Гибельный день

4. Цирцея

Дублин. 16 июня, 9:15

Ломтик луны на бледно-лимонном рассветном небе. За окном занимается утро. Волосы Бриджит — пышная ярко-рыжая с золотом паутина — разметались по белой наволочке…

Она спит рядом. Закрытые глаза, приоткрытый рот.

Через жужжание вентилятора я слышу, как звенит телефон в другой комнате.

Это Скотчи, можно не обращать внимания.

Пахнет жимолостью. Чуть слышны тихие отзвуки города.

Ее тело столь неподвижно, бело, прекрасно, как будто это скульптура из боттичинского мрамора.

Скотчи наверняка звонит, чтобы я встретился с ним в аэропорту. Мы должны лететь во Флориду на похороны. Темный уже там, вот почему этой ночью мы с Бриджит вместе. Единственный раз.

Ее дыхание становится не таким глубоким. Под веками подрагивают глаза.

— Что за шум? — бормочет она.

— Ничего, спи.

Она зевает.

— Чем занят? — спрашивает Бриджит.

— Любуюсь тобой.

— Майкл, возьми трубку. Может, это что-то важное.

— Ерунда.

— Возьми трубку, — настаивает она.

— Это Скотчи, ничего серьезного, — говорю я ей.

Она морщится от отвращения. Из всех парней Темного именно Скотчи она ненавидела больше всех. Было что-то в его мерзком лице — как у горностая. К ней он не приставал, ничего такого — не хотел переходить дорогу Темному, — причина, думаю, была в его непостижимо гнусном умишке и врожденном хищном коварстве. Под личиной буйного хвастуна скрывалось нечто более опасное и зловещее. Совершенно невыносимый тип.

Телефон уже вопит.

— Да возьми же трубку, это может быть Энди! — повысила она голос.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Беру ее руку, целую и соскальзываю с матраца. Открываю дверь спальни.

Бриджит вздрагивает, будто сбрасывая остатки сна, с тревогой смотрит на меня своими темно-зелеными глазами. Я жду, не скажет ли она чего-нибудь, но Бриджит молчит. Выхожу в гостиную. Телефон свалился под диван. Ворочаю мухобойкой в попытках его достать.

— Нет. Подожди. Не бери его! — вдруг говорит она, повышая голос, почти в панике. — Не бери! Ты прав, пускай звонит. Иди лучше сюда.

Но уже поздно. Я надел телефонную гарнитуру и услышал сопение и голос Скотчи:

— Привет.

— Ла-Гуардиа, Брюс, остался один час, — говорит Скотчи. — Поторопись!

— Меня зовут не Брюс. — Я уже в тысячный раз повторяю ему это.

— Остался час, поторопись!

Я выключаю гарнитуру. Бриджит вздыхает. Да, слишком поздно…

Лима.

Но океана за окном нет. Да и небо какого-то неправильного цвета — не темно-синего, а цвета яичной скорлупы.

Что случилось?

Надо спросить Гектора, он скажет.

— Гектор… Гектор!

Где мой сотовый? Я попытался сесть и задохнулся от приступа убийственной боли. Так, я в машине. Вон указатель, на нем написано: «Родильный дом на Холлс-стрит — поворот налево».

Холлс-стрит… Дублин?

Все встало на свои места. Гектор мертв. Я убил его выстрелом в голову; наемного убийцу выбросил в окно, а его напарника укокошил пулей двадцать второго калибра из пистолета, припрятанного на лодыжке.

На меня смотрела женщина в голубом платье:

— Дорогой, с тобой все в порядке?

Я выполз из машины. На улицу, на утренний воздух, не понимая, куда я направляюсь и что, черт побери, мне нужно делать дальше. Солнце. Перистые облака. День совершенно не ирландский, но я знал, что вокруг — именно Дублин, потому что за серыми очертаниями домов чувствовалось дыхание реки Лиффи. Ее запах, чуть-чуть отдававший то ли бензином, то ли чем-то еще, чего я не сумел бы назвать, похожий в это мертвенное утро на запах мертвого тела. Спокойная Лиффи текла себе в Дублинский залив, омывая опоры, мосты и выступы набережной. И запах! Если не бензин, то солярка. Тут не ошибешься, это Дублин. Все верно.

Перед глазами мельтешили темные точки — как будто повреждена сетчатка. Зажмурился — точки пропали.

Я отошел — вернее, отковылял — от машины.

И как раз вовремя!

Двое молодчиков пошарили в «форде-сьерра», выбрались из него и направились к «мерседесу».

Обычный простофиля, да если у него к тому же в глазах потемнело, наверное, подумал бы: «А, парочка угонщиков…»

Но не я. Не без усилия прищурившись, я рассмотрел на них грязную и мятую форму. Даже издали эти парни воняли табачным дымом и кофе. Как можно так изгваздать форменную одежду с самого раннего утра?

Клянусь, это чертовы копы, или быть мне китайцем!

— Доброго утра! — крикнул один издалека — ни в его приветствии, ни в хищных пилерских глазах не было ни малейшего намека на доброту.

Я кивнул в ответ, а затем пожалел об этом.

— Отличный денек, да? — сказал я с лондонским акцентом.

У них наверняка есть ордер на мой арест. Почему бы не выдать себя за лондонца? Впрочем, они в пять минут сумеют меня вычислить.

Сумка по-прежнему лежала в машине, но документы были при мне, в куртке. Выкинул их, пригнулся и, как только скрылся с их глаз, побежал так быстро, как мог, несмотря на повязку из ленты-герметика, натертую ногу, протез. Я еще не очухался от смены часовых поясов, еще не развеялся дурман болеутоляющего и снотворного, но я бежал, хотя не имел ни малейшего понятия куда.

Насчет пяти минут я дал маху. И двух минут не прошло.

— Эй, ты! — крикнули копы. — Стоять!

Я от них уже порядочно оторвался. Однако мне было так плохо, что, если я не сброшу их с хвоста, воспользовавшись толкотней и давкой в таком оживленном городе, как Дублин, они меня все равно поймают.

Я завернул за угол и обнаружил, что нахожусь рядом с Тринити-колледжем.

Великолепно!

Вбежал в ворота и смешался с колышущейся толпой студентов, туристов и прочих персонажей, необходимых для моего замысла.

Настоящее столпотворение.

Толкотни и давки было больше обычного, значит, какой-то наплыв туристов или подошло время экзаменов. Может, выпуск?

— Что это за craic?[11] — остановил я потерявшуюся девушку, которая бродила в поисках своих друзей.

— Шествие, — ответила она, указав на угол университетского двора, где хаотичная толпа обретала четкий порядок и выходила на улицу.

