о многомъ по дѣламъ волостнымъ говорить съ обоими моими командирами, то ѣздилъ я къ нимъ обоимъ. Но оба они не имѣли къ тому свободнаго времени за ѣздою главнаго въ соборъ для приведенія къ присягѣ выбранныхъ судей, почему въ сей день ничего у насъ не было, и я обѣдалъ опять по приглашенію у г. Игнатьева вмѣстѣ съ своимъ сыномъ. И какъ не смотря на все обѣщаніе намѣстника, могущее исполниться не инако какъ со временемъ, заботился я о просрочкѣ сына, то при семъ случаѣ повторилъ я свою просьбу г. Игнатьеву о письмѣ въ Петербургъ, чтобъ друзья его исходатайствовали сыну моему еще отсрочку на годъ, дабы тѣмъ надежнѣе и спокойнѣе можно мнѣ было ждать милости намѣстнической, и онъ обѣщалъ мнѣ сіе навѣрное исполнить.

Послѣ обѣда пріѣзжалъ ко мнѣ на квартиру другъ мой г. Левшинъ и просидѣлъ до вечера, занимаясь пріятными разговорами. Оба мы были тогдашняго времени именитѣйшими литераторами и, помогая другъ другу, трудились въ пользу отечества. Я занимался экономическими сочиненіями, а онъ переводами разныхъ книгъ, а отчасти также кой-какими и сочиненіями. Итакъ, было намъ о чемъ съ нимъ говорить. По наступленіи-жъ вечера ѣздили мы съ нимъ и со всѣми прочими въ бывшій въ сей день вторичный маскарадъ, гдѣ имѣлъ я случай видѣть опять новаго своего, знакомца и нашего святочнаго гостя г. Кобелева, продолжавшаго ко мнѣ все еще ласкаться. На другой уже осьмой день пребыванія моего въ Тулѣ, желая скорѣе окончить свои дѣла, поѣхалъ я къ намѣстнику поутру и хотѣлъ ему откланяться. Но онъ приказалъ мнѣ пріѣхать послѣ обѣда, вмѣстѣ съ г. Давыдовымъ; а сіе и побудило меня проѣхать от намѣстника къ нему. Тутъ показывалъ я и ему свою садовую книгу, которая и ему также полюбилась. Однако онъ смотрѣлъ на нее далеко не съ такимъ любопытствомъ и удовольствіемъ, какъ намѣстникъ, и можетъ быть было ему непріятно, что я ее, мимо его, намѣстнику представлялъ. Но какъ бы то ни было, но я, побывавъ у него, ѣздилъ послѣ обѣда къ намѣстнику и, не заставъ его дома, пріѣхалъ опять къ Давыдову и услышалъ, что намѣстникъ хотѣлъ къ нему самъ заѣхать, гдѣ и дождались мы его дѣйствительно. Однако, тутъ не сталъ онъ ничего съ нами о дѣлахъ говорить, а велѣлъ обоимъ пріѣзжать къ себѣ. Но мы, пріѣхавъ, къ досадѣ своей, не застали его, за отъѣздомъ въ концертъ, дома, и принуждены были просидѣть у него со скукою весь, вечеръ и его дожидаться изъ концерта. Наконецъ, на-силу-на-силу дождались его, и онъ, поговоривъ съ нами и давъ послѣднія повелѣнія, отпустилъ меня наконецъ совсѣмъ и дозволилъ ѣхать въ Богородицкъ.

Симъ образомъ, пробывъ цѣлыхъ восемь дней, въ Тулѣ и проводивъ ихъ въ вихрѣ безпрерывныхъ движеній и хлопотахъ, возвратился я въ Богородицкъ, привезя вмѣстѣ съ собою и хозяйку нашу, госпожу Сухотину, съ сыномъ; ибо какъ для излѣченія поврежденной его руки потребенъ былъ искусный врачъ, а таковаго имѣли мы у себя въ особѣ г. Бентона, общаго нашего пріятеля и знакомца, то, по предложенію моему, убѣдилъ я ее привезть сына своего къ нему, и на все то время, покуда онъ станетъ залѣчивать его рану, оставить жить у меня въ домѣ; чѣмъ хотѣлось ихъ возблагодарить за всѣ ихъ къ намъ ласки, пріязнь и дружество, которое, по отъѣздѣ ихъ от насъ изъ Богородицка, сдѣлалось прямо искреннимъ. А чтобъ услуга моя къ ней была еще существеннѣе, то вознамѣрился я постараться, чтобъ все время, которое пробудетъ у насъ сей умный и хорошаго такого и кроткаго характера молодой человѣкъ, прежній соученик и товарищъ и другъ моему сыну, могло ему, кромѣ лѣченія, обратиться въ существенную пользу чрезъ преподаваніе ему о многихъ нужныхъ и относящихся до образованія сердца и ума свѣдѣній.

Пріѣхавши въ Богородицкъ, узнали мы о воспослѣдовавшей перемѣнѣ судей нашихъ, и что вновь судьею выбранъ былъ г. Дьяковъ, Михаилъ Григорьевичъ, зять друга моего г. Албычева, а прочими прежній нашъ другъ, нашъ и знакомецъ, Николай Сергѣевичъ Арсеньевъ; а изъ новыхъ г. Пургасовъ, двое господъ Карповыхъ и Рылѣевъ. И какъ всѣ они уже къ своей должности и явились, то я на другой же день, по случаю бывшаго воскресенья, пригласилъ ихъ и прежнихъ, тутъ же еще бывшихъ, на вечеринку и угостилъ, ихъ у себя ужиномъ.

Съ ними вмѣстѣ былъ у насъ и городничій нашъ князь Назаровъ, о которомъ я хотя и зналъ, что онъ, от зависти по грузинской своей совѣсти, намъ не доброхотствовалъ и всячески мнѣ втайнѣ вредить старался, и что всѣ оказываемыя имъ мнѣ наружно ласки и пріязнь были не истинныя и все обхожденіе его съ нами было коварное и лукавое, но, не хотя давать знать, что мнѣ это извѣстно, обращался съ нимъ по-прежнему съ прямымъ сердцемъ и душею.

Наутріе съ чувствительнымъ сожалѣніемъ проводили мы отъѣзжающаго от насъ изъ Богородицка и бывшаго до сего засѣдателя г. Чулкова, котораго всѣ мы за тихій и кроткій его характеръ и за оказываемую намъ всегда искреннюю пріязнь и ласку, сами всѣ искренно любили и почитали и чрезъ отбытіе его потеряли въ немъ добраго себѣ компаніона.

Тотчасъ послѣ сего, поотдохнувъ от своей ѣзды и проводивъ от себя и нашу гостью съ меньшимъ ея сыномъ, принялись оба мы съ сыномъ, своимъ за свои дѣла: я за писаніе опять своего «Магазина», а сынъ мой — за новую и важную свою работу, и именно за рисованіе садовыхъ картинъ для Государыни. Оба мы долго думали, которую бы изъ садовыхъ сценъ къ тому преимущественно выбрать и какъ бы рисунки сіи расположить и сдѣлать колико можно лучше. Мы отобрали къ сему 24 наилучшихъ и интереснѣйшихъ садовыхъ видовъ и положили увеличить ихъ нѣсколько противъ прежнихъ рисунковъ и рисовать ихъ на лучшей александрийской бумагѣ и употребить къ лучшей и чистѣйшей отдѣлкѣ ихъ все искусство моего сына, который принялся съ особою охотою за сіе дѣло и имѣлъ въ томъ столь великое стараніе, что я удивился самъ его искусству и не могъ довольно нарадоваться, видя его такой успѣхъ, какого не ожидалъ я самъ. Словомъ, картины выходили прямо прекрасныя и рисовка выливалась такая, которая равнялась почти съ лучшею англійскою и ни мало была не постыдна для представленія ея очамъ нашей монархини. Но чтобъ впредь о томъ не повторять, скажу и то, что употребилъ онъ на нарисованье всѣхъ сихъ, картинъ много времени. Возможнѣйшее напряженіе всѣхъ душевныхъ и тѣлесныхъ силъ его стоило ему очень много; ибо, кромѣ премногихъ трудовъ, употребленныхъ къ тому, обратилось мелкое рисованье ихъ въ великій вредъ глазамъ его, но, къ сожалѣнію, возчувствуемый уже поздно, и былъ тѣмъ для насъ прискорбнѣйшимъ, что продолжился онъ на всю его жизнь и сдѣлался неизлѣчимымъ.

Впрочемъ, достопамятно то, что при общемъ у насъ съ нимъ приступленіи къ сей важной и многотрудной работѣ, получилъ я первую мысль о пріуготовленіи и другой вещицы, для поднесенія государынѣ, а именно: о сдѣланіи ящика съ съ наилучшею коллекціею нашихъ марморныхъ песковъ и убраніи онаго .......... самимъ мною и сыномъ обработанными и росписанными стеклами, которая мысль впослѣдствіи времени отчасти и произведена была нами въ дѣйствіе, какъ о томъ упомяну въ своемъ мѣстѣ.

Между тѣмъ, какъ мы при дневномъ свѣтѣ начали заниматься сими своими работами, началъ я тотчасъ и все праздное вечернее время употреблять на пользу нашему гостю, а вмѣстѣ съ нимъ и моимъ дѣтямъ. Дѣло сіе состояло въ читаніи имъ такихъ книгъ, которыя бы могли образовать ихъ умы и сердца и полагать основаніе къ любви христіанскаго закона и добродѣтельной жизни. Къ сему избралъ я наиглавнѣйше своего «Путеводителя», также и нѣкоторыя другія важныя и нравоучительныя книги, и читая оныя, самъ останавливался почти на всякомъ пунктѣ, дѣлая имъ дальнѣйшія всему объясненія и замѣчанія; чѣмъ тогдашнее мое чтеніе могло равняться съ обыкновенными философическими лекціями, читаемыми профессорами въ университетахъ, но было для слушателей моихъ едва ли не полезнѣе оныхъ.

Въ сихъ упражненіяхъ и въ частыхъ свиданіяхъ съ городскими нашими старыми и новыми знакомцами и друзьями, провели мы большую часть генваря мѣсяца. Предъ окончаніемъ онаго и дня за три до имянинъ моей тещи, пріѣхалъ къ намъ въ гости Василій Ивановичъ Кислинскій, съ двоюроднымъ братомъ жены его, Михаиломъ Васильевичемъ Арсеньевымъ, учившимся у насъ за нѣсколько лѣтъ до сего, вмѣстѣ съ сыномъ моимъ, въ пансіонѣ, и сдѣлавшійся чрезъ то его пріятелемъ, и положилъ, прогостить у насъ до самыхъ имянинъ тещи моей и дожидать пріѣзда къ намъ тещи его Матрены Васильевны. Таковой рановременный пріѣздъ сихъ гостей и необыкновенное намѣреніе пробыть у насъ столь долго удивилъ меня. Я не зналъ, что о томъ думать. Однако я быль имъ, какъ роднымъ и пріятелямъ, душевно радъ, и ни мало не воображая, что имѣли они, какъ я послѣ узналъ, нѣкоторые сокровенные и досадные для меня виды и намѣренія, состоящіе, между прочимъ, въ томъ, чтобъ прельстить насъ съ дочерьми моими ѣхать въ гости за 150 верстъ от насъ; къ чему они убѣдительными своими просьбами, не смотря на все мое нехотѣніе забираться въ такую даль, едва-было меня и не преклонили. Но Провидѣнію угодно было разрушить всѣ ихъ потаенные и предосудительные для насъ, а особливо г. Арсеньева замыслы и подать къ тому особенный поводъ. Надобно было наканунѣ самаго дня имянинъ моей тещи, къ которому дню пріѣхали къ намъ и тетка Матрена Васильевна, съ меньшею своею дочерью и зятемъ Чертковымъ, случиться такъ, что у меня зашолъ съ г. Кислинскимъ разговоръ о законѣ христіанскомъ и чтобъ сему разговору обратиться потомъ въ жаркій съ нимъ и такой споръ объ ономъ, чрезъ который я, къ великому сожалѣнію моему, узналъ, что сей искренно до того любимый мною молодой- человѣкъ имѣлъ такой характеръ, какого я себѣ никогда не воображалъ, и который произвелъ въ душѣ моей нѣкоторую разстройку въ дружескихъ моихъ къ нему расположеніяхъ и доказалъ мнѣ, что обходиться съ нимъ надо было мнѣ осторожнѣе; а самое сіе произвело и то слѣдствіе, что я въ помянутые дальніе гости ѣхать совсѣмъ отказался. А от сего и нѣкоторыхъ другихъ дрязговъ произошло то, что г. Кислинскій, при отъѣздѣ своемъ от насъ, разбранился почти и съ самою моею женою и не только дочь мою довелъ до слезъ, но и жену мою заставилъ иначе о себѣ думать. Словомъ, сей пріѣздъ ихъ тогда къ намъ былъ совсѣмъ какъ-то не ловок и сопряженъ со многими непріятностями. Однако мы, не смотря на то, день имянинъ тещи моей отпраздновали, какъ водится, и увеселяли ввечеру гостей нашихъ, сихъ и другихъ, сожженіемъ маленькаго фейерверка и себя при садѣ домовомъ.

По сбытіи съ рукъ своихъ сихъ, въ сей разъ не совсѣмъ пріятныхъ для насъ гостей, принялись мы опять за свои дѣла и упражненія; а особливо за продолженіе нашего рисованья, которымъ поспѣшать какъ мнѣ, такъ и сыну моему, подавалъ наиболѣе поводъ начавшійся тогда разноситься слухъ, что въ будущее лѣто воспріиметъ Государыня путешествіе въ южныя провинціи своей монархіи и будетъ не только въ Тулѣ, но и у насъ въ Богородицкѣ. Нѣкто изъ князей Долгоруковыхъ, проѣзжавшій около сего времени, черезъ Богородицкъ, увѣрялъ за истину, что сіе воспослѣдуетъ дѣйствительно; а все сіе натурально и долженствовало насъ побуждать своимъ дѣломъ, дабы оно къ пріѣзду императрицы было готово.

Кромѣ сего, обремененъ я былъ великимъ множествомъ разныхъ и важныхъ дѣлъ, относящихся до самыхъ волостей нашихъ и по моей должности. Намѣстнику нашему, по охотѣ его къ замысламъ, предпріятіямъ и перемѣнамъ разнымъ, восхотѣлось со всѣмъ не кстати и изъ единаго такъ-сказать умничанья и, мѣшаясь въ дѣла, ни мало ему непринадлежащія, учинитъ и во внутреннемъ правленіи нашихъ волостей нѣкоторыя перемѣны и завесть совсѣмъ новые порядки, ничѣмъ не лучшіе предъ прежними и едва ли не худшіе и ему только казавшіеся лучшими. Всходствіе чего и дано мнѣ было от него множество разныхъ повелѣній, которыя всѣ долженъ былъ я производить въ дѣйство. Обѣ волости предписано мнѣ было раздѣлить на нѣсколько равныхъ частей и въ каждой части выбрать бурмистровъ, долженствующихъ имѣть въ вѣдомствѣ своемъ по нѣскольку селъ и деревень и отправлять надъ мужиками судъ и расправу. Сихъ бурмистровъ велѣно было мнѣ одѣть въ особое платье, сшитое изъ хорошаго малиноваго сукна, особо покроено, и снабдить ихъ особыми поясами, шапками и начальническими жезлами. Набранныхъ и учащихся въ школѣ грамотѣ и пѣнію велѣно учить духовой и смычковой музыкѣ и для обученія сего пріисканъ былъ капельмейстеръ. О семъ долженъ былъ я также имѣть попеченіе. Для содержанія садовъ и ранжерей пріисканъ и нанятъ былъ садовникъ, природою пруссак , но бывшій мнѣ худымъ помощникомъ. Съ симъ имѣлъ я также многихъ хлопотъ, по причинѣ страсти его къ питью. Но все сіе было почти ничто, въ сравненіи съ тѣми душевными озабочиваніями, какія со мною часъ-отъ-часу болѣе производилъ мой меньшой командиръ особливостью своего характера и всѣмъ своимъ поведеніемъ. Будучи от природы хотя весьма добродушнымъ и въ обхожденіи пріятнымъ и любезнымъ человѣкомъ, а имѣлъ однако онъ ту слабость, что былъ весьма самолюбивъ и наклоненъ слишкомъ къ тщеславію, распутству и даже мотовству самому, и съ сей стороны былъ крайне дуренъ самъ для себя. Находясь многіе годы въ отмѣнной милости у намѣстника, по причинѣ любви сего къ женѣ его, и избаловавшись тѣмъ слишкомъ все время, продолжалъ онъ и въ сіе время держаться прежнихъ своихъ привычек , и не отставая никакъ от расточительности и мотовства, предпринималъ и производилъ такія дѣла, которыя несообразны, были ни съ какимъ благоразуміемъ и которыя самыя наводили на меня превеликую заботу и опасеніе, чтобъ не претерпѣть когда-нибудь и мнѣ чего-нибудь худаго за его безпутство и не только весьма худое раченіе о нашихъ волостяхъ, но паче и за самое расхищеніе многаго, до нихъ принадлежащаго. Какъ по самолюбію и тщеславію его было то ему крайне непріятно, что намѣстникъ мѣшался въ дѣла наши и не давалъ ему во всемъ совершенную волю, какую ему имѣть хотѣлось, нося имя «директора экономіи и командира волостей нашихъ при правленіи оными», то, не смотря на то, старался онъ при всякомъ случаѣ, а особливо при пріѣздахъ своихъ къ намъ, не только принимать на себя видъ самовластнаго начальника надо всѣмъ, но и дѣйствительно отваживался дѣлать то, чего бъ ему никакъ не слѣдовало, и что совсѣмъ несообразно было съ намѣреніями и приказаніями намѣстника, а иногда и совсѣмъ противно онымъ; и дабы онъ о томъ не узналъ, то старался онъ производить то скрытно от него и желалъ притомъ, чтобъ и от меня сему не было о томъ никогда доносимо и упоминаемо. А самое сіе и приводило меня не рѣдко въ превеликое недоумѣніе и даже въ самое опасеніе, чтобъ не подвергнуть себя чрезъ то какому-нибудь отвѣту или, по крайней мѣрѣ, гнѣву от намѣстника, и я принужденъ былъ напрягать всѣ силы ума своего къ выдумыванію средствъ, удобныхъ къ сохраненію от обоихъ ихъ къ себѣ благосклонности и къ спасенію себя от нареканія и дурнаго имени. И одному Богу извѣстно, сколь многихъ мнѣ сіе трудовъ и заботъ стоило и сколь трудно было мнѣ, угождая одному, другому не пакостить, ни къ себѣ не вооружать. И какою жолчью огорчало сіе все то, что я въ сіе время чувствовалъ хорошаго и пріятнаго.

