Найти свою дорогу, узнать свое место — в этом все для человека, это для него значит сделаться самим собой.
В. Г. Белинский
От суворовца - до генерал-полковника
Известная пословица гласит: «Жизнь прожить - не поле перейти». Судьба бросала этого неординарного белоруса, автора предлагаемой читателям своеобразной книги-исповеди, в самые непростые, порой невероятные ситуации. Не всегда была к нему милостивой, не баловала различными номенклатурными благами. Того, что, начиная с детства, ему пришлось испытать и перенести, хватило бы, пожалуй, на несколько жизней... Все достигнутое им за долгие годы добыто упорным трудом, постоянной учебой, стремлением знать сегодня больше, чем вчера.
В нелегкой судьбе Петра Григорьевича Чауса оказались как бы спрессованы наиболее переломные и трудные этапы истории Отечества - ужас нацистского оккупационного режима на территории Белоруссии, голодное военное детство, послевоенная разруха, нелегкий крестьянский труд, стремление к знаниям и сознательный выбор профессии защитника Отчизны. Верный раз и навсегда выбранному ратному труду, Петр Григорьевич прошел путь от суворовца Минского СВУ первого набора до генерал-полковника Вооруженных Сил Республики Беларусь. Жаль, что отцу будущего генерала, неутомимому сельскому труженику, так и не довелось порадоваться тому, как складывалась судьба сына. С началом Великой Отечественной войны он помогал партизанам и, будучи по доносу схваченным гитлеровцами, погиб в концлагере. Воспоминания о трагическом для миллионов белорусов периоде немецкой оккупации родных мест занимают особое место в книге.
Окончив после войны семь классов сельской школы, Петр Чаус в августе 1953 года поступил в созданое Минское суворовское военное училище, учебу в котором он обозначает отдельной, особо памятной строкой своей военной биографии. Затем были Полтавское военное и Ташкентское высшее общевойсковое командные училища. Начал службу в Северо-Кавказском военном округе командиром танкового взвода. Судьба военного человека изменчива. В 1965 году командира роты Петра Чауса направили на курсы политсостава в Львовское высшее военно-политическое училище. После десяти месяцев учебы он отказался от штабной работы, лестных для многих предложений и попросил направить его в войска.
Желание отлично зарекомендовавшего себя по службе молодого офицера учли и назначили заместителем командира танкового батальона по политичесской части 30-й гвардейской Иркутско-Пинской мотострелковой дивизии имени Верховного Совета РСФСР, которая дислоцировалась в Гродно. Соединение отлично зарекомендовало себя в масштабных военных учениях «Днепр» осенью 1967 года. В 1968 году в ходе военно-политических событий, связанных с вводом объединенной группировки войск Организации Варшавского Договора в Чехословакию, дивизия была передислоцирована в эту страну, где в непростой и динамично изменяющейся обстановке прошли шесть лет нелегкой службы подполковника Чауса.
Стремясь к новым знаниям, расширению кругозора, он заочно окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. Но главной для Петра Григорьевича всегда оставалась командная стезя. Вехи его служебного роста - заместитель командира мотострелкового полка, командир танкового полка мотострелковой дивизии, начальник штаба танковой дивизии. С этой должности в 1978 году П. Г. Чаус поступил в Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, которую окончил в 1980 году.
Начиная с этого времени полковник Чаус - заместитель начальника оперативного управления штаба Среднеазиатского военного округа. Округ занимал площадь, почти равную Европе, граничил с Китаем и Афганистаном. Вскоре Петру Григорьевичу доверили командовать штабом корпуса, дислоцированного в Киргизии, и он с головой ушел в реальную работу по прикрытию государственной границы на этом важнейшем направлении.
Весной 1987 года первый заместитель начальника штаба Среднеазиатского военного округа генерал-майор Чаус узнал, что по решению Главного управления кадров Министерства обороны СССР он направляется в Афганистан - советником начальника Генерального штаба афганской армии. Исход этой долгой войны для Ограниченного контингента советских войск и аппарата советников в Афганистане при вялотекущем политическом руководстве из Москвы был для него вполне понятен: близился их неизбежный вывод оттуда.
В Кабуле П. Г. Чаус внимательно изучил оперативную обстановку, быстро вошел в рабочий контакт с руководством афганского Генштаба и 40-й армии во главе с выпускником Калининского СВУ генерал-лейтенантом Б. В. Громовым. Задачи в Афганистане Петр Григорьевич решал вовсе не церемониально-представительские. Ему неоднократно с риском для жизни приходилось с афганцами участвовать в совместных боевых операциях. Два его предшественника, генералы П. И. Шкидченко и Н. А. Власов, сложили головы в ходе боевых операций в чужой стране...
П. Г. Чаус успешно использовал свой богатый опыт, умело и профессионально помогал Генеральному штабу афганской армии планировать и проводить операции по уничтожению бандформирований. Нередко Петру Григорьевичу, хоть он и был советником, приходилось брать управление афганскими подразделениями на себя. Многое в ту пору довелось пережить. Был вынужден волноваться и за жену. Лидия Алексеевна помнит, как муж, уходя из дома, оставлял ей автомат с полным магазином патронов и пару гранат на тумбочке. Таковы были реалии той, лишь спустя годы становящейся более понятной войны. Теперь по существу в такой же, но еще более критической ситуации оказался в Афганистане натовский военный контингент во главе с США.
По возвращении в Советский Союз генерал-майор Чаус был назначен на должность начальника штаба Прибалтийского военного округа, который дислоцировался в тот переломный период истории на территории Литовской, Латвийской, Эстонской Советских Социалистических Республик и Калининградской области. Он прошел обучение на Высших курсах при Академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
К тому времени сепаратизм и национализм в самых худших проявлениях уже овладели частью политиков. И они, не просчитывая в перспективе возможные последствия, не думая о далеком будущем, уверенно и самозабвенно, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, работали на окончательный демонтаж великой страны.
Петр Григорьевич в тех кризисных, чреватых массовым кровопролитием, условиях не только показал себя опытным руководителем штаба округа, но и проявил немалый дипломатический и политический такт при решении сложнейших практических вопросов с руководством тогда еще союзных прибалтийских республик. Политическая воля союзного центра, вернее, отсутствие таковой катализировало те процессы, плоды которых ныне пожинают новые поколения людей, родившихся в другой эпохе, уже в других странах, получивших независимость вне бывшего СССР.
В августе 1991 года генерал-лейтенанта П. Г. Чауса назначили начальником Института военной истории СССР, хотя это был, конечно, не его путь. И он это понимал. Так и не вступив в руководство институтом, Петр Григорьевич принял другую предложенную в белокаменной должность - начальника штаба Гражданской обороны СССР. Это решение, как оказалось в дальнейшем, круто изменило его судьбу.
Находясь в конце 1991 года в Минске в командировке по линии своего ведомства, генерал-лейтенант Чаус получил предложение возглавить формируемое Министерство по делам обороны Республики Беларусь. О многом он тогда передумал, вспоминая 38 лет безупречной службы в Советской Армии, Афганистан и свое желание когда-нибудь вернуться на Родину...
Беларусь становилась на путь суверенности, воссоздания своей государственности, и стремление быть вместе со своим народом победило. Новая должность при одновременном существовании Краснознаменного Белорусского военного округа во главе с его амбициозным командующим поставила перед генерал-полковником Чаусом ряд новых непростых задач, решать которые в сложной политической и экономической ситуации приходилось буквально на ходу. Здесь были и размещение войск, прибывающих из-за границ страны, и разработка новых законодательных актов, и возвращение на Родину солдат и офицеров-белорусов из других военных округов, и самое главное - сохранение боеспособности и боевой готовности войск в условиях их сокращения. Пришлось участвовать и в решении вопроса, связанного с наличием на территории республики большого количества ядерного оружия из бывшего арсенала СССР.
Бесконечные споры с политиками, новоиспеченными реформаторами и всякого рода малокомпетентными «консультантами-прожектерами» на предмет того, нужна ли вообще Беларуси армия, или же нейтральную «синеокую республику», как говорил тогда один депутат Верховного Совета Беларуси, в случае чего смогут «защитить по первому же свистку голубые каски ООН», а также отсутствие средств на обеспечение жизнедеятельности войск забирали у него много сил, здоровья и времени. Помогал большой опыт службы, уроки прошедших «огонь, воду и медные трубы» старших начальников. Да и природная смекалка человека от земли не раз выручала.
Главным для Петра Григорьевича всегда было ратное дело, которому он посвятил свою жизнь. В мае 1992 года П. Г. Чаус стал заместителем назначенного министром обороны страны генерал-лейтенанта П. П. Козловского и по-прежнему курировал войска. Однако непростые обстоятельства, да и время брали свое. И с 1994 по 1995 год, до ухода в запас Вооруженных Сил, Петр Григорьевич работал советником в правительстве Республики Беларусь.
Уйдя в 1995 году на заслуженный отдых, генерал-полковник Чаус продолжает поддерживать постоянную связь с Вооруженными Силами Республики Беларусь и родным Минским суворовским военным училищем. Он возглавляет международное кадетское движение, является председателем Международной ассоциации «Кадетское братство» и почетным председателем Белорусского суворовско-нахимовского союза.
Заслуги генерал-полковника П. Г. Чауса оценены по достоинству. Он кавалер двух орденов Красной Звезды, ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, двух орденов Красного Знамени Демократической Республики Афганистан, более тридцати медалей СССР, Республики Беларусь и иностранных государств.
В 2005 году П. Г. Чаус в числе первых был награжден Международной ассоциацией суворовских, нахимовских и кадетских объединений «Кадетское братство» орденом «Кадетский крест» I степени. В 2013 году Митрополит Минский и Слуцкий Патриарший Экзарх всея Беларуси наградил его орденом Белорусской православной церкви Святителя Кирилла Туровского II степени.
Представляя читателям книгу Петра Григорьевича Чауса, адресованную, прежде всего, молодому поколению, могу сказать: она ценна тем, что честно и правдиво отражает пережитое автором за долгие годы. И перед этой правдой меркнут самые занимательные детективные триллеры и разного рода «бытописания» информативно насыщенного XXI века. В ней - память, размышления, анализ многих переломных событий минувшей эпохи, отеческий урок и назидание потомкам - «племени младому, незнакомому»...
Николай СМИРНОВ, выпускник Минского СВУ 1968 года, член Союза писателей Беларуси
Есть такая профессия - Родину защищать...
Я держу в руках две фотографии, на которых изображен в разные периоды жизни один и тот же человек, причем на одном и том же месте. На первой - юноша с радостным, устремленным в будущее и полным надежд взглядом, на плечах у которого погоны воспитанника Минского СВУ. На второй - солидный мужчина в генеральском мундире с тремя звездами на погонах...
Две фотографии, два остановленных мгновения жизни. Между ними более пятидесяти лет, наполненных многими непростыми событиями, впечатлениями, памятными встречами, переживаниями и размышлениями о жизни, службе, сути человеческого бытия... Как остановить эту своеобразную ленту времени, как вновь в нее всмотреться, прочувствовать? Рассказать о своем времени и о себе детям и внукам, новому поколению, всем, кому это будет интересно? Конечно, остановить прошлое и, тем более, вернуть его невозможно. Каждый миг жизни неповторим. Но запечатлеть его можно благодаря человеческой памяти.
Что касается человека на фотографиях, дерзнувшего рассказать о событиях, в которых ему довелось участвовать на протяжении нескольких десятилетий, то это — автор выносимых на суд читателя воспоминаний, то есть я сам. Приступая к этим записям, я решил, что надо писать обо всем, что видел и пережил, через что прошел сам; о том, что думал и как относился к виденному и пережитому. То есть это должны быть не мемуары, а исповедь души. Однако в душе какая-то тревога... Поймут ли мое желание рассказать о том, что мне пришлось видеть, чувствовать и пережить за долгий век? Будет ли это интересно кому-то? И кого я хочу видеть своим читателем? Никогда ранее мне не приходилось излагать подобного на бумаге. Служебные документы, приказы, директивы, военная аналитика, различные статьи, интервью в СМИ - этим приходилось заниматься на протяжении многих лет. Но личные записки...
Скажу сразу - мне хочется, чтобы эту книгу прежде всего прочитали молодые ребята, которые, как и я шестьдесят лет назад, надели первую военную форму с алыми суворовскими погонами на плечах, избрав достойную мужчины профессию - Родину защищать. Возможно, они извлекут для себя определенные уроки из моего опыта, моей в общем непростой жизни. Прошедшему долгий путь от воспитанника суворовского военного училища до генерал-полковника, мне, конечно, было бы приятно сознавать, что кто-то из них решил последовать моему примеру, соблюдая в жизни, как и я, святой суворовский и кадетский девиз: «Сердце - даме, душу - Богу, жизнь - Отечеству, честь - никому!» Эти слова меня всегда вдохновляли и вселяли веру в праведность дела, которому служишь. Вдохновляют и вселяют эту веру и сейчас. Поэтому, думаю, что книга найдет своего читателя: она выстрадана и написана моим сердцем...
В ней идет речь о многих событиях, в которых пришлось участвовать мне и боевым друзьям по совместной службе в Вооруженных Силах СССР и Республики Беларусь, о том славном и трагическом периоде жизни нашего народа, начиная с 40-х годов прошлого века и до сегодняшних дней. И им, я надеюсь, тоже будет интересно и приятно вспомнить все пережитое нами, военные будни, своих товарищей и события, в которых пришлось участвовать. Что-то обновить в памяти, проанализировать, сделать определенные выводы; изменить, конечно, ничего нельзя, как и заново пережить минувшие годы, но на уроках моей жизни и службы, как и моих товарищей, возможно, смогут поучиться, почерпнуть что- то полезное для себя другие поколения, в первую очередь молодежь...
