Журнал "Здоровье" №1 (49) 1959

О людях хороших

Рисунки А. Орлова

Очень хочется рассказать о том, что я невольно почувствовал, услыхав эту чудесную и в то же время такую обычную для наших дней историю.

У моего приятеля Бориса Акмулаева большая семья — четверо сыновей и дочь. Самому старшему сыну 12 лет, а дочке Гуленьке 6 месяцев. Все они живут в Андижане, где Борис работает шофером.

Года четыре назад второй сын Акмулаева — Рустам начал жаловаться на боли в ноге, а еще через некоторое время появилась и хромота.

Начались мытарства родителей: его возили по всей Средней Азии, показывали многим врачам. Выяснилось, что у мальчика развивается костный туберкулез и ему необходимо длительное специальное лечение.

Тогда Борис послал свою жену с больным ребенком в Москву. В Министерстве здравоохранения ее внимательно выслушали и дали направление в костно-туберкулезный санаторий имени Краснобаева — тот, что находится в Сокольниках.

Акмулаева долго в Москве оставаться не могла и попросила мою жену навещать Рустама. В один из своих выходных дней поехал к мальчику я. Вот здесь-то, в санатории, и произошел разговор, как-то по-новому осветивший привычные черточки нашей действительности.

Начался он несколько суховато. Полная, пожилая няня, принимавшая передачи для детей, попросила меня развернуть все принесенные пакеты.

Я развернул и неудачно пошутил: — Что, нянечка, боитесь — детям вино передадут?

— Вина я в передачах еще не видела, а следить за вами, за родителями, надо. Все вам мерещится, будто еды детям не хватает. Понатащат колбасы, селедки, а одна, так додумалась — борща принесла. Вы-то борща не принесли?

При этом вопросе она лукаво усмехнулась. Вслед за ней заулыбался и я.

— Что вы, нянечка, вот немного конфет, яблоки…

— Кто у вас тут — мальчик, девочка?

— Мальчик, нянечка, Акмулаев Рустам.

— А, знаю, новенький! Сейчас ответную записку принесу.

Через несколько минут я читал ответ Рустама на мои призывы держаться молодцом, не скучать и почаще писать маме.

— Это не сынок вам? — спросила няня. Я коротко рассказал ей историю Рустама.

— Хорошо, что он к нам попал. Здесь его за год — полтора вылечат.

— Так долго?

— Разве ж это долго? Раньше у нас люди по восемь-десять лет лежали. (Вот я работаю здесь с 30-го года, еще когда этот санаторий платный был. И знаете, случай какой у нас произошел? Один раз прихожу на дежурство, смотрю — девочка лежит на скамейке, маленькая, лет трех — четырех. Ну, я спрашиваю: чей ребенок? Никто не знает. Я к старшей сестре, а она говорит:

— Вот вредная баба, это, наверное, она нам оставила!

— Какая баба?

— Да приехала тут какая-то, девочка у нее больная. Ей говорят — бесплатно принять не можем, а она только плачет…

…Ну, я думаю, раз больная, то надо бы положить ее в изолятор, а боюсь, что профессор скажет. И ходила с ней на руках до шести часов вечера, пока профессор приехал. Набралась я смелости и — к нему прямо с девочкой на руках, а он смотрит на меня, смеется и говорит:

— Я уже все знаю. Помойте ее и кладите в изолятор.

Положили мы ее в изолятор, и вот, смотрим — девочка часто ручки к окну тянет и кричит: маинька, маинька!

Оказывается, ее мать здесь все время ходила да к ней в окно заглядывала, а как кого из персонала увидит — так бежать прямо в лес. Пару дней она под окнами ходила, потом пропала и документов никаких не оставила, а девочку мы так и стали звать — Маинька.

Сперва она тихая была, потом поправляться стала и такая озорная сделалась: сестер не слушает, самого профессора Краснобаева один раз за нос ухватила. Ну, известно, ребенок — все ей прощали.

Вот года через три (санаторий уже бесплатный был) приходит какая-то гражданка и спрашивает:

— Мне бы Дубинину Раю повидать.

Хоть детей у нас и много было, но я всех по имени знала, говорю ей: нет у нас такой.

А она как заплачет: я же, говорит, ее у вас оставила.

Села на скамейку, платок головной сняла, слезы вытирает и чуть ли не шепотом: неужто померла моя доченька, я ж сама видела, как в палате она лежала.

Тут-то я и поняла, о ком речь.

— Жива, жива, — говорю, — твоя девочка, только мы не знали, как ее зовут.

Привела я Раю; та сразу ее узнала, кричит: «Маинька, маинька!» Обе плачут. Я, конечно, тоже с ними прослезилась, а лотом к профессору: приехала, говорю, мать нашей Маиньки.

