Журнал "Здоровье" №1 (49) 1959

Победа над болезнями

Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР

профессор И. А. Кассирский

Когда мы, врачи, учившиеся в дореволюционное время, вспоминаем об эпидемиях, бушевавших в нашей стране и уносивших сотни тысяч человеческих жизней, хочется сказать нашим современникам: счастливые вы люди! Вы не можете понять, какая гора свалилась с ваших плеч, какая тяжесть отлегла от ваших сердец…

Когда-то нам рассказывали случай, звучавший почти фантастически: в Швейцарии не оказалось больных брюшным и сыпным тифом, и профессора за свой счет доставляли их из других стран, чтобы прочитать лекцию с демонстрацией больных.

Сейчас на всей необъятной территории Советской страны от Владивостока до Ужгорода не найдется для показа студентам ни одного больного оспой, возвратным тифом, холерой: даже «свежую» малярию трудно найти. А еще четыре-пять десятилетий назад было так: беспрерывно, неотступно, то в одной, то в другой местности возникали эпидемии, державшие в страхе население городов и сел.

Вспоминается жизнь маленького окраинного городка, где прошло все детство… Вспыхнула эпидемия менингита, появились первые жертвы (ведь болезнь давала почти стопроцентную смертность). Школы закрывались, родители в ужасе думали: когда же кончится эта пытка! Сейчас эпидемический менингит полностью вылечивают пенициллином, да и возбудитель болезни — менингококк, подавленный антибиотиками, стал встречаться гораздо реже.

Нередкой гостьей была в старой России оспа. Мне самому довелось еще работать на двух эпидемиях. Болезнь появлялась где-нибудь в глухих деревнях или кишлаках и, быстро распространяясь, проникала в города. Ведь еще в 1910 году от оспы умерла в Ташкенте знаменитая русская артистка Вера Федоровна Комиссаржевская.

Ныне все эти болезни ушли в прошлое. Это стало возможным потому, что свершилась Октябрьская революция, потому, что забота о человеке стала у нас первейшим государственным делом. Вместе с революцией пришли энтузиасты созданного по идее великого Ленина социалистического здравоохранения, подлинные рыцари борьбы с болезнями.

Наш рассказ будет об одном из них — Леониде Михайловиче Исаеве.

Окончив Военно-медицинскую академию, Исаев увлекся изучением паразитарных болезней. Его мечтой было исследовать неизведанные края, бороться с эпидемиями. Молодой республике Советов нужны были такие люди — полные энергии и жажды дела. Исаева назначили директором тропического института в Бухаре.

Исаев приехал в Узбекистан в 1922 году. Столетия феодального строя, владычества ханов и эмиров оставили свою мрачную печать на жизни этой цветущей страны.

Скорбной тенью вошли в ее судьбу болезни — малярия, лейшманиоз, лихорадка паппатачи, тифы…

Коллектив первого в истории Средней Азии медицинского научного учреждения спешно разрабатывал план борьбы с паразитарными болезнями. Как ученый огромной интуиции Исаев сразу понял, что молено сделать быстро и что потребует длительного времени…

Его внимание привлекла ришта, своеобразная болезнь, распространенная в Бухаре и ее окрестностях. Ришта — метровой длины червь, который живет и размножается в человеческом организме. В Бухаре ришта представляла подлинное народное бедствие. Недаром сложилась здесь печальная песня с постоянно повторяемым рефреном:

Оплодотворенная самка образует глубокую язву в коже, выбрасывая наружу молодых зародышей. Во время купания больного или распространенного на Востоке обычая омовения зародыши попадают в воду. Там их заглатывают невидимые глазу рачки-циклопы. В циклопах зародыши дозревают, и когда здоровый напьется такой воды, он заражается риштой…

Ришту лечили туземные знахари-табибы. Они извлекали червя из подкожной клетчатки, постепенно наматывая его на спичку либо подвешивая к нему монету-теньгу…

Эта процедура производилась в пыли базарных площадей, среди несметных полчищ мух — недаром население называло табибов «мир макасон» — эмирами мух.

