Жизнь - Отечеству, честь - никому!

Накануне мне по афганской связи позвонил генерал Варенников. Я ему объяснил, что первоначальный план освобождения города нереален, и мы раз­работали новый. На вопрос: «Когда будет освобожден Кундуз?» я ответил: «Го­род будет освобожден завтра», хотя сомнения в душе и были.

Перед рассветом 16 августа штурмовые группы, каждая в составе 5 тан­ков, 2-4 БМП и еще по 5 БТРов с пехотой на броне, которые вели огонь трас­сирующими пулями, ворвались в город с трех сторон. С севера артиллерия погранвойск КГБ СССР вела огонь по разведанным целям, а с воздуха вертолеты огневой поддержки уничтожали обнаруженные цели противника. Все действия были согласованы и управляемы. К 14 часам силы законной власти полностью освободили город. Это был первый серьезный успех правительственных войск действовавших самостоятельно. Потери оказались минимальными, в то время как вырваться из города удалось незначительной части душманов.

Мотострелковый полк 40-й армии действительно прибыл на аэродром о чем мне доложил его командир, но это было уже после освобождения Кундуза.

В тот же день в авиакатастрофе погиб президент Пакистана Зия-Уль-Хак, ярый враг советского государства. Эти два события - освобождение Кундуза и гибель Зия-Уль-Хака - с воодушевлением восприняли в Кабуле. Обо мне, есте­ственно, забыли, я вынужден был ночью возвращаться в Кабул на афганском самолете, который перевозил убитых и раненых. В салоне самолета был страш­ный смрад, дышать было нечем, и летчики разрешили мне находиться в кабине.

Подходило время, когда мы должны были покинуть Афганистан. Есте­ственно, всех волновали события в СССР и принимавшиеся в верхнем эшелоне власти решения по военным вопросам. На этот счет имелись небезоснователь­ные тревожные предчувствия. Позже В. И. Варенников в своей книге «Непо­вторимое» писал: «Как-то ко мне приезжает Виктор Петрович (Поляничко - по­литический советник Наджибулы, я с ним тоже встречался) и говорит: «Есть интересное сообщение. В Москве поговаривают, что глава нашей Православной церкви Пимен был у Горбачева и сказал ему: «Все беды, которые обрушились на наш народ, — это небесное знамение, связанное с вами, Михаил Сергеевич. Вам надо уйти со своего поста, чтобы оградить народ от дальнейших бед».

Естественно, я поинтересовался, какая была реакция Горбачева.

- Отрицательная, какая могла быть реакция у ограниченного человека? - сказал Поляничко.

- Но даже у ограниченного человека должно быть чувство ответственно­сти за свой народ.

- Конечно, должно быть. Но поскольку Горбачев под каблуком у Раисы Максимовны, то самостоятельных решений он принимать не может, тем более таких громких...

Этот разговор состоялся в 1988 году. А примерно через полгода Виктор Петрович сказал мне: «Пимен умер». Вполне вероятно, что смерть пришла на почве тяжелейших переживаний. Но как далеко он смотрел! Предвидел, что правление Горбачева может привести к трагическим последствиям, и, чтобы предотвратить беду, нашел мужество сказать могущественному Генеральному секретарю правду в глаза».

К сожалению, войны и вооруженные конфликты в странах, где выполняли интернациональный долг граждане Беларуси, тоже предъявили тяжкий счет. Наши соотечественники воевали в Алжире, Анголе, Афганистане, Бангладеш, Венгрии, Вьетнаме, Египте, Йемене, Китае, Лаосе, Ливане, Мозамбике, Север­ной Корее, Сирии и Эфиопии. Сотни земляков, ушедших с оружием в руках вы­полнять приказ Родины, не вернулись домой, не принесли в свои семьи счастья, остались навсегда молодыми, до конца выполнив на поле боя высший долг солдата. Всего интернациональный долг в этих странах выполняли 30113 человек, из них 28832 в Афганистане и 1281 человек в других странах. Погибли 771, 12 человек пропали без вести в Афганистане.

Отмечу в связи с этим, что в Афганистане, на Кавказе и в Таджикистане погибли 37 молодых офицеров - выпускников Минского СВУ. В училище уста­новлен памятник погибшим, у которого проходят построения личного состава, к нему приходят родители, жены и дети погибших. Суворовцы знают своих героев. Белорусский суворовско-нахимовский союз и командование училища поддерживают связь с семьями погибших, ухаживают за их могилами.

Назову тех, кто никогда не придет на встречу с друзьями в Минское суво­ровское военное училище:

капитан Сергей Александрович Алданов (1960-1987), выпускник 1977 года;

майор Владимир Поликарпович Астраух (1949-1984), выпускник 1967 года;

лейтенант Геннадий Николаевич Бардан (1960-1984), выпускник 1967 года;

старший лейтенант Геннадий Иванович Боровиков (1959-1982), выпускник 1976 года;

старший лейтенант Сергей Викторович Валкин (1955-1980), выпускник 1972 года;

капитан Анатолий Николаевич Вихров (1955-1984), выпускник 1972 года;

майор Виктор Николаевич Головко (1956-1988), выпускник 1974 года;

лейтенант Игорь Евгеньевич Гук (1964-1986), выпускник 1981 года;

старший лейтенант Петр Викторович Довнар (1953-1981), выпускник 1971 года;

старший лейтенант Василий Михайлович Дударь (1959-1983), выпускник 1976 года;

майор Николай Васильевич Зеневич (1952-1984), выпускник 1969 года;

лейтенант Сергей Иванович Кеба (1962-1984), выпускник 1979 года;

лейтенант Сергей Александрович Келехсаев (1963-1986), выпускник 1980 года;

подполковник Анатолий Анатольевич Петунии (1952-1989), выпускник 1971 года;

майор Владимир Андреевич Ковтун (1954-1987), выпускник 1971 года;

лейтенант Юрий Дмитриевич Матвеенков (1962-1984), выпускник 1979 года;

лейтенант Юрий Михайлович Мостовский (1965-1987), выпускник 1982 года;

старший лейтенант Владимир Алексеевич Плащев (1961-1987), выпускник 1979 года;

майор Виктор Алексеевич Синкевич (1952-1984), выпускник 1970 года;

старший лейтенант Василий Леонидович Суденков (1959-1985), выпускник 1976 года;

подполковник Андрей Андреевич Сулима (1947-1984), выпускник 1965 года;

лейтенант Игорь Владимирович Тышкевич (1964-1985), выпускник 1981 года;

старший лейтенант Виктор Иванович Угневенок (1957-1984), выпускник 1975 года.

капитан Владимир Зенонович Чурловский (1956-1988), выпускник 1973 года.

В Чечне погибли:

капитан Дмитрий Леонидович Каракулько (1966-1995), выпускник 1983 года;

старший лейтенант Дмитрий Святославович Прохоренко (1970-1995), выпуск­ник 1987 года;

капитан Станислав Александрович Ферко (1974-1999), выпускник 1991 года;

старший лейтенант Виталий Валерьевич Шаповалов (1969-1995), выпускник 1986 года.

В соответствии с приказом министра обороны Республики Беларусь №118 от 30 апреля 1994 года за воинскую доблесть, мужество и героизм, про­явленные при выполнении воинского долга, шесть выпускников навечно за­числены в списки личного состава рот Минского суворовского военного учи­лища:

старший лейтенант Василий Михайлович Дударь (1-я рота);

старший лейтенант Василий Леонидович Суденков (2-я рота);

майор Виктор Алексеевич Синкевич (3-я рота);

майор Владимир Поликарпович Астраух (4-я рота);

старший лейтенант Петр Викторович Довнар (5-я рота);

лейтенант Игорь Владимирович Тышкевич (2-я рота).

В каждой из суворовских рот Минского СВУ есть бережно сохраняемый уголок памяти героев.

Более 7500 «афганцев» умерло после войны. Имена погибших и умер­ших воинов-интернационалистов дороги всем честным людям, для кого слова «подвиг», «мужество», «воинский долг», «верность присяге» священны, как священны для всех имена павших в бою. Память о них в душах и сердцах на­ших людей, к их памятникам и могилам на городских и сельских кладбищах не зарастет народная тропа. Ими и совершенными ими подвигами должен гордиться каждый гражданин Республики Беларусь.

Война всегда страшна, недопустима, потому что она обесценивает самое главное для человека — жизнь. Уроки афганской войны мы обязаны помнить, это наш святой долг... Они в том, чтобы не ввязываться в конфликты, не посылать армию за пределы своего государства. Любую войну легко начать и очень сложно закончить. Тут надо не семь, а семьдесят раз отмерить и лишь потом при­нимать решение.

Чему учит опыт Афганистана? Тому же, в основном, что показала советско-финская война в 1940 году, оборона Москвы и особенно Тулы, где одиноч­ные танки бригады Катукова из засад расстреливали колонны танков Гудериана в 1941-м, относительно недавние события в Чечне - действия мелких подраз­делений являются решающими в нанесении противнику поражения. Можно вспомнить Суворова, его знаменитое: «Каждый солдат должен понимать свой маневр». И слова китайского военного теоретика и философа Сунь Цзы не грех напомнить: «Если ты знаешь силу врага и свою собственную, ты можешь не бояться сотни сражений. Если ты знаешь свою силу, но не знаешь силу врага - на каждую твою победу будет приходиться по одному поражению. Если ты не знаешь ни свою силу, ни вражескую, ты тупица, обреченный постоянно про­игрывать войны...»

В одном из интервью депутат Государственной думы Российской Феде­рации полковник запаса И. Фархитдинов, воевавший в Афганистане, расска­зывал: «Спустя двадцать с лишним лет после вывода наших войск мне дове­лось побывать в Афганистане. На территории восстановленного российского посольства я увидел мемориальную композицию в память о погибших наших ребятах. У меня дрогнуло сердце. Ведь я тоже был на той войне — командиром горного взвода 101-го мотострелкового полка, дислоцировавшегося в Герате. Какая радость была для всех, когда в феврале 1989 года полк в полном составе вернулся в Союз!..»

Говоря о нашем десятилетнем военном присутствии в Афганистане, важ­но подчеркнуть, что это из памяти и истории не вычеркнуть. В тот непростой период мы, поддерживая силой оружия тогдашний кабульский режим в борьбе против вооруженной оппозиции, помогали и стране: строили и восстанавлива­ли промышленные объекты, школы, дороги, мосты. Многие афганцы этого не забыли. А вот доброго слова в адрес уже более десяти лет воюющих в стране американцев и их натовских союзников не услышишь. Афганцы говорили нам: «Они только разрушают, о народе, о восстановлении мира и спокойствия и не думают». В ходе бомбежек гибнут мирные жители, растет число раненых, искалеченных, сирот. Мне рассказывали, что в ходе одной из бомбардировок в числе жертв оказался один из бывших наших соотечественников, попавший в плен к моджахедам русский солдат. Он остался в чужой стране, обзавелся семьей детьми. Сейчас они осиротели...

Вскоре после ухода советских войск в стране, где стали заправлять крайне экстремистски настроенные талибы, воцарилась анархия, можно сказать - хаос. Даже люди, не отличавшиеся симпатиями к нашей стране, сейчас вспоминают период советского присутствия как наиболее стабильный в современной афган­ской политической истории. У меня был разговор с женщиной, занимающей высокое положение в местном обществе: она жена министра торговли, ее зовут Фатима. В свое время готовила для вооруженной оппозиции информационные материалы об антиправительственной борьбе. Называя вещи своими именами, была на стороне моджахедов, то есть в то время нашим врагом. Со временем у этой достопочтенной женщины, как и у многих думающих людей, произо­шла переоценка ценностей в отношении нашей страны, участия в афганских событиях 1979-1989 годов. Она сказала: «Я сейчас каждый день молюсь, чтобы русские простили меня...»

Припоминаю свое выступление в одной из газет в 2001 году, где я отвечал на животрепещущий вопрос, что думаю о положении в Афганистане: «Думаю, американцы еще не представляют, что можно там сделать, - отметил тогда я. - Вне всякого сомнения, это превратится в затяжную, бессмысленную войну. Есть богатейший опыт и у англичан, и у нас. Давно уже доказано, что нельзя победить народ. Можно победить вооруженные силы, можно их уничтожить. Но когда воюет народ, то это бесполезная затея. А в Афганистане сегодня на­род оболванен, телевизора, радио у них нет. Остались только мечети, Коран и все то, что талибы им вдалбливают в головы. Народ вернулся в какое-то до­потопное состояние, в каменный век. Если при нас хоть какая-то цивилизация появлялась, они стали более-менее просвещенные, начали интересоваться всем, даже внешний вид у них изменился, то сегодня они опять вернулись в прежнее состояние, оделись так, как было в отдаленные времена, и женщины, и мужчины...»

Прошло еще десять лет, и американцы сами отстреляли такое свое же по­рождение, как Осама Бен Ладен в дружественном им Пакистане, где он пре­спокойно жил на вилле. По этому поводу получилось целое телевизионное шоу на весь мир. А ведь этому предшествовали разнесенные вдребезги Ирак, Аф­ганистан, где американцы, «борясь против терроризма», все эти годы его упор­но искали. И что после того изменилось? Ровным счетом ничего. «Аль-Каида» продолжала и продолжает действовать методом сетевых структур во все новых обличьях. Десятки тонн наркотиков поступают из Афганистана, контролируе­мого НАТО во главе с США, и организованная таким образом операция под на­званием «управляемый хаос» продолжается. Наркотрафик из этой страны воз­рос за время пребывания там натовского контингента в 44 раза.