Считаю необходимым сердечно поблагодарить за большую помощь в написании этой книги моих друзей - Николая Смирнова, Юрия Сенькова, Андрея Стовбу и Александра Мушту, а также безвременно ушедшего от нас Василия Ференца.
НАЧАЛО ПУТИ
Мама - главное слово
Начну со своих корней, с самых истоков. Оглядываясь в далекое босоногое детство, могу сказать, что главную роль в моей судьбе сыграла мама, в девичестве — Евдокия Ивановна Костюкевич, в простонародье - Дуня. В самые сложные, самые трудные времена она находила выход из любой ситуации, объединяя вокруг себя всех пятерых детей. Стремилась к тому, чтобы мы выросли честными и порядочными людьми. Думаю, что эта ее жизненная установка осуществилась в полной мере. Брат Иван, сестры Оля, Нина, Аня и я стали достойными гражданами своей страны, честно и самоотверженно трудились на благо родной Беларуси.
Родилась мама в деревне Паречье Октябрьского района Полесской (ныне Гомельской) области в 1901 году. В семье росли три девочки, мама - младшая из сестер. Моложе ее был только брат Савва. Деревня в те времена, как известно, была сплошь неграмотной, а маме удалось окончить 4 класса церковно-приходской школы. Ее отец, а мой дед Иван Костюкевич, погиб в русско-японской войне в 1905 году под Мукденом, как было написано в извещении, которое получила бабушка Евгения из воинской части. За погибшего мужа ей была назначена «пенсия от царя» - так тогда говорили. На эту пенсию, она рассказывала, можно было купить кусок сахара размером с маленькую миску и мешочек баранок. Нередко приходилось жить впроголодь. Бабушке нелегко было растить детей, которым она отдавала всю душу и сердце.
В 19 лет мама вышла замуж за Григория Кирилловича Чауса - моего будущего отца. У деда, Кирилла Ивановича, тоже была большая семья - четыре дочки и три сына, отец - средний. Жили они в деревне Кашевичи тогдашнего Капаткевичского района, в тридцати километрах от Паречья. Отец часто бывал там по своим делам. Однажды увидел мою будущую маму, познакомился. Вскоре они поженились.
Отец был добрым и отзывчивым человеком, не чурался любой работы. Всегда старался помочь своим близким. За это его любили братья и сестры, тоже помогали ему - это была настоящая, действительно дружная семья.
Когда родители поженились, дед Кирилл выхлопотал для молодой семьи у местных властей небольшой участок заросшей кустарником земли недалеко от деревни Старина. «Теперь у вас есть свой кусок земли, - сказал он, - все в ваших руках. Работайте...»
Родители старались быстрее освоить землю и построить дом. Трудились от зари до зари, не покладая рук. Мама очень уставала, и, видимо, перенапряглась от тяжелого труда. Двое мальчиков-первенцев умерли, и только третий, Иван, родившийся в 1924 году, остался жить. Потом появились на свет две девочки: в 1927-м - Оля, в 1928-м - Нина. В 1935 году мама родила тройню - трех девочек. Две из них сразу умерли, осталась только Аня.
Детей мама рожала дома, в больницу ехать было далеко и накладно. Все вопросы, связанные с родами, решала в силу своей «квалификации» деревенская повитуха бабушка Соня, однако я родился уже в больнице. Дата моего рождения, как записано в метрике, 7 января 1939 года. Все, наверное, говорили, что это хорошо - я родился на Рождество Христово, хотя такого праздника в те времена как бы не существовало. Однако в народной традиции и вере во Всевышнего он все равно оставался...
Мое рождение совпало, как рассказывала мама, с началом ликвидации в нашем районе хуторов. Мы жили в ста метрах от деревни Старина и надеялись, что нас это не коснется. Однако местные колхозные активисты решили иначе. Пришли осенним утром и, несмотря на мамины мольбы подождать отца, который работал по разнарядке в Мозыре, развалили печь и снесли крышу дома. Так мы, мама и пятеро детей, в преддверии зимы вынуждены были жить в сарае. Пищу готовили на костре, обогревались, как могли. Вскоре вернулся отец и с помощью родственников перевез нехитрое жилье на указанное активистами место.
Пяти суток, что ему были даны на обустройство, конечно, не хватило. Он опоздал на работу и по законам того времени подлежал суду. Мама каким-то образом узнала, когда будет процесс, и вместе с четырехлетней Аней отправилась в Капаткевичи. Когда отца ввели в зал суда, дочка взобралась к нему на руки и так сидела все время, чем, видимо, разжалобила судью. Ему дали три года условно.
В колхоз в связи с этими печальными событиями родители так и не вступили. Достроив дом и кое-как освоив землю, отец продолжал ездить на заработки, а мама дома управлялась с хозяйством, растила детей. Мы, и старшие, и младшие, понимали трудности жизни и старались, как могли, помогать ей. Отец, когда приезжал с заработков, хвалил нас за усердие и старание, угощал небогатыми гостинцами.
Но эта с такими трудами налаживавшаяся жизнь оборвалась 22 июня 1941 года... Война грянула для всех неожиданно. Взрослые говорили, что Красная Армия должна скоро дать сокрушительный отпор захватчикам — так писали газеты. Отец, как и многие мужчины, хотел идти воевать, но он уже давно и по возрасту, и по состоянию здоровья был комиссован и призыву в армию не подлежал.
Немцы на мотоциклах появились на околице деревни внезапно, миновали ее и двинулись в клубах пыли дальше. И для всех нас жизнь сразу разделилась на «до» и «после войны». Оккупанты спустя всего несколько дней начали насаждать так называемый «новый немецкий порядок» - Neue Ordnung. Хотя все пока продолжали жить прежним укладом, обстановка в деревне круто менялась, как только наезжали немцы. Оккупанты собирали сельчан, вводили непомерные требования и грабительские продразверстки, ставили задачи назначенному ими старосте и так называемому активу: нашлись доморощенные прихвостни- предатели, которых люди презрительно называли «бобиками». Некоторые были из местных. Они доносили на односельчан, всячески помогая фашистам. Вытаращив от рвения глаза, шныряли по селам и были готовы выполнить любой, самый бесчеловечный приказ немцев.
После каждого грабежа оккупанты требовали у сельчан выделить подводы, чтобы вывезти «трофеи», главным образом свиней, курей, «млеко» и «яйки», теплую одежду. Однажды, когда очередь дошла до нас, отец притворился больным тифом, а этой болезни немцы очень боялись. На самом деле он простудился и лежал с высокой температурой. И кто-то из деревенских, стремясь выслужиться, донес немцам, что отец только притворяется тифозным. Что тут началось! Отца зверски избили, потом вытащили на улицу, хотели расстрелять. Мама с маленькой Аней на руках загородила его, немец ударил ее прикладом в грудь, выстрелил вверх, а потом навел автомат на отца. Тот, больной и избитый, пошатываясь, был вынужден пойти запрягать лошадь.
В наших краях ширилось партизанское движение, народные мстители в полной мере навязывали оккупантам свою войну. Мой старший браг Иван был ординарцем у командира бригады, первого секретаря Полесского обкома партии Ивана Дмитриевича Ветрова (после войны он занимал должность прокурора республики, а потом министра юстиции БССР). Когда партизаны контролировали наш район, у нас некоторое время жили три солдата-словака, перешедших на их сторону. Как-то в конце весны 1943 года партизаны дали мне выстрелить из карабина. Положили оружие на забор, а я нажал на спусковой крючок и при отдаче от выстрела кубарем улетел в коридор, в открытую дверь. Так я получил первое «боевое крещение», после чего желания пострелять долго не возникало.
Фашисты особенно свирепствовали с осени 1943 года, как потом мы узнали, после поражения в Курской битве. Участились карательные операции против активно действовавших партизан и местного населения. Людей загоняли в сараи, общественные помещения и сжигали заживо, а тех, кому удавалось выбраться из огня, расстреливали. Более шестисот Хатыней осталось на щедро политой кровью земле Белоруссии. Таким же чудовищным путем была сожжена деревня Хвойня, что была по соседству с нами. Многих сельчан оккупанты угнали на работу в Германию, другие попали в концлагеря. Партизаны вынуждены были уйти из деревень в лес, откуда наносили удары по врагу.
Однажды добрый человек сообщил, что ночью полицаи придут арестовывать нас за помощь партизанам. Родители быстро загрузили, что могли, в повозку, и мы, как оказалось, навсегда оставили свой дом. Как и многие другие семьи, пришли в партизанский лагерь - другого пути не было. Зимовали в сооруженных из веток куренях (шалашах), в центре которых горел костер. Вокруг него, ногами к теплу, и спали. Были случаи, когда костер разгорался и шалаш вспыхивал, нужно было сломя голову выскакивать, успев хоть что-то выхватить из пламени. Построить в партизанском лагере что-то более серьезное было нельзя, поскольку из-за налетов карателей часто приходилось менять месторасположение.
Последним местом, где пришлось остановиться, было Черное болото на границе Любанского и Октябрьского районов, где дислоцировалась партизанская бригада И. Д. Ветрова. Там был остров, окруженный болотами, которые не всегда замерзали зимой. Это поначалу спасало нас от фашистов.
В начале весны 1944 года немцы предприняли карательную операцию по уничтожению лагеря. Командование бригады, видя, что фашисты окружают со всех сторон, и не имея возможности оказать сопротивление, ночью скрытно вывело отряды в безопасное место. И утром - а это было вербное воскресенье перед пасхой, мы проснулись одни... В лагере не осталось ни одного партизана, а нас даже не предупредили, что они уходят. Потом говорили, что так надо было в целях конспирации. А если бы партизаны вступили тогда в неравный бой с гитлеровцами - трудно сказать, чем он закончился бы, но, скорее всего, вряд ли я вел сегодня свой рассказ. И попали мы, что называется, из огня да в полымя...
Начались морозы, и немцы, пешие и на лошадях, сумели пройти по замерзшему болоту к лагерю. Привели их сюда, конечно же, знающие местность полицаи. Мы слышали звуки приближавшейся стрельбы. Что делать? Мама была верующим человеком, а больше, кроме Бога, тогда верить было не в кого и не во что... Она заставила стать на колени и молиться. И спасло нас, видимо, чудо. Немцы продвигались по лагерю и стреляли по шалашам, держа автоматы на уровне пояса. Пули свистели над головами, к счастью, никого не задев.
Потом приоткрылся вход, раздался гортанный окрик «Хальт!», и шалаш затрещал в огненном смерче, подожженный трассирующими пулями. Мы едва успели выскочить. Все вокруг пылало. В голове одна мысль: что с нами будет? Мама успела вытащить из шалаша мешок с зерном, но бдительный полицай ножом раскромсал его и высыпал содержимое на землю: «Пропадайте, земляки!.. А у нас, полицаев, свой, немецкий паек». Это врезалось мне в память навсегда.
Немцы и полицаи собрали захваченных в партизанском лагере людей, построили и под охраной повели в неизвестность. К вечеру пригнали в село и разместили в уцелевших домах так плотно, что можно было только стоять. Так мы промучились, опираясь один на одного, задыхаясь от духоты и смрада, до утра. Затем всех выгнали на улицу, вновь построили и начали делить: мужчин в одну колонну, женщин в другую, а пожилых женщин и детей в третью. Отец в это время был с нами, его определили в мужскую колонну, сестер Олю и Нину - в женскую, а маму, Аню и меня - в третью. Это было страшное, душераздирающее зрелище: все плачут, кричат, а поверх воплей несчастных - резкие выкрики и хлесткие команды немцев и полицаев.
И вот несчастные, голодные, доведенные до отчаяния люди, разделенные на три группы, снова двинулись в путь. В конце марта, в самую распутицу, нас несколько дней безжалостно гнали, как скот на бойню, замерзших, нередко полуживых, в направлении Озаричского концлагеря, известного теперь во всем мире как фашистский лагерь смерти. На ночь запирали, как правило, в церквах в деревнях или в животноводческих помещениях, огороженных колючей проволокой и под усиленной охраной. Матерям, у которых были дети, иногда разрешалось выходить за водой или какими-то продуктами. Начиналась весна, земля оттаяла, на огородах иногда можно было найти мерзлые картофелины, свеклу или редьку, сварить на костре и хоть как-то покормить детей.
Я хотел выйти из лагеря с мамой за водой к колодцу метрах в пятидесяти. Обездоленным, голодным людям, и особенно детям, очень хотелось не только есть, но и пить. Немец-охранник меня не пускал, но я, ухватившись за ведро, прорвался с мамой за проволоку. Фашист поднял винтовку и начал целиться в нас. Мама заслонила меня собой. Немец выстрелил мимо, и мы, перепуганные, вернулись за проволоку.
Мама все время носила с собой икону и молилась. А в один из вечеров сказала мне и сестре Ане, что решила до самой смерти поститься в понедельник и молиться за Ивана. Она уже тогда постилась в среду и пятницу и кушала, если, конечно, было что, только вечером. С этого времени она постилась три дня в неделю и не ела мяса и мясных продуктов до самой смерти в мае 1976 года...
Через несколько дней мы оказались в деревне Хоромцы, где жил дядя мамы Владимир. Он каким-то образом узнал, что мы находимся в лагере на кладбище, где был костел, и уговорил коменданта отпустить нас под расписку, конечно, задобрив его чем-то. Так мы оказались «на воле» - под оккупантами. Дядя Владимир спас нас от Озаричского лагеря, куда всех гнали фашисты. Но туда попали бабушка по материнской линии Евгения с невесткой и пятью внучками - Катей, Лидой, Надей, Олей и Ниной. Однажды она подошла к машине, с которой немцы бросали голодным людям хлеб, больше похожий на камень, мерзлый и малосъедобный, и фашист запустил такую «булку» бабушке в голову. Она еще смогла передать этот хлеб детям, но тут же умерла. Маленькие Лида и Надя вместе со своей мамой Евдокией, увы, тоже не вырвались из этого ада...
