Журнал "Здоровье" №2 (86) 1962

Они не берут жизнь взаймы

Рисунки Ю. Зальцмана

Доверие больного к «своему» врачу, а следовательно, и вера в результаты лечения — одно из условий успешной терапии.

Мы, врачи, знаем немало примеров, когда, казалось бы, безнадежные больные возвращаются к жизни благодаря не только достижениям медицинской науки но и своей горячей любви к жизни, вере в успех лечения. Я хотел бы рассказать об одном примере неудержимого стремления победить физический недуг.

Мой товарищ, ленинградец Иосиф Абрамович Фридман прошел весь трудный путь Великой Отечественной войны. Правда, он не ходил в рукопашную или в разведку: он был врачом. Но представьте себе массированный артиллерийский налет, когда близкие взрывы сменяются нарастающим воем снарядов и кажется, что каждый из них летит именно на тебя. А на столе в это время лежит тяжелораненый, истекающий кровью, и ты ответственен за его жизнь: ищешь перебитый сосуд, останавливаешь кровотечение, вливаешь в спавшиеся вены живительную кровь.

Но вот война позади. Иосиф совершенствуется в своей мирной специальности. Все складывается у него хорошо: увлекательная работа, дружная семья.

Болезнь подкралась незаметно: усталость в ногах, боли в пояснице, чувство онемения. Стало труднее подниматься по лестница. Но как нередко бывает с медиками, они заботятся о здоровье своих подопечных, а не о собственном. Мой друг обратился к своим коллегам, лишь когда симптомы болезни приняли угрожающий характер.

Трудно было не растеряться: в 30 лет, в расцвете сил, он оказался прикованным к креслу-каталке. На что он мог надеяться, если лучшие нейрохирурги оказались бессильными помочь в его беде? В таких случаях иной человек опускается морально, превращаясь в жалкое, капризное существо, изводящее своих близких.

Мрачные мысли о будущем мучали и Иосифа, но он гнал их прочь. На чудо он не надеялся, но верил в возможности человеческого организма, знал, что в нашей стране человека не бросят одного в беде. И он не ошибся.

Как оценить незаметное и постоянное влияние людей, сумевших найти правильный тон и не проявлять признаков убивающей жалости! Разве можно подсчитать регулярные посещения старого профессора, крупнейшего специалиста-невропатолога, который каждый раз находил едва заметные признаки восстановления жизни в онемевших конечностях. Как определить место в жизни Иосифа врача-физиотерапевта и сестры-массажистки, много лет подряд приходивших к нему на дом. А поддержка друзей, товарищей с кафедры, которые в тяжелые для него дни предложили заняться научной работой! А что двигало сотрудницами публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, которые из года в год по нескольку раз в неделю доставляли больному связки книг, необходимых для его работы, уносили обратно использованную литературу и толстые пакеты его большой переписки.

Советские люди, живущие по принципу: человек человеку — друг, дали силы больному вступить в борьбу за активную жизнь.

Я встретил Иосифа через год после его несчастья. Передо мною был не сломленный человек, а прежний — живой и энергичный. Он создавал историю своей специальности за годы Советской власти, обобщал и анализировал основные направления научной мысли, переписывался с руководителями многих клиник. И люди, совсем не знавшие его, охотно откликались на его просьбы, делились с ним своими воспоминаниями и соображениями. Более четырех тысяч статей, монографий и руководств пришлось прочитать ему. И вот недавно он защитил кандидатскую диссертацию.

Увлекшись научной работой, И. А. Фридман не забывал и о лечении. Ежедневно много занимался гимнастикой, давал нагрузку на омертвевшие ноги, разрабатывал суставы, вызывая усиленную циркуляцию крови в недвижимых конечностях, раздражая неработоспособные мышцы. Шли годы, а он терпеливо, с настойчивостью фанатика боролся за свое возвращение к активной жизни.

И какая была радость, когда он впервые почувствовал боль при покалывании иглой! Он удвоил усилия, борясь за каждый миллиметр оживающего тела, проделывал мучительные и утомительные упражнения, пытаясь с помощью костылей и специально сконструированных протезов передвигать свое еще беспомощное тело, стремясь «научить» ходить недвижимые ноги. Он верил в могущество жизни, в непреодолимую приспособляемость организма, в то, что в медицине называют «компенсаторными способностями».

Теперь он без помощи окружающих передвигается, бывает в клинике, в издательстве, где печатается его книга. Он научился подниматься и на второй и на третий этаж.

И пусть еще не полностью восстановилось его здоровье, но произошло главное: он возвратился в строй, к активной деятельности и мечтает о том дне, когда снова будет лечить больных.