Конечно, новому Афганистану нужно в очередной раз создать свои дееспо­собные вооруженные силы и другие силовые структуры, с тем, чтобы противо­стоять этому беспределу. А смогут ли они это сделать после ухода оттуда, даже неполной, натовской коалиции? Ведь это длительный и непростой процесс при наличии такого соседа, как Пакистан. Еще в классическом советском фильме «Белое солнце пустыни» красноармеец товарищ Сухов говорил: «Восток - дело тонкое». Довольно точно характеризовал ситуацию, касающуюся присутствия натовского контингента в Афганистане, заместитель директора российского Института политического и военного анализа А. Храмчихин: «Война, которую ведут в Афганистане США и НАТО, является, пожалуй, уникальным событием для России. Никогда прежде какая-либо мировая держава или группа государств не отстаивала фактически наши интересы, причем так долго и упорно. Всегда было наоборот: Россия беззаветно проливала кровь своих солдат, помогая со­юзникам, вовсе не жаждавшим отвечать ей взаимностью, помогать в решении внешнеполитических проблем».

Понятно, что западная коалиция, вторгаясь в Афганистан, преследовала свои цели, но объективно она воюет и за нас. Поэтому нескрываемое злорад­ство во многих российских СМИ по поводу ее неспособности одолеть талибов, откровенное желание скорейшего ухода американцев и их союзников из Афга­нистана свидетельствуют о крайней степени неадекватности значительной ча­сти российского экспертного сообщества. Впрочем, скоро у этих людей будет повод для радости - в ближайшие три года иностранные войска покинут афган­скую территорию и предоставят нам возможность разбираться с теми, от кого они нас уже десять лет защищают...

Просчеты в политике особенно пагубно сказываются на судьбе вооружен­ных сил, ставя их в ряде случаев в крайне трудное положение. Это мы почув­ствовали в афганской войне и в период так называемой перестройки — развала Союза Советских Социалистических Республик. Можно не соглашаться в ряде случаев и осуждать эгоистичность и коварство политиков западных стран, и особенно Соединенных Штатов Америки, но надо отдать должное тому, что правители этих стран и во время второй мировой войны, и в послевоенные годы умело, как правило (за исключением Польши, Франции в 1939-1940 годах, здесь сыграл свою роль фактор внезапности, США во время войны во Вьетнаме), создают максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и всесторонней подготовки операций, пренебрегая порой общесоюзническими интересами и исходя исключительно из своих национальных интересов. США вступили в Первую мировую войну лишь в апреле 1917 года, когда исход ее был предрешен. Во Вторую мировую войну они вступили в дека­бре 1941 года - их заставила Япония, внезапно напав на базу военных кораблей Перл-Харбор, а второй фронт против немцев после долгих обещаний открыли только в июне 1944 года. Наиболее крупные десантные операции в Африке в 1942-м, в Сицилии в 1943-м, в Нормандии в 1944 году были проведены после более чем годичной подготовки каждой из них.

США и сегодня вступают в военные действия только тогда, когда для войск созданы все благоприятные условия, после тщательной подготовки, га­рантирующей успех хотя бы на первых порах. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка в 1991 году к операции в Ираке «Буря в пу­стыне». Это и затеянная заблаговременная сложнейшая дипломатическая игра, и политическая интрига со странами Ближнего Востока и с президентом Ира­ка по подталкиванию его к нападению на Кувейт, и подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны и большинством других стран, включая и СССР, проведение хорошо продуманной дезинформации и психоло­гических операций с целью изнурения и подрыва морального духа иракских войск. Успеху способствовало получение от государств, поставлявших оружие Ираку, данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное от­кладывание срока нанесения удара, создание иллюзии политического решения конфликта, переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения длительной массированной воздушной кампании, проведение раз­ведки всех объектов, выбор самого подходящего времени для начала операции, когда противник менее всего этого ожидал. Было сделано все, чтобы без особо­го риска, напряжения и больших потерь выполнить поставленные задачи. Такой подготовке к операции может позавидовать любая армия.

То же самое повторилось в войне против Саддама Хусейна в Ираке в 2003-м, против Каддафи в Ливии в 2011-м, готовится против Сирии. Третья мировая война в известном смысле закончилась в начале 1990-х годов. А вот четвертая мировая с той поры шла, идет и будет идти в самых разных, в новых, на первый взгляд, незаметных формах.

...В первых числах сентября 1988 года я вместе с генерал-лейтенантом Борисом Громовым летел самолетом в Москву. Меня вызывали в главное управ­ление кадров МО СССР, а Громов попросил небольшой отпуск по семейным обстоятельствам для решения судьбы сыновей, оставшихся без матери, которая погибла в авиакатастрофе. Летели больше 10 часов с небольшой остановкой в Tашкенте для дозаправки самолета. Вспоминали годы учебы — он в Кали­нинском СВУ, я в Минском. Но особенно, конечно, нас волновала обстановка в нашей стране, вопрос возвращения военных на Родину. И хотя и Громову, и мне часто приходилось отвечать на такие вопросы подчиненным, для нас самих многое было не ясно. Чувства были тревожные.

В Москве я уехал в управление кадров министерства, Громов — к сыновьям в Саратов. Мне предложили должность начальника штаба Прибалтийского во­енного округа. Я встретился со многими начальниками в управлении кадров и ЦК КПСС, где в то время работал мой земляк и друг Николай Шляга. После этих встреч и согласований мне было приказано убыть в Кабул, продолжать вы­полнять свои обязанности и ждать приказа министра обороны.

Вскоре пришел приказ, и я распрощался с Афганом. Министр оборо­ны Афганистана генерал-полковник Шахнаваз Танай от имени президента наградил меня орденом Красного Знамени ДРА. Мой друг командир 188-й мотострелковой дивизии генерал-майор В. Барынькин подарил свой автомат, который я после оставил в Кабуле. Друзья тепло проводили меня к новому месту службы.

ПРИБАЛТИЙСКИЙ ВОЕННЫЙ ОКРУГ

Войска Прибалтийского военного округа дислоцировались на территории трех советских республик - Эстонии, Латвии, Литвы, а также в Калининград­ской области Российской Федерации. В военный совет округа входили три вы­пускника суворовских училищ (Федор Кузьмин — командующий округом, я - начальник штаба и член военного совета, тоже прибывший из Афганистана, генерал-лейтенант Олег Зинченко).

Традиционно члены военного совета и заместители закреплялись за республиками: командующий за Латвией, начальник штаба за Эстонией. В Литве находилась оперативная группа во главе с заместителем командующего генерал-лейте­нантом В. Овчаровым и первым заместителем начальника поли­тического управления генерал-майором А. Водопьяновым.

Осенью 1988 года мне при­шлось принять руководство шта­бом округа во время проведения командно-штабного фронтового учения, проводимого под руко­водством Маршала Советского Союза В. Г. Куликова, а после учения сдавать инспекторскую проверку комиссии под руководством генерала армии М. И. Со­рокина. На подведение итогов оперативной, боевой и политической подготовки за 1988 год был собран военный совет округа, в состав которого входили пер­вые секретари компартий Литвы, Латвии, Эстонии и Калининградского обкома партии. Они пришли к общему мнению, что выступить на совете от местных органов должен первый секретарь Компартии Литвы Альгидас Бразаускас. Он действительно хорошо выступил, присутствующие поддержали его речь апло­дисментами. Тогда все были уверены, что Коммунистическая партия Литвы стоит на правильных позициях и обстановка в республике стабильна. Неоднократно в штабе округа выступал перед офицерским составом председатель Верховного Совета Латвии Анатолий Горбунов — рассказывал о своей службе в армии. После окончания учебного подразделения он был механиком-водителем танка, младшим сержантом.

Я не раз встречался и решал вопросы с председателем Верховного Совета Эстонии Рюйтелем и председателем Совета Министров Саависаром. Военные комиссары республики генералы Высоцикас, Дуда и Пыдер были членами бюро ЦК Компартии, депутатами Верховного Совета в своих республиках. Все они остались настоящими советскими военными высокого ранга. «Красный гене­рал» Пыдер остался в Эстонии и до конца своих дней боролся с националиста­ми. Высоцикас уехал в Беларусь, Дуда - в Казахстан, в Караганду, где раньше был областным военным комиссаром.

С учетом складывавшейся обстановки в статье «Гарант безопасности Ро­дины» 20 декабря 1989 года, напечатанной в окружной газете «За Родину», я отметил следующее: «Есть все основания утверждать: в последние годы наша армия стала объектом сфокусированного внимания общественности. Казалось бы, благое это дело - помогать защитникам Родины выкорчевывать корни за­стойного прошлого, переходить на качественные параметры в обеспечении вы­сокой боеготовности. Но если бы только речь шла о действительно необходи­мых армии процессах обновления всех сторон воинской жизни. Увы, зачастую под прикрытием перестроечных идей кое-кто навязывает обществу пацифизм, ставит под сомнение необходимость защиты Отечества, а Вооруженные силы сравнивает с бездушной машиной, перемалывающей судьбы молодых людей. Особенно поднаторели в нагнетании антиармейских страстей крайне радикаль­ные круги народных фронтов Латвии, Эстонии и «Саюдиса», заинтересованные в развале советской федерации.

Вот уж не скажешь, что авторы клеветнических нападок на армию не ве­дают, что творят. Еще как ведают! Уж им-то хорошо известно, кто является од­ним из гарантов стабильности в стране, и гарант этот экстремистам всех мастей как кость в горле. Попыткам втянуть страну в междоусобицу укорот, конечно, найдется. Впрочем, есть у нас и оппоненты, скажем так, иного рода, смешива­ющие в одну кучу неустроенность офицерского и солдатского быта, консерва­тизм начальников, «дедовщину», стоптанные кирзовые сапоги... Диву даешься, откуда столько доморощенных специалистов по военным проблемам. Хотелось бы знать, чем армия им не угодила? Может быть, тем, что вот уже более 40 лет обеспечивает народу мирную жизнь, или тем, что построила большую часть БАМа, участвовала ежегодно в уборке урожая, первой пришла на выручку по­павшим в беду людям.

В последнее время многих интересует афганская тема - острая, неоднозначная, противоречивая. Правда, кое-кому здесь все предельно ясно, и потому столь же категоричные звучат оценки - подчас негативные. Кто же такие «афганцы»? Это патриоты, до конца выполнившие воинский долг, это люди, которые могут сравнивать, знают цену жизни и смерти, видели бедных и богатых, угнетателей и угнетенных, умеют отличить правду от лжи, в какие бы одежды она ни рядилась Это солдаты, вынесшие на своих плечах всю тяжесть военных лишений. И пово­рачивается же у кого-то язык их чернить. А как расценить попытки националистов провоцировать бывших воинов на отказ от боевых наград? Для меня, прошедшего службу в Афганистане, сама мысль о подобной акции - кощунственна (замечу, кстати, касаясь Беларуси XXI века, что подобного рода провокационные попытки предпринимались у нас и спустя 20 лет после вывода наших войск из ДРА). Разве это не предательство памяти тех, кто заслонял товарища от душманской пули, кто подрывал себя и врагов последней гранатой, кто прошел через жесточайшие ис­пытания, не уронив чести воинской?

Никому не удавалось перечеркнуть историческую правду, лишить лю­дей памяти. Десятки тысяч сынов и дочерей республик советской Прибалтики мужественно сражались в рядах Красной Армии против гитлеровских захват­чиков. Разве могли тогда предположить фронтовики, что сорок с лишним лет спустя их подвиг попытаются принизить политиканствующие лидеры, спеку­лирующие на гласности и демократии. Но как бы там ни было, честные люди, а таких большинство, с возмущением отвергают лживые нападки в адрес за­щитников Родины. 257 тысяч советских воинов отдали жизни за освобождение Прибалтики от коричневой чумы. Этого не вытравить из памяти народной.

Посланцы Эстонии, Латвии и Литвы, других советских республик в по­давляющем большинстве своем честно выполняли и выполняют воинский долг, вносят достойный вклад в дело укрепления обороноспособности страны. До­брая молва идет в армейских коллективах об офицерах Э. Касперявичусе, К. Ак- точунасе, сержантах А. Байоринасе, А. Юкме, рядовых В. Пяхкаамяэ, Т. Арике, других воинах нашего округа. В свое время прошли армейскую школу многие ныне известные в стране и Прибалтике люди. И что же, они шагали в одной ше­ренге с «оккупантами»? Сама мысль об этом абсурдна, как абсурдны ярлыки, пускаемые в ход теми, кто хотел бы вбить клин между армией и народом.

Группа саперов обезвредила в латвийском поселке Кекава авиационную бом­бу, сохранившуюся со времен войны. Опасную работу выполнили майор С. Карвасарный, сержант И. Анаркулов, ефрейтор В. Дебеляк, рядовые Н. Баран, С. Ба­таев. Воины-прибалтийцы мужественно укрощали огонь на торфяниках в Эсто­нии, первыми пришли на помощь людям, когда случилась беда в Литве, в районе Цонавы, на заводе ВЭФ в Риге. Мыслимое ли дело, чтобы на риск шли солдаты, которым не дороги ни эта земля, ни люди, живущие здесь. А ведь именно такой образ живописуют, не скупясь на черные краски, иные «защитники националь­ных интересов». Горазды они на выдумку, изображая армию в духе «холодной войны» как бесчеловечную милитаристскую машину.