В один из дней фашисты собрали в поле всех жителей и тех, кто жил в деревне, взрослых и детей, поставили пулеметы и приготовились к расстрелу. Скорее всего, кто-то в деревне нарушил «новый порядок». Время от времени оккупанты пускали поверх голов очереди, и мы с ужасом ждали, когда пули полетят в нас... Ближе к вечеру вышел комендант, произнес какую-то речь на ломаном русском языке, и после такого устрашения нас отпустили. По ночам немцы жгли крестьянские дома — такое у них было своеобразное развлечение. Делали это просто: очередь зажигательными пулями по соломенной крыше, и деревянный дом объят пламенем. Особенно страшное было зрелище, когда поднимался ветер и огонь перебрасывался с одного строения на другое. Народ дружно, толокой, пытался тушить пожар, но спасти хоть что-нибудь удавалось редко. За считанные минуты лишались крова и всего нажитого многие семьи.
В мае 1944 года нас нашел отец. Он рассказал, что смог убежать от немцев и вернулся на Черное болото. Началась распутица, болото стало непроходимым для немцев, после чего вернулись партизаны. Однако там властвовали голод и холод, начался тиф. Больным лежал и Иван. Мы очень за него переживали, мама от бессилия и невозможности хоть чем-нибудь ему помочь все время молилась и плакала.
Стремясь как-то помочь партизанам и Ивану, отец нашел лошадь и повозку, собрал у знакомых и родственников немного продуктов, взял с собой для прикрытия мальчика-сироту, якобы родственника, и отправился знакомыми тропами в лагерь. Дорога была долгой и трудной, на каждом шагу поджидала опасность...
К сожалению, как мы потом узнали, помочь партизанам отец так и не смог. На одной из немецких застав его остановили. Версия о том, что отец едет к семье, была правдоподобной, и все бы ничего, если бы его не опознала одна женщина из нашей деревни по имени Левося и не выдала немцам. Его начали зверски пытать, а мальчика отпустили (вскоре после войны он, как выяснилось, умер). Отца в последний раз видели в концлагере в Бобруйске - об этом рассказала после войны одна женщина. Он смог сообщить ей, что завтра его расстреляют...
Так я потерял отца. К сожалению, после военного лихолетья не осталось ни одной его фотографии. У мамы был паспорт с маленьким фото, после войны она отдала его заезжему мастеру увеличить, после чего оно и пропало...
В конце июня 1944 года гул войны докатился и до нас, все ждали освобождения. Жили мы тогда в Хоромцах, не зная, где отец, где Оля и Нина, жив ли Иван. В один из вечеров увидели, что немцы жгут свои автомобили и другое имущество, которое не могли забрать с собой. А утром, когда проснулись, их уже не было. Затишье было непонятное и, казалось, временное. Над головой летали самолеты с красными звездами, слышалась орудийная канонада, а потом пришли красноармейцы.
Это была самая большая за всю войну радость для людей, которые пережили долгие годы оккупации. Откуда-то взялись хлеб, цветы и даже самогонка. Кругом слышался смех, а на глаза навертывались слезы - все смешалось... Однако эта радость омрачалась отсутствием близких людей, неизвестностью их судеб. Куда нам идти?
Вскоре вернулся Иван, израненный и оборванный. Нашел нас и рассказал, что отца не видел. Потом прилетел из Москвы командир партизанской бригады И. Д. Ветров, начал собирать оставшихся в живых партизан на парад и для награждения. Это был праздник, как говорят, со слезами на глазах... Жаль, что отец так и не дождался этого светлого часа. И. Д. Ветров передал Ивану медаль «Партизану Великой Отечественной войны», которой наградили отца.
В последующем мне был вручен памятный знак «Партизан Белоруссии», которым был награжден мой отец посмертно.
Мама собрала мешочки (их называли клунками), и мы втроем пошли разными дорогами домой, в Старину. В одной из деревень нас остановил военный фотограф, поставил около сгоревшей хаты, рядом с разваленной печью, и сфотографировал. Сказал: «Вот придут хозяева этого дома и увидят, что от него осталось». Может быть, эта фотография и была потом где-то опубликована, однако мы ее не увидели. А хотелось бы, хотя после войны, кажется, прошла вечность...
Мы пришли в свою деревню и увидели ту же печальную картину: ни дома, ни сараев, ни даже склепа не осталось, все сгорело. Остался только колодец с журавлем, который выкопал отец перед войной. Где жить, как искать пропитание? Соседи подсказали, что немцы расстреляли семью односельчанина Гриневича, дом которого пустовал.
Этот дом стал нашим первым пристанищем после войны в родной деревне. А вскоре вернулись Оля и Нина. Это была неописуемая радость для нас. Они рассказали о своих мытарствах. Их беды, наши скитания - все это, к счастью, было уже в прошлом... Мы строили планы на новую жизнь. Однако не тут-то было. Вскоре все заболели тифом. У мамы уже давно, после Черного болота, болели ноги, они были в незаживающих ранах. А кругом голод, продуктов нет, лекарств тоже. И мама, выбившись из сил и от ощущения безысходности, больная, ушла из дома в лес, решив умереть, чтобы не видеть, в каком страшном положении оказались ее дети... Полежав в лесу на земле, почувствовала себя легче и, собравшись с силами и духом, решила вернуться. Годы спустя она сама об этом нам рассказала. Это был первый и последний случай, когда мама проявила слабость и неуверенность. Так она считала, предъявляя самый жесткий счет к себе...
Вот как вспоминает трудное послевоенное время в разоренной фашистскими варварами деревне моя сестра Анна Вильченко: «У сярэдзіне 1944 года прыйшло даўгачаканае вызваленне. Раны, нанесеныя вайной, залечвалі ўпартай, напружанай працай жанчын, падлеткаў, дзяцей. Пякельна цяжкае жыццё ў пасляваеннай вёсцы, шчодра палітае горкімі дзіцячымі слязьмі, зусім станавілася непасільным тым, у каго загінуў бацька, не было, як у нас, дзе жыць, а такіх сем’яў у нашай вёсцы Старына была большасць. Мы не маглі разлічваць і на дапамогу старэйшага брата. Іван, захварэўшы на тыф у партызанскім атрадзе, выйшаў з шпіталя пасля вызвалення раёна і быў накіраваны на работу ў Баранавіцкую вобласць. Відаць, нялёгка яму там жылося, неяк ужо зімой прыйшло пісьмо, што хварэе, што ў яго стралялі бандыты...
Маці ўстрывожылася, паслала Ніну, старэйшую сястру, каб яна дапамагла брату. Заўсёды баявая і смелая, яна пасля нялёгкіх партызанскіх будняў стала такой рашучай і энергічнай, што ні ў чым не ўступала хлопцам.
Ніна паехала і праз некаторы час прыслала пісьмо, яшчэ больш трывожнае. Маці не вытрымала і паехала да дзяцей сама. Нарыхтавала дроў, напякла нам хлеба і рушыла ў дарогу. Засталіся мы ў хаце адны з пяцігадовым Пятром... Хлеб яшчэ быў, бульбу маглі варыць самі.
Цяжка было запаліць печ, да прыпечка мы яшчэ не дараслі. Я залажу на прыпечак, Пятро становіцца на калодку і падае мне палены. Укладваю дровы, раздзьмухваю вугалькі, якія яшчэ захаваліся ў попеле, пачынае курыць дымок... Я бягу раніцай у школу, Пятро чакае мяне, прымасціўшыся каля акна - выйсці на вуліцу яму няма ў чым... Але хутка скончыліся дровы, а маці ўсё не вяртаецца. Пайшлі мы ў лес па іх. Адкуль ні вазьміся, раптам нізка праляцеў самалёт. Мы памярцвелі: зноў вайна!.. I маці няма, адны мы... Што рабіць? Прасядзелі ў хмызняку да вечара, затым пайшлі ў вёску. Пытаемся ў людзей, ці няма вайны. Нас супакоілі, растлумачылі, што вайна ёсць, але яна далёка і сюды больш не прыйдзе...
Вярнулася Ніна, усе нашы страхі забыліся. Маці не хацела пакінуць Івана аднаго ў небяспечным становішчы, засталася з ім.
Надыйшла вясна, трэба было сеяць, а як?.. Насення ў нас крыху было, але цягла на ўсю вёску ніякага, ні адной жывёліны, не тое што каня — нават каровы. Саджалі бульбу па чарзе, дзевяць ці дзесяць жанчын цягнуць плуг, прымацаваны да жэрдкі, Ніна за аратага, а дзеці кідаюць бульбу ў баразну... Так адсеяліся ўсёй вёскай. I ў гэтыя ж дні прыйшла радасная, даўгачаканая вестка: перамога, вайна скончылася!.. Першымі даведаліся аб гэтым ад паштальёна мы, дзеці, пабеглі ў поле, дзе працавалі жанчыны. Колькі было радасці, колькі слёз, і радасных, і горучых!.. Усе нібы памаладзелі, кінулі работу, у адной з хат сабраліся ў госці, кожная прынесла, што магла, знайшлася і бутэлька гарэлкі. Такога вяселля я ніколі не бачыла, такой радасці не перажывала. Мы, дзеці, глядзелі на іх і весяліліся разам з усімі, і з нецярпеннем чакалі, калі нас, нарэшце, паклічуць за стол: у вёсцы так было заведзена, што пакарміць нас маглі толькі тады, калі закончыцца свята ў дарослых...»
Бороться за жизнь пришлось еще долго. Через некоторое время выселили из дома, где мы еще собирались пожить. Строение было большое и понадобилось для детского дома, который открывался в деревне. Я с Аней тоже хотел попасть в него, но нас не приняли, так как в детдом направляли только круглых сирот.
В сентябре в соседней деревне Филипповка, что была в полутора километрах от нашей, открылась школа, и мы с сестрой Аней пошли учиться. Мне еще не было и шести лет, но, чтобы не оставаться дома одному, по примеру старших тоже решил идти в школу. Однако духу хватило всего на неделю. Я опять заболел, и учебу пришлось оставить еще почти на два года.
Но в стороне не оставался, помогал сестре делать тетрадки из обрывков немецких бумажных мешков, чернила из лесных черных ягод и сажи, выстругивал из деревянных палочек ручки для письма. Учебников практически не было. Зато у детей было большое желание учиться, а у учителей — учить. Нынешнему поколению с компьютерами, планшетниками, Интернетом и обучающими технологиями XXI века это трудно даже себе представить...
А тогда надо было выживать после опустошительной войны. Все разорено, мужчин в деревне практически нет. Всю работу, самую тяжелую - пахота, косьба - выполняли женщины и подростки, а то и дети. Меня как-то летом попросили пасти колхозных овец. Их-то и было всего одиннадцать. Я пас каждый день, совсем голодный. Зато вечером мне давали пол-литровую бутылку молока, которого всем доставалось понемножку. Это была моя посильная помощь семье.
Брата Ивана, который как единственный мужчина в деревне несколько месяцев проработал председателем колхоза, призвали в армию. Через некоторое время он был ранен на фронте, и, учитывая прежние ранения, комиссован. После лечения в госпитале в Бобруйске его отправили работать в Казловщинский район Барановичской области (теперь - Слонимский район), где избрали председателем Вишевского сельского совета. Это - Западная Белоруссия, где люди к Советской власти были настроены не очень тепло. Уклад жизни там несколько отличался от нашего, и народ жил богаче. Колхозов еще не было, можно было работать у зажиточных хозяев и получать натурой зерно, картофель. В сельсовете 10 деревень, до района - 20 километров, для связи - телефон, для личной защиты - пистолет и карабин, с которыми нельзя расставаться ни днем, ни ночью. Милиционер-участковый, фельдшер и ветеринар - весь сельский актив. А в лесах и деревнях хозяйничали бандеровцы-националисты из соседней Украины, да и местных среди них хватало. Безвинного народа на тот свет они отправили немало. И мама решила перебраться на жительство к сыну, чтобы, может, уберечь его, помочь выжить... Для меня Иван был не только старшим братом, но и фактически заменил отца. Его забота, помощь, внимание, добрый совет были постоянными моими спутниками. Имея опыт партизанской войны, он не раз находил верный выход из сложных ситуаций. Его кипучая энергия, воля, честность, принципиальность, внимание к людям, его глубокая партийность и преданность своей Родине, любовь к своему народу и своей семье были всегда и остаются для меня путеводной звездой.
В 1946 году я пошел в школу. Большинство букв к тому времени уже знал, учеба давалась легко. В деревенской хате с одним учителем занимались одновременно два класса: первый 19 учеников и третий - 5. Иван Ефимович Тагиль был замечательным педагогом начальных классов. Через два года в деревне открыли семилетнюю школу, которую я успешно окончил в 1953 году.
В 1947-м Иван женился, а через год вышли замуж Оля и Нина. Вместе с мужем Петром Зайковским Нина до его призыва в армию жила с нами. Когда Петр уже служил в войсках МВД в Москве, у нее родился сын Миша. Она работала почтальоном, племянника довелось растить в основном мне и Ане.
В 1951 году после увольнения в запас Петр с семьей стал жить отдельно.