Наиглавнѣйшее Зло проистекало оттого, что расточительному моему меньшому командиру и директору, примѣняя не домоводство, а пустодомство, хотѣлось поживляться чѣмъ нибудь от нашихъ волостей и тѣмъ сколько-нибудь поддержать свои финансы, находившіеся весьма въ дурномъ положеніи; а потому и изыскивалъ онъ какъ самъ, такъ и но совѣту прихлебателей и лжедрузей своихъ, всѣ удобные къ тому способы и употреблялъ всевозможные къ тому тайные замыслы и хитрости. Наиглавнѣйшая цѣль его устремлена была на волостныя деньги, и дабы ему можно было ими транжирить какъ хотѣлось, то и преклонилъ онъ намѣстника, чтобъ дозволено ему было от обыкновенныхъ доходовъ, которые велѣно было ему доставлять въ казенную палату для сохраненія, отдѣлять нѣкоторую часть на мелочные по волостямъ расходы и называть экономическою суммою, препоручивъ ему оную въ полную волю и распоряженіе. Сихъ денегъ накоплялось у нас-таки довольно, и съ ними онъ такъ хозяйствовалъ, что не рѣдко у меня становились оттого и волосы дыбомъ. Какое множество изъ нихъ растеряно было совсѣмъ на пустое и на однѣ его прихоти и излишнія затѣи, какое множество раздавалось имъ ни за что, ни про что разнымъ людямъ и какое множество расхищено самимъ имъ! Словомъ, всѣмъ симъ денежкамъ давалъ онъ совершенный карачунъ. Но симъ далеко онъ еще доволенъ не былъ; но ему хотѣлось запустить руки и въ главную сумму. И Боже мой! сколько заботъ наводилъ онъ мнѣ сими своими покушеніями и какихъ — и — какихъ предосторожностей ни долженъ я былъ употреблять при исполненіи насылаемыхъ ко мнѣ и даваемыхъ повелѣній, относящихся до присылки и употребленія денегъ. Не рѣдко доходило до того, что я не зналъ, что дѣлать, особливо, когда получалъ письма от него, либо объ отпускѣ куда-нибудь, либо объ употребленіи на что-либо денегъ, безъ записыванія въ расходную книгу, и сколько трудовъ мнѣ стоило вывертываться изъ такихъ критическихъ случаевъ. И я истинно уже не знаю, какъ меня Богъ спасъ съ сей стороны от опасностей и помогъ мнѣ отдѣлываться от него, въ разсужденіи сего пункта, безбѣдственно.

Другой предметъ для тайныхъ покушеній его былъ нашъ волостной хлѣбъ, собираемый уже изъ давнихъ лѣтъ въ нашъ большой и просторный каменный магазинъ. При вступленіи его былъ онъ весь наполненъ хлѣбомъ и было его нѣсколько десятковъ тысячъ четвертей. И какъ надъ симъ имѣлъ онъ полную власть и могъ распоряжаться имъ, какъ ему хотѣлось, то истинно изобразить не можно, чего-чего онъ съ нимъ не предпринималъ. Онъ не только хваталъ самъ онаго по нѣсколько сотъ и тысячъ четвертей, подъ видомъ будто займа и продажи, но раздавалъ и друзьямъ, и знакомцамъ своимъ по нѣсколько сотъ и тысячъ четвертей заимообразно, и на большую часть такимъ, от которыхъ никакой не было надежды къ полученію онаго обратно. Такимъ же образомъ транжирилъ онъ имъ, раздавая, безъ дальней нужды, и разнымъ нашимъ подкомандующимъ, въ прибавок къ ихъ жалованью; а наконецъ и самымъ волостнымъ крестьянамъ, заимообразно. Я сколько ни представлялъ ему, что намъ собирать онаго съ нихъ и со всѣхъ заемщиковъ будетъ стоить очень многаго труда и что мы со многихъ и получить его не можемъ, но какъ онъ не хотѣлъ меня въ семъ случаѣ никакъ слушать, то и тѣмъ озабочивалъ меня чрезвычайно, и тѣмъ паче что мнѣ не хотѣлось увѣдомленіемъ о томъ намѣстника приводить его ему подъ гнѣвъ, а себя съ сей стороны обезпечивать было очень трудно и стоило большихъ выдумокъ.

Не лучшимъ образомъ хозяйствовалъ онъ и нашими излишними, въ оброкъ отдаваемыми землями, и сколько оныхъ раздаваемо было друзьямъ и прихлебателямъ его почти даромъ и за ничто, и чего-и-чего и въ разсужденіи сего пункта ни происходило! Онъ и съ сей стороны ни мало не уважалъ всѣ дѣлаемыя мною ему представленія и предостереженія; а такимъ же образомъ хозяйствовалъ онъ и съ нашими карпями и продажею оныхъ. Боже мой! сколько мы растеряли оныхъ и раздарили оныхъ его друзьямъ и знакомцамъ, и сколько растеряли даже самихъ денегъ при развозкѣ ихъ въ мѣста, иногда дальнія, на казенномъ коштѣ. Словомъ, все его хозяйство было прямо удивительное и такое, которое можно было назвать совершенно расточительнымъ.

Итакъ, будучи принужденъ ему во всемъ томъ по неволѣ и противъ хотѣнія содѣйствовать, имѣлъ я тысячу заботъ, смущеній и безпокойствъ, и оныя продолжались во все теченіе сего года и были для меня особенно чувствительны, и тѣмъ паче, что при всемъ томъ долженъ я былъ весьма многое терпѣть и от негодяевъ, завистниковъ моихъ, напрягавшихъ всѣ силы умовъ своихъ къ вымышленію разныхъ козней и старающихся всячески оклеветать меня не только намѣстнику, но самому даже г. Давыдову, дабы тѣмъ уничтожить въ обоихъ ихъ прежнее ко мнѣ благорасположеніе и вымышляющихъ всевозможныя хитрости къ тому, чтобъ столкнуть меня съ моего мѣста, что все узнаете вы изъ дальнѣйшаго описанія происшествій сего года.

А теперь обращаясь къ прерванной сею побочностію нити моей исторіи, скажу, что въ помянутыхъ занятіяхъ проводилъ я весь тогдашній генварь мѣсяцъ. А съ началомъ февраля наступила у насъ тогда масляница, которую провели мы довольно весело. Въ продолженіе оной были у насъ у всѣхъ городскихъ не только ежедневные съѣзды и при съѣздахъ сихъ разныя забавы и игры, но у насъ сдѣланы были даже и горы для катанія, и мы увеселялись даже оными какъ съ городскими своими друзьями, такъ и съ пріѣзжавшими къ намъ въ сіе время многими гостями, и я самъ, будучи всегдашнимъ охотникомъ, по старинной памяти покатался сколько-нибудь на оныхъ.

Пріѣздъ къ намъ посреди сей недѣли на короткое время г. Давыдова, моего младшаго командира, поразстроил-было нѣсколько наши масляничныя забавы. Онъ пріѣзжалъ въ сей разъ не столько по должности, сколько для своихъ собственныхъ надобностей. Для поправленія разстроеннаго состоянія своего, вздумалось ему вступить въ часть откупа виннаго и согласиться въ томъ съ тогдашнимъ нашимъ откупщикомъ г. Хомяковымъ, Иваномъ Васильевичемъ, весьма добрымъ человѣкомъ и всѣмъ намъ общимъ пріятелемъ, и главное намѣреніе его состояло въ томъ, чтобъ въ пользу сего откуда я виннаго Хомяковскаго завода посчётиться у насъ изъ магазина тысячью четвертями хлѣба подъ видомъ отданія оныхъ заимообразно помянутому Хомякову.

Со всѣмъ тѣмъ, хотя главная нужда его была и сія, и чтобъ во всемъ съ г. Хомяковымъ договорить и во всемъ, особливо въ томъ, согласиться, какъ бы имъ удобнѣе всю нашу волость спаивать съ кругу; однако, для вида, не преминулъ онъ и всѣ мѣста у насъ обходить и осмотрѣть, и такимъ образом, какъ онъ до того не дѣлывалъ и который произвелъ во мнѣ уже нѣкоторое и довольно меня смутившее сумнѣніе, ибо казалось мнѣ, что имѣлъ онъ нѣчто сокровенное на умѣ.

Но какъ бы то ни было, но онъ пробылъ у насъ въ сей разъ одни только сутки, квартировалъ во флигелѣ, и какъ обѣдалъ, такъ и ужиналъ со всѣми пріѣзжавшими къ нему гостями у меня, и ввечеру казался быть опять по-прежнему добрымъ и вмѣстѣ съ нами провелъ сей вечеръ весело.

Проводивъ его въ пятницу опять въ Тулу, принялись мы опять за свои масляничныя веселости и провели остальные дни, а особливо субботу, очень весело; въ который день угощалъ насъ у себя засѣдатель нашъ г. Арсеньевъ, Николай Сергѣевичъ, квартировавшій также во дворцовыхъ флигеляхъ.

Наконецъ наступили заговины и послѣдній день нашей Сырной, недѣли, употребленный нами по обыкновенію на разъѣзды другъ къ другу и прощанья, а простымъ народомъ на пьянство и сумасбродство. Мы провели и сей день довольно весело, нимало не воображая, что конецъ онаго произведетъ всѣмъ намъ. особливо мнѣ, такую досадную неожидаемость, которая смутила весь духъ мой неизобразимымъ образомъ и обременила меня тысячью новыхъ хлопотъ, трудовъ, заботъ и безпокойствъ, и едва-было-едва не обратилась и самому здоровью моему во вредъ великій и опасный.

Было это уже при концѣ самаго дня и въ самыя сумерки, какъ нѣкоторые, изъ подкомандующихъ моихъ прибѣжали ко мнѣ безъ души, съ увѣдомленіемъ, что во флигелѣ дворцовомъ, въ концѣ онаго, примыкающемъ къ башнѣ или нашей колокольнѣ, въ комнаткахъ, находящихся во второмъ этажѣ, что-то загорѣлось и сдѣлался пожаръ. Легко можно заключить, что я почти оцѣпенѣлъ, о семъ услышавъ. Я безъ памяти бросился бѣжать съ ними туда, чтобъ сіе увидѣть и спѣшить употребленіемъ средствъ къ погашенію сего только начавшагося пожара; но, прибывши, увидѣлъ, что вся человѣческая помощь была уже тщетная. Произошелъ пожаръ сей от непростительнаго небреженія нѣкоторыхъ старушек и жильцовъ, помѣщенныхъ, по приказанію моего командира, въ помянутыхъ маленькихъ комнаткахъ, въ концѣ онаго флигеля, надъ кухнею находящихся. Жильцы сіи топили по обыкновенію свою печь и какимъ-то образомъ огонь изъ нея пробрался въ одну изъ балок , бывшую подъ печью и подъ поломъ сей канурки. Бездѣльники чувствовали еще въ полдень, что пахло у нихъ что-то гарью, но были такъ оплошны, что сего не увидѣли, а поспѣша скитаться по городу для прощанья, заперли ее и ушли; а когда огонь имѣлъ время усилиться и от него всѣ тутошняя комнаты такъ къ вечеру, когда сіе усмотрѣли, наполнились дымомъ и зноемъ, что не было никакой возможности уже въ нихъ войтить, а поелику весь сей флигель былъ каменный и покрытъ желѣзомъ, то и снаружи ничего къ погашенію пожара учинить и предпріять было не можно.

Господи! какъ я смутился от досады и вздурился, когда я, прибѣжавъ, увидѣлъ, что вся человѣческая помощь была тщетна и не могла остановить дѣйствіе сего скорыми шагами увеличившагося пожара. Я бросался, кричалъ, приказывалъ, но все было тщетно. Чрезъ нѣсколько минутъ огонь такую взялъ уже силу, что принужденъ былъ дать ему совершенную уже волю разрушать сей огромный и прекрасный флигель, и тутъ-то имѣлъ я случай впервые еще видѣть, какъ горятъ каменныя, двух-этажныя и покрытыя желѣзомъ зданія и ужасаться. Пожаръ происходилъ очень медленно и, продлившись всю ночь, представлялъ при концѣ своемъ зрѣнію нашему сущій адъ съ разверстымъ зѣвомъ, и я за счастіе еще почелъ, что мнѣ удалось спасти цѣлую половину сего огромнаго флигеля особливою выдумкою. Всѣ они разграждены были въ нѣкоторыхъ мѣстахъ брандмаурами или цѣльными, безъ всякихъ отверстій, стѣнами; но какъ усмотрѣлъ я, что и они помогли мало, а огонь по слегамъ подкровельнымъ переходилъ изъ одного отдѣленія въ другое, то велѣлъ я скорѣе взобраться людямъ съ топорами въ незагорѣвшее еще отдѣленіе и перерубить снизу всѣ оныя деревянныя слеги, по которымъ простиралась по всему флигелю желѣзная кровля подлѣ одной брандмауры. А сіе вмѣстѣ съ нею и не допустило огонь простираться далѣе, и цѣлая половина сего флигеля осталась чрезъ то цѣлою, хотя, къ неописанной досадѣ моей, при вынашиваніи изъ оной всего въ ней бывшаго, негодный нашъ сбѣжавшійся, чорный народъ переломалъ и перековеркалъ не только всѣ окончины, но и самыя кафельныя, бывшія въ ней печи, и не могъ надивиться, что за удовольствіе находили бездѣльники проламывать чѣмъ-то всѣ кафли въ тонкихъ мѣстахъ насквозь; на что не могъ я взглянуть, не пожимая плечами.

Но какъ бы то ни было, но половина флигеля сгорѣла, и казна претерпѣла чрезъ сей случаи великій убытокъ; но сего было еще не довольно и надобно было, чтобъ и я, неимѣвний хотя ничего моего собственнаго въ семъ флигелѣ, а претерпѣлъ — таки не столько большой сколько чувствительный и досадный убытокъ чрезъ растеряніе многихъ книгъ изъ моей библіотеки. Вся она, за неимѣніемъ мѣста помѣстить всю ее въ, моемъ домѣ, находилась въ комнатахъ, надъ помянутой колокольней находящихся, и какъ пожаръ сдѣлался подлѣ самой оной, то, боясь, чтобъ не загорѣлась и она, за необходимое я счелъ велѣть скорѣе всѣ книги мои и бывшій тамъ же мой запасный табакъ и прочія вещи выносить изъ оныхъ, внизъ по лѣстницѣ, вонъ, и для безопасности переносить въ нашу каменную и довольно от сего мѣста отдаленную церковь. «А при семъ перенашиваніи и угодно было бездѣльникамъ растаскать и расхитить у меня множество книгъ, не только русскихъ, но самыхъ и французскихъ, и нѣмецкихъ, которыя бездѣльникамъ и грабителямъ симъ ни къ чему не годились, а у меня только разрознили и окорнали многія книги, изъ разныхъ частей состоящія. Не могу изобразить, какъ было мнѣ сіе досадно, и тѣмъ паче, что колокольня осталасъ цѣла и не претерпѣла никакого поврежденія, а я, от излишней осторожности, лишился множества книгъ и табаку, который также они гораздо-и-гораздо поубавили.

Но и сего было еще не довольно; но надлежало и самому мнѣ при семъ пожарѣ претерпѣть столь сильный толчок въ грудь концомъ лѣстницы, что я съ нуждою тогда устоялъ на ногахъ, и боль отъ сего толчка нѣсколько недѣль послѣ того чувствовалъ и боялся, чтобъ не впасть оттого въ чахотку. Но при помощи Божеской и искусства вашего лѣкаря, лѣчившаго меня от сего зла, благополучно от сего избавился.

Симъ образомъ, ни-думано-ни-гадано конецъ масляницы нашей былъ совсѣмъ не таковъ веселъ, какъ ея начало и продолженіе, и пожаръ сей такъ дѣло подгадилъ, что не взмилились намъ всѣ наши забавы и увеселенія.

А какъ и письмо мое достигло до своихъ обыкновенныхъ предѣловъ, то дозвольте мнѣ и оное на семъ мѣстѣ кончить и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.

(Октября 11 дня, 1810 года. Дворениново).

Письмо 228

Любезный пріятель! Легко можно заключить, что описанный въ предслѣдовавшемъ моемъ письмѣ несчастный случай былъ для меня весьма поразителенъ.

Къ пожару сему хотя я собственно самъ собою и не подалъ ни малѣйшаго повода и я былъ въ разсужденіи онаго ни мало не виноватъ, но мысль, что извѣстіе объ ономъ, отправленное на другой день съ нарочнымъ въ Тулу, безсомнѣнно будетъ обоимъ моимъ начальникамъ крайне непріятно, и опасеніе, чтобъ не произвелъ сей случаи от нихъ на меня нѣкотораго негодованія,—весьма меня озабочивали и тревожили.

Въ сихъ безпокойныхъ мысляхъ препроводилъ я всю первую недѣлю тогдашняго великаго поста, въ которую мы со всѣмъ домомъ говѣли и по обыкновенію молились Богу, а въ праздные часы, оба съ сыномъ, занимались рисованіемъ своихъ картинъ садовыхъ. Я работывалъ нѣкоторые его скицы въ книгѣ, а онъ рисовалъ свои картины для государыни. По утрамъ же занимался я сочиненіемъ матеріаловъ для «Магазина»; вечернее-жъ время посвящали мы чтенію важныхъ нравоучительныхъ и духовныхъ книгъ.

Между тѣмъ получилъ я отвѣтъ на мой рапортъ о пожарѣ и радъ былъ, что въ ономъ ничего не содержалось для меня непріятнаго, и потому, съ спокойнѣйшимъ духомъ сталъ дожидаться пріѣзда младшаго моего командира, для осмотра пожарища.

Сей пріѣздъ не прежде воспослѣдовалъ, какъ въ половинѣ уже февраля мѣсяца. И какъ, между тѣмъ, надо было увѣдомить о пожарѣ нашемъ и намѣстника и от него получить отвѣтъ, то я ожидалъ себѣ от обоихъ ихъ за пожаръ сей выговора. Однако, къ особому моему удивленію, не получилъ я никакого, и от обоихъ ихъ не оказано было мнѣ пи малѣйшаго. за то неудовольствія, а приказано было только г. Давыдову самому все поврежденное пожаромъ осмотрѣть на мѣстѣ, со мною подумать о томъ, какъ бы сію сгорѣвшую половину флигеля коли- ко можно скорѣе возобновить и опять отдѣлать по-прежнему. И какъ командиръ мой, стоявшій въ сей разъ въ домѣ у Варсобина, былъ ко мнѣ въ сей пріѣздъ отмѣнно благосклоненъ, то постарался я у себя въ домѣ сдѣлать для него праздничекъ и угостить его со всѣми пріѣзжавшими къ нему гостьми ужиномъ и доброю веселою. вечеринкою, а при осмотрѣніи пожарища съ охотою принялъ на себя коммиссію не только прожектировать, какимъ образомъ намъ лучше и удобнѣе его поправить и, пользуясь уцѣлѣвшими каменными стѣнами, опять выстроить и расположить еще лучше противъ прежняго, но сдѣлать и смѣту, чего все то будетъ стоить. Въ семъ послѣднемъ дѣлѣ и принужденъ я былъ тогда впервые еще въ жизни упражняться. И какъ всѣмъ симъ надлежало намъ возможнѣйшимъ образомъ поспѣшить, ибо и самымъ поправленіемъ флигеля хотѣлось всѣмъ намъ успѣть до ожидаемаго пріѣзда императрицы, то успѣли мы еще въ тотъ же день сторговать и истребовать къ тому лѣсъ у Алексинскаго купца Маслова, пріѣзжавшаго къ намъ вмѣстѣ съ моимъ командиромъ, и подрядитъ и другое что было нужно.