Войска Прибалтийского военного округа передали народному хозяйству материальных ценностей на сумму около 5 млн. рублей, жилой фонд общей площадью свыше 12 тыс. кв. метров. Развивается конверсия. В целом по стране объем гражданского производства на военных предприятиях составил в 1991 году 27 млрд. рублей, а за пятилетку - свыше 140 млрд. По оценкам экономистов, меры в этой области позволят увеличить национальный доход страны минимум на 1,8 млрд. рублей. Общий же экономический эффект от сокращения оборон­ных расходов, численности Вооруженных Сил и вовлечения в общественное про­изводство уволенных в запас военнослужащих составил около 12 млрд. рублей. Разве все это не в человеческих интересах, разве не на благо людей?..»

В 1989 году националистические силы, подстрекаемые извне, начали под­нимать голову, а руководство Советского Союза не только не пресекало их дея­тельность, но и всемерно поощряло ее. Главный идеолог КПСС А. Яковлев по­сле посещения Литвы заявил, что «Прибалтика на сегодняшний день является лабораторией перестройки». А позже, в 2001 году, в газете «Демократический выбор» он подробно и цинично рассказал о методах своей деятельности в не­драх мозгового центра КПСС: «На первых порах перестройки нам пришлось частично лгать, лицемерить, лукавить - другого пути не было. Мы должны были - и в этом специфика перестройки тоталитарного строя - сломать тотали­тарную Коммунистическую партию».

После его доклада на II съезде народных депутатов СССР пошла плано­мерная работа по выходу прибалтийских республик из состава СССР, развалу Союза и полной ревизии итогов Второй мировой войны не в пользу державы-победительницы, то есть СССР. Продолжается эта ревизия и в наши дни.

Отмечу, что информацией об обстановке в прибалтийском регионе мы владели в полном объеме, результаты ее анализа и оценки постоянно докла­дывали министру обороны, а он направлял наши донесения Президенту СССР Каково же было мое удивление, когда в Генеральном штабе мне показали копии наших донесений с резолюцией Горбачева: «Довести до членов Политбюро», больше никакого конкретного решения по ним главы государства... Вот так он: руководили. Никакой ответственности.

Кроме этого, прибывавшие в прибалтийские республики представител высшего руководства Советского государства всячески отказывались встречаться с военными. Это казалось странным, непонятным, но такова была политика центра. То же самое, кстати, наблюдалось и в Афганистане. На самую точную конкретную информацию, которую давали военные, не было никакой внятной реакции Горбачева, Яковлева, Шеварднадзе, которые, казалось, не управляли великим государством, а выполняли какие-то инструкции чужого «мозгового центра».

Когда я вместе с начальником гарнизона генерал-майором В. Усхопчиком, прибыв в очередной раз в Вильнюс для решения жилищных вопросов офицер­ского состава, зашел к первому секретарю ЦК Компартии Литвы А. Бразауска­су, в первую очередь спросил: «Что происходит в республике?» Он показал рукой на портрет Горбачева и сказал: «Спроси у него!» И вновь стало понятно, где находится главный виновник всех беспорядков. Злосчастная резолюция съезда народных депутатов по пакту Молотова - Риббентропа легла в основу требова­ний программы «Саюдиса» и антисоюзного информационного центра, развер­нувших работу в ходе избирательной кампании в Верховный Совет Литовской ССР, выборы в который состоялись в конце февраля 1990 года. В результате власть в республике оказалась в руках «Саюдиса», а музыкант Ландсбергис стал председателем парламента. Именно «Саюдис» во главе с Ландсбергисом и шел в авангарде, если можно так сказать, развала Советского Союза. Народные фронты Латвии и Эстонии синхронно следовали за ним.

Возникает вопрос: возможно ли было предотвратить развал Советского Союза? Ответ однозначный: возможно! Но во главе государства нужен был не псевдодемократический деятель Горбачев со своими «друзьями», а руководи­тель типа Юрия Андропова (другие называют фигуру типа Уинстона Черчил­ля). И это не преувеличение. Естественно, экономику надо было планомерно реформировать, менять формы собственности, успевая за теми изменениями, которые происходили в мире, а не ввергать страну в хаос пустопорожними обе­щаниями и бессистемными, чисто конъюнктурными решениями. Сегодняшний пример - Китай и Вьетнам.

Все три советские республики, а Литва в особенности, были весьма благополучными в экономическом отношении. Там не было особых проблем с продовольствием, как в других регионах и городах Союза. Русскоязычное население и существенная часть местного, особенно сельского, были на стороне Союза. Тот же Бразаускас, если бы чувствовал поддержку со стороны центра, повел себя по-другому. Его авторитет в республике был огромный. Даже после распада Компартии Литовской ССР он создал так называемую партию «Трудовиков» из числа бывших коммунистов. И в уже независимой Литве Бразаускас продол­жал руководить государством, будучи то президентом страны, то председателем правительства, и поддерживал нормальные отношения с Россией и Беларусью.

На моих глазах менялось в худшую сторону отношение к военным в При­балтике. С молчаливого согласия центра в республиках начали создаваться свои вооруженные формирования, возрождаться традиции националистиче­ских и профашистских организаций буржуазных республик, сражавшихся в годы войны на стороне нацистской Германии, проводился открытый саботаж и бойкот призыва в Вооруженные Силы, росло количество попыток хищения оружия, нападений на часовых, поощрялось такое явление, как дезертирство из армии, участились акты вандализма по отношению к памятникам совет­ской эпохи, создавались невыносимые условия для офицеров, прапорщиков и их семей, проводилась оголтелая антиармейская пропаганда в средствах мас­совой информации.

В этих условиях в стране, и особенно в прибалтийских республиках, соз­далась парадоксальная ситуация, когда армия вынуждена была сама себя за­щищать от очернительства и осквернительства, выполняя несвойственную ей работу политиков, которые вообще о ней забыли. Об этом было прямо сказано Президенту СССР на последнем Всеармейском совещании в ноябре 1990 года. Ему были заданы «в лоб» два главных вопроса:

1. Будут ли прибалтийские республики советскими, будут ли они в составе СССР и какова в будущем судьба Прибалтийского округа?

2. Нужна ли вообще армия вам как Президенту СССР, советскому прави­тельству и народу?

К сожалению, «гарант Конституции», глядя в зал поверх голов участников совещания, в очередной раз вразумительного ответа так и не дал, вновь дема­гогически заявив лишь, что «мы, в принципе, на правильном пути и стремимся уйти от командно-административной системы». Сам же он, видимо, уже пони­мал, от кого и чего уходит...

Прошло почти десять лет, и во время варварских бомбардировок авиа­цией НАТО в 1999 году беззащитной Югославии бывший Генеральный секре­тарь ЦК КПСС, первый и последний Президент безвозвратно канувшего в лету СССР М. Горбачев с трибуны семинара в Американском университете в Турции устроил себе «политический стриптиз», однозначно заявив: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма... Именно для достижения этой цели я использовал свое положение в партии и стране. Когда я лично познакомился с Западом, понял, что не могу отступать от поставленной цели. А для ее достиже­ния должен был заменить все руководство КПСС и СССР, а также руководство во всех социалистических странах. Моим идеалом в то время был путь соци­ал-демократических стран. Плановая экономика не позволяла реализовать по­тенциал, которым обладали народы социалистического лагеря... Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А. Яковлев и Э. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто неоценимы».

Комментировать эти слова я не буду. Иуде - иудино...

Скажу, что в тяжелых условиях конца 1980-х годов командующему и офицерам штаба Прибалтийского военного округа, командирам и штабам всех степеней приходилось не только решать непосредственные военные задачи, но и заниматься политикой: встречаться с руководством от республиканского звена до районного, представителями силовых структур, общественности, которые в лице военных видели своих главных защитников. Нам на местах было отчетливо видно, где просчеты, где упущения, а где, прямо скажем, преступные действия со стороны руководства страны. Именно преступные...

В латвийской газете «Неаткарига Циня» от 20 декабря 1990 года в материале «Диалог с военными» отмечалось: «18 декабря по приглашению председателя Совета Министров Латвийской Республики состоялась встреча с представителя­ми командования Прибалтийского военного округа. Группу военных возглавлял начальник штаба военного округа генерал-лейтенант П. Чаус и заместитель на­чальника политуправления военного округа генерал-майор А. Водопьянов. Прес­су в зал не пустили, поэтому журналистам пришлось около двух часов ждать под дверью, чтобы узнать, что же там внутри происходит.

После встречи генерал-лейтенант П. Чаус сказал журналистам, что на ней обсуждались проблемы, затрагивающие военнослужащих, проходящих службу на территории Латвии, а также акты экстремизма, которые были со­вершены в последнее время. Генерал сказал, что военным удалось достичь договоренности с председателем Совета Министров о координации общих усилий в решении этих проблем. П. Чаус назвал проведенную встречу об­надеживающей и выразил надежду, что все поднятые на ней вопросы будут решены положительно.

Иварс Годманис рассказал журналистам, что беседа носила открытый ха­рактер. Достигнута договоренность о сотрудничестве республиканского мини­стерства внутренних дел с военными в расследовании серии взрывов. Стороны также договорились о создании совместных рабочих групп, которые возглавят председатель Совета Министров Латвии и командующий войсками военного округа Федор Кузьмин. Первое заседание этих групп ориентировочно состоит­ся 9 января будущего (1991) года...»

Традиционно Прибалтийский военного округ был побратимом Поморско­го военного округа Войска Польского. Руководство обоих округов поочередно ежегодно наносили визиты друг к другу. Польские генералы Блехман и Залевский с удовольствием поддерживали связь с руководством ПрибВО. В 1990 году я возглавил нашу делегацию, которая посетила Поморский военный округ.

И хотя уже чувствовалось заметное охлаждение в отношениях между Польшей и СССР, между военными отношения оставались дружескими.

Польские товарищи сделали все для того, чтобы наша делегация всесто­ронне ознакомилась с жизнью округа и местного населения. Генерал Залевский согласился с моей просьбой буквально на несколько часов слетать на вертолете в штаб Северной группы войск к генерал-полковнику Виктору Петровичу Ду- бынину. Я знал его как командующего 40-й армией в Афганистане, потом мы поддерживали связь как начальники штабов (он был начальником штаба Киев­ского военного округа) и вот теперь встретились как старые друзья. Нам было что вспомнить, о чем поговорить. И мы так увлеклись разговором, что я даже опоздал на прием к командующему Поморским округом.

С Дубыниным мы встречались по-дружески и позже, а в 1992 году при­шлось проводить его, 49-летнего генерала армии, в последний путь в Москве, когда он был начальником Генштаба Вооруженных Сил РФ...

Тем временем после принятия Верховным Советом Российской Федера­ции летом 1990 года декларации о государственном суверенитете этой союзной республики, находившейся в составе СССР, пошел дальнейший процесс раз­вала Советского Союза. Он очень грамотно управлялся как из центра, так и из- за границы. Не успеет немного успокоиться Прибалтика, тут же поднимается «шум» на Кавказе, затихает Кавказ, «гудит» Молдавия... И так продолжалось до августа 1991 года. Горько и обидно было нам за страну и свой народ. Мне довольно часто приходилось провожать и встречать командующего округом и руководство Латвии, когда они летали на военных самолетах на съезд народ­ных депутатов или пленумы ЦК КПСС. Всегда хотелось услышать от них, что в Москве наконец-то принято серьезное, адекватное обстановке решение. Но, к сожалению, они возвращались обратно, как правило, ни с чем. Особенно воз­мутил всех пленум ЦК, на котором незаконно были исключены из его состава военные - генералы и маршалы, кандидаты и члены ЦК. Их избирал съезд, а исключены они были при послушном молчании всех присутствовавших на пле­нуме. Горбачев расчищал состав ЦК, делал его более послушным и угодным себе. Это была хорошо продуманная политика.

Как известно, 13 января 1991 года в Вильнюсе произошли трагические события, связанные со штурмом телебашни. К этому времени главные веща­тельные мощности телевидения и радио находились в руках людей, которые ежедневно и ежечасно призывали литовскую часть населения к вооруженной борьбе с «оккупантами» и «русскими захватчиками».

В тот день руководитель республики Витаутас Ландсбергис целый день выступал по телевидению, вещая о том, что «над Литвой поднята кровавая рука агрессии, Литва находится в состоянии войны с СССР» и всем необходимо защищать вильнюсскую телебашню, требовал, чтобы люди шли туда. Тем самы население сознательно вводилось в заблуждение и настойчиво склонялось к открытому нападению на советских военных.

В такой ситуации необходимо было взять под контроль все информационные источники. С этой целью из Северного военного городка Вильнюса к телекомитету и телецентру выдвинулись десантники дивизии из Пскова и бойцы группы «Альфа» КГБ СССР. В связи с тем, что подходы к телебашне были пере­крыты баррикадами и грузовиками с песком, для преодоления заграждений по­надобились танки, в которых имелись только холостые боеприпасы. Когда во­еннослужащие расчищали завалы, их атаковала толпа, вооруженная обрезками труб, металлическими прутьями, ножами и заточками. Преодолевая сопротив­ление и отражая нападение, военные были вынуждены отбиваться прикладами автоматов, производили предупредительную стрельбу вверх холостыми патро­нами. В кульминационный момент было произведено 13 холостых выстрелов из танковых орудий. Тогда же неизвестные начали стрелять по толпе сверху, из здания телецентра и с крыш близлежащих домов. Я подчеркиваю - именно не­известные, поскольку наши военнослужащие туда не выдвигались, а спецотряд «Альфа» находился неподалеку от подножия телебашни.

О том, что происходит в Вильнюсе, мне на квартиру в полночь сообщил по телефону из Каунаса генерал-майор В. Хацкевич и посоветовал срочно включить телевизор. Я увидел ужасающую картину, когда среди общего шума под гусеницы стоявших танков ложились молодые мужчины и женщины. Этот ролик-страшилку потом прокручивали для Запада всю ночь.