Анна работала заведующей сельской библиотекой, поступила заочно в Минский библиотечный техникум. Когда в Западной Белоруссии началась коллективизация, Ивана избрали председателем колхоза. Ирония судьбы заключалась в том, что все тридцатые годы наши родители, как могли, сопротивлялись ей, так и не вступив в колхоз. А в пятидесятые их старший сын создал колхоз и успешно руководил им более десяти лет. Колхозники были работящие, в их домах был достаток...
Через год мама решила поехать со мной на малую родину - в августе мы отправились в деревню Старина (ныне — Петриковского района). В лесу в том году было много ягод и грибов, особенно белых. Мама показала места, где она когда-то собирала их с отцом. Посетили родственников. Дед Кирилл в 84 года еще работал лесником. Он попросил нас остаться на зиму, и мы согласились.
Дед был уважаемым, авторитетным человеком в деревне и прожил до ста лет.
В молодые годы он служил в царской армии в Слониме, в тех краях, где потом жила моя семья. Во время войны погибли трое его сыновей — Григорий, Иван и Аврам. Вернувшись в 1993 году в родные места, я нашел могилу деда Кирилла и установил ему памятник. Внуки и правнуки теперь ухаживают за его могилой.
Три учебных четверти 7-го класса я ходил с ребятами из Старины за 5 километров в Кашевическую семилетнюю школу. Жутковато было, иногда под вой волков, идти по лесу зимой, особенно в темноте. Мы собирались на околице и вместе шли до школы, при этом никогда не опаздывали. Принципиальной разницы в учебе в разных школах не было. Я быстро освоился в новом классе и с учителями, хорошо учился. У меня было много родственников, в том числе и среди школьников. О некоторых я знал лишь из семейных воспоминаний. Скажем, Валентин Романовский, Николай Цегельник - двоюродные братья. Среди родственников были и девочки. К сожалению, многие из них уже забылись...
В марте 1953 года мы вернулись в Западную Белоруссию, и седьмой класс я закончил с хорошими и отличными оценками в Вишевской школе. Не скоро мне довелось посетить ее вновь. Но старый учитель А. С. Жуковский, в прошлом завуч школы, запомнил меня. В 1992 году мы встретились с ним, ставшим к тому времени заслуженным работником культуры Республики Беларусь.
В одном из своих материалов в районной газете Александр Семенович Жуковский писал: «Звыш 50 гадоў я працаваў ў школах былога Казлоўшчынскага раёна і Слоніма. Колькі іх было — маіх выпускнікоў! I кожны раз па-свойму хвалюешся, калі былыя вучні па-сапраўднаму апраўдваюць твой давер, давер школы. Бо што можа быць даражэй за ўсведамленне таго, што твая праца не прапала дарэмна, што былога твайго вучня паважаюць і цэняць людзі.
Сярод многіх іншых я хачу назваць былога выпускника Вішаўскай сямігадовай школы Пецю Чавуса. Цяжкім і складаным было яго дзяцінства. Але і ў такіх умовах ён выдзяляўся сярод сваіх аднакласнікаў не толькі здольнасцямі і выдатнымі ведамі, але, што не менш важна, і сваёй дысцыплінаванасцю, сумленнасцю, пачуццём таварыскасці, чуласцю да тых, каму неабходна была яго дапамога. Нас, настаўнікаў, вельмі здзіўляла і радавала, што ён ахвотна заставаўся пасля заняткаў і дапамагаў тым, хто адставаў у вучобе. А як мы ўсе узрадаваліся, калі ў 1954 годзе ў школу да нас завітаў падцягнуты прыгажун-суворавец, наш выпускнік Пеця Чавус.
...Прайшлі гады. Не песціла жыцце Пятра Чавуса. Яно круціла яго, як жорнавы камень на млыне. Але ўсюды і заўсёды ён быў у ліку першых. Ён меў маральнае права застацца ў далейшым на службе ў сталіцы былога СССР. Але яго, беларуса, вабілі родныя мясціны. I ўжо ў званні генерал-палкоўніка ў снежні 1991 года Пётр Рыгоравіч прыбыў у незалежную Рэспубліку Беларусь. Як самаадданы сын свайго народа ён выступаў ініцыятарам і паслядоўным правадніком у жыццё праграмы адклікання з «гарачых кропак» ваеннаслужачых - ураджэнцаў Беларусі для далейшай службы ў родных мясцінах.
Есць пагаворка, што ўлада псуе чалавека. Але яна зусім не датычыць Пятра Рыгоравіча. Генерал-палкоўнік, намеснік міністра абароны Рэспублікі Беларусь, ён сам адшукаў мяне, былога яго настаўніка ў школьныя годы, наведаў у нашым народным музеі. А затым знайшоў час наведаць яго яшчэ шмат разоў. Характэрна тое, што кожны раз ён умела завязвае гутарку з вучнямі, даходліва пранікае ў іх маладыя душы і сэрцы. Не сапсавалі яго ні высокае званне, ні вялікія пасады. Ён такі ж просты, добразычлівы і спагадлівы, адкрыты і шчыры, як і ў школьныя гады...»
Спасибо дорогому учителю за добрые слова в мой адрес. Я многим ему обязан.
После окончания школы стал вопрос: куда пойти учиться? По этому поводу собрался женский семейный совет: мама, Оля, Нина и Аня. Они уговорили меня идти по медицинской линии, мол, в нашем роду не было докторов. Учитывалось и то, что в военное училище мне было рано поступать, хотя я, как и большинство детей войны, только об этом и мечтал. Поэтому, учитывая мнение совета, собрал необходимые документы и отправил по почте в Барановичский фельдшерско-акушерский техникум.
Вскоре приехал Иван и буквально ошарашил новостью: в Минске открывается суворовское военное училище, а в райвоенкомате есть одно место по разнарядке на район для желающих поступить. Я от радости запрыгал. Но ведь документы уже ушли в медицинский техникум. Что делать? Мы посоветовались и сделали дубликаты отправленных в Барановичи документов. По ним лейтенант Торчик из Казловщинского райвоенкомата оформил мне направление в Барановичский областной военкомат. Он сказал, чтобы я нашел там подполковника Жукова и отдал ему документы.
В Барановичах отыскал военкомат, вокруг которого и во дворе было многолюдно. Посмотрел я на это людское море и подумал, что мне там ничего не светит... Одолела робость, и в подавленном настроении и нелегких раздумьях я прошел мимо. Но через некоторое время вспомнил, что надо найти подполковника Жукова, чтобы отдать документы. На самом деле Александр Петрович оказался майором. Он забрал документы и отправил меня в барак, сказав ждать, пока вызовут.
В бараке было много детей, особенно шустрых детдомовцев. Они сразу же проверили мой чемоданчик и по-свойски сказали: «Держись нас, деревня! Не пропадешь». После обеда начала работать медкомиссия, и наши ряды начали помалу таять. Детдомовцы были дружными, и если кто-то из команды не проходил комиссию, в знак солидарности все сразу уходили. Так уехали трое ребят из Слонимского детдома.
Я уверенно прошел все испытания, и сразу после медкомиссии группу из тринадцати семиклассников повели в здание школы. Нам предстояло написать диктант по русскому языку. Можно представить мое волнение: ведь я уверенно мог написать диктант на родном, белорусском языке, а тут русский. Сел на первую парту и думаю: «Будь что будет!» Диктант был по рассказу В. Г. Короленко «Огоньки». Этот текст я помню до сих пор: «Плывем, плывем, а огоньки все так же близки, и - далеки...»
Экзаменаторы собрали наши «творения», а мы за дверями в тревоге ждали результата. Прошел слух, что из 13 человек, написавших диктант, у троих тройки, а у остальных двойки. Я поначалу тоже предполагал худшее, не думал, что попаду в число троечников. И вот меня вызвали в класс, учительница, которая диктовала текст, раскрыла листок, и я увидел оценку - три балла. Конечно, обрадовался. .. Она попросила, чтобы я объяснил, почему у меня такие ошибки в диктанте. Я сказал, что учился в белорусской школе, мне трудно сразу перейти на русский язык, и в знаменателе под тройкой появилась четверка.
Я воспрянул духом, но тут меня вызвали в другой класс - сдавать экзамен по физике. Учительница задавала вопросы на русском языке, а я отвечал по-белорусски, хотя и прекрасно ее понимал. Она спросила, что я получил по русскому диктанту, и уверенно поставила три балла. На другой день успешно сдал химию и немецкий язык, и нам сообщили, что мы приняты в Минское суворовское военное училище. Сказали, чтобы возвращались домой и ждали вызова. В двадцатых числах навсегда врезавшегося в память августа 1953 года мама благословила на избранный путь, которым я и иду всю свою жизнь...
Моя дорогая мама!.. Сколько ей пришлось пережить на своем веку?! Маме было отпущено немногим более 75 лет жизни, и все они прошли в труде и заботах. Много она вынесла горя, и мало выпало на ее долю хороших дней. Но вырастила одна, без погибшего в годы войны мужа, пятерых детей, достойных граждан страны, защитив нас своей любовью, молитвами от жизненных невзгод.
Безмерная вера мамы во Всевышнего не могла не оставить своего следа и в моей душе. Конечно, сказывались нелегкие военные будни, не оставляя времени на то, чтобы изредка сходить в церковь, что, кстати, бдительными армейскими политработниками приравнивалось чуть ли не к измене, предательству... Но в трудные моменты, особенно в боевой обстановке, нередко приходилось обращаться к Богу, как и к светлой памяти мамы, и эта вера, и ее светлый образ не раз спасали от бед и невзгод. Низкий поклон тебе, родная...
Вспоминаю стихотворение моего товарища-суворовца о наших мамах, всех женщинах, переживших войну. Может, оно и не совсем совершенно с точки зрения правил стихосложения, но суть, наши чувства выражает точно.
О, матери, бабушки, тети!
С кем вместе мы были тогда.
Без вашей любви и заботы
Не выжили б мы в те года.
Отцы у нас все воевали,
Без них приходилось нам жить.
Но то, что мы все испытали,
Нам никогда не забыть.
Мы помним, как вы нас спасали,
От холода, голода нас берегли.
Последний кусок отдавали
Нам, детям той страшной войны...
Откуда у вас брались силы?
Тогда мы понять не могли...
Покоятся ваши могилы
На погостах родной земли.
Алые погоны. В Минском СВУ
21 августа 1943 года постановлением Советского правительства были созданы суворовские военные училища с 7-летним сроком обучения по типу старых кадетских корпусов бывшей русской армии для детей воинов Красной дрмии и партизан Великой Отечественной войны, а также детей-сирот, родители которых погибли от рук немецких оккупантов. Руководство советской Белоруссии, которая больше других республик пострадала в годы войны, ходатайствовало в Москве об открытии такого училища в Минске. И 11 марта 1953 года командующий Белорусским военным округом Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко получил директиву за подписью начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Маршала В. Д. Соколовского: «В соответствии с распоряжением Совета Министров СССР от 21 июля 1952 года военный министр приказал:
Сформировать в г. Минске суворовское военное училище численностью переменного состава 550 воспитанников... Училище именовать «Минское суворовское военное училище». Формирование училища начать с 1 мая, начало занятий с 1 сентября 1953 года».
После 20 августа 1953 года я отправился в Минск, в суворовское училище. На вокзале нас, прибывших из Барановичского облвоенкомата, встретили офицеры СВУ. Посадили в машины и провезли через заново отстраивающийся город, доставили в казармы военного городка Уручье. Здесь вместе с другими суворовцами с первых дней пришлось познакомиться с азами воинской дисциплины и жизни: ранний подъем, физзарядка, заправка постелей, построение на утренний осмотр, занятия и множество других мероприятий, в определенной степени характеризовавших будущую военную службу.
Погода стояла очень жаркая, а мы были одеты в черную шерстяную суворовскую форму с алыми погонами и лампасами на брюках. Нам, без преувеличения, небо казалось с овчинку. Друзей нет, вокруг — командиры, сплошные построения. А что делать, куда бежать, толком не знали... Всю неделю занятия проводились в основном на улице, в жару, в поту и без отдыха. Таковы мои первые мальчишеские впечатления от СВУ.
Хотя, по большому счету, к нам, детям, опаленным войной, офицеры и преподаватели относились по-отечески. В одном запомнившемся стихотворении, посвященном суворовскому детству, говорилось: «Всех нас, конечно, любили, но не гладили по голове». И мы это чувствовали. Как и усвоили одну из заповедей А. В. Суворова: «Научись повиноваться, прежде чем будешь повелевать другими».
А тогда после первой недели в Уручье несколько слабаков не выдержали: одни убежали, других забрали родители. Честно говоря, глядя на них, и у меня возникало иногда подобное желание: романтика нередко пасует перед прозой военной жизни. Кто знает, как все сложилось дальше, если бы в конце августа нас, наконец, не отправили на автомобилях из Уручья в пока еще неизвестный Минск.
Привезли на площадь Парижской коммуны. На торжественном построении у Большого театра оперы и балета, что рядом с училищем, первый набор Минского СВУ встретили с оркестром, ко многим суворовцам пришли родственники с цветами. Настроение у всех было приподнятое. К нам с теплым напутственным словом обратился первый начальник училища Герой Советского Союза генерал-майор Дмитрий Кузьмич Мальков. А потом мы строем вошли в красивое, пахнущее свежей краской, величественное здание на улице Горького. Все вокруг блестело и сверкало, манило новизной. Такой красоты мы раньше не видели, поэтому наши восторг и удивление были неописуемыми. Нам сразу же захотелось остаться в этом прекрасном дворце.
На следующий день юных суворовцев собрали в актовом зале училища, равных которому в Минске по красоте и классическому архитектурному стилю, пожалуй, и сейчас немного. С торжественного собрания в нем начался первый учебный год суворовского училища. Потом в этом актовом зале в течение трех лет в выходные нам показывали художественные и документальные фильмы. Здесь проходили встречи с государственными деятелями и героями, артистами, проводились вечера танцев и организовывались концерты.