До меня дошло, что это часть сегодняшнего праздника. Дети были одеты в эдвардианские костюмы, некоторые ехали на старомодных велосипедах, а омнибус на конной тяге вез команду упившихся в грязь игроков в регби. Ну что ж, это место ничуть не лучше и не хуже всех прочих.

Я влился в процессию как раз в тот момент, когда легавые появились в воротах колледжа. Один из них по-прежнему курил сигарету. Господи, да собираются ли они меня ловить?! Докуривай уже свою погань, козел!

Оба они были лет на двадцать старше меня, циничные, равнодушные… Система уже успела основательно промыть им мозги. Может, парочка молодых пилеров и смогла бы перекрыть шествие от Тринити, вызвать подмогу, но только не эти. Люди проходили у них под носом — а им хоть бы хны! Но расслабляться все равно нельзя. Я сдернул с головы какого-то паренька кепку, протолкнулся сквозь толпу, подсек другого парнишку и сорвал с него эдвардианский пиджачок, как только он упал.

— Черт!.. — А дальше я не слышал, потому что отошел на три шага в сторону и на четыре назад.

Натянул пиджак поверх своей кожаной куртки, напялил кепку и последовал за остальными ребятами к выходу из Тринити и на дорогу.

Отлично.

Теперь я был одним из примерно двухсот участников шествия — точно так же одетых и возбужденных студентов, направляющихся к О'Коннелл-стрит. Сумеют ли копы меня сцапать? В радостном настроении мы повернули от Тринити и отправились на север.

«Улисса» я не читал, но легко мог предположить, что многие молодые люди одеты как персонажи книги. Парикмахеры, гробовщики, букмекеры скачек, священники, монахини — все они были в старомодной одежде, и почти все выглядели такими привлекательными и симпатичными, что уже не раздражали молодостью, буйством и назойливостью. А кроме того — большое спасибо! — они спасали мою шкуру. Некоторые прикладывались к пиву, и мне тоже передали жестянку «Гиннесса», которую я с благодарностью принял.

— Всегда пожалуйста! — ответила мне румяная девушка с каштановыми волосами, одетая как девица легкого поведения.

Я сделал большой глоток «Гиннесса» и почувствовал себя получше.

— Молодой господин желает поразвлечься? — спросила она, не слишком удачно подражая эдвардианскому английскому. На вид ей было лет девятнадцать-двадцать, и родом она была откуда-то из графства Керри.

— Увы, прекрасная леди, у меня нет времени, чтобы воспользоваться столь заманчивым предложением, — ответил я. — За мной по пятам идут ищейки Замка.

— Что ж, тогда в другой раз… — И она потянулась чокнуться со мной банкой с безалкогольным пивом. Как знать, может, я бы и постарался выкроить время, но мне надо было убираться из города. Предстоит еще найти укромное место, чтобы собраться с мыслями, отдохнуть и переждать опасность.

В Дублине я никого не знал и имел сильное подозрение, что все мои старые убежища и явочные квартиры, которыми я когда-то пользовался, давно раскрыты. Однако при взгляде на вызывающий наряд девушки из Керри у меня появилась идея.

Давным-давно в Белфасте, когда я терся в банде налетчиков, Рубака Клонферт частенько брал нас в бордель, находившийся рядом со зданием Четырех Судов в северной части набережной Лиффи. Заведение это посещали по большей части адвокаты и чиновники, но Клонферт был тесно связан с налетчиками и считался чем-то вроде местного авторитета. Поэтому тамошние девочки, не испытывая особых угрызений совести, свободно пускали нас к себе. Если это заведение все еще работает (а с тех пор прошло почти пятнадцать лет), то там вполне можно перекантоваться. На Рубаку я ссылаться не стану (он давно завязал с темными делишками), но могу прикинуться обычным клиентом. В пиджаке и кепке, с измученным лицом, я вполне сойду за затюканного дублинского адвокатишку по семейным делам или кого-то в этом роде.

В голове стал оформляться план.

Пойти туда, помыться, почиститься, осмотреть рану. Мне в любом случае нужно было выбираться из этой сводящей с ума толпы, да и разгуливать в футболке, пропитавшейся кровью, далеко не безопасно.

А еще мне нужно было позвонить Бриджит из какого-нибудь тихого места. Я хотел знать, что за чертовщина происходит. По тону ее голоса, надеюсь, я смогу понять, работал ли фальшивый таксист на нее. Да и был ли он на самом деле наемным убийцей? Он назвал меня по имени — это были мои глюки, или я что-то не понял, не расслышал? Бриджит, может, и не знает ответов на все вопросы, но на часть точно ответит.

Дальше будет проще. Из Дублина надо убираться, но вот сматываться или нет из самой Ирландии — тот еще вопрос.

Копов я не боялся: если водитель выжил, он не может сказать им правду, а если умер, они с радостью спишут его смерть на очередную разборку среди бандитов — у полиции и без того дел по горло. Для меня ирландская полиция была немногим лучше ирландской армии, и, поскольку служил я когда-то в армии британской, к этим двум ирландским организациям испытывал только отвращение. Любой салага, который хоть чего-нибудь стоит, переведется в Ирландский гвардейский полк в Лондоне; любой уважающий себя пилер будет стремиться в одно из крупных полицейских формирований метрополии. Легавые и солдаты из ирландцев посредственные.

Но самодовольством вымощена одна из дорог в ад. Свое отвращение мне надо засунуть куда подальше и продолжить жить как ни в чем не бывало.

— Ты преподаватель? — собравшись с духом, спросила девушка.

— Неужели похож? — скривился я в улыбке.

— Может, студент-переросток?

— Ну, можно и так сказать. Я всегда чему-нибудь учусь, — поддакнул я.

— Ну… думаю, это классно. Очень хорошо вернуться в университет в таком возрасте, образование — это ведь самое важное.

— И сколько же лет ты мне дашь?

— Сорок? — неуверенно произнесла она.

Боже! Впрочем, неизвестно, как бы ты, малышка, выглядела после поножовщины.

— Эх… мне всего лишь чуть больше тридцати. Просто всю ночь был на гулянке.

— А какой предмет изучаешь? — задала она следующий вопрос, но, прежде чем я смог придумать ответ, мы очутились на мосту О’Коннелл-стрит посреди вселенского бедлама. Частью официальных мероприятий Блумова дня это шествие не являлось, и копы растерялись. Автомобили все еще пробовали выехать с набережных и свернуть вверх по улице, а шествие пыталось пройти по О’Коннелл-стрит дальше на север.