Итакъ, не успѣлъ я проводить своего командира, какъ съ величайшею ревностію и принялся я за очищеніе пожарища и пріуготовленіе всего, что было нужно къ возстановленію флигеля. Но едва только дня три прошло, какъ удивленъ и въ превеликое недоумѣніе приведенъ я былъ полученіемъ от самаго намѣстника къ себѣ ордера, съ повелѣніемъ, чтобы мнѣ немедленно, вмѣстѣ съ г. Давыдовымъ, пріѣхать къ нему въ Калугу и привезіь съ собою относящіяся до волостей нѣкоторыя бумаги.

Удивленіе мое сему неожидаемому призыву было тѣмъ больше, что я не зналъ, зачѣмъ бы насъ обоихъ намѣстникъ и въ такое время и съ строгостью призывалъ, въ которое до сдѣлавшейся около сего времени распутицѣ почти ѣхать было не можно. Но какъ повеіѣніе надлежало выполнить, то, позабывъ всю дурноту дороги, я принужденъ былъ на другой день въ сей путь отправиться и нашолъ въ Тулѣ г. Давыдова, такимъ же удивленіемъ объятаго, ибо и онъ не зналъ и не могъ догадаться, за чѣмъ бы такимъ насъ въ Калугу спрашивали. Но какъ перемѣнить мы были не въ состояніи, то и принуждены были оба, сѣвши въ кибитку и забравъ съ собою писцовъ, въ сей путь отправиться и имѣть множество не только трудовъ, но и самыхъ опасностей въ дорогѣ; ибо от сдѣлавшагося тепла дороги такъ испортились, а Ока рѣка сдѣлалась опасна, что мы, ѣдучи вдоль оной, того и смотрѣли, чтобъ не попасть гдѣ-нибудь въ полынью, и съ трудомъ дотащились 23 февраля по-утру до Калуги.

Тутъ остановившись вмѣстѣ въ трактирѣ и повидавшись съ намѣстническимъ адъютантомъ г. Комаровымъ, пошли мы къ намѣстнику. Я не инако думалъ, что онъ призывалъ по поводу пожара и будетъ говорить объ ономъ, и потому готовился ему отвѣчать. Но какимъ удивленіемъ оба мы, съ г. Давыдовымъ, поразились, когда онъ, вмѣсто того, началъ намъ предлагать многіе и такіе вопросы, до волостей нашихъ относящіеся, какихъ мы всего меньше ожидали, и которые были такъ темны, что мы не понимали, чтобъ такое все это значило, а могли только заключить, что намѣстнику подали поводъ къ тому какія-нибудь от бездѣльниковъ тайныя шилническія на насъ клеветы и ухищренія, а особливо устремленныя на меня. И какъ явленіе сіе было совсѣмъ новое, до того небывалое и необыкновенное, и дѣло касалось до чувствуемаго будто бы великаго всѣми волостными крестьянами на дѣлаемыя новыя распоряженія неудовольствія, и намѣренія ихъ просить о томъ государыню, то сіе смутило весь мой духъ и приводило мысли мои въ крайнюю разстройку, такъ, что я не зналъ, что о семъ думать и кого бы изъ недоброхотовъ и завистниковъ моихъ тѣхъ обвинять. Словомъ, оба мы, съ г. Давыдовымъ, приведены были въ превеликое недоумѣніе и только сей неожидаемости дивились.

Какъ тогдашняя распутица дѣлалась съ каждымъ днемъ хуже, то намѣстникъ не сталъ насъ держать долго и отпустилъ обратно, говоря, чтобъ мы взяли осторожность, и приказавъ г. Давыдову объѣздить со мною наши волости и поразвѣдать сколько можно обо всемъ томъ, о чемъ предлагалъ онъ намъ загадочные вопросы. Итакъ, отобѣдавши у него, на другой день поѣхали мы съ г. Давыдовымъ назадъ и, ѣдучи рѣкою Окою, чуть- было не вскакали въ полынью превеликую, сдѣлавшуюся на самой дорогѣ тамъ, гдѣ наканунѣ она вовсе не была. Мы, ни мало не воображая того, скакали себѣ во всю прыть и вдругъ, увидѣвъ предъ собою превеликую полынью въ такой близости, что лошади въ нее почти ногами попали, въ прахъ перепугались, и едва- едва успѣли ихъ остановить и повернуть въ сторону, дабы ее объѣхать. Но каковое-жъ смущеніе наше было, когда увидѣли мы, что и по обѣимъ сторонамъ въ томъ мѣстѣ были страшныя полыньи и между ими только самая узенькая и такая полоска льда осталась цѣлою, что съ нуждою могли пройти сани. Господи! какъ мы тогда перетревожились и съ какимъ страхомъ, вышедши изъ повозки, принуждены были пѣшкомъ переходить по сей узкой полосѣ и перевозить потомъ по ней свою повозку. Съ каждою минутою думали мы, что онѣ обрушатся, но, по счастію, кое-какъ перебрались мы чрезъ сіе опасное мѣсто и вскорѣ потомъ выѣхали на берегъ, гдѣ хотя и труднѣе было ѣхать, но не таково опасно. И какъ г. Давыдовъ, заѣзжавшій тогда на часокъ въ любезное свое Аннинское, по пріѣздѣ въ Тулу, не сталъ держать, меня ни минуты, то и на шестой день послѣ отъѣзда моего возвратился я кое- какъ, хотя съ крайнею нуждою, въ свое мѣсто.

Во все время кратковременнаго сего, но труднаго и скучнаго, а особливо обратнаго путешествія, мысли о предлагаемыхъ намъ вопросахъ не выходили у меня изъ головы и смущали меня до чрезвычайности, Но сколько я ни думалъ, но никакъ не могъ навѣрное полагать, кто-бъ такой произвелъ сіи сплетни и от кого-бъ ковались противъ меня такіе сокровенные ковы и злодѣйства. И какъ по всему видимому, можно было заключить, что происходятъ они от людей, которымъ вся внутренность нашихъ волостей была коротко извѣстна, то наиболѣе подозрѣвалъ я въ томъ нашего грузина-городничаго и огорчался тѣмъ, что сей человѣкъ, которому я ничего, кромѣ чистосердечнаго благопріятства, ни оказывалъ, питалъ ко мнѣ, самъ не зная за что, въ сердцѣ своемъ злобу и мнѣ всячески только вредить старался. Но какъ меня все сіе съ одной стороны ни озабочивало и ни смущало, такъ напротивъ того утѣшала и подкрѣпляла духъ мой надежда и упованіе, возлагаемое мною всегда и во всемъ на помощь, покровительство и охраненіе Божеское, а потомъ и на самое искреннее благорасположеніе ко мнѣ и самого намѣстника.

Какъ политика и всѣ обстоятельства требовали, чтобъ намъ все слышанное от намѣстника подержать за собою, то я не сказалъ о томъ ни кому и ничего, и не давая ни малѣйшаго вида, принялся я, по возвращеніи своемъ, опять за прежнія мои упражненія, а особливо за поправленіе сгорѣвшаго флигеля и другія дѣла по волости. Сихъ столкнулось тогда такъ много, что какъ ни хотѣлось намъ, для нѣкоторыхъ нуждъ, съ женою моею съѣздить на самое короткое время въ Москву, пользуясь остальнымъ еще зимнимъ путемъ, но никакъ от волости отлучиться было не можно, и потому другого не оставалось, какъ отпустить ее туда одну, съ старшею моею дочерью и сыномъ, въ который путь они 1-го числа марта и отправились. Но дурнота пути принудила ихъ, по пріѣздѣ въ Тулу, сію ѣзду отложить и возвратиться ни съ чѣмъ опять ко мнѣ въ Богородицкъ.

Лишь только отпустилъ я жену свою съ дѣтьми въ сію дорогу, какъ на другой день прискакалъ ко мнѣ нашъ городничій, съ извѣщеніемъ, что вскорѣ проѣзжать будетъ чрезъ Богородицкъ главный въ тогдашнее, время и знатный генералъ князь Николай Васильевичъ Репнинъ, бывшій Орловскій намѣстникъ, и всѣми очень уважаемый, чего онъ былъ и достоинъ. И мы условились съ княземъ, чтобъ приготовить ему квартиру у меня въ домѣ; на что я охотно и соглашался, поелику мнѣ давно хотѣлось видѣть сего славнаго и добраго вельможу. Однако все наше ожиданіе его пріѣзда было тщетное. Онъ что-то позамѣшкался и не пріѣхалъ; а вмѣсто того воспослѣдовало прибытіе также ожидаемаго мною командира моего г. Давыдова для помянутаго объѣзда обѣихъ волостей и распрашиванія.

Въ сей путь мы съ нимъ тотчасъ и отправились, и поѣхали сперва въ Бобриковскую волость, и объѣздивъ всю ее, поѣхали потомъ въ Богородицкую и побывали во всѣхъ знаменитѣйшихъ селеніяхъ по оной и вездѣ данныя намъ от намѣстника бумаги читали и по повелѣнію его о всѣхъ неудовольствіяхъ разспрашивали, но не могли нигдѣ ничего найти и такое услышать, что-бъ сообразно было сколько-нибудь съ тѣмъ, чтомы отчасти от намѣстника слышали; но вездѣ всѣ крестьяне не приносили ни малѣйшей ни на что жалобы, а твердили только, что они всѣмъ-и-всѣмъ довольны, и что и на умѣ ни у кого нѣтъ приносить какія — либо жалобы. Словомъ, сколько, мы ни старались, но не могли ничего открыть и остались опять въ прежнемъ недоумѣніи о тайныхъ противъ насъ козняхъ и замыслахъ бездѣльниковъ.

Въ семъ путешествіи провели мы почти цѣлую недѣлю, будучи принуждены въ деревняхъ обѣдывать и ночевать въ избахъ чорныхъ. Между тѣмъ безъ насъ въ Богородицкѣ дожидались также тщетно проѣзда другихъ генераловъ, Шилова и Бутурлина; а къ намъ привезенъ, былъ какой-то капельмейстеръ для обученія мальчиковъ волостныхъ музыкѣ. Былъ онъ природой полякъ, хотя и назывался Иваномъ Ивановичемъ Розен- бергскимъ и ходилъ хотя на костылѣ, будучи хромоногимъ, но дѣло свое разумѣлъ довольно. Мы тотчасъ выбрали ему изъ нашихъ школьниковъ столько человѣкъ, сколько нужно было для полной капели и отправили его въ Москву для покупки всѣхъ нужныхъ къ тому инструментовъ.

По отъѣздѣ от насъ г. Давыдова, во все достальное время тогдашняго великаго поста не было и не происходило у насъ ничего важнаго и особливаго, кромѣ того, что, по привезеніи инструментовъ, мы начали тотчасъ назначенныхъ мальчиковъ учить музыкѣ. И какъ около сего времени столкнулось у насъ въ домѣ довольное количество учившихся грамотѣ взрослыхъ уже ребятишекъ, то вздумали и мы съ сыномъ воспользоваться симъ случаемъ и, приласкав къ себѣ капельмейстера, отдали шестерыхъ мальчиковъ учить ему, а вкупѣ началъ и самъ сынъ мой учиться у него играть на скрипицѣ.

Впрочемъ, во все сіе время занимался я, по прежнему обыкновенію своему, въ безпрерывныхъ трудахъ и упражненіяхъ разныхъ, и все остающееся время от дѣлъ по моей должности посвящалъ я литературѣ и художествамъ. Я спѣшилъ понаготовить сколько можно болѣе матеріала для своего «Экономическаго Магазина», дабы мнѣ въ лѣтнее время тѣмъ было свободнѣе; а сверхъ того, принялся-было передѣлывать и всю свою «Дѣтскую философію», о напечатаніи которой г. Новиковъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе, и написал-было уже новые начальные разговоры, ибо прежніе мнѣ не нравились; но трудъ сей употребленъ былъ тщетно, ибо дѣло сіе какъ-то у насъ съ г. Новиковымъ не состоялось, и ему что- то помѣшало произвести сіе обоюдное наше желаніе въ дѣйствіе. Кромѣ сего, я и сынъ мой продолжали заниматься рисованіемъ картинъ нашихъ, а въ праздничное время, вмѣстѣ съ г. Сухотинымъ, по-прежнему читали хорошія и учительныя книги.

Съ наступленіемъ Святой недѣли, начавшейся въ сей годъ 28 марта, и которую мы провели довольно весело, начались для меня новыя хлопоты и заботы. Наступила половодь, и пруды наши подверглись опять от нея опасностямъ, и одинъ изъ нихъ, маленькій и новый, и прорвался совершенно. Итакъ, принужденъ былъ я опять денно-и-ночно заниматься помышленіями объ оныхъ и то и дѣло все ихъ осматривать и приказывать дѣлать все, что кѣ» сохраненію ихъ было потребно.

Не успѣлъ я от заботы въ разсужденіи прудовъ освободиться, какъ открывшаяся весна открыла новое поприще къ безчисленнымъ трудамъ и работамъ надворнымъ. Бывшая въ сей годъ теплая зима и дурная половодь перепортили у меня многое въ саду. Все сіе надлежало поправить и починить, а сверхъ того множество и другихъ начатыхъ и неоконченныхъ дѣлъ спѣшить окончивать и сады наши для ожидаемаго прибытія въ сіе лѣто Государыни въ Тулу приводить, колико можно, въ лучшее состояніе; ибо всѣ не сомнѣвались въ томъ, что она побываетъ и у насъ въ Богородицкѣ. Почему, сообразуясь съ повелѣніями намѣстника, не жалѣлъ я ни трудовъ, ни работъ и не рѣдко безвыходно почти провождалъ все вешнее время въ садахъ, но сверхъ того и трудился еще надъ сочиненіемъ большаго плана нашему саду. Сынъ же мой всячески старался выдѣлкою своихъ садовыхъ картинъ для Государыни, и картины сіи выходили такія, что я самъ ими не могъ довольно налюбоваться.

Итакъ, я во весь апрѣль занимался сими садовыми работами, производимыми отчасти по — прежнему — виноватыми крестьянами, отчасти выбранными около сего времени дворовыми людьми, или такъ названными бобылями; ибо какъ при объѣздѣ волостей нашли мы въ разныхъ селеніяхъ нѣсколько человѣкъ от пьянства и нераченія совсѣмъ обѣднявшихъ крестьянъ, находящихся не въ состояніи платить оброка и податей, то вздумали мы всѣхъ сихъ взять въ огородники и составить изъ нихъ нѣкоторый родъ дворовыхъ людей, которые, питаясь тутъ казеннымъ хлѣбомъ и довольствуясь опредѣленнымъ имъ небольшимъ жалованьемъ, могли исправлять всѣ нужнѣйшія мелкія работы и чрезъ то освободить насъ от еженедѣльнаго наряда, для сихъ мелкихъ ежедневныхъ работъ, волостныхъ крестьянъ, которыя для нихъ обращались въ нѣкоторое отягощеніе. И сими-то такъ названными бобылями пользовался я при исправленіи нужнѣйшихъ работъ вешнихъ. Но какъ дѣлъ и работъ, а особливо по случаю поправленія сгорѣвшато флигеля и строенія большой каменной ранжереи было великое множество и сими людьми всѣ оныя далеко исправить было не можно, то самая необходимость заставливала меня, по прежнему обыкновенію, наряжать кой-когда и съ волостей по стольку человѣкъ конныхъ и пѣшихъ работниковъ, сколько когда было нужно, и производить ими иныя другія работы. О семъ упоминаю я болѣе для того, что от самаго сего проистекли послѣ непріятныя для меня послѣдствія, какъ услышите о томъ въ свое время.

Между тѣмъ какъ сіе происходило, имѣлъ я неудовольствіе узнать, что на подкомандующаго моего, Бобриковскаго управителя г. Верещагина, произошла от тамошнихъ крестьянъ жалоба о взяткахъ и дѣлаемыхъ имъ съ мужиковъ нѣкоторыхъ поборахъ. Ко мнѣ присланъ былъ объ немъ ордеръ и велѣно было мнѣ изслѣдовать сіе и принудить его всѣхъ просителей удовольствовать. Итакъ, принужденъ былъ я въ Бобрики къ нему ѣздить и, погонявъ его хорошенько за такія шалости и дурноты, заставилъ при себѣ удовлетворить всѣхъ просителей и впередъ отнюдь на то не покушаться.

Еще памятно мнѣ, что около сего времени дѣланы мнѣ были из-подъ руки предложенія, не хочу ли я войтить въ часть откупщикамъ по тогдашнему откупу. Но я, гнушаясь всегда сими неправильными наживами, на-отрѣзъ въ томъ отказалъ, а хотѣлъ довольствоваться однимъ тѣмъ, чѣмъ Богъ меня благословилъ.

Еще достопамятно, что около сего же времени случилось было съ сыномъ моимъ превеликое несчастіе: капельмейстеръ нашъ, при ученіи его на скрипицѣ, ненарочнымъ образомъ чуть-было не выкололъ ему глаза, и самъ Господь спасъ его от явной сей бѣды превеликой.

Въ сихъ происшествіяхъ наступилъ наконецъ нашъ май мѣсяцъ, котораго 1-е число, провожденное нами въ гуляньи и очень весело, сдѣлалось достопамятно мнѣ полученіемъ ордера, чтобъ мнѣ быть въ Тулу для отданія отчета въ своихъ дѣлахъ пріѣхавшему уже туда намѣстнику и представленія ему бумагъ нашихъ. Всходствіе чего и принужденъ я былъ, забравши съ собою все нужное, и между прочимъ какъ свои планы, такъ и рисованныя сыномъ моимъ картины, ѣхать въ сей губернскій городъ.

Тутъ дѣланы уже были всѣ нужныя къ ожидаемому прибытію Императрицы пріуготовленія. И какъ для пребыванія оной назначенъ былъ каменный небольшой домъ, бывшій на оружейномъ заводѣ, то увеличивался оный, и передѣлывалось въ немъ все, что было надобно; почему намѣстника нашелъ я стоящаго уже въ другомъ домѣ. Онъ принялъ меня по-прежнему очень милостиво и благосклонно, и увидѣвъ картины сына моего, былъ ими чрезвычайно доволенъ и говорилъ, чтобъ я велѣлъ ему ими какъ можно поспѣшать и чтобъ, по изготовленіи всѣхъ 24, переплести ихъ въ богатый переплетъ, отдѣланный зеленымъ гарнитуромъ и раззолоченный приличнымъ образомъ. Такимъ же образомъ былъ онъ доволенъ и моими планами и всѣми моими дѣлами. И наконецъ, давъ повелѣніе о нарядѣ и приготовленіи нѣкотораго количества лошадей на станцію, для проѣзда Императрицы, и приказавъ и въ прочемъ поспѣшить мнѣ своими работами въ садахъ, не сталъ меня держать ни минуты и въ тотъ же день отпустилъ обратно въ Богородицкъ. И все у насъ при семъ свиданіи было по-прежнему ладно и все шло хорошо.