Особое впечатление произвела столовая: столы на четыре человека, накрытые белыми скатертями, каждому полагались салфетка из такого же полотна в металлическом кольце и мельхиоровый прибор (ложка, вилка, нож). Было организовано четырехразовое питание. И все это для детей войны, большинство из которых до этого редко ело досыта. В первое время все съестное в мгновение ока сметалось со столов, и лишь потом стали оставаться хлеб и другие продукты.
Спустя годы узнал, что с 1840 года на улице Александровской, 29, на месте, где сейчас размещается здание Минского СВУ, находилась духовная семинария, основанная в 1793 году в Слуцке и переведенная потом в Минск. Помнится, фотография двухэтажного дома начала XX века находилась в экспозиции музея училища, позже ее стыдливо прятали, потом вновь в зависимости от колебаний линии партии возвращали на стенд. В начале Великой Отечественной здание сильно пострадало от немецкой авиации. При восстановлении его планировали и строили для суворовского училища с учетом всех архитектурных решений, учитывавших классическую структуру прежних кадетских корпусов, главный архитектор и руководитель архитектурной мастерской Г. В. Заборский, создатель здания (его имя теперь носит небольшая улочка, на которую выходит КПП училища), так описывал основные планировочные решения: «На месте теперешнего суворовского училища стояла сгоревшая во время Великой Отечественной войны 4-этажная коробка. Когда-то это было 2-этажное здание, недолго до войны надстроены еще два этажа, и оно использовалось как жилой дом для командиров Красной Армии. По решению правительства сгоревшая коробка подлежала восстановлению и реконструкции под здание училища. Габариты ее не удовлетворяли объему проектируемого военно-учебного заведения и возможностям создания необходимого идейно-художественного образа. Были достроены боковые крылья, полностью разобран центральный ризалит (часть здания, выступавшая за основную линию фасада), на месте которого возведена новая стена с выступом, а со стороны двора пристроен новый корпус (актовый зал, столовая).
В скульптурных рельефах на здании прославляется оружие суворовских чудо-богатырей, славные традиции которых приумножены доблестными воинами вначале Красной, а затем Советской Армии. В скульптурах, расположенных по бокам треугольного тимпана (внутреннем поле фронтона), отражена идея благородной роли армии - защитницы Родины. Дня придания зданию национального колорита в центральной части сооружения, в контраст с гладью пилонов (массивные столбы, стоящие по сторонам входов), использованы мотивы, белорусского национального орнамента, хорошо сочетающегося с военной геральдикой. Статуя Суворова просматривается с момента открытия парадной двери и все ясней вырисовывается при подъеме по лестнице в фойе на втором этаже. Парадная одномаршевая лестница решена в виде колоннады, которая чем выше, тем больше раскрывается, создавая новые и новые интересные перспективные точки в фойе выставки. Плафон центральной лестницы обрамлен богатой лепкой с белорусским национальным орнаментом. Два парадных прохода ведут в актовый зал, рассчитанный более чем на 800 мест, под которым располагается обеденный зал столовой на шестьсот мест.
В разработке проекта суворовского училища принял участие коллектив проектировщиков института «Белгоспроект». Огромную работу по внутренней отделке здания выполнили архитектор Я. Г. Шапиро, архитектор-художник Н. В. Дроздов, коллектив конструкторов под руководством главного конструктора мастерской А. Н. Шалимо».
Личный состав училища состоял из шести рот по 75-80 человек. Наша рота была старшей по возрасту и именовалась первой. И вышло так, что я попал в первое отделение первого взвода первой роты. Так с той поры и пришлось по жизни часто быть первым... Командовал нашей ротой подполковник А. Е. Орлов, офицером-воспитателем первого взвода был знакомый по военкомату майор А. П. Жуков, второго - старший лейтенант В. Е. Аниканов, третьего - капитан Н. В. Белов.
Мы пришли в училище после седьмого класса 14-15-летними подростками. Вместе с нами был набор и в другие, младшие роты со сроком обучения от пяти до семи лет. Имелся и так называемый подготовительный класс. Эти ребята отучились в общей сложности восемь лет.
В годину боевую и суровую
Отчизна нас под знамя созвала,
И именем фельдмаршала Суворова
Она наш юный корпус назвала!
(Из гимна первых СВУ)
Нормативной базой для создания и деятельности СВУ являлось Положение о кадетских корпусах бывшей Российской империи, которое почти полностью вошло в текст первого Положения о суворовских военных училищах. Таким образом в СВУ была обеспечена преемственность педагогических традиций и уклада старых кадетских корпусов. Ведь зачастую новое — это хорошо забытое старое...
В военной форме одежды суворовцев также просматривалась преемственность традиций кадетских корпусов - сочетание черного цвета с алыми погонами, такого же цвета тульей на фуражке и белыми кантами на них. Она в ряде деталей воспроизводила форму Полоцкого кадетского корпуса начала XX века. До введения некоторых изменений в 1970 году, когда вместо гимнастерки появился китель с отложным воротником, она состояла из шинели черного цвета, черной суконной гимнастерки с мягким стоячим воротничком, брюк такого же цвета с алыми лампасами и черного форменного ремня с латунной бляхой. Летом суворовцы носили светло-серую хлопчатобумажную гимнастерку со съемными алыми погонами и фуражку со светло-серым чехлом на тулье.
Парадный китель в отличие от гимнастерки, которая надевалась через голову, был однобортным, приталенным, с 8 пуговицами и жестким стоячим воротничком, на петлицах красного цвета - золотистые шевроны. Летом использовалась фуражка со светло-серым чехлом на тулье. На красных с белым кантом погонах - золотистая аббревиатура «МнСВУ» (у каждого суворовского училища - своя). Такая форма одежды просуществовала до 1997 года. Сегодня сочетание черного цвета с красным, только без белого канта, сохранилось в парадно-выходной форме одежды питомцев Минского СВУ. Повседневная форма суворовцев — камуфляжная. На алых погонах — аббревиатура «СВВ» (Сувораўскае ваеннае вучылішча).
В самом наименовании, в том, что училища были названы именно суворовскими, а не имени А. В. Суворова, выражена основная суть системы обучения в них — воспитание на заповедях «Науки побеждать», глубокое усвоение выработанных великим полководцем актуальных принципов строительства армии, ее тактики и стратегии. Ведь суворовская система военной жизни и в его время, и на протяжении последующих веков воспитывала солдат в духе патриотизма, прививала чувство боевого товарищества, инициативность, гуманное отношение к побежденному противнику и уважение к правам мирного населения.
В соединении с твердыми навыками боевой подготовки, неукротимым наступательным духом и мобильностью войска, обладавшие высокими моральными качествами, действительно становились непобедимыми, о чем справедливо писал ни разу не испытавший горечи поражений А. В. Суворов.
Навсегда остались в памяти заповеди генералиссимуса А. В. Суворова, которыми свято руководствовались в ратной службе. Не все из них в буднях армейской жизни мы могли воспроизвести дословно, но суть осталась. Вспомним основные:
- Тяжело в ученье - легко в походе, легко в ученье - тяжело в походе.
- Солдат ученье любит - лишь бы с толком и кратко.
- Помни, что ты человек - подчиненные твои такие же люди. Люби солдата - и он будет любить тебя...
- Умеренное военное наказание, смешанное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет честолюбивого солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние.
- Вся твердость воинского правления основана на послушании, которо должно быть содержано свято.
- Будь терпеливым в трудах военных, не поддавайся унынию.
- Надо бить врага уменьем, а не числом.
- Каждый воин должен понимать свой маневр.
- Дисциплина - мать победы.
- Скорость нужна, а поспешность вредна.
- Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте.
- Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем побе но, единственно, смешанное с оною военное искусство.
Приведу один интересный факт, о котором узнал годы спустя - прославленный полководец для получения новых знаний в военном деле, оказывается, в качестве вольноприходящего посещал последние два класса Сухопутного шляхетского корпуса в Санкт-Петербурге. Он был основан на основании указа императрицы Анны Иоанновны от 29 июля 1731 года. Как следовало из указа об учреждении Сухопутного шляхетского корпуса, «кадетов обучать арифметике, геометрии, рисованию, фортификации, артиллерии, фехтованию - шпажному искусству, верховой езде и прочим к воинскому искусству потребным наукам. А понеже, не каждого человека природа к одному воинскому склонна, тако жив государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение. Того ради иметь при том учителей чужестранных языков, истории, географии, юриспруденции, танцеванию, музыке и прочих полезных наук, дабы, видя природную склонность, по тому бы и к учению определять»...
Как видим, без малого 300 лет назад тоже заботились о подготовке с самого детства как будущих офицерских кадров, так и лиц для гражданской службы. В XVIII-XIX веках и в Белоруссии появились кадетские корпуса — в Шклове, Бресте, Гродно и, наконец, в Полоцке, который просуществовал до 1914 года. Так что Александр Васильевич имел самое прямое отношение к кадетству, лучшие традиции которого нашли свое продолжение в суворовских военных училищах.
Суворовцев в Минское училище в 1953 году набирали в основном из простых семей, родители которых погибли в годы войны. В роте было много детдомовцев, сирот и только один сын подполковника, военкома Столинского района, Володя Линевич. Приходил навещать Сашу Соловьева его брат - старшина сверхсрочной службы.
Мне памятно первое увольнение в город. Минск еще был в руинах и развалинах, пространство от Оперного театра до Дома офицеров просматривалось насквозь. Не было ни парков, ни скверов, ни Дворца профсоюзов, ни музея истории Великой Отечественной войны, ни домов вдоль проспекта им. Сталина (потом Ленинский, Ф. Скорины, ныне - Независимости). Там, где сейчас находится Дворец Республики, стоял памятник Сталину, который снесли в 1961 году после XX съезда КПСС. Это произошло спустя пять лет после нашего выпуска из стен училища.
6 ноября 1953 года в торжественной обстановке на площади Парижской коммуны заместитель командующего БВО генерал-полковник Н. Е. Чибисов вручил Минскому суворовскому училищу Красное Знамя - символ воинской чести, доблести и славы. Этот день стал ежегодным праздником училища. А 7 ноября все роты училища впервые торжественно обозначились в парадном расчете войск Минского гарнизона. Сегодня никто уже не представляет военный парад в столице без суворовцев, а тогда это было впервые, как и первая благодарность училищу от командующего войсками Белорусского военного округа Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко.
Это очень много значило для всех воспитанников. Сколько труда было вложено в подготовку к параду! К нему готовились более двух месяцев: сначала одиночная подготовка, затем прохождение по шеренгам и, наконец, в составе парадной коробки. Общие же тренировки всех участников парада проходили в Уручье на трассе Москва-Минск, которая перекрывалась на то время. Пример брали с лучших строевиков училища - полковника Асмолова (курс строевой подготовки он прошел в роте почетного караула в Москве), капитана Друшляка и старшего лейтенанта Аниканова.
На формирование нашего училища были направлены лучшие кадры из других СВУ. Например, начальник училища Герой Советского Союза генерал-майор Д. К. Мальков прибыл из Ставропольского СВУ и сразу завоевал любовь и уважение юных подчиненных. Он был для нас как родной отец. Командовал училищем всего год, затем был назначен на должность командира корпуса и вскоре стал генерал-лейтенантом. Малькова сменил генерал-майор А. И. Крючков. Но связь с училищем Дмитрий Кузьмич поддерживал, пока служил в Белорусском военном округе. Под стать ему было и большинство офицеров Минского СВУ.
С генерал-лейтенантом Д. К. Мальковым мне довелось встретиться после окончания Минского СВУ в Батуринском лагере под Конотопом летом 1957 года. Он приезжал с проверкой как начальник управления военно-учебных заведений Министерства обороны СССР. Перед этим Дмитрий Кузьмич в составе военной делегации под руководством министра обороны Г. К. Жукова посетил Индию. В войсках после этого визита стали внедрять индийский войсковой опыт: полевые занятия проводить ночью, а отдыхать днем. Это был так называемый индийский час. Но об этом расскажу позже.
Офицерам, прибывшим в наше училище из других СВУ страны, пришлось работать со слабо подготовленными ребятами, которые в основном учились в белорусских деревенских школах. Поэтому они самоотверженно, не жалея ни сил, ни времени, делали все, чтобы поднять на должный уровень наш общеобразовательный, культурный, интеллектуальный и спортивный уровень. В методических рекомендациях управления военно-учебных заведений Министерства обороны СССР, актуальных и по настоящее время, говорилось: «Центром формирования личности суворовца является рота, где решается триединая задача: формирование общечеловеческих навыков и привычек, любви к труду и знаниям, патриотизма и готовности к защите Родины. В роте создаются условия для более полного и глубокого развития индивидуальных особенностей и наклонностей суворовцев...»
Распорядок дня в ротах Минского СВУ был следующим:
7.00 - сигнал трубы горниста или звонок - «Подъем!»;
7.05-7.10 - одевание;
7.10-7.25 - утренняя физическая зарядка;
7.30-8.00 - туалет, приведение коек и спальных помещений в порядок, утренний осмотр;
8.05-8.25 - первый завтрак (каша с мясом или рыбой, чай, хлеб, масло);
8.30-12.00 - четыре 45-минутных урока по различным предметам обучения с 10-минутными перерывами;
12.10-12.30 - второй завтрак (кофе, молоко с булочкой или пирожным);
12.30-14.10 - 5-й и 6-й уроки;
14.15-14.45 - обед (винегрет, суп, щи или борщ, мясное или рыбное блюдо, компот или кисель, хлеб);
14.50-15.50 - тихий час, отдых в постели;
16.00-18.50 - самостоятельная подготовка под руководством преподавателей или офицеров-воспитателей, индивидуальные занятия с отстающими;
19.00-19.50 - личное время (занятия спортом, художественной самодеятельностью, отстающие - с преподавателями);
20.00-20.20 - ужин;
21.25-21.45 - вечерняя прогулка;
21.45 - вечерняя поверка и туалет;
22.00 - отбой.
