Жрон

Глава 9

В большом зале, ожидая подачи обеда, я лежал пластом на столе и бессмысленным взором разглядывал волнистый древесный узор, что ещё просматривался под слоем лака. Сам себе я казался ничтожным, никчёмным человечишкой, ни на что не способным пустобрёхом и хвастуном.

Даже раздражающее жужжание Финнигана под ухом не могло меня отвлечь.

Двойные зелья окончились для меня сокрушительным провалом. Это был полный разгром. Тотальная аннигиляция всего светлого и доброго в моей душе. Всего того, что дарило мне оптимизм и веру в светлое будущее. А хуже того, что этот чёрный, чернейший как самая чёрная жопа самого чёрного негра момент был щедро разделён со всеми находящимися в классе. Ехидными, полными ядовитого сарказма, отравляющими саму душу, язвительными словами Снейпа.

О, как мне хотелось придушить декана Слизерина. Воспользоваться моментом, когда он отвернётся. Пнуть под коленку и, заведя руку под откинувшийся подбородок, положить его чрезвычайно умную и одновременно крайне глупую башку на плечо, с силой дёргая вверх. И с упоением слушать, как ломаются его шейные позвонки…

Я протяжно, со стоном, в котором оставалось так мало человеческого, вздохнул.

Мало, мало видеть рецепт перед глазами.

Первая засада, что работать нужно в паре, а Финниган всё попадающее в руки превращает в взрывчатку. Но, даже отобрав у него всё потенциально опасное, зелье не сваришь, потому что тупо не хватает времени всё сделать самому. А начиная торопиться, неизбежно совершаешь ошибки и сам. И вместо идеального зелья, коим удалось бы утереть нос заносчивому зельевару, получается откровенная бурда, благо, не опасная для окружающих.

Снейп меня просто раздавил, уничтожил, втоптал в грязь, десятитонным катком вдавив мои бренные остатки в холодный камень пола. И сейчас я лежал на столе, и будущее было настолько серым и безрадостным, что хотелось волком выть на какую-нибудь луну.

— Дамблдор, — толкнул меня в бок Шимус, обращая внимание на собравшийся зал, преподавательский стол, снова занятый под завязку, и самого директора, утвердившегося на трибуне перед столами.

Приглядевшись, я с некоторым удивлением, переросшим в понимание, увидел Крауча там же недалеко и своего старшего братца Перси у него за спиной. От оно чё, сообразил я, о турнире, похоже, объявить решили. То-то ДДД такой нарядный и приятно-взволнованный.

Я думал о турнире. Нет, честно. Два раза «ха». Вот все считают, что это круто и клёво, ну совсем как два моих братца-акробатца. И приз в тысячу галеонов, а также слава чемпиона застит им глаза. А между тем, это, мать их, смертельно опасная забава, в которой Поттер выживал почти на грани, выезжая за счёт подсказок других. А уж чем там дальше всё окончилось, особенно с официальным чемпионом Хогвартса, рассказывать, думаю, не надо. Правда Седрик уже месяца полтора как кормит червей, но грудью бросаться на амбразуру, замещая его в этом деле, мне не улыбалось. Уж лучше я как-нибудь в сторонке, тем более что и канонный Рон там не отсвечивал.

Драконы, блядский осьминог с тритонами, лабиринт, словно из фильма ужасов, вот как хотите, а этого дерьма мне и даром не было нужно. Тем более, что свои силы я с каждым днём оценивал всё критичнее и критичнее. Можно сказать, розовая пелена быстро спадала с моих глаз.

— Скажи же, круто! — восторженно зашептал Финниган, а я, очнувшись, понял, что за своими рассуждениями пропустил всю торжественную речь.

— А теперь, — хлопнув в ладоши, Дамблдор остановил перешёптывания. — Я хотел бы представить нового преподавателя Защиты от Тёмных Сил, заслуженного аврора, награждённого многими наградами Министерства и отличного мага, профессора Аластора Грюма!

Раздались нестройные хлопки, а от двери, походя поздоровавшись с Дамби, проковылял к преподавательскому столу, садясь между Макгонагал и Хагридом на единственное свободное кресло, страшно изувеченный, немолодой уже, маг. С большим тяжелым посохом, знаменитым вращающимся глазом, и фляжкой, к которой присосался, стоило только, присесть, Аластор Грюм, самый известный мракоборец, был суров и страшен одним своим видом. И я был уверен почти на сто процентов, что это сидит Барти Крауч-младший, под его личиной.