Автобусы, автомобили, грузовики, велосипедисты, пешеходы — все смешалось в совершенно невообразимую кучу прямо в центре города. Кое-кто из студентов уже начал выходить из себя — кричали в сторону копов, пели что-то с издевкой. Растерянные туристы отставали от своих групп, вопили водители такси, пилеры отходили назад, беспомощно ожидая указаний. Все это было мне только на руку. Чем больше хаоса, тем лучше.

— Дорогая, извини, мне нужно покинуть тебя, — обернулся я к девушке.

Она схватила меня за рукав:

— А в «Джуриз» не пойдешь?

— Не могу, прости. Мне нужно уходить, я на самом деле убегаю от пилеров.

Она заглянула в свой рюкзачок, украшенный всякими побрякушками, перевернула его вверх тормашками, и оттуда выпал большой брелок в виде хипповского «фольксвагена»-микроавтобуса. Я подхватил его и вернул ей, к тому времени она уже нашла, что искала, — листок с дублинским номером телефона.

— Мой мобильник. Позвони, если вечером будешь свободен.

— Хорошо, если только до того меня не вздернут.

— Рирдан. — Она протянула руку.

— Брайан, — ответил я и, прошмыгнув мимо нее и остальных студентов, проскользнул рядом со штативом с камерой Би-би-си, увернулся от видеокамеры агентства Ар-ти-и и едва-едва разминулся с чудиком из съемочной группы передачи «60 минут», который чуть не впечатал меня в автобус.

Довольно скоро я обнаружил зеленую телефонную будку, вошел в нее и огляделся: нет ли за мной хвоста.

Абсолютно никого! Я оторвался от копов, они потеряли меня. Великолепно!

Так, от них избавился. Теперь вторая часть задуманного — найти Четыре Суда. Где искать? Где-то рядом с рекой…

Остановил парня — на его футболке был изображен Джойс.

— Простите, пожалуйста, вы не скажете, где находится здание Четырех Судов? Я знаю только, что это где-то здесь, но вот где именно?

— Ужасно сожалею, но я и сам не имею понятия, — ответил он с английским акцентом.

Далее женщина:

— Weiß nicht.[12] Я жить тут, но я не знать. Четыре Суда? У меня есть карта целый город в…

И только седьмой прохожий оказался дублинцем. В прежние времена все было иначе. В Дублине появилось много приезжих.

Это чертовски просто, пояснил дублинец: идите по набережной, мимо не пройдете. Я последовал его совету и не прогадал. Вскоре я увидел большое серое здание, увенчанное куполом и лучившееся официозом. Барристеры, судьи, солиситоры, клиенты — все толпились перед входом.

— Это Четыре Суда? — спросил я у вышедшего покурить клерка.

— Да, — ответил он. — Вам нужен адвокат?

— Нет, мне бы сигаретку прикурить.

Он дал мне прикурить, и я присел на ступени. Все тело болело. Сигарета почти не помогла, но соображать стало полегче. Так, Четыре Суда я нашел, теперь надо поднапрячься и вспомнить, где находился бордель. Где-то поблизости, в двух шагах, и бок о бок с ним стоял китайский ресторанчик, мы еще как-то были в нем вместе с Бобби Фулертоном!..

Мда…

Вроде бы просто, но, даже не будучи пессимистом, я должен признать, что город вряд ли остался точно таким, как раньше.

Я встал, прошел вперед, свернул налево, пошел вдоль набережной, и мое сердце ёкнуло: мои воспоминания об этих улицах совершенно устарели. Там, где были когда-то мелкие ломбарды, табачные ларьки и грязные закусочные, теперь находились интернет-кафе, магазинчики модной одежды «Гэп» и, разумеется, «Старбакс», где тебя дважды обсчитают. Дай-то бог, хотя бы до Белфаста эта модернизация пока не добралась!

Я дошел до боковой улочки, казавшейся знакомой, остановился, вернулся на набережную. Попытал счастья, свернув на следующую, на третью, четвертую, потом повернул с набережной направо — и скоро выдохся и окончательно заблудился в бесконечных переулках и задворках. Все было облагорожено, покрашено, начищено, везде вставлены новые окна или отремонтированы рамы. Дублинцы — по примеру лондонцев — стали развешивать синие таблички: «Здесь спал Гендель», «Здесь жил Уайльд» и тому подобную муру. И никаких нищих или детишек-оборванцев. Думаю, если теперь вы захотите взглянуть на переулки Дублина, какими они были в дни моей молодости, вам придется отправиться в hutong — трущобы Пекина или на задворки Бомбея.

Все еще думая о Пекине, я неожиданно увидел двух китайцев, несущих связку болтающихся розовых уток, и пошел за ними. Миновали одну улицу, затем другую. Китайцы остановились перед рестораном, звякнули ключи, они открыли дверь и вошли.

Я остановился, вглядываясь. Что за черт?

Совсем не похоже! Раньше это был бетонный бункер с решетками на окнах и тяжелой стальной дверью. Теперь — окна с тонированными стеклами, шикарный внешний вид, фасад выкрашен в сиреневый цвет и в придачу новая вывеска. Но все же что-то подсказывало мне: это именно тот самый ресторан. А следовательно, здание слева — тот самый бордель. Трехэтажный дом в георгианском стиле с опущенными ставнями.

Синей таблички с надписью «Здесь трахался писатель Брендан Биэн» не было, но, как знать, возможно, это как раз то самое заведение. Кирпичную кладку отдраили, сменили старые оконные рамы и поставили кондиционеры. Когда-то входная дверь, как и принято в борделях, была темно-коричневого цвета, а теперь ее выкрасили в ярко-голубой, оснастили золотым молоточком и повесили на ней почтовый ящик.

Поднявшись по ступеням, я постучал в дверь. Подождал. Вероятно, нынче здесь какая-то страховая контора.

Снова постучал.

Дверь открыла прекрасная блондинка с суровыми чертами лица и хищным взглядом. Кожа цвета свежевыпавшего снега и немного азиатская внешность. Она была одета в обтягивающую прозрачную водолазку из черного шелка, черную же мини-юбку и кожаные сапоги до колена. Разумеется, не ирландка, и если она и имела отношение к страхованию, то исключительно находясь на службе у Сатаны — подбивая баланс по спискам желающих продать души.

— Да? — сказала она с резким русским акцентом.

— Я хотел бы немного отдохнуть и расслабиться. По адресу ли я попал?

— Возможно. Не желаете войти? — ответила она.

— Да, конечно.

— Пройдемте со мной.

Дверь за мной закрылась.

