Журнал «Вокруг Света» №12 за 2010 год

Блестящий воспитатель

Матрос-сигнальщик. 1930–1940-е годы. Прессованная вата, проволочный каркас, лицо из папье-маше. Фото: Наташа Гафина

О том, что представляли собой советские елочные украшения и как они служили в соответствии с политическим и эстетическим канонами эпохи делу воспитания советских граждан, рассказывается в книге «История елочной игрушки, или Как наряжали советскую елку».

«Жизнеутверждающая», «веселящаяся» и «радостная» сталинская «культура два» отлилась не только в классическую формулировку «жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее», но и в целый ряд канонических, знаковых определений и понятий, связанных с детьми («Нигде нет такой заботы о детях, как у нас! Наши дети — самые веселые, самые здоровые, самые счастливые дети в мире!»). Богато украшенная, сияющая елка становилась отныне символом новой советской радости, веселья и изобилия, а новая советская елочная игрушка призвана была в материализованной и внешне очень привлекательной форме воплощать, фиксировать и пропагандировать достижения советской власти и преимущества социалистического строя. Как утверждалось в одной из передовиц советского журнала «Игрушка», сейчас «вряд ли нашлись бы люди», «которые бы осмелились, как они это делали всего несколько лет назад, оспаривать большое педагогическое значение» новогодней елки и елочных украшений. Педагоги — «левые загибщики», «ославившие это прекрасное детское развлечение как буржуазную затею», были развенчаны и гневно заклеймены.

В случае с елкой и елочной игрушкой власти применили проверенный и отлично зарекомендовавший себя прием вливания «нового вина в старые мехи». Укоренившуюся традицию наполнили новым смыслом, попутно заменив и соответствовавшую ей атрибутику: «Сейчас бы мы назвали эту перемену идеологическим ребрендингом… В молодой советской стране должны были возникнуть новая мифология и новые герои, которые могли бы заменить волхвов и младенца. Но в случае с елкой эта смена породила самую, возможно, трогательную и человечную традицию советского времени». <…>

Признав и оценив елочную игрушку как важное воспитательное средство, власти столкнулись с массой проблем. Оказалось, что между планами по внедрению елочной игрушки в праздничную повседневность и их воплощением в жизнь, тем более немедленным, — огромная дистанция. Неожиданно нагрянувшая елка 1935 года была устроена «почти экспромтом, без подготовки, без нужного количества елочных украшений», производство которых в стране к тому моменту было фактически полностью прекращено. Даже если бы оно и существовало, то наследием, доставшимся от царской России, тоже едва ли можно было похвастаться. Мелкие кустарные мастерские, ориентированные на ручной труд, безусловно, не смогли бы насытить огромный советский потребительский рынок. Советская же легкая промышленность, не имевшая приоритетного статуса и финансировавшаяся по остаточному принципу, вообще не владела технологиями елочного игрушечного производства. <…>

Отсутствие сырья и форс-мажорные обстоятельства производства потребовали приспособления под елочную игрушку любых пригодных для этого заготовок и полуфабрикатов. Так, например, во второй половине 1930-х годов в магазины поступали шары, изготовленные из электрических лампочек. Лампочку раскрашивали изнутри, цокольную часть ее спиливали и запаивали, а сверху наносили рисунок. Эти шары легко было отличить от других, поскольку они имели несколько грушевидную форму. В коллекции автора этой книги имеется такой шар изумрудно-зеленого цвета с изображенной на нем чернильного цвета ласточкой.

По свидетельству современницы, у детей, родители которых работали в авиапромышленности, елка была «вся усыпана цветными парашютами и планерами, а на тракторном заводе на одной елке висели разукрашенные металлические звезды из барабана для очистки деталей». Неожиданно вспомнили и некоторые старые технологии и материалы для производства елочных украшений. Так, в 1939 году киевская артель «Игрушка» стала производить маленькие елочки по старой, еще дореволюционной технологии — из гусиных перьев. <…>