Извлечение ришты длилось месяцами, и бродячие табибы буквально разоряли своих пациентов длительными курсами, которые обычно кончались неудачей: либо червь обрывался, либо наступало тяжелое осложнение.

Л. М. Исаев поставил своей задачей ликвидировать ришту в Бухаре. Смелое решение! Ведь это был 1923 год — всего третий год советской власти в Бухаре. Древний город сохранял еще свой средневековый облик, феодальный уклад жизни — с неграмотностью и невежеством, со всемогущим влиянием духовенства.

Самыми крупными рассадниками ришты были бассейны-хаузы у главного духовного училища — медрессе, куда веками стекались паломники со всего Среднего Востока. Здесь ежедневно тысячи людей совершали обряд омовения и заражали воду риштой…

Исаева не останавливали никакие препятствия — ни технические трудности, ни упрямое сопротивление духовенства, угрожавшего молодому советскому врачу кровавой местью. По его настоянию городской Совет закрыл эти хаузы, и тысячи людей, таким образом, были выключены из эпидемиологического кругооборота.

Для того чтобы взять на учет каждый рассадник ришты, пришлось сделать глазомерную съемку всего города и его водоемов. Десять тысяч владений были нанесены на карту.

Один за другим появлялись в списке больные. В амбулаториях лечили бесплатно и хорошо, и это было лучшей агитацией против табибов. В борьбу вступило и санитарное просвещение: ожидая приема у врача, можно было разглядывать плакаты, полюбопытствовать, как выглядит под микроскопом переносчик ришты, или даже посмотреть кинофильм об этой болезни.

Постепенно в быт населения древнего города входила кипяченая вода, кувшины для хранения воды — хумбы стали промывать кипятком. Сотни активистов помогали очищать хаузы.

В 1930 году нам удалось продемонстрировать студентам в ташкентских клиниках последнего больного риштой. Изнурительная болезнь исчезла с лица советской земли, чтобы никогда больше не возвращаться.

Между тем во многих странах мира она продолжает существовать. В Африке и Южной Америке, в Индии и Пакистане 25 миллионов людей еще страдают от «горя риштозного»…

После победы над риштой Л. М. Исаев направил все свои силы на борьбу с малярией. Малярия была тяжелым наследием старого строя. Не менее 8 миллионов больных этой опасной и затяжной болезнью числилось в дореволюционной России, а в период гражданской войны и хозяйственной разрухи число их достигало чудовищной цифры — 14–15 миллионов.

В Узбекистане целые кишлаки вымирали от тропической малярии. Такая трагическая судьба постигла Той-Тюбе и Пскент. За время эпидемии малярии в Узбекистане с 1893 до 1902 года в одном только Ташкентском уезде умерло от малярии 39 640 человек. Особенно свирепствовала (малярия в долинах рек Зеравшана, Санзара, Сурхан-Дарьи.

Советская власть не хотела мириться с этим величайшим народным бедствием. Были приняты государственные меры борьбы с малярией — создавались противомалярийные институты и станции, готовились кадры специалистов. «Командующим противомалярийным фронтом» в Узбекистане становится Л. М. Исаев. Под его руководством трудится целая армия врачей, паразитологов, акринихизаторов, энтомологов, бонификаторов.

Десятки тысяч километров с рюкзаком за спиной исходил Леонид Михайлович пешком по пыльным дорогам Узбекистана. Он знает наизусть каждый ручеек, каждый водоем. Мало кто так, как он, овладел тайнами водных стихий Средней Азии, режимом паводков, влекущих за собой эпидемии малярии.

В царской России мало думали о связи оросительных систем со здоровьем человека. Каналы и водоемы сооружались стихийно, кустарно. В результате вода — источник жизни — стала источником болезней и смерти. Обводнение и заболачивание огромных площадей привели к размножению в астрономических масштабах малярийных комаров…

Как полководец, бросался Исаев со своими «частями» туда, где полыхал пожар эпидемии. Перед маляриологами республики стояла задача — оздоровить весь обширный оазис, расположенный в низовьях Зеравшана. Именно у Исаева (родился план создания Шахрудского водосброса, который мог бы обуздать стихию вод Зеравшана — многорукавной степной реки, заболачивавшей огромные пространства Бухарской и Самаркандской областей.

