Гильдия наемников. Курьер

10

Прибыв на Фрэган, я действительно почувствовал, что вернулся домой. И почувствовал, насколько устал от этой миссии. Мне пришлось нанять на портале хранилище, везти в Нибеле эти артефакты мне не захотелось. Не стоит, мало того, что их свойства малоизучены, часть из них опасны. Пришлось раскошелиться на защищенное хранилище — случись чего, неизвестно, как артефакты поведут себя в другом мире, я ведь потом отвечать буду.

Как не странно мой наставник не появился наутро. И на следующее. Пришлось самому идти в комендатуру, отчитываться о проведенной операции. Я сдал отчет, после чего решил погулять по городу. Пошел в парк, там нашел таверну, где можно было посидеть в тепле и уюте возле окна, которое выходило на озеро. Было прохладно, я заказал глинтвейн, потягивал его, хотя он и остыл очень быстро. Пришлось пить просто подслащенное медом вино со специями. Но хотя бы без чувства постоянной угрозы. Наемники — существа гиперактивные, поэтому Гильдия очень много старалась поддерживать здесь идеальный порядок дикими штрафами и специальными полицейскими силами. Так что я был в состоянии редкостного покоя, отдохновения. Сидел, пялился, но озеро, где дети и старики кормят уток хлебным мякишем. Неожиданно в сферу внимания, я и не ожидал, что держу ее даже здесь, ворвалось ощущение агрессии, укол внимания со стороны. Автоматически я поднял блюдце от печенья, которое заказал к вину, и о него беспомощно ударилась стрелка, выпущенная из трубки. Также, автоматически, я бросил блюдце во врага. Оно ударило его в поднятую руку — хотя я бросал в горло. Прикрылся. Вскочив, ну как вскочив — выпростался из стола, я бросился к убийце, однако подскочив к нему, обнаружил, что он уже лежит на полу, и из его рта вырывается синяя пена.

Тут ко мне подлетел официант и строгим голосом, спросил, что я сделал с этим человеком. Мне пришлось объяснить ему, что я с ним ничего сделать не успел — он выпустил в меня стрелку, вон она валяется, я прикрылся блюдцем, после чего кинул онное блюдце в этого господина, после чего бросился к нему, но застал его в таком странном состоянии. И добавить к этому ничего не могу!

Спустя минут двадцать прибыла вызванная хозяином кафе полиция, которая констатировала ровно то, что я им рассказал. Тем не менее, она забрала меня с собой, в участок, где еще раз побеседовала со мной в лице особого дознавателя. Тот очень старательно допросил меня, пытаясь выяснить, кто мог желать моей смерти. Я не представлял себе, кто мог бы этого желать. Нет, конечно, я немало кому насолил, но даже в качестве наемника — не особо. А мстить наемнику, после прекращения задания, смешно. Конечно, конгеритам я напакостил в совсем другом статусе, однако, где они, а где я!

В итоге меня отпустили. Я вернулся в Нибеле, пытаясь раскопать в своей памяти, кому я досадил настолько, что он решил послать ко мне наемного убийцу. Ну нет никого! Странно все это. Придется следить за спиной, не имея даже предположений, кому понадобилась моя жизнь.

Наутро, за завтраком наконец появился мой наставник. Довольно суровый, потребовал меня точно рассказать о том, что я делал в последнее время. После потребовал рассказать, кому я мог наступить на ногу ранее. Я возмутился, и объяснить, что никому — я ему свои похождения описывал уже.

— Сынок. Кто-то тебя сильно невзлюбил. Я не понимаю. Единственное мое предположение — династические там у вас, в Доме Хаоса.

— Я не имею отношения к Дому! Вы сами знаете! А в дворах Хаоса — я мелкая сошка, второй сын, без наследования.

— Ну не знаю. Ноги растут оттуда, это точно. А в какие расклады ты попал — не знаю. Я буду думать. Ничего пока представить не могу.

— Тогда давай по твоей последней миссии. Рассказывай!

И я начал рассказывать. Манко заставил меня очень подробно рассказывать о моих приключениях в Руинах, и рядом с Городом. После попросил рассказать очень подробно о том, как я общался со старейшинами поселка, которые прокатили меня с наградой. Все, что я ему рассказал ему, как не странно понравилось, и неожиданно веселый он позвал мне пройти в комендатуру. Ну как позвал. Приказал.

Придя в комендатуру, он, как всегда, оставил меня скучать в коридоре, а сам пошел гулять по кабинетам. В итоге, спустя час, пожалуй, он позвал меня в кабинет, который был почти полностью занят огромным ящером, весом, пожалуй под десяток тонн, который возлежал на полу, только огромная голова его возвышалась над обычным столом.