На маленькую Галю Савину огромное впечатление произвела елка, которую устроили для детей рабочие артели меховщиков, где в то время работал ее дед: все игрушки на елке, даже шары, были меховые. Их изготовили из отходов производства. Хотя такие игрушки и изготовляли из подручных средств, но предназначались они специально для елки, в отличие от «квазиелочных» украшений — различных предметов и вещей, по происхождению и первоначальному функциональному назначению не имевших к елке никакого отношения, но ставших елочными игрушками в силу сложившихся обстоятельств. Производство елочной игрушки в провинции наталкивалось на ряд дополнительных трудностей. Во-первых, здесь ощущалась явная нехватка квалифицированных кадров. Эта проблема лишь отчасти могла быть решена и решалась за счет выселенных в провинцию ссыльных и ссыльнопоселенцев. Высланная из Ленинграда в Казань в конце 1935 года художница Вера Шолпо вспоминала впоследствии, что долго не могла найти себе в городе никакой работы, пока случайно не прочитала в газете «Красная Татария» маленькое объявление об открытии в Казани мастерской фанерной игрушки, располагавшейся «в глубине большого грязного двора, в одноэтажном длинном каменном доме », организованной высланным в Казань из-за жены-англичанки бывшим бароном Г.А. Остен-Сакеном. Коллектив сотрудников показался художнице несколько странным. Кроме нее самой в мастерской работали пятеро учеников-беспризорников, трудившихся за символическую плату, «бывший морской командир… Эдуард Эдуардович Фришмут, высланный, не спрашивала откуда и когда», «пожилой человек, высланный из Ленинграда за религиозные убеждения и прошедший уже ссылку, научный работник Царевский Сергей Федорович», «художник Бобровицкий Иосиф Ефимович, высланный из Баку за принадлежность жены к партии эсеров».

Другой проблемой были плохое качество или нехватка материалов, необходимых для изготовления елочных украшений. В той же мастерской Остен-Сакена из отходов фанеры изготовлялись плоские игрушки — и на подставках, и для елки (серии «Колхоз», «Красная армия», «Сказка о рыбаке и рыбке»). Первоначально в официальных источниках и тогдашних средствах массовой информации они характеризовались как прочные и изящные, хотя в действительности были хрупки, ненадежны и «несерьезны в художественном отношении». В 1937 году было объявлено о вредительстве, имевшем место в мастерской, и о «контрреволюционности» игрушек из серии «Красная армия», поскольку они быстро ломались: «Говорили: «Остен-Сакен — сукин сын, заказывает мощную «Красную армию», которая в руках детей крошится». <…>

Пристальное внимание уделялось изготовлению и потреблению елочных украшений в национальных республиках, поскольку советская елка должна была стать общесоюзным праздником. Настоятельно требовалось организовать и расширить производство елочных игрушек в национальных, в том числе традиционно мусульманских регионах, обращая особое внимание на «местную специфику» и «национальный орнамент», чтобы эта игрушка была близка и понятна детям всех народов СССР. К новому, 1939 году московская артель «Елочная игрушка» начала производить игрушку «Интернациональная дружба». Появились флажки — флаги союзных республик. Воспитывая чувство пролетарского интернационализма, советская власть не только сохранила традиционную многонациональную этнографическую игрушку, но и способствовала ее распространению по всей территории страны. Например, на елочных фигурках, изображавших представителей народов СССР, можно было рассмотреть все элементы традиционной этнографической мужской и женской одежды. Размещение на елке кукол — представителей разных национальностей призвано было «способствовать воспитанию симпатии к ним». Очень рекомендовалось оформлять на елке «уголок Севера» с игрушками-оленями и куклами-ненцами. <…> К началу 1940-х годов елочная игрушка прочно вошла в советский, преимущественно городской, быт: она уже не вызывала ни зависти, ни удивления. <…>

Наряженная новогодняя елка стала новой советской праздничной традицией. Желание обязательно ее соблюсти рождало подчас удивительную изобретательность. Так, например, во время арктической экспедиции ледокола «Седов» две женщины-ученые ухитрились установить на его борту елку, сделанную из старого весла и прутьев от веника, и украсить ее «образцами морской фауны». <...>

Елочная игрушка в дореволюционной России была максимально удалена от всего повседневного, будничного, тривиального, обыденного. Советская елочная игрушка тоже заключала в себе романтику, но это была уже романтика новой революционной эпохи. Именно ей была созвучна идеологическая заданность новых советских елочных украшений. Практически все они были образны, а многие из них — сюжетны. Пропаганда здорового образа жизни и массового спорта породила игрушки, изображающие хоккеистов, лыжников, парашютистов (и людей, и животных). Покорение Арктики нашло свое отражение в игрушках, изображающих дрейфующие льдины и полярные станции. Тема формирования человека-мастера и «политехнизация» жизни нашли свое отражение в стиле «техно» — автомобилях, самолетах, дирижаблях, аэростатах, паровозах (часто со знаковыми надписями «СССР», «Сталин») и даже велосипедах и самокатах, которые сменили на елке прежние кареты и тележки. <…>