В ту ночь мы с командующим ПрибВО Ф. Кузьминым были в Риге, а в Северном городке Вильнюса, где дислоцировалась 107-я гвардейская мото­стрелковая дивизия, от округа находились заместитель командующего гене­рал-лейтенант В. Овчаров и заместитель начальника политического управле­ния округа генерал-майор А. Водопьянов, от Министерства обороны СССР - заместитель министра генерал-полковник В. Ачалов. И надо же было кому-то в Москве запустить лживую утку, которая и по сей день гуляет в некоторых СМИ, мол, вопрос применения войск в вильнюсских событиях якобы едино­лично решал начальник гарнизона генерал-майор В. Усхопчик — в присутствии вышестоящих начальников из округа и министерства обороны. А ведь началь­нику гарнизона никак не могли подчиняться ни десантники псковской диви­зии, ни ОМОН Министерства внутренних дел, ни, тем более, группа «Альфа» КГБ СССР во главе с полковником В. Головатовым. Как потом выяснилось, эта группа находилась в Вильнюсе в готовности действовать в условиях воз­можного введения в Литве чрезвычайного положения. Причем прибыла она на самолете Президента СССР по его личному указанию. Потом он же этих ребят и предал, заявив, что якобы вообще ничего не знал и все произошедшее было их самодеятельностью. Получалось, что они угнали суперохраняемый президентский самолет...

Непосредственный участник тех событий, бывший начальник Вильнюс­ского гарнизона В. Усхопчик спустя 20 с лишним лет с еще большей убежден­ностью утверждает, что январские события 1991 года являлись крупной игрой и, если говорить прямо, провокацией националистов при попустительстве со стороны тогдашнего руководства СССР. Из-за этой провокации прокуратура Литвы долгие годы добивается от Минска выдачи генерала, возлагая на него всю ответственность за гибель людей, не предоставляя при этом никаких до­казательств его вины. Их и не существует...

В связи с этим не могу не сказать и о подлости беглого полковника в от­ставке, бывшего командира марьиногорской 5-й бригады спецназа ГРУ В. Боро­дача, окончившего Минское СВУ и некогда воевавшего в Афганистане. Этот по­просивший политического убежища в Германии «сугоревец» (от слова «горе») вещает из Мюнхена и Вильнюса то по радио, то в Интернете, понятно, с чьей подачи, что надо, мол, подвергнуть законному наказанию сторонника автори­таризма и коммунистической идеологии генерала В. Усхопчика, укрывшегося в Беларуси.

В Вильнюсе, как выяснилось на другой день, было 13 погибших из числа жителей Литвы. Четырнадцатым погибшим при штурме телецентра стал моло­дой лейтенант из спецгруппы «Альфа» Виктор Шатских, убитый выстрелом в спину из пистолета. Телесные повреждения различной степени тяжести полу­чили 78 военнослужащих и дружинников, два офицера были ранены ножами, один дружинник — пулей. Тяжелое ранение от взрывного устройства получил капитан Гаврилов.

Смертельные ранения погибшим мирным людям были нанесены из охот­ничьего оружия, старых винтовок Мосина, автоматов ППШ, которых на воору­жении советских войск, естественно, не могло быть. Найдены гильзы от них, пули в телах погибших. Официальная экспертиза установила, что в некоторых случаях попросту расстреливались трупы, взятые из моргов. С нашей же сто­роны выстрелов из штатного оружия не было. Позже факты стрельбы по толпе специально подготовленными литовскими боевиками из «Саюдиса» подтвер­дил министр обороны края, врач-гинеколог А. Буткявичус, который, в частности, заявлял: «В конце 1990 года мы уже знали о многих приготовлениях: когда прибудут Ачалов, Варенников, Овчаров, когда приземлятся псковские десант­ники. Мне известно, что многие политические группы в союзной столице Мо­скве были заинтересованы в распаде империи. Только таким путем они могли прийти к власти. Я знал, что выход Литвы из состава Союза в их планах. Для меня не было какого-то недопонимания, что тут происходит. Они играли очень ясно, я имею в виду группировку вокруг Ельцина».

Один из создателей «Саюдиса», известный литовский писатель В. Пяткявичус свидетельствовал: «Буткявичус из Падзиял привез 18 пограничников из так называемой Армии по охране края и, переодев их в гражданскую одежду, разместил на телебашне. Они оттуда и стреляли».

Кстати, тот же Буткявичус накануне приезжал в штаб округа, почему-то с народным депутатом, писателем-историком Роем Медведевым. Каких-либо конкретных претензий к военным он не предъявлял. А в апреле 2000 года в интервью газете «Обзор» подтвердил, что все январские жертвы цинично пла­нировались литовской стороной. Он, в частности, заявил: «Я просто играл, ясно сознавая, что произойдет. Но хочу сказать, что по сравнению с тем, что проис­ходило в других местах Союза, это были очень маленькие жертвы. Я могу ска­зать и другое: эти жертвы нанесли такой мощный удар по двум столпам совет­ский власти - армии и КГБ, что произошла их компрометация. Я прямо скажу: да, я планировал это. Я долгое время работал с профессором Джоном Шарпом, который занимался, что называется, гражданской обороной, или психологиче­ской войной».

Показательны и свидетельства Ромуалдоса Озолоса, тогдашнего замести­теля премьер-министра Литвы, в изданных позже его дневниках. Он пишет: «Эти и другие свидетельства умышленно замалчивались более 20 лет. Офици­альная версия была: 13 января 1991 года при взятии под контроль вильнюсской телебашни советские войска умышленно убили 13 безоружных гражданских лиц и одного спецназовца». Однако все тайное рано и поздно становится яв­ным. И вот уже в 2010 году дипломат и левый политический деятель Альгирдас Палецкис в эфире многих радиостанций однозначно заявил, что в тот январ­ский день никакого расстрела мирных жителей советскими солдатами не было, а, как сейчас выясняется, свои стреляли в своих. Этим была поставлена под сомнение одна их аксиом новейшей литовской истории. Дело по обвинению Палецкиса в клевете рассматривал участковый суд Вильнюса. В ходе его он и другие свидетели, в том числе и бывшие члены «Саюдиса», представили на­столько убедительные свидетельства своей правоты, что суду оставалось лишь вынести и так ясный для многих вердикт: «обвинения не подтвердились».

Но суды, тем не менее, продолжаются... Вообще во всей этой дьявольской вильнюсской инсценировке, как утверждали позже наши аналитики, чувствова­лись стиль и почерк поначалу даже не американских, а английских спецслужб (подобным образом этот почерк проявился 20 лет спустя при захвате «ливий­скими повстанцами» Триполи).

Тем временем М. Горбачев, сдав и подставив Вооруженные Силы, МВД и КГБ, продолжал неумело, демагогически руководить начинавшей рассыпать­ся по национальным квартирам страной. Были кровавые события в Алма-Ате, Баку, Сумгаите, Тбилиси и Нагорном Карабахе... «Джинн» так называемого на­ционалистического фактора был бездумно выпущен из бутылки, и «процесс по­шел»... Никакой веры Горбачеву после этого не было. По всему чувствовалось, что основными событиями в Прибалтике руководит «вашингтонский обком», используя комфортно разместившуюся в Вильнюсе резидентуру ЦРУ США.

Напомню, что этой прибалтийской «рокировке» предшествовали дру­гие, тесно связанные с глобальными изменениями в Европе события. Ведь в начале 1990-х годов такие известные политические деятели, как канцлер ФРГ Г. Коль, премьер-министр Великобритании Д. Мейджор, госсекретарь США Д. Бейкер (с которым мне позже довелось встречаться в Беларуси) по­началу намекали Горбачеву, а потом и прямо говорили, что в случае согласия СССР на воссоединение Германии НАТО, как сладкоречиво убеждал Бейкер, «ни на дюйм не продвинется на Восток». Но, тем не менее, вскоре после это­го началось невиданное расширение альянса, которое дошло до белорусских и российских границ. На Западе тут же забыли обо всех своих устных обещаниях, которые ни для кого не были юридически обязательными. Тогдашнее руковод­ство СССР доверяло своим западным партнерам, а слова, как говорят, к делу не пришьешь. В результате мы имеем то, что имеем...

Когда, мягко говоря, неадекватный от соответствующих паров Б. Ель­цин давал свои «концерты» в Америке, мы как-то всерьез не воспринимали его действия. Но когда на второй день после известных событий в Вильнюсе он прилетел в Таллинн, чтобы поддержать местных националистов — это был уже не просто символический жест. Попытки народных депутатов и рабочих встретиться с ним не увенчались успехом. Народ взял под охрану самолет, на котором он прилетел, в надежде, что может быть, хоть здесь они смогут с ним встретиться. Но Борис Николаевич сбежал на автомобиле окольными путями в Ленинград и оттуда улетел в Москву.

На следующий день после тайного бегства из Таллинна Ельцина туда при­была комиссия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР во главе с гене­рал-полковником Кривошеевым для проверки мотострелковой дивизии и республиканского военкомата. Я как начальник штаба округа встретил прибывших и мы вместе по свежим следам стали изучать действия Ельцина в Таллинне. Встретились с председателем Верховного Совета Эстонии А. Рюйтелем, кото­рый не скрывал своей радости от встречи с председателем Верховного Совета Российской Федерации. А 15 января Ельцин, Горбунов, Ландсбергис и Рюйтель подписали совместное заявление, в котором осудили деятельность союзного руководства в Прибалтике. После этого Президент России обратился к солда­там, сержантам и офицерам Вооруженных Сил СССР с призывом не допускать насилия над народом, борющимся за демократические преобразования.

Забегая вперед, отмечу, что в благодарность за это уже в наши дни в Тал­линне был установлен барельеф Б. Ельцина, причем на церемонии присутство­вал его ближайший соратник Г. Бурбулис.

Немного позже Ельцин тайно прилетел в Ригу для встречи с руководством Народного фронта, и когда начальник рижского гарнизона генерал-лейтенант Мельничук, узнав по агентурной линии об этом, прибыл на аэродром встретить Президента России, его вежливо попросили удалиться. Мы поняли — сепара­тизм уже в действии...

Летом 1991 года в русле набиравших обороты негативных тенденций должна была состояться встреча в Пярну (Эстонская ССР) бывших эстонских эсэсовцев. В одном из колхозов был оборудован палаточный лагерь с использо­ванием возможностей Дома культуры, ресторана и других общественно-куль­турных учреждений. На эту сходку должны были прибыть представители ди­визии СС из Европы, Америки и даже Австралии. Общеизвестно было, что во время войны они совершали военные преступления и на белорусской земле.

Когда я узнал об этом, мы спланировали проведение в этом районе уче­ния с десантно-штурмовой бригадой и десантным полком воздушно-десантной дивизии из Пскова. Министр обороны Маршал Советского Союза Д. Т. Язов по телефону спросил: знаю ли я о проведении этого сборища и какие меры мы принимаем? Я доложил, что спланировано проведение в этом районе учения. Предварительно провели рекогносцировку с привлечением войск. Этого ока­залось вполне достаточно, чтобы прибывшие эсесовцы быстро разбежались, а другие не приехали вообще. Но позже, к сожалению, все эти пронацистские мероприятия начали приобретать плановый, узаконенный местными властями характер, несмотря на разного рода демагогические «заявления протеста» из Кремля так называемого прораба перестройки, а потом и самого Ельцина...

Спустя двадцать лет в германском журнале Der Spiegel были обнародова­ны добытые в архиве московского «Горбачев-фонда» официальные партийные документы: как оказалось, более десяти тысяч их весьма оборотистый бывший генсек, а в конце своей политической карьеры президент СССР Горбачев предусмотрительно вывез из Кремля накануне бесславного падения с вершин власти. Так вот, всего за два дня до штурма телецентра в Вильнюсе Горбачев заверял президента США Д. Буша-старшего, что вмешательство в события про­изойдет лишь в том случае, если прольется кровь или начнутся беспорядки, которые будут угрожать не только Конституции, но и жизни людей. Примеча­тельно, что после всего произошедшего помощник будущего президента без страны А. Черняев, участник Великой Отечественной войны, направил своему патрону письмо весьма интересного содержания: «Михаил Сергеевич! Ваша речь в Верховном Совете (по поводу событий в Вильнюсе) означала конец. Это было не выступление значительного государственного деятеля. Это была сбивчивая, с запинками речь... Вы, очевидно, не знаете, что о вас думают в на­роде - на улицах, в магазинах, троллейбусах. Там только и говорят о «Горбачеве и его клике». Вы утверждали, что хотите изменить мир, и своими собственными руками эту работу губите...»

А в 2011 году (почти по Дюма — двадцать лет спустя!) указом Президен­та Российской Федерации Д. А. Медведева бывший Президент СССР Горбачев был удостоен высшей государственной награды России - ордена Андрея Пер­возванного. За что?! За развал великой державы?..