«Свершилось чудо!» — скажут посторонние. Но близкие и друзья видят в этом естественный результат настойчивой борьбы мужественного человека, его большой любви и глубокой веры в торжество жизни.

Кандидат медицинских наук К. И. Башмаков

Ленинград — Москва

…Путь нелегкий, да и не близкий. Автобусом до пристани, катером на противоположный берег Волги, а там снова на автобусе или на попутной машине. Часа три, а то и больше уходило ежедневно на поездку в институт со стройки и возвращение домой. Никита Сергеевич Хрущев назвал наших ставропольских гидростроителей — студентов вечернего отделения Индустриального института — подвижниками. Один из этих подвижников— Юрий Городинский, письмо которого «Не брать жизнь взаймы!» появилось на страницах журнала «Здоровье».

Я давно знаю Юру, наблюдал его физическое выздоровление и его духовное возмужание и мне хочется откликнуться на его письмо. Шесть лет, ни в чем не уступая недугу, совмещал он учебу в институте с работой на производстве. Думаю, что читателям журнала небезынтересно узнать и последние новости: недавно Юра получил диплом инженера. Он по-прежнему полон сил и энергии, отлично себя чувствует. В зачетной книжке Городинского нет иных пометок, кроме пятерок. Если бы за работу тоже ставились отметки, то и в «трудовой зачетке» Юры были бы только пятерки. Я свидетельствую об этом как товарищ Городинского по труду.

Говорят, что у хороших мастеров золотые руки. Я не знаю, кем мечтал стать Алексей Фирсов — токарем или крановщиком, комбайнером или забойщиком. Может быть, у него тоже были золотые руки. Но их отняла война.

Деревянные протезы, черные перчатки… Казалось, человек обречен на бездействие. Самый близкий друг и тот не поверил в его силы. Впрочем, разве это друг, если он попросту бросает тебя в беде?.. Ушла жена, один остался человек со своим горем. Но было не только горе — жила в душе глубокая, непобежденная бедой вера в будущее, в свои силы.

Сначала нужно было научиться есть без посторонней помощи.

Фирсов решил, что сам будет делать для себя все необходимое, «оживит» протезы.

…Быстрая и легкая моторка прорезывает волжские волны. У нас в Ставрополе теперь хорошо знают Алексея Фирсова — инспектора рыбного надзора, зорко стоящего на страже природных богатств великой реки. Алексей Фирсов на трудовом посту в буквальном смысле этого слова.

Покоряюща душевная красота человека. Обрел Фирсов и личное счастье: он женат, имеет четверых детей. Как-то я спросил Алексея, что давало ему силы на его нелегком пути. Он ответил так:

— Пенсию мне платили, мог бы я, конечно, и не работать. Но душа не позволяет оставаться только наблюдателем в жизни, быть в стороне от общих дел советских людей.

Когда на XXII съезде партии услышал я вдохновенные слова Никиты Сергеевича Хрущева о значении труда в жизни человека, мне вспомнились многие замечательные работники, которых довелось повстречать в жизни. Вспомнил я и о Юрии Городинском, и об Алексее Фирсове.

Мы немало делаем для того, чтобы распространить производственный опыт наших передовиков. Нужно широко пропагандировать и моральный опыт советских людей, показывать, какие замечательные духовные качества раскрывает в человеке любимая работа, свободный творческий труд.

А. А. Улесов, Дважды Герой Социалистического Труда, электросварщик Куйбышевгидростроя, делегат XXII съезда КПСС

Когда на одном из школьных праздничных вечеров конферансье объявил:

— Балладу Симонова «Сын артиллериста» исполнит ученица десятого класса Зоя Баулина, — на сцену вышла невысокая девушка с открытым лицом. Немного помедлив, чтобы преодолеть волнение, она начала читать стихи. Особенно убедительно звучали у нее слова, бывшие излюбленной поговоркой майора Деева: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!». И пока она читала это довольно большое стихотворение, мне вспомнился весь ее — пока еще короткий — жизненный путь, оказавшийся далеко не легким.

Шустрой девчонкой явилась Зоя в пятый класс нашей Редкинской средней школы. Каждый день отмеряла пешком 14 километров туда и обратно (интерната тогда при школе еще не было). И это в зимние бураны, сугробы и морозы, и в осеннюю слякоть, и в весеннюю распутицу.

Беда подкралась после окончания седьмого класса. В Калинине, когда Зоя стояла в тамбуре переполненного вагона пригородного поезда, кто-то из провожавших, соскакивая на ходу, нечаянно толкнул ее и она упала на перрон.