Существует мнение, будто хозяйки борделей, публичных домов и притонов прямо-таки кладези мудрости, эталоны вкуса и как никто другой обладают способностью понимать человеческие души. Понятия не имею, откуда взялось подобное заблуждение, однако, согласно моему опыту, хозяйки подобных заведений ничуть не умнее и не чувствительнее какого-нибудь третьесортного, постоянно хихикающего учителишки. Бордели, в которых я бывал, не отличались и намеком на хороший вкус. Владелица данного борделя исключением не являлась. Ее представления об интерьере оказались вполне шаблонным, застывшим где-то в области старосветского декаданса. Ставни были опущены, и лампы с абажурами «под Тиффани» освещали убранство таким угрюмым бледно-желтым светом, что невольно закрадывалось подозрение, а не скрывают ли они недостатки «товара». От курильницы в углу разило дохлыми кошками. Привыкнув к местному сумраку, клиенты вскоре замечали, что элегантная голубая наружная дверь совершенно не сочетается с ярко-красными, золотыми вещами, канделябрами, картинками орлов и копиями классических полотен; все это придавало обстановке такой вид, как будто смешали довоенный Новый Орлеан и канцелярию Третьего рейха.

— Меня зовут Лара, — соврала русская.

— Ну что ж. А меня — доктор Живаго. Послушайте, мне нужно поговорить с хозяйкой, у меня к ней пара вопросов.

— Мы обслуживаем любых клиентов. Любой каприз!

— Я в этом не сомневаюсь, но мне нужна всего лишь тихая комната, где можно принять душ и собраться с мыслями без помех. Я даже приплачу сверх цены, а уж если кто-нибудь будет так добр и принесет мне чашку чая, взлечу на седьмое небо от радости.

— Триста евро за полчаса с девушкой. Если же у вас имеются… э-э-э… особые… желания, вам придется доплатить, — произнесла она, глядя на меня так, словно я был величайшим извращенцем в истории человечества. Кто его знает, что я хотел сотворить с девушкой и чаем.

— Поймите, не нужна мне девушка! Достаточно обыкновенной тихой комнаты. Позовите хозяйку.

Русская знаком попросила меня присесть в кожаное кресло. Уборщица-албанка начала чистить пылесосом ковры. Лара вышла и скоро вернулась с пожилой ирландкой, старомодно одетой, с черными волосами и в роговых очках. Дама села напротив меня.

Я протянул триста евро. Она отказалась их принять.

— Если вы рассчитываете тут остаться, у вас ничего не выйдет. Это приличное заведение, а не укрытие для беглецов, что бы вы там ни натворили, — изрекла она, разом порушив мой постулат «хозяйка-борделя-умна-как-третьесортный-учителишка».

— Не понимаю, о чем вы?

— Ну разумеется, не понимаете! Тогда почему вы сидите тут, пачкая кровью мое кожаное кресло, да еще и в чужой одежде?

— Не делайте скоропалительных выводов! Да, мне действительно нужно место, чтобы перекантоваться, пока я не соображу, как убраться из города. Я не причиню никаких неудобств.

— Вы не причините никаких неудобств только потому, что вас здесь не будет. Или вы уходите сами, или я попрошу, чтобы вас отсюда выкинули. А нам не хотелось бы пачкать о вас свои руки…

— Я работаю на Бриджит Каллагэн, — заявил я. Это был мой единственный козырь, потому я ни слова не добавил о том, что милая Бриджит пыталась меня уничтожить.

— Неужели? — спросила хозяйка, не дрогнув лицом. — И кто же она такая?

— Хозяйка ирландской банды в Нью-Йорке, будто не знаете, — произнес я с угрозой.

Она немного наклонила голову и слегка вздохнула:

— Хорошо, хорошо. Успокойтесь хоть чуточку, это все же приличное место… И даже если вы работаете на нее, какое отношение это имеет ко мне? Вы тут рассиживаете, скрываясь от полиции, пугаете моих девочек…

— Я вам скажу, какое это имеет к вам отношение. Самое прямое. Если только Бриджит узнает, что вы не захотели мне помочь, отказались предоставить мне убежище… вам лучше уже сейчас начать писать завещание.

Хозяйка собиралась что-то сказать, но осеклась, улыбнулась и кивнула. Да, у этой бабенки железные нервы! Она прекрасно знала, что к чему. Окинула меня оценивающим взглядом, решая, верить моим словам или нет. Судя по всему, пришла к выводу, что я заслуживаю доверия.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Майкл Форсайт.

Брови поползли было вверх от удивления, но она быстро спохватилась и задала следующий вопрос:

— Вы давно работаете на Бриджит Каллагэн?

— Давно, очень давно.

— Сможете подтвердить это, если потребуется?

— Разумеется. Послушайте, я только час как в Дублине, а уже хлебнул неприятностей выше головы. Мне всего-то нужно с часок передохнуть, чтобы прийти в норму.

Мадам, вздохнув, поднялась.

— Сейчас заведение более-менее свободно, — сказала она задумчиво.

— Так вы дадите мне комнату?

— Посмотрим, что тут можно сделать. Полагаю, вы приехали, чтобы помочь в розысках пропавшей девочки?

— Так вы слышали об этом?

— Кому надо, те прекрасно осведомлены.

— Правда? — Я тут же попытался получить хоть какую-нибудь информацию.

— Да, именно так.

— И что вам известно?

— Ну… моей первой мыслью было, что девчушка — Шивон, кажется — просто-напросто сбежала, поскольку никто в Ирландии не отважился бы украсть ребенка Бриджит Каллагэн. Но скажу вам так, хотя не слишком-то в этом уверена: нынешняя поп-музыка почти вся про наркотики. Какой-нибудь обдолбанный фанат мог ее утащить в наркопритон. И запомните: я ни под каким видом не допускаю сюда наркоманов, мало ли что может случиться.

— Весьма разумно.

— Так говорите, вас зовут Майкл Форсайт? — переспросила она с хитрецой.

— Да. Вам это о чем-то говорит?

— Нет, нет, ну что вы… Да, нехорошо получилось с этой девочкой. Впрочем, это же в Белфасте произошло — вполне подходящее место для подобного рода преступлений. Ума не приложу, что творится в мире! Светопреставление, да и только. Хотя Дублин — более цивилизованный город, если вы понимаете, о чем я. Ладно, прекращаем болтовню, комнату вы получите. Что желаете к чаю?

— Молоко и сахар.

Женщина сделала знак человеку, которого я только сейчас заметил — его надежно скрывала тень старинных напольных часов. Слуга тут же исчез.

— Следуйте за мной.

Сам я встать не сумел, она помогла мне подняться на ноги, и мы вышли в коридор. Хозяйка открыла ближайшую дверь, и вслед за ней я шагнул в комнату.