В канувшем в Лету XX веке тяжким жизненным опытом многих поколе­ний было вновь и вновь проверено, что война есть величайшее бедствие для народов. Вспомним, как после победы над германским нацизмом и японским милитаризмом СССР и США создали два блока, две системы, стремившиеся к своему развитию, совершенствованию и укреплению. При этом ядерное ору­жие и средства его доставки были и являются теперь средством сдерживания большой горячей войны. Разница в политике двух систем заключалась в том, что США вышла из Второй мировой войны в расцвете сил и могущества, на их территорию не упала ни одна бомба, ни один снаряд, а промышленность, в полную мощь работавшая в войну, дала колоссальную прибыль. Приобретены и соответствующие дивиденды. Народ вдохновлен победами, моральный дух — высокий. Эта страна в полной мере возглавила и объединила вокруг себя круп­нейшие и богатейшие страны Европы, и даже весь мир под лозунгом борьбы с коммунизмом, а на самом деле,— за мировые сырьевые богатства и мировое господство. Советский Союз как законный победитель в той войне и освободи­тель многих народов сумел привлечь в свой блок, на свою сторону близлежащие страны Европы и Азии. Авторитет его после войны был огромен. Таковы были итоги послевоенного передела сфер влияния. Однако истощенный и разрушен­ий войной СССР не мог какое-то время противостоять США и их союзникам.

Вскоре после войны на почве передела мира начались военные события в Корее, страна была разделена на Южную и Северную. Эти два государства не могут объединиться и в XXI веке. Все послевоенные годы прошли под знаком противостояния двух систем, главным образом СССР и США. США как самая могущественная держава имела возможность оказывать экономическую, поли­тическую и идеологическую помощь ФРГ и другим странам Европы и Азии, особенно тем, которые были вблизи границ СССР и социалистического лагеря. США не упускали любой возможности для втягивания СССР во всякого рода конфликты, распыления сил и средств на беднейшие страны (Вьетнам, Камбод­жа, Афганистан, Куба и др.). Как сказал на одном из совещаний в Министер­стве обороны СССР маршал А. А. Гречко, Советский Союз оказывал помощь 11 странам социалистического лагеря и 26 государствам, борющимся за свою независимость. Трудно представить, какие колоссальные средства уходили в никуда..

На протяжении всего послевоенного времени США навязывали Советско­му Союзу гонку вооружения, заставляя гробить огромные средства и подчи­нять большую часть экономического потенциала решению этой проблемы. Это в совокупности с неоправданными политическими и стратегическими целями руководства страны приводило к тому, что не все отрасли народного хозяйства имели возможность оптимально развиваться, в итоге страдал жизненный уро­вень народа. Западом оказывалась огромная материальная и моральная помощь антисоциалистическим силам и движениям внутри стран социалистического содружества. События в ГДР, Венгрии, ввод войск в Чехословакию, движение «Солидарность» в Польше и многие другие события постоянно будоражили си­стему социализма...

Прошли десятилетия после крушения некогда великой державы. Вашинг­тон наконец-то осознал, что даже самая могущественная в мире держава не способна в одиночку тащить бремя мировой гегемонии. Делить его не с кем: кто мог бы взять на себя часть, тот не желает, а кто якобы готов — с того проку мало. Поневоле приходится наращивать собственные возможности, что США теперь и делают... Политика делить мир на «угодные» и «неугодные» страны продолжает иметь место и сегодня. К неугодным Штаты относят, безусловно, Россию, Беларусь и многих других. Цели, как видим, не меняются, видоизменя­ются лишь условия и средства их достижения.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

В родную Беларусь

А. С. Грибоедов писал: «Когда постранствуешь, воротишься назад, и дым Отечества нам сладок и приятен...» Уверен, это чувство пришлось испытывать многим военнослужащим: солдатам, офицерам и генералам, возвращавшимся со службы в далеких гарнизонах на Родину.

Мое возвращение, как, впрочем, и вся военная жизнь, не было безоблач­ным. Оно совпало с переломным драматическим периодом...

15 августа 1991 года, сдав дела вновь назначенному начальником штаба ПрибВО генералу B.C. Бобрышеву, я с разрешения начальника Генерального штаба убыл в отпуск в Бела­русь, на Слонимщину, став на какое-то время генералом без войска.

Едва успел немного при­йти в себя после напряженных военных будней, как, вклю­чив утром 19 августа телеви­зор, увидел на первом канале вместо привычной утренней развлекательной программы трансляцию записи балета П. Чайковского «Лебединое озеро» с его знакомым еще с суворовского детства «Танцем маленьких лебедей». Тогда такие изменения в сетке вещания свидетельствовали о том, что в стране произошло нечто чрез­вычайное.

Так оно и было. Последовало сообщение о создании в СССР Государственного комитета по чрезвычайному положению из семи человек «с целью наведения в стране конституционного порядка». Я услышал фамилии маршала Д. Т. Язова и генерала армии В. И. Варенникова, входивших в состав ГКЧП наряду с министром внутренних дел, председателем КГБ и другими по­литическим деятелями страны. Исполняющим обязанности Президента СССР был объявлен вице-президент Г. И. Янаев. А сам Президент М. С. Горбачев, вздумавший в это напряженное время отдыхать на новой роскошной даче в крымском Форосе (построенной для него военными строителями как спецобъект «Заря», в который было вбухано несметное количество бюджетных денег), а скорее, сбежать в этот непростой, ответственный момент, якобы внезапно за­немог. Мне вспомнились 1962 год, Новочеркасск и попрятавшиеся по щелям некоторые «доблестные» партийные и политические работники.

Ранее в СМИ говорилось о возможном подписании 20 августа с участием М. С. Горбачева в подмосковном Ново-Огарево нового Союзного договора, то ли «о союзе суверенных республик», то ли «о союзе независимых государств». Была неопределенность, и не совсем ясно - как в этом случае сохранить единые Вооруженные Силы? Мысли были самые разные. Действительно, надо было принимать какие-то адекватные меры в связи со сложившейся обстановкой. Хотелось думать о лучшем - для страны, всего народа. Ведь в марте прошел референдум о сохранении обновленного СССР, показавший, что большинство советских людей были за сохранение Союза. Для нас, военных, посвятивших жизнь ратной службе, другой присяги не было - мы присягали на верность еди­ной стране.

Я отправился в Ригу, где стал свидетелем начала захвата телебашни. Над городом барражировали военные вертолеты, была слышна стрельба. Смотрел на все это с грустью: время подобного рода захватов безвозвратно заканчива­лось, этим способом что-то решить уже невозможно. И я на месте руководи­телей этих акций, наверное, так бы не поступал... Моя дочь Таня в то время готовилась к занятиям в университете, но продолжать учебу в столице Латвии, конечно, не смогла и позже перевелась в Минск.

На следующий день, стоя на танке возле Белого дома, Б. Н. Ельцин (по­добно Ленину на броневике в апреле 1917-го у Финляндского вокзала в Пе­трограде) выступил с осуждающей ГКЧП речью и требованием освободить М. С. Горбачева из «форосского плена». К тому времени ленинградский мэр-демократ А. А. Собчак объявил о поддержке местной властью Б. Н. Ельцина и воспрепятствовании каким-либо действиям по поддержке ГКЧП со стороны военных и МВД. Одновременно Борис Николаевич подумывал, как выяснилось позже, а не укрыться ли ему в посольстве США? Потом он получил через резидентуру ПРУ США в Москве информационную поддержку обо всех аспектах деятельности руководства СССР во главе с М. С. Горбачевым.

По возвращению на Слонимщину я узнал, что председателя Верховного Совета Беларуси Н. И. Дементея на этой должности сменил демократ и «но­вая надежда Беларуси» С. С. Шушкевич. Позже белорусским парламентом был принят конституционный акт о государственной независимости нашего Отече­ства - Республики Беларусь.

В августовские дни 1991 года я увидел по телевидению бездарную пресс-конференцию ГКЧП и трясущиеся руки объявившего себя президентом страны Г. И. Янаева. Финал был ясен... Наблюдал, как после освобождения из «форосского плена» продолжал функционировать, все больше теряя рычаги управ­ления, первый и последний Президент СССР, и еще действовало по инерции общесоюзное законодательство. Однако в конечном итоге так называемое дело путчистов победило — во главе с Б. Н. Ельциным, естественно. И в декабре по­сле заключения Беловежских и других соглашений СССР навеки прекратил свое существование. А спустя два года весь мир в телерепортаже американской Си-Эн-Эн в прямом эфире наблюдал, как ельцинские танкисты прямой навод­кой расстреливают Белый дом, где «окопалась кучка предателей», именовавша­яся парламентом России. Как ранее в Вильнюсе, появились неизвестные снай­перы на крышах, десятки убитых, пропавших без вести. В действие вступила истинная демократия... Для наших главных внешних противников того време­ни главными вопросами были геополитика, геостратегия, геоустойчивость и ресурсоемкость СССР, который, по их перспективным замыслам, должен был в прежнем понимании полностью исчезнуть с карты мира.

Спустя двадцать лет один из трех подписантов Беловежских соглашений экс-президент Украины Л. М. Кравчук (в 1991-м - ярый украинский «незалежник» и «самостийник», а до этого секретарь по идеологии ЦК Компартии Укра­ины), отмечал: «У нас только один первый президент. Все последующие, конеч­но, тоже делали что-то для страны. Но лишь мне при встрече люди задают один и тот же вопрос — почему вы развалили Советский Союз? Я несу историческую ответственность. Горько переживаю, что у нас такой невероятный уровень кор­рупции...»

Когда создавали СНГ, не стоял вопрос о разделении стран. Наоборот, речь шла о сотрудничестве. Но потом, когда увидели, что это не получится, каждая страна начала строить свое государство. А вопросов, требовавших немедленно­го решения, была масса: границы, кредиты, валюта, Парижский и Лондонский клубы, долги наши России и России нам, ядерное оружие...

Вспоминаю, как в годы хаотичной горбачевской перестройки все было по­ставлено с ног на голову. Как не подкрепленная реальными действиями полити­ка, а чаще просто демагогия шла впереди стагнировавшей экономики, которую надо было планомерно реформировать в первую очередь. Следовало идти (многие ученые-экономисты, прогрессивные деятели в нашей стране, как А. Сахаров, это понимали, пытались взывать к разуму руководителей страны, но кто к ним прислушивался?) не путем бездумной конверсии высокотехнологичных отраслей - кастрюли вместо танков и самолетов, а подкреплять реформы в эко­номике четко просчитанными преобразованиями политической системы. Какие колоссальные средства во многих странах мира тратились на курс «мировой революции», поддержку «братских» коммунистических партий, руководители которых нередко демагогически и чисто спекулятивно якобы поддерживали по­литику СССР!.. Во главу следовало ставить не пресловутую гласность, а эко­номические реформы, что, кстати, наглядно показал впоследствии опыт Китая. Но Горбачеву во время его «царствования» это было не нужно. «Ввяжемся в драку - а там будь как будет...»

Экономика страны с каждым годом все больше разваливалась, одновре­менно шла разрушавшая систему государственного управления и потопившая все говорильня под названием «гласность», когда болтали и выбалтывали все что угодно, не неся при этом никакой ответственности. Болтун же, как известно, - находка для противника. Коррупция, кумовство, все возрастающие аппетиты партийной и хозяйственной номенклатуры, руководителей всех рангов буйным цветом распускались в стране... Это устраивало нашего общесоюзного лидера с его «новым мышлением», с сознанием партаппаратчика мелкого масштаба. И его столкновение на практике с реальной жизнью, конкретными проблемами СССР, где надо было принимать четкие, выверенные решения, брать на себя ответственность, привело великую страну к краху. На это Михаил Сергеевич и иже с ним были запрограммированы. И мышеловка, подготовленная коалицией западных стран во главе с США, захлопнулась...

В наше время некоторые краснобаи договариваются до того, что «весь де­мократически настроенный советский народ» якобы чувствовал в лице путчи­стов ГКЧП наступление фашистской диктатуры, и поэтому восстал. И это о тех (я имею в виду Д. Язова, В. Варенникова и др.), кто в годы Великой Отечествен­ной войны воевал за свободу своего народа от нацистской чумы, когда всех этих демократов и на свете-то еще не было. И кого именно за это, равно как и сотни тысяч других ветеранов войны, с ненавистью, глумливо и подло шельмовала так называемая демократическая пресса, приклеивая им ярлыки защитников кровавого сталинского тоталитаризма.

Некоторые, доросшие до директоров и главных редакторов работники СМИ в России, Беларуси и других республиках бывшего СССР были, как те­перь следует из их публикаций, непримиримыми борцами за независимость, первыми демократами и чуть ли ни вершителями судеб Отечества. Без них яко­бы ничего не решалось тогда, когда все силовые структуры не то что бездей­ствовали — трусливо попрятались. Смешно спустя годы читать и слышать все это, если бы не было так грустно... Что-то не было видно их во время реформи­рования экономики, решения национальных вопросов, отстаивания единствен­но правильной позиции в ответ на бездумные действия «дорогого Михаила Сергеевича» и иже с ним? Или их убеждения постоянно менялись в нужную сторону вместе с линией партии? Еще не все документы и свидетельства пре­даны гласности и не известно, что об этих «борцах» спустя время опубликуют наши потомки, какие «тайны мадридского двора» откроются...

Мой друг написал такие, может быть, не очень совершенные, но идущие от сердца стихи о своем времени, навсегда канувшем в Лету.

Прощай, 20-й век... Прощай, страна Советов.

Ты в этом веке родилась, ты в нем и умерла.

Людей из нищеты всегда тянула к свету,

В борьбе добра и зла миллионы жизней унесла.

За семь десятилетий с нуля прорвалась в космос,

И атом обуздав, в квартиры свет нам принесла.

Собрала всех сирот, учила всех подростков,

Учила и лечила всех людей, и денег не брала...

Потом, все как всегда, уперлось в руководство,

Разрыв меж ним и всем народом нарастал.

Явился Горбачев и внес «переустройство»,

И в результате весь народ наш обнищал...

Кто знает, что ждет нас в 21-м веке?

Куда же поведут нас новые вожди?