Я смотрел на него и понимал, что у меня сейчас нет просто ни сил, ни желания начинать какую-то многоходовку с его деанонимизацией, и я, плюнув, решил какое-то время просто плыть по течению, наблюдая за происходящим. Слишком уж ветвистым было древо вариантов. И не факт, что исключив Крауча, Гарри не выкрадут другим, совершенно неизвестным мне путём, и не убьют там, на кладбище, ведь обратного порта в виде кубка там не будет.

Нет, пусть пока всё идёт своим чередом. Запороть по недомыслию главный квест – это выписать себе билет на кладбище, и неважно будет, кто меня грохнет, всё одно мне будет не жить.

— Воу, вот это мэн! — округлив глаза, Шимус восторженно уставился на лже-Грюма.

— Походу, он будет даже круче тебя, дружище Рониус.

Я хмыкнул:

— Это потому, что у него есть здоровенный посох, вращающийся глаз и слава самого отмороженного аврора современности?

— Ага, — Финниган расплылся в довольной улыбке.

— Чёрт, ты прав, — признал я очевидное.

— Жду не дождусь его занятий, уверен это будет нечто! — мой, теперь уже наверное, единственный на долгое время друг, в предвкушении закатил глаза.

А я, оперативно подвинув так вовремя появившееся блюдо с курятиной, сказал, сбивая его чересчур оптимистичный настрой:

— Угу, только учти, что заниматься ерундой, как ты обычно любишь делать, у него на уроке точно не выйдет.

— Да ну, — отмахнулся тот, также оперативно отрывая от моей курицы ногу с крылом. — Я ж от скуки, а у Грюма точно скучно не будет.

И тут я с ним согласился, будет как угодно, но точно не скучно.

На пару десятков минут зал погрузился в тишину разбавляемую лишь нестройным перестуком столовых приборов, да переругиванием шёпотом из-за того или иного блюда, и я, обсасывая куриные косточки, задумался над самим феноменом оборотничества.

Вот допустим оборотка, которую варила Гермиона на втором курсе, правда не знаю, варила ли его она в этой реальности, всё же толкового это ничего не дало и попаданец об этом знал, мог и отговорить. Но та оборотка меняла только внешний вид, никак не моторику, поведение и память объекта оборота.

А меж тем сидящий в зале Аластор Грюм ни у кого не вызывает вопросов своим поведением, и если вспомнить его в фильме, очень достоверно, так, что до последнего никто не догадывается, изображает старого аврора. Либо Крауч-младший гениальный актёр изучивший всю жизнь настоящего Грюма, долгое время наблюдавший за его поведением, реакциями, моторикой и речью, но этого не может быть так как он до недавнего времени сидел в Азкабане, либо что-то другое.

При зрелом размышлении мне на ум пришла только легелименция, именно она даёт возможность достаточно быстро изучить воспоминания для достоверного изображения объекта. Опять же, а много ли я знаю о легелименции, а вдруг там есть свои, скрытые от обывателя методики, известные только матёрым легелиментам, таким как Снейп, например. Или даже кто покруче. Вот только опять вряд ли это сам Крауч, скорее мощный легелимент-посредник, передавший через себя слепок личности Грюма.

Кстати, вопрос, а почему Грюма не жахнуть было Империусом? Но я сам же на него и ответил, вспомнив, что сильная личность может и сбросить оковы ментальных техник, Конфундуса, Империуса и прочих.

А вывод из всего этого, что Крауч в полной мере обладает памятью и знаниями Грюма, ну или как минимум многим из того, что позволяет достоверно его изображать.

На том размышления о легелименции и методиках внедрения агентов с использованием оборотного зелья я и завершил. К тому же обед уже подходил к концу и кое-кто уже тянулся к выходу.

А Финниган, ещё раз изучив расписание, ликующе потыкал в четвертую строчку:

— Смотри, Рон, сейчас История магии, а за ней Защита! По-любому будет весело!

Он вдруг задумался:

— Чёрт, не знаю, смогу ли я так на Истории заснуть, — пожаловался. — В таком состоянии меня даже Бинс не усыпит.