Да, дизайн сильно изменился с тех пор, как я наведывался сюда в последний раз. Недорогую, но веселую, яркую мебель вытеснили аляповатые потуги на «викторианство»: кровать с пологом на четырех столбиках и с шелковыми занавесями; среди безвкусных зеркал, часов и фарфоровых кукол зловещего вида затерялись гравюры, изображающие балерин и светских хлыщей. По-моему, худшего места для занятий сексом даже нарочно не придумаешь. Но, возможно, местные девочки были такими мастерицами своего дела, что обстановка не оказывала на них никакого влияния.

— Можете принять душ. Я пошлю кого-нибудь купить вам новую одежду. Брюки тридцать второго размера, а рубашка побольше, верно? Да, похоже, так оно и есть. Ладно… Девочка нужна?

— Нет.

— Ну что ж… Я принесу ваши вещи, а вы пока отдохните. Примите душ, соберитесь с мыслями, но предупреждаю: долго здесь находиться нельзя. Если вас ищет полиция, я не хочу, чтобы мое заведение втянули в какую-нибудь передрягу.

— Понимаю. Я уйду через час. И последняя просьба: не принесете ли вы мне иголку и крепкую нить?

Она кивнула и вышла из комнаты. Я плюхнулся на кровать и начал раздеваться. Проверил крепления протеза — иногда они натирают культю, — но все вроде было в порядке, и пристегнул протез обратно. В дверь постучали.

— Кто там? — спросил я.

— Это Лара. Принесла вам чай.

Я осторожно приоткрыл дверь, ожидая любого подвоха, но увидел всего лишь сероглазую проститутку с чашкой на подносе. За ней смутно вырисовывался силуэт обнаженного человека в маске, ползущего на четвереньках; поводок от его ошейника находился в руках у другой русской девушки, одетой в кожаный костюм и сапоги с шипами. Этот тип, вполне возможно, был председателем Верховного суда Ирландии или начальником дублинской полиции, короче, большой шишкой.

— Что-нибудь еще? — Лара старалась выговаривать слова на ирландский манер.

— Мне бы футболку. Эта уже никуда не годится.

— Хорошо, — сказала она и закрыла за собой дверь.

Я отпил чаю и закусил шоколадным печеньем. Когда принесли иголку с ниткой, включил душ, чтобы горячая вода нагрела ванную.

Нашел номер Бриджит в «Европе», взял в руки телефон.

Так-так-так. Твой последний шанс, дорогая. Теперь тебе придется из кожи вон выскочить, чтобы убедить меня. На первый раз прощу, на второй…

Я набрал номер отеля, и меня соединили с ее апартаментами.

— Кто звонит? — спросил мужской голос.

— Кто это? — в свою очередь спросил я.

— Моран.

— Я хотел бы поговорить с Бриджит. Это Майкл Форсайт.

— Подождите, — ответил мужчина с ледяной ненавистью.

— Майкл, ты в Белфасте? — обеспокоенно спросила Бриджит.

— Разумеется, черт побери, — солгал я. — И пока еще не в могиле.

— Ты о чем?

— Несмотря на все твои усилия, я по-прежнему на этом свете.

— Майкл, у меня нет времени, давай ближе к делу! — нетерпеливо перебила Бриджит.

— Честно говоря, мне это все уже надоело, — перешел я ближе к делу.

— Мне тоже. Так о чем ты?

— Твой молодчик пытался убить меня. Ты, конечно, об этом не знаешь?

— Какой «молодчик»?

— Да твой, твой! Водитель такси. Как странно: он знал мое имя и пытался убить!

Бриджит размышляла над услышанным. Дыхание ее участилось, и, похоже, она была обеспокоена.

— Майкл, я понятия не имею, что творится. Если кто-то пытался убить тебя, я тут ни при чем.

— Хватит валять дурака, Бриджит! За кого ты меня принимаешь? — задал я риторический вопрос, но риторический только наполовину.

— Майкл, поверь мне, я действительно не понимаю, о чем ты говоришь. Я не посылала никого тебя убивать. Зачем мне делать сейчас то, что я могла бы с легкостью сделать еще в Перу?!

Логично.

— Ты не посылала своих здоровяков меня встретить?

— Да нет же!

Я откинулся на спинку кресла, постукивая телефонной трубкой по лбу и решая, могла ли Бриджит снарядить ко мне две группы убийц в течение двух дней, оба раза остаться ни с чем и, несмотря на все это, убедить меня в том, что она вовсе не пыталась меня прикончить?

— Бриджит, я знаю, это твоих рук дело. Я…

Бриджит меня перебила:

— Слушай меня внимательно, сукин ты сын! Ты убил моего жениха, я дала тебе шанс искупить свою вину. Моя дочь пропала! Доходит? Я плевать хотела, что ты делал в Дублине, это меня не касается. Мне нужна была твоя помощь. Шивон — это самое дорогое, что у меня есть. У меня больше нет времени болтать с тобой. Я буду в «Европе», а приедешь ты или нет — теперь это уже сугубо твои проблемы. Мне сейчас не до тебя, усек? У меня и без тебя миллион дел, так что я отключаюсь. Катись ты к чертовой матери, Майкл, толку от тебя как от козла молока! — И она выключила телефон.

Я слушал гудки, пока серьезный голос не сообщил мне, что нужно положить трубку. Боже, почему ты меня оставил? Все возвращается на круги своя: я так и не решил, неужто она настолько изворотлива, чтобы пытаться меня убить и в то же время стараться убедить приехать в Белфаст.

Я застонал, уронив голову на руки.

Бриджит способна на все.

Что вообще со мной происходит? В кого я превратился? Неужели потерял чутье? Или дела обстоят еще хуже? Может, я действительно ничего не понимаю или просто мучаюсь, оттого что не могу ей поверить? Да, я не верю Бриджит, но попасть в Белфаст хочу все равно. Меня тянет к ней, хотя я понимаю, что тем самым подписываю себе смертный приговор. Хочу увидеть ее в последний раз — во что бы то ни стало.

Я поежился. А может быть, все не так. Я просто верю ей. Она говорила правду. Все, что произошло со мной, к ней не имеет ни малейшего отношения. Это было просто совпадение. По всему миру у меня предостаточно врагов, и даже в Ирландии найдется парочка-другая. Сейчас о моем существовании всем стало известно.

Я размотал ленту-герметик, снял брюки и заскочил в душ.

Быстро ополоснуться. Быстро вытереться.

Обернул полотенце вокруг пояса и присел на край кровати. Разодрал наволочку, вдел нить и обмакнул иглу в горячий чай. Ухватил одну сторону ножевой раны. Вроде все просто. Проткнул иглой кожу, протянул нить, проколол противоположную сторону разреза. Повторил эту операцию раз пять, сшивая крест-накрест, а затем аккуратно стянул шов. Когда рана закрылась, обрезал нить, стер кровь, обвязался куском простыни как бинтом и закрепил лентой-герметиком.