Новое сооружение обеспечило правильное распределение и сброс вод и ликвидировало заболоченность. Зеравшанская «долина смерти» превратилась в долину пышных садов, зеркальных просторов рисовых полей и безбрежных плантаций белого золота — хлопка. Крупный успех в борьбе с болезнью принесло массовое применение новых отечественных противомалярийных препаратов — акрихина и плазмоцида. Число больных трехдневной малярией, заражавших комаров, стало уменьшаться буквально в геометрической прогрессии. Затем на помощь пришел бигумаль — препарат, излечивающий тропическую малярию. На основе наблюдений эпидемиологической разведки брались на учет все без исключения больные и паразитоносители: всех их лечили настойчиво, терпеливо, до полного выздоровления.

Одновременно велась непримиримая борьба с переносчиком малярии — комаром. Успеху этой борьбы особенно помогал препарат ДДТ, гибельный для насекомых, К 1952 году на каждую тысячу жителей уже приходился только один больной малярией. Последний, завершающий удар по болезни нанес хиноцид — мощное, прекрасно действующее средство. Теперь комару анофелес уже не от кого заражаться малярией, следовательно, он не может и заражать.

На 1 сентября 1958 года во всем Узбекистане, занимающем 409 тысяч квадратных километров, насчитывавшем в 1956 году 7,3 миллиона жителей, осталось несколько десятков больных да и их, наверно, скоро вылечат.

Когда-нибудь история науки и борьбы с эпидемиями подробно опишет все этапы этой потрясающей победы, одержанной советскими людьми над одной из самых распространенных и тяжелых болезней. В этой пламенной, полной творческого пафоса борьбе Л. М. Исаеву принадлежит почетное место. 36 самых лучших, самых молодых и зрелых лет своей чистой, полной героизма жизни он отдал для того, чтобы уничтожить малярию, чтобы сберечь здоровье и радость многих тысяч людей.

Старая Бухара не знала водопровода. Грязную воду из бассейнов разносили по домам в бурдюках

Я сел в машину и двинулся из Ташкента в Самарканд — туда, где сейчас живет и работает Леонид Михайлович.

По ровному, влажно блестевшему асфальту, сменившему некогда пыльную дорогу, мы прокатили мимо Янги-Юля, Чиназа и въехали в Янги-Ер. Это и есть Голодная Степь. Но как неуместно звучит сейчас это название! Вместо извечного горячего солончака — гигантские просторы хлопковых полей — миллионы раскрывшихся на зеленых кустах белых пушков. Кругом, насколько хватает глаз, идет бурное строительство. Ровными рядами светят электрические огни в проснувшемся поселке. Строители уже на ногах: надо торопиться закончить к зиме дома для новоселов, беспрерывно приезжающих сюда.

Малярия давно отступила от этих мест и никого не тревожит. А когда-то здесь были ее грозные цитадели. Люди бежали из этих гиблых селений, и степь оставалась беспризорной, голодной…

Наконец, мы в Самарканде, в институте малярии, возглавляемом Исаевым. Заместитель директора А. М. Быховская оживленно рассказывает о планах и работах коллектива. Начинается борьба за полную ликвидацию аскаридоза; основываясь на опыте китайских друзей, Исаев разрабатывает план уничтожения мух. Все здесь вдохновляется идеями победы над паразитарными болезнями.

У Исаева много последователей и учеников. Большинство из них — всегда в экспедициях, всегда там, где вспыхивают болезни, где надо проводить профилактическую работу. В отъезде сейчас и сам Леонид Михайлович. Поэтому приходится без него осматривать знаменитую «Намазга» — экспериментальную базу ученого.

Вот они, эти старые дувалы, эти ворота, и сразу за ними — хауз. В нем когда-то разводились экспериментальные рачки, потом гамбузии, когда нужно было тщательно изучить их способность пожирать личинки малярийных комаров.