Вскоре Зоя стала ощущать боли, начала пропускать занятия. Больница, а потом детский санаторий при станции Баталино — долгие четыре года провела она там, прикованная к постели, испытывая постоянные боли. Если бы еще совершила какой-нибудь подвиг или пострадала за правое дело, а то такой нелепый случай, наложивший, казалось бы, отпечаток на всю жизнь…

Врачи сделали все возможное, чтобы поставить Зою на ноги. И вот наступил долгожданный день: ее выписали из санатория. Пусть она еще передвигалась с помощью костылей, но уже поборола недуг.

Зоя не могла отмерять каждый день полтора десятка километров и поэтому ее устроили в среднюю школу-интернат тогдашнего районного центра Новозавидово. Там она окончила девятый класс. А когда открыли интернат у нас, Зоя вернулась в родную школу. Нелегко давалась учеба, сказались перерывы в занятиях. Другие заочники в прошлые годы выезжали на консультации, а ей нельзя было — и это отразилось на ее познаниях.

Но никогда Зоя не унывала, занималась много и упорно, а учителя и товарищи все время ей помогали. Старались делать это как-то незаметно, потому что Зоя терпеть не могла поблажек, скидок на ее болезнь. Раз ей показалась завышенной отметка по химии, так она места себе не находила:

— Куда она мне, эта тройка! Ее из жалости поставили!

Школу Зоя окончила в числе лучших десятиклассников. Теперь она работает на заводе, собирается поступать в институт.

Да, она имела право тогда, на школьном вечере, так убежденно восклицать: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!» Ведь это одинаково верно и для сына артиллериста, и для дочери тракториста.

Преподаватель Б. П. Митёкин

Поселок Редкино Калининской области

Ярко, как в горах, сверкает снег. Пригретые солнцем сосны дразнят крепким запахом смолы, манят свернуть в лес. Мы идем на лыжах недалеко от Москвы вдоль берега живописной реки Вели.

У опушки лыжня затерялась, и вскоре мы уже топтали нетронутый снег. Не повернуть ли, пока не поздно, обратно?

— Свежая лыжня! — раздался голос моего товарища. Мы бросились вперед, пересекли несколько оврагов и чуть не налетели на сидящих около костра двух лыжников.

— Добро пожаловать! — Один из них приветливо кивнул седой головой.

— Ну и здорово же вы ходите!

— По привычке… — улыбнулся седоголовый лыжник.

— Сколько же вам лет?

— Сейчас мне уже за семьдесят, — усмехнулся седоголовый. — Тринадцатилетним мальчуганом я впервые попал в горы. И с тех пор ежегодно совершаю путешествия. — Он взял у своего спутника сверток с завтраком и аппетитно захрустел яблоком.

— А часто вы ходите в походы?

— Каждое воскресенье в любую погоду делаю по 30–50 километров. После десятичасового похода голова в понедельник совсем свежая. Наиболее сложный вопрос своей последней научной работы я решил как раз после очередного воскресного похода.

— Можно позавидовать вашему здоровью. — Мой товарищ жадно затянулся папиросой.

— Зависть — вредное чувство, а вот если бросите курить, получите большую пользу. — Он снова засмеялся и проворно заходил вокруг костра. — Я никогда не курил и никогда не пил вина. Не понимаю, зачем это? Столько в жизни интересного, красивого, даже на самое нужное не хватает времени.

— А за что вы любите альпинизм? — комкая в руках папиросу, спросил товарищ.

— В горах встречаешься с богатством природы всех широт и поясов. В прошлом году побывал я в Карпатах, поднялся на самую высокую вершину Говерля. В это лето путешествовал по горному Алтаю. Отчаянно красивые места!

— А что вы делаете, если сильно устаете?

— Устают не оттого, что много работают, а оттого, что неумело. Даже в самый напряженный период научной деятельности я не изменял своего режима жизни. Математика требует большого умственного напряжения. Ее, как и большинство других научных занятий, можно отнести к разряду «вредных» работ. Бездействие так же вредно, как и перегрузка. После каждого похожа я чувствую подъем сил и тружусь с удвоенной энергией. Но хватит! Сейчас я покажу вам одно интересное место. Неподалеку протекает родниковая речушка. Она не замерзает даже в большие морозы. В ней можно купаться круглый год. Но особенно приятно — зимой. Вынырнешь из ледяной воды и, как в сказке, чувствуешь себя сильным и молодым.

И прежде чем мы успели надеть лыжи, он взмахнул лыжными палками и скрылся за деревьями.

— Кто этот человек? — спросили мы у его спутника.

— Известный ученый, доктор математических наук, член-корреспондент Академии наук СССР и один из основоположников советского альпинизма, старейший мастер спорта Борис Николаевич Делоне.

Мы долго молчали, а потом налегли на лыжи, изо всех сил стараясь не отставать.

М. И. Усов

Б. Н. Делоне (справа) на высшей точке Карпат — вершине Говерля