Жизнь и приключения Андрея Болотова

1790 годъ и продолженіе моего 52 года жизни. Письмо 261.

Любезный пріятель! Приступая къ описанію происшествій, случившихся со мною въ теченіе 1790 года, начну предпосланіемъ краткаго замѣчанія о томъ положеніи, въ какомъ я со всѣмъ своимъ семействомъ находился при наступленіи сего года. Изъ предслѣдующихъ писемъ явствуетъ, что при концѣ 1789 года находился я хотя въ прежнемъ своемъ мѣстѣ, при управленіи Богородицкою волостью, но въ обстоятельствахъ нѣсколько сумнительныхъ. Господинъ Давыдовъ бывшій до того моимъ начальникомъ и командиромъ, былъ уже давно от начальства надъ сею волостью отторгнутъ и его около сего времени въ Тулѣ считали, а намѣсто его никто еще собственно не былъ опредѣленъ, и впредь кто именно будетъ новымъ моимъ начальникомъ — было еще неизвѣстно, а начальствовалъ въ сей промежуток времени надо мной одинъ изъ совѣтниковъ казенной палаты г. Веницеевъ. Главнаго же нашего начальника, намѣстника Кречетникова не было тогда въ Тулѣ; онъ находился еще въ арміи и оттуда не возвращался, хотя пріѣзда его въ скоромъ времени и ожидали въ Тулу. Какъ обстоятельство, что прежній любимецъ его, г. Давыдовъ, весьма худо хозяйствовалъ съ присылаемыми от меня для храненія въ казенной палатѣ деньгами и многія десятки тысячъ оныхъ протранжирилъ, было намѣстнику совсѣмъ неизвѣстно, — то ожидаемый пріѣздъ его въ Тулу былъ не только ему, но и всѣмъ его друзьямъ и пріятелямъ страшенъ, и всѣ не знали, какъ ему о томъ и сказать будетъ надобно. Самому мнѣ, не смотря хотя я ни мало въ семъ дѣлѣ не былъ замѣшанъ, а съ своей стороны былъ чистъ и ни чѣмъ не замаранъ, — наводило обстоятельство сіе нѣкоторое сомнѣніе. Я озабочивался тѣмъ, чтобъ и мнѣ не претерпѣть от намѣстника какова-нибудь за то гнѣва, хотя я и могъ оправдаться во всемъ наилутчимъ образомъ. Самый насланный ко мнѣ въ концѣ минувшаго года изъ казенной палаты указъ и призывъ меня въ Тулу, со всѣми до отсылки от меня денегъ касающимися документами, наводилъ уже на меня нѣкоторое сумнѣніе, ибо какъ мнѣ было довольно извѣстно, что всѣ тульскія, которымъ велѣно было г. Давыдова считать, по любви своей къ нему, старалися всячески грѣхи его сколько можно прикрыть и употребить все, что только можно было, къ его вспоможенію, то имѣлъ я причину подозрѣвать, не хотят ли они употребить какой-нибудь хитрости и непозволенной интриги, и запутать и меня какимъ-нибудь образомъ въ сіе опасное дѣло, а посему и собрался въ сіе путешествіе съ крайнимъ нехотѣніемъ и съ смущеннымъ духомъ.

Съ другой стороны смущало и крайне озабочивало не только меня, но и все мое наличное тогда семейство, состоявшее въ моей женѣ, ея матери и двухъ меньшихъ моихъ дочерей, — неизвѣстность, въ какой мы всѣ находились при началѣ сего года объ отсутственномъ моемъ сынѣ, который всѣмъ намъ дороже былъ всего на свѣтѣ. Послѣднимъ своимъ письмомъ изъ Петербурга, от 10 декабря, увѣдомлялъ онъ насъ, что они хотѣли ѣхать во Псковъ, но какъ послѣ того не получили мы от него въ обыкновенное время письма, то и не знали, гдѣ онъ тогда находился, въ пути ли туда, пли обратномъ, или уже возвратился въ Петербургъ; и, за неполученіемъ письма, начали уже опасаться, не произошло [ли] съ нимъ чего особливаго и непріятнаго, и въ добром ли онъ здоровьѣ находится.

«28 декабря былъ весь день для меня скучный и досадный, я весь его просердился и продосадовалъ. Я расположился было препроводить его въ скучнѣйшей работѣ, въ выписываніи выписки изъ «Магазина», для сочиненія реестра, но меня съ самаго утра то тѣмъ, то сѣмъ разсердили и разстрогали, а послѣ обѣда Ламковскій прикащикъ даже вздурилъ и такъ разсердилъ, что я размучилъ бы его плетьми. Бездѣльникъ заѣзжай въ лѣсъ рубить дрова куда не велѣно, и надѣлалъ пакости, и произвелъ то, что теперь сидѣть они будутъ безъ дровъ! Ко всѣмъ симъ досадамъ присовокупилось и то, что и самому мнѣ что-то не поздоровилось въ этотъ день.

«Ну, теперь разскажу тебѣ, Павлушка, о дядюшкѣ твоемъ, а о моемъ братцѣ Михайлѣ Матвѣевичѣ. Боже мой! какъ онъ нынѣ сталъ худъ! Истинно и не узнаешь его, и того и смотри, что умретъ. Самъ на себя не походитъ и совсѣмъ одряхлѣлъ от распутства и невоздержности крайней. Причиною пріѣзда его было то, что сыскался женихъ дочери его, нѣкто господинъ Бѣгичевъ, и ему хотѣлось съ нами посовѣтовать и попросить, чтобъ мы и ему помогли. Мы душевно рады, но съ нимъ ни въ чемъ не сладишь. Итакъ, поѣхалъ от насъ къ тещѣ почти ни съ чѣмъ.....

«Проводивъ его въ понедѣльникъ, расположился я ѣхать въ Тулу и пріѣхалъ къ вечеру сюда. Не зная, что Антонъ Никитичъ здѣсь, а считая его еще въ Володимирѣ, остановился я у Пастухова и сегодня весь день былъ въ разъѣздахъ и хлопотахъ. Все утро табалу пробилъ въ казенной полатѣ, и ни какого дѣла еще не было. Обѣдать зазвалъ меня къ себѣ другъ нашъ Антонъ Никитичъ, съ которымъ поговорили мы много о тебѣ. Какъ онъ, такъ и его Анна Ивановна очень интересуются тобою. Я обѣщалъ имъ прочесть твои письма, которыя у меня съ собою. А послѣ обѣда былъ у нашего Николая Сергѣевича Давыдова. Онъ ко мнѣ по-прежнему очень благопріятенъ. Но я не могъ довольно надивиться, какъ люди, находясь въ такомъ критическомъ и прескверномъ положеніи, въ какомъ теперь онъ, могутъ принимать на себя наружный столь спокойный видъ, какъ бы ничего не бывало. Отѣ него я только- что пріѣхалъ, но не успѣлъ усѣвшись начать къ тебѣ письмо писать, какъ въ двери ко мнѣ нашъ Иванъ Тимоѳеевичъ Алабинъ, новый Епифанскій судья, господинъ засѣдатель уѣзднаго суда!.....

Письмо 262.

«Это были фарфоровые заводы [въ Петербургѣ]. Хотя вы и изволили писать, чтобъ я постарался на нихъ побывать, но я, имѣвши до того еще случай наслышаться объ нихъ довольно, великое имѣлъ и желаніе ихъ посмотрѣть. Здѣсь есть нѣкто изъ знакомыхъ Михайлы Васильевича т. Берниковъ. Он-изъ первыхъ здѣсь архитекторовъ и находится при князѣ Вяземскомъ, равно и при сихъ славныхъ у насъ въ Россіи заводахъ. Он-то, увидѣвъ наши пески и узнавъ, что я любопытствую видѣть здѣсь все примѣчанія достойное, обѣщалъ меня свозить туда и все показать. Вчерашній день былъ къ тому назначенъ. Ранёхонько вставши и одѣвшись, поѣхали мы съ братомъ Михаиломъ Васильевичемъ къ сему г. Берникову. Даль ужасная! за Невскій монастырь и внѣ города, и тамъ уже недалеко и заводы. Теперь скажу вамъ, батюшка, что я сколько ни благодаренъ былъ ласками къ себѣ г. Берникова, но еще болѣе онъ меня обязалъ, взявши на себя трудъ меня повсюду выводить и все показать. И въ самомъ дѣлѣ, насъ выводили всюду-и-всюду и все мнѣ показывали. Словомъ, я видѣлъ все, и имѣю теперь великое понятіе о всѣхъ работахъ при дѣлахъ фарфоровыхъ вещей и какія притомъ различныя распоряженія и установленія. Есть также много и очень много и тутъ чего посмотрѣть, а особливо въ разсужденіи изящества и совершенства многихъ скульптерныхъ работъ и фарфоровыхъ штук . Для глазъ же болѣе всего, между прочимъ, зрѣнія достойна палата, наполненная отдѣланными уже совсѣмъ вещами и разставленными для продажи. Въ семъ магазинѣ находится фарфору на многіе десятки тысячъ. И мы не утерпѣли съ братомъ, чтобъ не промотать на то по нѣскольку рублей. Мы хотѣли-было еще съѣздить къ князю Вяземскому на дачу, гдѣ есть также кое-что зрѣнія достойнаго.

«Теперь скажу вамъ, батюшка, что это у насъ здѣсь за зима! Никто от роду не помнитъ таковой непостоянной и негодной. Сколько разъ замораживало и сколько разъ дѣлалась оттепель! Сія же послѣдняя сдѣлала теперь все сквернымъ, и сколько хороша по наружности, казалось, стала зима, столь скоро оная и сошла. Слякоть, дождь, а особливо севоднешній проливной, согналъ снѣгъ до единой капли. Все обледѣнѣло такъ, что никому нѣтъ способу на ногахъ держаться. Каналы всѣ покрыты водою. Неву также во многихъ мѣстахъ взломало, боятся даже, чтобъ не прошла, а о дорогѣ сказываютъ, что и говорить уже нечего: ни на саняхъ, ни на колесахъ ѣхать нельзя.

«Севодня слышали мы, будто нашъ намѣстникъ Кречетниковъ подалъ уже челобитную въ отставку и объ увольненіи от всѣхъ дѣлъ. И сіе извѣстіе меня нѣсколько потревожило и въ разсужденіи васъ, но не знаю, можетъ быть сіе еще и не правда, и не одни-ль еще тому догадки.

«Еще скажу вамъ о снахъ, что вы изволите писать; то и я, не будучи никогда суевѣромъ, дѣлаюсь отчасти имъ вѣрюющимъ. Повѣрите ли, судырь, что истинно частёхонько такіе грезятся сны, которые заставляютъ поневолѣ ихъ примѣчать, но что-жъ? вѣдь точно и сбываются! Можетъ быть, сокрывается тутъ какое-нибудь таинство натуры, либо происходитъ от разгоряченныхъ умовоображеній.....»

17 декабря, въ понедѣльникъ, по-утру.

«Вчерашній торжественный для меня день и кончился весельемъ. Я вамъ разскажу въ чемъ оно состояло. Не успѣлъ я вчера остановиться къ вамъ писать, какъ вдругъ подаютъ мнѣ листок , объявленіе театральное о севоднешнемъ спектаклѣ, что будетъ представлена большая комедія «Мѣщанинъ въ дворянствѣ», со многими весьма хорами и балетами, и что симъ представленіемъ закроются театры до самаго 7-го генваря. «Вотъ тебѣ на! воскликнулъ я! поэтому врядъ ли мнѣ удастся посмотрѣть еще здѣшнихъ театровъ, но я не пропущу сей разъ и поѣду въ театрѣ». Я подкрѣпилъ свое намѣреніе тѣмъ, что братъ Михайло Васильевичъ далъ мнѣ знать, что сія піэса достойна зрѣлища. Итакъ, я хотя и не думалъ совсѣмъ быть севодни въ театрѣ, а хотѣлъ побывать кой-у-кого знакомыхъ, но въ одну минуту вздумалъ и туда поскорѣй поѣхалъ, чтобъ застать лучшее мѣсто; хотя и раненько слишкомъ пріѣхалъ, но время ожиданія представленія провелъ ненапрасно, ибо въ сіе время познакомился какъ-то очень скоро съ двумя армейскими капитанами, которые были во всѣхъ нынѣшней кампаніи съ Шведами сраженіяхъ и довольно въ сіе время наудовольствовалъ свое о томъ любопытство. Впрочемъ, скажу вамъ, что много разъ благодарилъ себя, что поѣхалъ севодни въ театръ; піэса очень достойна зрѣнія. Съ одной стороны ужасная ея сатира, а съ другой-комичество заставляли всѣхъ зрителей смѣяться до надсаду, но какіе въ ней хоры и балеты и изображеніе всего великолѣпія свиты Турецкаго султана, то можно сказать, что въ семъ родѣ она есть наизящнѣйшая піэса. Глаза и уши великія чувствовали при томъ удовольствія. Но не одному себѣ снискалъ я удовольствіе, что видѣлъ сей спектакль. Я бралъ съ собою въ театръ Василия и Тимошку, и они совершенно очаровались видѣннымъ всѣмъ и слышаннымъ, а особливо балетами, которые и въ самомъ дѣлѣ совершенны въ своемъ родѣ.

«Погода у насъ продолжается очень ненастная; то-и-дѣло дождь, и не осталось нигдѣ ни малѣйшаго признака, что остановилась зима и было много снѣга. Вообразите себѣ, какая это чудная зима: Рождество Христово уже на дворѣ, а у насъ настоящая осень, такъ какъ бы въ сентябрѣ! Улицы всѣ здѣсь запружены грязью и жидкимъ киселемъ; хотя куда и хотѣлось бы съѣздить или сходить, поневолѣ иногда посидишь дома. Что-то у васъ тамъ? Не бѣжала ли также зима куда-нибудь въ гости, какъ здѣсь? распутица ужасная!

«Ѣду я сперва къ старику своему Артемью Никитичу, давно уже мнѣ хотѣлось у него побывать, но все не удавалось, либо за непогодою, либо по краткости времени, въ разсужденіи отдаленности его жилища. Погода севодни сдѣлалась также лучше и подмерзло немного; ни холодно, ни тепло. Старикъ принимаетъ меня по-прежнему опять очень ласково и не знаетъ какъ наговориться. Я просидѣлъ у него до 12 часа и множество было у насъ разговоровъ, сколько ничего незначущихъ, а болѣе касающихся до наукъ и до прочаго. Онъ мнѣ на сей разъ далъ у себя почитать одинъ скорописный переводъ, по важному содержанію котораго дать мнѣ на время домой никакъ не соглашался. Книга сія переходитъ секретно изъ рукъ въ руки, а названіе имѣетъ «Подарокъ китайскаго императора европейскимъ государямъ на новый 782 годѣ». Сочиненіе, въ самомъ дѣлѣ, чрезвычайно острое и умное, состоящее въ тонкой политической критикѣ и цѣненіи всѣхъ нынѣ царствующихъ въ Европѣ государей, каждому особо, и многія изъ нихъ расписаны тутъ въ прахъ.

«Давно уже хотѣлось мнѣ побывать въ нѣкоторыхъ изъ здѣшнихъ киркахъ, но все какъ-то не удавалось. Вчерась же поутру, имѣя опять братнину карету свободною, поѣхалъ къ обѣдни въ католицкую церковь, и не раскаялся, что сіе сдѣлалъ. Я пріѣхалъ туда въ самую пору и, къ моему счастію, служеніе отправлялось во всей формѣ, слѣдовательно, я и имѣлъ случай насмотрѣться довольно и видѣть весь обрядъ служенія католицкаго. Лютеранское я видѣлъ много разъ, какъ вы сами изволите знать, въ Москвѣ; но зрѣлище сего было для меня совсѣмъ ново и любопытно. Ихъ образъ богослуженія-сколько съ одной стороны страненъ и смѣшонъ для невидавшихъ никогда его глазъ, столько съ другой стороны имѣетъ въ себѣ много почтеннаго и впечатлѣвающаго въ человѣческихъ мысляхъ. А особливо трогательное играніе на органахъ, соединенное съ пѣніемъ, столь проникаетъ въ глубину сердца, что мнѣ кажется, что сіе установленіе весьма полезно и удобно для возженія пламеннаго къ Богу усердія въ истинномъхристіанинѣ. Также можно приписать похвалу и самимъ католикамъ, что они съ великимъ благоговѣніемъ слушаютъ отправленіе своей службы, и усердіе многихъ изъ нихъ простирается до высочайшей степени, и начертано у всѣхъ на лицахъ. Впрочемъ, скажу вамъ, что прекрасивая архитектура наружности и великолѣпное украшеніе внутренности здѣшней католицкой церкви-достойно великаго замѣчанія. Еще вамъ скажу, что во время обѣдни видѣлъ я тутъ нашего прежняго капельмейстера поляка Роженбергскаго и не могу вамъ точно сказать, он ли это, или нѣтъ, потому что видѣлъ его издали; однако кажется, что я не ошибся своими глазами и видѣлъ его храмова и въ зеленомъ кунтушѣ. Странно, какъ онъ сюда зашелъ, ежели это онъ.

Письмо 263.

«Въ разсужденіи вчерашней погоды еще вамъ скажу, что это? на одномъ дню сколько было перемѣнъ оной; по-утру морозъ, мятель и ужасный вѣтръ съ моря, о которомъ опасались даже, что ежели продолжится, то чтобы не было наводненія. Всѣ каналы полны были водою почти съ берегами наровнѣ, и ежели бы не оные, то вода въ Невѣ вѣрно бы вышла изъ береговъ; къ вечеру же утихло, былъ морозъ, но вдругъ сдѣлалось тепло, пошелъ проливной дождь и продолжался во всю ночь. Опять снѣжку- какъ не бывало, и малѣйшаго знаку не осталось; севодни же, слава Богу, морозъ, подмерзло, только все обледѣнѣло. Боже мой! когда это зима станетъ? Матеріею для разговоровъ здѣсь служитъ то, что привезенныя со всѣхъ сторонъ въ городъ мяса всѣ испортились и протухли от оттепелей. Государыня весьма гнѣвалась на губернатора и обер-полицеймейстера, что допустили таковое продавать въ городѣ и для сего третьяго дни зарывали даже въ землю великое множество мяса. Отѣ сего оное очень вздорожало, претерпѣли много продавцы и терпятъ также и всѣ здѣшніе жители, ибо доходитъ говядина до 5 рублей пудъ! Какая неслыханная дороговизна, чтобъ не дошло еще дороже.

«Я былъ севодни у обѣдни и ходилъ нарочно къ Спасу на Сѣнную, чтобъ притомъ посмотрѣть, что есть тамъ примѣчанія достойнаго, о чемъ я довольно наслышался. И въ самомъ дѣлѣ, отслушавъ обѣдню, упросилъ я, чтобъ отперли для меня большую, настоящую церковь, гдѣ есть что посмотрѣть, въ разсужденіи богатства и убранства иконостаса, а особливо болѣе всего замѣчанія достойно, славящійся тягостію своею литой изъ серебра престолъ въ алтарѣ; все сіе -построеніе покойника богача Собакина.

Письмо 264.

«Другою нетерпѣливостію мучимся мы узнать скорѣй, кто будетъ у насъ директоромъ. Свѣчинъ съ часа-на-часъ ждетъ указа о себѣ; уже есть здѣсь копія съ опредѣленія сенатскаго. Онъ съякшался съ губернаторомъ и, ничего еще не видя, по дурному и негодному своему характеру, несетъ, сказываютъ, горы на всѣхъ и Богъ знаетъ что; а другіе ждутъ возвращенія курьера, поскакавшаго от намѣстника просить, чтобъ того не дѣлали, а кого-нибудь инаго произвели, и либо Юницкаго, либо Грахольскаго, либо Веницеева. Итакъ, неизвѣстно еще кто будетъ, и не будет- ли чего съ завтрашнею или севоднишнею почтою.

«Я вчерашній день проводилъ здѣсь въ Тулѣ по сущимъ пустякамъ, и возможно ли, дни четыре живи единственно для того, что Веницеевъ всякій день ѣздитъ съ свѣтомъ вдругъ гайкать съ собаками на поле и не заглянетъ въ казенную полату, а вицъ-губернатору съ нимъ видѣться надобно и спросить объ одномъ дѣлѣ. Не досада ли сущая? Но мнѣ не таково досадно, потому что мнѣ здѣсь не скучно, и я то-и-дѣло, что кой-куда ѣжжу. Вчера былъ у отца Іеронима въ монастырѣ и имѣлъ случай видѣть рѣдкую церемонію и воздаваемую ему, какъ игумену, почесть. Видѣлся съ нимъ, говорилъ и онъ обѣщалъ — было пріѣхать на вечеръ ко мнѣ, однако, не бывалъ, хоть мы его весь вечеръ прождали. Загулялся у Ливенцовыхъ. Мать твоя также все ѣздила по гостямъ, была у Петра Алексѣевича Кирѣева и у Верещагиныхъ, а днемъ все зябла въ рядахъ и покупала покупки. Но вѣдала бы, не ѣздила. Другъ сердечный Михаилъ Матвѣевичъ упросилъ и вызвалъ ее самъ всё искупить, а тутъ далъ только сто рублей, хоть не покупай; а на это много ли чего купить можно? Что изволишь съ нимъ дѣлать? Чудак совершенный! хочетъ самъ искупить все въ Калугѣ!

«Ну, Павлушка, теперь поговоримъ о Московскомъ. Я, писавши къ тебѣ въ Тверь, хотя и приложилъ записку о томъ, чтб тебѣ въ Москвѣ исправить надобно; однако, поговорю и теперь. Пуще всего повидайся, Павлушка, съ Новиковымъ и домогайся какъ-можно получить от него денегъ, сколько бы то ни было. Несдѣланному мною счету долженъ онъ мнѣ теперь 634 рубля. Теперь не знаю, еще не получил ли съ него что-нибудь Петръ Гарасимовичъ, съ которымъ я къ нему писалъ, а хотя-бъ и получилъ, но все- проси еще, всѣхъ вѣрно не отдастъ, такъ хотя-бъ сколько-нибудь от него вытеблить. О переведенной книгѣ моей «Кларушкѣ» также добейся и возьми ее назадъ, если не начали печатать, и прямо скажи, что когда и съ «Магазиномѣ» не раздѣлывается, — такъ что уже надѣяться о сей книгѣ, чтобъ получить за нее что-нибудь! Въ межевой теперь бы весьма нужно выправиться: что наше спорное съ Пашковымъ дѣло, не рѣшено-ли? Ежели-бъ ты удосужился, то лучше бы тебѣ самому побывать и поговорить съ секретаремъ по той части или съ секретаремъ Герасимомъ Ѳедоровичемъ Селижаровымъ. Онъ меня знаетъ, и человѣкъ мнѣ очень знакомый; ему извѣстны всѣ дѣла и онъ скорѣй узнаетъ и тебѣ объ обстоятельствахъ разсказать можетъ.

13 генваря, въ воскресенье, по-утру,

«Возможно-ли? и вчерашній день проваландался я здѣсь совсѣмъ по-пустому, какъ ни старался добиться толку, но никакъ не могъ. За мною нѣтъ ни малѣйшаго дѣла, а держутъ, сами истинно не знаютъ за чѣмъ. За тѣмъ только и дѣло стало, чтобъ принять от меня ордера для свидѣтельства, но не принимаютъ, и все еще резолюція не вышла о пріемѣ оныхъ. Нарочно медлятъ, чтобъ выиграть болѣе времени въ пользу Николая Сергѣевича, а я живи да поживай безъ всякаго дѣла и, что всего хуже, живи въ совершенной неизвѣстности, когда отпустятъ.

Вътотъ же день ввечеру.

«Ахъ, Павлушка! какой для меня былъ севоднешній день счастливый и веселый, и какимъ удовольствіемъ преисполненъ! Какими сладкими удовольствіями и ощущеніями объята была душа моя, и какая радость! Я узналъ въ оной, и узналъ нечаянно и противъ всякаго ожиданія, рѣшеніе судьбы твоей; узналъ, что милый и любезный мой, Павлушка, и «паннской» и «мамастой» уже не сержантъ, а господинъ капитанъ!