И будут думать ли о каждом человеке,

Иль думать лишь о том, как сильным мира угодить?

Это — наша история...

В тот смутный период я отказался от должности начальника Института военной истории (мне довелось там поработать только один день, и то во время отпуска), отдавая себе отчет в ее политической ангажированности, и был на­значен начальником штаба Гражданской обороны СССР.

Во главе военного ведомства

В ноябре 1991 года я находился в Минске в командировке по линии своего нового ведомства, где познакомился с государственным секретарем Совета безопасности Беларуси Г. Даниловым и заместителем председателя комис­сии Верховного Совета по вопросам национальной безопасности, обороны и борьбы с преступностью Л. Приваловым. Через некоторое время, когда я вернулся в Москву, они предложили возглавить создаваемое Министерство по делам обороны Республики Беларусь. О многом тогда пришлось передумать, многое переосмыслить. Вспомнились данная единому Отечеству Воен­ная присяга, 38 лет безупречной службы в Вооруженных Силах, Афганистан и давнее желание когда-нибудь вернуться на Родину. Я ответил на это пред­ложение утвердительно.

11 декабря 1991 года Верховный Совет Республики Беларусь назначил меня министром по делам обороны Республики Беларусь. Подчеркну, что сам себе эту должность не изобретал, не вводил и самовольно не присваивал. Пред­варительно этот вопрос изучала комиссия Верховного Совета по националь­ной безопасности во главе с М. Грибом. Рассматривались три кандидатуры из числа белорусов: Г. Шпак - начальник штаба Приволжско-Уральского военного округа, П. Козловский - начальник штаба Краснознаменного Белорусского во­енного округа и я. У меня были некоторые преимущества — как опыт службы в различных должностях во многих военных округах Вооруженных Сил СССР, так и участие в боевых действиях в Афганистане. Определенную роль сыграло то, что, будучи начальником штаба Гражданской обороны СССР, накануне я приехал в Минск с проверкой управления Гражданской обороны республики и подчиненной ему бригады и был представлен госсекретарем Совета безопас­ности Г. Даниловым первому заместителю председателя Совета Министров Ре­спублики Беларусь М. Мясниковичу. У руководства республики обо мне, как показалось, сложилось благоприятное мнение.

Еще один момент. Скорее всего, по поручению Белорусского народного фронта или по своей инициативе (для меня этот вопрос остался невыяснен­ным), С. Гайдукевич, будущий председатель Либерально-демократической партии Беларуси, ездил в Вильнюс для изучения весьма щекотливого вопроса: участвовал ли я в событиях в Вильнюсе в январе 1991 года? Он получил от­рицательный ответ, о чем доложил на заседании комиссии Верховного Совета республики.

Долго обсуждали, какое должно быть название у нового военного ведом­ства, если существует Краснознаменный Белорусский военный округ. Проголосовали почти единогласно за Министерство по делам обороны. А какие функ­ции дать новоиспеченному министерству? Решили для начала подчинить ему гражданскую оборону, ДОСААФ и военные комиссариаты. Как и полагалось в этой непростой ситуации, я на следующий день прибыл в штаб округа, за­шел к командующему генерал-полковнику А. Костенко, выпускнику Киевского суворовского военного училища. Сообщил ему о своем назначении и предло­жил, учитывая ситуацию, сотрудничество по координации совместных усилий при создании Вооруженных Сил нового суверенного белорусского государства. Костенко ответил мне в том смысле, что его эта проблема вообще не волну­ет, поскольку он командует реальным округом, а я могу заниматься всем, чем хочу... На этом «содержательная» часть нашей беседы завершилась. Анатолий Иванович не мог себе представить, что в Беларуси может быть еще какой-то военный руководитель, кроме него. И он упорно, как это делал и раньше, про­должал убеждать в этом все более-менее весомые общественно-политические силы республики.

Позже многие служившие под его началом в КБВО рассказывали, как Костенко позитивно встретил заявление и действия 19-21 августа 1991 года Государственного комитета по чрезвычайному положению по наведению кон­ституционного порядка в СССР. По воспоминаниям В. Кебича, он же в числе первых, являясь членом бюро ЦК Коммунистической партии Белоруссии, вы­бросил свой партбилет, принимал в штабе округа лидера Белорусского народ­ного фронта 3. Позняка и дал команду командиру 120-й дивизии встретить в Уручье руководство БНФ с почетным караулом и оркестром.

Мне предстояло сдать должность начальника штаба Гражданской оборо­ны СССР, для чего убыл в Москву. 14 декабря в белокаменной я узнал, что в Минск 15 декабря прилетает госсекретарь США Джеймс Бейкер. Событие было явно неординарное. Я быстро завершил свои дела и вернулся в Минск. Утром зашел в кабинет к В. Кебичу: «Вячеслав Францевич, зачем к нам приле­тает Бейкер?» Он посмотрел на меня долгим взглядом: «Сам не знаю». Я сказал, что, безусловно, американцев больше всего интересует судьба ядерного оружия на нашей территории, и спросил, что он сам знает об этом. В. Кебич признался, что знает немного. Я сообщил премьер-министру, что у меня есть все данные по этому непростому вопросу. Вячеслав Францевич связался по внутреннею телефону со Станиславом Станиславовичем Шушкевичем, и мы вдвоем пошли к нему в кабинет.

Руководители страны были более-менее осведомлены об основной группировке войск Краснознаменного Белорусского военного округа, но почти ни чего не знали о войсках центрального подчинения, тем более что все они были максимально засекречены. Конечно, руководство на местах располагало некоторыми сведениями по этому вопросу в рамках своей компетенции, но все были предупреждены о неразглашении государственной тайны. А войск стратегического назначения на территории Беларуси было много.

Я сообщил руководителям республики, что на нашей территории имеется 81 пусковая установка подвижного ракетного комплекса «Тополь» ракетных войск стратегического назначения. По плану Генерального штаба Вооруженных Сил СССР эта группировка ракетных войск должна была увеличиться за счет размещения еще одного ракетного полка в количестве 9 пусковых установок, а это уже 90 установок, пожалуй, самых опасных для американцев. Кроме того здесь размещалась дивизия стратегической авиации Военно-Морского Флота СССР. Почти все эти данные у американцев имелись, но парадокс - о них мало что знало руководство независимой республики. Меня в то время в первую оче­редь и больше всего волновали тактические ядерные боеприпасы, находившие­ся на вооружении в ракетных войсках, артиллерии и авиации округа.

Госсекретарь США Бейкер прибыл в Минск с большой группой - около двадцати человек - военных, дипломатов и аналитиков. Встреча проходила в построенном еще к визиту Н. С. Хрущева в Минск в 1958 году Доме приемов в Войсковом переулке. Бейкер предложил сначала побеседовать с глазу на глаз с С. С. Шушкевичем и В. Ф. Кебичем, а потом в составе двух делегаций. Пред­ложение было принято. Около двух часов они беседовали на втором этаже, а остальные члены делегаций оставались на первом и тоже дискутировали по волнующим всех вопросам. Как проходила беседа наверху, я в деталях не знаю, но ее участники спустились вниз улыбающимися и, похоже, довольными.

В ходе переговоров делегаций Джеймс Бейкер заявил, что Республика Беларусь является весьма чувствительным регионом Содружества Независи­мых Государств, поэтому американцев волнуют вопросы национальной безо­пасности и обороны новой независимой страны. Как наша республика будет выполнять договоры, подписанные еще Горбачевым, по ликвидации ядерного оружия, сокращению обычных вооружений и уничтожению излишествующих видов оружия?

Так сложилось, что еще со времен довоенного Западного Особого воен­ного округа, Великой Отечественной войны и ее окончания Беларусь была в известной мере военизированной республикой и в буквальном смысле слова нашпигованной оружием, по расчетам зарубежных экспертов, гораздо больше, чем любая другая страна в Европе. Наши руководители заверили Бейкера в том, что Беларусь не стремится быть ядерным государством, а намерена стать безъ­ядерной и нейтральной страной, поэтапно сокращая обычные вооружения. Однако было заявлено, что Беларуси необходимы для этого значительные средства и гарантии безопасности страны. Бейкер пообещал изучить этот вопрос.

Он спросил, в чем в преддверии зимы еще нуждается Беларусь. Кебич тут же попросил оказать помощь продовольствием: зерном, в первую очередь пшеницей твердых сортов, детским питанием и растительным маслом. Он так­же просил, чтобы помощь, которая оказывалась Советскому Союзу, делилась по республикам, поскольку независимая Россия, провозгласившая себя преем­ницей СССР, ничего им не выделяет. Госсекретарь США пообещал прислать своих представителей и специалистов для изучения наших просьб.

Председатель Верховного Совета и глава Совета Министров Республики Беларусь остались довольны встречей и отвечали на вопросы журналистов с оптимистичным настроением. После этого Кебич пригласил меня с Шушкевичем отметить это событие...

Кстати, госсекретарь Бейкер уже знал, что готовится встреча в Алма-Ате с участием руководителей пяти среднеазиатских республик. Он сказал, что США надеются на поддержку со стороны руководителей этих республик Беловежских соглашений, поскольку в Штатах расценивают исламский фундаментализм как самое опасное мировое явление. События развивались тогда мало предсказуе­мо, и главными вопросами пока оставались военные.

Будучи в Москве на совещании в Министерстве обороны России, я был приглашен в посольство Беларуси, где меня ждали около 200 слушателей во­енных академий и училищ. Главный их вопрос состоял в том, как вернуться домой и служить в Беларуси? Я их прекрасно понимал, так как сам был в их положении, всегда стремился попасть служить на Родину.

В советские времена нам, белорусам, Москва оказывала своеобразный «почет», предоставляя должности для службы в Заполярье, на Дальнем Восто­ке, в Средней Азии (где я, например, прослужил 10 лет), но почему-то только не в Беларуси. Я ответил землякам, что будем служить своему народу на Родине, но попросил не рассчитывать на большие должности, поскольку все они заня­ты, честно предупредив также, что кое-кому придется уволиться в запас.

В последующем еженедельно в среду в Центральном Доме офицеров я принимал по этим вопросам офицеров, их родителей, жен. К сожалению, вза­имопонимания в этом продекларированном на высшем уровне животрепещу­щем вопросе я не имел ни у руководства Республики Беларусь, ни, тем более у командующего КБВО и управления кадров, даже тогда, когда в округе были вакантные места. Шла закулисная борьба, и судьбы наших земляков-белорусов были в ней своеобразной разменной монетой. Начальник штаба округа, а позже и министр обороны Козловский тоже не хотел меня поддерживать, хотя сам в свое время служил на дальних рубежах СССР. Вернувшись в родные края, побаивался, что вдруг я, генерал-полковник Чаус, поведу «не туда белорусскую армию», как он выражался. Об этом уважаемый Павел Павлович заявил и избранному в 1994 году Президенту Республики Беларусь А. Г. Лукашенко.

Это был, пожалуй, главный вопрос, по которому я не находил понимания ни у председателя Верховного Совета С. Шушкевича, ни у председателя Совета Министров В. Кебича. Но отступать не мог. Как я представлял себе рещение этого вопроса? Во-первых, многие офицеры и генералы - не белорусы, служившие в Краснознаменном Белорусском военном округе, сами изъявили желание ехать на родину, а Украина уже объявила сбор военнослужащих - уроженцев Украины. Во-вторых, соответствующей комиссии необходимо было провести аттестацию всех офицеров (как служивших на тот момент в КБВО, так и вновь прибывающих на Родину) и определиться с тем, как оставить или вновь назна­чить на должности самых достойных. Ну а для тех, кого приходилось уволь­нять, организовать курсы по переподготовке на гражданские специальности. Кстати, такие курсы были созданы, а вот столь необходимую аттестацию вновь назначенный министр обороны Козловский так и не провел.

Сразу после назначения на должность министра по делам обороны я тесно взаимодействовал с Геннадием Даниловым и Мечиславом Грибом, но в даль­нейшем наши отношения начали угасать - сначала с Грибом, а в последующем и с Даниловым. Гриб предложил, чтобы я взял своим первым заместителем генерал-майора Бочарова, депутата Верховного Совета от Витебской области, бывшего командира 103-й воздушно-десантной дивизии. Командиром ее по моему представлению был назначен генерал-майор Хацкевич. Они оба, Гриб и Бочаров, генерал-майоры, были депутатами от Витебской области, где Гриб возглавлял областное управление МВД. Я сказал ему, что Министерство обо­роны должно создаваться на базе всех управлений и войск, дислоцируемых на нашей территории. А здесь есть командование КБВО во главе с генерал-пол­ковником Костенко, в котором есть три военных совета армий во главе с гене­рал-лейтенантами, военно-воздушная армия, армия ПВО, которыми командуют тоже генерал-лейтенанты и, естественно, много командиров дивизий. И как мне было согласиться с назначением на должность первого заместителя министра обороны генерал-майора Бочарова? Естественно, я отклонил это предложение и сразу заимел двух явных противников в комиссии по национальной безопас­ности Верховного Совета.

Гриб сразу же представил Бочарова на должность командующего Погран­войсками Республики Беларусь (уже выведенных из состава КГБ), несмотря на то, что на эту должность изъявили желание пойти три опытных командующих различными округами Погранвойск СССР, естественно, белорусы. В руководстве республики существовал тогда, мягко говоря, разнобой. Шушкевич проявлял обычную нерешительность при решении острых и насущных вопросов, постоянно твердя, что ему не хватает полномочий, и не желал брать на себя ответственность. Это был руководитель больше митинговый, во многом зависевший от БНФ, о чем его предводители регулярно ему напоминали. Многим было это видно невооруженным глазом.