Одобренъ будучи таковымъ ласковымъ и благопріятнымъ пріемомъ и возвратившись съ спокойнымъ духомъ въ Богородицкъ, принялся я съ усугубленною ревностью за продолженіе работъ садовыхъ и прочихъ и занимался тѣмъ во весь май мѣсяцъ, не жалуясь ни мало ни на труды, ни на безпокойства, хотя сихъ, по случаю дѣланія многихъ водяныхъ украшеній, было весьма довольно; но какъ всѣ онѣ были самимъ мною выдумываны и затѣваемы и я спѣшилъ какъ можно произвести ихъ въ дѣйство иокончить до ожидаемаго прибытія Императрицы, то и производилъ всѣ сіи работы самопроизвольно и безъ всякаго принужденія, и труды, съ коими онѣ были сопряжены, были мнѣ ни мало не тягостны и совсѣмъ почти нечувствительны.

Въ сихъ безпрерывныхъ занятіяхъ застало меня въ половинѣ сего мѣсяца письмо, присланное ко мнѣ нарочнымъ от намѣстника, съ увѣдомленіемъ, что чрезъ нашъ городъ проѣзжать будетъ славный въ тогдашнее время у насъ генералъ князь Николай Васильевичъ Репнинъ, и приказаніемъ, чтобъ я учинилъ къ продовольствію его всѣ нужныя приготовленія. Какъ сего вельможу не случалось мнѣ еще никогда видѣть, то радъ я былъ, что получу случай его видѣть и узнать, и съ удовольствіемъ приготовлялъ для него во дворцѣ нашемъ квартиру. Однако ему что-то не разсудилось стать въ ономъ, а онъ остановился въ городѣ, въ домѣ у одного купца. Мы со всѣми городскими не преминули тотчасъ къ нему сбѣжаться, и князь обошолся съ нами, а особливо со мною, весьма благосклонно, и все поведеніе его было таково, что онъ съ первыхъ минутъ заставилъ всѣхъ насъ себя полюбить и возымѣть къ нему искреннее почтеніе.

Было уже то передъ вечеромъ, какъ онъ къ намъ пріѣхалъ. И какъ онъ расположился у насъ въ городѣ ночевать, то и имѣлъ я случай спознакомиться съ симъ великимъ и славнымъ человѣкомъ короче. Онъ былъ человѣкъ умный, знающій и весьма любопытный. И какъ стоялъ онъ въ такомъ домѣ, изъ котораго изъ-за рѣки видѣнъ былъ весь нашъ дворецъ и садъ, то все сіе и подало ему поводъ ко вступленію со мною опять въ разговоръ; а мнѣ то только было и надобно, и я такъ занялъ его съ своими разсказами о пескахъ и прочемъ, и въ такое привелъ любопытство, что онъ жалѣлъ, что было уже такъ поздно, а то-бъ онъ хотѣлъ видѣть садъ нашъ самолично. А я, услышавъ сіе, предложилъ: не угодно ли ему, по крайней мѣрѣ, видѣть его въ рисункахъ, и тотчасъ сбѣгалъ въ сѣни за принесенною съ собою садовою своею книгою и ему ее представилъ. Пожелавъ очень ее видѣть, съ величайшимъ любопытствомъ и удовольствіемъ разсматривалъ онъ всю ее, и любопытство его такъ увеличилось, что онъ наконецъ мнѣ сказалъ: «Вы, судырь, заставили меня перемѣнить мое намѣреніе, я хотѣлъ-было завтрѣ до свѣта отсюда Ѣхать далѣе, но теперь располагаю уже пробыть завтрѣ здѣсь и все утро, и только для того, чтобъ побывать въ саду вашемъ и посмотрѣть все то въ натурѣ, что видѣлъ теперь въ прекрасныхъ рисункахѣ».—«Мы очень тому будемъ рады и сочтемъ сіе за большую честь», сказалъ я ему на сіе въ отвѣтъ, и вскорѣ послѣ стал-было откланиваться, чтобъ итти домой, но князь успѣлъ уже такъ меня полюбить, что просилъ меня раздѣлить съ нимъ и дорожный его ужинъ. И благосклонность его была такъ велика, что какъ хозяйскій столъ былъ очень не великъ и всѣ едва за нимъ усѣлись, то самъ онъ присѣлъ на лавкѣ къ стѣнѣ на уголкѣ, а никакъ не хотѣлъ, чтобъ я не имѣлъ за столомъ довольно простора, какъ я от того ни отговаривался. Словомъ, ласки, и благосклонность его были ко мнѣ отмѣнныя. Когда же на другой день по-утру онъ дѣйствительно пріѣхалъ къ намъ въ садъ, для гулянья, то заводилъ я его всюду-и-всюду до того, что онъ от чувствуемаго повсюду отмѣннаго удовольствія не зналъ уже какъ меня болѣе расхваливать, и всѣ мѣста и украшенія ему были по книгѣ такъ памятны, что онъ тотчасъ ихъ узнавалъ и говорилъ: «вотъ, вотъ вашъ водоводъ, ваша ротунда», и такъ далѣе. Словомъ, удовольствіе его было превеликое, и онъ, распрощаясь со мною и благодаря за всё-и-всё, говорилъ, что онъ непремѣнно отпишетъ обо мнѣ и обо всемъ Михайлѣ Никитичу. А для меня сіе всего было и лучше, и пріятнѣе.

Едва мы сего знаменитаго гостя проводили, какъ принужденъ я былъ другихъ гостей у себя угащивать. Съѣхалось тогда все Богородицкое дворянство, съ предводителемъ, для совѣщанія о нѣкоторыхъ вещахъ, нужныхъ по случаю проѣзда Императрицы, и всѣ они были у меня; а на другой день послѣ сего проводили мы от себя жившаго у насъ четыре мѣсяца и лѣчившагося сожителя Петра Антоновича Сухотина, которому лѣкарь нашъ помогъ очень хорошо. Съ симъ молодымъ и любезнымъ человѣкомъ такъ успѣли мы свыкнуться и его полюбить, что разставались съ нимъ какъ бы съ самымъ ближнимъ родственникомъ.

Чрезъ недѣлю послѣ того проѣзжала чрезъ нашъ городъ еще одна весьма знаменитая особа изъ свиты самой Императрицы, находившейся около сего времени на обратномъ своемъ путешествіи изъ Крыма и Кіева. Была то ближняя къ ней и спутница ея, госпожа Нарышкина, Марина Осиповна, жена Льва Александровича Нарышкина. И какъ мнѣ дано было также о томъ знать, то приготовилъ я ей, ѣдущей въ Епифанъ, нашъ дворецъ для отдохновенія и угощалъ ее лимонадомъ и разными вареньями. Умная, вѣжливая придворная сія была тѣмъ очень довольна. И какъ она вступила со мною тотчасъ въ разговоры и я жалѣлъ, что тогдашній жаръ мѣшалъ ей сходить въ нашъ садъ и посмотрѣть оный, то предложилъ я ей также, что не угодно ли ей посмотрѣть его хоть въ рисункахъ. И услыша ея желаніе, тотчасъ велѣлъ сыну своему принести самые тѣ, которые рисовалъ онъ для Государыни и которые всѣ почти были уже тогда отдѣланы.

Не могу никакъ изобразить, съ какимъ любопытствомъ и удовольствіемъ она ихъ разсматривала и сколь много превозносила все—и самую работу, и рисованіе — похвалами: только и знала, что твердила, что они ни въ чемъ не уступаютъ самимъ англійскимъ, и что садъ нашъ не стыдно показать самимъ англичанамъ. Словомъ, она такъ всѣмъ была очарована, что наконецъ сказала мнѣ: «Ахъ, ради Христа! не пропустите вы чтобъ не показать сіи рисунки самой Государынѣ; она весьма жалуетъ сады сего рода, и я могу васъ смѣло увѣрить, что она будетъ имъ чрезвычайно довольна». А услышавъ, что намѣстникъ вашъ хочетъ ихъ ей поднести, похвалила его за то, и при отъѣздѣ своемъ, благодаря меня за угощеніе и за все, еще разъ повторила: «да не забудьте-жъ и не сдѣлайте того, чтобъ не поднести государынѣ рисунки».

Легко можно заключить, что таковое полное одобреніе от столь знаменитой и о дѣлахъ сихъ лучше всѣхъ прочихъ судить могущей особы было мнѣ крайне пріятно и служило уже нѣкоторымъ образомъ награжденіемъ за всѣ труды, понесенные мною и моимъ сыномъ, и мы не сомнѣвались уже тогда почти, что получимъ что-нибудь за то и от Императрицы и питались наилестнѣйшими по сему случаю надеждами. И какъ рисунки всѣ были тогда уже готовы, то и спѣшили мы переплести ихъ въ богатый переплетъ, и переплетчик нашъ и убралъ его дѣйствительно такъ хорошо, какъ лучше желать было не можно.

Едва мы сіе, да и все нужнѣйшее въ садахъ, къ пріѣзду пріуготовляемое, окончили, какъ, вдругъ и противъ всякаго моего чаянія, пріѣзжаетъ къ намъ младшій командиръ г. Давыдовъ. Я удивился неожиданному его пріѣзду. Но удивленіе мое увеличилось еще несказанно больше, какъ въ послѣдующее утро явилось къ сему начальнику нашему превеликое множество волостныхъ нашихъ мужиковъ, съѣхавшихся изъ деревень разныхъ и обступившихъ его съ неотступными и почти наглыми просьбами о снабженіи ихъ хлѣбомъ. Всѣ кричали ему, что они умираютъ, съ голоду, что имъ нечего ѣсть, и чтобъ онъ изволилъ ихъ снабдить хлѣбомъ изъ магазина.

Явленіе сіе было не только для него, но и для меня совсѣмъ неожидаемо. Оба мы не только удивились, но даже изумились от этого и не знали, что думать и къ чему сіе отнести, и тѣмъ паче, что они кричали въ разные голоса, между прочимъ, приговаривали, что магазинъ раздаетъ постороннимъ людямъ, а оттого сами въ хлѣбѣ крайне нуждаются, а при томъ и измучены еще на работахъ. Итакъ, онъ спрашивалъ меня, а я его о томъ, что бъ это такое было и отчего такой почти мятежъ совершился? Но какъ обоимъ намъ и въ голову не приходило, чтобъ тутъ скрывались какія-нибудь постороннія интриги, то я, зная, что, по случаю тогдашняго крайне неурожайнаго и голоднаго года, многіе изъ крестьянъ дѣйствительно нуждались въ хлѣбѣ, однако совсѣмъ не такъ много, какъ они криками своими изъясняли, и судя, что такое неудовольствіе было тогда совсѣмъ не ко времени, я совѣтовалъ своему начальнику, чтобъ помыслить намъ объ удовлетвореніи ихъ просьбъ какимъ бы то образомъ ни было. Но вопросъ былъ, гдѣ намъ столько взять хлѣба, сколько нужно было для прокормленія всѣхъ нуждающихся, которыхъ отыскивалось, по словамъ ихъ, слишкомъ много. Въ магазинѣ нашемъ, хотя былъ хлѣбъ, но находилось его, за раздачею въ займы разнымъ помѣщикамъ, очень мало. Весь-было успѣлъ командиръ мой друзьямъ и пріятелямъ своимъ раздать и размытарить почти невозвратно, а сіе и смущало его до крайности. Онъ не зналъ, что дѣлать, и перетрусился тѣмъ паче, что мы вслѣдъ за симъ ожидали къ себѣ тогда и самого намѣстника.

Пріѣздъ сего главнаго нашего командира и воспослѣдовалъ на другой день дѣйствительно, и сей его пріѣздъ былъ для меня весьма достопамятенъ. Намѣстникъ пріѣхал-было съ тѣмъ, чтобъ ему всѣми моими дѣлами и садами повеселиться. Онъ привезъ съ собою для компаніи бывшихъ тогда въ Тулѣ началѣниковъ войскъ, генерал-маіоровъ Фонѣдеръ — Палена, Фролова — Багреева, также нѣкоторыхъ изъ своихъ чиновниковъ, которымъ всѣмъ хотѣлось ему садъ нашъ показать и имь похвастаться. Показать тогда было что дѣйствительно. Все было уже готово, вездѣ все отдѣлано, вычищено, усыпано и къ пріѣзду его и самой Императрицы приготовлено, и оставалось только любоваться и хвалить меня по-прежнему за всё, про всё, чего я, почти надрываясь въ послѣднюю недѣлю от трудовъ, и ожидать имѣлъ справедливую причину. Но, ахъ! не то воспослѣдовало, чего всѣ мы ожидали, а произошло нѣчто такое, чего никому изъ насъ и въ мысль не приходило, и что вмѣсто удовольствія, переполнило весь духъ мой наичувствительнѣйшею досадою и прискорбіемъ.

Но о семъ дозвольте вамъ пересказать въ письмѣ будущемъ, а сіе симъ кончить, и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.

(Октября 28-го дня 1810 года).

КАТАСТРОФЪ Письмо 229

Любезный пріятель! Оставивъ васъ при заключеніи послѣдняго моего письма, какъ думаю, въ великомъ любопытствѣ, удовлетворю теперь оное, разсказавъ вамъ въ подробности о томъ особливомъ происшествіи, которое тогда весь мой духъ встревожило и огорчило чрезвычайнымъ образомъ.

Я имѣлъ уже случай не однажды вамъ сказывать, что благоволеніе, оказываемое мнѣ от намѣстника и любленіе его меня, навлекло мнѣ много завистниковъ и недоброхотовъ, и что сія всячески старались лишить меня намѣстнической

милости и вымышляли всевозможные способы къ поврежденію меня въ его мысляхъ, а буде можно и къ согнанію меня съ моего мѣста, которое почитали они лучше всякаго губернаторскаго. Къ числу сихъ, между прочими завистниками и недоброхотами, принадлежалъ и князь Назаровъ, нашъ городничій. Какъ сему грузину болѣе всѣхъ извѣстны были всѣ выгоды моего мѣста, то онъ искалъ и видѣлъ только то, какъ бы ему, при помощи знакомцевъ и друзей своихъ, находящихся при намѣстникѣ, получить мое мѣсто. Но съ него надобно было напередъ меня, какимъ бы то образомъ ни было, спихнуть. Но самое сіе и составляло для него затрудненіе превеличайшее. Прямымъ путемъ и истиннымъ дѣломъ итить противъ меня не было никакова способа: не былъ я ничѣмъ замаранъ и ничего такого не находили они, чѣмъ бы меня очернить можно было, а посему другого не находили, какъ итить окольною, кривою и тайною дорогою и ковать противъ меня ковы совсѣмъ непримѣтнымъ образомѣ. Къ сему въ помощники и путеводители избрали они моего секретаря Варсобина. Наслышавшись давно от сего простачины и глупова человѣка, что, онъ всѣми моими дѣлами и распоряженіями не доволенъ и всѣ ихъ, по глупому умничанью своему, критиковалъ, и что желаетъ душевно видѣть на моемъ мѣстѣ другого и съ характеромъ своимъ сообразнѣйшаго человѣка, то-есть такого, который бы и самъ воровалъ и наживался и не мѣшалъ бы и ему тоже дѣлать,—рѣшились они употребить сего глупца къ тому орудіемъ. Я уже истинно сіе знаю, по чьему наставленію сея бездѣльникъ затѣялъ произвести то посредствомъ произведенія въ волостныхъ мужикахъ на меня неудовольствія и чрезъ побужденіе ихъ къ жалобѣ на меня намѣстнику и къ формальной просьбѣ, чтобъ меня смѣнили и дали имъ другого управителя. И къ такой злоумышленной жалобѣ почитали они тогдашнее время наилучшимъ и способнѣйшимъ. ѣхала тогда къ намъ въ Тулу сама Императрица, и всѣ за вѣрное полагали, что заѣдетъ и къ намъ въ Богородицкъ, и заключали сіе наиболѣе по дѣлаемымъ нами къ тому великимъ пріуготовленіямъ, для осмотрѣнія которыхъ и пріѣзжалъ тогда къ намъ намѣстникъ. Итакъ, сей случай казался имъ къ тому наилучшимъ, и Варсобину велѣно было употребить къ тому всевозможные способы.

Сей глупый, но съ другой стороны коварный и прехитрый на такія бездѣльничества человѣкъ, сколь много ни имѣлъ у себя въ волостяхъ приверженцевъ и даже самыхъ родственниковъ между крестьянами и сколько ни старался преклонять тогда старшинъ, начальниковъ и лучшихъ людей въ деревняхъ, но никакъ ему успѣть въ томъ не удавалось. Всѣ, любя меня искренно и не имѣя на меня ни въ чемъ ни малѣйшаго неудовольствія, не хотѣли о томъ и слышать, а всѣ отзывались мною довольными и не хотѣли никакъ и ни въ чемъ на меня жаловаться. При таковой неудачѣ и от поспѣшенія симъ дѣломъ, другого не оставалось ему, какъ преклонить къ тому нѣсколькихъ изъ простыхъ мужиковъ, ему болѣе знакомыхъ и самыхъ бездѣльниковъ, и набравъ изъ нихъ шайку, человѣкъ въ пять или шесть состоящую приготовить ее къ пріѣзду намѣстника, и бездѣльнически наставить ихъ, что имъ дѣлать и говорить.

Вотъ какая заведена была втайнѣ противъ меня адская машина; о чемъ обо всемъ я не только ничего не зналъ, но мнѣ никогда и на умъ того не приходило, чтобъ могла принесена, быть на меня какая-нибудь жалоба; почему и встрѣтилъ я намѣстника наиспокойнѣйшимъ духомъ и повелъ его съ гостями тотчасъ по всему саду для показыванія всѣхъ новыхъ вещей, въ немъ сдѣланных.

Намѣстникъ, по обыкновенію своему, былъ всѣмъ крайне доволенъ и на всякомъ почти шагу меня благодарилъ или изъявлялъ свое благоволеніе, а ходившіе за нимъ его гости только и знали, что превозносили все похвалами. Наконецъ, исходивши весь садъ, возвращаемся мы всѣ во дворецъ. Тутъ надобно было проходить намъ всѣмъ чрезъ большой и круглый дворъ замка, на который не успѣли мы взойтить, какъ съ удивленіемъ увидѣлъ я цѣлую кучу мужиковъ, стоящихъ у стѣны, подлѣ дороги и кланяющихся намѣстнику, дѣлая видъ, что они его просить хотятъ о своей нуждѣ. «Что вамъ, друзья мои, надобно?» спросилъ, остановясь, намѣстникъ.—«Что, ваше превосходительство, закричали они всѣ въ одинъ голосъ, пожалуйте пере- мѣните намъ управителя, мы этого не хотимъ, и имъ не довольны!»

Легко можете заключить, что слова сіи, всего меньше мною ожидаемыя, не только сразили меня какъ громовымъ ударомъ, но и самого намѣстника неожидаемостью своею привели въ такое настроеніе и смущеніе духа, что онъ, остановясь болѣе минуты, не въ состояніи былъ не только имъ чего въ отвѣтъ сказать, но даже одного слова выговорить. Что-жъ касается до меня, то вся кровь во мнѣ воспламенилась и сердце вострепетало такъ, что хотѣло выпрыгнуть; и я такъ симъ разстроенъ былъ, что какъ наконецъ намѣстникъ, обратясь ко мнѣ, спросилъ: «что это такое, Андрей Тимоѳеевичъ?» Я едва-едва былъ въ силахъ ему сказать: «не знаю, ваше превосходительство, и для меня это такъ удивительно и неожидаемо, что я не понимаю и не могу тутъ съ мыслями собраться и даже помыслить о томъ, отчего бы это происходило, и дозвольте мнѣ сказать, что другого не нахожу, что тутъ есть чья нибудь коварная интрига и бездѣльники кѣм-нибудь научены и настрое- ны».—«Но, скажите мнѣ, подхватилъ намѣстникъ, что это за мужики, старосты и начальники деревенскіе?» — «Ахъ, нѣтъ сказалъ я, тутъ не вижу, я ни одного изъ старостъ и бурмистровъ, и всѣхъ этихъ не знаю я въ глаза и не вѣдаю, изъ какихъ они даже селъ и деревень».