«Наконецъ все свершилось!... да буди Богу многое благодареніе!... желаніи наши исполнились! порадуйтесь, батюшка!

Я выпущенъ от арміи капитаномъ къ штатскимъ дѣламъ. Будучи увѣренъ въ вашей ко мнѣ милости и любви, я надѣюсь также, что сіе извѣстіе васъ порадуетъ. Я поздравляю васъ съ новымъ молодымъ капитаномъ и желаю всею душою, чтобъ онъ, вступивъ въ новый сей чинъ, продолжалъ бы нести ваши къ себѣ милости и старался бы заслугами своими быть оныхъ достойнымъ.

«Впрочемъ, еще вамъ скажу, что зимы нашей опять какъ не бывало: севодни весь день шелъ препроливной дождь и теперь еще продолжается, и все до крошечки опять согнало. Лужи превеликія стоятъ на улицахъ. Когда это бывало? Уже генварь!.....

«Надобно еще разсказать вамъ, батюшка, о свиданіи нашемъ съ Артеміемъ Никитичемъ. Онъ принялъ меня ласково, такъ какъ молодаго капитана, съ нѣкоторыми притомъ шутками. Я показалъ ему нынѣ вашу записочку о фабрикантѣ. Онъ не далъ мнѣ ее читать, а взялся самъ, и отношеніями вашими былъ очень доволенъ. Онъ нынѣ вспомнилъ, что слыхалъ много объ васъ со стороны экономическихъ сочиненій, и что вы, будучи въ Кіясовкѣ, дѣлали какіе-то опыты съ ямами для навоза и проч. Всякій разъ, какъ я ни бываю у сего старика, то даетъ онъ мнѣ читать что-нибудь замѣчаніе достойное. Нынѣ онъ читалъ мнѣ нѣкоторыя піэсы своего сочиненія, которыя не могутъ быть объявлены, и мы проговорили съ нимъ весь вечеръ и о многихъ матеріяхъ; онъ далъ мнѣ также нѣкоторыя бумажки для списанія, жаль, что краткость времени и оныхъ величина не позволятъ сего сдѣлать.

«Раздѣлавшись благодареніями съ вышеупомянутыми лицами, надлежало мнѣ еще исполнить приказъ г-жи Травиной и побывать у оберъ-коменданта Чернышева. Я исполнилъ сіе севодни и, отправившись изъ полку, поѣхалъ на Петербургскую сторону въ крѣпость. Старикъ генералъ очень предобрый, принялъ меня очень ласково, и пріятно ему весьма было то, что я пріѣхалъ его благодарить. Отправившись от него, долго я пробылъ еще въ крѣпости. Вы легко угадаете, что я сіе время не только не понапрасну проводилъ, но имѣлъ еще множество удовольствій, разсматривая многіе невиданные мною предметы. Отѣ генерала пошелъ я въ Петропавловскій соборъ и тутъ имѣлъ великую пищу для своего любопытства, разсматривая, во- первыхъ, сіе зданіе, потомъ гробницы государскія; нѣкоторыя работы рукъ Петра Великаго и великое множество трофеевъ, завоеванныхъ какъ у Турок , такъ и у Шведовъ въ нынѣшнюю войну и есть довольно чего посмотрѣть съ любопытствомъ, а потомъ исполнилъ свой обѣтъ и отслужилъ тутъ молебенъ. Не однихъ только людей и помогшихъ въ моемъ дѣлѣ милостивцевъ, но надлежало возблагодарить и того, который болѣе всѣхъ имѣлъ участіе въ благополучномъ окончаніи моего дѣла. Итакъ, принесъ я тутъ благодареніе Всевышнему, котораго великимъ милостямъ и святому покровительству я обязанъ всѣмъ тѣмъ, что ни имѣю..... Но скажу вамъ, батюшка, что я не думалъ и никогда себѣ не воображалъ, чтобъ удалось мнѣ слушать обѣдню и служить молебенъ, гдѣ-жъ? Въ Петропавловскомъ соборѣ. Исполнивъ сіе, пошелъ я далѣе ходить еще по крѣпости и съ великимъ любопытствомъ ходилъ по стѣнамъ и по валамъ оной и видѣлъ тутъ много для себя новаго и невиданнаго по сей части. Спасибо, что ходить мнѣ и осматривать все было очень способно, и такъ какъ нарочно бывшіе въ сіи дни ненастье и дожди миновались; ночью немного подмерзло, а теперь была ясная погода, которая болѣе походила на сентябрь, нежели на генварь.

«Идучи мимо, зашолъ къ Малиновскому. Образъ жизни сего, впрочемъ, очень разумнаго, человѣка весьма страненъ. Но, не касаясь сего, скажу, что я ласками его очень доволенъ. Мы проговорили съ нимъ о многихъ вещахъ также много и до васъ касающагося, и я просидѣлъ у него нарочитую часть вечера.

«Имѣвъ же давно желаніе побывать на Шпалерной Мануфактурѣ, не могъ избрать времени или, лучше сказать, добиться, чтобъ туда меня свозили (ибо безъ предводителя въ томъ случаѣ мало можно увидѣть). Я услышалъ наконецъ, что туда можно и безъ позволенія ѣхать смотрѣть въ первую субботу каждаго мѣсяца. Вчера была таковая, и я непремѣнно уже положилъ туда съѣздить. Итакъ, поѣхавъ одинъ, съискалъ тамъ такого человѣка, который бы могъ мнѣ все показать и растолковать, а нѣсколько обѣщанныхъ за трудъ денегъ и могли мнѣ доставить все желаемое. Скажу вамъ, что я имѣлъ при семъ великое удовольствіе, разсматривая какъ производство тканья картинныхъ обоевъ, такъ и дивяся чудному искусству работы сей. И въ самомъ дѣлѣ, есть на чемъ повострить свое любопытство и есть прямо чего посмотрѣть, а особливо невидавшему никогда сей искусной работы. Истинно засмотришься, и я вамъ скажу, батюшка, что я не воображалъ себѣ никогда, чтобъ можно было выткать гарусами столь живо и столь похоже на самую лучшую живописную картину. Тутъ есть также изрядное собраніе весьма хорошей работы живописныхъ картинъ и собраніе портретовъ древнихъ государей и князей россійскихъ. Словомъ сказать, что я весьма доволенъ былъ, что удалось мнѣ посмотрѣть сію славящуюся Шпалерную фабрику и получилъ доброе понятіе и свѣдѣніе о всѣхъ работахъ и производствахъ оной. Теперь болѣе всего желательно мнѣ, чтобъ удалось побывать въ Кунтскаморѣ и въ Академіи Художествъ. Думаю, что сей случай снищетъ мнѣ докторъ Амбодикъ, только жаль, что не удастся съ нимъ никогда видѣться. Вчера я намѣренъ былъ побывать у самого его и отвезть къ нему въ подарокъ ящичекъ песковъ; но за тѣмъ дѣло стало, что мы, не справившись порядочно, не могли отъискать, гдѣ онъ живетъ, но какъ бы то ни было, но я постараюсь сіе исполнить.

Болѣе сего не произошло вчера ничего особливаго. У брата Михаила Васильевича были кой-кто гости, а ввечеру, изволите- ли знать, гдѣ мы были? Въ Очаковѣ. Но вы, батюшка, думаю, увѣрены, что мы были не въ томъ Очаковѣ, который стоитъ на берегу Днѣпра и Чорнаго моря! нѣтъ, судырь! покорно благодарствую! Ежели туда съѣздить, озябнешь, а особливо въ такіе морозы, какъ нынѣ, все капитъ съ неба на голову, да къ тому же, туда слишкомъ далеко, а мы были гораздо поближе. Здѣсь есть одинъ домикъ, носящій на себѣ имя сего новозавоеваннаго города. Одинъ изъ подданныхъ князя Потемкина есть установитель и содержатель сего трактира и установленъ онъ въ честь, завоевавшему настоящій сей городъ. Только да будетъ вамъ, батюшка, извѣстно и то, что сей трактиръ не совсѣмъ напрасно носитъ сіе имя. Всѣ убранства и украшенія въ ономъ сдѣланы по большей части въ турецкомъ вкусѣ, какъ-то диваны софы и проч., также и всѣ служители въ ономъ наряжены въ турецкихъ платьяхъ и чалмахъ, что съ одной стороны очень смѣшно и нескладно. Причина же ѣзды туда была та, что Михайлу Васильевичу, собравшись съ своими знакомцами, надлежало попотчивать пріятеля, а я согласился поѣхать туда за тѣмъ только, чтобъ посмотрѣть, что такое за звѣрь славящійся здѣсь столько господинъ трактиръ «Очаковѣ», только я весьма не куріозенъ былъ оставаться долго въ такой компаніи, въ увеселеніяхъ которой я никакъ не могъ сдѣлать соучастія и сотоварищества. Я всклепалъ на себя головную боль и уѣхалъ домой, а господа наши прогуляли тамъ большую половину ночи и очень- очень поздно по домамъ разъѣхались.....

«Теперь скажу вамъ еще. Имѣя непремѣнное намѣреніе и желаніе побывать въ Кунсткаморѣ и въ Академіи Художествъ, вознамѣрился я севодни отъискать доктора Амбодика, напомнить его обѣщаніе и попросить о томъ. Итакъ, изъ герольдіи ѣду я искать его квартеры, запасшись напередъ еще однимъ ящичкомъ песковъ. Отыскавъ, гдѣ живетъ сей г. профессоръ, нахожу и самого его дома. Онъ принимаетъ меня очень ласково, а особливо пріятно ему было очень привезеніе ящичка песковъ. Относясь, что не знаетъ чѣмъ за то мнѣ заслужить, обѣщалъ послать со мною въ подарокъ къ вамъ нѣкоторыя книги своего сочиненія. Я напомнилъ ему при семъ о желаніи моемъ побывать въ Кунсткаморѣ и Академіи, и онъ съ охотою обѣщалъ мнѣ сіе доставить, а особливо въ первое изъ сихъ мѣстъ онъ имѣетъ вѣрнѣйшій случай. Для сего онъ велѣлъ мнѣ дня черезъ два либо справиться, либо самому пріѣхать и узнать, въ который день я могу сіе видѣть. Господинъ Амбодикъ напомнилъ мнѣ опять, при семъ случаѣ, для чего я не представляю песковъ въ Вольное Экономическое общество, что это не только не мѣшаетъ, но и принесетъ много похвалы и чести. А когда я ему разсказалъ все, что вы уже изволили прислать и письмо въ Общество, то одобреніемъ всего того возродилъ во мнѣ опять уничтоженное — было совсѣмъ вчерась о томъ мое намѣреніе. Въ будущую субботу будетъ первое собраніе Общества, и докторъ совѣтуетъ во время онаго приттить прямо въ собраніе и хотя чрезъ Андрея Андреевича Нартова поднести Обществу пески съ письмомъ, что будетъ для нихъ пріятно, да и намъ сдѣлаетъ честь. Въ разсужденіи того, что я не могъ прежде побывать у Нартова, то и Амбодикъ говоритъ, что можно въ томъ чѣмъ — нибудь извиниться.

САДЪ ВЪ БОГОРОДИЦКѣ. Письмо 265.

Любезный пріятель! Ввечеру, въ среду (на Всеѣдной недѣли было то) какъ пришла московская почта въ Тулу и привезла ко мнѣ письмо от моего сына, сообщенное въ письмѣ пред слѣдующемъ. Человѣкъ мой дожидался уже на почтовомъ дворѣ пришествія почты и принесъ ко мнѣ оное на квартеру уже ночью. Легко можно заключить, что читалъ я оное съ отмѣннымъ любопытствомъ и съ чувствованіемъ превеликаго от того удовольствія. А какъ между тѣмъ и всѣ мои дѣла были кончены, и я уже уволенъ былъ изъ Тулы, то не сталъ я долѣе въ оной медлить; но на утріе до-свѣта еще въ обратный путь свой отправился и, поспѣшая привесть къ домашнимъ своимъ радостныя вѣсти, въ тотъ же еще день и за-свѣтло въ Богородицкъ возвратился.

Домашніе мои, не зная еще ничего о произведеніи моего сына, дожидались пріѣзда моего съ крайнею нетерпѣливостію, а дѣти такъ были обрадованы онымъ, что выбѣжали меня встрѣчать. А не успѣлъ я войтить къ своимъ въ комнаты и съ ними поздоровкаться, какъ первое ихъ слово было о моемъ сынѣ. «Что, батюшка, говорили они, нашъ Павелъ? не получили-ль вы от него писемъ и пожалован ли онъ?» — «Получилъ, получилъ, отвѣтствую я, и привезъ къ вамъ ихъ съ собою; нарочно затѣмъ лишніе сутки въ Тулѣ пробылѣ». — «Но что-жъ? радоваться ли намъ и благодарить ли Бога? — «Безсомнѣнно, говорю, пожалованъ, и я васъ поздравлю съ молодымъ офицерчикомъ и господиномъ капитаномѣ». — «Ну, слава, слава Богу!» воскликнули всѣ и старые и малые въ одинъ голосъ и всѣ начали другъ передъ другомъ меня поздравлять и изъявлять такія чувствованія радости, какія я описать и изобразить не въ состояніи. Въ одинъ мигъ разнеслась о томъ молва во всемъ домѣ, а чрезъ нѣсколько минутъ сдѣлалось извѣстно сіе и всѣмъ нашимъ лучшимъ пріятелямъ и знакомцамъ. Сіи не успѣли о томъ услышать, какъ тотчасъ прилетѣли къ намъ съ поздравленіями и для изъявленія соучастія, какое принимали они всѣ, по любви къ намъ и къ сыну нашему, въ нашей радости. Старикъ капельмейстеръ прибѣжалъ прежде всѣхъ къ намъ и не могъ довольно найтить словъ къ изъявленію того, сколь онъ тому радъ. Оба секретари мои также прибѣжали поздравлять меня, а въ слѣдъ за ними и начали пріѣзжать и гости. И сихъ набралось такъ много, что мы провели весь тогдашній вечеръ съ отмѣннымъ удовольствіемъ. Всѣмъ долженъ былъ я прочесть въ слухъ послѣднее письмо моего сына; всѣ, интересуясь узнать все, слушали оное съ отмѣннымъ любопытствомъ и вмѣстѣ съ нами сорадовались; а мы, въ благодарность за то, не преминули угостить ихъ у себя и ужиномъ.

Чрезъ день послѣ того обрадованы мы были и возвращеніемъ нашихъ дорожныхъ, ѣздившихъ въ Тверь и пріѣхавшихъ тогда изъ Москвы. Они съѣздили въ сей свой путь благополучно и раздѣляли тогда съ нами нашу радость и удовольствіе. Но никто такъ много въ томъ не бралъ соучастія, какъ дочь моя Настасья, любившая съ малолѣтства отмѣнно своего брата. И какъ обѣимъ дочерямъ моимъ весьма хотѣлось прочесть всѣ письмы моего сына, то, желая имъ доставить болѣе удовольствія, съ охотою взялся я самъ прочесть имъ всѣ ихъ но по- порядку, и онѣ не могли ими довольно навеселиться. И какъ, по прочтеніи оныхъ, всѣмъ намъ весьма желалось узнать и о послѣднихъ дняхъ пребыванія моего сына въ Петербургѣ и о томъ, когда онъ оттуда выѣхалъ, то и начали мы всѣ съ нетерпѣливостію дожидаться того почтоваго дня, въ который долженствовало приттить къ намъ письмо сіе, и сожалѣли, что приходилось намъ ожидать его еще болѣе недѣли. Но такъ случилось, что и сіе послѣднее его изъ Петербурга письмо получили мы прежде нежели мы думали и ожидали. Причиною тому было слѣдующее:

Едва только прошло нѣсколько дней и началась Пестрая недѣля, и мы всѣ не успѣли еще от путешествій своихъ отдохнуть и дома порядочно осмотрѣться, какъ является къ намъ нарочно присланный человѣкъ от братца моего Михаила Матвѣевича съ письмами, въ которыхъ онъ меня и жену мою также и дочь мою Елизавету съ ея мужемъ, Христом-и-Богомъ и наиубѣдительнѣйшимъ образомъ просилъ сдѣлать ему милость и одолженіе и пріѣхать къ нему въ деревню и помочь ему отдавать дочь свою въ замужество. Онъ увѣдомлялъ насъ, что онъ дочь свою, наконецъ, за Василья Назаровича Бѣгичева, кажужскаго дворянина, помолвилъ, и что условіе, чтобъ сватьбѣ быть у него въ домѣ и на Мясныя заговины. И поелику у него никого съ его стороны родныхъ нѣтъ, то и умолялъ насъ не оставить его при семъ важномъ случаѣ. Что было дѣлать? Просьбы были усиленныя и законныя. Но путь не ближній и ѣзда зимняя дурная и по дурнотѣ дорогъ безпокойная. Сверхъ того, зная характеръ своего братца, не могли мы при сей сватьбѣ ничего ожидать хорошаго, кромѣ однихъ безпорядковъ и стыда, ибо вѣдали, что, по невоздержности его, не утерпитъ онъ, чтобъ и при семъ случаѣ не наполнить головы своей виннымъ чадомъ; и знали, что нужно ему получить только булавку въ голову, какъ дѣлался онъ своенравенъ, упрямъ и несговорчивъ и ни въ чемъ съ нимъ сладить невозможно. И по всѣмъ симъ причинамъ ѣхать и намъ самимъ весьма- весьма не хотѣлось; а охотнѣе бы хотѣли избѣжать и от безпокойства и хлопотъ, а предоставить самому ему играть сватьбу сію, какъ онъ хочетъ и какъ умѣетъ. Что-жъ касается до зятя моего, то сему, возвратившемуся только изъ столь дальней дороги, и подавно вновь въ сей путь и на хлопоты и безпокойства пущаться никакъ не хотѣлось. Но, подумавъ-погадавъ и разсудивъ, что люди и чужихъ въ такихъ случаяхъ не оставляютъ, а намъ стыдно и грѣшно будетъ оставить въ этомъ нужномъ случаѣ столь близкаго родственника, хоть съ крайнимъ нехотѣніемъ, но рѣшились наконецъ сію просьбу его исполнить и въ сей путь отправиться. А уговорили кое-какъ къ тому же и моего зятя. И какъ время оставалось уже коротко, то въ среду, на Пестрой недѣли, собравшись въ путь сей, вмѣстѣ отправились. И какъ ѣхать намъ надлежало черезъ Тулу, а къ самому тому времени пришла въ нее и Петербургская почта; то, будучи въ ней, и получили мы помянутое послѣднее изъ Петербурга письмо от моего сына.

«Въ четвергъ, т. е. вчера былъ я, по данному обѣщанію, у профессора Амбодика. Онъ уже снискалъ мнѣ случай посмотрѣть Кунсткамору и адресовалъ для сего меня къ знакомцу своему и академику г. Зуеву..... Докторъ при семъ случаѣ совѣтовалъ мнѣ и преподавалъ способъ, чтобъ представить одинъ ящикъ песковъ въ Академію, что было очень не худо, и я на сіе легко согласился. Вчерась же обѣдали здѣсь опять нѣсколько гостей. Ввечеру же былъ я у Малиновскаго и Сонина, съ увѣдомленіемъ, что я скоро отъѣзжаю и чтобъ готовили писѣмы. Потомъ занялся сочиненіемъ описанія пескамъ, для случая представленія Академіи Наукъ, заимствуя оное изъ обѣихъ вашихъ нѣмецкаго и русскаго письма въ Экономическое Общество.

«Севодни же, исполняя воспріятое намѣреніе, ѣду я по-утру въ Академію Наукъ, нахожу такъ скоро академика и профессора г. Зуева. Онъ, будучи уже предваренъ обо мнѣ и о пескахъ нашихъ, обласкиваетъ меня очень, берется представить ящикъ полному собранію и ведетъ меня тотчасъ въ Кунсткамору, водитъ повсюду и все показываетъ. Ахъ, батюшка! могу прямо сказать, что есть чего посмотрѣть! какое это множество весьма рѣдкихъ и нигдѣ невиданныхъ вещей! да гдѣ-жъ, правду, и быть, какъ не въ такомъ знаменитомъ государственномъ кабинетѣ? Не время теперь пространно обо всемъ разсказывать, а только скажу, что весьма много надлежитъ употребить на то времени, чтобъ разсмотрѣть всѣ тутъ предметы, хотя не мелькомъ, ибо нѣтъ способа вспомнить и вообразить себѣ всѣ по порядку видѣнныя тамъ вещи; столь велика ихъ многоразличность и множество! Въ разсужденіи-жъ нашихъ песковъ, то съ ними произошло при семъ случаѣ совсѣмъ не такъ, какъ я располагалъ и думалъ. Они хотя и поставятся съ великою честію въ Кунсткаморѣ, но намъ от того мало прибыли. Мнѣ хотѣлось, чтобъ самому мнѣ представить въ собраніе, но сіе не удалось, а по какимъ причинамъ, то разскажу уже увидѣвшись. Такъ уже и быть; видно нѣтъ судьбы счастливой для сихъ песковъ. По крайней мѣрѣ, я доволенъ и тѣмъ, что я чрезъ то имѣлъ удовольствіе видѣть все замѣчанія достойное въ Кунсткаморѣ и познакомился съ г. Зуевымъ.

«По-утру ѣздилъ я еще къ г. академику Зуеву, и нарочно отъискалъ его квартеру. Истинная причина сей моей ѣзды была та, чтобъ узнать еще что- нибудь о участи песковъ и, благодаря еще разъ за показаніе Кунсткаморы, спросить случая видѣть Академію Художествъ. Я поѣздкою сею былъ доволенъ, ибо сказано мнѣ было тутъ чрезъ него благодарность от всего академическаго собранія; что поставленъ ящикъ подъ моимъ имянемъ въ Кунсткаморѣ.

«Послѣ обѣда же, по положенному намѣренію былъ въ Вольномъ Экономическомъ Обществѣ. Я адресовался къ Нартову и чрезъ него представлены Обществу ваше письмо съ ящикомъ. Андрей Андреевичъ очень пенялъ, для чего вы его забыли и не пишите ни къ нему, ни въ Общество; далѣе-жъ велѣлъ мнѣ быть у себя въ понедѣльникъ поутру для полученія отвѣта къ вамъ и резолюціи на пески.

«Много бы надобно разсказывать, но сокращу и скажу вамъ слѣдующее. Былъ я севодни въ послѣднія у своего г. доктора Амбодика и съ нимъ распрощался и пр. Онъ посылаетъ со мною къ вамъ нѣсколько книгъ своего сочиненія въ подарокъ и мнѣ въ благодарность за пески. Изъ однихъ ихъ изволите увидѣть, какого почтенія достоинъ сей мужъ по своему великому знанію и учености. Книги же отчасти медицинскія, отчасти физическія.

«Теперь стану я разсказывать вамъ нѣчто такое, что, напередъ знаю, вамъ будетъ пріятно. Вы вѣрно угадаете, что это касается до третьеводнишняго моего дѣла съ Вольнымъ Экономическимъ Обществомъ. Такъ точно. Я слышалъ давича сперва от Амбодика, а потомъ, лично от самого г. Нартова, сколь довольно и благодарно вамъ Общество за доставленіе къ нему песковъ при письмѣ. Я у Нартова былъ, и онъ продержалъ у себя часа два разговорами. Что это за премилый человѣкъ и преласковый генералъ! О томъ, какъ онъ объ васъ относился похвально и дружески, какъ желаетъ возобновленія вашей переписки, какъ съ нимъ, такъ и съ Обществомъ и проч.-надобно уже предоставить личному разсказыванію, а теперь, по краткости времени, я вамъ, батюшка, скажу только, что послано со мною къ вамъ благодарительное письмо и кой-какія от Общества просьбы, а съ генераломъ разстался я, пріобрѣтя его къ себѣ любовь и благосклонность. Словомъ, скажу, что воженіе мною сюда песковъ нашихъ не только не пропало по-пустому, но и послужитъ еще къ великому ихъ прославленію и къ вашей чести.