Как видно, кроме шестичасовых ежедневных занятий, у нас проводились почти три часа самостоятельной подготовки под руководством преподавателей или офицеров-воспитателей. Первый год учебы все самоподготовки начинались с написания диктанта-десятиминутки по русскому языку. Так нас постепенно переучивали с белорусского на русский язык, который в Вооруженных Силах СССР являлся основным в сфере командно-управленческой деятельности: суть приказа, директивы должна была везде пониматься однозначно.
Ежегодный полуторамесячный летний лагерный сбор многие годы стал памятной строкой в истории Минского СВУ, будучи также характерной традицией прежних кадетских корпусов. Это было абсолютно правильно. Известная суворовская заповедь: «Солдат должен держать голову в холоде, живот в голоде, а ноги в тепле» отрабатывалась нами на практике уже во время первого лагерного сбора, проходившего в Острошицком городке под Минском. Он включал в себя занятия по тактической, огневой, инженерной, физической и автомобильной подготовке (использовались уцелевшие трофейные «Опель Кадеты», предшественники советских «Москвичей»), и все это сочеталось с отдыхом на природе. Там для суворовцев - не по их названию, а по истинному духу - все было интересно. Азы своей будущей профессии они постигали на практике. В нашей первой «полевой академии» вспоминалось и известное изречение А. В. Суворова: «В кабинете врут, а в поле бьют!»
Лагерный сбор суворовских рот преследовал цель привития будущим офицерам физической выносливости, умения переносить трудности длительного пешего похода, навыков ориентирования с помощью карты и компаса при движении по улицам города, населенных пунктов, по шоссейным, проселочным и полевым дорогам; научить ставить палатки, готовить пищу, устраивать для себя ночлег; привить навыки воинской службы в полевых условиях путем привлечения к охране расположения роты, формировать любовь к истории, природе Беларуси, ее культуре и достопримечательностям.
Общую систему обучения и воспитания суворовцев, сложившуюся к тому времени, прекрасно характеризовали слова автора книги «Алые погоны» преподавателя Новочеркасского СВУ Б. Изюмского: «Рождалась эстетика военной жизни с ее здоровьем, стройностью, опрятностью, святостью строя и уклада. Отливалась в красивые формы система воспитания. И все это — ежегодное празднование дня открытия училища, выезд в летний лагерь, единый тон, стиль, ясность цели, сознание слитности с Советской Армией, преемственности ее устоев, — все это создавало дорогие сердцу каждого суворовца традиции, роднило и сплачивало...»
В этом же ключе — встречи с прославленным партизанским командиром времен Великой Отечественной войны, Героем Советского Союза и будущим первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии П. М. Машеровым и другими известными людьми. Все это дорогого стоило. Нам уделяли много внимания офицеры-командиры и воспитатели, командование училища, представители общественности. А мы, в свою очередь, шефствовали над младшими суворовцами. Это были малолетки из шестой, подготовительной роты, прибывшие в училище после второго класса. Заботились о них, помогали врастать в четкую систему обучения и воспитания, формировавшуюся в Минском СВУ.
О событиях в мире мы узнавали во время уроков и бесед в часы культурно- массовой работы. Например, о существовании небезызвестного военного блока НАТО, образованного в 1949 году. В противовес ему только в мае 1955 года руководителями социалистических стран Восточной Европы (кроме Югославии) в Варшаве было подписано соглашение о создании Организации Варшавского Договора. В этих странах создавались учебные заведения по образцу СВУ, укреплялись связи между ними по государственной и общественной линии. В стенах училища мы впервые встретились с представителями польской, восточногерманской, чехословацкой, китайской, албанской и других делегаций. Это было интересно и познавательно.
В сентябре 1954 года Минское СВУ посетила польская делегация. Входивший в ее состав профессор Яблонский оставил в училищном альбоме такую запись: «С глубоким вниманием и волнением мы рассматривали ваш чудесный дворец... Расставаясь, желаем, чтобы вас в делах всегда вдохновляла мысль о незабываемом подвиге вашего великого народа - народа ста народов. Чтобы вы выросли борцами за свободу, сотрудничество между народами и всеобщий мир. Возвращаясь на Родину, в Польшу, мы передадим кадетам нашего Варшавского кадетского училища имени генерала К. Сверчевского ваши поздравления и пожелания...»
В январе 1955 года в училище побывала правительственная делегация Польши, в состав которой входили литераторы и журналисты, владевшие немецким и английским языками. Знакомясь с суворовцами старших классов, они общались на иностранных языках, и наши ребята не только понимали их, но и вели диалог, отвечали на вопросы. Как нам потом рассказывали преподаватели, известная польская писательница П. Ярошевская в интервью газете «Трибуна люду» от 13 февраля 1955 года так отозвалась о посещении Минского СВУ: «Кадеты (их здесь называют «суворовцы» - по имени знаменитого полководца Александра Суворова) этого военного училища не только обучаются основам наук по программе средней школы, но и воспитываются, как у нас на Западе принято говорить - comme il faut (по-французски - безупречно). Они вежливы, обходительны, сдержаны в манерах, достаточно хорошо говорят по-немецки и по-английски... Это поразительно, если иметь в виду, что большинство из них сироты, родители которых погибли от рук фашистских захватчиков. Их интерес к жизни сверстников в нашей стране огромный. Если бы мы провели в этом прекрасном четырехэтажном дворце два-три дня, то и тогда не смогли бы, вероятно, ответить на все вопросы. По тому, какой неподдельной радостью светились их сияющие личики, когда наша делегация поднималась по парадной лестнице на второй этаж, в актовый зал училища, каждый из нас, членов делегации, понимал, что эти дети - эмбрионы будущих офицеров Советской Армии - видели в нас хороших друзей... Мы должны сделать все, чтобы неприятный осадок у нашего поколения по отношению к другим народам, с которыми Польша когда-то была в споре, не передался нашей молодежи. В этом хороший пример показывает Минское суворовское училище...»
После посещения училища делегацией польского Сейма на уроках истории, географии, литературы, иностранных языков и других дисциплин велась равная популяризация среди суворовцев немецкого и английского языков. Наш добрый, мудрый наставник Иосиф Игнатьевич Семежонов (известный писатель и публицист Язэп Семежон) играл в этом процессе огромную роль.
Вскоре произошло еще одно памятное событие. В Минском СВУ двадцать дней работала военная делегация из Чехословакии, изучавшая опыт учебной и воспитательной работы. Ее представители выступили перед суворовцами и оставили в визитационном альбоме училища такие строки: «Дорогие товарищи! Никогда не забудем вашей помощи, поддержки и теплого приема, с которым нас встретили начальник училища, его заместители, все офицеры, работники и суворовцы училища. Прекрасные результаты вашей заботы в области обучения и воинского воспитания являются ценным опытом и примером для офицеров-жижковцев наших военных школ имени Яна Жижки. Да здравствует Советская Армия - наша освободительница и ее молодая имена - суворовцы! С уважением, подполковник В. Фейт...»
Мог ли я тогда предвидеть, что спустя двенадцать лет военная судьба забросит на землю Чехословакии в наиболее сложный для нее период и мне придется прослужить там шесть лет?
Самые хорошие впечатления в родном училище связаны с преподавателями и офицерами-воспитателями. Они с душой работали с каждым в отдельности - персонально, можно сказать, круглосуточно, столько, сколько было необходимо. Вроде простые заповеди внушались нам офицерами-воспитателями и преподавателями, но запомнились навсегда: «Будьте добросовестными, настойчивыми, любознательными в учебе и труде. Основная цель суворовца Минского СВУ — учиться только на «хорошо» и «отлично». Старайтесь как можно больше знать, каждый день пополнять свои знания. Помните простую истину: великий Суворов презирал «немогузнаек». Будьте мужественными, мужество необходимо не только в бою. Имейте мужество быть самокритичными, обвинять исключительно себя в ваших собственных неудачах, быть правдивыми с товарищами и начальниками, волевыми и дисциплинированными. Умейте побороть свою лень. Тренируйте свою волю так, чтобы вы делали не то, что вам лишь сиюминутно хочется, а то, что вы действительно должны сделать. Будьте скромными с товарищами и друзьями, доброжелательными к ним, всегда готовыми помочь, в критический момент прийти на выручку, следуя суворовскому принципу: «Сам погибай, а товарища выручай!» Пусть навсегда в вашей памяти останутся слова Суворова: «Вывеска дураков - гордость, людей посредственного ума - подлость, человека истинных достоинств - возвышенность истинных чувств, прикрытая скромностью...»
С огромной благодарностью мы сегодня вспоминаем своих учителей подполковников И. С. Солдатенкова, И. М. Мурзова, майоров М. И. Ливенцева, П. Я. Погребного и Л. И. Чистовского (в дальнейшем - заслуженных работников народного образования БССР), подполковников Т. С. Ромашко и Н. Т. Железкина, майора И. И. Семежонова, капитанов Ф. Я. Головко, А. И. Шинкаренко, В. В. Шилина и В. Ф. Друшляка, Ю. С. Серебрянскую, старшего лейтенанта В. Г. Ковалева. Все они, к сожалению, ушли из жизни, а Михаила Ивановича Ливенцева, последнего из этой когорты, мы проводили в последний путь недавно...
Нашей ротой все три года командовал подполковник Орлов. Он был человеком несколько замкнутым, в тонкости, как нам казалось, не вникал, но, тем не менее, его присутствие и твердое влияние мы чувствовали всегда. Он внушал заповедь суворовцам: «Не бойтесь трудностей. Это только цветочки, а ягодки впереди...» После нашего выпуска подполковник Орлов ушел из училища, и его дальнейшая судьба нам не известна.
С офицерами-воспитателями нашему первому взводу тоже везло. Так получилось, что каждый учебный год мы начинали с новым воспитателем. В восьмом классе это был майор Александр Петрович Жуков, человек строгий и требовательный, но справедливый. Ветеран училища, он впоследствии командовал ротой, служил в учебном отделе и закончил более чем 25-летнюю службу в должности заместителя начальника училища — начальника учебного отдела. Александр Петрович гордился своими выпускниками, внимательно следил за их судьбой.
В девятом классе офицером-воспитателем был молодой старший лейтенант Геннадий Дубровский - сын члена военного совета БВО. Особого следа в нашей жизни он не оставил, хотя сам в свое время окончил Воронежское СВУ. Дубровский все время корпел над конспектами и книгами, а через год поступил в академию. Видимо, служба в Минском СВУ не была его призванием, а стала лишь промежуточным звеном в дальнейшем карьерном росте. После окончания академии химической защиты, как известно, он продолжал службу в Москве в штабе Гражданской обороны и уволился в запас полковником.
В выпускном, десятом классе, офицером-воспитателем стал майор Архип Васильевич Баскин, участник Великой Отечественной войны. Он пришел в училище с должности начальника штаба батальона, имея педагогическое образование. Это был педагог и воспитатель с большой буквы. Главный принцип обучения, который он исповедовал: делай как я. И в этом Архип Васильевич следовал, прежде всего, бессмертным суворовским заповедям. Он с любовью рассказывал о военной службе, о взаимоотношениях людей, в том числе и особенностях отношений с прекрасной половиной человечества. Мы часами, часто в личное время, сидели возле своего воспитателя были и готовы слушать его до бесконечности. Это была настоящая школа жизни. Он привил нам любовь к военному делу, и, может быть, поэтому все суворовцы, кроме Виктора Басько, Михаила Горелика и Николая Хрущева, которые по состоянию здоровья не смогли стать военными, поступили в военные училища, а трое из взвода дослужились до генеральских погон. Володя Денисенко стал доктором военных наук, трое - кандидатами наук.
...Тем временем шли дальнейшие изменения в системе подготовки суворовцев. 23 августа 1954 года заместителем министра обороны СССР Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым было введено новое Положение о суворовских военных училищах, в котором отмечалось: «Суворовские военные училища имеют целью: дать Суворовцам законченное общее среднее образование, военные знания и навыки, необходимые для обучения в военных училищах (академиях) всех родов войск и служб Советской Армии; воспитывать у суворовцев беззаветную преданность Советской Родине; вырастить суворовцев физически крепкими, выносливыми и ловкими, способными стойко переносить все тяготы и лишения военной службы...» А в декабре 1954 года в докладе начальника управления военно-учебных заведений Сухопутных войск уже отмечались первые успехи офицерско-преподавательского состава Минского СВУ в учебной и воспитательной сфере: «Хорошие образцы в работе в 1953-1954 учебном году показали майор Гвоздик, майор Куприенко, капитан Никулин, капитан Гаврукович, майор Лалетин, майор Копытько, капитан Вонаршенко, майор Демиденко, подполковник Мурзов, подполковник Палий, подполковник Солдатенков и другие...»
Конечно, для нас в ставшем родным училище главным делом была учеба. Но, как говорят, не хлебом единым жив человек... Большое внимание в СВУ уделялось общему развитию будущих людей в погонах, не меньшее — физической закалке. В каждой роте был небольшой спортзал с набором снарядов, на улице — спортивный городок. Вскоре вступил в строй отличный спортзал, который теперь значительно усовершенствован. Каждое утро начиналось с физической зарядки, днем проводился урок физической подготовки, в личное время — самостоятельные занятия спортом. Летом в выходные дни проходили легкоатлетические кроссы вдоль созданного перед самой Великой Отечественной войной рукотворного Комсомольского озера, зимой - на лыжах вокруг него. Причем, каждый суворовец стремился показать лучший результат.