Вспоминается такое весьма важное обстоятельство. К моменту развала СССР в декабре 1991 года ядерное оружие имелось на территории четырех ре­спублик - в РСФСР, Украине, Беларуси и Казахстане. «Ядерный чемоданчик» по-прежнему находился в Москве, сначала, после Беловежских соглашений, у Горбачева, а в конце декабря 1991 года он перешел к Ельцину, который имел возможность дать команду на запуск ракет с территорий всех четырех уже вро­де бы независимых республик. Парадокс!

Встал естественный вопрос: как быть? Генеральный штаб все еще пока Вооруженных Сил СССР предложил, чтобы главный «чемоданчик» находил­ся у Ельцина, а у Шушкевича, Кравчука и Назарбаева были свои «чемоданчи­ки» со связью для согласования вопросов возможного применения ядерного оружия. Россия была готова оборудовать эту систему через нашу телебашню, установив связь у Шушкевича в кабинете, на квартире, на даче и в специаль­ном легковом автомобиле ЗИЛ. Аренда каналов связи на 1992 год составляла 72,2 млн. рублей, а оборудование и эксплуатация этой связи — 19,6 млн. Я доложил об этом предложении Шушкевичу. Он, вероятно, ожидал всего, чего угодно, но только не вопроса управления ядерным оружием, и, конечно, был не готов к этому, сказав, что надо подумать и еще раз подумать... Больше я этот вопрос не поднимал. Видимо, руководители Украины и Казахстана тоже не изъявили желания иметь эти опасные «чемоданчики». Поскольку опасность ядерной войны на тот момент вроде была снята, решили оставить «большой чемодан» у Ельцина.

На каждой встрече руководства сначала трех государств, а в последую­щем стран СНГ главным стоял вопрос о Вооруженных Силах бывшего СССР. После подписания Беловежских соглашений встречи на высшем уровне прохо­дили в Алма-Ате, Минске, Москве и Киеве. Украина сразу заявила, что она как независимое государство подчиняет себе все военные формирования на своей территории и создает национальную армию. Руководители Беларуси поначалу не спешили, но тоже были готовы к подобным действиям. Однако встал во­прос: как армию обеспечивать? Накануне встречи руководителей стран СНГ в Москве решили, что будем поддерживать идею создания совместных Вооруженных Сил, тем более, что министр обороны России маршал Е. Шапошников и начальник Генерального штаба генерал армии В. Лобов пытались по инерции управлять всеми Вооруженными Силами, оставшимися от СССР. Каково было мое удивление, когда в начале заседания Шушкевич неожиданно заявил, что мы, как и Украина, будем создавать свои Вооруженные Силы. Не знаю, с кем он согласовывал это решение, но, как я понял, для нашей делегации оно также стало неожиданностью.

Напомню, что непосредственно после подписания Беловежских соглашений очень важно было добиться их поддержки со стороны Н. Назарбаева. Как известно, во время их подписания он находился в Москве, но, человек осторожный, в Вискули не прибыл. Вообще-то руководители среднеазиатских республик не желали развала СССР, поскольку они оставались один на один со многими проблемами. Ельцин, Шушкевич и Кравчук не были уверены, что они эти соглашения поддержат. Понадобились еще почти две недели, чтобы 21 декабря состоялась встреча большинства руководителей стран уже бывших совет­ских республик в Алма-Ате, в результате которой оформлено СНГ со столицей в Минске.

Я впервые участвовал в составе белорусской делегации в таком знаковом событии. Туда и обратно мы летели в одном самолете ТУ-134. В салоне впереди за столом сидели С. Шушкевич и В. Кебич, остальные — позади них. В составе де­легации была и команда БНФ во главе с 3. Позняком. С утра, пока руководители заседали, у нас было время посетить известный горный каток Медео. Я организо­вал транспорт (в округе меня помнили), и мы с удовольствием подышали свежим горным воздухом. После обеда состоялась встреча в составе всех делегаций вось­ми стран - России, Беларуси, Украины, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Туркмении. Ельцин торжествовал победу. Практически здесь, в Ал­ма-Ате, был вбит последний гвоздь в «гроб» великого СССР. Я был подавлен, по­скольку, несмотря ни на что, не укладывалось в сознании, что великого, мощного Советского Союза со всей его непростой историей уже нет...

Я за всю свою долгую военную службу практически прошел Беларусь, Казахстан, Киргизию и Прибалтику. Служил и учился в России, Украине, Уз­бекистане, решал служебные вопросы в Таджикистане и Туркмении. Знал не только военное руководство на территории этих республик, но и их полити­ческих руководителей. И вот теперь пришлось с ними встретиться в ситуа­ции, когда они становились могильщиками Советского Союза. Наблюдая за их поведением на встречах, я все больше убеждался в том, что главную роль во всем играет Б. Ельцин и его команда. Было видно, что они действуют по заранее разработанному плану, и когда в процессе обсуждения появлялось какое-то недопонимание, Козырев, Бурбулис и Шахрай подсказывали ему, как что надо делать.

Руководители среднеазиатских республик тоже были в подавленном со­стоянии. Никто не знал, как воспримут это соглашение в их республиках и ка­кова будет их собственная судьба. Когда в аэропорту я подошел к туркмену Сапармурату Ниязову и спросил, за чью кандидатуру на пост министра обороны Содружества он будет голосовать (были две кандидатуры - маршал авиации Шапошников и генерал армии Лобов), он сказал: «Не знаю, дорогой, я ничего не знаю». Здесь же в Алма-Ате решалась дальнейшая судьба первого и послед­него президента Советского Союза М. С. Горбачева. Были разные предложения с учетом конституционного опыта США или Франции. Но Ельцин жестко ска­зал, что Горбачев нацарствовался, с него хватит, и Российская Федерация решит этот вопрос самостоятельно.

Мне как военному человеку было необходимо решить один вопрос. Дело в том, что в условиях Советского Союза с 1969 года в Средней Азии суще­ствовало два военных округа, на которые был разделен в условиях угрозы из Китая Туркестанский военный округ, дислоцировавшийся на территории пяти республик — Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и Туркмени­стана. Теперь опять восстанавливался единый Туркестанский военный округ со штабом в Ташкенте. Командующим округом был назначен «афганец» гене­рал-полковник Г. Кондратьев. Округ вроде уже функционировал, но руководи­тели трех республик, на которых, собственно, базировался Среднеазиатский военный округ, - Казахстана, Киргизстана и Таджикистана - были обижены тем, что процесс воссоединения и назначения командующего округом не был с ними согласован. В ходе совещания Кондратьев был представлен руководи­телям этих республик.

На обратном пути в самолете я внимательно изучал людей, с которыми мне предстояло работать. С. Шушкевич ходил по самолету, подсаживался к членам делегации, обсуждая какие-то вопросы. В. Кебич сидел на своем ме­сте, чувствовал себя уверенно, к нему подходили члены делегации, главным образом представители БНФ. Зенон Позняк, как только ушел Шушкевич, сразу занял его место в кресле и по возвращении Шушкевича не освободил его. Мне, человеку военному, было непонятно, как можно так неуважительно относить­ся к фактическому руководителю республики, не соблюдая этики отношений и элементарной субординации. Небезызвестный в ту пору и напористый Зенон то ли сознательно не замечал и игнорировал Шушкевича, то ли примерялся к его креслу... Мелочь вроде бы, но она наводила на не очень оптимистичные размышления.

Каково мне было начинать трудиться на Родине? Скажу честно, что довольно нелегко. Ведь я не по своей воле был от нее оторван. Теперь приходилось изучать людей, зачастую вовсе незнакомых, а они, в свою очередь, на меня внимательно смотрели - кто с надеждой, кто и с опаской. Я старался держать себя ровно со всеми, кем бы они в политическом спектре ни являлись, что всегда нравилось Кебичу и особенно Данилову, с которым я работал и в Минске, и в Москве, когда решались военные вопросы. Меня в Министерстве обороны России, в Генеральном штабе хорошо знали, поэтому многие проблему удавалось решать в конструктивном русле.

Я поддерживал связь с военным руководителем Казахстана генерал-лейтенантом Нурмагамбетовым, Героем Советского Союза, моим товарищем по службе в Среднеазиатском военном округе, где он был заместителем командующего. Хороший контакт был с руководителем военного ведомства Узбекистана Ахмедовым, сослуживцем по штабу Гражданской обороны, вы­пускником Ташкентского ВОКУ, которое в свое время окончил и я, с мини­стром обороны Украины Морозовым и др. То есть, я знал многих из тех, с кем приходилось решать важные вопросы и которых в Минске никто толком не знал.

В Москву на совещания в Министерство обороны со мной всегда ездили Г. Данилов, государственный секретарь по обороне и безопасности, и Л. При­валов, заместитель председателя комиссии Верховного Совета по вопросам на­циональной безопасности.

После того, как Верховный Совет назначил меня министром по делам обороны, я написал рапорт на имя председателя Совета Министров Кебича с просьбой определить мне организационную группу для начала в составе 5-7 человек, выделить место для работы в здании Совета Министров и ав­томобиль. Нужно было начинать реально работать, а не заниматься никому не нужными словопрениями. Отдельным рапортом я просил обеспечить меня жильем, так как принадлежавшую мне квартиру в Риге новые демократиче­ские власти Латвии отобрали, а в Москве я ее получить не успел, хотя уже был выписан ордер на 4-комнатную квартиру на ставшем позже столь заманчивом для «новых русских» Рублевском шоссе.

Вячеслав Францевич своей витиеватой резолюцией на моем рапорте «от­футболил» меня к управделами Совмина Трояну, которому, как тот мне сказал, никаких конкретных указаний не дал. Одним словом, номенклатурно-бюрокра­тические процедуры продолжали существовать и в новых условиях. Дочь в то время училась в Рижском университете, жила у знакомых, сын продолжал уче­бу в военном институте в Москве. Я жил в гостинице, позже — в домике в Крылово, жена постоянно курсировала по этим адресам. Получалось, я не заслужил большего за долгие годы службы, в том числе в «горячих точках»...

Машину мне выделили из гаража КБВО, а служебный кабинет после дол­гого ожидания определили в здании штаба Гражданской обороны республики. Для работы я подобрал небольшую творческую группу в составе подполков­ника С. Смольского, прибывшего из штаба Прибалтийского военного округа, полковников В. Лагутина, моего друга со времени учебы в Минском СВУ, В. Заметалина (он сам предложил свои услуги) и А. Мушты, выпускника Киевского СВУ. Группа была небольшая, но работоспособная, активная. Ей приходилось заниматься не только широким спектром проблем военного строительства, но и вопросами взаимодействия с государственными органами и общественными организациями, контактами с представителями СМИ, вопросами социальной адаптации и защиты военнослужащих. В дальнейшем в ней работали и другие квалифицированные специалисты. А вопросов для решения было много. Пер­вый - кадровый, поскольку ежедневно вставали вопросы возвращения белору­сов домой, на Родину, а в феврале настала острая необходимость возвращения наших офицеров и солдат из «горячих точек», которых хватало в теперь уже бывшем СССР.

Впоследствии полковник Владимир Заметалин служил в управлении ин­формации и общественных связей Министерства обороны, накануне избира­тельной компании 1994 года по выборам первого президента Беларуси стал пресс-секретарем премьер-министра В. Ф. Кебича. Оценки его деятельности на этом посту, а также суждения по поводу дальнейших политических метаморфоз В. Заметалина можно найти в мемуарах бывшего премьера.

Входивший в состав рабочей группы подполковник Станислав Смольский в свое время закончил Ташкентское ВВОКУ и начинал офицерский путь в Бе­лорусском военном округе. Вдумчивый и профессионально подготовленный офицер, он в 1995 году закончил Академию Генштаба ВС РФ, занимал руково­дящие должности в Военной академии Беларуси, трудился в Государственном секретариате Совета Безопасности, в Главном (Генеральном) штабе ВС Белару­си, командовал Сухопутными войсками. С 2006 года генерал-майор Станислав Смольский — заместитель руководителя Антитеррористического центра государств-участников СНГ.

Полковник Александр Мушта в 1992 году возглавил отдел по связям с государственными органами и общественными объединениями Министерства обороны Беларуси. Помнится, я включил его в состав официальной делегации для проведения переговоров с представителями военного ведомства Украины. Вернувшись из Киева, А. Мушта написал служебную записку министру обороны П. Козловскому с обоснованием необходимости создания информацино-аналитического отдела, идея была поддержана. В последующем А. Мушта перешел в систему КГБ, откуда позже в качестве начальника информационно-аналитического отдела был востребован в Службу безопасности Президента А. Лукашенко.

Для проработки правовых вопросов военного строительства по линии сотрудничества Главного командования Объединенных Вооруженных Сил СНГ в состав рабочей группы в экспертном порядке привлекался полковник Василий Волков. Позже Василий Петрович был директором департамент военного сотрудничества и безопасности при Исполнительном секретариате СНГ, дослужился до генерал-полковника. В данный момент, насколько мне известно, В. Волков входит в состав Центральной избирательной комиссии Российской Федерации.