Сіе письмо было послѣднее изъ Петербурга, но не послѣднее еще въ тогдашней нашей перепискѣ: сынъ мой писалъ ко мнѣ еще изъ Твери. Но прежде нежели я оное сообщу, надобно мнѣ возвратиться къ своему путешествію и разсказать, что съ нами во время онаго происходило.

Мы, получивъ помянутое и сообщенное выше сего письмо въ Тулѣ и отправивъ со случившимися ѣздоками оное къ оставшимъ роднымъ нашимъ въ Богородицкъ и повидавшись кой-с-кѣмъ въ Тулѣ, не стали долго въ ней медлить, но въ тотъ же день отправились далѣе и, переночевавъ въ Ѳедешовѣ, на другой день пріѣхали въ свое Дворениново, гдѣ, къ согрѣтію насъ, уже готовы были на моемъ дворѣ вытопленныя маленькія хоромцы, гдѣ мы и расположились.

Не успѣли мы пріѣхать, какъ прибѣжалъ къ намъ мой братецъ съ благодареніями и просьбами, чтобъ мы вступились въ его сиротство и совѣтами своими и дѣломъ помогли начать и произвесть затѣянное имъ дѣло. Мы и согласились на то, но не инако, какъ съ условіемъ, чтобъ онъ во все сіе время былъ поблагоразумнѣе и повоздержнѣе от своей глупой привычки, и я, безъ дальнихъ обиняковъ, ему сказалъ, что ежели увижу его пьянымъ, то, бросивъ все, уѣду прочь и оставлю его одного стыдиться и дурачиться. Онъ и обѣщалъ мнѣ то свято. И въ послѣдніе дни передъ сватьбою и повоздержал-таки себя сколько-нибудь. Но во время сватьбы не могъ никакъ утерпѣть, чтобъ ни подгулять и ни поколобродить и тѣмъ ни причинить намъ передъ гостями и стыда, и досады. Что касается до самой сватьбы, то была она, какъ водится, и по состоянію его довольно изрядная. Гостей было-таки довольно, и мы постарались уже кое-какъ ихъ угощать и всячески прикрывать грѣхи хозяина, котораго принужденъ я былъ наконецъ почти насильно запереть въ особую комнату и на-силу укладъ спать и дать намъ волю гостей угащивать, но спасибо было сіе уже послѣ обѣда на княжой пиръ, и когда всѣ сколько-нибудь были уже намъ познакомѣе.

Какъ сіе было уже въ началѣ мясляницы, то, кончивъ все, не стали мы долѣе медлить въ деревнѣ, но спѣшили возвратиться во свояси, и тѣмъ паче, что мы около сего времени дожидались уже и возвращенія сына моего. Но какъ мы ни спѣшили, но не прежде могли пріѣхать въ Тулу, какъ въ среду къ ночи, гдѣ, переночевавъ у Пастухова, мы тогда пристали и имѣли удовольствіе получить съ почты и послѣднее письмо от моего сына.

Но какъ сіе мое писаніе достигло до своихъ предѣловъ, то, предоставивъ сообщеніе онаго письму будущему, теперешнее окончу, сказавъ, что я есмь вашъ и прочее.

(Марта 2 дня 1811 года).

Письмо 266.

Любезный пріятель! Помянутаго письма мы ожидали и нѣтъ, и хотя намъ для полученія онаго надлежало промѣшкать все утро въ Тулѣ, однако, рѣшились мы на сіе, имѣя къ стати и нѣкоторыя нужды къ исправленію въ городѣ. Посыланной нашъ, котораго мы съ свѣтомъ вдругъ на почтовый дворъ отправили, принесъ къ намъ нижеслѣдующее послѣднее письмо, отправленное къ намъ сыномъ уже изъ Твери:

Симъ кончилась тогда совершенно наша достопамятная тогдашняя съ сыномъ переписка, которая обоимъ доставила намъ столько удовольствія, что мы, испытавъ оное, побудились тѣмъ и въ послѣдствіи времени, при случаяхъ всѣхъ другъ от друга отсутствій и разлукахъ, имѣть таковую-жъ взаимную переписку, каковою и понынѣ, живучи съ сыномъ моимъ на большую часть въ разлукѣ, продолжаемъ и пользуемся оба съ нимъ еженедѣльно, и которая при старости моей доставляетъ мнѣ неудобь изъяснимое удовольствіе и утѣху. Но я обращусь къ продолженію моего повѣствованія.

Легко можно заключить, что и выше помѣщенное послѣднее письмо доставило намъ всѣмъ великое удовольствіе. И какъ, по счисленію времени, надлежало уже въ скорости ожидать пріѣзда моего сына, то нетерпѣливое желаніе наше его увидѣть увеличилось еще больше. Но не успѣли мы нѣсколько минутъ проводить въ томъ и въ разговорахъ объ немъ, какъ входитъ одинъ изъ нашихъ слугъ, ходившій въ городъ, въ нашу комнату и поражаетъ всѣхъ насъ неописаннымъ удовольствіемъ, принеся извѣстіе, что милый нашъ Павелъ Андреевичъ находится уже въ Тулѣ, и сказывая намъ, что онъ видѣлъ уже его Тимошку и услышалъ от него, что они недавно пріѣхали и, не знаючи, что мы здѣсь, проѣхали и остановились у Сухотина, и что Тимошка безъ памяти побѣжалъ сказывать объ насъ нашему Павлу. Боже мой! какъ вспрыгались мы тогда всѣ от радости и удовольствія! и въ какомъ неизобразимомъ нетерпѣніи провели все то немногое время, покуда онъ къ намъ не прилетѣлъ съ квартеры своей на выпрошенныхъ у хозяина своего маленькихъ санкахъ! Каждая секунда казалась намъ минутою, а каждая минута цѣлымъ часомъ! Но, спасибо, онъ не допустилъ насъ долго мучиться возжделѣніемъ скорѣе его увидѣть: но не успѣлъ объ насъ услышать, какъ, будучи, по счастію, совсѣмъ уже одѣтъ, намѣреваясь ѣхать къ г. Давыдову, бросилъ все и полетѣлъ къ намъ, ни минуты не медля. Не могу никакъ изобразить того состоянія душевнаго, въ какомъ мы находились, увидѣвъ въѣхавшаго его въ вороты и ѣдущаго по длинному двору хозяйскому. Всѣ мы повскакали съ мѣстъ своихъ и, воскликнувъ: «Ѣдетъ,'ѣдетъ!», выбѣжали въ галерейку предъ крыльцомъ встрѣчать и обнимать нашего милаго путешественника и поздравлять его съ новымъ чиномъ. Слезы радости и удовольствія текли съ обѣихъ сторонъ въ изобиліи, и многія минуты сряду не въ состояніи мы были выговорить ни одного порядочнаго слова: Словомъ, минуты сіи были для насъ восхитительны, и состояніе и чувствованія наши неудобь изобразимы. Мы не могли на него, а онъ на нас-насмотрѣться, и повторяли только взаимно обниманія и сладкіе поцѣлуи, и что мы въ сіи первыя минуты между собою говорили, того, я думаю, и лучшіе англинскіе парламентскіе скорописцы переписать были-бъ никакъ не въ состояніи.

Со всѣмъ тѣмъ, сколь свиданіе сіе ни было намъ всѣмъ радостно и пріятно и сколь первыя минуты для насъ крайне утѣшны, но мы не позабыли, что находились тогда въ дорогѣ и что и намъ размышлять надлежало о своемъ отъѣздѣ изъ Тулы, а ему-о исправленіи своихъ дѣлъ въ оной и развезеніи присланныхъ съ нимъ изъ Петербурга писемъ, а особливо о принесеніи личной своей благодарности господину Давыдову, какъ первому виновнику всего добраго успѣха въ его петербургскомъ дѣлѣ. Итакъ, побывъ нѣсколько минутъ вмѣстѣ, не стали мы его, а онъ насъ удерживать, но говорилъ, чтобъ мы съ Богомъ продолжали свой путь, а онъ, оставшись въ Тулѣ и побывавъ у всѣхъ, у кого было надобно, не умедлитъ въ слѣдъ за нами въ Богородицкъ поспѣшить и не потеряетъ безъ нужды ни одной минуты.

И въ самомъ дѣлѣ: не успѣли мы возвратиться въ Богородицкъ, какъ на другой же день пріѣхалъ и онъ въ слѣдъ за нами. И тутъ-то встрѣтили мы его уже всѣмъ своимъ семействомъ вообще и какъ водится. Легко можно заключить, что и тутъ не обошлось дѣло безъ многихъ слезъ радости и удовольствія и безъ многихъ объятій и лобызаній. Матушка, теща моя и всѣ три меньшія сестры, невидавшія еще его, старались наперерывъ другъ передъ другомъ его привѣтствовать и поздравлять, а ко всѣмъ намъ присовокупились многіе и изъ друзей и знакомыхъ нашихъ, пріѣхавшихъ тотчасъ къ намъ, какъ скоро услышали, что онъ возвратился, и всѣ его ласкали, привѣтствовали и поздравляли, и день сей былъ для насъ прямо веселый и достопамятный. Оба наши капельмейстеры прибѣжали также тотчасъ и притащили потомъ и свою музыку для увеселенія новопріѣзжаго, и она тотчасъ у насъ загремѣла и проиграла весь вечеръ. Сынъ мой привезъ съ собою множество новыхъ нотъ, и для нихъ онѣ были всего дороже.

Всѣмъ симъ неудовольствуясь, созвали мы на другой день послѣ сего всѣхъ своихъ городскихъ знакомыхъ, друзей и пріятелей и сдѣлали для новопріѣзжаго и для всѣхъ ихъ у себя обѣдъ и добрую пирушку и провели и сей другой день очень весело. А какъ случилось все сіе въ послѣдніе дни нашей масляницы, то и во всѣ оные происходили у насъ безпрерывныя празднества и торжества, ибо мы должны были также разъѣзжать и по другимъ, приглашавшимъ насъ къ себѣ, нашимъ пріятелямъ. Словомъ, никогда не было у насъ столь веселой и пріятной масляницы или послѣднихъ дней ея, какъ въ сей разъ, и мы и не видали, какъ пролетѣли оные.

Итакъ, не прежде, какъ по наступленіи уже великаго поста, начавшагося въ сей годъ очень рано и уже 3 февраля, собрались мы сколько-нибудь съ мыслями и духомъ, и могли уже сына моего порядочно обо всемъ его петербургскомъ пребываніи и о всѣхъ происшествіяхъ и прочемъ распрашивать, и сколько было тогда опросовъ и распросовъ и на сколь безчисленные вопросы долженъ онъ былъ мнѣ отвѣчать. Словомъ, разсказыванія его обо всемъ, что онъ тамъ видѣлъ и слышалъ, было столь много, что если-бъ все то переписывать, то составилось бы изъ того цѣлая и претолстая книга, ибо онъ, прямо можно сказать, время свое проводилъ тамъ не по-пустому, и что видѣлъ, такъ видѣлъ не такъ, какъ видаютъ другіе его братья, но съ такимъ примѣчательнымъ окомъ, что я не могъ довольно за то его расхвалить и былъ тѣмъ весьма доволенъ.

Разговорами сими занимались мы наиболѣе въ тѣ праздные часы, которые оставались намъ от богомолія при отправленіи тогда въ домѣ у насъ службы, по случаю, что мы въ сію первую недѣлю поста всѣмъ домомъ говѣли и въ субботу, по обыкновенію, и исповѣдовались и пріобщались Святыхъ Таинъ. Легко можно заключить, что я не упустилъ, въ теченіе сей недѣли, пересмотрѣлъ и всѣ книги и прочее, привезенное сыномъ моимъ изъ Петербурга, а онъ пересматривалъ все то, что мною въ отсутствіе его было писано. И какъ описаніе жизни моей ему полюбилось, то восхотѣлъ онъ украсить ее нѣсколькими картинками и при началѣ первой части срисовалъ самого меня, точно въ такомъ платьѣ и положеніи, въ какомъ я, сидючи за столомъ своемъ въ кабинетѣ надъ сочиненіемъ и писаніемъ сей книги трудился, — дабы и сему остался памятник ⁷⁾.

Изъ всѣхъ привезенныхъ имъ съ собою ко мнѣ от разныхъ особъ писемъ, ни которое не было для меня такъ интересно и важно, какъ присланное ко мнѣ съ нимъ изъ нашего Экономическаго Общества и врученное имъ господиномъ Нартовымъ. И какъ оно было отвѣтное на мое, въ Общество пересланное и представленное сыномъ моимъ вмѣстѣ съ ящичкомъ съ нашими песками, и послужило основаніемъ всей возобновленной мною съ сего времени съ нимъ переписки, которую я лѣтъ за 12 до сего совсѣм- было прервалъ, то не за излишнее я почелъ упомянуть здѣсь о тѣхъ причинахъ, которыя меня, какъ къ тому, такъ и къ возобновленію оной побудили.

Первою причиною къ прерванію сей переписки моей съ Обществомъ было тогда то, что я понаскучилъ уже ежегоднымъ почти посыланіемъ въ оное многихъ моихъ сочиненій и употребляемымъ къ тому не только трудомъ, но и коштомъ, съ пересылкою сочиненій сихъ по почтѣ всегда сопряженнымъ, безъ всякаго за то дальняго воздаянія и возмездія, ибо все долговременное ожиданіе от сего Общества какой — нибудь существительной пользы было тщетно, ибо я усматривалъ, что сколько-бъ я ни сталъ трудиться, но мнѣ пользы от того не проистечетъ ни малой. Во-вторыхъ, раздосадованъ я былъ неполученіемъ посланной ко мнѣ одной серебряной медали. Въ-третьихъ, обстоятельство, что и самое Общество около того времени гораздо поразстроилось и далеко уже не было таково славно, какъ прежде, также къ продолженію трудовъ моихъ разохочивало. А наконецъ, в-четвертыхъ, и всего паче побудило меня къ тому то, что я около того времени помышлялъ самъ о издаваніи «Экономическаго Журнала», которымъ надѣялся я произвесть отечеству своему несравненно болѣе пользы, нежели всѣми моими посылаемыми въ Общество сочиненіями; и для того хотѣлось мнѣ поберечь матеріи свои и для онаго. По которымъ причинамъ я тогда и пересталъ писать. А какъ, и Общество почти перестало издавать, свои «Труды» и ко мнѣ по-прежнему пересылать оные и только слабо имя свое носить и поддерживать продолжало и объ немъ не было почти и слуху, то молчаніе мое во все то время и продолжалось, покуда трудился я надь издаваніемъ «Экономическаго своего Магазина».

Но какъ съ окончаніемъ 1789 года кончилось и издаваніе онаго, и я получилъ болѣе свободнаго времени и досуга, а около самого того времени случилась вышеупомянутая и ѣзда сына моего въ Петербургъ, то какъ ему нужны были тамъ знакомцы, то, между прочимъ, снабдилъ я его письмомъ къ прежнему благотворителю и незнаемому пріятелю своему г. Нартову рекомендательнымъ письмомъ, хотя и не зналъ, живъ ли онъ. и находится [ли] въ Петербургѣ и поручилъ ему объ немъ распровѣдать и, буде живъ, отписать и съ нимъ познакомиться.

Сынъ мой, по пріѣздѣ въ Петербургъ, хотя и узналъ, что онъ еще живъ и по- прежнему еще секретаремъ основаннаго имъ Общества и что оное около того времени опять, по случаю президенства графа Ангальта, стало оживать и приходить въ лучшее состояніе, и что упадку его было причиною отсутствіе, въ чужіе края ѣздившаго, г. Нартова. Но разныя обстоятельства не допустили его съ нимъ видѣться и отдать ему письмо мое, покуда наконецъ пошли у нихъ замыслы съ нашими песками и онъ чрезъ письма ко мнѣ просилъ написать письмо отсюда въ Общество объ оныхъ и къ нему его переслать, что я, хотя не съ дальнею охотою, и сдѣлалъ. И какъ сіе письмо получилъ онъ уже передъ самымъ своимъ отъѣздомъ изъ Петербурга, то свиданіе его съ г. Нартовымъ и продлилось до самаго того времени, а тогда присовѣтовали ему пески наши представить прямо въ Общество чрезъ г. Нартова.

Для произведенія сего въ дѣйство, отъискавъ домъ Экономическаго Общества, и пошелъ онъ туда въ такой день, когда было у нихъ обыкновенное субботнее собраніе. Но такъ случилось, что пришелъ онъ туда нѣсколько раненько, и прежде нежели всѣ члены комитета съѣхались въ оное, а былъ только г. Нартовъ съ нѣсколькими членами, пріѣхавшими прежде прочихъ. Тутъ не успѣли г. Нартову о приходѣ моего сына доложить, какъ тотчасъ онъ къ нему въ пріемную комнату и вышелъ, и крайне удивился и обрадовался, услышавъ от сына моего, что я еще живъ и нахожусь благополучно, и сказывалъ ему, что Общество, не получая от меня долгое время ни какихъ извѣстій, думало, что меня нѣтъ уже на свѣтѣ. Что касается до представленныхъ ему нашихъ песковъ, то они ему крайне полюбились, и онъ увѣрялъ его, что Общество будетъ ими весьма довольно. Потомъ, обласкавъ сына моего, сказалъ, чтобъ онъ чрезъ день пріѣхалъ къ нему въ домъ его, для полученія отвѣта от Общества, которому не преминетъ онъ тотчасъ предложить и письмо мое, и пески, какъ скоро собраніе соберется и члены съѣдутся.

Въ назначенный день сынъ мой и не преминулъ отъискать на Васильевскомъ острову домъ г. Нартова и къ нему явиться. Онъ принялъ его очень ласково и сказалъ, что онъ письмо мое и пески собранію представлялъ и что оно было тѣмъ, а особливо возобновленіемъ переписки своего стариннаго и важнаго члена очень довольно, и посылаетъ ко мнѣ свое благодарственное письмо, которое ему и вручилъ онъ запечатанное. Потомъ возможнѣйшимъ образомъ просилъ моего сына убѣдить меня, чтобъ я продолжалъ переписываться съ Обществомъ и присылалъ бы къ нему свои сочиненія и все, что найду достойнаго къ замѣчанію, увѣряя притомъ, что Общество было очень радо, что я опять отозвался, и что нынѣ оно совсѣмъ не на такомъ, а гораздо лучшемъ состояніи и основаніи.

Теперь для любопытства помѣщу я здѣсь достопамятное отвѣтное письмо сіе, а напередъ упомяну вкратцѣ и о содержаніи своего въ Общество. Приступъ къ оному, по причинѣ долговременнаго моего молчанія, былъ для меня нѣсколько затруднителенъ, и я не зналъ — къ господину ли Нартову мнѣ отнестись, или ко всему Обществу. И рѣшившись на сіе послѣднее, написалъ къ нимъ слѣдующее:

«Высокопочтенное собраніе, милостивые. государи! Имѣя честь носить на себѣ издавна имя сочлена вашего Общества, за долгъ мой почелъ представить при семъ небольшой ящичекъ со штучками разныхъ песковъ, которые мнѣ случай допустилъ, за нѣсколько лѣтъ до сего, открыть въ томъ мѣстѣ, гдѣ я нахожусь, и которые представляютъ собою удивительную и достойную замѣчанія игру натуры. Я нашелъ оные при очищеніи и обработываніи одного крутаго и высокаго берега или паче горы, подлѣ одного пруда въ саду, который велѣно мнѣ было сдѣлать подлѣ маленькаго дворца, находящагося въ селѣ или паче городѣ Богородицкѣ, лежащемъ посреди собственной ея императорскаго величества Богородицкой волости, которою управлять имѣю за нѣсколько лѣтъ уже счастіе.

«Разные пески сіи лежатъ твердыми и перемѣшанными между собою слоями въ горѣ, не весьма глубоко от поверхности земной, состоящей изъ чернозема, и покрыты нѣкакою разноцвѣтною и нарочито твердою коркою; въ глубину же простираются далеко; но чѣмъ глубже, тѣмъ хуже. Далѣе примѣчанія достойно, что не повсюду они тутъ одинакіе, но въ одной и той же самой горѣ, индѣ алые, испещренные на подобіе мармора наиудивительнѣйшимъ образомъ между собою переплетшимися разными жилками и крапинами, индѣ бѣлые, какъ снѣгъ и испещренные одними только желтыми и кофейными жилами и струями, а индѣ желтые и грубо-красные, и такъ далѣе, и всѣ неподалеку другъ от друга. Что касается до твердости оныхъ или сцѣпленія между частичками, то хотя она и не слишкомъ велика, и въ иныхъ сортахъ крѣпче, а въ иныхъ слабѣе, однако, такова, что въ томъ мѣстѣ, гдѣ открылъ я наилучшіе алые марморные слои онаго и которые, равно какъ нарочно, случились въ близости самаго дома, можно мнѣ было обдѣлать и обтесать всю крутизну горы такъ, чтобъ она представляла нѣкоторый родъ рюины, развалившагося зданія и съ крыльцами, изломанными колоннами, входящими внутрь и самыми сквозными въ горѣ проходами и тѣмъ сколько-нибудь украсить сіе мѣсто, приводившее потомъ многихъ рѣдкостію своею въ удивленіе. Штучки, находящіяся въ ящичкѣ, свидѣтельствуютъ также, что оной съ малымъ трудомъ опиливать и обтирать можно. Они набраны изъ разныхъ мѣстъ изъ кусковъ наилучшихъ. Сожалѣнія только достойно, что слои сіи не слишкомъ толсты и не такъ крѣпко между собою связаны, чтобъ можно было что-нибудь большое изъ отдѣленныхъ глыбъ выработать, также что они на воздухѣ теряютъ нѣсколько свой колеръ, и наружность ихъ от суровости перемѣнныхъ погодъ крѣпчаетъ и получаетъ почти видъ и существо камня, почему при самомъ началѣ и казались они быть камнями.

«Теперь не знаю, не ошибаюсь ли я въ томъ, что причиною сей удивительной и рѣдкой игры натуры и разноцвѣтности сихъ песковъ почитаю я нѣкоторыя металическія, а особливо желѣзистыя частицы, съ существомъ сихъ песковъ соединившіяся, и что въ произведеніи разныхъ колеровъ имѣлъ какимъ- нибудь образомъ подземный огонь свое содѣйствіе. Нѣкоторые, дѣланные мною съ пережиганіемъ сихъ песковъ, опыты подтвердили сію догадку. Будучи положены въ огонь, всѣ жолтые перемѣняются въ красный, свѣтло-палевые въ розовый, а кофейные въ фіолетовые и пурпуровые разные, однако, точно такіе колера, какіе есть тутъ и натуральные.

«Недостатокъ знанія моего въ химіи не допустилъ меня по сіе время открыть никакой еще пользы, могущей произойтить от нихъ для Экономіи, а все, что мнѣ по сіе время извѣстно, состоитъ только въ томъ, что годятся они для помѣщенія либо въ такихъ коллекціяхъ, какъ сіи, либо въ образѣ выдѣланныхъ изъ нихъ разныхъ вещицъ, напримѣръ, маленькихъ пьедестальцевъ, пирамидок и прочихъ тому подобныхъ, къ чему они способны, для любопытства въ натуральные кабинеты. Но какъ искуснѣйшіе меня люди, можетъ быть, откроютъ и иныя какія-либо пользы, могущія от нихъ проистечь, то все сіе и побудило меня представить ихъ на разсмотрѣніе высокопочтеннаго Экономическаго Общества.

«Я за счастіе себѣ почту, если удостоятся они благоволенія высокопочтеннаго собранія, къ которому имѣю честь съ наиглубочайшимъ высокопочитаніемъ пребыть навсегда всепокорнѣйшимъ слугою. Андрей Болотовъ, коллежскій ассесоръ. Декабря дня 1789 года».