Командование училища поощряло занятия спортом и спортивными играми. Правда, мода на виды спорта менялась. Глядя на игру в шахматы наших преподавателей Мурзова и Головко, я, как и многие другие, тоже увлекся этой игрой. Моим учителем стал Володя Лагутин. Вместе с ним и Володей Кирющенко я занимался в спортивной секции по стрельбе из малокалиберной винтовки.
С суворовцами регулярно проводились и занятия бальными танцами под руководством преподавателя музыки. Первое время для этого не хватало личного времени, и у многих, в том числе и у меня, было желание увильнуть. Однако учительница (ее фамилию, к сожалению, забыл. Помню, мы прозвали ее Батман тандю, так называется одно из колен бального танца) пошла в близлежащие 21-ю и 27-ю средние школы, подобрала там девочек и научила их грациозно танцевать. И вечером в один из выходных дней они в школьной форме стройными рядами гордо прошествовали по парадной лестнице на вечер танцев в актовый зал училища. Когда собрались суворовцы старших классов, оркестр заиграл вальс. Начальник училища генерал-майор Мальков и другие офицеры с женами пошли в круг. Каждому невольно захотелось последовать их примеру - танцевать так же галантно и изящно. Однако тогда еще не все были готовыми к этому. Так настал переломный момент в нашем отношении к танцам. Нам было сказано: учитесь танцевать бальные танцы, поскольку этому вас больше нигде не научат. А танцевать современные танцы научитесь сами - это дело нехитрое. Так потом и получилось.
В выходные дни воспитанники училища строем с оркестром и песнями ходили в культпоходы в Дом офицеров, в театры и цирк. Нас водили на экскурсии в воинские части, музеи. Театр оперы и балета был для нас родным, благо, находился через дорогу. На балконе его великолепного зрительного зала всегда находились места для суворовцев.
Любовь к искусству, привитая в суворовском военном училище, осталась со мной на всю жизнь. Где бы я не служил, в том числе и в отдаленных гарнизонах и за границей, вместе с супругой всегда находил время посетить интересный спектакль в театрах или послушать концерт лучших исполнителей. Запомнились эстрадные концерты Рознера и Лундстрема в Ташкенте, отличные спектакли в красивейших театрах оперы и балета во Львове и Одессе. К слову, подобных театров в Европе всего три (третьим считается театр в Вене). Эту добрую традицию любви к прекрасному мы позже продолжили и в Минске.
Немецкий язык нам преподавал майор Иосиф Игнатьевич Семежонов, известный в белорусской литературе как Язэп Семежон, уважаемый, уникальный человек. В 1939 году он участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию, когда страна вновь объединилась после почти 20-летнего польского господства. Затем грянули советско-финская и Великая Отечественная войны, на которых И. И. Семежонов был военным радиоразведчиком, став одним из героев книги Ивана Мележа «Минское направление». Вспоминая о том времени в беседах, он говорил: «Еще от прежнего не успевал обсохнуть, как уже опять война...» Иосиф Игнатьевич владел четырнадцатью иностранными языками, перевел на белорусский язык произведения У. Шекспира, Р. Бернса, Д. Родари, М. Гусовского, А. Мицкевича и других поэтов и писателей. Он не раз повторял суворовцам: «Ты вновь будешь чувствовать себя еще и еще раз человеком, постигая новые иностранные языки». За творческие достижения И. И. Семежонову было присвоено почетное звание лауреата Государственной премии БССР имени Я. Купалы, вручена премия Союза писателей СССР имени Н. Тихонова.
Иосиф Игнатьевич не только интересно проводил занятия с суворовцами, но и находил время, чтобы рассказать о новых книгах белорусских, советских и зарубежных писателей. В те годы он активно занимался переводом произведений итальянских поэтов. Дома у него была большая библиотека, и Семежонов часто приглашал меня, Володю Качана и других суворовцев в гости. Квартира Иосифа Игнатьевича располагалась в одном из домов на площади Победы, где он проживал с сестрой. В большой комнате висели портреты статного молодого человека в форме офицера Красной Армии, а также офицера-разведчика в немецкой и английской военной форме. Мы сразу узнали на них нашего учителя. Это был достойный пример для подражания для молодых ребят, решивших стать офицерами, как добиваться исполнения заветной мечты...
Я просто боготворил Иосифа Игнатьевича, и он это чувствовал. Однажды случайно встретил его в городе с красивой женщиной. После приветствия он сказал: «Вось, Пятро, я на сорок першым годзе і ажаніўся». Это была, как я потом узнал, племянница Максима Танка. В последующем, бывая в Минске, я всегда стремился встретиться с Иосифом Игнатьевичем. К сожалению нашего, доброго учителя уже давно нет в живых.
С изучением иностранного языка, а это был немецкий, мне везло: в школе его преподавал опытный учитель А. С. Жуковский, в Полтавском военном училище — майор Семенов. В дальнейшем и в Ташкентском военном училище, и в академии Генерального штаба я дружил с этим предметом. Жаль только, что на практике мне так не пришлось в полной мере воспользоваться своими знаниями. В Германии я не служил, а в Чехословакии, Средней Азии и Афганистане немецкий язык, естественно, не пригодился.
Русский язык и литературу преподавал Федор Яковлевич Головко, который приехал к нам из Воронежского СВУ Он сумел пробудить интерес суворовцев к своему предмету, многих научил любить книги, в том числе и классику. Сочинения и диктанты мы писали довольно часто, а в первый год учебы - дополнительно и ежедневные диктанты-десятиминутки на самостоятельной подготовке. Федор Яковлевич не ограничивался только исправлением ошибок и выставлением оценок, он писал рецензии на наши опусы, чаще шутливые и всегда остроумные, которые активно обсуждались в классе и запоминались. При этом Головко умудрялся щадить наше юношеское самолюбие. Некоторые его сравнения мне памятны до сих пор, а ошибки, исправленные им много лет назад, я больше не допускал.
До сих пор помнятся прочитанные нами по рекомендации Ф. Я. Головко книги Б. Изюмского «Алые погоны», Н. Багмута «Счастливый день суворовца Криничного», повесть К. Осипова «На пороге жизни», сборники рассказов командира роты Тамбовского СВУ М. Добрынина «Смолоду в строю» и «Рассказы о суворовцах». Памятны в связи с этим слова К. Пигарева - историка, исследователя жизни А. В. Суворова: «Он завещал потомству свое военное искусство и свой пример. Следовать за Суворовым можно и должно, подражать — нельзя. Несколько Суворовых не бывает: это явление слишком самобытное, слишком исключительное. Важно быть суворовцем, оставаясь самим собой». Действительно, суворовец - это звание навсегда. Эту истину мы твердо усвоили на всю жизнь. Ведь суворовец по духу своему, по своей сути, менталитету и воспитанию не может быть бывшим...
В 1954 году в конце второй четверти, перед самым Новым годом, я простыл и с температурой попал в санчасть. На носу были первые зимние двухнедельные каникулы, которых все ждали с нетерпением. Но нам объявили: те, кто имеет двойки, получит только одну неделю отпуска. Федор Яковлевич Головко, зная, что у меня по русскому языку может быть двойка, вечером 30 декабря пришел в санчасть и продиктовал диктант. Придирчиво проверив его, поставил заслуженные четыре балла и таким образом определил общую положительную оценку по русскому языку, что позволяло мне полностью отгулять каникулы. Но я не рассмотрел внимательно отпускной билет, который был выписан заранее, и уже через неделю вернулся в училище.
Многое хочу рассказать об наших учителях. Преподаватель математики капитан Юлия Сергеевна Серебрянская, вызвав к доске решать задачу, долго и терпеливо ждала результата поисков истины. А он не всегда был однозначным. И если кто-то решал задачу не тем способом, она с мягким укором говорила: «Что ж ты поехал в Москву через Владивосток?» Этого было достаточно, чтобы понять: есть другой, более простой вариант решения. И с тактичной помощью Юлии Сергеевны каждый находил его самостоятельно, нередко включая этот успех в свою копилку.
Интересно, с вдохновением проводил уроки по географии подполковник Т. С. Ромашко. В те годы происходил распад мировой колониальной системы. Сегодня, наверное, даже многие учителя, не говоря уже об учащихся, не знают, какие государства в Азии и Африке, чьими они были колониями и доминионами, и как после второй мировой войны эта система распалась при активном участии СССР. На одном из занятий суворовец Подерачев назвал английской колонией Индию, которая к тому времени стала свободным государством. Как тогда возмутился Тихон Семенович! Он покраснел и громко воскликнул: «Как вы, суворовец, могли обидеть 400-миллионный индийский народ, делая такие заявления?» Эта реплика запомнилась на всю жизнь, и впредь мы более серьезно относились к изучению каждой колонии или доминиона и занятиям по географии в целом. Ибо она, как показала потом боевая жизнь, тоже точная наука.
А преподаватель физики майор Леонид Иванович Чистовский! До войны он был чемпионом Белоруссии по боксу в среднем весе, что сразу было заметно по его собранности и спортивной форме. Очень строгий по своей природе и, естественно, по отношению к предмету, он, войдя в класс и поздоровавшись, быстро излагал краткую вводную часть к уроку, сразу после чего произносил: «Нац (значит), первый вопрос». Все начинали шелестеть страницами учебников и с замиранием сердца ждали, кто первым примет удар. На поднятые руки Леонид Иванович мало обращал внимания. Он по глазам безошибочно определял «боец — не боец» и выбирал, кто именно будет отвечать. Обычно Чистовский не устраивал экзекуций, а терпеливо просвещал у доски заблуждавшихся в точных физических законах, тем самым стимулируя дальнейший интерес к своему предмету.
Как-то уже в конце обучения Чистовский проводил занятие по радиосвязи. Две группы суворовцев находились в разных классах с радиостанциями, откуда вели переговоры в эфире. Леонид Иванович поочередно заходил в них, контролируя ход занятия. Неожиданно зайдя в наш класс, он услышал, как суворовец Панкратов выдал в эфир что-то непечатное... Чистовский буквально вскипел и «не вельмі моцна» врезал хороший подзатыльник, от которого тот оказался под третьим столом. Леонид Иванович поднял Панкратова, встряхнул, извинился за свою вспыльчивость и сказал: «Я из тебя сделаю боксера». А тот был длинным и худющим, вовсе не боксерского телосложения. Мы с любопытством ждали, что в итоге у него получится с боксом?
Этот случай в силу нашей суворовской солидарности огласки не получил, а верный слову Леонид Иванович в личное время начал регулярные занятия с Панкратовым, нещадно его тренируя. В итоге на спартакиаде суворовских военных училищ в 1956 году в Воронеже тот занял третье место в своей весовой категории. Я, кстати, тоже готовился к этой спартакиаде - в стрелковой команде, имея второй разряд по стрельбе из малокалиберной винтовки. Однако на спартакиаду по общим показателям не попал.
А кто из нас не помнит преподавателя истории Михаила Ивановича Ливенцева - человека добрейшей души? В нем как бы сфокусировалась вся история училища, в котором он работал с небольшим перерывом более полувека. Блестящие энциклопедические знания, яркая и одухотворенная речь, глубоко продуманное, четкое и логичное изложение материала с выделением самого важного - вот что, прежде всего, характеризовало Михаила Ивановича как педагога. Об огромном влиянии офицеров и преподавателей училища на жизнь их бывших питомцев говорят такие строки, посвященные Михаилу Ивановичу его другом Петром Яковлевичем Погребным:
Пусть учитель далеко -
С ним близки по сути
Самусенко, Цыганко,
Чаус и Лагутин...
В связи с этим нельзя не сказать хотя бы несколько слов еще о двух замечательных людях - подполковниках И. М. Мурзове и П. Я. Погребном. Иван Матвеевич великолепно преподавал математику, а выходные дни, иногда и ночи проводил в роте за игрой в шахматы с Петром Яковлевичем, преподававшим географию, историю и обществоведение. Многим суворовцам, в том числе и мне, он привил любовь к этой игре. Петр Яковлевич нередко садился за пианино и играл для тех, кто не ушел в увольнение. Погребной прекрасно исполнял классический и эстрадный песенный репертуар того времени. Показывал высокий класс игры на гитаре, прекрасно исполнял старинные романсы. Он обладал глубочайшими философскими знаниями, и каждая встреча с ним была для нас праздником. Внимательно слушая Погребного, старался не пропустить ни одного слова. На занятиях мы получали ответы на самые сложные вопросы развития природы, общества и познания. К слову, составленными на уроках Петра Яковлевича конспектами я успешно пользовался во время учебы в Военно-политической академии и Академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Через восемь лет после выпуска из Минского СВУ было приятно прочесть в одном из военно-педагогических сборников Министерства обороны СССР о наших педагогах. «Много ценного заимствовали преподаватели училища у старшего преподавателя истории и географии подполковника П. Я. Погребного, который умело строит опрос, эмоционально, доходчиво излагает материал на уроке в форме рассказа. Петр Яковлевич умело увязывает программный материал с жизнью, требует от суворовцев не только глубокого знания исторического материала, но и умения свободно, логически обоснованно изложить свои знания. В ходе экзамена на аттестат зрелости суворовцы всех выпусков показывали исключительно глубокие знания по истории, умение применять эти знания в жизни...