Верховный Совет командировал меня в объятый войной Таджикистан с задачей забрать оттуда офицеров и солдат-белорусов и вернуть их на Родину. Легко сказать - забрать... Офицеры сами в какой-то степени могут решить свою судьбу, а солдаты-то служат, выполняют свой долг не в Душанбе, а чаще всего в воинских частях и на заставах в горах на таджикско-афганской границе, где и так некомплект. На многие «точки» можно долететь только вертолетом. А сколь­ко там белорусов? Местные государственные и военные власти, естественно, были не заинтересованы отдавать солдат, оголяя границу, а решение белорус­ского Верховного Совета для них не закон. Прилетел бывший советский, а ныне белорусский генерал и хочет нанести вред республике... И только потому, что в прошлые годы проходил службу в Среднеазиатском военном округе, часто бывал здесь и хорошо знал руководителей местной власти и военных, у меня было много друзей, я сумел найти наших ребят и доставить их в Душанбе. Меня со всех сторон атаковали российские и таджикские журналисты: «Вы что, враг? Что вы делаете?» Даже сейчас трудно представить мое положение.

И все же я со своей командой собрал ребят, а улететь не могли: в Таджики­стане нет керосина, чтобы заправить самолет ИЛ-76, а у нас не было денег. Под­нял всех своих бывших сослуживцев, нашли керосин в Туркмении, на военном аэродроме под Ашхабадом. Ночью, чтобы было меньше любопытствующих, прилетели на этот аэродром, властью генерала заправили самолет и улетели в Минск, где нас с благодарностью встречали многие родители прибывших сол­дат. Вернули тогда около 180 военнослужащих, а 10 человек решили остаться, насильно мы никого не забирали.

Второй, пожалуй, не менее важный вопрос - наличие на белорусской зем­ле ядерного оружия. Нам однозначно необходимо было избавиться от тактического ядерного оружия, которое имелось в войсках КБВО: снаряды и авиаци­онные бомбы с ядерными боеголовками. Я отлично понимал, что независимая Беларусь воевать ни с кем не собирается и применять это оружие против кого-либо никогда не будет. От него лучше избавиться. Я согласовал этот вопрос с 12-м главным управлением Генерального штаба, была подготовлена директива командующему округом А. Костенко (он четко выполнял указания из Москвы) о передаче всех ядерных боеприпасов тактического назначения на склады в Рос­сию. В течение февраля-марта этот вопрос был решен, можно было вздохнуть спокойно. На складах оставалась лишь некоторая часть окислителей к ракетам, которые вывозили позже. Оставались ядерные боеприпасы ракет стратегиче­ского назначения, которые стояли на боевом дежурстве, - комплексы «Тополь». Они больше всего волновали американцев. Бейкер, с которым этот вопрос был детально обсужден, уже не настаивал, чтобы Беларусь форсировала передачу стратегических ракетных комплексов. Срок их сокращения определялся дого­вором между СССР и США до 2000 года.

Я напоминал об этом нашим руководителям, убеждал, что это пока наша козырная карта, и чем дольше согласно подписанным ранее соглашениям ком­плексы «Тополь» будут находиться на нашей территории, тем больше стран и их руководителей будут знать, что в Европе появилось новое государством Ре­спублика Беларусь. Убежден, что президент США Билл Клинтон приезжал в январе 1994 года в Беларусь отнюдь не для того, чтобы побывать в Куропатах. Его, конечно, больше всего интересовал вопрос дальнейшей судьбы ядерного оружия на территории республики. Нам и экономически было выгодно такое положение: три дивизии российских ракетных войск временно находились на нашей территории на полном обеспечении Российской Федерации с привлече­нием небольшого количества белорусских рабочих и служащих. Я объехал все штабы дивизий, посетил многие полки, познакомился с их командованием, и все в один голос заявляли, что хотят остаться в Беларуси.

Следующим шагом в этом направлении была организация посещений этих частей С. Шушкевичем и В. Кебичем. Ракетчики радушно встречали гостей. Оба руководителя республики впервые, хотя это оружие на нашей территории в разных вариантах находилось не один десяток лет, увидели мощные мобиль­ные комплексы. Мне казалось, что у руководства есть общее мнение: оставить ракетные комплексы до установленного срока. И когда летом 1992 года министр обороны П. Козловский на одном из заседаний военной коллегии объявил, что принимается решение о выводе ракетных комплексов до 1996 года и требуется мнение военных, я однозначно заявил, что против этого решения. Козловский доложил Шушкевичу, что коллегия Минобороны согласна, а против только Чаус, но это, мол, его личное мнение. Позже я это свое мнение высказал в интервью белорусскому радио. В конечном итоге решение было принято, и в 1996 году последний эшелон ракетных войск стратегического назначения убыл из Беларуси в Россию.

В это время в республике практически все вопросы ее жизнедеятельности обсуждались на сессии Верховного Совета, нередко в режиме прямой трансляции. Первое время я как министр по делам обороны сидел в правительственной ложе позади председателя правительства В. Кебича. Через какое-то время ко мне начала подсаживаться депутат от оппозиции Г. Семдянова. Я нк мог знать, что эта дама, которая все время задавала малозначащие вопросы, отвлекая меня, из команды 3. Поздняка и, как потом оказалось, числилась в ней министром обороны. Меня Г. Данилов однажды спросил: «О чем это вы там беседуете с Семдяновой?» Я шутя сказал, что не могу же я как мужчина не отвечать на вопросы дамы, пусть самые дилетантские. После этого разговора меня начали потихоньку передвигать вглубь ложи - подальше от якобы «тлетворного влияния» госпожи Семдяновой. А в 2011 году она ушла из жизни. Мир праху ее...

В конце декабря я случайно узнал, что в Минск прилетает министр обороны России Е. И. Шапошников, которого встречает командующий КБВО А. И. Костенко. Меня это, естественно, задело, и я поехал на военный аэродром в Мачулищи встречать Шапошникова. Там я ему высказал свое недоумение в связи с тем, что меня о его прилете никто не поставил в известность. После встречи в Мачулищах все мы вместе поехали в штаб округа, побеседовали с руководящим составом, и назад в Москву российского министра провожал уже я.

Позже я узнал, что перед этим Шапошников решал с Костенко вопрос об отправке в Приднестровье витебской 103-й воздушно-десантной дивизии и по­лучил согласие. После Нового 1992 года дивизия получила приказ из штаба КБВО о подготовке к передислокации в Приднестровье. Он был опубликован в одной из белорусских газет с закономерными вопросами: кто в Беларуси реша­ет военные вопросы и для чего назначен министр по делам обороны? 11 января эту проблему рассматривал Верховный Совет. Я выступил на заседании, где отметил, что командующий округом издал неправомерный приказ и дивизия его исполнять не будет. Мне было обидно: почему именно ее, в который раз, решили бросить в горнило войны? 103-я воздушно-десантная - детище Героя Советского Союза генерала армии В. Ф. Маргелова. Я впервые увидел дивизию на учениях «Днепр» в 1967 году. Уже тогда десантники совершали чудеса в воз­духе и на земле. В 1968 году они отличились при вводе войск Организации Вар­шавского Договора в Чехословакию, обеспечив бескровную операцию и четко выполнив поставленные задачи. Подобных десантных дивизий на тот момент не имела ни одна крупная держава мира.

Первый тревожный звонок для дивизии прозвенел в конце 70-х. В двад­цатых числах декабря 1979 года воздушная пехота сидела в самолетах и ждала команды не только в Витебске, но и в Туле и других городах. Выбор пал на 103-ю воздушно-десантную. И она в одну ночь покинула ничего не подозревавшую Белоруссию, чтобы прямиком отправиться на афганскую войну. Девять с лиш­ним лет беспрерывных боев сделали ее в прямом смысле бесценной, хотя на каких весах можно взвесить фронтовой опыт, умение руководить и отвагу всего личного состава! Пополнение ее в течение этого времени личным составом шло в основном из Беларуси, и «груз 200» тоже возвращался сюда... Когда зимой 1989 года пришла долгожданная команда возвращаться домой, десантники за­мыкали колонны советских войск, покидавших Афганистан. В Витебск дивизия вернулась ночью. На местах дислокации - полная разруха. Как и после Великой Отечественной войны, крылатым гвардейцам пришлось начинать почти все с нуля. Не успели разобраться дома, как 103-я превратилась в пограничную ди­визию и в составе войск КГБ СССР загремела на Кавказ. И это испытание вы­держала. Вернулась домой, в Витебск - теперь уже в состав Вооруженных Сил Беларуси.

Верховный Совет республики приступил к обсуждению вопроса о судьбе 103-й дивизии. Я дал развернутую информацию по сложившейся в ней обста­новке. Свои предложения по этому вопросу высказали многие депутаты. Было принято решение: дивизию никуда не посылать без ведома Верховного Сове­та. Таким образом, ее бесконтрольное применение за пределами республики исключалось. Правда, спустя десятилетия некоторые бывшие оппозиционные деятели и журналисты-мемуаристы стали утверждать, что якобы генерал-лей­тенант А. Лебедь решал судьбу дивизии и спас ее от направления в Придне­стровье. Вообще занятно видеть, как с годами продолжают расти ряды разного рода мифотворцев от СМИ. Им бы я настоятельно посоветовал вместо того, чтобы слушать себя, всезнающих, да разного рода байки изучать, поднять со­ответствующие документы. Прочитать книгу безвременно погибшего прослав­ленного «афганца», генерала-десантника А. Лебедя с названием «За державу обидно».

Развал СССР раскроил Советскую Армию как консервную банку. В 1992 году каждая вновь рожденная из развалившегося СССР страна начала опреде­ляться со своими вооруженными силами. Как уже отмечалось, впереди шла Украина. За ней, несмотря на прописанные в Беловежских соглашениях пун­кты о совместных Вооруженных Силах, последовала Россия. Конечно же, нам, белорусам, в такой обстановке тоже надо было думать, какую армию может и должна иметь Республика Беларусь, впервые получившая государственную независимость. Тем более, что на 1 января 1992 года на территории республики, по данным Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, имелось личного состава - 190 тыс. человек, в том числе офицеров - 42 тысячи, танков - 2озф° I БМП, БТР - 1840, артиллерийских систем - 2200, средств ПВО - 4675, самолетов - 233, вертолетов - 268.

В этот перечень не вошли авиационная дивизия стратегических бомбардировщиков, самолеты и вертолеты для обеспечения управления и жизнедеятельности соединений и частей ракетных войск стратегического назначения ВВС и ПВО. Кроме того, в структурах Вооруженных Силах трудилось более 60 тысяч рабочих и служащих.

11 января 1992 года на сессии Верховного Совета Республики Беларусь все были возмущены попыткой генерал-полковника А. Костенко решить про­блему 103-й дивизии исключительно самостоятельно. Двоевластие в решении военных вопросов оказалось вредным для дела. В ходе обсуждения лидер БНф Зенон Позняк внес предложение по созданию национальных Вооруженных Сил и Министерства обороны республики. Депутаты поддержали это предложение и проголосовали за создание военного ведомства.

Получилось так, что через месяц я лишился должности, поскольку в Ми­нистерстве обороны должен быть свой министр. После заседания сессии Вер­ховного Совета я спросил С. Шушкевича: «Что мне дальше делать?» А он мне ласково ответил: «Решайте вашу проблему с председателем правительства». Так общегосударственный вопрос стал на время моей личной проблемой. Хотя служба Родине имеет все-таки существенное отличие от банального кулуарного трудоустройства.

Кебич взял паузу и только через неделю издал постановление прави­тельства о назначении генерал-полковника П. Г. Чауса исполняющим обя­занности министра обороны. Именно генерал-полковника, поскольку в ходе сессии 11 января 1992 года пришла телеграмма из Москвы о присвоении мне этого воинского звания. Естественно, были вопросы, а кто же представлял меня к нему? Уж не сам ли? Я разъяснил, что представление на звание гене­рал-полковника в установленном законом порядке было отправлено тогда, ког­да я еще был начальником штаба Гражданской обороны Советского Союза, и согласно ему оно мне и присвоено. Вечером того же дня я, генерал-полковник, ставший на тот момент безработным, обмыл новое звание с Г. Даниловым и М. Грибом в комнате общежития КГБ, где последний жил в то время. Душевного подъема, особой радости, как это бывало при получении очередных воинских званий раньше, уже не было. Но было приятно, что друзья в Москве меня не забыли.

В дальнейшем не остались обделенными воинскими званиями и другие руководители. Через Москву приказом министра обороны СССР Е. И. Ша­пошникова № 9 от 29 января 1992 были присвоены воинские звания «пол­ковник запаса» В. Кебичу, С. Шушкевичу и Г. Данилову. Отправлено пред­ставление на присвоение звания подполковника секретарю парламентской комиссии по национальной безопасности В. Шейману. Позже своими по­становлениями по представлению председателя комиссии по национальной безопасности были присвоены очередные воинские звания всем председа­телям комиссий Верховного Совета и, наконец, звание генерал-лейтенанта милиции М. Грибу.

Кебич в своей книге «Искушение властью» с гордостью пишет, что он присвоил 12 генеральских званий, и это было сделано правильно, поскольку люди того заслужили. Однако еще тогда вызвало полное непонимание и много­численные нарекания присвоение чуть ли не в один год сразу двух генеральских званий полковнику Н. Чуркину, ставшему генерал-лейтенантом. Такого не было даже в годы Великой Отечественной войны, когда люди рисковали жизнью, со­вершали величайшие подвиги. На трезвую голову принять подобное решение вряд ли было возможно.

Но не это было главным. Предстояло решение многих важнейших задач. В соответствии с планом, разработанным еще Генеральным штабом Вооружен­ных Сил СССР, в республике в связи с выводом войск из Германии началось строительство на немецкие средства жилых городков для военнослужащих. Ту­рецкие и финские строительные фирмы уже вовсю работали. В декабре 1991 года мы с Кебичем приняли военный городок, построенный в Борисове. Были лишь небольшие замечания, которые строители устранили.