Какъ, по новому уставу Общества, всю переписку должны были производить оба секретаря онаго, то всходствіе чего писалъ въ отвѣтъ на выше сообщенное мое письмо господинъ Нартовъ, яко секретарь, ко мнѣ слѣдующее:

«Государь мой, Андрей Тимоѳеевичъ! Чрезъ сына вашего доставленное мнѣ письмо ваше къ Вольному Экономическому Обществу и при немъ ящичекъ съ разными песками представилъ я собранію и читалъ генваря 12 дня 1790 года.

«Общество, принявъ оное съ особливымъ удовольствіемъ, поручило мнѣ благодарить васъ и просить о сообщеніи ему чрезъ почту еще нѣкотораго количества сей породы песковъ, дабы можно было предпринять надъ ними химическіе опыты, для изслѣдованія въ нихъ находящихся какихъ-либо постороннихъ веществъ.

«Пріятно было мнѣ симъ нечаяннымъ случаемъ узнать о вашемъ благополучномъ пребываніи въ городѣ Богородицкѣ и видѣть столь долговременное молчаніе обнаруженнымъ чрезъ новое откровеніе присланныхъ вами ископаемыхъ и примѣчанія достойныхъ пещняковъ. Я надѣюсь, что вы, по усердію своему къ отечеству, возобновите паки со мною столь похвальную переписку, которую вы прежде сего, къ чести вашей и къ пользѣ общественной, имѣли. Я, нося званіе непремѣннаго секретаря и члена въ семъ знаменитомъ собраніи и будучи единымъ изъ учредителей Экономическаго Общества, имѣю долгъ испрашивать воли вашей въ предпріятіи таковой переписки со мною по хозяйственнымъ и земледѣльческимъ дѣламъ, чтобъ тѣмъ удобнѣе предлагать могъ собранію о вашихъ подвигахъ. При семъ прошу васъ (если не забыли прежней моей къ вамъ дружбы) скорѣй переслать мнѣ собственно сего рода песчаныхъ плитокъ три экземпляра, дабы я могъ удѣленіемъ ихъ любопытствующимъ минералогамъ возвѣстить, къ славѣ вашей, новое откровеніе такого ископаемаго произведенія.

«Въ ожиданіи вашего на сіе отвѣта, съ почтеніемъ моимъ пребуду навсегда вашего высокоблагородія, государя моего, покорный слуга Андрей Нартовъ, дѣйствительный статскій совѣтник и королевскаго Дацкого ордена Данеброга кавалеръ. С. Петербургъ, генваря 13 дня, 1790 года.

Къ сему письму приложена была еще особливая бумага, исписанная имъ же, г. Нартовымъ, слѣдующаго содержанія:

1) Благоволите прислать Обществу вашихъ урочищъ окаменѣлостей разной породы.

2) Если есть у васъ какія модели мельницъ и земледѣльческихъ орудій.

3) Буде угодно вамъ, я пришлю вамъ изъ Общества сѣмянъ растенія сибирскаго, именуемаго Курлык (Polygonum fagopyrum), дикая гречиха, которая послѣ сама собою обсѣвается по засѣяніи въ первый разъ. Она питательна и служитъ пособіемъ земледѣльцамъ въ случаѣ неурожая другаго рода хлѣба. Опыты, учиненные около С. Петербурга, доказали, что она здѣсь ростетъ изрядно. Я послалъ для опыта и къ городу Архангельскому. Желательно-бъ было, еслибъ вы, по усердію своему, также у себя опыты надъ онымъ произвели и послѣ Общество о слѣдствіяхъ увѣдомили».

Полученіе такого благодарительнаго письма было мнѣ хотя пріятно, однако, удовольствія дальнаго не произвело, ибо симъ еще весьма мало награжденъ былъ трудъ, употребленный мною и сыномъ моимъ при дѣланіи и представленіи коллекціи нашей съ песками, и пользы от всего нашего предпріятія не произошло ни какой существительной, почему оба мы съ сыномъ почти и раскаивались въ томъ, что затѣвали и предпринимали сіе дѣло, и тѣмъ паче, что я, напротивъ того, легко могъ предусматривать, что от сего возобновленія съ Обществомъ переписки и сношенія произойдетъ только то слѣдствіе, что Экономическое Общество будетъ только от времени до времени отягощать меня кой-какими своими требованіями и препорученіями, чему примѣръ, и па первой уже встрѣчѣ, оно въ письмѣ своемъ довольно показало; и что, по сему случаю, буду принужденъ я опять много трудиться, имѣть много хлопотъ, а иногда и нѣсколько убытковъ; и за все то долженъ буду довольствоваться одною только пустою и ничего незначущею честью и похвалами, и болѣе ничего.

Однако, какъ начало было уже учинено и мнѣ не годилось уже отстать и опять замолчать (хотя того мнѣ уже и хотѣлось, а сверхъ того и неизвѣстно было ничего о будущемъ и не можетъ ли знакомство съ Обществомъ послужить мнѣ опять въ какую-нибудь пользу), а паче всего, какъ я имѣлъ уже около сего временя болѣе свободнаго времени, то подумавъ-погадавъ и положилъ я употреблять кой-когда свободное время на переписку съ Обществомъ, а притомъ на первый случай и удовлетворить его требованіе посланіемъ къ г. Нартову ящичковъ съ песками, къ пріуготовленію которыхъ мы съ сыномъ тотчасъ и приступили, что для насъ тѣмъ съ меньшимъ трудомъ было сопряжено, что у насъ разноцвѣтныхъ песчаныхъ плитокъ разныхъ величинъ надѣлано было въ запасъ превеликое множество, и стоило только набирать изъ нихъ коллекціи и, укладывая въ пріуготовленные ящички, перекладывать ихъ между собою узенькими полосками сукна зеленаго; однако, все потребно было нѣсколько времени на пріуготовленіе и оклейку ящичковъ разноцвѣтными бумагами. Что-жъ касается до требованія Общества о присылкѣ имъ окаменѣлостей и модели мельницъ и орудій, то сему я только усмѣхнулся, ибо у меня всего меньше было на умѣ къ нимъ оныя посылать, хотя бы они у меня и были, но, по счастію, никакихъ въ тотъ разъ не случилось и посылать, дѣйствительно, было нечего.

Въ таковыхъ разборахъ и раскрашиваніяхъ обо всемъ моего сына и въ богомолій провели мы всю первую недѣлю великаго поста. А что было въ теченіе второй и далѣе, о томъ перескажу въ письмѣ будущемъ, а теперича же, симъ окончивъ, скажу, что я есмь вашъ, и проч.

(Марта 4 дня 1811 года).

Письмо 267.

Любезный пріятель! Приступая теперь къ продолженію повѣствованія о дальнѣйшихъ происшествіяхъ, случившихся со мною въ теченіе начавшагося тогда великаго поста, скажу, что хотя и весь оный прошелъ въ мирѣ и тишинѣ, однако, были кой-какія происшествія, которыми онъ ознаменовался. Къ числу сихъ принадлежало и то, что мы въ первое воскресенье на-смерть были перепуганы опасностію, которой подверглись — было оба мои старшіе дѣти, а именно мой сынъ съ любимѣйшею сестрою своею Настасьей). Въ самый сей день восхотѣлось намъ съѣздить кой-къ-кому изъ городскихъ въ гости. Мы, собравшись всѣ, и поѣхали. Но такъ какъ случилось, что лошади въ тѣхъ саняхъ, въ которыхъ ѣхали сынъ мой съ дочерью, шарахнувшись начали бить и понесли оныхъ куды-зря, мы, увидѣвъ сіе и что они ихъ и изъ саней выпрокинули, перестращались невѣдомо-какъ, и обрадовались крайне, узнавъ, что они ни мало не убились, а отдѣлались от сей опасности однимъ только испугомъ.

За сею радостію непосредственно послѣдовала другая. Не успѣли мы пріѣхать туда въ гости, куда ѣхали, какъ прибѣжали къ намъ съ увѣдомленіемъ, что едва только съѣхали мы со двора, какъ пріѣхали къ намъ наипріятнѣйшіе для насъ гости, а именно наши родные изъ Твери, обѣ мои племянницы Надежда и Анна Андреевны Травины. Легко можно заключить, что извѣстіе сіе насъ очень обрадовало, и что мы въ тотъ же мигъ велѣли опять подавать своихъ лошадей, чтобъ поспѣшить заключать въ свои объятія сихъ любезныхъ родныхъ нашихъ и благодарить ихъ за всѣ ласки, оказанныя ими нашимъ дѣтямъ, и постараться самимъ ихъ взаимно угоститъ и сдѣлать пребываніе у насъ колико можно для нихъ пріятнѣйшимъ. Мы, и въ самомъ дѣлѣ, не упустили ничего, къ тому относящагося, и на сей разъ позабыли, что былъ у насъ великій постъ, и всячески старались доставлять имъ возможнѣйшія удовольствія, и то-и-дѣло приглашали къ себѣ своихъ друзей я пріятелей, дѣлали у себя обѣды и ужины и увеселяли ихъ почти ежедневно нашими разными музыками и пѣвчими, ѣздили также вмѣстѣ съ ними по гостямъ разнымъ, и не одинъ разъ и въ Ламки къ моему зятю и дочери, старавшихся ихъ также у себя угостить и неотпускавшихъ ихъ от себя по нѣскольку дней сряду. Словомъ, время сіе провели мы совсѣмъ не по велико-постному, а отмѣнно весело.

Между тѣмъ, не позабылъ я и о петербургскихъ благодѣтеляхъ сыну моему, но за долгъ свой почелъ, съ первою почти почтою, по возвращеніи моего сына, отправить къ нимъ благодарительныя от себя письма, и писалъ не только ко всѣмъ, но и къ самому генералу Васильеву и къ госпожѣ Травиной, воздавая имъ достодолжную за всѣ ихъ одолженія благодарность. Впрочемъ, оба мы съ сыномъ не теряли и всѣхъ праздныхъ и свободныхъ минутъ, остающихся намъ от занятія съ гостьми нашими, но занимались по-прежнему разными любопытными и интересными упражненіями. Онъ наиболѣе занимался своею музыкою и рисованьемъ, а я продолжалъ писать и сочинять свою исторію, которой, по окончаніи 4-й части, началъ писать уже пятую. Сверхъ того, по вечерамъ имѣлъ я для себя еще особое и для меня пріятное весьма дѣло. Однажды, будучи въ Ламкахъ, завели мы съ сыномъ при всѣхъ, какъ-то ненарочно, одинъ весьма важный философическій или паче нравственный разговоръ. И какъ обѣимъ племянницамъ моимъ, бравшимъ въ немъ соучастіе, онъ отмѣнно полюбился и рѣчь доходила у насъ, между прочимъ, и до моего «Путеводителя», то восхотѣлось имъ съ сею книгою моего сочиненія короче познакомиться. А поелику мнѣ хотѣлось произнести ею имъ болѣе удовольствія и существительной пользы, то и рѣшился я имъ всю ее прочесть въ слухъ и съ надлежащими вездѣ изъясненіями самъ, и употребить къ тому праздные и свободные вечера. И въ семъ-то пріятномъ и для меня, идля нихъдѣлѣ упражнялся я многіе вечера. И, къ удовольствію моему, онѣ такъ разохотились читаемое мною слушать, и слушали съ такимъ вниманіемъ усерднымъ и съ такою чувствительностію, что я не могъ тому довольно нарадоваться и съ превеликою охотою иудовольствіемъ производилъ сіе дѣло.

Въ сихъ занятіяхъ прошелъ нечувствительно у насъ весь тогдашній февраль мѣсяцъ. Сдѣлавшееся въ половинѣ онаго тепло, испортившее совсѣмъ дороги и произведшее самое предполоводье, принудило племянницъ моихъ долѣе у меня прогостить, нежели онѣ думали и хотѣли. Но какъ съ наступленіемъ марта показались-было опять морозцы, то, желая какъ- нибудь доплестись по оставшему и хотя уже испортившемуся зимнему пути до дома, и рѣшились онѣ 7 числа от насъ выѣхать. Вслѣдствіе чего, дни за 2 до того, и сдѣлали мы у себя для нихъ прощальный пиръ, пригласивъ къ себѣ всѣхъ своихъ тутошнихъ знакомыхъ, и собравшись поѣхали провожать ихъ до Ламокъ. Но выѣздъ ихъ былъ неудаченъ, и судьбѣ восхотѣлось разрушить ихъ намѣреніе. Не успѣли мы изъ города выѣхать, какъ отъѣвшіяся у насъ и отдохнувшія ихъ лошади начали бить и какимъ-то образомъ зашибли одного изъ слугъ ихъ очень больно. А обстоятельство сіе, а притомъ и крайняя дурнота дороги и произвела то, что обѣ онѣ намѣреніе свое оставили и рѣшились остаться у насъ, по желанію нашему, до весны и до просухи, — чѣмъ мы были и довольны и, вмѣсто того, чтобъ ѣхать въ Тверь, поѣхали мы опять гостить въ Ламки. Возвращаясь же оттуда дни черезъ три, въ-прахъ перепуганы были усмотрѣннымъ вдали надъ городомъ превеликимъ дымомъ, происшедшимъ от пожара. Ибо какъ за лѣсомъ не можно было видѣть въ какомъ мѣстѣ горѣло, то, будучи пожарами сими слишкомъ настращены, думали мы, не на нашей ли уже сторонѣ былъ сей пожаръ и не наш ли опять домъ горитъ. Мы безъ памяти тогда поскакали, не уважая ни ухабовъ, ни всей дурноты дороги; и на — силу — на — силу отдохнули и собрались съ духомъ, проскакавъ лѣсъ и увидѣвъ, что пожаръ не на пашей сторонѣ, а за прудомъ въ городѣ, гдѣ сгорѣло тогда цѣлыхъ 10 дворовъ.

Дни черезъ два послѣ сего наступила и совершенная у насъ половодь. Сія была въ сей годъ отмѣнно рано, и началась уже, 13 марта. Она сопряжена была съ обыкновенными для меня заботами, опасеніями и безпокойствами, которыя увеличились еще тѣмъ, что около самаго сего времени появилось еще в-первыя два жениха, сватающіеся за вторую мою дочь Настасью. Одинъ изъ нихъ былъ тульскій помѣщикъ и потомок служившаго при Петрѣ Первомъ славнаго полицеймейстера графа Девіера, а другой-нѣкто изъ фамиліи господъ Албычевыхъ, Василій Николаевичъ. Но оба они были не таковы, чтобъ мы могли ими прельститься и считать партіи сіи для нашей дочери сходными. О первомъ изъ нихъ носилась столь невыгодная молва, что не льстилъ насъ ни его достаток и ни то обстоятельство, что дочь наша могла-бъ быть графинею; къ тому же, былъ онъ намъ совсѣмъ незнакомъ, а втораго хотя мы отчасти и знали, но и объ его характерѣ говорили не слишкомъ хорошо; а, ко всему тому, другого и не оставалось намъ, какъ отклонить учтивымъ образомъ сіе дѣло от себя и предоставить времени.

Вслѣдъ за симъ наступило уже наше Вербное, случившееся въ сей годъ въ самый день Алексѣя человѣка Божія, а на другой день были имянины жены моей. А не успѣли мы обоихъ сихъ праздниковъ отпраздновать, какъ вдругъ встревожены мы были тою неожиданностію, что самая сія дочь наша Настасья занемогла и столь сильно, что мы принуждены были призывать лѣкаря и вмѣстѣ съ нимъ не инако думали, что сляжетъ она горячкою, и тотчасъ ее от того лѣчить начали. А по сему всю Страшную недѣлю провели мы въ превеликой объ ней заботѣ, и рады были наконецъ уже и тому, что открылась не горячка, а обыкновенная лихорадка. Сіе сколько-нибудь насъ поуспокоило и произвело то, что мы всю тогдашнюю Святую недѣлю провели довольно весело и не столько уже о больной нашей дочери горевали, какъ прежде, но могли, ее оставляя дома, разъѣзжать по гостямъ, угощать оныхъ у себя и даже отъѣзжать от ней и въ Ламки.

Въ сихъ обстоятельствахъ засталъ насъ апрѣль мѣсяцъ, сдѣлавшійся мнѣ въ сей годъ весьма достопамятнымъ многими и на большую часть непріятными происшествіями, и во-первыхъ — тѣмъ, что болѣзнь дочери моей продолжалась почти во весь сей мѣсяцъ, а едва только начала она от употребляемой хины сколько- нибудь от болѣзни своей поправляться, какъ вдругъ занемогъ и сынъ мой, и такъ жестоко, что мы перетревожены были чрезъ то еще того больше. Болѣзнь его началась головною болью, а потомъ горломъ и была такъ безпорядочна, что мы долго также не знали, что объ ней думать, и горевали объ немъ тѣмъ болѣе, что онъ чрезъ немногіе дни совсѣмъ слегъ въ постель и на — силу — на — силу открылась и въ немъ наконецъ такая-жъ лихорадка, мучившая его весьма жестоко чрезъ день. А въ самое тоже время случилось и самому мнѣ получить столь жестокую боль въ плечѣ правомъ, что я не находилъ от нейимѣста и нѣсколько дней не могъ совсѣмъ владѣть рукою. Наконецъ, къ умноженію нашихъ заботъ и огорченій, занемогла и пріѣзжавшая къ намъ пзъ Ламокъ старшая дочь моя Елизавета.

Словомъ, больныхъ накопилось у насъ въ одно время такъ много, что былъ у насъ сущій гошпиталь, и искусный нашъ лѣкарь едва успѣвалъ всѣхъ насъ лѣчить и употреблялъ къ тому все свое знаніе и искусство.

Между тѣмъ началось у насъ тепло и стала открываться весна и съ нею всѣ пріятности оной, но которыми, за помянутыми болѣзнями, не удалось намъ и попользоваться. Самая музыка не дѣлала намъ уже столько утѣшенія, какъ прежде. Въ разсужденіи сей достопамятно, что мы, сочтя ребятишек своихъ довольно уже научившимися, взяли ихъ от капельмейстера и перестали учить оныхъ, поелику при всѣхъ выгодахъ, какія мы при ученіи ихъ имѣли, стоило намъ оное однако, уже до 500 рублей и болѣе. Къ тому же, присовокупились и нѣкоторыя безпокойства и от обоихъ, жившихъ около сего времени у меня двухъ учениковъ Лисенки и Тутолмина, Семена Васильевича, который также былъ нашъ дальній родственникъ и, по бѣдности, взятъ былъ мною къ себѣ для обученія его чему-нибудь. Но, будучи съ малолѣтства дурнаго воспитанія и безпутнаго поведенія, не рѣдко заставлялъ насъ сердиться и даже наказывать себя. И мы много имѣли труда, покуда сколько-нибудь на добрый путь наставили.

Далѣе достопамятно, что мы въ этотъ мѣсяцъ лишились своего славнаго и добраго протопопа, дѣлавшаго собою украшеніе всему нашему собору. Послѣ смерти жены своей, о странности которой я упоминалъ впереди, впалъ и онъ въ невоздержности, по ихъ сану и званію непростительныя, которыя скоро и довели его до гроба. Намъ очень было его жаль, и мы не могли безъ слезъ видѣть его погребенія.

За всѣми вышеупомянутыми обстоятельствами, и не удалось намъ до самой половины сего мѣсяца изготовить требованныя г. Нартовымъ песчаныя коллекціи и съискать удобный случай къ пересылкѣ оныхъ въ Петербургъ, ибо на почтѣ посылать ихъ было неудобно. Но какъ наконецъ съискались вѣрные изъ Тулы ѣздоки въ Петербургъ, то и отправилъ я съ ними 3 прекрасныхъ ящичка съ песками и четвертый съ большими кусками оныхъ для испытаній, въ который положилъ я вкупѣ и нѣсколько кусковъ своего врачебнаго енкритнаго камня, ибо мнѣ разсудилось послать и онаго имъ нѣсколько, дабы господа медики изволили его, по своему знанію и искусству, испытать, по которой причинѣ и приложилъ я къ письму своему особое о полезности и дѣйствіи ихъ и довольно обширное замѣчаніе.

По отправленіи сего письма и посылки, радъ я былъ, что сію коммиссію сжилъ наконецъ съ плечъ своихъ, которая до того, какъ нѣкая гора, на плечахъ моихъ лежала. А вскорѣ за симъ, по возстановившемуся лѣтнему пути, поѣхали от насъ и племянницы мои, прогостившія въ сей разъ у насъ цѣлыхъ десять недѣль, но мы тѣмъ не только не скучали, но такъ къ нимъ привыкли, что разстались съ ними съ превеликимъ сожалѣніемъ.

Дней чрезъ пять послѣ сего, проведенныхъ въ гореваньѣ о продолжавшейся болѣзни сына моего, котораго жестокая лихорадка, не смотря на всѣ лѣкарства, употребляемыя лѣкаремъ, не переставала черезъ день мучить, привезла ко мнѣ почта превеликій пакетъ изъ Петербурга, изъ Экономическаго Общества, въ которомъ при письмѣ своемъ, писанномъ, къ удивленію, въ одно время съ моимъ, прислало оно ко мнѣ сороковую часть трудовъ своихъ въ прекрасномъ переплетѣ. Маленькій подарокъ сей былъ мнѣ не- противенъ, и я легко могъ заключить, что употребленъ онъ для дальнѣйшаго меня побужденія. Но чему я удивился, такъ было то, что я въ оной увидѣлъ уже первое мое письмо о пескахъ; между прочими сочиненіями напечатанное. Его я всего меньше ожидалъ, да и не съ тѣмъ посылалъ, чтобъ оно могло быть напечатано. Что касается до самаго письма, то оно было только извѣстительное и содержало въ себѣ ниже слѣдующія строки:

По полученіи сего письма, не сталъ я ни мало мѣшкать своимъ отвѣтомъ, ибо хотя у меня и не было еще никакихъ изготовленныхъ сочиненій, да и не спѣшилъ еще къ тому приступить, однако, все надлежало увѣдомить Общество о полученіи книги, а притомъ хотѣлось мнѣ дать ему знать о причинахъ нескорой пересылки песковъ и камней, и что мнѣ пересылка туда чего-нибудь тяжелаго весьма неспособна, и потому съ первою же почтою отвѣтствовалъ я слѣдующимъ образомъ:

По отправленіи сего благодарительнаго письма, началъ-было я помышлять о заготовленіи какого-нибудь сочиненія для Экономическаго Общества, но частые недосуги, а особливо по причинѣ вешняго времени занимавшія мысли мои совсѣмъ иными предметами и вещами, меня все еще от того удерживали; къ тому-жъ, присовокуплялось и то еще обстоятельство, что я, при десятилѣтнемъ издаваніи моего «Экономическаго Магазина», всѣ экономическія свои знанія и замѣчанія уже такъ истощилъ, что не было и не зналъ ничего такого, о чемъ можно-бъ было писать въ Экономическое Общество и о чемъ бы я уже не писалъ прежде и не сообщилъ уже публикѣ. Новѣйшихъ опытовъ никакихъ еще не было, а открытіевъ важныхъ — и того еще меньше, а писанное повторять также не весьма было ловко. Итакъ, признаться надобно, что сколько недосуги (а болѣе — сіе обстоятельство все меня останавливало и приводило мысли мои въ разстройку), сколько я ни помышлялъ, но самъ съ собою не могъ согласиться въ томъ, съ чего бы начать и о чемъ бы писать къ Экономическому Обществу. Сія разстройка простиралась даже до того, что я затѣвалъ уже вновь предпринимать какіе- нибудь опыты, дабы было, по крайней мѣрѣ, о чемъ-нибудь писать.