***

К уроку Защиты все были возбуждены и полны ожидания. Правда, все по разному. Кто-то сбиваясь рассказывал про другие участвующие школы Дурмстранг и Шармбатон. Кто-то делился подробностями про сам Турнир, а кто-то, как мой любезный друг, во всю обсуждал личность нового преподавателя.

— Говорят, он поймал половину узников Азкабана, — с горящими глазами делился выясненными на Истории подробностями Шимус.

— А ещё тьму угрохал, когда была война с Сам-знаешь-кем. Тогда Крауч-старший, ну тот, усатый дядька, что рядом с Дамблдором стоял, разрешил использовать непростительные, и Грюм только одних Пожирателей десятка два заавадил. А слизеринцы говорят, что он убивал даже сдающихся.

Я поднял голову:

— Откуда это ты узнал, что говорят слизеринцы?

— Подслушал, — гордо заявил Финниган.

Я скептически похмыкал:

— Вот уж источники близкие к достоверным.

Хотя такой подход Грюма настоящего мне нравился. Был у меня в университете учитель философии, ветеран афганской войны. Уже на первом занятии он рассказал, что такое приказ, и я вспомнил его слова: «Вот, например, поставили мне задачу расстрелять вашу группу, я сразу говорю, приказ мне в письменном виде. Бумажку в карман, иду на склад, получаю пулемёт и вас расстреливаю». А ещё он рассказывал интересное про Афган: «Вот идёт наша колонна, мимо аула. Оттуда раздаётся один единственный выстрел и вся колонна разворачивается и укатывает аул под ноль, и плевать кто там стрелял, а кто не стрелял. Почему, а потому что жить охота, а с пепелища в спину стрелять уже точно некому будет».

Прав Грюм, врагам пощады давать нельзя, потому что потом он нанесёт удар в спину тогда, когда ты этого не ожидаешь.

Тут послышался частый стук деревяшки по полу, и в класс быстро, несмотря на увечье, вошёл новый преподаватель Защиты. Прошёл к доске, оглядел внимательно замерших учеников и, недобро усмехнувшись, хриплым и грубым голосом произнёс:

— Вот такую тишину я буду требовать на каждом занятии. А если кто-то считает, что может пропускать мои слова мимо ушей, этих ушей лишится! — рявкнул он в конце, а Гойл, заглядевшийся в окно, ощутимо вздрогнул и испуганным сусликом замер, глядя на старого аврора застывшим взглядом.

Положив посох на стол, Грюм снова глотнул из фляжки и, пройдясь перед рядами шокированных и чуточку испуганных таким напором подростков, сказал, добавив в голос недовольства:

— Я посмотрел, чему вас учили раньше и кто вас учил. Пикси, боггарты, тьфу, стыд и срам. Неразумные и слаборазумные создания, ничем, повторяю, ничем не способны повредить магу, который, хотя бы не… — он грохнул по одной из парт кулаком, — Cпит за столом!

— Человек, — он продолжил. — Вот самый страшный, злобный и хитрый зверь. А уж если в его руках палочка, то любой бой это испытание на грани сил и возможностей, бой, в котором нет пощады, только смерть, — Аластор буквально прошипел это сквозь зубы, прожигая сжавшихся слизеринцев взглядом.

Вдруг успокоился, усмехнулся чёрно-зелёным, чем кое-кого заставил вздрогнуть, и сказал уже одобрительно:

— Среди вас есть один, испытавший это на своей шкуре, — и посмотрел пристально прямо на меня.

Я выдержал этот взгляд, продолжая смотреть ему в глаза со спокойной уверенностью и лже-Грюм кивнул, обращаясь ко мне прямо через разделяющие нас ряды:

— Вижу, ты действительно таков, как о тебе рассказывали. Подойдёшь после занятия, надо обсудить отдельную программу подготовки.

На мгновенье я снова стал мишенью для десятков пар глаз, но только чуть, легко наметил улыбку, продолжая излучать непрошибаемую уверенность, и интерес ко мне как-то сразу потух, лишь мой неизменный комментатор, сосед по парте и по спальне, сын гордой Ирландии, продолжал благоговейно взирать на меня.

Когда Грюм отвлёкся, я посмотрел на Шимуса и сказал, лениво растягивая слова:

— Учись у мастера, юный падаван, и тогда в тебе тоже проснётся Сила.

А Финнеган лишь замотал головой и сказал восхищённо:

— Бля, нихуя не понял, но звучало круто…