Намѣстникъ удивился и задумался, сіе услышавъ, а я, пользуясь симъ его недоумѣніемъ и собравшись между тѣмъ сколько-нибудь съ мыслями, ему сказалъ: «когда уже до того дошло, такъ дозвольте имъ, ваше превосходительство, по крайней мѣрѣ, съ лица-на-лицо предъ вами ихъ спросить, чѣмъ такъ они и кѣмъ недовольны?» И тотчасъ обратясь къ бездѣльникамъ, спросилъ ихъ: «хорошо, друзья мои, когда вы отзываетесь мною недовольными, такъ сказывайте вотъ прямо его превосходительству, чѣмъ бы такимъ я произвелъ въ васъ неудовольствіе? Взятки ли я съ васъ беру, или обираю васъ какими поборами»?—«Ахъ, нѣтъ нѣтъ! закричали они въ одинъ голосъ, это намъ грѣхъ сказать, что и говорить, и чего не было, то не было».— Любо было сіе намѣстнику слышать, а и мнѣ было признаться сіе не непріятно.— «Ну, скажите же далѣе, сказалъ я, и скажите по чистой совѣсти, сужу ли я васъ неправильно и не дѣлаю ли я богатымъ предъ бѣдными какого преимущества?»— «Ахъ, нѣтъ, закричали они опять всѣ, и этого намъ и никакъ сказать нельзя, а мы всѣ, судырь, и расправою вашею довольны и грѣхъ, коли на васъ въ этомъ пожаловаться». Таковой отзывъ ободрилъ меня еще того болѣе, а и намѣстникъ только-что улыбнулся; а я продолжалъ далѣе: «Но скажитесь, по крайней мѣрѣ, его превосходительству, не разорилъ ли я кого изъ васъ и не пустилъ ли кого по-міру и не оказалъ ли какую кому неправду?»—«Что, судырь, говорить и объ этомъ, закричали они, не было никакъ и этого, и развѣ какой безсовѣстный бездѣльникъ это сказать можетѣ».— «Что-жъ, подхватилъ я, развѣ вы тѣмъ недовольны, что я иногда бездѣльниковъ за шалости наказываю?»— «О, что про это говорить, подхватили они, бездѣльникамъ дать волю негодится и ихъ какъ не наказывать!»—«Ну, за что-жъ такое вы меня вдругъ такъ не взлюбили, что не хотите болѣе быть подъ моимъ управленіемъ?» — «Да вы насъ отягощаете работами». —«О, что касается до этого, подхватилъ я, такъ и это отягощеніе для васъ слишкомъ сносное, ивамъ грѣхъ сказать, чтобъ выслишкомъ отягощены были ими. Къ тому-жъ, я не самъ собою и не на себя васъ работами отягощаю, а это все, обратясь къ намѣстнику, сказалъ я, дѣлалъ я по приказанію и дозволенію вашего превосходительства, а мнѣ самому въ работахъ сихъ такъ мало надобности, что ежели не приказано будетъ чего дѣлать, такъ самъ от себя ни одного человѣка не трону. Къ тому, знаете вы, что большую часть работъ сихъ производили виноватые, вмѣсто наказанія за шалости».—«То такъ-то такъ, закричали они, однако всѣмъ намъ работы сіи тягостны! воля ваша!» — «Хорошо, хорошо, друзья мои, сказалъ на сіе намѣстникъ, работъ сихъ не велю, я впредь производить, когда вамъ онѣ тягостны, мы, что нужно будетъ, сдѣлаемъ и наймомъ; и потому, обратясь ко мнѣ, сказалъ: «извольте, судырь, приказать всѣхъ мужиковъ съ работы спустить и впредь не наряжать ихъ безъ моего особливаго приказанія».—

«Очень хорошо», сказалъ я, и тотчасъ послалъ съ приказаніемъ, чтобъ ихъ спустили. А намѣстникъ между тѣмъ сказалъ, бездѣльникамъ симъ: «ну, такъ дѣло то все выходитъ ни на чемъ и вы, мужички, по пустому на управителя вашего жалуетесь, и это дурно, и не годится. Я его знаю, онъ человѣкъ честный и добрый и не заслуживаетъ того. А нѣтъ ли развѣ какой другой вамъ надобности? такъ скажите мнѣ».—«Какъ не быть, ваше превосходительство, вотъ нынѣ у насъ голодный и худой годъ, и многіе изъ мужиковъ нуждаются хлѣбомъ; лѣто проходитъ, ѣсть нечего; а изъ магазина намъ не даютъ, или даютъ, да мало». — «Но многаго и давать нельзя, подхватилъ я, вы любите, друзья мои, брать, но отдавать не любите. Сколько забрали многіе изъ васъ уже хлѣба казеннаго».—«О, что касается до этого, перехватилъ намѣстникъ, такъ это дѣло другое и мы и въ этомъ случаѣ васъ сколько можно удовлетворимъ. Ну, подите. себѣ съ Богомѣ»! Сказавъ сіе, пошолъ онъ прочь от нихъ во дворецъ, а мы всѣ за нимъ.

Пришедши въ оный, взялъ онъ меня одного въ свой кабинетъ и сталъ со мною говорить о семъ происшествіи. Я повторилъ ему и тутъ, что происшествіе сіе для меня очень сумнительно, и что я подозрѣваю, что тутъ кроются какія-нибудь сокровенныя бездѣльничества. «О такъ надобно, судырь, до нихъ добраться и дѣло сіе поизслѣдовать, мнѣ весьма сіе непріятно; и хорошо, что они сами васъ предъ всѣми оправдали, а то, признаюсь, я сам-было усумнился. Что-жъ касается до жалобъ ихъ на работы, то не трогайте ихъ болѣе. Пропади они совсѣмъ, бездѣльники!» — «Но теперь, сказалъ я, нѣтъ въ томъ и дальней нужды все почти уже кончено». — «Но какъ жебы намъ удовлетворить ихъ въ просьбе о хлѣбѣ? спросилъ меня намѣстникъ Есть ли, и довольно ли у васъ хлѣба въ магазинѣ?»—«Есть, ваше превосходи тельство, сказалъ я, но не такъ его много чтобъ всѣхъ нуждающихся удовлетворить было можно. Множество его роздано позаймамѣ»:—«Да на что вы раздаете? спросилъ меня далѣе намѣстникъ. И я хотя не-хотя, но принужденъ былъ ему сказать, что собственно самъ я не давалъ никому ни одного зерна, а всѣ отпуска и выдачи производимы были по повелѣнію от Николая Сергѣевича. Сіе смутило весьма моего намѣстника. «Пожалуйте мнѣ вѣдомость о хлѣбѣ и расходѣ онаго», сказалъ онъ.— «Вотъ она», сказалъ я, доставъ ее изъ кармана и ее ему подавая. Не успѣлъ онъ ее пробѣжать глазами, какъ, пожавъ плечами, сказалъ: «Боже мой! что это за человѣкъ и что мнѣ съ нимъ дѣлать? Пойдите-ка, пошлите ко мнѣ его одного, а сами останьтесь тамъ, покуда я васъ опять кликну».

Я выполнилъ тотчасъ его повелѣніе, и что онъ съ нимъ тамъ говорилъ съ добрыхъ четверть часа, того уже я не знаю; но только то знаю, что какъ кликнулъ меня опять туда, то нашолъ я г. Давыдова всего раскраснѣвшагося и въ превеликомъ нестроеніи. Почему и заключалъ, что была ему, от намѣстника за раздачу хлѣба добрая гонка. Однако, намѣстникъ умѣлъ скрыть свою на него досаду и, какъ ничего будто не было, быль со мною и съ Давыдовымъ очень благосклоненъ, совѣтовалъ какъ бы и чѣмъ пособить общему нашему горю, въ разсужденіи малаго количества оставшагося въ магазинѣ хлѣба, котораго, по всему видимому, далеко было недостаточно для продовольствованія всѣхъ крестьянъ, нуждающихся въ ономъ.

Итакъ, дѣло дошло опять до того, чтобъ мнѣ преподавать свои о томъ мысли. Я подумавъ нѣсколько, предложилъ имъ такія, которыми оба они были довольны, а именно, чтобъ скорѣй переписать всѣхъ крестьянъ, тѣхъ, кои наиболѣе въ хлѣбѣ нуждаются, также и тѣхъ, у которыхъ есть оный въ излишествѣ, стоящій въ гумнахъ, не молоченой, и чтобъ весь имѣющійся въ магазинѣ хлѣбъ нѣсколькимъ удѣлить его, либо роздать самымъ бѣднякамъ; а прочихъ богатыхъ бы убѣдить снабжать заимообразно своимъ излишнимъ хлѣбомъ. Нельзя изобразить, какъ я тѣмъ угодилъ намѣстнику. Онъ тотчасъ къ сему прилѣпился и приказалъ г. Давыдову остаться послѣ себя у насъ и вмѣстѣ со мною обранжировать какъ можно получше сіе дѣло; а между тѣмъ стараться открыть, отчего произошла помянутая жалоба и кто тому наиболѣе причиною.

Симъ образомъ кончилось сіе критическое для меня тогда дѣло, произведшее въ душѣ моей собою превеликое впечатлѣніе и во многихъ обстоятельствахъ превеликую перемѣну. Со всѣмъ тѣмъ, предъ отъѣздомъ намѣстника, не преминулъ я вручить ему изготовленную уже тогда совсѣмъ книгу съ садовыми рисунками моего сына, и намѣстнику она такъ полюбилась, что онъ расхвалилъ ее впрахъ, и разстался со мною съ оказаніемъ всего прежняго ко мнѣ своего благоволенія, что сколько-нибудь меня тогда и поуспокоило.

По отъѣздѣ его, принялись мы тотчасъ за выполненіе приказаніевъ намѣстника. Въ тотъ же еще день собраны были со всѣхъ деревень старосты и всѣ лучшіе люди и пошли опросы и распросы и разслѣдованія. Всѣ они съ крайнимъ негодованіемъ выслушали о жалобщикахъ и всѣ клялись и божились, что ни у кого изъ нихъ и на умѣ, и въ помышленіи не было приносить на меня жалобы, и что они въ томъ дѣлѣ ни малѣйшаго не имѣли и не имѣютъ участія, и дабы себя въ томъ оправдать, то сами тотчасъ все дѣло и открыли и доказали, что просители были самые бездѣльники, друзья и кумовья Варсобина, и что не инымъ кѣмъ, какъ имъ къ томуподбуждены и научены были.

Не можно изобразить, какъ было стыдно и совѣстно сему старому негодяю, когда его въ томъ явно уличили и съ какимъ малодушіемъ. онъ старался себя оправдать. Въ тогдашнее время, не хотя ему за себя мстить и будучи доволенъ, что дѣло сіе такъ кончилось и что, вмѣсто сдѣланія мнѣ вреда, онъ мнѣ нѣкоторымъ образомъ доставилъ случай чрезъ торжественное признаніе самихъ его единомышленниковъ убѣдить намѣстника въ томъ, что я управляю волостью честно, презрилъ я сіе его дѣло и тѣмъ самымъ произвелъ то, что онъ въ послѣдующее время никогда уже на меня не посягалъ и старался уже загладить вину сію мнѣ всякаго рода услугами. Но сего еще не довольно. Но послѣ и вскорѣ, чрезъ него же, узналъ я, что въ помянутомъ на меня посяганіи имѣлъ и самый мой младшій командиръ нѣкоторое тайное соучастіе и, копая для меня яму, самъ въ нее тогда ввалился.

Но какъ бы то ни было, но мы тогда съ нимъ цѣлые три сутки промучились и прохлопотали съ мужиками и мнѣ превеликаго труда стоило уговорить и преклонить къ тому всѣхъ зажиточныхъ мужиковъ, чтобъ они обѣщали нуждающимся своимъ братьямъ помогать своими избытками въ хлѣбѣ, подъ моимъ собственнымъ о возвратѣ имъ онаго поручительствомъ; а самымъ симъ и успокоилъ я всѣхъ сихъ волнующихся бѣдняковъ, терпѣвшихъ дѣйствительно въ хлѣбѣ оскудѣніе и нужду.

Происходило все сіе въ первыхъ числахъ іюня мѣсяца. А какъ около половины сего мѣсяца ожидаемо было уже и прибытіе Императрицы въ Тулу, то все дворянство готовилось къ тому времени ѣхать въ сей губернскій городъ, дабы имѣть случай видѣть сей торжественный пріѣздъ и самую Императрицу, къ принятію которой дѣланы были въ немъ превеликія пріуготовленія. Вмѣстѣ съ прочими, восхотѣлось неотмѣнно быть въ Тулѣ и женѣ моей, съ дочерьми и сыномъ. И какъ всѣ госпожи шили, сообразно съ алымъ цвѣтомъ тульскаго мундира, и себѣ алыя русскія шелковыя платья, то спѣшили и онѣ запастись такимъ же себѣ одѣяніемъ и нарядами, не взирая на весь убытокъ, съ тѣмъ сопряженный. Что касается до меня, то я, будучи тогдашними хлопотами отвлеченъ от литературныхъ своихъ занятій и запустивъ такъ свой «Экономическій Магазинѣ», что боялся, чтобъ не сдѣлалось въ издаваніи его остановки, спѣшилъ тогда, какъ можно скорѣе, снабдить издателя своего матеріаломъ, и нѣсколько дней трудился надъ тѣмъ, не вставая почти съ мѣста.

Кромѣ того, надобно мнѣ было поспѣшить отдѣлкою флигеля и своего ящичка съ марморными песками, назначенными для поднесенія Государынѣ, и мы оба съ сыномъ трудились такъ-сказать до положенія ризъ надъ симъ дѣломъ. А сверхъ того велѣли мы наловить и самыхъ крупныхъ карповъ и отправить въ Тулу къ прибытію Императрицы. И какъ обыкновенною ловлею нельзя было никакъ изловить такихъ, какіе были надобны, то необходимость заставила меня спустить для сего одинъ изъ прудовъ нашихъ, въ которомъ я зналъ, что есть самые крупные карпіи. И подлинно, досталъ я тутъ такихъ величинъ, что всѣ удивились величинѣ оныхъ, а особливо величинѣ щукъ, тутъ отысканныхъ, изъ которыхъ иныя даже пожелтѣли от старости, и были страшной и такой величины, каковой я никогда еще щукъ не видывалъ.

Все сіе и прочее, что нужно было исправивши, отпустилъ я жену свою съ дѣтьми въ Тулу 12 числа іюня, а вслѣдъ затѣмъ, на другой день, и самъ на перемѣнныхъ отправился за ними. Мы пристали и въ сей разъ на квартирѣ у прежняго нашего городничаго Антона Никитича Сухотина, и хозяева были намъ очень рады. Но я былъ очень встревоженъ и смущенъ, услышавъ распущенные о себѣ въ Тулѣ весьма невыгодные слухи, и, что всего для меня удивительнѣе было, самимъ моимъ младшимъ командиромъ, который, для прикрытія своихъ грѣховъ, всѣ ихъ взваливалъ на меня, но какъ къ чистому поганое никакъ не могло пристать, то я хотя и огорчался тѣмъ, но утѣшался своею правотою и досаду свою скрывалъ въ своемъ сердцѣ.

На другой день, явившись къ своему младшему командиру, поѣхалъ я къ намѣстнику, для показанія ему своего ящика съ песками, которымъ былъ онъ также весьма доволенъ я велѣлъ мнѣ у себя его хранить до поры до времени. И какъ времени до прибытія Императрицы оставалось уже мало, то приказалъ мнѣ намѣстникъ въ тотъ же день ѣхать почтою въ Ботородицк , для скорѣйшаго отправленія съ волости подводъ подъ свиту Государыни на большую Елецкую дорогу. Итакъ, принужденъ я былъ скакать опятъ обратно въ Богородицкъ и, прискакавъ туда въ полночь, разослалъ скорѣй людей для сгонянія подводъ и лошадей. Сихъ ни мало, ни много, надобно было 525. И я хотя съ трудомъ, но успѣлъ ихъ на другой же день всѣхъ собрать и, вручивъ ихъ своему Бобриковскому управителю г. Верещагину, отправилъ его съ ними на станцію.

Исправивъ сіе дѣло, сталъ я собираться опять ѣхать въ Тулу, но застигшее превеликое ненастье и стужа остановили меня и принудили остаться въ сей день дома и заняться сочиненіемъ матеріала для «Экономическаго Магазина». Но зато 17-го числа раным-ранёхонько пустился я въ Тулу и, взявъ въ Дѣдиловѣ почтовыхъ лошадей, спѣшилъ какъ можно пріѣздомъ въ Тулу, дабы не опоздать и поспѣть къ пріѣзду Императрицы. Но тут, какъ нарочно попадись мнѣ ямщик такой, который не успѣлъ со мною выѣхать, какъ онѣмѣлъ и ослабъ такъ, что не могъ владѣть никакимъ членом и повалился въ мою кибитку. Господи, какая была тогда на меня досада! Мы кричать и нукать лошадей; но лошади, привыкнувши повиноваться крику только своего хозяина, насъ не слушаются. Что дѣлать? «Садись, говорю я слугѣ своему, ты кучеромъ и погоняй».—«Но чѣмъ, судырь, кнута нѣтъ?»—«Чѣмъ нибудь, говорю, и не жалѣй лошадей». И подлинно, досталось тогда от насъ симъ бѣднымъ тварямъ и попалась намъ какая-то палка и мы всю ее объ нихъ изломали. Но за то и летѣли они съ нами и доставили насъ въ Тулу такъ рано, что я еще успѣлъ въ тотъ же день побывать на заводѣ, видѣть все тамъ для Императрицы приготовленное, а потомъ съѣздить еще въ арсеналъ и насмотрѣться и тамъ всей пыли, какую старались тогда кинуть въ глаза Императрицѣ; а наконецъ съѣздить съ своими домашними и въ редутъ и видѣться тамъ со многими изъ своихъ знакомыхъ, которые смутили опять меня разсказываніемъ о разсѣянныхъ обо мнѣ разныхъ слухахъ; но я всѣхъ ихъ переувѣрилъ, разсказавъ имъ, что-и-что у насъ въ Богородицкѣ происходило и чѣмъ все кончилось; чему они не могли довольно надивиться.