Но вот нас почуяли собаки — их около сорока штук — и нас оглушил внезапный, как артиллерийский залп, рев лаек, доберманов, овчарок, дворняг, привязанных к деревьям.

Эти собаки использовались в экспериментах, когда Исаев работал над решением жгучих проблем внутреннего лейшманиоза. Теперь в опытах на животных предстоит абсолютно точно расшифровать жизненный цикл глистов-аскарид. Ученый тщательно взвесил классические данные гельминтологии и решил пересмотреть многие старые, устоявшиеся в науке положения о биологии и эпидемиологии аскарид.

Надо изучить прежде всего особенности развития зародышей этих глистов, связанные с различными условиями почвы, внешней температуры, влажности.

Л. М. Исаеву хочется выяснить прежде всего местную эпидемиологию аскаридоза. На своей экспериментальной базе он заложил на огромном участке земли яйца аскарид. Участок засеян клевером, в различных отрезках его меняются условия среды, влажности. Больше всего болеют аскаридозом в предгорных районах Узбекистана; вот почему условия развития этих глистов будут здесь приближены к условиям предгорий. Так, прежде чем решать ту или иную медицинскую проблему, Исаев проверяет биологические предпосылки. Он — за то, чтобы превратить медицину в абсолютно точную науку.

Развалины древних минаретов интересуют не только археологов. Не раз паразитологи находили в таких местах клещей — переносчиков заразных болезней

Леонид Михайлович готов отвечать делом на любой призыв жизни. Его замыслы велики и неиссякаемы. Сейчас ученый уехал в Китай, чтобы продолжить начатые им там в прошлом году работы по ликвидации малярии в Хэйнани. И можно быть уверенным: он поможет китайским товарищам в борьбе с этой болезнью!

— Я мечтаю, — рассказывает Исаев, — поехать в Индию и Пакистан на ликвидацию «миллионных очагов» ришты.

В 73 года он полон энергии, как юноша, способен замышлять новые большие дела. Исаев не знает усталости в путешествиях— здесь сказывается его тренировка в бесчисленных паразитологических экспедициях по Средней Азии. Удивительный он человек! Его динамичности, его «перпетуум мобиле», как говорят сотрудники Исаева, нет предела. Он весь в движении, в исканиях, в неизменном и неутомимом труде.

— А скажите, все так же он живет, как 35 лет назад? — спросил я Быховскую.

— Все так же…

Не очень удобно было в отсутствие Леонида Михайловича знакомиться с его бытом, но любопытство одолело меня, и я прошел в его кабинет — служебный, рядом с которым за закрытой на замок дверью была его квартира. Все здесь удивительно скромно: маленькое барачного типа зданьице, кабинет-лаборатория, на стене — небольшие портреты любимых паразитологов — А. П. Федченко, П. Ф. Боровского, Н. И. Латышева и полковника медицинской службы Лишмена.

А с улицы, стоя у окна, можно видеть всю квартиру Леонида Михайловича: с потолка свисает скромная электрическая лампочка, простой стол, узкая, типа раскладушки, кровать и книги… книги без конца. Больше ничего. На редкость непритязателен Леонид Михайлович в быту.

Когда недавно, в Ташкенте, я сказал ему, что в 73 года надо бы подумать о некоторых удобствах жизни, он засмеялся…

— Удобнее некуда! Привык, милый мой. Приучился в экспедициях к такому быту. Одно несчастье — книги: скоро меня выселят…

Да, книги действительно наступают на кровать и на стол со всех сторон, в их нагромождении Исаев видит для себя какой-то ему одному известный порядок и не разрешает никому прикоснуться к ним.

Провожаемый неистовым лаем «лейшманиозно-аскаридозных» собак, я возвращался по дорожке, окаймленной высокой и густой бересклетовой изгородью, и сердце мое было полно гордости за друга — большого ученого, страстного исследователя массовых болезней человека и мужественного борца против них. Гигантскую работу проделал он во имя человеческого счастья. Он мог бы сказать словами Дарвина. «Я убежден, что поступил правильно, посвятив всю свою жизнь упорному служению науке».

Леонид Михайлович Исаев

_{Фото Вл. Кузьмина}