Между тѣмъ какъ сіе происходило, болѣзнь сына моего все еще продолжалась; однако, я радъ былъ, что ему сколько- нибудь было лучше, и что лихорадка его становилась слаба, и была надежда, что от него она отстанетъ. Но не успѣлъ онъ сколько-нибудь от ней пооправиться, какъ занемогла вдругъ опять дочь моя Настасья, которая-было уже совсѣмъ выздоровѣла. Сіе смутило и озаботило насъ вновь. Болѣзнь была опять точно таковая-жъ и составляла рецидивъ лихорадки. А ко всему тому всѣ первые вешніе дни и праздники, какъ-то Вознесенье, Николинъ день и, наконецъ, и самый Троицынъ день, случившійся въ сей годъ мая 12 числа, провели мы не весьма весело. Въ посѣщеніи от гостей какъ тутошнихъ, такъ и пріѣжжихъ хотя не было недостатка, да и сами мы нерѣдко кой-куда разъѣжжали по гостямъ, но сердце мое, по причинѣ больныхъ, толь любезныхъ оному, все было не на своемъ мѣстѣ, такъ что и самыя вешнія обыкновенныя мои увеселенія были для меня не такъ чувствительны и пріятны! И не прежде какъ въ половинѣ мая мѣсяца можно было мнѣ больныхъ своихъ вывести въ сады сколько-нибудь прогуляться, и Павла своего въ особливости, для посмотрѣнія своего особеннаго садика, въ моемъ саду основаннаго.

Что касается до моихъ упражненій, то состояли они болѣе въ продолженіе писанія моей исторіи и сочиненій на-опытъ «Писемъ о красотѣ натуры», также въ крашеніи бумагъ разными колерами, въ чемъ сотовариществовалъ мнѣ и сынъ мой въ свободные свои дни от болѣзни.

Но симъ и кончу я сіе письмо, достигшее до обыкновенной своей величины, и сказавъ вамъ, что я есмь вашъ и прочее.

(Марта 7 дня 1811 года).

УЧИЛИЩЕ. Письмо 268.

Любезный пріятель! Въ половинѣ мѣсяца мая настало у насъ, по обыкновенію, наилучшее, веселѣйшее и пріятнѣйшее во всемъ году время, которымъ и старались мы сколько можно было воспользоваться и потому не пропускали ни одного способнаго къ надворному гулянію дня, въ который бы не только съ бывающими у насъ гостьми, но и одни съ дѣтьми своими и семействомъ ни посѣщали мы садовъ своихъ и во время гулянія по онымъ ни увеселяли себя музыкою, а особливо своею, которою всего чаще забавлялись мы въ своемъ собственномъ садикѣ, въ которомъ подѣланы были у меня около сего времени многія перемѣны, и почти цѣлая половина онаго превращена изъ прежняго аглинского въ ново-манерный прекрасно-натуральный садикъ, имѣвшій въ себѣ не только множество тѣнистыхъ лѣсныхъ кулигъ, но между ими нѣсколько наипрекраснѣйшихъ полянок и площадок , украшенныхъ цвѣтками и снабженныхъ, гдѣ спокойными деревянными сидѣлками, гдѣ -дерновыми лежанками и отдыхальницами, имѣющихъ другъ съ другомъ сообщеніе чрезъ изгибистые кривые, сквозь густыя и лѣсныя кулиги, проходы и дорожки. На сих-то лавочкахъ и разнообразныхъ отдыхальницахъ сиживали мы, либо многіе вмѣстѣ, либо одни съ моимъ выздоровѣвшимъ уже тогда сыномъ по нѣскольку иногда часовъ сряду и занимались то увеселеніями себя обновившимися красотами натуры, то разговорами о разныхъ матеріяхъ, то чтеніемъ хорошихъ и пріятныхъ книгъ. Въ каковомъ чтеніи оба мы наводили отмѣнное для себя удовольствіе. Иногда занималъ насъ собою издаваемый уже тогда въ Москвѣ «Политическій Журналѣ», переводимый съ гамбургскаго Ширахова и спознакомившій у насъ толь многихъ людей съ политикою. Въ чтеніи сего журнала, а особливо при тогдашнихъ важныхъ и необыкновенныхъ въ свѣтѣ происшествіяхъ, находили мы съ сыномъ великое удовольствіе, и онъ нерѣдко подавалъ намъ поводъ ко многимъ политическимъ между собою разговорамъ.

Таковому пріятному и веселому препровожденію времени въ теченіе сего мѣсяца поспѣшествовало много и то, что въ самое сіе время жили у насъ въ Богородицкѣ многія дворянскія фамиліи, пріѣжжія для лѣченія себя у прославившаго повсюду искусствомъ своимъ нашего лѣкаря. И какъ нѣкоторые изъ нихъ были намъ люди издавна знакомые и дружественные (a и прочіе за первый долгъ себѣ считали съ нами познакомиться, и сдружиться), то сіе весьма часто и подавало намъ поводъ ко взаимнымъ другъ съ другомъ свиданіямъ и угощеніямъ. Почему мы нерѣдко и съ ними хаживали гулять по садамъ нашимъ, при каковыхъ случаяхъ никогда почти не упускалъ я, чтобъ не повеселить ихъ либо своею, либо наемною музыкою и пѣвчими. Словомъ, время сіе было для насъ отмѣнно весело, и тѣмъ паче, что все было у насъ въ сіе время тихо и смирно, и я не тревоженъ былъ ни чѣмъ со стороны своего начальства.

Поводомъ къ тому было то, что около сего времени сдѣлалось уже съ достовѣрностію извѣстно, что директоромъ въ Тулу, слѣдовательно, и къ намъ опредѣленъ былъ не г. Свѣчинъ, а самый тотъ г. Юницкой, о которомъ говорили уже столь много и разнаго прежде. И какъ пріѣзда онаго изъ Петербурга начинали уже въ Тулѣ ежедневно дожидаться, то и временный мой командиръ г. Веницеевъ пересталъ уже тревожить и безпокоить меня своими умничаньями и затѣями, которыя иногда причиняли мнѣ даже самыя досады.

Но, къ особливому прискорбію моему, все сіе пріятное и веселое время продолжилось очень не долго. Нашъ любезный май мѣсяцъ не успѣлъ еще весь пройтить, какъ новая буря встревожила опять все спокойствіе души моей. Вдругъ занемогли опять старшая изъ незамужнихъ дочь моя Настасья: ее подхватила опять жестокая лихорадка. А не успѣли мы еще ее огоревать, какъ вслѣдъ за нею занемогъ опять и сынъ мой, сей сотоварищъ мой во всѣхъ моихъ дѣлахъ и наипріятнѣйшій собесѣдникъ. Не могу изобразить, сколь прискорбенъ былъ духу моему сей противный случай и какъ проклиналъ я сіи досадные рецидивы прежней ихъ болѣзни! Къ вящему смущенію всѣхъ насъ, его родныхъ, сія новая его болѣзнь была такого состоянія, что мы, судя по скорому ея усиленію, невѣдомо-какъ страшились, чтобъ не схлебнуть ему горячки, и чтобъ жизнь его не подверглась такой же опасности, въ какой находились многіе иные въ сіе время, ибо горячки какъ-то во всемъ городѣ тогда свирѣпствовали. Нѣсколько дней провели мы объ немъ въ великомъ недоумѣніи и неизвѣстности и рады были уже и тому наконецъ, что открылась опять прежняя лихорадка, и по-прежнему чрезъ день его посѣщавшая. Было сіе уже въ третій разъ, что занемогъ онъ вновь сею проклятою и досадною болѣзнію. И въ сей разъ была она такъ упорна, что мы принуждены были возъимѣть прибѣжище свое къ даванію ему самой хины. Но и сіе, впрочемъ, наилучшимъ и достовѣрнѣйшимъ почитаемое, лѣкарство помогало ему какъ- то очень худо.

Итакъ, сколь много ни занимался я въ сіе время въ садахъ обыкновенными вешними работами, но знатнымъ количествомъ времени принужденъ былъ жертвовать и любезному нашему больному, и не только въ самые его мучительные дни, но и въ тѣ, когда онъ от нея имѣлъ свободу и могъ еще сколько-нибудь заниматься какими-нибудь от скуки упражненіями, а особливо рисованіемъ, увеселявшимъ его всѣхъ прочихъ больше. Во всѣ такіе дни, сотовариществовалъ я ему, сколько мнѣ было можно и, сидючи съ нимъ, либо читалъ ему что-нибудь занимательное, либо разговаривалъ съ нимъ о матеріяхъ разныхъ, а особливо о продолжавшейся у насъ въ сей годъ войнѣ со Шведами и въ самое сіе время пылающей во всей своей, жестокости, и не столько на сухомъ пути, сколько на морѣ.

Въ самое сіе время, вдругъ и противъ всякаго моего чаянія и ожиданія, получилъ я опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества съ двумя письмами и сѣмянами сибирской гречихи, также книжкою о каменной бумагѣ и реестромъ членамъ всего собранія. Все сіе хотя и произвело во мнѣ нѣкоторое удовольствіе, но съ другой стороны равно какъ упрекало меня въ моей медленности и нерадѣніи въ разсужденіи обѣщаннаго присыланія къ нимъ моихъ сочиненій. Я видѣлъ тогда ясно, что всѣмъ тѣмъ Общество заставляло меня почти неволею писать и трудиться и всячески меня задобрить старалось. Но какъ разстройка мыслей моихъ и незнаніе о чемъ писать продолжалось и по сіе время, то сіе было мнѣ тѣмъ еще непріятнѣе.

Оба сіи письма получилъ я іюня 9 числа, и признаюсь, что обоими ими былъ я и доволенъ, и нѣтъ. Ибо они доказали мнѣ тогда ясно, что я въ томъ прежнемъ мнѣніи моемъ ни мало не обманулся, что отъ представленія песковъ моихъ въ Общество не произойдетъ для меня никакой существительной пользы, а буду я имѣть только ту досаду, что они меня замучутъ своими требованіями о присылкахъ къ нимъ вещей разныхъ, — не разсуждая ни мало о томъ, что пересылка таковая всегда для меня была не только крайне затруднительна, но и убыточна, ибо за всякую изъ нихъ, равно какъ и за письмы и посылаемыя сочиненія, долженъ я былъ платить деньги и за все то довольствоваться одними только пустыми благодареніями, — а по всему тому я почти уже и раскаивался въ томъ, что дозволилъ сыну моему представить пески свои въ Общество. Но какъ сіе было уже невозвратно и дѣло было сдѣлано и я вошелъ уже опять въ сношенія и переписку съ Обществомъ и отстать от того было уже дурно, то усматривалъ я, что тогда самая необходимость принуждала меня отвѣтствовать Обществу въ непродолжительномъ времени. Я желалъ тогда невѣдомо-какъ, чтобъ было у меня какое- нибудь сочиненіе, готовое для отсылки въ Общество, и совѣстился, что до сего времени писать не собрался. Однако, какъ таковаго сочиненія готоваго не было и пособить тому было нечѣмъ, а тогда за недосугами сочинять было уже некогда, — то рѣшился я послать только извинительное письмо къ Нартову, но и то не прежде, какъ по возвращеніи своемъ уже изъ Тулы, въ которую я тогда ѣхать собирался.

Ибо надобно знать, что около самаго сего времени получилъ я изъ Тулы извѣстіе, что новый нашъ господинъ директоръ домоводства и вкупѣ новый мой командиръ г. Юницкой въ Тулу наконецъ уже прибылъ. И какъ мнѣ необходимо надлежало къ нему явиться и его съ собою познакомить, то и занялся я тогда помышленіями о томъ, какъ бы мнѣ на первый случай ему подслужиться преподаніемъ ему о волостяхъ нашихъ и обо всѣхъ касающихся до нихъ обстоятельств-хотя краткаго, но такого понятія, которое бы его освободило отъ многихъ трудовъ, къ узнанію всего того потребныхъ, и чѣмъ, какъ я предполагалъ надлежало ему быть очень довольнымъ. Ибо я, не зная еще его лично, за вѣрное полагалъ, что надобно ему бытъ человѣку разумному, съ большими знаніями и дарованіями, и что онъ не съ вѣтра, а за достоинства получилъ себѣ толикой важности мѣсто. А для самого того, засѣвъ, и сочинилъ я ему краткое, но такое извѣщеніе о нашихъ волостяхъ, какое едва-ль бы кто иной восхотѣлъ бы, но и въ состояніи былъ сочинить, будучи на моемъ мѣстѣ. А не удовольствуясь тѣмъ, скопировалъ еще для него и маленькую географическую карту положенія всѣхъ нашихъ волостей и находящимся въ нихъ селеніямъ и для лучшаго и удобнѣйшаго ему о волостяхъ понятія пріобщилъ ее къ моему извѣщенію. Всѣмъ симъ надѣялся я, по крайней мѣрѣ, и ему услужитъ и о своихъ способностяхъ датъ ему понятіе и пріобрѣсти себѣ его благоволеніе. И, по изготовленіи всего того, 12 іюня къ нему въ Тулу и поѣхалъ.

Какъ изъ Богородицка выѣхалъ я почти съ свѣтомъ вдругъ, то, покормивъ въ Дѣдиловѣ лошадей, и успѣлъ я въ тотъ же день и столь еще рано пріѣхать въ Тулу, что имѣлъ время повидаться съ другомъ своимъ г. Сухотинымъ, у него посидѣть, напиться чаю, разспросить о новомъ своемъ командирѣ, а потомъ повидаться еще съ пріятелемъ своимъ г. Запольскимъ. Квартирою же для себя, для лучшей свободы, избралъ я домъ знакомца своего Пастухова, и у него и расположился.

На утріе, забравъ съ собою все нужное, раным-ранёхонько поѣхалъ я сперва къ г. Веницееву и, поговоривъ съ нимъ обо всемъ и раскланявшись съ нимъ, временнымъ своимъ начальникомъ, явился къ своему новому командиру, стоявшему тогда въ томъ каменномъ казенномъ домѣ, который находится на половинѣ Московской Большой улицы. Онъ принялъ меня хотя вѣжливо и учтиво, но ни тепло, ни холодно, и я, взглянувъ на него, тотчасъ увидѣлъ, что я въ помышленіяхъ и заключеніяхъ моихъ объ немъ весьма въ многомъ обманулся, и что въ немъ далеко такихъ достоинствъ и дарованій не было, какія я въ немъ найтить надѣялся, а показался онъ мнѣ человѣкомъ простенькимъ, смирненькимъ, небольшимъ и ума весьма посредственнаго и обыкновеннаго, словомъ -весьма не из-далекихъ, почему и подивился я еще, что въ Петербургѣ не могли найтить лучшаго и способнѣйшаго для сей важной должности человѣка, а прислали такого, котораго можно было почесть ни рыбою, ни мясомъ. Но послѣ узналъ, что доставилъ ему сіе мѣсто какой-то чиновник , служащій при ямской канцеляріи и довольно въ Петербургѣ именитый, и доставилъ по той причинѣ, что женатъ онъ былъ на его ни то родственницѣ, ни то воспитанницѣ, съ которою онъ тогда въ Тулу и пріѣхалъ и которая также показалась мнѣ не слишкомъ бойкою и чиновною госпожею.

Но какъ бы то ни было, но господинъ сей далеко не обласкалъ меня такъ, какъ я того ожидалъ, да и услугою моею далеко не такъ много былъ доволенъ, какъ я надѣялся, но принялъ ее холоднымъ почти образомъ и не поблагодарилъ меня даже за трудъ, для его, по собственному моему произволу, воспріятый. Сіе меня также нѣсколько смутило, и я даже досадовалъ самъ на себя, что трудился такъ много для человѣка, незнающаго трудамъ таковымъ цѣны и неспособнаго чувствовать услуги таковаго рода. И какъ, по всему тому, я нѣкоторымъ образомъ заключалъ, что ожидалъ онъ можетъ быть от меня услуги инаго и существительнѣйшаго рода и при первомъ случаѣ чего-нибудь такого, что сообразнѣе было съ интересами его кармана, то за нужное почелъ предварительно и обинякомъ дать ему узнать, что наши волости совсѣмъ не такова рода и не на такой ногѣ управляются, чтобъ можно было льститься нажить от нихъ какіе-либо прибытки, и не только большіе, но и самые малые и ничего незначущіе. И хотя и не надѣялся, чтобъ онъ мнѣ повѣрилъ, но сказалъ ему на первой встрѣчѣ самъ о себѣ, что я управляю волостьми сими хотя уже многіе годы, но могу свято въ томъ его увѣрить, что не нажилъ еще ни одного рубля от волостей сихъ, а довольствуюсь однимъ только опредѣленнымъ себѣ жалованіемъ и содержаніемъ. Онъ улыбнулся только, сіе услышавъ, но я, для лучшаго удостовѣренія его въ томъ, привелъ примѣръ г. Давыдова, говоря, что и сей, управляя сими волостьми, только разорился, а пользы себѣ от нихъ ни какой не получилъ, да и получить было ему никакъ не можно, ибо обстоятельства, сопряженныя съ сими волостьми, таковы, что начальникамъ и помышлять о каких-нибудь прибыткахъ не дозволяютъ, какъ то онъ самъ вскорѣ увидѣть и узнать можетъ.

Вкусна ли ему таковая пилюля была, или не вкусна, того уже не знаю, но онъ проглотилъ ее безъ примѣтнаго отвращенія, а замѣтно было только то, что онъ съ сего времени сталъ обходиться со мною нѣсколько благосклоннѣе и откровеннѣе, и наконецъ, признавался, что онъ нуждается въ нѣкоторыхъ нужнѣйшихъ мебеляхъ, а особливо въ столахъ и стульяхъ, и не знаетъ, гдѣ-бъ ему ихъ на время, и покуда онъ своими запасется, получить было можно. «О, что касается до сего, сказалъ я, то у насъ во дворцѣ сего добра довольно, и что если ему угодно, то могу я ихъ, сколько ему надобно, къ нему доставить». — «Очень бы это было хорошо», подхватилъ онъ и сталъ меня о томъ просить. И какъ я ему сіе обѣщалъ, то казался онъ быть тѣмъ очень доволенъ.

Посидѣвъ у него часа два и съѣздивъ потомъ въ ряды и въ казенную полату и нашедъ тамъ г. Верещагина, поѣхалъ обѣдать къ сему послѣднему, а послѣ обѣда съѣздилъ опять къ своему новому командиру и, не имѣя никакого болѣе до него дѣла, раскланялся съ нимъ, и на другой же день съ утра пустился въ обратный путь и возвратился въ Богородицкъ.

Тутъ всѣ съ превеликимъ нетерпѣніемъ дожидались моего возвращенія, и не успѣлъ я пріѣхать, то и начались от всѣхъ спросы и распросы о томъ, каковъ показался мнѣ нашъ новый командиръ? Я разсказалъ имъ все, что могъ узнать и относительно до характера его запримѣтить. И всѣ не горевали, а радовались тому, что былъ онъ человѣкъ не изъ бойкихъ, а смирный и безъ дальновидныхъ затѣевъ, ибо по самому тому не ожидали от него никакихъ дальнихъ причудъ, затѣй и посягательствъ, а льстились. надеждою, что мы подъ начальствомъ его проживемъ мирно и спокойно.

Обѣщаніе свое и не преминулъ я тотчасъ исполнить. И не успѣлъ возвратиться, какъ и отправилъ къ новому командиру своему на казенныхъ лошадяхъ нѣсколько столовъ и стульевъ. А поелику былъ тогда постъ, то вмѣстѣ съ ними послалъ къ нему и нѣсколько нашихъ карповъ для его стола, и получилъ за то от него благодарность.

Исполнивъ сіе и сдѣлавшись свободнымъ, не сталъ я долѣе ни минуты медлить, но написалъ слѣдующее за симъ отвѣтное письмо въ Экономическое Общество на его ко мнѣ письма и съ первою же почтою въ Петербургъ отправилъ.

Отправивъ сіе письмо и отдѣлавшись на сей разъ онымъ, думалъ я, что останусь на нѣсколько времени спокоенъ от Общества и буду имѣть довольно досуга для сочиненія, наконецъ, чего-нибудь въ Общество. Однако, не то совсѣмъ воспослѣдовало. Но не успѣло и трехъ дней послѣ отправленія онаго письма пройтить,и я не успѣлъ еще собраться съ духомъ, какъ, гляжу-смотрю, несутъ съ почтою ко мнѣ опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества. Удивился я сему неожидаемому и поразившему меня своею нечаянностію случаю и самъ себѣ говорилъ: «Господи помилуй! что такъ уже слишкомъ разохотилось Общество писать ко мнѣ и что такъ сдѣлалось тчиво?» Потомъ любопытенъ я былъ видѣть, что такое находилось въ пакетѣ. Поправившійся около сего времени въ здоровьѣ своемъ сынъ мой, прибѣжавъ ко мнѣ, любопытенъ былъ не менѣе моего также узнать о томъ. Но какъ удивились оба мы, увидѣвъ по распечатании онаго, что была въ немъ только одна нѣмецкая книжка, въ которой собраны и напечатаны были нѣкоторыя изъ послѣднихъ сочиненій Экономическаго Общества, которыя присланы были къ нему на нѣмецкомъ языкѣ, яко оригинальныя. И Общество присылкою оной хотѣло мнѣ только услужить, и тѣмъ меня болѣе еще къ продолженію переписки съ собою заохотить. Но для меня, по вышеупомянутымъ обстоятельствамъ, была сія приманка не весьма пріятна, ибо она приводила меня только въ пущее нестроеніе.

Письмо сіе, полученное мною 23 іюня, требовало натурально от меня опять скораго отвѣта, почему, хотя и совѣстно мнѣ было очень, что не было у меня ничего готоваго и я не зналъ уже чѣмъ извиниться, но, по крайней мѣрѣ, хотѣлъ я замѣнить то сколько-нибудь скорѣйшимъ изготовленіемъ требуемыхъ ящичковъ съ песками. Но какъ оные не совсѣмъ еще были готовы, а сверхъ того неизвѣстно еще было, скоро ли найдется и случай къ посылкѣ оныхъ, то разсудилъ я посылкою требуемыхъ камней и порошку болѣе не дожидаться, но отправить онаго сколько можно съ первою почтою. Въ разсужденіи же медленности своей извиниться перемѣною командировъ, какъ то и въ самомъ дѣлѣ было. Почему тогда же и отправилъ я по почтѣ пакетъ въ 3 фунта съ камнемъ и пескомъ при письмѣ.

По отправленіи сего письма, не сталъ я медлить и отправленіемъ въ Петербургъ и приготовленныхъ, между тѣмъ, песчаныхъ коллекцій. Пріуготовили мы ихъ опять три ящичка, и коллекціи были нарочито хорошія. По счастію, за годъ предъ симъ, равно какъ нарочно, для сего заготовлено было у насъ множество песчаныхъ плитокъ и набранныхъ изъ нихъ коллекцій, и потому не дѣлали они мнѣ дальняго затрудненія, а нужно было только велѣть дѣлать ящички и потомъ, оклеивъ ихъ бумагами, плитки въ нихъ уложить и, по обыкновенію, перестлать суконцами и ваткою съ верху; а если-бъ не было сего заготовленія, то не зналъ бы я что и въ семъ случаѣ дѣлать. Помянутые же ящички отправилъ я опять изъ Тулы чрезъ Пастухова, но ѣздоки были не такъ достовѣрны, какъ прежніе, и я боялся, чтобъ они не пропали.

Сбывъ съ рукъ своихъ сію коммиссію, принялся я за прежнія свои дѣла и разныя упражненія, непрерывающіяся почти никогда, ибо дѣлъ было у меня всегда множество и не только въ своемъ кабинетѣ, но въ тогдашнее, какъ лѣтнее время, и въ садахъ, въ которыхъ хотя и не производилось уже никакихъ по-прежнему важныхъ и большихъ работъ, но въ маленькихъ, производимыхъ садовниками и немногими дворовыми людьми, не было никогда оскудѣнія, и я то-и-дѣло то тамъ, то индѣ ими занимался, и либо то, либо другое вновь выдумывалъ и затѣвалъ. Около же сего же времени въ особливости занимался я подниманіемъ родниковъ и колодезей и дѣланіемъ глиненыхъ стѣнъ, могущихъ служить вмѣсто оградъ, которыя обѣ выдумки хотѣлось мнѣ довести до совершенства, дабы мнѣ можно было объ нихъ, какъ о новѣйшихъ открытіяхъ, писать въ Экономическое Общество.