Вся Тула наполнена была тогда съѣхавшимся со всѣхъ сторонъ обоего пола дворянствомъ и всѣ, такъ-сказать, на цыпочкахъ ходили, дожидаясь съ часу-на- часъ прибытія Императрицы; однако, она ни въ тотъ, ни въ оба послѣдующіе дни еще не бывала. Намѣстника не было уже тогда въ городѣ. Онъ ускакалъ впередъ для встрѣчи Государыни, и какъ чрезъ то была намъ своя воля, то оба сіи дни употребили мы на разъѣзды по гостямъ къ своимъ знакомымъ и ѣздили, между прочимъ, ко дворцу на оружейный заводъ,

смотрѣть разводъ церемоніальной смѣны караула, также зажигаемую для пробы иллюминацію, сдѣланную противъ самаго дворца, за каналомъ, подлѣ крѣпости; также приготовленіе на каналѣ для послѣдующаго дня серенады. Всѣ сіи предметы были, по новости своей, довольно пріятны, а особливо невидавшимъ никогда оные. Собственно иллюминація и не составляла дальней важности: былъ сдѣланъ небольшой щитъ и освѣщенъ скрытыми впереди и поставленными на землѣ плошками. Что-жъ касается до серенады, то сія пріятна была болѣе для слуха, нежели для глаза. Два нарочитой величины плоскодонныя судна, иллюминованныя, съ насаженными въ нихъ пѣвчими и музыкантами, поющими пріятные гимны, сочиненные нарочно для сего случая, разъѣзжали, тихо будучи тянуты канатами взадъ и впередъ мимо дворца, по широкому каналу, и весь народъ, которымъ оба берега канала сего были унизаны, любовался симъ зрѣлищемъ. Подлѣ дворца видѣли мы уже нѣсколько придворныхъ, пріѣхавшихъ съ передовыми и весь вечеръ сей провели въ разъѣздахъ сихъ и въ смотрѣніи всѣхъ сдѣланныхъ пріуготовлений очень весело. Ввечеру въ пределѣдовавшій день давалъ знакомецъ мой г. Игнатьевъ у себя балъ, на которомъ, по сдѣланному от него приглашенію, былъ и я съ обѣими дочерьми моими.

Тутъ какъ и прежде не одинъ разъ случилось мнѣ видѣть моего младшаго командира и жену его. Самъ онъ казался весьма смущеннымъ и погруженнымъ въ великую задумчивость. Можетъ быть, опасался онъ, чтобъ не открылись при семъ случаѣ кой-какія сдѣланныя имъ шалости и чтобъ не было чего-нибудь для него худого, со мною обходился онъ и холодно и благосклонно, такъ что я не могъ подлинно судить о тогдашнемъ его душевномъ ко мнѣ расположеніи. Что-жъ касается до его супруги, то она явно почти оказывала свой гнѣвъ и неблаговоленіе къ моимъ домашнимъ, что ихъ такъ разстроило, что они обливались даже оттого слезами. Словомъ, обоихъ ихъ поведеніе противъ насъ было въ сей разъ столь страннымъ и непонятнымъ, что самъ я озабочивался оттого и смущался не мало духомъ.

Въ ночь подъ 20-е число прискакалъ изъ путешествія своего нашъ намѣстникъ для сдѣланія въ Тулѣ, для встрѣчи Императрицы имѣющей прибыть въ тотъ день, всѣхъ нужныхъ распоряженій. Я не успѣлъ услышать о его пріѣздѣ, какъ раным-ранёхонѣко поскакалъ къ нему и получилъ от него приказаніе о встрѣчаніи Государыни, вмѣстѣ со всѣми судьями и дворянствомъ, подлѣ судебныхъ большихъ корпусовъ, гдѣ всѣмъ судьямъ велѣно было съ обѣихъ сторонъ стоять и дожидаться пріѣзда Императрицы. Госпожамъ же всѣмъ велѣно въ нарядахъ своихъ собраться въ соборъ мимо крыльца и входа, въ который надлежало Государынѣ ѣхать.

Не могу безъ смѣха вспомнитъ о той превеликой суетѣ, въ какой находились всѣ въ сіе достопамятное утро и какая скачка поднялась по всей Тулѣ каретъ и колясокъ и бѣганіе взадъ и впередъ народа. Вся большая Кіевская улица, от самаго въѣзда и сооруженныхъ при ономъ великолѣпныхъ тріумфальныхъ воротъ до самаго собора и далѣе до дворца, установилась въ одинъ почти мигъ безчисленнымъ множествомъ народа, и онъ, съ неописанною нетерпѣливостью, ожидалъ прибытія государыни и той минуты, въ которую увидитъ онъ свою обладательницу. Соборъ наполнился такъ боярынями, что сдѣлалась въ немъ оттого духота совершенная. Всѣ онѣ одѣты были въ новые свои однорядные или женскіе мундиры, и всякая изъ нихъ старалась получить длясебя лучшее и выгоднѣйшее мѣсто для смотрѣнія Государыни, о которой всѣ здѣсь навѣрное полагали, что она, поровнявшись противъ собора, непремѣнно остановится и, вышедъ изъ кареты, войдетъ въ церковь для поклоненія святымъ иконамъ. Что касается до намѣстника, то сей, распорядивъ нужное, съ нѣкоторыми изъ чиновниковъ своихъ и 12 человѣками почетныхъ, выбранныхъ изъ молодыхъ дворянъ и одѣтыхъ въ богатое платье, поскакали верхами за городъ для встрѣчи Императрицы.

Въ семъ положеніи и стоючи всѣ въ своихъ мѣстахъ, провели мы все тогдашнее прекрасное, свѣтлое и тихое лѣтнее утро. Наконецъ, въ 12 часу громъ пушечной за городомъ пальбы возвѣстилъ намъ о приближеніи къ городу Императрицы. Въ мигъ тогда всё-и-всё и весь народъ установился въ порядкѣ по своимъ мѣстамъ и всѣ, съ неизъяснимымъ вожделѣніемъ, стали дожидаться ея прибытія и глазами искать уже вдали ея кареты, ѣхавшей за многими другими, проскакавшими мимо насъ впереди. Наконецъ, показалась и она, окруженная множествомъ всадниковъ, скакавшихъ по обѣимъ сторонамъ оной. Самъ намѣстникъ скакалъ подлѣ кареты сей съ боку, верхомъ, и не успѣла оная поровняться противъ насъ, какъ всѣ мы отдали ей глубочайшій поклонъ. Но самое сіе поклоненіе и лишило насъ съ толикою нетерпѣливостью ожидаемаго удовольствія ее увидѣть, ибо вмѣсто того, чтобъ ей противъ насъ остановиться, какъ того мы всѣ ожидали, проскакала она мимо насъ такъ скоро что мы, поднявъ головы свои, увидѣли уже карету ея далеко от насъ уже удалившуюся и посмотрѣли только вслѣдъ за оною.

Столь же хорошо въ лестныхъ ожиданіяхъ своихъ обманулись и всѣ наши госпожи боярыни, находившіяся въ соборѣ ибо и тамъ императрицѣ не угодно было выйти изъ кареты. Но она, остановившись на секунду противъ отворенныхъ въ соборѣ дверей, перекрестилась только предъ вынесеннымъ къ ней архимандритомъ крестомъ и приказала тотчасъ продолжать путь свой далѣе ко дворцу. Итакъ, всѣ тутъ ожидавшіяся госпожи, искони не видавшія государыни и въ глаза, принуждены были ни съ чѣмъ и съ чувствительнымъ неудовольствіемъ разъѣзжаться по своимъ домамъ и квартирамъ. Всѣми ими предводительствовала тогда наша губернаторша, госпожа Заборовская, но и ей самой столь же мало удалось государыню видѣть, какъ и всѣмъ прочимъ.

Господи! какое началось тогда у всѣхъ у насъ, а особливо у госпожъ и боярынь нашихъ, о семъ происшествіи судаченье и какія сожалѣнія слышны были повсюду и от всѣхъ, что всѣ труды и хлопоты ихніе обратились въ ничто и были тщетны. Но всѣ, по крайней мѣрѣ, утѣшали себя надеждою, что увидятъ Государыню въ приготовленномъ въ сей день въ театрѣ спектаклѣ, о которомъ всѣ не сомнѣвались, что Государыня удостоитъ оный своимъ посѣщеніемъ.

Сіе всеобщее желаніе наконецъ совершилось. Государыня, дѣйствительно, удостоила оный своимъ посѣщеніемъ, и не успѣло, предъ вечеромъ, все дворянство въ театръ съѣхаться и всѣ ложи онаго наитѣснѣйшимъ образомъ собою наполнить, какъ пріѣхала и Государыня въ препровожденіи намѣстника. и прочихъ господъ и госпожъ изъ своей свиты. Минута вшествія ея, скажу, была восхитительная для всѣхъ. У всѣхъ зрѣніе и сердца обращены были на оную, и не успѣла Государыня показаться, какъ съ возгремѣвшею вдругъ музыкою, всѣ вставъ ей наиглубочайшимъ образомъ поклонились, и удостоены были и от ней соотвѣтственнымъ поклономъ. Съ сей минуты всѣхъ очи обращены были на ее во всё продолженіе представляемой тогда пьесы, которую едва ли и десятая часть народа тогда видѣла. Но сколь удовольствіе всѣхъ ни было велико, однако оно было еще несовершенно; ибо видѣніе издали не удовлетворило далеко еще желанія всѣхъ, хотѣвшихъ видѣть черты лица ея въ близи самой. Но сіе удовольствіе надѣялись всѣ имѣть на балѣ, который назначенъ былъ въ послѣдующій день въ залѣ дворянскаго собранія, и который, какъ всѣ говорили навѣрно, удостоитъ также Императрица своимъ посѣщеніемъ.

По окончаніи спектакля поѣхала Императрица обратно во дворецъ, а мы всѣ по выходѣ изъ театра, поѣхали вслѣдъ за нею, для смотрѣнія иллюминаціи и серенады въ полномъ ихъ видѣ и дѣйствіи ко дворцу, и провели остальное время сего вечера довольно весело; ибо было дѣйствительно много зрѣнія достойнаго: въ особливости же любовался я безчисленнымъ множествомъ плошекъ, которыми всѣ стѣны Тульской старинной крѣпости и ея башень были иллюминованы. Къ послѣднимъ, къ пріѣзду Государыни, придѣланы были сверху другія башеньки съ шпицами, существующія и по-нынѣ, и всѣ онѣ установлены были множествомъ плошекъ, и всѣ онѣ вмѣстѣ, съ наставленными по всѣмъ зубцамъ ниже оныхъ рядами проволоки съ скипидаромъ, зажжены были въ одинъ мигъ и представляли преузорочное зрѣлище. А таковое же душевное удовольствіе доставляла всѣмъ зрителямъ и тогдашняя серенада. Оба разъѣзжающія тихо но каналу, мимо дворца, судна, были въ сей вечеръ не только наипрекраснѣйшимъ образомъ разноцвѣтными огнями иллюминованы, но, кромѣ музыкантовъ и пѣвчихъ, наполнены были множествомъ господъ и госпожъ, и тихая восхитительная гармонія духовой и вокальной музыки услаждали слухъ каждаго. Одинъ только недостатокъ при всемъ томъ былъ тотъ, что тогдашній іюньскій вечеръ былъ свѣтлый и не доставало нужной темноты для всѣхъ сихъиллюминаціонныхъ зрѣлищъ. Что касается до Императрицы, то она весь сей вечеръ провела во внутреннихъ своихъ покояхъ и болѣе въ отдохновеніи от трудовъ и безпокойствъ, съ путешествіемъ сопряженныхъ.

Послѣдующій за симъ день 21-го числа іюня пробыла Государыня весь въ губернскомъ нашемъ городѣ Тулѣ, и сей день былъ рѣшительнымъ всѣмъ нашимъ ожиданіямъ, надеждамъ и опасеніямъ, для меня въ особливости достопамятнымъ. Всѣмъ судьямъ и всему дворянству сдѣлана была еще съ вечера повѣстка, чтобъ собираться имъ въ 9-мъ часу по-утру въ дворцовую залу, гдѣ имѣютъ они быть представлены намѣстникомъ Императрицѣ. Но я, какъ посторонній человѣкъ, заботясь болѣе о своихъ надобностяхъ, не разсудилъ ѣхать вмѣстѣ съ прочими во дворецъ, а одѣвшись поранѣе, черканулъ за рѣку, въ квартиру намѣстника, и засталъ его еще одѣвающагося. Онъ принялъ меня милостиво и очень благосклонно и говорилъ многое со мною и сказывалъ мнѣ, между прочимъ, что онъ намѣренъ въ сей день представлять книги свои государынѣ, но не знаетъ, удастся ли ему представить и мою. Однако, говорилъ, чтобъ взять и ее, и пески съ собою; мнѣ-жъ велѣлъ пріобщиться къ судьямъ калужскимъ для шествія къ рукѣ императрицы. Пользуясь таковою его ко мнѣ благослонностью, рѣшился я напомянуть ему о моемъ сынѣ и попросить его о неоставленіи его по своему милостивому обѣщанію. Но на сіе сказалъ онъ мнѣ, что теперь сіе сдѣлать никакъ нельзя, а когда поѣдетъ чрезъ Тулу князь Потемкинъ, то онъ сдѣлаетъ и выпроситъ ему чинъ. Симъ ошарахнулъ онъ меня такъ, что вдругъ упала въ моемъ сердцѣ послѣдняя надежда, и тѣмъ паче, что о князѣ, оставшемся при арміи, было еще неизвѣстно, поѣдетъ ли онъ чрезъ Тулу, или нѣтъ. Но душевное смущеніе мое въ сей разъ не долго продолжалось: намѣстнику что-то пришло вслѣдъ за симъ па мысль перемѣнить свое намѣреніе и вздумалъ онъ вдругъ всѣ книги свои и мою поручить мнѣ и употребить самого меня для поднесенія ихъ Государынѣ. Таковое его ко мнѣ благорасположеніе не только успокоило, но и обрадовало меня чрезвычайно. Я началъ ласкать себя наипріятнѣйшею надеждою, что, можетъ быть, имѣть я буду счастіе говорить съ самою Государынею, не сомнѣваясь ни мало въ томъ, что Императрица не преминетъ книги разсмотрѣть, а при семъ самомъ, по любопытству своему, восхочетъ поговорить со мною о Богородицкѣ и о садѣ въ ономъ. А тутъ, думалъ я, можетъ быть и спроситъ о рисовальщикѣ сихъ книгъ, и я ласкался уже надеждою, что сей случай будетъ наивожделѣннѣйшимъ для намѣстника, для испрошенія ему от Императрицы милости. Въ сей пріятной надеждѣ, подхвативъ книги, и поскакалъ я вслѣдъ за намѣстникомъ, поѣхавшимъ во дворецъ, и дорогою мечталъ въ мысляхъ своихъ невѣдомо что, и строилъ на воздухѣ гишпанскіе замки. Но, увы! все совершилось и пошло не такъ, какъ я думалъ и себѣ воображалъ.

Не успѣлъ я пріѣхать на оружейный заводъ, въ концѣ котораго находился дворецъ, какъ увидѣлъ разстилаемыя повсюду красныя. сукна, для шествія государыни, и услышалъ, что она перемѣнила свое намѣреніе, и вмѣсто того, чтобъ смотрѣть заводъ послѣ обѣда, расположила употребить къ тому тогдашнее утреннее время; и говорили, что она вскорѣ уже изъ дворца вытить изволитъ. Сіе смутило не только меня, но и самого намѣстника, ни мало того неожидавшаго. Я, прискакавъ ко дворцу и вошедъ въ залъ, нашолъ уже весь оный наполненныйдворянствомъ, и намѣстникъ, увидѣвъ меня, велѣлъ мнѣ скорѣе подавать книги. Я бросился благимъ матомъ за ними въ карету, въ которой онѣ у меня оставлены были. Ее успѣли уже не вѣдомо куда от крыльца отогнать и я на силу могъ ее отыскать. Тутъ, подхвативъ ихъ всѣ, потащилъ ихъ безъ души во дворецъ. Была ихъ цѣлая ноша и всѣ превеликія, состоящія изъ многихъ атласовъ и ландкартъ, и разныхъ плановъ, до Тульской губерніи относящихся. Съ превеликимъ трудомъ отыскалъ я намѣстника между народомъ, и онъ схватя меня, поставил-было сперва въ залѣ, но вскорѣ потомъ ввелъ меня въ другую внутренную и находящуюся подлѣ зала комнату, и поставивъ въ темный уголокъ подлѣ окна и двери, въ которую Государынѣ выходить въ сію комнату изъ внутреннихъ своихъ покоевъ надлежало, и велѣлъ днѣ тамъ стоять и дожидаться до выхода Государыни.

Тутъ принужденъ я былъ стоять съ добрую четверть часа и держать подъ мышкою отяготительную свою ношу Книги были превеликія и тяжелыя идержать ихъ было мнѣ не безъ труда. Къ сему свою, переплетенную въ зеленый гарнитуръ и въ прахъ раззолоченную, по приказанію намѣстника, положилъ я на самый верхъ, и держучи ее, помышляя, самъ себѣ говорилъ: «что ты, моя голубушка, произведешь? Трудовъ надъ, тобою положено много и пойдутъ ли они въ прок ?» И вознося мысли свои далѣе, предавалъ судьбу ее на произволъ невидимаго Всемогущаго существа, прося Его учинить съ нею то, что Ему благоугодно будетъ и что Онъ признаетъ для обоихъ насъ съ сыномъ за наиполезнѣйшее.

Между тѣмъ какъ я такимъ образомъ умствовалъ, вдругъ растворились двери и показалась шествующая въ нихъ Государыня въ провожденіи всѣхъ своихъ спутниковъ и придворныхъ. Минута сія была для меня самая критическая: уголокъ, въ которомъ я подлѣ самыхъ дверей и окошка стоялъ, былъ самый темненькой, и я, боясь, чтобъ не преградить собою путь Государынѣ, принужденъ былъ въ семъ уголкѣ прижаться. И какъ въ самый тотъ моментъ растворились двери и въ залу, изъ оной вошолъ выписанный для сего случая ученый и славный архимандритъ Павелъ, поелику тогдашняго нашего старичка архіерея Ѳеодосія не было уже въ живыхъ, и епархія наша была праздною, и Государыня, отступя шага только два от дверей и на аршинъ только от меня, принуждена была для выслушанія говоренной архимандритомъ привѣтственной рѣчи остановиться; а весь промежутокъ, между ея и дверьми, заступили вельможи ея свиты; то, будучи стѣсненъ, не зналъ я, что дѣлать, и видя сущую невозможность пробраться сквозь ихъ на другую сторону дверей, стоялъ почти внѣ себя от смущенія. Рѣчь, говоренная архимандритомъ, была хотя не очень длинная, однако продлилась минуты двѣ или три, въ теченіе которыхъ вся комната сія наполнилась множествомъ народа. А не успѣла рѣчь кончиться и Государыня приложиться къ подносимому архимандритомъ образу и, принявъ его, отдать своимъ придворнымъ, какъ подступилъ къ ней тогдашній нашъ губернскій предводитель съ такою-жъ привѣтственною рѣчью, продолжавшеюся еще того долѣе.

