Журнал "Здоровье" №6 (102) 1963

Солдаты жизни

Глава из новой книги «Брестская крепость», недавно законченной автором. Печатается с сокращениями.

Рисунки В.Высоцкого

Русский врач! Какие волнующие имена и картины встают в воображении, когда вспоминаешь богатую подвигами историю нашей медицины.

Из всех профессий, пожалуй, только медики не меняют характера своей деятельности, когда начинается война. Солдаты жизни в мирное время, они остаются такими же бойцами со смертью и на войне, только условия их работы становятся другими. Кто расскажет о курносых девчушках в больших кирзовых сапогах, под пулеметным огнем, под снарядами и минами таскавших раненых на плащпалатках или на своих плечах, — о санитарных инструкторах и медицинских сестрах?! Кто расскажет о врачах и фельдшерах полковых санчастей и медсанбатов дивизий, работавших в переполненных ранеными палатках под артиллерийским огнем, о медиках армейских госпиталей, делавших свое дело под бомбежками?!

В заводы болезней и смерти, в фабрики уничтожения превратили фашисты свои лагеря для военнопленных. И только пленные медики были здесь единственными борцами со смертью. Гитлеровцы вынуждены были в той или иной степени мириться с существованием лагерных «ревиров» — госпиталей и с деятельностью врачей потому, что использовали пленных как рабочую силу, и потому, что правительству Гитлера приходилось делать вид, будто оно выполняет правила международных конвенций, предписывающих оказывать медицинскую помощь пленным солдатам и офицерам противника. А врачи изобретательно и широко пользовались своими возможностями— спасали умиравших от голода, объявляя их больными, участвовали в борьбе лагерного подполья, помогали узникам бежать. Разоблаченные гестапо, они шли на казнь, принимали пытки и мучения, а в обычном лагерном быту терпели вместе со всеми узниками голод, побои и издевательства.

Брестские врачи прошли весь этот путь, и много истинных героев было среди них.

Жил и работал в городе Бресте главный хирург областной больницы коммунист Степан Трофимович Ильин, пожилой человек с суровым широким лицом крестьянина и большими рабочими руками. Сотни жителей Бреста были обязаны ему жизнью.

В то памятное утро 22 июня 1941 года Ильин, сразу поняв, что произошло, первым делом прибежал в военкомат. Но там ему сказали, что никаких приказов о мобилизации еще нет, и он поспешил в горисполком, где уже никого не застал. Встретив на улице нескольких работников облздравотдела, он решил вместе с ними уходить из города.

Путь их лежал мимо дома Ильина и, попросив спутников минуту подождать, врач побежал предупредить жену. Но в это время к дому подъехала больничная машина скорой помощи и взволнованная медсестра кинулась к Ильину.

— Степан Трофимович, голубчик, скорее в больницу) Там раненых тьма-тьмущая и ни одного врача. Дети умирают!

Ильин остановился в смущении и растерянности. Все, что он делал, до сих пор казалось ему единственно правильным. Он хотел уйти из города, чтобы примкнуть к первой же воинской части. Но сейчас, увидев дрожащую от волнения, заплаканную сестру, узнав от нее, что происходит в больнице, он решил вернуться в больницу, хотя бы ненадолго, чтобы подбодрить сестер и санитарок, вызвать врачей и организовать приемку раненых.

Но он не представлял себе того, что ждало его в больнице. И двор и здание были сплошь заполнены ранеными — их было тысячи две, если не больше. Сюда свозили военных, и сюда сползались все, кто был ранен на улицах при обстреле и бомбежках.

— Доктор, дорогой! Степан Трофимович! Родной наш… — неслось со всех сторон, пока они с сестрой с трудом пробирались к дверям, осторожно перешагивая через лежащих на земле, истекающих кровью людей.

Сестрам и санитаркам, с восторгом встретившим его появление, он показался таким же, как обычно. Как всегда сосредоточенно хмурым было его лицо, а голос звучал с привычной грубоватой властностью. И никто из сослуживцев Ильина не подозревал, каким нерешительным человеком чувствует себя сейчас доктор и какая сложная борьба мыслей и чувств происходит в нем.

Он велел одной из санитарок объехать на машине квартиры всех врачей с приказом немедленно явиться в больницу. Он осмотрел первую группу раненых и распорядился прежде всех положить на операционный стол летчика-лейтенанта с раздробленной ногой, доставленного на машине с аэродрома. Он обошел палаты, указывая, как лучше разместить раненых. И все это время он думал об одном, казалось, неразрешимом противоречии — ему нельзя оставаться в городе, но и уйти он не может.

Так и не решив этого вопроса, он торопливо вымыл руки, надел халат, шапочку и маску и подошел к операционному столу.

Летчик, молодой человек лет девятнадцати — двадцати, с бледным обескровленным лицом, широко раскрыв глаза, пристально и серьезно смотрел на врача. Ему предстояло ампутировать ногу почти до колена, и Ильин предупредил его, что будет оперировать без наркоза: усыплять лейтенанта было некогда. Летчик молча кивнул, и операция началась.