Многие преподаватели используют опыт старшего преподавателя математики подполковника И. М. Мурзова по организации и проведению самостоятельной работы суворовцев. Иван Матвеевич тщательно подбирает задачи для самостоятельной работы, насыщая материалом, подлежащим повторению, и разнообразя их. У старшего преподавателя физики майора Л. И. Чистовского преподаватели учатся умелому закреплению изученного материала. На уроке Леонид Иванович задает такие вопросы, которые заставляют суворовцев подумать о том, где и как в практической жизни и в военном деле можно применить полученные знания...»
Добрая память осталась о преподавателе химии подполковнике Иване Сергеевиче Солдатенкове. Он всю войну прокомандовал саперным батальоном и по богатому «иконостасу» боевых наград на груди занимал, пожалуй, второе место после начальника училища Д. К. Малькова. На занятия по химии мы ходили с удовольствием. Перед каждым на парте стояли пробирки и колбы, лежали химпрепараты, теоретическая часть урока органично сочеталась с практической.
Иван Сергеевич прожил 92 года, последние 15 лет мы, суворовцы первого выпуска — Виктор Салтанович, Володя Лагутин, Коля Карпишин и я — каждый год поздравляли его в домашней обстановке с днем рождения, а в 2000-м проводили его в последний путь...
В 1955 году было расформировано Киевское артиллерийское подготовительное училище, и небольшая группа «каповцев», как мы их прозвали, влилась в первую роту. Уровень их подготовки был почти такой же, как и у нас. Правда, понятия «каповцев» о дисциплине несколько отличались от наших.
Три года учебы в Минске пролетели быстро. В 1956 году мы, 80 суворовцев первой роты, окончили училище, ставшее для нас родным домом. Это был первый выпуск Минского СВУ. Семеро выпускников получили аттестаты с золотой медалью, четырнадцать - с серебряной. Я закончил альма-матер с отличными и хорошими оценками, одна четверка не позволила получить серебряную медаль.
28 июня нам вручили аттестаты зрелости, а в воскресенье 28 июля 1955 года в Острошицком лагере в торжественной обстановке мы приняли присягу на верность Родине, требования которой всегда я свято выполнял. Могли ли мы представить себе тогда, что менее чем через 40 лет наша великая Родина, как и Вооруженные силы СССР, перестанут существовать, а Минское СВУ окажется перед угрозой расформирования и ликвидации?
Получилось так, что мы приняли присягу, еще не став военнослужащими. По существовавшему закону о воинской обязанности ее принимали курсанты после зачисления в военное училище. А приказ о моем зачислении состоялся лишь в конце сентября, так что, следуя логике, отсчет военной службы пошел с момента окончания училища.
Нельзя не вспомнить об однокашниках по суворовскому училищу. В моей памяти навсегда останутся Володя Качан (рано умер, в звании старшего лейтенанта), Володя Линевич (вместе учились в Полтаве и Ташкенте, он служил в Кушке, потом связь с ним оборвалась, а в 2009 году объявился в Полоцке), Вадим Елисеев (тоже окончил Ташкентское ВОКУ, я с ним долго поддерживал связь, мы дружили семьями во время учебы в академии. Он тоже рано, в 1977 году, умер), Николай Гаврильчик (вместе окончили Ташкентское ВОКУ, служили в танковом полку в Новочеркасске, там женились и получили должности командиров танковых рот, потом судьба нас разбросала, но связь поддерживали вплоть до его смерти в 1996 году)... Память о ребятах первого взвода, всей первой роте у меня осталась самая добрая.
Сегодня живут в Москве мои однокашники по Минскому СВУ генерал- лейтенанты Георгий Прокопчик и Алексей Гулько, полковники Виктор Ефремов, Владимир Козинцев, Игорь Хлебородов и Игорь Черногоров. В Санкт- Петербурге проживает генерал-лейтенант Владимир Денисенко, профессор, бывший заместитель начальника Военной академии ракетных войск и артиллерии по научной работе. В Минске сформировалась дружная, можно сказать, могучая кучка суворовцев первого выпуска: Владимиры Лагутин, Кирющенко, Окунев и Монич, Виктор Салтанович, Николай Карпишин, Александр Козлов и Михаил Теленченко. Мы регулярно встречаемся, совместно отмечаем дни рождения, посещаем училище в дни торжественных дат, часто выступаем перед суворовцами.
Восьмерых из нашего выпуска мы с гордостью считаем воинами-интернационалистами. Они участвовали в боевых действиях во Вьетнаме, в Афганистане, Алжире, Сирии и Эфиопии. Генерал-лейтенант Георгий Прокопчик в 80-е годы проходил службу в главном оперативном управлении Генерального штаба. Был направленцем на Афганистан, ежедневно по утрам докладывал о военно-политической обстановке в этой стране начальнику Генерального штаба, а при необходимости и министру обороны СССР. Высокие нагрузки и постоянное напряжение не прошли для его здоровья бесследно, он получил сердечный приступ. Затем Прокопчик был назначен начальником факультета академии Генерального штаба, где завершил службу. Мы и по сей день с ним регулярно встречаемся.
Генерал-лейтенант Алексей Гулько закончил службу заместителем начальника ГРУ Генштаба Вооруженных Сил СССР, профессор. Полковник Виктор Ефремов был директором Межсоюзнической тюрьмы Шпандау в Западном Берлине, где содержались главные нацистские военные преступники, в том числе последний из них — Рудольф Гесс. Потом Ефремов работал в представительстве ООН в США и на Африканском континенте. Владимир Лагутин дважды побывал в длительных загранкомандировках, участвовал в боевых действиях во Вьетнаме и сейчас преподает в Военной академии Республики Беларусь, кандидат технических наук. В ноябре 2012 года его пригласили во Вьетнам, где отмечалось 40-летие победы над вооруженными силами США. Делегация в количестве 30 человек (по 10 от России, Беларуси и Украины) была принята на самом высоком уровне. Вьетнамцы гордятся своими достижениями за послевоенный период и не забывают большую помощь, которую в борьбе с захватчиками оказал советский народ.
На юбилейные даты мы собираемся в Минском суворовском военном училище, которое дало нам, детям войны, путевку в жизнь. Встречаясь с суворовцами XXI века, мы становимся словно моложе, хотя все уже отметили 70-летние юбилеи.
В 2013 году у нашего училища юбилей — 60-летие со дня его создания.
К славной дате готовятся воспитанники всех 57 выпусков. Суворовцы первого выпуска, проживающие в разных странах, соберутся в родном училище, чтобы посмотреть друг на друга, вспомнить детские и юношеские годы. Служба и суровые реалии жизни бросали их по всему огромному пространству бывшего Советского Союза и за его пределами. Не со всеми удалось установить связь, но мы их ищем и надеемся на встречу. Нас, начавших свой путь в алых погонах шесть десятилетий назад, с каждым годом остается все меньше... Но мы сильны суворовским братством, верой в наш народ, служению которому отдали лучшие годы своей жизни.
Большая благодарность нашим педагогам и воспитателям. При всех объективных и субъективных трудностях они за годы учебы в Минском СВУ дали нам огромный багаж знаний. Сумели привить такие полезные качества, как порядочность, обязательность и ответственность, тяга к знаниям и умение их добывать, логично мыслить, быть настойчивыми в решении самых неожиданных и сложных задач, как и в достижении намеченной цели. Привили, по крайней мере, большинству из нас, чувство собственного достоинства, отвращение к лизоблюдству, лести и подхалимажу, подсиживанию товарищей... Честное слово, обязательство, которые давал офицер и должен был выполнить, были святы для нас. Недаром в своих воспоминаниях наш кумир в период учебы в СВУ, уже известный читателю как автор книги «Алые погоны», Б. Изюмский отмечал: «Нет, не оловянного солдатика и не солдафона готовили в суворовском, а разносторонне развитую личность, навсегда сохранившую интерес и привязанность к природе, спорту, искусству. Офицеры прививали им настойчивость и обязательность, точность и щепетильность порядочных людей. И с каким уважением и любовью говорят суворовцы о своих воспитателях, которые на всю жизнь остались для них кумирами! С воспитателей делали ребята свою жизнь...»
НАСТАВНИКАМ
...Тогда мальчишки вдруг взрослее стали,
А явь пропахла дымом и свинцом.
Не о чинах и славе мы мечтали,
Вставая в поредевший строй отцов.
Сплотило нас суворовское братство,
Покинувших сиротские дворы.
Оно для нас и счастье, и богатство,
К нему мы вновь пришли из той поры.
Поклон тебе, училище родное,
Гордимся процветанием твоим,
Ведь здесь отцов, фронтовиков-героев,
Мы снова обрели. Спасибо им!
Тогда веленью Родины послушны,
Сдав каску и ТТ, в нелегкий час
Они до дна черпали наши души,
За каплей капля впитываясь в нас.
И если ты душою беспокоен,
Ее в дела благие влил,
То ты своих наставников достоин,
А, значит, их бессмертие продлил.
Пусть наши судьбы, словно поезда,
Теченьем лет уносит в небыль, в Лету...
Сияет нам с тобой одна звезда,
И пьедесталом нам одна планета.
Знать, суждено моей стране
Идти через Голгофу к Богу,
К свободе, миру и весне,
Мечом прокладывая дорогу.
Ведь вся история ее,
От давних лет до дней вчерашних -
Кроваво-бурое жнивье
Засеянной костями пашни.
Мне эти чувства снова
Навеяли края родные...
Кружится кругом голова,
И мысли бродят, как хмельные...
В свое время в одном из интервью белорусским СМИ я так отозвался о нашем, дорогом для всех выпускников Минском СВУ: «Кажется, совсем недавно мы, дети войны, были приняты на учебу во вновь сформированное, уникальное по своему предназначению среднее учебное заведение с военным уклоном. Подобная система для подготовки квалифицированных военных кадров была в армии дореволюционной России, а с 1943 года в Вооруженных Силах СССР. Важно было то, что государство проявило заботу о детях-сиротах, чьи отцы или нередко оба родителя, погибли при защите Родины, готовя достойную смену героям — фронтовикам, настоящих патриотов, защитников Отечества.
Оглядываясь назад и вспоминая пройденный ратный путь, мы с уверенностью можем сказать, что подавляющее большинство выпускников Минского СВУ достойно проявили себя на службе в офицерском звании и с честью выполняли и выполняют свой долг перед ней. Те, кто по каким-то причинам не смог продолжить воинскую службу и избрали другую профессию, также нашли свое место в обществе, и наши крепкие узы дружбы, заложенные в стенах альма-матер, сплачивают нас и по сей день. Все, кому посчастливилось быть воспитанниками Минского СВУ, кто прошел по его крутым ступенькам, говорят: «Большое спасибо тебе за все, наше родное училище!»
Мог ли я в юности подумать, что по возвращении после долгих лет службы на разных должностях в различных странах в родную Беларусь мне, как и остальным суворовцам, придется отстаивать и защищать честное имя А. В. Суворова под натиском разного рода национал-радикалов, спасать от деструктивных тенденций общий дом — Минское суворовское военное училище и одну из лучших систем обучения и воспитания будущих офицеров, созданную в нем?
Никто пройденного пути у нас не отнимет! И навязанное нам извне испытание мы с честью выдержали...
Киевско-Полтавское военное училище имени рабочих Красного Замоскворечья
Ташкентское высшее общевойсковое командное училище имени В. И. Ленина
В сентябре 1956 года закончился отпуск после окончания суворовского училища. С друзьями Владимирами Линевичем и Козинцевым я прибыл в Полтаву в военное училище имени рабочих Красного Замоскворечья, приняв Военную присягу еще в Минском СВУ. По пути оставили в Киевском суворовско-офицерском училище (было такое) Николая Бабича и Анатолия Жорова. В то время по инициативе Н. С. Хрущева началось массовое сокращение Вооруженных Сил СССР: сначала на 600 тысяч, потом еще на 800 тысяч и, наконец, на 1 миллион 200 тысяч военнослужащих. Как ломались судьбы военных людей, что с ними было дальше - мало интересовало власть предержащих. Ломать - не строить...
Училище было недавно передислоцировано из Киева в Полтаву, вначале носило название Киевского, а потом - Полтавского. Оно размещалось на базе бывшего кадетского корпуса. Основное здание разрушено во время войны, везде были груды развалин. Уцелел только штаб, и было построено трехэтажное здание казармы. Поэтому прежде чем начать учебу, нам почти месяц пришлось заниматься разборкой развалин.
Командовал училищем полковник Б. М. Кибардин. По нашему мнению, он был толковым начальником, спокойным и уравновешенным. Меня назначили к нему посыльным. На своей машине Кибардин отвез меня на свою квартиру на первом этаже и показал, в какое окно стучать в случае «Тревоги». Правда, за два года учебы мне ни разу не пришлось его вызывать на службу. Видимо, с этим успешно справлялся водитель служебной «Победы».
Однажды курсанты нашего взвода приняли участие в драке с гражданскими на танцах, после чего попали на ковер к начальнику училища. И я чувствовал себя очень неловко, когда он смотрел на меня...
После расформирования Полтавского военного училища Кибардина назначили начальником Киевского суворовско-офицерского училища, которым он руководил с 1958 по 1970 год. В октябре 2012 года отмечалось 100-летие со дня его рождения. Меня попросили принять участие в мероприятии, газета «Кадетское братство» опубликовала подборку воспоминаний об этом замечательном человеке. Киевское СВУ окончил и его сын Александр, а сейчас учится внук.
Училище состояло из двух батальонов: первый - 2-й и 3-й курсы, второй - 1-й курс. Командовал 1-м курсом подполковник Букалов, позже его сменил подполковник Соколов. Ротой командовал старший лейтенант Дзюба, командирами взводов - старший лейтенант Мостицкий и лейтенант Бекало.