Гибель Гражданина

Глава 30

В конце обучения Мак наводил на курсантов окончательный блеск и читал коротенькую лекцию.

- Достоинство, - говорил он. - Помните, чувство собственного достоинства - ключ к сопротивлению любого человека: и мужчины, и женщины. Покуда объекту дозволено чувствовать себя разумным существом, наделенным правами, привилегиями, самоуважением, объект может стоять насмерть. Возьмите солдата в чистой, выглаженной форме, вежливо подведите к столу, с почетом усадите, церемонно попросите положить руки на стол. Потом можете загонять ему под ногти хорошо заточенные спички, поджигать их - и поражаться, как парень созерцает собственные жареные пальцы и смеется вам в лицо. Но, если того же солдата сперва обработать, показать, что вам наплевать на сохранность как собственных кулаков, так и чужой анатомии - даже не особенно стараться, просто хорошенько помять, парень тут же перестанет воображать себя романтическим воплощением благородной отваги.

Я застал Тину совершенно врасплох. Она треснулась о стенку с такой силой, что дрогнуло все строение. Затем поползла на пол, неизящно растопырив ноги, распахнув ошарашенные глаза. Медленно, с изумлением глядя на меня, Тина поднесла руку к губам, отняла, вытерла о панталоны, оставив на белой ткани пунцовое пятно. Шевельнулась, начала подниматься. Я перегнулся, сгреб ее блузку на груди; потянул, отрывая пуговицы, раздирая швы. Поставил Тину на ноги и начал хлестать по щекам до тех пор, пока из носа не хлынула кровь. Что было силы я толкнул ее. Тина оступилась, попыталась удержаться и шлепнулась на четвереньки. Я пнул ее ногою в зад, она рухнула окончательно и фута два проехала по запыленному полу прямо на лице и животе.

Тина медленно перевернулась.

- Схватишься за оружие, милочка, - ударю ботинком по лицу, - объявил я, выжидая.

Совсем иная Тина медленно встала с пола и повернулась ко мне: оборванное, грязное, окровавленное создание - выглядевшее, слава Богу, странно бесполым - создание, которое вытирало нос и губы остатками блузки, елозило грязными ладонями по белым панталонам и не обращало никакого внимания на свою растерзанную одежду. Не избитая хорошенькая женщина, еще сохраняющая известную заботу о внешности, а раненый, загнанный зверь, глядящий только на охотника.

- Болван! - выдохнула она. - Чего ты добился? - Она быстро отступила к окну. Занавеска с шорохом взлетела. Тина развернулась, люто зыркнула на меня: - Вот! Лорис уходит! Я предупреждала! Теперь уже поздно. Делай со мною, что хочешь, уже поздно!

Я осклабился, взял с кровати бумажный пакет и швырнул Тине.

- Разверни.

В ее глазах мелькнули испуг и недоумение. Она подошла к постели, положила пакет, сорвала бумагу и не обнаружила ничего, кроме норок на сатиновой подкладке. Посмотрела на меня, осторожно расправила пелеринку - и замерла. Внутри лежал громадный револьвер Лориса. Глянцевый мех вокруг испачкался полузасохшей кровью. Револьвер казался опасным уродливым животным, хищником, обгадившим собственное логово.

- Ты посылала предупреждения моей жене? Тина, ты просто дура. Я ходил у Мака в лучших мальчиках не потому, что содрогался при виде дохлых кошек.

Разумеется, Тина признала револьвер. Секунду спустя она осторожно и ласково тронула рукоять.

- Лорис мертв?

- Наверное, уже да, - ответил я. - Чтобы выжить, ему требовались новое сердце и легкие. Все кончено, Тина.

Она обернулась ко мне, однако вряд ли услышала сказанное. Не думаю, будто Тина любила своего напарника, да и сам он, судя по утренней сцене, верностью не отличался. Пожалуй, Тина чувствовала себя подобно человеку, потерявшему руку - сильную, полезную конечность, неспособную мыслить самостоятельно, - и пускай, на то она и рука. С Лорисом работалось, подозреваю, куда легче и лучше, чем со мной.

Она тихо проронила:

- Как мужчина он был получше! тебя, Эрик.