Вначале, как ни старался Ильин сосредоточиться только на том, что делает, он не мог не думать о своей судьбе, и пока руки совершали привычные быстрые движения, в каком-то дальнем уголке сознания он продолжал решать тот же неотступно стоявший перед ним вопрос. Но мало-помалу внимание его все больше привлекал этот юноша, лежавший на столе.

Ильин знал, как мучительна эта операция, какую нестерпимую боль должен испытывать молодой летчик. Он ожидал крика, стонов, но лейтенант молчал. На мгновение доктору показалось, что его пациент от боли лишился чувств. Он посмотрел в лицо летчика, увидел крупные капли пота на его лбу, посиневшие от напряжения, плотно сжатые губы, жилые, полные муки глаза, и острая жалость и нежность к этому мальчику, так мужественно переносящему страдания, охватила его. Он уже ни о чем не думал и только торопился закончить операцию.

— Вот и все! — сказал он, наложив последний шов и наклоняясь к лицу летчика. В ответ неожиданно прозвучало тихое и спокойное «Спасибо, доктор!», и Ильин, чувствуя, что у него от волнения перехватило горло, поспешно отошел к умывальнику.

И тут он понял, что вопрос, так долго мучивший его, внутренне уже им решен. Судьба двух тысяч искалеченных людей, заполнивших больницу, была сильнее его личной судьбы. Все то, что недавно казалось ему противоречивым и несовместимым — долг коммуниста, долг врача и долг человека, — вдруг сразу слилось воедино. Он ощутил себя здесь, у операционного стола, солдатом, который ведет бой и который не получил приказа об отступлении. И он уже твердо знал, что останется на своем боевом посту и не уйдет отсюда, чем бы это ему ни грозило.

Он остался. Он работал до изнеможения весь этот день, работал и тогда, когда город был уже полностью занят врагом и немцы появились в больнице. Он стоял за операционным столом всю ночь и почти весь следующий день, только меняя окровавленные халаты.

Потянулись долгие месяцы страданий. Наконец доктор Ильин установил связь с партизанами и ушел в один из отрядов, пробыв там до самого освобождения Бреста.

Степан Ильин был штатским, а не военным врачом. Но еще в первые месяцы оккупации ему приходилось иногда бывать в лагере для пленных Южного военного городка, где работали его коллеги — военные медики из Брестской крепости, попавшие в гитлеровский плен. Он видел невыносимые условия этого лагеря, видел, как мрут от голода и болезней тысячи пленных, видел мучения наших людей и, страдая от невозможности помочь им, иногда думал, что его место как коммуниста и врача — там, среди узников фашизма, которые больше всего нуждаются в его помощи. Однажды, приехав туда, он заявил, что остается с пленными, и доктор Юрий Петров, который руководил «ревиром» Южного городка, с трудом отговорил его от этого намерения и почти насильно вытолкнул Ильина из ворот лагеря, быть может, тем самым сохранив ему жизнь. Недаром другой врач этого «ревира», Сергей Сергеевич Ермолаев, позже, находясь в лагере Седлец, оказался не в силах вынести все то, что ему пришлось видеть и пережить. Он покончил самоубийством, перерезав себе горло бритвой, и все усилия товарищей-врачей спасти его остались тщетными.

Петров, Маховенко, Медведев, Занин, Маслов — эти врачи из Брестской крепости взяли на себя в лагере Южного городка нелегкую обязанность — лечить и спасать от смерти наших раненых пленных. Это были хирурги высокого класса, мастера своей профессии, но им пришлось работать в совершенно невозможной обстановке.

Раненые валялись на грязной соломе, не хватало бинтов для перевязок, не было медикаментов: гитлеровцы отнюдь не хотели помогать врачам лечить тех, кого они старались скорее загнать в могилу. Приходилось всячески изворачиваться — медсестры стирали бинты, и они снова шли в дело, порой удавалось выпросить для раненых лишнюю порцию баланды, случалось добывать у немецких врачей медикаменты.

Немецкие врачи из военного госпиталя, разместившегося в Бресте, вскоре узнали, что в лагерном «ревире» в Южном городке работает искусный хирург Юрий Викторович Петров, ученик знаменитого ленинградского хирурга-онколога Н. Н. Петрова, ныне лауреата Ленинской премии. Порой они приезжали посмотреть на его операции, проконсультироваться по какому-нибудь сложному случаю, а Петров пользовался этим интересом и уважением к себе со стороны немецких коллег, чтобы достать у них то перевязочные материалы, то лекарства.

Петров и Маховенко были спасителями майора Гаврилова, когда героя крепости привезли в лагерь. Брестское гестапо почему-то интересовалось выздоровлением майора, и возникало опасение, что с ним могут расправиться за его стойкость и упорство. Поэтому врачи объявили, что Гаврилов заболел тифом, и перевели его в тифозный барак. Тифа гитлеровцы боялись, как огня, и Гаврилов на два месяца исчез из их поля зрения. За это время чиновники в гестапо сменились, история с Гавриловым забылась и его оставили в покое. Тогда врачи выписали его из тифозного барака и устроили раздатчиком баланды на кухне, чтобы он мог подкормиться и немного восстановить свои силы.