Какое-то время я приходил в себя от боли, затем начал одеваться.

В дверь постучали. А, это Лара с футболкой. Я натянул брюки и открыл дверь.

Лары, увы, не было. За дверью стоял лысый детина с прищуренными глазами. Шести футов ростом, в черном костюме, с бородкой и шестизарядным револьвером тридцать восьмого калибра, зажатым в огромной ручище.

— В чем дело? — требовательно спросил я. — Я договорился с хозяйкой заведения.

— Майкл Форсайт? — поинтересовался он с белфастским акцентом.

Если бы я не понял этого за десять лет, прошедшие два дня должны были меня научить, что на этот вопрос отвечать бесполезно.

— Кто ты такой?

— Тебе незачем знать. Руки за голову и замри! Попробуешь пошевелиться — в повязку на животе получишь пулю.

Я завел руки за голову. Верзила тщательно обыскал мои вещи и нашел паспорт. Вряд ли это ему помогло: документ был на имя Брайана О'Нолана, но он все же изучил фото, затем долго пялился на меня, видимо сравнивая с запечатленным в его памяти образом.

— Да, думаю, это ты, — сказал он более для самого себя. — Нога тоже тебя немного выдает.

— Так ты скажешь, что вообще происходит? — спросил я.

— Нет. Давай-ка, надевай вот это, — ответил он и бросил мне наручники.

Они звякнули об пол, я их не поднял.

— А если я не сделаю этого?

— Не рекомендую.

— Тебя послала Бриджит?

Он не ответил, но едва заметный наклон головы я посчитал утверждением.

— Я не надену наручников, пока не скажешь, что произойдет, если я их надену.

— Отправишься в путешествие. Повидаешься кое с кем из старых приятелей. Давай надевай! Или очень сильно пожалеешь. Мне-то все равно.

— Это мадам сказала тебе, что я здесь?

— Да, она, а теперь надевай наручники! — выкрикнул он.

— Мне нужно одеться.

Он на секунду задумался:

— Валяй. Но чтобы без штучек, иначе получишь пулю.

Я оделся, поиграв у него на нервах, медленно зашнуровывая ботинки. Взял наручники. Стандартная полицейская модель. Надел один наручник на запястье и непринужденно качнул рукой, но так, чтобы он не видел, что именно я делаю, и наполовину защелкнул его. Перехватив металл пальцами, показал ему, что наручник закрыт. Громила удовлетворенно кивнул. Затем надел второй наручник на другое запястье — на этот раз закрыв его полностью. Вытянул руки перед собой так, чтобы скрыть от него незастегнутое запястье. Если бы у него была хоть крупица мозгов, он бы врезал мне по яйцам, придавил коленом, ткнул револьвер в лицо и сам защелкнул наручники.

Но он был доверчивый сукин сын и либо не до конца понимал поставленную задачу, либо ему было приказано обращаться со мной с любовью и нежностью.

— Ты сейчас идешь впереди меня, спускаемся по лестнице и ждем — через пять минут за нами приедет машина.

— Куда едем?

— Не твое дело.

— Меня ищет полиция. Ты не можешь просто увезти меня, они тебя мигом перехватят.

— Угу, слышал об этом. Сколько ты в городе? Около четырех часов? А у них уже имеется твой фоторобот, подшитый к сообщению о попытке убийства. Ты не надорвался, случаем? А о полиции ты не беспокойся, приятель, мы знаем все лазейки в этом городе, поверь мне.

— Куда мы направляемся? — попробовал я не мытьем, так катаньем узнать направление.

— На север, — зловеще произнес он.

Значит, он все-таки от Бриджит.

Я прошел по коридору, обшитому дубовыми панелями, в фойе. Ни одной проститутки, ни одного клиента в маске и ни одной уборщицы-албанки.

Лысый шел сзади. Я поглядел на наши отражения в зеркально отполированной панели: он отставал от меня шага на три.

Я провернул правый наручник. Раздался тихий щелчок, но бугай не мог видеть, что я делаю.

Медлить нельзя. Машина на подходе. А в машине наверняка еще парочка головорезов ему в подмогу.

Между фойе и выходом было три ступеньки.

Пора!

Я оступился и упал со ступенек, выставив руки перед собой.

— Черт побери! — воскликнул здоровяк и кинулся на помощь. Он переложил револьвер из правой в левую руку и потянул меня за волосы. Я позволил ему приподнять меня над полом, а затем попытался схватить его пушку. Левой рукой ухватив его за запястье, я костяшками пальцев надавил чуть ниже линии жизни на его ладони — весьма чувствительный болевой прием.

Лысый вскрикнул, ослабил хватку, и я выхватил у него револьвер. Он попытался ударить меня справа, промахнулся, и его кулак врезался в дубовый паркет. Я сделал подсечку, и он грохнулся на меня, придавив своей двухсотфунтовой тушей, отчего я почти задохнулся. Швы, конечно, разошлись.

Преодолевая жуткую боль, я дернулся в сторону как раз в тот момент, когда верзила замахивался, чтобы врезать мне в лицо, но времени для драки уже не было. Освободив руку, я приподнял ствол и нажал на спусковой крючок. Пуля угодила ему в подмышку. Он завопил, задергался, и я сбросил его. А когда он отчаянно рванулся, чтобы выхватить у меня револьвер, я выстрелил ему в плечо. Эта пуля попала в позвоночник.

Я не без труда поднялся и отскочил от него подальше.

— На кого ты работаешь? — задал я вопрос.

В одно из окон борделя я увидел красный «рейнджровер». Громилы уже здесь. Ублюдки! На вопросы времени не осталось.

— Патроны! — выкрикнул я.

Он указал на карман пиджака. Я запустил туда руку и извлек мешочек, полный патронов тридцать восьмого калибра всех типов. Старые, новые — без разницы: они по-прежнему годятся.

— Ключ от наручников?

— В другом кармане.

Я достал ключ.

— Не убивай меня, — произнес с мольбой парень.

— Сегодня тебе повезло, приятель, — ответил я и, взлетев по ступенькам обратно в фойе, побежал по коридору, распахивая двери, пока не нашел комнату с девушкой.

У робкой темноволосой малышки перехватило дыхание.

— Тут есть черный ход? — спросил я ее.

— Что?

Я приставил револьвер к ее лбу и повторил вопрос:

— Тут есть черный ход?

Бегу. Опять эти мушки в глазах. Похоже, со зрением какая-то беда. Ничего не удается разглядеть как следует. Я потер глаза: на черных дорожных знаках сидят большие красные птицы. Когда я пригляделся, это оказались молодые люди в футболках «Манчестер Юнайтед».