В 1937 году была выпущена серия шаров с портретами членов политбюро ЦК ВКП(б), а также большой шар с изображением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина (как страшно, наверное, было тогда такой шар разбить!). Московский журналист К. Кудряшов назвал такую елочную эстетику «лобовой». Впоследствии подобные опыты уже не возобновлялись, но образ вождя должен был зримо и незримо присутствовать на детском новогоднем празднике. Показателен в этой связи сценарий, по которому была проведена в январе 1940 года новогодняя елка в Московском доме пионеров и октябрят. Лозунг «Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!» украшал пригласительные билеты, а также вход в само здание. Огромный портрет Сталина в рамке из электрических лампочек располагался у входа в центре , второй такой же портрет — на заднике сцены, где проходило действо. В ходе праздника дети должны были петь песни о Сталине (в частности «Песнь о Сталине» на музыку Блантера), читать о нем стихи (например, стихотворение Агнии Барто «Елка»: «Сияет елка яркая, / Горят на ней огни…/ За все спасибо Сталину/ От всей, от всей души»), скандировать просталинские лозунги («Любимому другу детей, великому Сталину ура, ура!») и даже отгадывать о нем загадки (Снегурочка: «Есть одно имя — большое, родное. Все от мала до велика знают это имя и произносят его с горячей любовью. И каждый из вас, если спросить, кто дал вам счастливое детство, ответит...» Дети: «Сталин»). Надпись «Сталин» можно было встретить на бортах игрушечных пароходов и самолетов, дирижаблей и катеров, паровозов и аэростатов, висящих на елке.

После выхода на экраны кинокомедии «Цирк», которую очень любил Сталин, на елки стали вешать игрушечных клоунов, акробатов и особенно часто симпатичных негритят как символ неприятия расовой дискриминации. Игрушки на сказочные темы были представлены прежде всего героями сказок, которые легко вписывались в советский воспитательный контекст (старик с неводом из «Сказки о рыбаке и рыбке», сама золотая рыбка, царь Дадон с золотым петушком, шамаханская царица, звездочет, Черномор и богатыри, царь Салтан, повариха, белочка, грызущая золотые орехи, и др.). Большинство этих игрушек впервые было изготовлено в 1937 и 1949 году, соответственно к 100-летию со дня смерти и 150-летию со дня рождения А.С. Пушкина.

Отдельная группа елочных игрушек изображала «простого советского человека» — как большого, так и маленького. Среди них были сигнальщики с красными флажками и солдатики с красными звездами, работницы в красных косынках и всадники-кавалеристы, колхозники и санитарки, военные летчики и балерины, счастливые советские дети разных возрастов — с лопатой, лыжами, обручем, куклой, погремушкой, книгой и пр.

Советская елочная игрушка становилась все более и более политизированной. К 20-летию Октябрьской революции предполагалось, например, пустить в производство такие новые образцы «советской политической» елочной игрушки из ваты, как «национальные типажи в красочных костюмах, летчики, полярники, моряки, краснофлотцы, красноармейцы, метростроевцы, эпроновцы, парашютисты, шахтеры», дополнив эту коллекцию такими изделиями из папье-маше, как ледоколы «Красин», «Литке», «Иосиф Сталин», теплоходы «Комсомолец», «Иосиф Сталин», «Вячеслав Молотов», «Михаил Калинин», обслуживающие канал Москва — Волга, машины ЗИС-101, М-1, тракторы ЧТЗ, грузовики, сельскохозяйственные машины, самолеты по образцу машин, с помощью которых был завоеван Северный полюс и осуществлен героический перелет в Америку, а также картонажи метро, Днепрогэса, нефтевышки. К новому, 1939 году московская фабрика «Спорт игрушка» выпустила шары «с изображением бойцов, одержавших блестящие победы на озере Хасан», самолет «Родина» «с его славным экипажем» и большие ярко-красные шары 150 мм в диаметре со светящейся надписью «СССР».