У меня нет возможности назвать здесь всех медиков из Брестской крепости, живых и погибших, как нет возможности даже упомянуть всех участников героической брестской обороны. Но в заключение я хочу рассказать только одну историю трудной, честной и трагически оборванной жизни Бориса Александровича Маслова.

Военврач II ранга Маслов был начальником окружного госпиталя, который, как уже говорилось, находился на Южном острове крепости. Когда началась война, он оказался на своем посту и руководил спасением больных и раненых. Госпитальные корпуса горели и рушились под артиллерийским обстрелом и бомбежками, и по приказанию Маслова всех больных перенесли оттуда в ближайший каземат в земляном валу.

Бой шел около внешних ворот Южного острова, не смолкала перестрелка на валах над Бугом, какие-то группы бойцов дрались около полуразрушенных госпитальных зданий. В каземат к Маслову приносили раненых, и он с несколькими врачами и сестрами старался оказать им посильную помощь, хотя бинтов и медикаментов почти не было. Потом раненых набралось столько, что пришлось занять соседние казематы.

Поглощенные лихорадочной работой, врачи и сестры потеряли счет времени. Они не знали, сколько часов прошло, когда неподалеку от убежища, где находились раненые, послышались очереди автоматов и разрывы гранат. Гитлеровские солдаты прорвались на этот край острова и теперь прочесывали один за другим казематы земляного вала.

Маслов надел новый белый халат и, выйдя наружу, под пули, пошел навстречу вражеским солдатам, размахивавшим гранатами. Мучительно вспоминая забытые немецкие слова, он закричал, чтобы солдаты яэ стреляли — в этих казематах находятся только беспомощные раненые. Держа наготове гранаты, автоматчики недоверчиво и подозрительно заглядывали внутрь. Потом они пробежали мимо. Раненые были хотя бы на время спасены.

Вместе с другими врачами и сестрами Маслов оказался вскоре в лагере Южного городка Бреста. Он работал а лагерном «ревире», как и Петров, Маховенко, Ермолаев, но мысль о побеге не оставляла его. В конце лета Маслов с группой бойцов бежал. Они пришли ночью в город, и Маслов пробрался домой, чтобы переодеться в штатский костюм. Попрощавшись с женой и дочерью, которых он бросал тут на произвол судьбы, врач со своими товарищами той же ночью двинулся на восток к фронту.

Однажды, уже далеко от Бреста, их приютил на ночь какой-то железнодорожник. Здесь они узнали, что фронт ушел за сотни километров и что даже Смоленск уже захвачен врагом. И они поняли, что не дойдут.

В ту ночь в дом железнодорожника прибежала плачущая женщина — его соседка. Она сказала, что в ее хате умирает бежавший из немецкого лагеря. Женщина боялась вызвать врача — если бы на нее донесли, она была бы расстреляна за укрывательство.

Маслов тотчас же отправился к ней. Помочь больному уже было нельзя: истощенный, измученный беглец погибал от сильнейшего воспаления легких. Он умер через несколько часов. Плача, женщина передала Маслову все его документы.

Умерший не был военным— у него нашли паспорт. И тут обнаружилось любопытное совпадение — покойника звали, как и Маслова, Борисом Александровичем, только фамилия была другой — Кирсанов. По возрасту он оказался почти ровесником врача, и все это вдруг подсказало Маслову, что ему надо делать. Он подклеил на паспорт свою фотографию и вернулся назад в Брест. Когда «доктор Кирсанов» явился к немецкому окружному врачу «гебитсартцу», тот, конечно, (потребовал его диплом, но Маслов объяснил, что все его документы сгорели в первый день войны, и предложил проверить свое умение на деле. Несколько операций убедили немца, что перед ним опытный, знающий хирург, и он был направлен на работу в больницу местечка Любешов, где вскоре завоевал симпатии жителей.

В начале 1943 года он узнал, что в соседнем Морочанском районе активно действуют партизаны. В районном центре оказалась вакантной должность врача, и Маслов добился перевода туда. Через некоторое время с помощью местных жителей связь с партизанами была установлена, и однажды к командиру отряда в лесной лагерь привели человека, который, по-военному вытянувшись, доложил, что «военврач II ранга Маслов прибыл для дальнейшего прохождения службы». С этих пор он перестал быть Борисом Кирсановым и опять сделался Борисом Масловым, партизанским врачом в одном из отрядов Героя Советского Союза А. Ф. Федорова.

После соединения с частями Советской Армии Б. А. Маслов был начальником большого военного госпиталя в городе Станиславе на Западной Украине. В 1948 году он демобилизовался из рядов армии по болезни, но вскоре был арестован и осужден по ложному обвинению в пособничестве врагу.

В 1953 году Б. А. Маслов погиб в лагере Красноярского края. Герой Брестской крепости, партизан, преданный Родине советский человек, медик с высшим чувством долга и ответственности, он не дожил до лучших времен и пал жертвой бериевских репрессий.

Пусть же этот краткий рассказ будет первым маленьким и скромным венком на неведомую могилу врача-патриота и героя.