Въ сихъ упражненіяхъ засталъ меня Петров-день. И какъ въ оный былъ зять мой имянинникомъ и имѣлъ обыкновеніе всякій годъ его праздновать, то принужденъ былъ и я, оставивъ всѣ свои дѣла, къ нему на сіе торжество ѣхать и пропраздновать у него нѣсколько дней съ ряду. А не успѣлъ возвратиться въ Богородицкъ, какъ долженъ былъ помышлять о приближающейся нашей годовой ярмонкѣ и дѣлать и самъ къ сему празднику всѣ нужныя пріуготовленія. Но ярмонка сія была у насъ въ этотъ годъ далеко не такова, какъ въ предслѣдовавшій, ибо съ одной стороны случившееся на ту пору ненастное и дождливое время сдѣлало ей великое помѣшательство и воспрепятствовало многому народу, по обыкновенію, на нее съѣзжаться (и съѣздъ былъ очень небольшой, а особливо дворянства), а съ другой-не было уже никого пріѣзжихъ изъ Тулы (ибо г. Давыдова тогда уже не было, а г. Юницкой и не подумалъ на нее ѣхать), — итакъ, принуждены мы были одни и съ одними только своими друзьями и знакомцами, да и то немногими, сей праздникъ праздновать. Но за то былъ онъ для насъ гораздо и спокойнѣе прежняго, и мы далеко не имѣли столько хлопотъ, суетъ и безпокойствъ, какъ въ прежніе разы, но провели его съ миромъ и тишиною.

Не успѣли мы сей праздникъ отпраздновать, какъ вознадобилось мнѣ съѣздить опять въ Тулу, для отвоза скопившихся волостныхъ доходовъ и отдачи сихъ денегъ уже не директору, а прямо въ казенную полату. И какъ другой надобности ни какой я въ Тулѣ не имѣлъ, то и пробылъ я въ ней одни только сутки и, повидавшись почти вскользь со своимъ новымъ начальникомъ, невходящимъ еще ни въ какія наши дѣла, возвратился назадъ въ Богородицкъ, гдѣ непосредственно за симъ долженъ я былъ принимать и угощать у себя пріѣзжавшаго для осмотра нашего училища, директора надъ всѣми ими, господина Хомякова, человѣка мнѣ знакомаго и всегда ко мнѣ ласкавшагося.

Достальные дни мѣсяца іюня, по причинѣ бывшихъ большихъ лѣтнихъ жаровъ, провели мы наиболѣе въ ежедневныхъ гуляньяхъ по вечерамъ въ садахъ и увеселеніяхъ себя музыками. Въ самые же знойные дни купывались въ нашей прекрасной ваннѣ, а въ иное время, сидючи въ тѣни, занимались либо чтеніемъ книгъ, а иногда рисованьемъ картинъ и дѣланіемъ разныхъ чертежей, ландкартъ и плановъ. И я радъ былъ, что сынъ мой могъ опять мнѣ во всемъ сотовариществовать. Но радость сія не долго продолжалась. Проклятая лихорадка подцѣпила его въ концѣ сего мѣсяца, опять и уже въ четвертый разъ, и рецидивъ сей былъ жесточе всѣхъ прежнихъ и привелъ сына моего жестокими пароксизмами въ великую слабость. А самое сіе принудило насъ приниматься опять за хину, и его ею, по предписанію лѣкаря нашего, лѣчить. Со всѣмъ тѣмъ, какъ болѣнъ онъ ни былъ, но въ свободные дни не преставалъ продолжать свое рисованье, которымъ онъ въ сіе время занимался. И достопамятно, что онъ въ самый сей періодъ времени рисовалъ обѣ тѣ большія военныя картины, которыя и понынѣ украшаютъ стѣны моей гостиной и могутъ считаться наилучшими изъ всѣхъ прочихъ.

А симъ, вмѣстѣ съ іюлемъ, кончу я и сіе мое письмо, достигшее до обыкновенной своей величины, и сказавъ, что я есмь вашъ, и прочее.

(Марта 14 дня 1811 года).

Письмо 269.

Любезный пріятель! Первый день августа мѣсяца провели мы довольно весело. По-утру были всѣ городскіе въ собраніи въ церкви и ходили всѣ послѣ обѣдни на воду. Процессія сія была у насъ всегда довольно пышная и видная. Начальствовалъ въ служеніи уже новый нашъ протопопъ Филиппъ, произведенный въ достоинство сіе изъ поповъ нашихъ и носящій и понынѣ тамъ сіе званіе. Въ служеніи былъ онъ немногим- чѣмъ хуже прежняго, но, взамѣнъ того, былъ ученѣе того и изрядный проповѣдникъ. Онъ любилъ также строго наблюдать церемоніалъ въ служеніи и дѣлалъ собою красу церкви нашей. Но наилучшее украшеніе составляла богатая ризница и дорогая утварь; также и наши пѣвчіе. Водосвятіе отправлялось всегда на большомъ нашемъ прудѣ по-ниже дворца. И какъ весь высокій и наклонный къ пруду берегъ унизанъ былъ превеликимъ множествомъ обоего пола городскихъ жителей, то и представлялось тогда для глазъ прелестное зрѣлище. Послѣ обѣда же всѣ городскіе были у меня, и мы всѣ, пользуясь случившеюся въ сей день прекрасною погодою, ходили съ нимигулять по большему саду при звукѣ играющей въ ротундѣ музыки и пѣніи пѣвчихъ. Словомъ, всѣ были веселы и довольны.

Но окончаніе сего дня было для меня не весьма пріятно, и я перетрусился-было въ-прахъ, почувствовавъ въ себѣ превеликій ознобъ и опасаясь, чтобъ не занемочь и самому мнѣ лихорадкою. Но скоро успокоился, узнавъ, что было то дѣйствіемъ простуды, от которой мнѣ тотчасъ и помогъ превосходный мой декоктъ простудный.

Въ слѣдующій за симъ день прибѣжавшій ко мнѣ почти безъ души нашъ протопопъ смутил-было меня принесеннымъ извѣстіемъ, что на утріе прибудетъ къ намъ въ Богородицкъ новый нашъ и объѣзжающій тогда всю свою епархію архіерей Аѳанасій. Я смутился-было болѣе потому, что оставалось время коротко къ сдѣланію къ принятію сего необыкновеннаго и важнаго гостя по достоинству всѣхъ нужныхъ пріуготовленій, ибо мнѣ хотѣлось блеснуть ему и нашею церковью и всѣмъ прочимъ. Но, по счастію, извѣстіе сіе было не совсѣмъ достовѣрное и провралось совершенно, а чрезъ то и получилъ я болѣе времени.

Новаго сего нашего архипастыря хотѣлось мнѣ весьма видѣть и съ нимъ познакомиться. Желаніе сіе возбудилъ во мнѣ наиболѣе протопопъ нашъ, насказавшій мнѣ объ немъ много хорошаго и превозносившій его до небесъ похвалами. Почему и помышлялъ я ассигновать ему квартиру во дворцѣ нашемъ, а между тѣмъ поприбрать получше и всю нашу церковь; сдѣлать для его амвонъ, поприготовить пѣвчихъ и все прочее, что къ предпринимаемому угощенію его у себя было нужно. И какъ пріѣздъ его къ намъ не прежде воспослѣдовалъ, какъ 10 числа августа, то и успѣлъ я все желаемое къ сему времени сдѣлать и приготовить.

Онъ пріѣхалъ къ намъ изъ Ефремова помянутаго числа передъ вечеромъ. И поелику мы о самомъ часѣ его прибытія были извѣщены, то, собравшись вмѣстѣ съ городскими судьями и наилучшими купцами, и встрѣтили его въ подъѣздѣ дворцовомъ. Онъ казался весьма довольнымъ быть, нашедъ для себя столь прекрасную и спокойную квартеру и готовое уже горячее для подчиванія его съ дороги. И какъ и онъ былъ довольно обо мнѣ наслышанъ, то не преминулъ тотчасъ вступить со мною въ ласковые и пріятные разговоры, въ которыхъ, по отходѣ всѣхъ прочихъ, встрѣчавшихъ его чиновниковъ, и занялись мы съ нимъ во весь остатокъ того дня и вечера. И какъ, послѣ обыкновенныхъ ничего незначущихъ разговоровъ, довелъ я оные до дѣлъ учоныхъ и наукъ, то въ одинъ почти мигъ и успѣли мы съ нимъ такъ спознакомиться и сдружиться, что ему и не хотѣлось уже и перестать со мною говорить. И причиною тому было то, что я во многихъ отношеніяхъ былъ гораздо его знающѣе и, пользуясь сею выгодою, блеснулъ предъ нимъ такъ обширными своими знаніями въ естественной наукѣ и исторіи, что онъ, будучи въ сихъ наукахъ невеликимъ знатокомъ, но весьма любопытнымъ человѣкомъ, слушалъ меня, такъ сказать, разиня ротъ, глаза и уши. Словомъ, я заговорилъ его въ-прахъ и накидалъ ему столько въ глаза пыли, что онъ не только возъимѣлъ ко мнѣ отмѣнное почтеніе, но даже и полюбилъ меня искренно и душевно, а я, пользуясь таковою его къ себѣ благосклонностію, и не упустилъ, отходя от него ввечеру, попросить его, чтобъ онъ на утріе, какъ въ случившійся тогда день воскресный, удостоилъ нашу церковь своимъ священнодѣйствіемъ, а потомъ пожаловалъ бы ко мнѣ откушать.

Просьба сія была имъ всего меньше ожидаема, и сколько послѣдняя пріятна, столько первая обременительна, ибо онъ, будучи не рьяный охотникъ служить, а, чувствуя въ себѣ от путешествія усталость, ни мало не помышлялъ о томъ, а располагался-было въ этотъ день взять отдохновеніе; а по всему тому и начал- было от служенія отговариваться, отзываясь, между прочимъ, что есть ли, полно, для кого предпринимать сей трудъ? Но какъ я просьбу свою повторилъ, то, плѣнясь моими разговорами, принужденъ онъ былъ, наконецъ, на то согласиться и далъ мнѣ обѣщаніе отслужить на утріе въ церкви нашей обѣдню.

Будучи симъ доволенъ и идучи от него домой, помышлялъ я о томъ, какъ бы мнѣ сдѣлать ему сюрпризъ и доказать, что онъ въ мысляхъ своихъ о нашемъ городкѣ обманывался и что служить ему есть гдѣ и есть для кого. И, по приходѣ домой, тотчасъ разослалъ всѣхъ своихъ вѣстовыхъ и людей по всѣмъ городскимъ судьямъ и лучшимъ купцамъ, так- же и къ съѣхавшимся нарочно для сего случая многимъ дворянскимъ фамиліямъ съ извѣщеніемъ, что архіерей, по убѣдительной моей просьбѣ, будетъ на утріе въ церкви нашей служить обѣдню, и чтобъ всѣ они не оставили меня и городокъ нашъ въ стыдѣ и пожаловали пріѣздомъ къ обѣднѣ смотрѣть архіерейское служеніе, а потомъ ко мнѣ откушать. Домашнимъ же своимъ препоручилъ приготовить колико-можно лучшій столъ и снабдилъ ихъ множествомъ всякой рыбы, а особливо самыми большими нашими карпами. И такимъ же образомъ и обоимъ секретарямъ своимъ Варсобину и Щедилову препоручилъ вмѣстѣ съ протопопомъ нашимъ постараться, чтобъ и въ церкви нашей все было хорошо, и употреблена была наилучшая наша дорогая ризница и утварь.

Архіерей нашъ и подлинно поразился при входѣ на утріе въ нашу церковь увидѣвъ встрѣчающаго себя нашего протопопа и другихъ поповъ и дьяконовъ въ такихъ богатыхъ одеждахъ, какихъ не было у него и въ Коломенскомъ его соборѣ, и такой крестъ, какого онъ едва- ли когда видалъ. А не менѣе поразился онъ и убранствомъ, и великолѣпіемъ нашей церкви, и увидѣвъ и пріуготовленной даже для него и обитой алымъ сукномъ амвонъ. Все сіе было имъ ни мало неожидаемо. А то удивило его еще того болѣе, что онъ, противъ всякаго своего чаянія, увидѣлъ всю нашу просторную церковь, наполненную сплошь не только простымъ народомъ, но и великимъ множествомъ дворянства и другихъ чиновниковъ, а особливо дамъ, дѣвицъ и купеческихъ женъ въ наилучшихъ ихъ нарядахъ. А все сіе и побудило его отправлять служеніе во всей обыкновенной формѣ и колико-можно лучшимъ образомъ. И какъ былъ онъ человѣкъ еще не старый, собою видный и красивый и служить отмѣнный мастеръ, то и было въ самомъ дѣлѣ, чего тогда всѣмъ посмотрѣть и чѣмъ полюбоваться. Оба крылоса наполнены были пѣвчими, на правом- были его, а на лѣвом-наши, ни въ чемъ почти его неуступавшіе. На обоихъ пѣты были концерты, и однимъ словомъ, все служеніе было пышное и великолѣпное, и о чемъ самъ уже и архіерей возможнѣйшее прилагалъ стараніе, признаваясь мнѣ послѣ, что онъ никакъ не думалъ и не ожидалъ найтить у насъ все то, что онъ нашелъ и видѣлъ, и что ему даже было совѣстно и стыдно, что не было съ нимъ дорогой ризницы, и что онъ принужденъ былъ служить въ своей дорожной.

Легко можно заключить, что для меня таковой отзывъ его былъ весьма пріятенъ, и я, слушая оный и улыбаясь самъ въ себѣ, подумалъ: «то-то, ваше преосвященство, не слишкомъ бы скоро дѣлать объ насъ такія невыгодныя заключенія, что будто-бъ и служить было негдѣ и не для кого! анъ, оказалось, что есть гдѣ и есть для кого». И былъ нѣкоторымъ образомъ въ особливости доволенъ симъ надъ нимъ восторжествованіемъ.

Архіерей, при выходѣ изъ церкви, не преминулъ все бывшее тутъ дворянство пригласить къ себѣ на дорожную водку и тѣмъ предупредилъ собственное наше желаніе сходить къ нему на поклонъ. Итакъ, мы всѣ гурьбою къ нему во дворецъ и пошли и нашли тамъ приготовленную стараніемъ моимъ изъ многихъ блюдъ и тарелок , наполненныхъ всякою всячиною, закуску. Архіерею было и сіе весьма пріятно, а для меня всего пріятнѣе то, что я нашолъ тутъ подъѣхавшаго къ нему друга своего отца Іеронима, съ которымъ я такъ давноуже не видался и который былъ для меня любезный человѣкъ.

Вскорѣ послѣ того, по приглашенію от меня, поѣхалъ архіерей ко мнѣ, куда за нимъ и всѣ прочіе послѣдовали; и я задалъ у себя для сего необыкновеннаго гостя большой пиръ и старался его такъ угостить, что онъ былъ весьма доволенъ. Послѣ обѣда же разсматривалъ онъ рисуемыя сыномъ моимъ картины и прочія наши рѣдкости и зрѣнія достойныя вещицы и не могъ всѣмъ довольно налюбоваться и вскорѣ потомъ отправился къ себѣ отдыхать.

Архіерей пробылъ у насъ, кромѣ сего дня, еще двои сутокъ, въ теченіе которыхъ занимался онъ наиболѣе своими попами и духовными дѣлами; однако, урывалъ праздные часы, а особливо предъ вечеромъ, на любопытныя собесѣдованія со мною, бывавшемъ у него всякій день и приносившимъ къ нему не только всѣ свои зрѣнія достойныя вещи и разныя книги, но и самый даже свой микроскопъ, которымъ доставилъ я ему превеликое удовольствіе и тѣмъ всѣмъ пріобрѣлъ къ себѣ отмѣнную благосклонность. Впрочемъ, былъ онъ такъ ко всѣмъ нашимъ снисходителенъ, что удостоилъ посѣщеніемъ своимъ всѣхъ нашихъ поповъ и самого моего Варсобина. Я же, между тѣмъ, занимался болѣе другомъ своимъ Іеронимомъ, котораго не одинъ разъ особенно угощалъ у себя и провелъ съ нимъ многія весьма пріятныя минуты. Въ сіе время написалъ онъ тѣ мнѣ стишки, которые находятся въ моемъ альбомѣ или памятникѣ друзей и кои служатъ и понынѣ мнѣ пріятнымъ его напоминаніемъ.

Наконецъ, пробывши у насъ трое сутокъ, поѣхалъ от насъ архіерей, и мы проводили его, ни мало не воображая себѣ, что видѣли его тогда влервыя и впослѣднія, ибо мнѣ не удалось уже послѣ сего ни однажды его видѣть и пользоваться его къ себѣ благосклонностію. Онъ не долго правилъ нашею епархіею и, будучи переведенъ въ другую южную, произведенъ былъ хотя въ архіепископы, но вскорѣ потомъ тамъ въ цвѣтущихъ еще лѣтахъ своей жизни умеръ. Итакъ, всѣ наши труды и старанія о угощеніи его пропали безъ пользы.

Не успѣли мы его от себя проводитъ, какъ встревоженъ я былъ другимъ извѣстіемъ о имѣющемъ прибыть къ намъ новомъ моемъ начальникѣ. Слухъ о томъ повидимому былъ столь достовѣренъ, что мы цѣлый день его къ себѣ уже и дожидались, но послѣ открылось, что былъ он-совсѣмъ несправедливый, и все ожиданіе наше было пустое.

Послѣ сего вся вторая половина августа мѣсяца протекла у насъ безъ всякихъ дальнихъ особливостей. Мы провели оную съ выздоровѣвшимъ уже тогда совершенно моимъ сыномъ довольно весело и хорошо: хаживали очень часто гулять, угащивали пріѣзжавшихъ къ намъ разныхъ гостей, разъѣзжали сами кой- куда по гостямъ, а во всѣ свободные дни и часы занимались обыкновенными своими упражненіями: онъ наиболѣе своимъ рисованьемъ, а я наиглавнѣйше пересматриваніемъ и ранжированіемъ всей своей библіотеки, бывшей въ комнатахъ на колокольнѣ и довольно уже около сего времени чрезъ присовокупленіе многихъ, новыхъ книгъ увеличившейся, такъ что я насчиталъ уже въ ней разныхъ книгъ болѣе трехъ тысячъ. Впрочемъ, достопамятно, что въ исходѣ сего мѣсяца, начала припадать во мнѣ опять охота къ писанію, от котораго я было около сего времени поотвык нѣсколько, и я началъ опять кой-какими писаніями заниматься.

Въ сихъ положеніяхъ засталъ насъ сентябрь мѣсяцъ, котораго самое начало ознаменовалась прибытіемъ въ Тулу нашего намѣстника. Какъ сей, не смотря на свою отлучку въ армію, продолжалъ все еще управлять всѣми своими тремя намѣстничествами, а вмѣстѣ съ тѣмъ имѣть и о волостяхъ нашихъ попечение, то судилъ я, что мнѣ необходимо надобно къ нему въ Тулу съѣздить и доложиться ему о нѣкоторыхъ дѣлахъ, до волостей нашихъ относящихся, на которыя нужно было егоразрѣшеніе. Итакъ, какъ скоро услышалъ о его прибытіи, какъ тотчасъ, написавъ все нужное къ донесенію ему, въ Тулу и поѣхалъ. И дабы быть къ нему ближе, да и способнѣе обо всемъ узнавать и слышать остановился въ сей разъ у друга своего г. Сухотина. Сей находился въ самое то время, какъ я пріѣхалъ, въ редутѣ и, возвратясь оттуда, сказывалъ мнѣ, что намѣстникъ самъ уже обо мнѣ въ тотъ вечеръ спрашивалъ и приказывалъ за мною послать. Итакъ, пріѣздъ мой былъ и очень кстати.

Я любопытенъ былъ весьма видѣть, какъ онъ меня въ сей разъ приметъ, и страшился отчасти, чтобъ не было мнѣ от него за дѣло г. Давыдова какого гнѣва и гонки. И потому, побывавъ по-утру въ слѣдующій день у новаго своего командира г. Юницкаго и ѣдучи съ нимъ вмѣстѣ къ намѣстнику, былъ я не весьма въ спокойномъ духѣ; но ободрился невѣдомо-какъ, увидѣвъ, что принялъ онъ меня очень ласково и пріятно и не только въ своемъ кабинетѣ, но и, по выходѣ въ пріемную, разговаривалъ со мною обо многомъ и очень благосклонно распрашивалъ обо всемъ и обо всемъ касающемся до волостей нашихъ и былъ всѣми донесеніями моими весьма доволенъ. Таковая его ко мнѣ по-прежнему благосклонность не только меня порадовала очень, но произвела и ту для меня пользу, что и новый мой командиръ, увидя, въ какомъ кредитѣ я нахожусь у намѣстника, сталъ съ сего времени оказывать мнѣ болѣе уваженія и сдѣлался ко мнѣ благосклоннѣйшимъ и обходиться со мною лучше прежняго.

Пробывъ у намѣстника почти все утро, поѣхалъ я обѣдать къ своему хозяину и достальное время для того провелъ у него со многими бывшими у него гостьми, а на другой день ѣздилъ я опять съ командиромъ своимъ къ намѣстнику, который и въ сей разъ говорилъ со мною обо многомъ. И какъ сей день случился быть воскресный, то ѣздили мы всѣ вмѣстѣ съ нимъ въ соборъ къ обѣдни и оттуда опять къ нему, по обыкновенію, на водку, при которомъ случаѣ, разговаривая со мною, приказалъ онъ мнѣ на все, на что нужно было его разрѣшеніе, написать, по прежнему обыкновенію, докладные пункты и ему оные представить. Я обѣдалъ въ сей день опять у своего хозяина, а ввечеру согласясь ѣздили мы всѣ въ театръ, а оттуда увезъ меня къ себѣ ужинать г. Верещагинъ съ которымъ и провели мы весь достальный вечеръ.

На другой день послѣ сего, сочинивъ и написавъ по-утру докладные свои пункты, ѣздилъ я опять съ г. Юницкимъ къ намѣстнику и ему пункты свои подалъ и получилъ приказаніе, что пріѣхать мнѣ къ нему въ слѣдующій день поранѣ для рѣшенія оныхъ. Мы пробыли у него тутъ все утро, а потомъ ѣздили въ казенную палату, гдѣ поймалъ меня опять г. Верещагинъ и увезъ къ себѣ обѣдать. Тутъ услышалъ я, что и въ тотъ день будетъ для намѣстника редутъ въ училищномъ домѣ, и г. Верещагинъ уговаривалъ меня, чтобъ и мнѣ на оный ѣхать. Но мнѣ не хотѣлось-было того, но какъ будучи послѣ обѣда опять у намѣстника и сей мнѣ, между прочимъ, сказалъ, что не худо-бъ мнѣ побывать въ редутѣ и взятъ въ увеселеніи ихъ соучастіе, то принужденъ я былъ туда и прежде еще его ѣхать.

Я нашолъ въ ономъ всѣ комнаты, наполненныя тульскою публикою, и свидѣлся со всѣми своими знакомыми. Вскорѣ за мною пріѣхалъ и намѣстникъ, и тогда тотчасъ началась музыка и танцы и было очень весело и хорошо, а особливо было для меня то достопамятно, что намѣстникъ, расхаживая въ промежутки между танцовъ по комнатамъ съ какимъ-то пріѣзжимъ военнымъ и дружественнымъ ему генераломъ и идучи мимо меня, остановился и началъ ему разсказывать обо мнѣ, что я за человѣкъ, какими одаренъ ко всему способностями, достоинствами и дарованіями, что-и-что я произвелъ въ дѣйство и приписывать мнѣ такія похвалы, что я даже горѣлъ от стыда, слыша всѣ оныя, и тысячу разъ мысленно благодарилъ намѣстника за его обо мнѣ столъ хорошее мнѣніе и не могъ тому довольно нарадоваться, и тѣмъ паче, что было сіе при всей публикѣ и при присутствіи самого моего новаго командира, и онъ всѣ слова его обо мнѣ до единаго слышалъ.