Сіе смутило меня еще больше. Со всѣмъ тѣмъ, стоючи въ такой близости, позади своей монархини, имѣлъ я случай не только оной насмотрѣться, но и заняться мыслями о сей великой обладательницѣ толикихъ милліоновъ народа, которыхъ всѣхъ судьба и счастіе зависѣли от ея особы, и от которой и я ожидалъ тогда какой-нибудь милости. Но всѣ сіи размышленія разсѣялъ усмотрѣвшій меня намѣстникъ и подающій маѣ рукою знакъ, чтобъ я съ книгами моими какъ- нибудь пробрался позади Императрицы, сквозь стоящихъ ея вельможей. Тогда другого не оставалось, какъ попросить господъ дать сквозь кучу свою проходъ; что они тотчасъ и учинили. А какъ между тѣмъ, какъ я, пробравшись сквозь придворныхъ, подошолъ къ намѣстнику, кончилъ и предводитель свою рѣчь, то намѣстникъ, не медля ни минуты, и подвелъ меня съ книгами къ Государынѣ и сказалъ ей нѣкія слова, въ которыя я, въ тогдашнемъ смущеніи, не могъ вслушаться, а только знаю, что не успѣлъ я, преклонившись, поднесть книги свои къ Государынѣ, какъ кто-то изъ ея придворныхъ схватилъ всѣ оныя у меня изъ рукъ, и я съ тѣхъ поръ ихъ не видѣлъ, ибо онъ въ мигъ скрылся съ ними за народомъ, и куда онъ ихъ понесъ, я того не могъ уже никакъ видѣть, ибо въ самый тотъ моментъ и стали подходить къ Государынѣ наши градоначальники и судьи, а за ними и все дворянство къ рукѣ, и множествомъ своимъ такъ меня стѣснили, что я съ нуждою пробрался сквозь ихъ въ дальнѣйшій уголъ.

Тутъ, стоючи позади ихъ и смотря на весь сей торжественный обрядъ, продолжавшійся нарочито долго, имѣлъ я время заняться опять какъ прежними своими о монархинѣ сей помышленіями, такъ и мыслями о дальнѣйшей судьбѣ съ моею книгою. Я поискалъ ее повсюду глазами и увидѣлъ ее лежащую съ прочими книгами въ одномъ углѣ на столикѣ. Вздохнувъ самъ въ себѣ, мыслями сказалъ: «Ахъ, голубка моя! Что-то съ тобою, бѣдняжка, воспослѣдуетъ впередъ? а начало что-то не хорошо; не въ такое бы время желалъ бы я, чтобъ ты поднесена была къ Государынѣ: когда ей теперь тебя разсматривать? и хорошо, если она тебя замѣтитъ, и ей благоугодно будетъ послѣ полюбопытствовать и ее разсмотрѣть; а если сего по несчастно не воспослѣдуетъ и ее куда-нибудь спрячутъ, то прощай, какъ ее звали, и всѣ лестныя мои надежды лопнутъ и труды, употребленные на нее, пропадутъ тщетно и безъ всякаго возмездія!»

Помышленія сіи привели весь духъ мой въ такое смущеніе, что я, огорчаясь тѣмъ, не имѣлъ уже охоты, вмѣстѣ съ прочими, итить къ рукѣ Государыни, но далъ волю прочимъ заниматься симъ обрядомъ и тѣсниться другъ съ другомъ; а самъ, между тѣмъ, все еще ласкался надеждою, не удостоит ли Государыня послѣ воззрѣнія своего моей книги, и не востребован ли я буду къ ней для какихъ-нибудь вопрошаній. Но, увы! и въ сей надеждѣ обманулся я совершенно, и какъ того во все теченіе сего дня ни ожидалъ, но сего не воспослѣдовало, и о книгѣ моей не было ни малѣйшаго тогда слуха и послушанія; почему и заключилъ я, что Государыня никакъ объ ней тогда не изволила и вспомнить, а того менѣе ее разсматривать; а правду сказать, было ей тогда и некогда помышлять о такомъ бездѣліи; а всѣ мысли ея тогда были не тѣмъ, а гораздо важнѣйшими предметами очень заняты. Ибо не успѣла она всѣхъ бывшихъ тогда въ собраніи допустить къ рукѣ, какъ, не возвращаясь уже назадъ во внутренніе покои, воспріяла прямо черезъ залъ шествіе свое для осмотрѣнія оружейнаго завода, и намѣстникъ нашъ пошолъ предъ нею для показыванія ей и всей ея свитѣ машинъ и производства оружейнаго дѣла. Вся толпа повалила тогда изъ залы и многіе стали разъѣзжаться, а другіе пошли вслѣдъ за оною; что увидя, вздохнувъ, сказалъ я опять самъ себѣ: «Ну, поздравляю, вотъ тебѣ и все! бѣги въ воду!» И всѣ труды и надежды мои полетѣли, какъ ключъ ко дну.

Погоревавъ о таковой неудачѣ, съ досады хотѣлъ-было я убираться на квартиру, но, подумав-погадавъ, рѣшился и я пойтить вслѣдъ за Императрицею и поглядѣть, по крайней мѣрѣ, на ея хожденіе по заводу и осматриваніе всѣхъ представляемыхъ ей вещей. Но, къ умноженію моего душевнаго прискорбія, и тутъ не имѣлъ я великаго и такого удовольствія, какого-бы. мнѣ имѣть хотѣлось, за превеликимъ множествомъ всякаго рода и званія людей, не только ходившихъ толпами вслѣдъ за Государынею, но перебѣгающихъ съ мѣста-на- мѣсто, дабы видѣть ее съ лица, и по причинѣ, что она, а особливо въ тѣсныхъ мѣстахъ, окружена была всегда знатными особами ея свиты. Какъ я ни старался поймать гдѣ-нибудь случай видѣть Императрицу опять въ самой близи, слышать ея слова и замѣчать всѣ ея движенія, но не имѣлъ въ томъ никакой удачи, а насмотрѣлся только на графа Ангальта, съ нею изъ вельможъ нашихъ бывшаго, да на цесарскаго посланника графа Кобенцеля, также на спутника ея и друга, славнаго принца де — Лиля, и то потому, что они иногда отставали от Императрицы и иныя вещи особенно пересматривали, и самаго даже тогдашняго ея фаворита, послѣдующаго повсюду за Государынею, случилось мнѣ только раза два, и то вскользь, видѣть: и я принужденъ былъ тѣмъ только и довольствоваться.

Осматриваніе сіе и пересматриваніе всего-и-всего продлилось-таки нарочито долго, но наконецъ оно кончилось, и Государыня пошла опять обратно во дворецъ. куда всѣ повалили за нею опять гурьбою, а вмѣстѣ съ ними и я льстился все еще надеждою, не дойдет ли дѣло до меня и не станет ли намѣстникъ, ушедшій съ нею во внутренніе покои, отыскивать меня; почему, втискавшись съ прочими въ залъ, наполнившійся опять народомъ, становился я нарочно въ такихъ мѣстахъ, гдѣ намѣстнику удобнѣе бы было меня усмотрѣть. Но какъ я выхода его ни ожидалъ, но онаго не воспослѣдовало, и я, увидѣвъ наконецъ, что стали носить на столъ, приготовленный въ другомъ залѣ, кушанье, и всѣ начали разъѣзжаться, принужденъ былъ и самъ послѣдовать ихъ примѣру и уплетаться ни съ чѣмъ на свою квартиру.

Тамъ нашолъ я всѣхъ своихъ, ожидающихъ возвращенія моего съ великою нетерпѣливостію и начавшихъ тотчасъ меня спрашивать, что произошло съ моею книгою. Но что можно мнѣ было имъ сказать? я хотя и порадовалъ ихъ тѣмъ, что я имѣлъ счастіе подносить самъ ее Государынѣ, но самъ въ себѣ, почитая счастіе сіе сущею ничтожностію, далеко не такъ его цѣнилъ, какъ они; и хотя имъ говорилъ, что Государынѣ разсматривать ее было некогда и никакъ не можно, и что можетъ быть будетъ она пересматривать ее послѣ обѣда, и не воспослѣдует ли оттого какихъ пріятныхъ для насъ послѣдствій, но внутренне въ себѣ не смѣлъ почти уже ласкаться сею надеждою.

Оставался еще нѣкоторый лучъ надежды, — тотъ, что не будет ли чего- нибудь на балѣ, на который всѣ тогда собирались въ наилучшихъ своихъ нарядахъ ѣхать, ибо какъ всѣ навѣрное полагали, что Государыня не только оный удостоитъ своимъ присутствіемъ, но и пробудетъ на ономъ во весь вечеръ, то и ласкался я надеждою, что не сдѣлает- ли въ пользу мою чего-нибудь намѣстникъ, которому тутъ же быть необходимо надлежало, или, по крайней мѣрѣ, не услышу ли я от-него чего-нибудь о судьбѣ моей книги; а по всему сему поѣхалъ и я съ сыномъ своимъ и боярынями на сей торжественный тогда и великолѣпный съѣздъ и собраніе съ отмѣнными и нетерпѣливыми, меня смущающими, душевными чувствіями.

Мы нашли всю огромную залу дворянскаго собранія, наполненную уже народомъ и набитую безчисленнымъ почти множествомъ господъ и госпожъ и всѣхъ съ крайнею нетерпѣливостью и вожделѣніемъ дожидающихся той минуты, въ которую Государыня прибыть имѣетъ. А не успѣли мы нѣсколько осмотрѣться, какъ вдругъ и заговорили всѣ: «ѣдетъ, ѣдетъ!» А не успѣло слово сіе повсюду разнестись, какъ въ мигъ произошла страшная между всѣми суета и волненіе. Все поспѣшило какъ можно скорѣе становиться въ строй и составить изъ себя улицу для входа и прохода къ трону Государыни, и сколько толчковъ надавано было при семъ случаѣ от протѣсненіи другъ другу. Всякому хотѣлось стать впереди и занять выгоднѣйшее мѣсто, и у всѣхъ духъ почти переводился, какъ услышали уже вшествіе пріѣзжихъ въ сѣни.

Вдругъ наконецъ загремѣла музыка, и въ тотъ же мигъ растворяются настежъ входныя двери. Но, подумайте и вообразите себѣ, какъ сильно поразились всѣ бывшіе тогда въ собраніи, и какъ изумились, увидѣвъ, вмѣсто Государыни, нашего только намѣстника, ведущаго за руку госпожу Протасову, спутницу Императрицы, а вслѣдъ за ними другихъ вельможъ, съ нею пріѣхавшихъ и ведущихъ также знаменитѣйшихъ госпожъ за руки, которыя всѣ не успѣли войти въ залу, какъ и пошли танцовать большой длинный польской.

Господи! какое началось тогда у всѣхъ шептаніе и перешоптываніе. Поразясь сею неожиданностью, спрашивали всѣ другъ у друга: «гдѣ-жъ и что-жъ Государыня-то? развѣ она не изволитъ быть?»

И съ неописаннымъ прискорбіемъ скоро услышали и узнали, что хотя она и намѣрена была удостоить сей балъ своимъ посѣщеніемъ и осчастливить всю нашу публику своимъ присутствіемъ, но, по причинѣ усталости и небольшого недомоганья, ѣзду сію отмѣнила, а изволила отпустить на балъ нашъ всѣхъ своихъ только спутниковъ и спутницъ. Не успѣло извѣстіе сіе по залѣ разнестись, какъ началось у всѣхъ неописанное о томъ сожалѣніе; всяк изъявлялъ чувствованіе и прискорбіе свое о томъ другъ другу. Что-жъ касается до госпожъ, обманувшихся въ наилестнѣйшихъ своихъ надеждахъ и увидѣвшихъ тогда, что всѣ ихь траты и убытки, употребленные на свои наряды, обратились въ ничто и сдѣлались тщетными, то прискорбія, сожалѣнія и даже самой внутренней досады изобразить никакъ было не можно.

Самого меня неожидаемость сія смутила вновь неизобразимымъ образомъ, и я только и зналъ, что самъ въ себѣ твердилъ: «вотъ тебѣ на! И вотъ чѣмъ всѣ наши ожиданія кончились! Жди себѣ, пожалуй, пока не дождешься». А какъ вскорѣ потомъ услышали, что Государыню не усталость и не недомоганіе от ѣзды къ намъ удержали, а прискакавшій, за часъ предъ тѣмъ, изъ арміи от князя Потемкина курьеръ, привезшій какія-то очень важныя извѣстія, и что Государыня очень ими смутилась и занялась тогда же писаніемъ, то воскликнулъ я самъ себѣ: «Господи! надобно же было и сему произойтить помѣшательству и такому несчастію особливому!»

Симъ и подобнымъ сему образомъ, говорилъ я тогда самъ съ собою въ мысляхъ, стоючи подлѣ стѣны и прислонившись къ оной, и признаюсь, что минуты сіи были мнѣ очень прискорбны и преисполнили духъ мой даже досадою и негодованіемъ на Государыню за таковое неуваженіе нашей публики и, такъ-сказать, шутку, съигранную съ оною.

Но какъ мало мы тогда знали о истинной причинѣ такой ея поступки, то охотно-бъ всѣ мы ее въ томъ извинили, если-бъ оная была намъ извѣстна. Послѣ узнали мы, что привезенное симъ курьеромъ извѣстіе было, въ самомъ дѣлѣ, не бездѣльное, но такое, которое не о балѣ нашемъ, а о иномъ и гораздо важнѣйшемъ заставило Государыню думать. Словомъ, курьеръ сей присланъ былъ от князя Потемкина, съ первымъ увѣдомленіемъ о томъ, что турки, противъ всякаго чаянія и ожиданія, объявили намъ войну. А самое сіе и смутило Императрицу тогда до чрезвычайности.

Но какъ тогда всего того намъ было еще неизвѣстно, то, погоревавъ нѣсколько минутъ о неприходѣ на балъ Государыни, вся публика принялась за танцы и провела опять весь вечеръ съ обыкновеннымъ удовольствіемъ. Я самъ, какъ ни скученъ былъ симъ случаемъ, но пробылъ на ономъ до самаго отъѣзда намѣстника и всѣхъ вельможъ пріѣзжихъ, и хотя впродолженіе сихъ танцевъ и старался нѣсколько разъ становиться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ-бъ намѣстникъ могъ меня видѣть, ласкаясь все еще сколько- нибудь надеждою, не молвитъ ли онъ со мною хотя нѣсколько словъ; но ему тогда далеко не до того было, чтобъ обо мнѣ и о разговорѣ со мною помышлять, а всѣ мысли его заняты были угощеніями его гостей знаменитыхъ и доставленіемъ имъ всевозможныхъ удовольствій.

Такимъ образомъ пробывъ на семъ балѣ только въ угодность своимъ домашнимъ даже за полночь и не дождавшись и въ сей вечеръ ничего, принужденъ былъ и я съ своимии съ прочими уѣхать на квартиру, чтобъ взять сколько-нибудь от трудовъ сего дня отдохновенія.

Симъ окончу я сіе письмо, превзошедшее давно уже свой обыкновенный предѣлъ, и предоставляя дальнѣйшее повѣствованіе письму будущему, остаюсь вашъ, и прочее.

(Октября 31-го дня 1810 года).

Письмо 230

Любезный пріятель! Приступая теперь къ продолженію повѣствованія моего о пребываніи Императрицы въ Тулѣ и о бывшихъ при семъ случаѣ со мною происшествіяхъ, начну тѣмъ, что, возвратившись съ помянутаго въ предслѣдующемъ письмѣ бала и легши спать, не могъ я очень долго уснуть от толпящихся въ головѣ моей множества разныхъ мыслей какъ о бывшихъ въ тотъ день происшествіяхъ, такъ и томъ, чего въ послѣдующій за тѣмъ день ожидать надлежало. Никому изъ насъ не было еще тогда съ точностью извѣстно, долго ли продолжится тогдашнее пребываніе Государыни въ Тулѣ, а думали только вообще, что она, когда не долѣе, то, по крайней мѣрѣ, весь послѣдующій день пробудетъ еще въ Тулѣ, и заключали сіе наиболѣе потому, что не была она еще въ арсеналѣ и не удостоила сего запаса и магазина приготовленнаго оружія своимъ обозрѣніемъ, и который, по многимъ отношеніямъ, того былъ достоинъ.

Равномѣрно неизвѣстно было еще никому, куда она изъ Тулы отправиться изволитъ, и въ Москву ли прямо будетъ продолжать путь свой, или расположится заѣхать на короткое время къ намъ въ Богородицкь, чтобъ удостоить взоромъ своимъ волость свою собственную и то- лико ею уважавемую. Сего послѣдняго я тогда уже и желалъ, и нѣтъ; ибо какъ до сего и ни велико было мое желаніе, чтобы всѣ труды мои имѣли счастіе удостоены быть монаршимъ взоромъ и благоволеніемъ, въ которыхъ я, по извѣстному любленію ея садовъ новаго вкуса, почти не сомнѣвался, но послѣднее неожиданное и досадное происшествіе, случившееся въ Богородицкѣ, такъ меня смутило и настращало, что я опасался уже, чтобы недоброхоты мои не подожгли глупыхъ мужиковъ къ утружденію и самой Императрицы бездѣльническими просьбами и жалобами, и чтобъ не могло оттого произойтить какихъ-нибудь и не выгодныхъ для меня слѣдствій, и опасеніе мое, въ разсужденіи сего пункта, было столь велико, что я тогда охотнѣе уже почти желалъ, чтобы она къ намъ и не заѣзжала; а потому заключая, чтобъ къ заѣзду къ намъ могла-бъ побудить ее наиболѣе моя книга и любопытство видѣть въ натурѣ садъ нашъ, съ его изображенными на картинахъ прекрасными видами и украшеніями, началъ мало-по-малу примиряться въ мысляхъ съ неожидаемымъ худымъ успѣхомъ подношенія ей оной и почти доволенъ уже былъ тѣмъ, что ей некогда тогда было удостоить ее своимъ разсматриваніемъ.

Съ сими утѣшительными мыслями и заснулъ я тогда. Но какъ при всемъ томъ хотѣлось мнѣ удостовѣриться въ томъ, заѣдет ли она или не заѣдетъ, дабы въ первомъ случаѣ успѣть сдѣлать къ пріему ея всѣ нужныя пріуготовленія, и заключая, что непремѣнно о томъ знать надлежало намѣстнику, то и положилъ я въ слѣдующее утро встать поранѣе и, одѣвшись, скакать за рѣку, на квартиру къ намѣстнику, и постараться застать его опять еще одѣвающимся, дабы тѣмъ удобнѣе имѣть случай съ нимъ поговорить и обо всемъ нужномъ узнать и услышать.

Сіе я и выполнилъ въ самой точности. Но какъ ни рано я всталъ, какъ ни спѣшилъ себя убирать и съ какою скоростью ни ѣхалъ къ нему на квартиру, но, къ превеликой досадѣ моей, не могъ его застать уже дома, а повстрѣчался съ нимъ, съѣхавшимъ уже со двора и скачущимъ въ каретѣ своей съ такою скоростью во дворецъ, что онъ не успѣлъ и взглянуть на мою карету и на меня.

Погоревавъ и потуживъ о семъ, другого не оставалось тогда мнѣ, какъ поплестись вслѣдъ за онымъ и льститься надеждою найтить случай видѣть его и поговорить съ нимъ уже во дворцѣ. Но судьбѣ угодно было, чтобъ и въ сей надеждѣ я обманулся. Уже и замѣченная мною во время дороги превеликая скачка взадъ и впередъ адъютантовъ, ординарцевъ и драгунъ, и удивила, и привела меня въ нѣкоторое смущеніе. А не успѣлъ я прибыть ко дворцу и войтить въ залъ, какъ поразился слухъ мой новою неожидаемостью и тверженіемъ всѣми тутъ бывшими, что Государыня въ то же утро изволитъ отъѣзжать изъ Тулы, продолжая путешествіе свое прямо въ Москву, и что къ отъѣзду ея дѣлаютъ наипоспѣшнѣйшія пріуготовленія, и она скоро уже въ путь сей и отправиться изволитъ.