- Вероятно. В буквальном смысле слова. Но в постельных вопросах мы не состязались. А как боец он не стоил ни черта.

- Да если бы Лорис только дотянулся до тебя...

- Если бы у этой кровати были крылья, мы бы на ней улетели. Когда, спрашивается, подобному безмозглому куску говядины удавалось дотянуться до меня? Один раз, - признаю, - когда я ничего не ждал. Но я вернулся прямо в старую колею, голубушка. Ты сама этому помогла. А Эрик не имел обыкновения бояться здоровенных малых - уж, во всяком случае, не таких, с ушами, пристроенными к дубине.

Тина стояла передо мной в изодранной блузке и дурацких белых панталонах, порванных и перепачканных у колен. Точь-в-точь малыш, угодивший в уличную потасовку и вытирающий разбитый нос... Я отбросил неуместную мысль. Времени для сентиментальных сравнений не было. Это не малыш. Это свирепая женщина, убившая множество взрослых и похитившая по крайней мере одного ребенка. Я повторил:

- Все кончено. Тина. Мак велел кланяться.

В ее глазах опять мелькнули смятение и испуг.

- Это он тебя послал?

- Выбирай: по-плохому или по-хорошему. Не заблуждайся. Посмотри в зеркало. Я не забавы ради тебя избил, а показал, что не боюсь пачкать руки. Мы оба можем избавиться от множества затруднений, если ты поверишь моему слову: пощады не жди.

Она быстро сказала:

- Твой ребенок. Твоя девочка. Если я не выйду на связь в условленное время...

- А я управлюсь прежде, чем это время наступит.

- Блеф! Ты не осмелишься!

- Лориса, видишь ли, уже нет на свете; можно осмелиться. Я не знаю, каковы люди, оставшиеся с Бетси, но убить ребенка, несмышленыша, не способного говорить и давать показания, - не всякий сумеет. Сумеет ли, нет ли - во всяком случае, без приказа такое сотворят не сразу и неохотно. А кто отдаст приказ? Уж никак не Лорис! И не ты.

- Не посмеешь! - прошептала она.

Я расхохотался.

- Это старый добрый Эрик, милочка. Ты ошиблась. Мак просил тебя уничтожить. Мы долго беседовали в Сан-Антонио, Мак и я. Но я велел ему убираться подальше. Я был мирным гражданином, отцом семейства; не хотелось возвращаться к семье с кровью на руках. Я эти руки пытался отмыть пятнадцать лет... Так и сказал Маку. Да и не совсем безразлична ты мне была. А потом Лорис берет и похищает Бетси! - Я перевел дух. - У тебя не было детей, Тина? Жаль, иначе ты и пальцем не решилась бы дотронуться до моих.

Наступила тишина. Я спокойно добавил:

- А теперь расскажи сама, где ребенок. Тина облизала губы.

- Меня пытались раскалывать люди получше тебя, Эрик.

- Милая, для такой работы не требуются люди получше. Наоборот, нужны люди похуже. А если моя девочка в опасности, я становлюсь наихудшим.

Я сделал шаг. Она отступила, наклонилась, подхватила и вскинула револьвер Лориса. Вряд ли на что-то рассчитывая. Тина просто использовала последний невероятный шанс. Не медлила, не угрожала - прицелилась в упор и нажала курок. Раздался щелчок, я хмыкнул. Если дурак отдает противнику неразряженный револьвер, то пуля между глаз полагается дураку по справедливости.

Я пригнулся, револьвер пролетел над самой головой. Тина запустила руку за пазуху, лезвие десантного ножа выскочило, звякнуло, встало на место - но холодным оружием она дралась неважно. Менее чем за десять секунд я отобрал нож. Мы уже не забавлялись, как в Техасе, я не осторожничал, и что-то хрустнуло. Тина вскрикнула, сжимая сломанную кисть. Она следила за мною глазами, черными от ненависти.

- Никогда не найдешь! - прошипела она. - Хоть убей, ничего не скажу!

Я взглянул на золингеновский клинок и потрогал кончик лезвия большим пальцем. Глаза Тины распахнулись.

- Скажешь, - ответил я.