Поспѣшествовало къ тому весьма много то, что намѣстникъ нашъ былъ въ сей вечеръ отмѣнно веселъ и угощеніемъ себя господами тульскими весьма доволенъ. Но, къ сожалѣнію, не дали ему долго симъ редутомъ повеселиться, и веселіе его превратили въ неописанное огорченіе и досаду. Кому-то изъ бывшихъ тутъ тульскихъ господъ вздумалось въ разговорахъ съ нимъ проболтаться и молвить что-то стороною о жалкомъ положеніи г. Давыдова и о томъ до сколь многова количества денегъ оказался онъ должнымъ, о чемъ намѣстнику до того совсѣмъ было еще неизвѣстно, ибо любимецъ его г. Веницеевъ все еще от него сіе важное дѣло скрывалъ или паче не зналъ какъ и сказать ему, сколь много промоталъ г. Давыдовъ нашихъ денежекъ, а по сему и неудивительно, что увѣдомленіе о томъ поразило его какъ громовымъ ударомъ, и онъ не успѣлъ услышать о томъ, какъ въ тотъ же мигъ велѣлъ подавать карету и поскакалъ во дворецъ, гдѣ онъ тогда квартировалъ, а ординарца своего въ тотъ же мигъ послалъ отъискивать Веницеева и тащить онаго къ себѣ, въ чемъ бы онъ его ни засталъ.

Всѣ мы тотчасъ пронюхали и узнали, что причиною было столь скорому и внезапному намѣстникову отъѣзду, и всѣ начали пошептомъ твердить, говоря: «ну, теперь загорится огонь и поломя и зашумитъ страшная буря», и всѣ крайне любопытны были узнать, что произойдетъ у него съ Веницеевымъ. Сего, къ счастію или къ несчастію, нашолъ ординарецъ въ гостяхъ и на девятомъ уже взводѣ, то есть, гораздо-и-гораздо подгулявшаго.

И какъ ослушаться намѣстника и не ѣхать къ нему въ тотъ же мигъ никакъ было не можно, то онъ, не долго думая а выпросивъ себѣ еще стаканъ шампанскаго и прибавивъ тѣмъ себѣ еще болѣе смѣлости и отваги, тотчасъ къ дожидавшемуся его съ крайнею нетерпѣливостью намѣстнику и поѣхалъ.

И каковая-жъ происходила у нихъ тогда между собою сцена! Намѣстникъ, расхаживая взадъ и впередъ въ превеличайшей досадѣ по своей спальнѣ, не успѣлъ завидѣть отворявшаго къ нему дверь Веницеева, какъ въ превеликихъ пыхахъ и съ страшнымъ окрикомъ бросился на него, но сей, не будучи лѣнивъ, захлопнувъ опять дверью, далъ ему волю кричать какъ ему угодно, а потомъ, растворивъ опять нѣсколько двери и высунувъ къ нему одну голову, вопреки ему, началъ кричать: «Ну, что! ну, что! сердишься и кричишь! Не сам ли ты виноватъ и всему злу причиною! Ну. на что давалъ такую волю своему любимцу! вотъ, тебѣ Давыдовъ! вотъ, Николай Сергѣевичъ!... выручай его теперь самъ, какъ знаешь и умѣешь!» И такъ далѣе. Симъ обезоружилъ онъ намѣстника такъ, что онъ, покричав-покричавъ и побранивъ его нѣсколько минутъ, принужденъ былъ, наконецъ, присмирѣть и огрызающагося Веницеева самъ упрашивать, чтобы онъ къ нему вошелъ и далъ ему совѣтъ, что, при такихъ скверныхъ обстоятельствахъ, дѣлать и чѣмъ и какъ сему злу пособить.

Вотъ что тогда о семъ говорили и разсказывали. Но что между намѣстникомъ и Веницеевымъ было далѣе и что они, по входѣ къ нему сего послѣдняго, одинъ на единѣ между собою говорили и чѣмъ бесѣду свою кончили-всего того уже неизвѣстно, а примѣтно было только то всѣмъ на утріе, что намѣстникъ былъ хотя очень смущенъ, но всячески притворялся и не давалъ ни малѣйшаго знака, что онъ о семъ дѣлѣ вѣдаетъ.

Я, не вѣдая ничего еще о семъ послѣднемъ происшествіи и ѣдучи къ нему по-утру съ г. Юницкимъ и съ своими докладными пунктами, трепеталъ духомъ, боясь, чтобъ не досталось и мнѣ чего-нибудь от намѣстника на лапу. Но пріѣхавъ крайне удивился, увидѣвъ намѣстника какъ ни въ чемъ не бывало и по-прежнему со мною ласково и благопріятно говорить начавшаго. Можетъ быть, произошло сіе от того, что Веницеевъ меня предъ нимъ во всемъ оправдалъ и увѣрилъ его, что я съ своей стороны такъ чистъ, какъ зеркало, и что всего-бъ того не было, ежели-бъ деньги поручаемы были мнѣ, а не г. Давыдову въ вѣдомство. Мы застали у намѣстника въ передней протопопа Кира во всемъ его облаченіи и готоваго служить у него всеночную. И намѣстникъ не успѣлъ докладные мои пункты, разсмотрѣвъ и подписавъ, мнѣ вручить, какъ и ввели уже протопопа со всѣмъ его церковнымъ клиромъ въ пріемную и началась всеночная. По окончаніи же оной, намѣстникъ поговорилъ еще со мною нѣсколько о волостяхъ и, препоручивъ мнѣ и впредь имѣть объ нихъ таковое похвальное попеченіе, какъ и прежде, сталъ тотчасъ, собираться въ свой путь, ибо онъ въ самый тотъ день отъѣзжалъ уже опять въ Кіевъ. И мы вскорѣ потомъ проводили его сперва до губернатора, а потомъ и въ путь его дальній.

Симъ образомъ кончилось тогдашнее мое съ намѣстникомъ свиданіе. И какъ мнѣ болѣе ни какихъ дѣлъ въ Тулѣ не было, то я, препроводивъ достальное время того дня въ разъѣздахъ кой-къ-кому изъ своихъ друзей и знакомыхъ и переночевавъ еще ночь въ Тулѣ, пустился съ утра опять въ свой Богородицкъ, и въ тотъ же день къ вечеру въ оный возвратился, и поспѣшилъ пріѣздомъ своимъ тѣмъ паче, что вслѣдъ за мною хотѣлъ вскорѣ быть и новый командиръ мой.

Онъ, и дѣйствительно, пріѣхалъ къ намъ вмѣстѣ съ женою своею чрезъ два дни послѣ моего пріѣзда. И какъ о пріѣздѣ его я уже зналъ, то и успѣлъ я все нужное къ тому времени приготовить и встрѣтилъ его при дверяхъ дворца, гдѣ назначилъ я ему стоять, но онъ расположился въ немъ противъ своего хотѣнія, ибо какъ онъ былъ человѣкъ очень небогатый, имѣлъ только небольшую деревеньку въ Веневскомъ уѣздѣ и жилъ весьма скромно и уединенно от всякой пышности, то имѣлъ и свиту небольшую, и далеко не такую, какъ г. Давыдовъ, слѣдовательно, и дворецъ былъ для пребыванія его слишкомъ просторенъ. Впрочемъ, какъ прибытіе его воспослѣдовало въ утреннее время, то обѣдомъ угостилъ я его у себя, а послѣ обѣда ѣздили мы съ нимъ осматривать всѣ мѣста, были въ саду въ Магазинной рощѣ, въ гошпиталѣ и онъ вездѣ и всѣмъ видѣннымъ и найденнымъ былъ доволенъ. А не менѣе довольны были мы его кроткимъ и смирнымъ характеромъ, который ручался какъ въ томъ, что и впередъ не будемъ мы имѣть от него дальнихъ безпокойствъ, но мы подъ правленіемъ его поживемъ мирно и спокойно.

На другой день послѣ сего, по случаю воскреснаго дня, были мы съ нимъ вмѣстѣ въ нашей церкви у обѣдни, потомъ заходили въ училище и въ богадѣльню и ѣздили въ ближнюю деревню Вязовку, для мѣренія хлѣба и узнанія въ точности урожая ржи сего года. Обѣдомъ же угощалъ его въ сей день князь нашъ городничій. А все послѣобѣднешнее время провели мы у него во дворцѣ, и мы увеселяли его музыкою и сдѣлали маленькіе танцы. Словомъ, все у насъ было тихо, смирно и хорошо. А въ слѣдующій за симъ день и поѣхалъ онъ от насъ въ Бобрики въ намѣреніи пробраться оттуда въ свою деревню. Я собрался-было ѣхать съ нимъ вмѣстѣ и проводить его до Бобрик ; однако, онъ меня от сей ѣзды уволилъ и сказалъ, чтобъ я оставался дома и угощалъ заѣхавшихъ ко мнѣ въ сіе время гостей.

Симъ образомъ проводили мы нашего новаго начальника и командира, не сдѣлавшаго намъ въ сей первый пріѣздъ его ни какого дальняго безпокойства. Причемъ достопамятно, что во время самаго его у насъ пребыванія получилъ я съ воскресною почтою опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества съ двумя книгами и письмомъ от г. Нартова.

Присылка сего письма и обѣихъ упомянутыхъ книгъ послужила мнѣ новымъ и дѣйствительнѣйшимъ побужденіемъ къ писанію, до котораго по сіе время все какъ-то не удавалось мнѣ пристально приняться, и наиболѣе за отлучками и за развлеченіемъ мыслей разными другими дѣлами и недосугами. Но какъ въ сіе время стала наставать уже и осень и свободнаго времени было уже болѣе, то не сталъ я уже долѣе медлить и вскорѣ послѣ сего учинилъ дѣйствительное начало писанію экономическихъ матерій; а между тѣмъ какъ долгъ велѣлъ увѣдомить о полученіи сихъ книгъ Общество, то я съ первою же почтою отправилъ въ Петербургъ письмо.

По отправленіи сего письма и пользуясь свободнымъ осеннимъ временемъ, сталъ я тотчасъ помышлять о сочиненіи чего-нибудь и хотя не вдругъ, но, мало-по-малу избирая свободные часы, къ тому привыкать. Наилучшею матеріею казалась мнѣ къ тому выдумка моя, относящаяся до подниманія ключей. О семъ я хотя уже и писалъ въ «Экономическомъ Магазинѣ», однако, какъ въ опытахъ, къ тому приличныхъ, упражнялся я и въ прошедшее лѣто, то казалось мнѣ, что могу матерію сію выполнить и распространить новыми замѣчаніями. Со всѣмъ тѣмъ, по отвычкѣ къ писанію, нѣсколько дней потребно было къ тому, чтобъ могъ я сочинить сіе сочиненіе, и, по сочиненіи того, множайшее время и трудъ потребенъ былъ къ переписыванію онаго самому набѣло, что для меня въ особливости было трудно, и я производилъ дѣло сіе съ чувствительнымъ отягощеніемъ. Со всѣмъ тѣмъ, каково хорошо сочиненіе сіе ни удалось, которое, сверхъ того, хотѣлось мнѣ снабдить и рисункомъ, однако, все казалось оно мнѣ неприличнымъ для посланія въ первый разъ, а хотѣлось мнѣ, чтобъ для начала было что-нибудь лучшее и приличнѣйшее.

Итакъ, прежде изготовленія къ сему сочиненію рисунковъ, принялся я опять за перо и, подумавъ, написалъ общія и обозрительныя примѣчанія о естественномъ состояніи ближнихъ къ Москвѣ степныхъ мѣстъ. Я изобразилъ въ ономъ все, что мнѣ во все время жительства моего въ Богородицкѣ случилось замѣтить относящагося до тамошнихъ земель, положеній мѣстъ, лѣсовъ, водъ, полей и луговъ и кстати упомянуть притомъ и дѣланные мною за нѣсколько лѣтъ опыты. Сочиненіе сіе вылилось нарочито великовато и, сколько мнѣ казалось, довольно хорошо, такъ что я не сомнѣвался почти, что оно Экономическому Обществу понравится и мнѣ отнесется къ особливой чести. Я немедля переписалъ его набѣло и положилъ отправить его первое, а прежнее сочиненіе о подниманіи ключей предоставить до другаго случая.

Между тѣмъ, какъ я надъ сими сочиненіями трудился, протек у насъ въ мирѣ и тишинѣ весь сентябрь и начался октябрь мѣсяцъ, въ теченіе котораго времени не произошло у насъ ничего особливаго, кромѣ того, что въ первый день октября мѣсяца перетревожены мы были опять превеликимъ пожаромъ, бывшимъ въ городѣ, въ которомъ сгорѣла опять цѣлая Покровская улица; и что въ 6-й день октября кончился 52 годъ моей жизни. А кстати къ сему кончу я и письмо сіе, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ и проч.

(Марта 20 дня 1811 года).

53 ГОДЪ МОЕЙ ЖИЗНИ. Письмо 270.

Любезный пріятель! Первый день моего 53 года праздновалъ я, по-прежнему своему обыкновенію, тихомолкою и духовно, воздавая благодарность мою Творцу вселенной за вся благая, оказанная мнѣ въ претекшемъ годѣ и въ прошеніи о принятіи меня и въ теченіе вновь наступившаго въ дальнѣйшее святое Свое покровительство. Всѣ послѣдующіе за симъ 10 дней занимался я наиболѣе своими сочиненіями, назначаемыми къ отсылкѣ въ Экономическое Общество. Но сколько ни спѣшилъ перепискою перваго изъ нихъ, но, за разными недосугами и частыми пріѣздами разныхъ гостей, дѣлавшихъ всегда мнѣ въ таковыхъ работахъ помѣшательство, не прежде могъ успѣть пріуготовленіемъ перваго изъ нихъ къ отсылкѣ, какъ ко дню имянинъ моихъ, въ который самый я и отправилъ оное при письмѣ.

Отправивъ сіе письмо и при ономъ сочиненіе о степныхъ мѣстахъ, радовался я, по крайней мѣрѣ, тому, что учинилъ начало и что, сверхъ того, было у меня готово уже и другое сочиненіе. Однако, я располагался не очень спѣшить отправленіемъ онаго, но хотѣлъ напередъ дождаться отвѣта на посланное. А между тѣмъ, отпраздновалъ, по обыкновенію, день моихъ имянинъ со всѣми посѣтившими меня нашими городскими и всѣми родными и лучшими изъ нашихъ друзей и знакомыхъ и, проведя день сей довольно-таки весело, вздумалъ я основать ту особую историческую книжку всей моей съ Экономическимъ Обществомъ переписки, которая и понынѣ у меня въ нѣсколькихъ переплетенныхъ книгахъ въ библіотекѣ моей хранится, и внесъ въ нее всѣ письмы, писанныя и полученныя мною сначала возобновленія моей съ Обществомъ переписки и концепты самыхъ сочиненій.

По учиненіи сего и разохотившись уже нѣкоторымъ образомъ писать экономическія піэсы, вздумалъ я начать уже и третье сочиненіе для запаса; но не успѣлъ надъ нимъ одно утро потрудиться, какъ вдругъ произошло нѣчто такое, чего я всего меньше ожидалъ, а именно: въ четвертый день послѣ помянутаго отправленія моего письма съ принесенною ко мнѣ почтою, увидѣлъ я опять большой пакетъ, изъ Экономическаго Общества ко мнѣ присланный. «Ба! что это такое? воскликнулъ я: уже и опять ко мнѣ пакетъ и такъ скоро!» И съ великимъ любопытствомъ спѣшилъ смотрѣть и узнавать, что въ немъ содержалось. Пакетъ былъ тонкій, но преширокій, и мы скоро увидѣли, что была то книга, и, по разогнутіи, нашли, что содержала она въ себѣ «Минералогическій Словарь», сочиненія господина Нартова. Онъ прислалъ ее ко мнѣ от имени Общества. Письмо же, приложенное при томъ, было отвѣтное на мое послѣднее, то-есть шестое. Сколько пріятенъ мнѣ былъ слогъ онаго, столько досадно то, что я узналъ изъ онаго, что посылка моя съ послѣдними тремя ящичками песковъ къ нему не дошла, и они пропали, а не менѣе и то не весьма пріятно, что г. Нартовъ начиналъ уже жаловаться, что я пишу къ нему очень рѣдко и просилъ, чтобъ я писалъ чаще.

Полученіе сего письма стало побуждать меня опять къ писанію въ Петербургъ, при которомъ случаѣ вознамѣрился я послать и другое сочиненіе, которое было у меня уже готово и набѣло переписано, а именно: «О подниманіи водяныхъ ключей и источниковѣ». Однако, прежде отсылки хотѣлось мнѣ распровѣдать о пропавшихъ ящикахъ съ песками, которыхъ мнѣ очень жаль было. И какъ случилась ѣзда въ Тулу, то писалъ я объ нихъ къ Пастухову, чтобъ увѣдомили меня, съ кѣмъ они посланы. И какъ отвѣта на то не могъ я скоро получить, то дѣло тѣмъ и позамѣшкалось нѣсколько, такъ что я пропустилъ цѣлую почту. Однако, время сіе не было потеряно по-пустому, а во все оное праздное утреннее время упражнялся я въ сочиненіи еще одной піэсы для Экономическаго Общества и написалъ замѣчанія мои о новомъ открытіи, относящемся до спаржи. А по окончаніи оной, скоро приступилъ къ сочиненію и четвертой. Сія имѣла особую цѣль и ею хотѣлось мнѣ открыть себѣ, путь къ описанію многихъ такихъ вещей, которыя были уже не новыя, но о которыхъ я уже писалъ въ моемъ «Экономическомъ Магазинѣ»; и стараніе мое было, чтобъ тѣмъ развязать себѣ руки и снискать довольно матеріи къ наполненію будущихъ моихъ, для Общества назначенныхъ, сочиненій. Я назвалъ ее «Подтвержденіемъ моимъ нѣкоторыхъ опытовѣ» и помѣстилъ въ оное три замѣчанія. Первое — о лѣченіи лошадей от запала; второе — о пересаживаніи деревьевъ въ лѣтнее время; а третье — о нѣкоторыхъ достовѣрныхъ домашнихъ лѣкарствахъ, какъ-то: о лѣченіи лихорадок кофеемъ съ лимоннымъ сокомъ, чѣмъ мы, наконецъ, освободили сына своего от лихорадки; о врачебности лозоваго листа, бѣлой дятловины и земли.

Между тѣмъ, какъ я въ сочиненіи сей піэсы упражнялся, наступилъ нашъ сельскій осенній праздникъ Казанской, который праздновалъ не столько я, сколько оба мои секретари Варсобинъ и Щедиловъ, дѣлавшіе въ продолженіе онаго большіе у себя, пиры и угощавшіе у себя всѣхъ городскихъ чиновниковъ вмѣстѣ съ нами, и мы были въ это время довольно веселы. Въ которое [время], между прочимъ, получено было мною и изъ Тулы извѣстіе, что ящички мои посланы съ вѣрными людьми въ Петербургъ. И какъ вскорѣ послѣ того наступилъ и почтовый день, то не сталъ я долѣе уже медлить, поспѣшилъ написать письмо и отправилъ оное.

Не успѣлъ я сего письма и приложеннаго къ нему сочиненія «О подниманіи ключей» отправить и я не собрался еще ничего вновь писать, какъ съ первою почтою получилъ я уже опять изъ Экономическаго Общества пакетъ съ книгою и письмомъ от господина Нартова, въ которомъ изъяснялъ онъ мнѣ благодарность Общества за увѣдомленіе мое о сибирской гречихѣ и о перечищаніи вина. Что касается до книги, то была она 42-я часть «Трудовъ Общества» или вторая тогдашняго 1790 года.

Письмо сіе и книгу получилъ я уже въ началѣ ноября мѣсяца. И хотя присылка сія и требовала от меня опять скораго отвѣтнаго письма, но я онымъ какъ- то позамѣшкался, и болѣе для того, что новые ящички съ песками не были еще совсѣмъ изготовлены, а мнѣ хотѣлось и ихъ съ симъ письмомъ отправить, то и дожидался я сего. Къ тому-жъ, захватилъ меня вновь обнародованный указъ о новомъ рекрутскомъ въ сей годъ наборѣ, и я по-прежнему долженъ былъ сгонять къ себѣ всѣхъ волостныхъ мужиковъ и опять надъ выборомъ въ рекруты людей нѣсколько дней с-ряду съ утра до вечера или паче до глубокой ночи трудиться и опять, по сему случаю, имѣть тысячу досадъ, хлопотъ и неудовольствій. А между тѣмъ настало 8-е число ноября, или Михайловъ день. И какъ этотъ день былъ въ селеніи у зятя моего годовымъ праздникомъ, то ѣздилъ я къ нему со всѣмъ своимъ семействомъ и тамъ вмѣстѣ съ пріѣзжавшими многими другими гостьми нѣсколько дней проводили. Впрочемъ, день сей и въ самой Тулѣ, по причинѣ имянинъ нашего намѣстника, хотя отсутственнаго тогда, но весьма любимаго, былъ празднованъ, и былъ для сего сдѣланъ публичный редутъ. И достопамятно, что какъ къ сему случаю нужна была музыка, то взята была туда для сего игранія наша казенная, которая такъ съ того времени вмѣстѣ и съ капельмейстерами нашими и осталась, и мы ее уже у себя почти не видали, а принуждены были довольствоваться своею музыкою.

Вскорѣ послѣ сего наступилъ и нашъ Филипповъ постъ, который въ сей разъ достопамятенъ былъ для меня тѣмъ, что въ заговины онаго исполнилось ровно 14 лѣтъ жительству и пребыванію моему въ Богородицкѣ, и что при самомъ началѣ онаго кончилъ я 5-ю часть исторіи моей жизни и началъ писать шестую. Далѣе достопамятно было для меня время сіе тѣмъ, что около онаго всѣ дѣти мои были какъ-то не очень здоровы и то-та, то-другая занемогала изъ дочерей моихъ, а иногда и самый сынъ мой имъ въ томъ сотовариществовалъ. Но, по счастію, всѣ сіи занемоганія были кратковременныя и скоро опять уничтожались, почему и не производили они мнѣ дальняго озабочиванія, а смущала меня только до безконечности отмѣнная худоба сына моего, который хотя от лихорадки своей и освободился, но все весьма худо дородничалъ и въ лицѣ былъ такъ худъ, а возстановившееся здоровье его столь хило и ненадежно, что мы тѣмъ очень смущалися, и я подозрѣвалъ уже, что не употребленіе ли многой хины произвело сіе досадное послѣдствіе, такъ какъ въ томъ ее нѣкоторые врачи обвиняютъ.

Вотъ сколь многія причины были поводомъ къ тому, что я позамѣшкался опять своимъ писаніемъ въ Тулу. Но, какъ наконецъ ящички съ песками были совсѣмъ готовы и мнѣ самому случилась ѣзда въ Тулу, то изготовилъ я нижеслѣдующее письмо и отдалъ оное вмѣстѣ съ ящичками въ Тулѣ Пастухову для пересылки въ Петербургъ, который увѣрялъ меня, что и первые отданы исправно.