Я оглянулся. Погони нет.

— Сюда, мистер! — раздался голос, и маленькая ручка потянула меня в сторону узкой дорожки.

Лай собак. Газеты. Картонные коробки. Импровизированный уличный сортир. Вонь говяжьего жира. Серые дощатые заборы. Дворы, завешанные выстиранным бельем.

— Вот сюда! — Все тот же голос.

Наконец-то перестали мельтешить мушки. Но к доктору мне до зарезу нужно.

Мы вышли на пустырь между какими-то домами с общей стеной и пересекли площадку, сплошь уставленную сгоревшими автомобилями. Перед нами открылся еще один пустырь с давно заброшенным домом посередине. Среди развалин играли дети; женщины о чем-то беседовали рядом с домиками-прицепами на трейлерной стоянке.

— Теперь, мистер, вы в безопасности, — сообщил тот же голос.

Я опустил глаза. Мальчик лет тринадцати, темноволосый маленький забияка со шрамом под ухом. Одет в свитер с заплатами, грязные кеды и штаны, на несколько размеров больше, чем нужно. Цыганенок, или, если быть политкорректным, traveler.

— Ты от кого бежал? От полиции? — спросил меня цыганенок, увидев, что я собрался с силами.

— Типа того.

— Я так и подумал. Потому и перехватил тебя — показать правильную дорогу.

— Спасибо.

Парнишка поглядел на наручники, все еще висевшие на моем левом запястье, и на револьвер с глушителем, однако остался невозмутим.

— Хочешь их снять? Что тебе нужно?

— Спасибо, я справлюсь, — ответил я, достал ключ, раскрыл наручники и отдал парнишке.

— А ключ ты сам сделал? Как это тебе удалось?

— Слышал о Гудини?

— Не-а.

Я сделал вдох, поставил револьвер на предохранитель и засунул его за пояс.

— Принести выпить или еще что?

— Нет, спасибо.

— Уходишь?

— Да.

— А куда?

— В Белфаст, — неожиданно для самого себя ответил я. — В Белфаст, получить ответы на кое-какие вопросы…

Теперь парнишка смотрел на меня с интересом. Поглядывал искоса, когда солнце показывалось из-за туч, и хитро усмехался, когда оно вновь скрывалось за тучами. Я размял плечи и полез в карман. Обнаружил там двадцатку евро.

— Купи себе конфет, — посоветовал я.

— Куплю! — ответил парнишка с неловким вызовом, как будто просил меня сказать: «А спасибо?», в ответ на что он послал бы меня куда подальше. Но на эту уловку я не купился. Взглянув еще раз на цыганенка, я понял, что улыбаюсь:

— Братья, сестры есть?

— До черта!

— Поделись с ними конфетами.

— Поделюсь, — пообещал ребенок.

— Если ты мне раздобудешь чистую футболку, дам еще двадцатку. Моя уже в тряпку превратилась.

Парнишка кивнул, прошел через свалку, зашел в ближайший жилой прицеп и появился оттуда с черной футболкой «Лед Зеппелин». Из прицепа вышел мужчина и что-то сказал пацану, указав на меня. Парнишка ответил и кивнул. Принес мне футболку. Я надел ее.

— Что нужно этому человеку? — спросил я.

— Ничего. Говорит, тут ошивается парочка типов, тебя ищут, задают всякие вопросы.

— И что он им ответил?

Мальчик усмехнулся:

— Никто ничего и никого не видел.

— Хорошо. Как добраться до центра города?

— Спуск направо. И вниз по холму до конца.

Я последовал его совету, прошел мимо панельных домов и подозрительно выглядевших молодчиков в надвинутых на глаза капюшонах. Молодчики эти сторожили каждый угол. Это был район с дурной славой (скрытый за фасадом нового Дублина, между прочим!), и я шел достаточно быстро, стремясь поскорее уйти отсюда, но и не торопился, стараясь не привлечь лишнего внимания. Если бы они приняли меня за переодетого копа или за бойца из конкурирующей бригады, то меня бы поймали, втащили в микроавтобус и увезли куда-нибудь для разборок. И чтобы выбраться из передряги, мне потребовалась бы чертова прорва времени.

Наконец я вышел к автобусной остановке, а затем увидел несколько знакомых дорожных указателей. Я снова оказался рядом с рекой.

«В Белфаст», — сказал я тому пареньку. И в Белфаст я попаду в любом случае.

Но вот пилеры…

Они, несомненно, пошлют группы перехвата во все места, которые не минуешь, выбираясь из города. Поэтому нужно держаться подальше от вокзала, автобусных остановок, аэропорта. Зато проследить за всеми автомашинами, выезжающими за пределы Дублина, полиция пока что не в состоянии. Дублин — современный большой город с тысячей въездов и выездов.

Так в чем проблема? Угнать машину и поскорее выметаться отсюда! Нет, не так… Лучше взять машину напрокат. Они не знают, кто я такой. Моя кредитка под рукой, осталось набрать номер конторы «Херц».

Я нашел тихий переулок и достал мобильник. Обзвонил все дублинские конторы по прокату автомобилей, но везде слышал одно и то же: «Сожалеем, но свободных машин не осталось. В городе проходит фестиваль в честь Джеймса Джойса. Завтра проблем с машинами не будет».

Итак, остается либо украсть машину, либо рискнуть-таки воспользоваться автобусной станцией или вокзалом. Рискнуть стоило: в способности ирландской полиции задержать кого-нибудь, даже имея на руках фоторобот, я очень сильно сомневался. Да и почему бы не положиться на свою удачу еще разок?

Что до первой возможности… Прямо на улице были брошены сотни машин, но кто знает, быть может, особо шустрый псих минут через пятнадцать хватится своего железа, вызовет пилеров, а те пустят по своим каналам номер, и какой-нибудь бдительный мотопатруль приметит меня. И что тогда? Стрелять в безоружного копа при исполнении?

Нет, у меня есть идейка получше. В кармане брюк я нашел карточку и позвонил по указанному там номеру.

— Привет, — сказал я, когда связь установилась.

— Я вас не слышу!

— Это я, тот чудик с шествия!

— А, это ты! — обрадовалась Рирдан.

— Слушай, можно тебя кое о чем спросить? У тебя вроде «фольксваген»?

— Ага, «фольксваген-жук». Довольно новый. А что такое?

— Э-э-э… нет, ничего, просто хотел узнать. Мой друг собирается купить машину. Фанат «фольксвагенов». Ты, часом, не продаешь?

— Так ты поэтому мне звонишь?

— Нет, нет! Это всего лишь повод. Хотел снова с тобой встретиться, но не мог придумать предлога для звонка. Ты сейчас где?