Он вышел в приемную, а женщина чуть не ноги целовать ему хочет. Он ее, конечно, успокоил, только сказал:

— С девочкой надо было документы оставить, а то перекрестили мы вашу Раю.

А Рая хотя и бегала уже, но выписываться ей было еще рано. Так и осталась она у нас — по документам Рая, а для всех — Маинька. И пролежала она без малого девять лет, зато выписалась совсем здоровая. Уехала к себе на Украину, а в войну даже партизанкой была. Сейчас работает на строительстве…

В это время вошла еще посетительница с передачей, и пока нянечка уходила в палаты, я сидел, раздумывая обо всем услышанном. Через несколько минут она вернулась, передала матери записку, ответила на вопросы о здоровье и самочувствии ребенка, проводила женщину до дверей, потом обернулась ко мне:

— Вы не думайте, что ваш Рустам так долго будет лежать, как Маинька. Сейчас много новых лекарств, ребята поправляются быстро. Так и товарищу своему напишите!

К. Д. Чудинов

Раиса Михайловна закончила осмотр и решительно сказала:

— Дома вам оставаться нельзя, сегодня же заберем в больницу. Обострение язвенной болезни! С этим не шутят…

— Как же я поеду? — взволновался больной. — Жена в командировке, а дома — трое ребят. Кто за ними присмотрит?

— Я.

В течение семи дней врач Пугачева ухаживала за детьми своего больного — кормила их, отправляла в школу, по вечерам, как могла, развлекала…

Нужны ли еще примеры, показывающие чуткость и доброту нашего участкового доктора? Уже десять лет обслуживает Р. М. Пугачева наш участок. Трудно подсчитать, сколько за это время вылечила она людей, скольким вернула радость, скольких утешила…

Когда руководители поликлиники № 6 устроили на нашем участке собрание, о Пугачевой говорили многие. Но ни разу не прозвучало здесь слово обиды или неудовлетворенности. Все в один голос благодарили Раису Михайловну. Немало добрых слов было сказано и о враче Ревекке Иосифовне Рабинович. Она никогда не измеряет свое рабочее время положенными часами: если нужно, придет к больному и на рассвете, и поздно ночью, и в свой выходной день.

Вот таким и должен быть врач!

М. Г. Сает. Минск

Болезнь дочурки началась внезапно и тяжело. Проходили сутки за сутками, а в состоянии Наташи не наступало просвета. Наоборот, ей становилось все хуже и хуже. Что с нашей девочкой?

И вот пугающая неизвестность сменилась еще более пугающей ясностью: туберкулезный менингит…

Началась мучительная работа нервов и мыслей — куда лучше поместить ребенка — ведь в — нашей маленькой больнице нет специалистов по этому заболеванию. В этих поисках и тревогах участвовали все, кто знал о нашем несчастье.

Сосед по квартире показал мне газету, где описывались передовые методы лечения туберкулезного менингита. В этот же день в Москву была отправлена телеграмма с изложением истории болезни Наташи и просьбой о помощи.

Через два дня последовал ответ из Института туберкулеза Академии медицинских наук СССР. Как попала туда наша телеграмма — для меня загадка, ведь мы не знали адреса этой клиники. Но я хочу поблагодарить за это всех своих неведомых помощников, начиная от девушки, принимавшей нашу объемистую депешу.

Итак, нам разрешили везти Наташу в Москву. Как только самолет прибыл во Внуково, заботу о больной девочке взял на себя врач медицинского пункта. Он оказал ей первую помощь, дал нам много полезных советов, занялся нашим дальнейшим транспортом. Долго и терпеливо звонил он в какой-то «центр», договариваясь о машине, кого-то убеждал, на кого-то гневался. И вот машина прибыла, мы едем на Яузу…

B клинике нас встретили очень тепло, врач, осмотревший нашу девочку, не утешал нас, не говорил, что Наташина болезнь «пустяки». Нет, он предупреждал о серьезности положения. Но он верил в хороший исход и сумел вселить и в нас эту веру. Короткая беседа вернула нас из мира беспросветного уныния в мир действительности. Мы вспомнили, что находимся в Москве, появилось даже желание посмотреть ее достопримечательности.

Такое же светлое впечатление оставило у нас знакомство с лечащим врачом Лидией Васильевной Лебедевой, с сестрами и нянями отделения. Мы оставили Наташу на попечение этих добрых и, видимо, очень хорошо знающих свое дело людей…

Наташа лечилась долго, и все это время мы регулярно получали из клиники письма, извещавшие о ходе лечения, самочувствии и состоянии Наташи.

Наша девочка поправилась, уже год, как она дома. Но почтальон по-прежнему приносит нам конверты с московским штампом: теперь уже Лидия Васильевна спрашивает у нас, как себя чувствует Наташа, дает советы.

Спасибо вам, товарищи из детской клиники! Хорошие вы люди…

И. Г. Кочеман