Особое место в игрушечном елочном символическом «тексте» занимали красная звезда, серп и молот, ставшие универсальными символами советской (большевистской) культуры. Пятиконечная звезда не только водружалась на елочную верхушку, но (так же как и серп и молот) изображалась на шарах, пиках, флажках и других советских елочных украшениях. Причем звезда эта, как отмечал И. Есаулов, представляла собой никак не подобие рождественской звезды, а была антизвездой, горящей в особом антихристианском мире. Сама елка в миниатюре повторяла архитектонику жестко иерархизированной сталинской культуры — вертикализация с условным шпилем, увенчанным иглой (пикой, вошедшей, кстати, в употребление именно в советское время) или звездой, представляла собой «качественно новый уровень изобразительности», стремившейся к «завершающей его высшей точке… к собственно кульминации», а сама елка удачно встраивалась в общую «вертикальную декорацию к государственному спектаклю… названному «нигде в мире так, как у нас».

Елочные игрушки призваны были воспитывать чувство советского патриотизма, утверждать боевой дух молодого поколения, связанные с ним милитаристские ценности, воспитывать чувство бдительности в условиях вражеского окружения. В предвоенные годы советские елки украшали фигурки пограничника Карацупы с верным псом Ингусом, флажки, воспроизводившие флаги различных родов войск.

Великая Отечественная война вызвала к жизни особый, «военный», елочно-игрушечный ряд. «Военизированные» игрушки — солдаты, пистолеты, танки, самолеты — появились уже в предвоенный период, но особенно популярны стали именно в годы войны, в период наибольшей милитаризации советских воспитательных практик. В это время советские елки украшали такие игрушки, как, например, собаки-санитары и шары с изображением «красного ястребка», сбивающего черный фашистский самолет. <…> Под влиянием новых обстоятельств изменился и традиционный образ Деда Мороза : «У него игрушек нет / В торбе за плечами. / Партизанит старый дед / Зимними ночами. / Деду некогда, поверь, / Мастерить игрушки. / Не пройдет фашистский зверь / По лесной опушке» (Трутнева Е. Дед Мороз). В годы войны, в условиях дефицита материалов, в СССР стали производиться игрушки из штампованной и раскрашенной жести, а также необычайно изящные елочные украшения из проволоки (они изготавливались на заводе «Москабель» из отходов производства) — корзиночки с цветами и фруктами, стрекозы, бабочки, птички, снежинки и др. Рассказывая о том времени, люди замечали, что «елочных игрушек тогда было много на базаре, причем игрушек очень хороших — их меняли на продукты». На елку вешали погоны, ордена и медали, фигурки, изготовленные из бинтов.

Переживший блокаду впоследствии вспоминал, как накануне нового, 1942 года дедушка решил устроить ему новогоднюю елку. Поскольку достать ее в блокадном Ленинграде было невозможно, он взял акварельные краски и нарисовал ее прямо на обоях. Потом вбил гвоздики в концы нарисованных ветвей и повесил на них елочные игрушки: «От настоящих игрушек нарисованная елка словно ожила! От нее, кажется, запахло хвоей». Самым потрясающим было то, что среди игрушек обнаружились большие грецкие орехи в посеребренной скорлупе и конфеты «Раковые шейки» и «Мишка на Севере», которые висели на новогодней елке в довоенном 1940 году. В полночь конфеты были торжественно съедены. Дедушке оставалось жить три с половиной месяца…

Интересно заметить, что в годы Великой Отечественной войны елка и елочная игрушка как важные пропагандистские и воспитательные средства использовались не только советскими воспитателями, но и противником для пропаганды «нового порядка». Так, на оккупированной территории рекомендовалось перед Рождеством проводить утренник для детей 5–8 лет с наряженной елкой под девизом: «Как детей чекист советский чудной елочки лишил, но затем солдат немецкий детям елку возвратил» (в роли Бабы-яги по сценарию выступал сотрудник НКВД). В самой Германии производились елочные игрушки в виде бомб, снарядов, ручных гранат, самолетов, танков, стеклянных шаров со свастикой, елочных фигурок, изображающих «врагов немецкого народа», которых «вешали» на еловой ветке. Нацистские идеологи подкорректировали истинный смысл христианского Рождества и его символику, придав им языческие древнегерманские корни. Фарфоровые елочные игрушки отныне были расписаны руническими знаками (свастиками, треугольниками, кружками, спиралями, зигзагами). Место доброго старого Николауса, приносившего детям подарки, занял грозный языческий Водан, изображавшийся как всадник на белом коне, часто — в военном мундире и каске. Младенец Христос превратился в золотоволосого и голубоглазого арийского ребенка в золотой люльке. Таким образом, в советской и немецкой «политической» елочной игрушке того времени было много общего . <…>

Алла Сальникова