— Мы все еще в «Джуриз». Знаешь, где это?

— Да, знаю.

Двадцать минут спустя я вошел в заведение. Веселье было в полном разгаре. Стоял прекрасный июньский день, город наводнили репортеры и журналисты со всего мира, праздник шел своим чередом. Какой еще нужен повод, чтобы хорошенько оттянуться?

Помещение было битком набито студентами. Прямо как сельди в бочке. Крикни кто-нибудь: «Пожар!», в давке погибло бы не менее двухсот человек.

Я нашел девушку, она разговаривала с огромным темноволосым англичанином — игроком в регби, — одетым в свитер с ромбами. Она пила лимонад, а парень заливался соловьем и думал, что у него все на мази. Я подождал, когда она выйдет в туалет, а затем подошел к верзиле.

— Отваливай, Геркулес, мне нужно поговорить с девчонкой, — произнес я с угрозой.

— Это ты ко мне обращаешься? — с недоумением спросил регбист.

— Да не к тебе, а к тому, кто тобой управляет с пульта. А теперь убирайся, пока мы не проверили пословицу: «Чем больше человек, тем тяжелее он падает».

— Ты что, вытолкаешь меня отсюда?

— Нет. Я не собираюсь тебя выталкивать, я не собираюсь лезть по твоему чертовому бобовому стеблю, чтобы стянуть твои волшебные бобы. Мне просто нужно, чтобы ты убрался отсюда, пока я не рассвирепел.

— Черт побери, да ты нарываешься на неприятности! — с нажимом произнес парень.

— Поверь мне, я обожаю неприятности. Сейчас я сосчитаю до десяти, и ты пулей вылетишь отсюда, потому что мне нужно поговорить с этой девушкой.

— Ты даже не понял, на кого наехал, — проскрежетал верзила.

И как только я начал считать, англичанин сжал кулаки.

— Один… два… три… четыре… — отсчитал я и ударил его коленом в живот. Англичанин начал оседать на пол, и, когда он согнулся, я ухватил его за волосы и дважды ударил кулаком в лицо. Парень обмяк, задрожал и свалился. Я оглянулся — не заметил ли кто, как я отделал одного из студентов, но все были пьяны, пытались перекричать друг друга, и никто даже не смотрел в мою сторону. Я решил довести дельце до конца.

— Кто-нибудь, помогите! Парню плохо! — закричал я и откинул голову здоровяка на цементный пол.

Парочка его дружков, до поры до времени не обращавшая ни на что внимания, спохватилась, увидев своего товарища в отключке, и бросилась на помощь. И как раз в этот момент вернулась девушка.

— Твой парень перебрал, — посетовал я.

— Он не мой парень, — ответила она, едва повернув голову, чтобы взглянуть на здоровяка.

— И правильно. Ты заслуживаешь большего.

— А кто вы, собственно, такой? — спросила она раздраженно, переходя на официальный тон.

Я облизнул пересохшие губы. Была у меня мысль с ней пофлиртовать, однако неожиданно, ни с того ни с сего я почувствовал, что сыт всем происходящим по горло. Я должен двигаться дальше, пройти путь до конца, и времени на всякий бред у меня уже не было.

— Хотите знать правду?

— Ну?

— Я полицейский. Работаю под прикрытием. Инспектор Брайан О’Нолан, Дублинское управление уголовных расследований. Понимаю, что я вас не обрадую, но кто-то влез в ваш автомобиль, — произнес я с каменным выражением лица.

— Кто-то вскрыл мой автомобиль?! — испуганно вскрикнула девушка.

— Да. Мы пробили по базе данных номерной знак и вышли на вас. И я подумал: «Боже, да я же с ней встречался этим утром! Какое совпадение…»

— Так вот почему вы об этом спрашивали по телефону!

— Да, но я не люблю сообщать по телефону плохие новости. Посчитал, что лучше всего приехать лично. Пройдемте. Вы должны подтвердить, что машина действительно ваша, а затем отогнать в ближайший полицейский участок для экспертизы, если не возражаете.

— Боже, как я рада, что дала вам свой номер! — Судя по всему, в байку она поверила безоговорочно.

— Ну что ж, пойдемте, займемся машиной.

Пять минут спустя мы уже подходили к маленькой автостоянке рядом с Тринити. Без труда я отмахнулся от реплик Рирдан типа «Ты совсем не похож на пилера» и «У тебя легкий американский акцент»; заверив, что ее машина практически в целости и сохранности, задал несколько вопросов о привычках, друзьях и преподавателях, чтобы выяснить, не хватятся ли, если ее долго не будет.

— Вот моя машина, — сказала она, указывая на голубой «фольксваген». — Странно, вроде бы все в порядке…

Я огляделся.

Поблизости маячили люди, но им было не до нас. Мы подошли к машине.

Она поглядела на меня с недоумением, затем на ее хорошеньком личике появилось настороженное выражение.

— Никто не взламывал мою машину.

— Не ори, а то пристрелю! — прошептал я, вытаскивая револьвер и ткнув стволом ей в живот.

— Вы серьезно? — удивленно спросила она, наверняка полагая, что все это какой-то нелепый розыгрыш.

— Более чем.

— Ч-что в-вы х-хотите? — Она испугалась.

— Так… Мне нужна твоя машина, но ты поедешь со мной: я не хочу, чтобы ты настучала на меня, и я не слишком-то хорошо себя чувствую, чтобы сесть за руль.

— Вы, должно быть, шутите! — Ее глаза расширились от ужаса, грудь тяжело вздымалась.

Довольно-таки красивая грудь. Я сильнее вдавил револьвер:

— Никаких шуток, дорогуша. А теперь открывай чертову машину, и садимся!

— Вы же не застрелите меня средь бела дня!

— Еще как пристрелю, — свирепо прорычал я. Это я, пожалуй, переборщил.

— Не хочу умирать! Я… беременна… — захныкала она.

Это задержало меня на секунду — и только.

— Слушай меня внимательно. У тебя есть шанс дожить до ста двадцати лет. Ты будешь пить шампанское в две тысячи десятом году. И даже доживешь до того момента, когда инопланетяне станут транслировать нам свои фильмы про Христа и Александра Македонского. Но если сейчас ты не сядешь в машину, через тридцать секунд ты будешь мертва. Решай сама. Если ты умрешь, умрет и ребенок.

Она немного пришла в себя, поглядела на меня, а затем — на пушку.

— Что я должна делать?

— Отвезешь меня в Белфаст, а затем вернешься в Дублин, и попробуй только кому-нибудь заикнуться об этом! А теперь — хватит рассусоливать, поехали!