Теперь, не ходя далѣе, разскажу я, за чѣмъ и по какой надобности я въ сей разъ ѣздилъ въ Тулу. Все дѣло состояло только въ томъ, чтобъ отвезть мнѣ туда накопившіяся изъ доходовъ волостныхъ деньги. До того отсылывали мы ихъ при репортахъ къ директору, а онъ от себя доставлялъ ихъ въ казенную полату для храненія; но какъ г. Давыдовъ примѣромъ своимъ доказалъ, что дѣло сіе совсѣмъ не годится, то, для лучшаго ихъ сбереженія и безопасности впередъ, сдѣлано было уже другое распоряженіе, и положено, чтобъ мнѣ оныя деньги самому привозить въ Тулу и прямо от себя представлять и сдавать въ казенной полатѣ. Что хотя для меня было и гораздо труднѣе, однако, я исполнялъ сіе тѣмъ охотнѣе, что, съ своей стороны, не подвергался ни какой опасности, и директору нельзя было уже ничего предпріять съ нашими денежками. И какъ я около сего времени стороною узналъ, что господа тульскіе на меня негодовали, для чего не везу я къ нимъ деньги и долго медлю, то принужденъ я былъ, подхватя всѣ деньги, сколько ни было у меня ихъ въ собраніи, везти въ Тулу и тамъ съ рукъ — на-руки отдать ихъ губернскому казначею.

Въ Тулѣ останавливался я въ сей разъ у друга своего г. Сухотина и услышалъ от него о многихъ перемѣнахъ, происшедшихъ во всемъ по случаю новоопредѣленнаго вицъ-губернатора, человѣка умнаго, дѣловаго и рачительнаго, и что будто противъ меня дѣлаются вновь нѣкоторыя посягательства. Но я, привыкнувъ уже слушать такія сплетни, мало ими [sic] уважалъ, а шолъ по-прежнему своимъ прямымъ путемъ и дорогою и мало смотрѣлъ на затѣвающихъ и кующихъ противъ меня всякіе потаенные ковы, а надѣялся всего болѣе на покровительство Божеское, и твердя только ту пословицу: что когда Ботъ не выдастъ, то ни какая свинья не съѣстъ.

Итакъ, отдавъ деньги, побывавъ нѣсколько разъ у начальника своего господина Юницкаго, принимавшаго меня довольно благосклонно (хотя о его собственныхъ посягательствахъ противъ меня наиболѣе мнѣ сказывали), ознакомившись и съ новымъ вицъ-губернаторомъ, обошедшимся со мною довольно ласково и хорошо, повидавшись со всѣми Тульскими своими знакомцами, пріятелями и друзьями (изъ которыхъ всѣ старались меня у себя угощать, кто — ужиномъ, кто — обѣдами), съѣздивъ съ ними въ театръ и проводивъ въ Тулѣ около трехъ сутокъ, — возвратился я 27-го числа обратно къ своимъ въ Богородицкъ. Тутъ нашолъ. я присланное ко мнѣ по почтѣ изъ Петербурга от господина Нартова вновь одно письмо.

На сіе письмо, которое было по порядку уже девятое и не требовало скораго соотвѣтствія [sic], не успѣлъ я еще отвѣчать (да и прежнее мое съ посылкою было изъ Тулы еще не отправлено) какъ, находясь вторично въ Тулѣ для такого же отвоза вновь накопившихся денегъ, 14-го декабря получилъ я съ почтою опять толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества. Я удивился и не зналъ, что бъ такое было и, по распечатаніи, нашолъ, что была то книга о содержаніи овецъ. Къ ней пріобщено было, по обыкновенію, письмо от г. Нартова, достойное особливаго замѣчанія. Я получилъ его въ самое то время, когда находился я въ казенной полатѣ. Оно было по порядку девятое я слѣдующго содержанія:

«Государь мой, Андрей Тимоѳеевичъ! Увѣдомляя васъ о полученіи сочиненія вашего о подниманіи водяныхъ ключей, которое собранію при первомъ удобномъ случаѣ представлю, при семъ сообщаю вамъ от собранія новонапечатанную книгу о разведеніи овецъ, весьма для Россіи полезную. Я песчаные камни получилъ, но нѣкоторые изъ нихъ на пути раскололись и разсыпались, къ сожалѣнію моему; надѣюсь, что вы меня при оказіи снабдите паки. Я не замедля пришлю къ вамъ извѣстіе о новыхъ задачахъ и одно «Начертаніе о иамѣстничествахѣ». Думаю и надѣюсь твердо на васъ, что вы потрудитесь по оному сообщить отвѣты колико будетъ возможно, предваря напередъ, чтобъ сочиненіе было прислано подъ девизомъ и съ запечатаннымъ именемъ. Мнѣ очень хочется, чтобъ вы въ томъ участвовали, лаская себя, что вы предлагаемое въ «Начертаніи» выработаете по-возможности къ чести и похвалѣ вашей и къ удовольствію Экономическаго Общества, что оно имѣетъ въ себѣ сотрудника дѣятельнаго. Я всѣ силы употребляю, чтобъ какъ можно пріобщать болѣе господъ дворянъ, знающихъ сельское домоводство, къ нашему собранію, но успѣхъ вижу малый. Чрезъ таковое затрудненіе, можетъ статься, скрываются многія новыя откровенія! Посмотрите наши сочиненія, увидите все иностранцовъ, а россіянъ мало! Ужъ ли недостаетъ способности писать? Невѣроятно! кажется, просвѣщеніе пролилось уже и во внутренность отдаленнѣйшихъ странъ Сибири, Стыдятся ли, или не хотятъ? Намъ не надобно краснорѣчія, но ясное описаніе земледѣльческихъ и хозяйственныхъ опытовъ. Заданные вопросы и «Начертаніе» обнаружатъ добрую волю господъ помѣщиковъ и прочихъ степеней людей. Экономическое Общество одобряетъ и приглашаетъ всячески не для себя, — для общаго блага, желая доказать полезную сущность учрежденія благотворящей всѣмъ намъ и потомкамъ императрицы и подающей разные способы къ вящему просвѣщенію вѣрноподанныхъ. Прощай, любезный другъ, и вѣрь, что съ непремѣннымъ къ вамъ почтеніемъ есмь вашего высокоблагородія, государя моего, покорный слуга А. Нартовъ. 25 ноября, 1790 г., С.-Петербургѣ».

Полученная мною при семъ книга составляла уже седьмой подарокъ, полученный мною въ сей годъ от Экономическаго Общества. Всѣ они хотя ничего не значили, однако, были мнѣ не противны и въ состояніи были, по крайней мѣрѣ, поддерживать охоту мою къ перепискѣ съ Обществомъ. Что-жъ касается до слѣдующаго десятаго письма, то оное подало мнѣ поводъ весьма ко многимъ мыслямъ и предначинаніямъ. Ласка и благопріятство, оказываемое мнѣ от господина Нартова, вселяли въ меня желаніе войтить съ нимъ въ повѣреннѣйшую переписку и, при случаѣ оной, объясниться съ нимъ короче о себѣ и о своихъ обстоятельствахъ, разсказать ему всё-и-всё, касающееся до меня, и подать лучшее понятіе. Я говорилъ и совѣтовался о томъ съ своимъ сотоварищемъ и урожденнымъ другомъ, съ сыномъ, и мысли обоихъ насъ были въ томъ согласны. Словомъ, чѣмъ далѣе мы мыслили и о семъ предметѣ говорили, тѣмъ болѣе казалось намъ сіе надобно. Однако, надлежало напередъ подумать хорошенько, какъ бы лучше начать сіе важное и такое дѣло, от котораго легко могли проистечь какія-нибудь слѣдствія.

Между тѣмъ, горѣлъ я нетерпѣливостію видѣть, какія бы то были задачи и «Начертаніе о намѣстничествахѣ», о которыхъ упоминалъ г. Нартовъ въ письмѣ своемъ. Я догадывался, не подало ли къ тому поводъ сочиненіе мое о замосковныхъ степныхъ мѣстахъ, и любопытенъ былъ видѣть, какого они будутъ сорта и можно ли мнѣ будетъ войтить въ конкурсъ съ прочими для рѣшенія, ибо, сколько по словамъ г. Нартова заключать можно было то, будетъ опредѣлено какое-нибудь награжденіе, и сему благопріятствующему мнѣ человѣку хочется, чтобъ я получилъ оное.

Нетерпѣливость моя была причиною, что я не сталъ долго медлить производствомъ вышеупомянутаго намѣренія. И какъ мнѣ надлежало вскорѣ отвѣтствовать на предслѣдовавшее письмо и увѣдомить о полученіи присланной книги, то положилъ учинить то съ первою почтою, почему, по возвращеніи моемъ въ Богородицкъ, и началъ тотчасъ составлять вышеупомянутое важное письмо.

Сперва положил-было я въ самомъ ономъ и приступить ко всему намѣренному разсказанію (sic). Но не успѣлъ начать писать, какъ пришло мнѣ въ мысль- не дурно ли будетъ, если я ему вдругъ и прямо все разскажу, не лучше ли напередъ его къ тому нѣкоторымъ образомъ приготовить и какъ бы испросить у него на то дозволеніе. Чѣмъ болѣе я о семъ помышлялъ, тѣмъ болѣе казалось мнѣ сіе нужнымъ. Итакъ, въ единый мигъ перемѣнилъ я прежнее свое намѣреніе и положилъ послѣдовать сей мысли и расположить сіе письмо такъ, чтобъ заохотить самого г. Нартова узнать дальнѣйшее и подать поводъ къ тому, чтобъ онъ меня о томъ попросилъ.

Я препроводилъ въ сочиненіи онаго цѣлый вечеръ и былъ доволенъ, что письмо удалось по желанію. Но какъ время до почтоваго дня оставалось еще довольно (я же расположился при семъ письмѣ отправить въ Общество и третье свое сочиненіе, заготовленное уже давно и содержащее въ себѣ новыя экономическія примѣчанія о спаржѣ, которыя случилось мнѣ учинить въ минувшее лѣто), — то употребилъ я сіе праздное время на переписываніе набѣло помянутаго сочиненія. По окончаніи же онаго, пересмотрѣвъ еще разъ письмо и выкинувъ изъ него еще нѣсколько словъ, имѣющихъ запахъ самохвальства, и перемѣнивъ нѣкоторыя другія, переписалъ и вмѣстѣ съ сочиненіемъ отправилъ оное 19 декабря по обыкновенной почтѣ. Важное сіе письмо, которое, по тогдашнему моему писанію, могло послужить началомъ будущей гораздо важнѣйшей перепискѣ, было слѣдующаго содержанія:

«Милостивый государь мой, Андрей Андреевичъ! Вы меня какъ частыми присылками книгъ, такъ и милостивыми вашими ко мнѣ писаніями уже столь много одолжаете, что я истинно не знаю, какъ изобразить вамъ ту чувствительность, какую они во мнѣ всякій разъ производятъ и какою искренною благодарностію къ вамъ напояютъ мою душу. Но ни которое ваше письмо такъ много меня не трогало, какъ послѣднее, полученное мною на сихъ дняхъ вмѣстѣ съ книгою о разведеніи овецъ. Вы изволили изъявить въ ономъ столь много знаковъ вашего ко мнѣ благорасположенія и самаго дружества, что я не могъ онаго читать безъ крайняго удовольствія и не почувствовавъ отмѣннаго къ вамъ высокопочитанія. Признаюсь, милостивый государь, что сколь ни было оное до сего искренно и велико, но вы увеличиваете оное во мнѣ съ-часу-на-часъ еще болѣе, а вкупѣ съ тѣмъ и наиусерднѣйшее во мнѣ желаніе, чтобъ дѣлаться съ своей стороны толь лестнаго и пріятнаго для меня вашего благопріятства достойнымъ.

Весьма бы я, милостивый государь, желалъ, чтобъ могъ удовлетворить желаніе ваше въ разсужденіи сообщенія от себя отвѣтовъ на тѣ вопросы и «Начертаніе», о которыхъ въ письмѣ своемъ упоминать изволите и коихъ присылки ожидаю я съ крайнею нетерпѣливостью. Но, по неизвѣстности еще оныхъ и всего того, въ чемъ они состоять будутъ, не могу теперь еще сказать — достаточными [ли] къ тому будутъ знанія мои и силы, или нѣтъ; а въ томъ только могу увѣрить, что если только мнѣ возможно будетъ, то не премину употребить къ тому всѣ свои силы и приложить наивозможнѣйшее стараніе.

«Что касается до словъ письма вашего, изображающихъ съ одной стороны ваше стараніе о пріобщеніи множайшихъ господъ дворянъ, знающихъ домостроительство, къ Обществу нашему, а съ другой -усматриваемый въ томъ успѣхъ малый, то они были для меня поразительны. Ревность ваша и прямо патріотическое усердіе къ общественной пользѣ, толь давно уже мнѣ извѣстныя, удивляли меня всегда и удивляютъ и понынѣ, производя вкупѣ въ душѣ моей всѣ тѣ чувствованія, какихъ вы от всякаго своего соотечественника требовать столь справедливое имѣете право. Относительно-жъ до втораго пункта, то не могу вамъ изобразить, сколь много терзался и терзаюсь я и понынѣ досадою, видя, сколь худо соотвѣтствуютъ съ своей стороны наши россіяне патріотическому желанію вашему и всего Экономическаго Общества, старающагося толико о собственномъ ихъ благѣ. Чего бъ и чего и какихъ существительныхъ пользъ не могло произойтить для отечества нашего от учрежденія столь полезнаго, если-бъ россіяне наши, или тѣ изъ нихъ, которымъ бы надлежало да и можно-бъ было то дѣлать, — отдавали-бъ ему съ своей стороны болѣе справедливости и уважали-бъ попеченіе о благѣ нашемъ великой нашей монархини столько, сколько оно по достоинству уважаемо быть долженствовало- бъ!

«Вы изволите удивляться и вопрошать: «ужъ ли не достаетъ способности писать? Или стыдятся ли, или не хотятъ?» — Что мнѣ вамъ на сіе сказать? Никому, мнѣ кажется, сей пунктъ такъ коротко ни извѣстенъ, какъ мнѣ. Живучи около тридцати лѣтъ посреди людей сихъ и въ самой внутренности государства, препроводивъ время сіе не безъ дѣла и не такъ, чтобъ отечество мое могло упрекать меня тунеядствомъ или нехотѣніемъ быть ему, по мѣрѣ силъ своихъ, полезнымъ, и занимаясь, наконецъ, болѣе десяти лѣтъ сряду однимъ особливымъ и такимъ дѣломъ, при которомъ всего удобнѣе можно было мнѣ узнать расположеніе нашихъ россіянъ и въ особливости господъ домостроителей къ людямъ усердствующимъ пользѣ отечества и ихъ собственной, — имѣлъ я довольно случаевъ насмотрѣться и изъ собственной опытности узнать, до какихъ предѣловъ простираются, съ одной стороны-ихъ знанія и способности къ экономическимъ писаніямъ, а съ другой — охота къ поспѣшествованію съ своей стороны другимъ въ томъ упражняющимся, — и чего еще съ стороны ихъ не достаетъ къ тому, чтобъ можно было ожидать от нихъ дѣлаемаго соотвѣтствія? Вы удивились бы, можетъ быть, или, по крайней мѣрѣ, посмѣялись бы, а иногда и подосадовали-бъ на иное, если-бъ разсказать вамъ подробнѣе все то, что со мною въ теченіе всѣхъ послѣднихъ лѣтъ случилось, и оправдали-бъ сами, можетъ быть, меня въ томъ долговременномъ молчаніи, которое васъ удивляло; а вкупѣ и усмотрѣли-бъ, что тому причиною было, что съ моей стороны не учинено больше, нежели сколько успѣлъ и могъ я въ жизнь мою учинить, и что мѣшало и мѣшаетъ и понынѣ еще мнѣ упражняться въ множайшихъ опытахъ и предпріятіяхъ экономическихъ. Предѣлы письма, а притомъ и самое незнаніе, угодно ли вамъ то будетъ — и опасеніе, чтобъ не наскучить вамъ дальнѣйшими пересказываніями, не дозволяютъ мнѣ теперь о семъ, какъ о постороннемъ дѣлѣ, говорить пространнѣе. Но я, прервавъ о томъ рѣчь, скажу только, что вышеупомянутыя догадки ваши о нашихъ господахъ болѣе нежели справедливы, и что къ словамъ вашимъ многое бы еще прибавить можно было. Словомъ, отечество наше слишкомъ еще молодо въ своемъ просвѣщеніи въ экономической части и дальнѣйшаго от него почти требовать еще не можно.

«Но я утрудилъ васъ, милостивый государь, своимъ писаніемъ. Итакъ, чтобъ не употребить всуе терпѣнія вашего далѣе, поспѣшу письмо мое кончить и въ увѣдомленіе сказать, что я недавно отправилъ къ вамъ еще три ящичка съ песками съ ѣздоками изъ Тулы при письмѣ моемъ, но которыхъ, думаю, вы еще не получили. А теперь въ изъявленіе благодарности моей Обществу посылаю на разсмотрѣніе онаго еще одно сочиненіе, содержащее въ себѣ замѣчанія мои о спаржѣ, какія случилось мнѣ учинить въ минувшее лѣто. Впрочемъ, прося о продолженіи вашего ко мнѣ благопріятства и дружества и увѣривъ еще разъ о непремѣнномъ и совершеннѣйшемъ моемъ къ вамъ высокопочитаніи, остаюсь вашъ, милостиваго государя моего, покорнѣйшій слуга Андрей Болотовъ. 19 декабря, 1790 года. Богородицкѣ».

Отправивъ сіе письмо, которое съ моей стороны было уже десятое и вмѣстѣ съ нимъ сочиненіе, сталъ я съ нетерпѣливостію дожидаться обѣщаннаго начертанія и задачъ. Мнѣ хотѣлось, дѣйствительно, очень знать, въ чемъ бы оно состояло. Однако, признаться надобно, что я ожидалъ болѣе чего-нибудь пустова, нежели дѣйствительно полезнаго, ибо не надѣялся, чтобъ господа члены могли что-нибудь важное и полезное выдумать. Я въ семъ мнѣніи и не обманулся. Еще прежде, нежели сей годъ окончился, а именно 29 декабря получилъ я по почтѣ пакетъ изъ Экономическаго Общества съ столь давно ожиданнымъ «Начертаніемѣ» и заданными вопросами. Нельзя довольно изобразить, съ какимъ любопытствомъ начали мы оное съ сыномъ читать и какою досадою начало наполняться мое сердце, примѣчая и усматривая, что все дѣйствительно былъ сущій вздоръ и такая нелѣпица, от которой не можно было ожидать ни малѣйшей пользы. Предложены были для рѣшенія не сотни, а цѣлыя тысячи вопросовъ! Предлагаемъ былъ всѣмъ патріотамъ необъятый (sic) и прескучнѣйшій трудъ, который едва ли кому-нибудь изъ доброй воли поднять будетъ можно. А награжденіе за то обѣщано самое малое, ничего незначущее и не стоющее никакого уваженія, слѣдовательно, немогущее ни кого къ тому побудить, чтобъ для домогательства онаго подвергнуть себя великому труду. Не могла также произойтить от того никому польза, а что всего хуже (если-бъ и вошли многіе и соотвѣтствовали совершенно желанію Общества), то не предвидѣлось ни малѣйшей пользы, которая бы могла произойти от того для отечества. Словомъ, сколько Общество ни мечтало себѣ, что оно учинило заданіемъ сихъ вопросовъ великое дѣло, однако, обманывалось, а въ самомъ дѣлѣ сдѣлало дѣло совсѣмъ пустое и требованіе онаго было совсѣмъ неудобь производимое. Ибо изъ всѣхъ россійскихъ приватныхъ экономовъ и писателей едва ли могъ найтиться хоть одинъ, который бы въ состояніи былъ на всѣ вопросы и пункты отвѣтствовать.

При таковыхъ обстоятельствахъ было мнѣ уже не весьма пріятно, что г. Нартовъ старался меня просьбами своими убѣждать и всячески заохотить принять на себя сей прескучный и безполезный трудъ, превосходящій дѣйствительно мои силы. Ибо мнѣ не только все намѣстничество наше, но одинъ уѣздъ такъ коротко знакомъ не былъ, чтобъ я могъ на всѣ предложенные пункты отвѣтствовать, да и матеріи и предметовъ предложено такъ много, что ежели-бъ и одинъ уѣздъ описывать, такъ написать бы надобно цѣлую книгу.

Однимъ словомъ, «Начертаніе» сіе привело меня въ превеликое нестроеніе и такую нерѣшимость мыслей, что я не зналъ самъ о себѣ что думать и писать- ли что-нибудь, или нѣтъ. Но доволенъ, по крайней мѣрѣ, былъ тѣмъ, что срок положенъ годичный и что время довольно еще оставалось о томъ хорошенько подумать и погадать и то предпріять, что приличнѣе было бы по обстоятельствамъ.

Все сіе и причиною было тому, что и полученное при семъ случаѣ 11-е письмо от господина Нартова, каково ни пріятно и ни ласково было, но не произвело во мнѣ такого дѣйствія, какое могло-бъ произвесть въ другое время своею пріятностію. А ежели мнѣ было что пріятно, такъ одно то увѣдомленіе, что посланныя мои оба сочиненія собраніемъ апробованы и напечатать ихъ было опредѣлено. Но какъ и печатаніе моихъ сочиненій было мнѣ далеко уже не въ диковинку, то и сіе меня не слишкомъ обрадовало. Письмо сіе было слѣдующаго содержанія:

«Государь мой, Андрей Тимоѳеевичъ! Сочиненія ваши о степныхъ мѣстахъ и о подниманіи ключей, господами членами читаны и получили одобреніе и напечатаны будутъ. При семъ сообщаю вамъ объявленіе задачъ и «Начертаніе хозяйственныхъ описаній частныхъ намѣстничествѣ». Я надѣюсь, что сіе подастъ вамъ случай къ воспріятію какого-либо опыта. Но от всего сердца желалъ бы я видѣть трудъ вашъ въ сочиненіи отвѣтовъ какого-либо вамъ болѣе извѣстнаго намѣстничества. Не сомнѣваясь ни мало о способностяхъ и знаніяхъ вашихъ, думаю, что вы, по любви вашей къ отечеству, приступите къ обнародованію тѣхъ статей, кои начертаны въ планѣ нашемъ и доставите удовольствіе присылкою онаго къ назначенному сроку при запечатанномъ имени вашемъ въ цидулкѣ подъ надписью, не обнаруживая онаго имени въ сочиненіи, на которомъ должна стоять одна только надпись произвольная.

«Потрудись, другъ мой! ради отечества, ради общей пользы и покажи трудомъ своимъ, что есть въ Россіи дворяне, не менѣе чужестранцевъ знаніе имѣющіе, и, по совершеніи того, Обществу доставьте. Сіе содѣлаетъ вамъ честь, славу и нашему Обществу украшеніе тѣмъ, что имѣетъ оно въ васъ члена достойнѣйшаго. Впрочемъ, съ непремѣннымъ почтеніемъ пребываю вашего высокоблагородія, государя моего, покорный слуга А. Нартовъ. Изъ Экономическаго Общества, 16 декабря, 1790 г.».

Симъ письмомъ и кончилась переписка моя въ сей годъ съ Экономическимъ Обществомъ. Впрочемъ, провели мы всѣ достальныя недѣли и дни сего года довольно изрядно, однако, не слишкомъ весело, чему причиною было наиболѣе то, что дѣти мои были не весьма здоровы и нерѣдко меня озабочивали и смущали. Но праздникъ Рождества Христова и первую недѣлю Святокъ провели-таки мы довольно весело и не одинъ разъ подъ музыкою и попрыгали и потанцовали. Все семейство мое было вмѣстѣ, и мы были то дома, то разъѣзжали по гостямъ и не преминули нѣсколько разъ побывать и въ Ламкахъ у моего зятя и тамъ попраздновать. Итакъ, весь сей годъ окончили мы въ мирѣ и тишинѣ и довольно въ спокойномъ состояніи духа.

А симъ дозвольте мнѣ кончить какъ сіе письмо, такъ и все 26 собраніе оныхъ, и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.

(Марта 23 дня 1811 года).

.Конецъ XXVI части.

Сочинена въ мѣсяцъ ровно 1811 года.