Удивился и смутился я сіе услышавъ. Но смущеніе мое еще несказанно увеличилось, когда, въ. тотъ же почти мигъ подошедъ къ кучкѣ разговаривающихъ между собою нѣсколькихъ знаменитыхъ чиновниковъ, услышалъ и узналъ я о настоящей причинѣ толикой ея поспѣшности къ отъѣзду, то есть — объявленіе намъ Турками войны, и что по самому тому я князю Потемкину быть въ Тулу уже не можно, и что ему велѣно остаться при войскахъ, на границѣ находящихся, для дѣланія нужнѣйшихъ къ оборонѣ распоряженій, и о томъ уже отправленъ къ нему от Государыни курьеръ.

Господи! какъ меня все сіе смутило и растревожило. «Ну, вотъ тебѣ на! воскликнулъ я самъ въ себѣ въ мысляхъ; вотъ что ажно удержало вчера Государыню от пріѣзда къ намъ на балъ! до тово ли ей было, чтобъ помышлять объ ономъ, а того паче, чтобъ разсматривать мою книгу и затѣвать ѣхать къ намъ въ Богородицкъ! Видно тепеірь по всему, что самому Провидѣнію не угодно было и не назначено было произвести ей какое-нибудь полезное для насъ дѣйствіе; и теперь сумнѣваться почти не можно, что всѣ и мои, и сына моего труды ухнули и пропали по-пустому и останутся безъ малѣйшаго возмездія! Но, ахъ! продолжалъ я далѣе, вспоминая прошедшее: вотъ тебѣ и князь Григорій Александровичъ, жди его, пожалуй, и льстись выпрашиваніемъ у него сыну моему чина!»

Не могу изобразить, сколь прискорбна была для меня въ тогдашнюю минуту сія послѣдняя мысль и явное удостовѣреніе въ томъ, сколь мало можно полагаться на обѣщанія вельможъ знатныхъ и сколь они малосильны къ произведенію чего-нибудь такого, что не угодно Промыслу Господню. Я не сумнѣвался уже тогда въ томъ, что всѣ мои надежды и лестныя ожиданія рушились совершенно и исчезли какъ дымъ въ воздухѣ. И какъ перемѣнить всего того было уже не можно, то помышлялъ я уже о воспріятіи прибѣжища къ своей философіи и при помощи оной о пріисканіи и запасеніи себя удобнѣйшими къ утѣшенію себя въ семъ неблагопріятномъ случаѣ мыслями.

Между тѣмъ какъ я, удалившись въ уголокъ, сими помышленіями занимался, увидѣлъ я вдругъ вышедшаго въ залу изъ внутреннихъ покоевъ адъютанта нашего намѣстника и спѣшащаго идти на дворъ. Тутъ приди мнѣ охота спросить у него, какъ у знакомаго мнѣ довольно человѣка, гдѣ находится теперь намѣстникъ и не могу ли я получить случай его видѣть и съ нимъ поговорить. «Эхъ, братецъ, воскликнулъ онъ, продолжая итить далѣе, онъ тамъ у Государыни и до того ли теперь Михаилѣ Никитичу, чтобъ ему говорить съ тобою. Государыня спѣшитъ своимъ отъѣздомъ и приказала ему проводить ее не только до границы его намѣстничества, но препроводить ее до Москвы самой. У него теперь голова уже кружится от раздаваемыхъ разныхъ повелѣній и от разсылки всѣхъ насъ и ординарцевъ своихъ въ разныя мѣста съ приказаніями. И если милы тебѣ твои бока и не хочется также, сломя голову, куда-нибудь скакать, то совѣтовалъ бы лучше ему не попадаться на глаза, а особливо, если нѣтъ тебѣ до него каких- нибудь необходимыхъ нуждъ, а то онъ и тебя также куда-нибудь да протуритъ, и ты тамъ уже животу своему не будешь радъ, какъ я теперь». Сказавъ сіе уже при выходѣ на крыльцо, бросился онъ на подведенную къ нему лошадь и исчезъ у меня изъ глазъ въ ту же минуту.

Предостереженіе сіе было мнѣ весьма кстати и крайне для меня непротивно. Я поблагодарилъ его въ мысляхъ за оное, а потому, опасаясь, чтобъ въ самомъ дѣлѣ не попасться намѣстнику подъ обухъ и не быть куда-нибудь также протуреннымъ и чрезъ то лишиться случая видѣть Государыню еще разъ при отъѣздѣ, рѣшился хотя возвратиться опять въ залу и дожидаться въ ней выхода и отъѣзда Государыни, какъ лучшаго случая еще разъ ее видѣть поближе и всячески тулиться от намѣстника и, при выходѣ его изъ внутреннихъ покоевъ, прятаться за народъ, котораго было въ залѣ великое уже множество. «Пропади онъ со всѣмъ, думалъ и говорилъ я тутъ самъ съ собою и не одинъ разъ, дѣла никакого не надѣлаешь, да и ждать теперь от него нечего, а какъ увидитъ, то, въ самомъ дѣлѣ, не протурилъ бы куда- нибудь и не навалилъ бы такой коммиссіи, которой — и не радъ будешь!» Но, по счастью, случилось такъ, что онъ во все время стоянія моего тутъ, которое продолжалось-таки нарочито долго ни одинъ разъ къ намъ не выходилъ, и я увидѣлъ его уже при выходѣ Государыни, а тогда уже некогда ему было мнѣ что-нибудь препоручать, и онъ спѣшилъ скорѣе самъ скакать вслѣдъ за Государынею.

Между тѣмъ, какъ я помянутымъ образомъ въ залѣ, вмѣстѣ съ прочими, выхода Императрицы дожидался, разнесшійся по городу слухъ о скоромъ отъѣздѣ Государыни встревожилъ всю Тулу и вскружилъ у всѣхъ голову, а особливо у госпожъ и боярынь, въ ней тогда бывшихъ. Всѣмъ имъ, неимѣвшимъ воображаемаго счастья видѣть ее ни въ городѣ, ни на балѣ, восхотѣлось непремѣнно, по крайней мѣрѣ, видѣть ее при выѣздѣ изъ Тулы. И, Господи! какая поднялась тогда изо всего города ѣзда каретъ въ Московскую улицу, и какой стук и громъ происходилъ от множества каретъ, поспѣшающихъ въ оную. Всѣмъ и каждому изъ нихъ хотѣлось благовременно пріискать себѣ тамъ чей- нибудь домъ, или, по крайней мѣрѣ, окошко въ немъ, для смотрѣнія, и многія не жалѣли никакихъ денегъ при наниманіи на нѣсколько часовъ Оныхъ. Со всѣмъ тѣмъ, многимъ не удалось найтить себѣ мѣстъ въ домахъ и окошкахъ, а принуждены онѣ были стоять въ каретахъ, на улицѣ самой, и выходить изъ нихъ при проѣздѣ мимо ихъ Государыни. Но, бѣдныя и жалкія, всѣ онѣ не получили за всѣ свои труды и убытки удовлетворенія; всѣмъ имъ вообще удалось только взглянуть на проскакавшую мимо ихъ, со скоростью, подобною молніи, карету съ Императрицею, п я сумнѣваюсь, чтобъ которой-нибудь изъ нихъ удалось ее въ лицо увидѣть.

Что касается до меня и всѣхъ бывшихъ тогда въ дворцовой залѣ, то имѣли мы вожделѣннѣйшій случай видѣть Государыню какъ при проходѣ чрезъ залы, такъ и при вхожденіи въ стоящую предъ окнами сей залы, свою карету. Мы, налюбовавшись ею досыта, проводили ея съ глубочайшими поклонами и сердечнымъ желаніемъ, чтобъ путешествіе ея было благополучно. Она сѣла прямо въ карету сама-четвёртъ, а именно: съ госпожею Протасовою, принцемъ де — Линемъ и цесарскимъ посланникомъ Кобенцелемъ. И не успѣла сѣсть, какъ поскакала и скрылась изъ глазъ нашихъ въ одну минуту. И черезъ нѣсколько минутъ выстрѣлы изъ пушек , поставленныхъ при выѣздѣ изъ города, возвѣстили намъ и о ея выѣздѣ изъ онаго.

Симъ образомъ проводили мы тогда нашу монархиню, и сей разъ былъ послѣдній, что я ее при жизни видѣлъ. Услышавши пальбу, поклонился я ей еще вслѣдъ, и внутренно мыслилъ о своей книгѣ, полетѣвшей вмѣстѣ съ нею. Что съ нею послѣ воспослѣдовало и разсмат- ривала ли ее когда-нибудь Государыня, того я уже со всѣмъ не знаю. А удалось мнѣ только чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того слышать, что ее видѣли, лежащую вмѣстѣ сь прочими рѣдкостными книгами въ Императорскомъ эрмитажѣ, въ Петербургѣ. Но то только извѣстно: не произвела она никакихъ выгодныхъ ни для меня, ни для сына моего слѣдствій, и труды наши, совокупно съ нею, пропали по-пустому, а обратились только во вредъ трудившемуся неутомимо надъ рисованіемъ картинъ, въ ней находящихся, по причинѣ мелкой работы; ибо онъ, какъ думаю самъ я теперь, повредилъ и ослабилъ на вѣкъ, къ великому нашему прискорбію и сожалѣнію, свое зрѣніе.

Проводивъ симъ образомъ свою монархиню, поѣхалъ я съ сыномъ, бывшимъ тогда со мною, отыскивать своихъ домашнихъ, о которыхъ зналъ я, что и онѣ вмѣстѣ съ прочими поѣхали въ пріисканный знакомыми домъ на Московскую улицу. И отыскавъ ихъ и побывавъ на той же улицѣ у квартировавшей тетки ея госпожи Арцыбышевой и у Верещагина, возвратился къ обѣду на свою квартиру. А послѣ обѣда поѣхалъ я къ г. Давыдову, какъ младшему и ближайшему своему командиру, для принятія от него приказаніевъ объ волости ибо мы, не имѣя съ нимъ надобности болѣе жить въ Тулѣ, располагались, въ послѣдующій за симъ день, пуститься обратно въ Богородицкъ.

Г. Давыдова засталъ я дома, и нашолъ его весьма въ веселомъ духѣ и, по всему видимому, радующимся о скоромъ отъѣздѣ Государыни. Ибо, какъ бы то ни было, чрезъ самое то исчезли всѣ его опасенія, чтобъ не вышли наружу и не сдѣлались какимъ-нибудь образомъ извѣстными всѣ его шалости и проказы въ дѣлахъ управленія ея волостями. Онъ не преминулъ распросить меня о томъ, что произошло съ моею книгою, и услышавъ от меня обо всемъ происхожденіи, улыбался только, равно какъ бы будучи доволенъ, что такъ случилось; ибо я давно уже запримѣтилъ, что онъ смотрѣлъ на все, относящееся до нея, косымъ окомъ, хотя и не могъ не хвалить ея работу. Можетъ быть, происходило сіе от нѣкотораго рода зависти и досады, для чего и все сіе дѣло производилъ не чрезъ его. Но какъ бы то ни было, но онъ кончилъ критикованіемъ намѣстника, говоря, что напрасно онъ то сдѣлалъ, что присовокупилъ ее къ своимъ книгамъ и атласамъ, и что гораздо лучше было, если-бъ отложилъ поднесть оную особливо до другого и удобнѣйшаго времени, нежели какое тогда было. Впрочемъ, изъявилъ и онъ мнѣ свое сумнѣніе о томъ, чтобъ могла произойти от ней какая-нибудь для насъ польза, а тоже думалъ, что и я, то есть, что едва ли она не погибнетъ совершенно. Наконецъ, отпустилъ онъ меня, давъ мнѣ нужные по нѣкоторымъ дѣламъ ордеры и сказавъ, что онъ въ непродолжительномъ времени пріѣдетъ и самъ къ намъ въ Богородицкъ, чтобъ вмѣстѣ со мною объѣздить всю волость.

Итакъ, собравшись съ утра послѣдующаго дня, и пустились мы въ свой обратный путь, и успѣли еще въ тотъ же день пріѣхать въ Богородицкъ, гдѣ нашли всѣхъ остававшихся тамъ, своихъ родныхъ, въ добромъ здоровьѣ. Всѣ они, и всѣ наши городскіе друзья и пріятели, небывшіе въ Тулѣ, замучили насъ своими вопрошаниями обо всемъ тамъ происходившемъ, и между прочимъ, и о самой судьбѣ нашей книги съ рисунками. Я при разсказываніи обо всемъ, до ней относящемся, хотя для скрытія внутренняго своего неудовольствія и старался придавать всему видъ, сколько можно лучшій, и не изъявляя ни мало сожалѣнія своего въ томъ, что не произошло от нея ничего, хотя приписывалъ все короткости времени, недодпустившей Государыню на сіи рисунки наши взглянуть, и говорилъ хотя, что воспослѣдуетъ сіе непремѣнно, либо въ Москвѣ, либо въ Петербургѣ,—но домашнихъ своихъ трудно было мнѣ переувѣрить въ томъ мнѣніи, что всѣ труды наши пропали по-пустому, и ихъ далеко не могъ я столь скоро утѣшить, какъ хотѣлъ, въ прискорбіи, произведенномъ въ нихъ симъ неудачнымъ и неблагопріятнымъ случаемъ. Но они не преставали долгое время о томъ горевать и тужить о потерянныхъ тщетно столь многихъ трудахъ и стараніяхъ.

Что-жъ касается собственно до меня, то я, слѣдуя всегдашнимъ правиламъ своимъ, очень скоро и безъ дальнаго труда самъ себя утѣшилъ и духъ свой успокоилъ; чему въ нѣкоторое свидѣтельство могутъ служить пріобщенныя къ сему точныя слова, какими заключилъ я тогда въ журналѣ моемъ записку о семъ происшествіи. Вотъ какого была она содержанія:

«Симъ образомъ кончилось и наше путешествіе и рѣшились всѣ наши сумнительства, опасенія и мысли, и надежды. Ежели останется на семъ и не произойдетъ ничего въ Москвѣ, куда вслѣдъ за Государынею поѣхалъ намѣстникъ, то можно прямо съ Эзоповою баснею сказать: что трясущаяся великая гора родила только мышь, и вся громада нашихъ надеждъ и трудовъ разрушилась и пропала по-пустому и исчезла, яко дымъ. Однако, я обо всемъ томъ ни мало не безпокоюсь и не тужу, по той причинѣ, что я при самомъ еще началѣ просилъ моего покровителя Бога, чтобъ Онъ при семъ случаѣ распорядилъ всѣ обстоятельства такъ, какъ Онъ за лучшее и полезнѣйшее для меня признаетъ, и потому и теперь не дерзаю никакъ роптать и чувствовать и изъявлять какое-либо неудовольствіе о томъ, что такъ все произошло, а не инако. Ему, Господу моему, болѣе меня и болѣе всѣхъ извѣстно, что надобно и что нѣтъ, а потому и буди Его во всемъ святая воля!»

Послѣдствіе времени и доказало мнѣ довольно, что сія неудача далеко не была такъ велика и для всѣхъ насъ предосудительна, какъ многіе тогда думали и почитали, и что я въ мысляхъ и заключеніяхъ своихъ ни мало не ошибался, и что благодѣтельствующему намъ Промыслу Господню угодно дѣйствительно все тогдашнее происшествіе такъ, а не инако распорядить, совсѣмъ не ко вреду, а къ самой существительной еще пользѣ нашей. Вреда оттого не произошло намъ ни малѣйшаго, а польза произошла та, что от сего времени перемѣнилъ я во многомъ образъ моей жизни и свои занятія. И перемѣна сія, освободивъ меня от многихъ пустыхъ, излишнихъ трудовъ, доставила мнѣ болѣе спокойствія въ жизни и болѣе удобности употреблять время свое на занятія полезнѣйшія и такія, которыя удобнѣе были къ сдѣланію дней моихъ счастливѣйшими, нежели всѣ ожидаемыя тогда за труды наши тщетныя возмездія и награды. Почему и нынѣ, вспоминая тогдашнее время, заключаю я, что въ случаѣ, если-бъ Императрицѣ всѣ тогдашніе наши рисунки и работы, по разсмотрѣніи оныхъ, понравились, то весьма легко могло бы воспослѣдовать, что бъ она, какъ любительница такихъ садовъ, от тогдашнихъ моихъ меня оторвавъ, взяла къ себѣ въ Петербургъ и опредѣлила бы къ какимъ-нибудь садамъ тамошнимъ; гдѣ живучи, далеко не могъ бы я такимъ истиннымъ счастіемъ и благополучіемъ въ жизни пользоваться, какимъ съ того времени пользовался и пользуюсь и теперь еще. Въ разсужденіи же самого сына моего не извѣстно еще, произошла ли бы оттого какая польза, а онъ и безъ того получилъ послѣ все нами желаемое, и при болѣзненномъ своемъ состояніи не имѣлъ бы ни малѣйшей причины сожалѣть о томъ, что произошло все тогда не такъ, какъ мы думали и ожидали, а совсѣмъ иначе. А въ разсужденіи самаго ослабленія его зрѣнія еще не извѣстно въ точности, от тогдашней ли мелкой и тщательной работы произошло оное или от какихъ-нибудь иныхъ и натуральныхъ причинъ. Словомъ, по всѣмъ обстоятельствамъ нынѣ совсѣмъ я инако о происшествіяхъ тогдашняго времени думаю, нежели тогда думалъ, и благодарю еще Господа, что все тогда такъ, а не инако случилось.

Наконецъ, надобно мнѣ слова два сказать и о нашемъ ящичкѣ съ марморными нашими песками. Ему удалось имѣть тогда лучшій жребій. И доставила ему оный его тягость; ибо какъ мнѣ вмѣстѣ съ книгами держатъ было неудобно, то приказалъ мнѣ намѣстникъ оставить его до востребованія онаго Государынею, въ каретѣ, гдѣ онъ благополучно тогда, а послѣ у меня и остался, и служилъ себѣ послѣ долго достопамятнымъ памятникомъ тогдашнихъ временъ и происшествій.

Симъ окончу я сіе мое письмо, а вмѣстѣ съ нимъ и заключу и все сіе собраніе моихъ писемъ, и учиню сіе тѣмъ удобнѣе, что съ сего времени, по случаю премѣненія весьма многихъ обстоятельствъ, и дальнѣйшее повѣствованіе будетъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ инаково. Итакъ, сіе покончивъ, скажу вамъ что я есмь вашъ, и прочее.

Конецъ XXII части.

(Октября 31-го дня 1810 года).

Примѣчаніе. XXII ч., кажется, не была переписана Болотовымъ: мы ее напечатали съ черновой рукописи, до крайности не разборчивой. М. С. ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНІЯ АНДРЕЯ БОЛОТОВА

ОПИСАННЫЯ САМИМЪ ИМЪ для своихъ потомковъ.