— Так, малек, слушай сюда. Все твои артефакты переходят в собственность гильдии. Но за них ты получишь очень солидное вознаграждение. Извини, мы не можем позволить, что бы такое попало в руки наших врагов. Далее, твои проблемы с администрацией того поселка, считай уже решены. Нам интересны те места, в которых ты ковырялся. Мы имеем представление что из себя представляет из себя то, что назвал Городом. И мы хорошо знаем, что такое твои ловушки, что такое все эти артефакты. Они нам интересны. Поэтому мы милостливо награждаем тебя! Все очки необходимые для достижения тысячи мы начисляем! Можешь кланяться! А будешь болтать, я тебя съем! Ха-хах-ха! Нет, меня удивляют-таки люди! Ты вроде хаосит, не должен так реагировать, но все равно думаешь, что я так просто возьму и сожру тебя! Странно.

— Наверное. Просто ваши размеры и правда потрясают. Я, в боевой шкуре, конечно могу с вами посоперничать, но все равно потрясен. А что, по одному экземпляру артефактов не могу рассчитывать?

— А зачем тебе?

Постепенно, в мягкой беседе (насколько это возможно с такой тушей) ящер незаметно для меня выяснил, что у меня есть владение во Фрактальном лесу, на Ирме и, что самое главное, своя космическая станция! Кроме того, что я являюсь партнером расы кибер-пауков. И мало того, у меня есть росток расы осминогов-биотехнологов. В общем он вскрыл меня до донышка! Все мои секреты выведал за небольшую беседу.

— Ну вот, а ты Манко, говорил, что парень твердый орешек. Нет, парень просто и не слишком скрывал свои секреты. Мне кажется, что гильдии и нашему Вику стоит заключить немного другой договор. Вик имеет возможность дать многое гильдии, гильдия может многое дать Вику. — тут ящер обратил на меня свой взгляд, тяжелый, подавляющий. — Что думаешь?

— Нужно посмотреть, что и как. Договор — лучший способ организовать правильное взаимодействие (ой, что я несу)!

— И это правильно! Мне нравится, что такие способные юноши приходят в гильдию! Манко, ты молодец! А с юношей, который теперь член гильдии, займется наш хороший товарищ Михал, кажется, он положил глаз на него?

— Именно, Михал. Хотя мне кажется, что отправлять парня с такими интересными способностями, знакомствами и активами к штурмовикам — рискованно. И вообще, по всему ему прямая дорога в Фиолетовый легион. Или, на крайний случай, в Ночную стражу.

— Нет, Манко, ты как был тупым новобранцем, так и остался. Только поседел. И… а где твоя хромота, Манко, я ведь помню, почему тебя списали из Ласточек? Так, малек иди к своему новому командиру, пусть Михал порадуется, а мы с моим старым приятелем Манко Юпанки поговорим по душам.

Я покинул старых друзей с тяжелым ощущением. Меня преследовала мысль, что Манко не выдержит давления этого старого и очень умного ящера и расскажет все о моей магии хаоса. Кстати, по совету Черепа я стал постепенно разбираться с ней. Удивительно, но не имея никаких пособий по этой магии, я легко трансформировал плетения других школ к Хаосу. Вернее, плетения шли с некотором скрипом, нужно было их адаптировать, но вот конструкты, которые я формировал волевым усилием создавались с удивительной легкостью!

С тех времен, когда за мое обучение и развитие еще не взялся старый лич, я старался чаще работать с низкоэнергетическими воздействиями. Старался больше заниматься точечными уколами. Сильно увеличив мой резерв и каналы Череп дал мне возможность оперировать гораздо большими энергиями. А когда я берусь за хаос, я уже сейчас весьма сильный маг. Сигналка на основе хаоса превращается в ловушку. И весьма опасную, конечность оттяпать — легко. Плетение ослепления, которое меняло проводимость сигналов в нервах, если строить на основе хаоса вместо временной потери зрения, просто выжигало нервы вплоть до передних долей мозга. Я попробовал на животных. Для человека это равносильно превращению в медузу. Странно все это, нужно снова выбирать наиболее правильную стратегию использования своих сил. Но имея большие возможности, это более приятно делать.

Размышляя об этом, больше даже о том, что сделает тот ящер, когда в руках у него потенциальный аристократ Хаоса, я пришел к месту расположения Золотого легиона.

У открытых ворот стояло двое бойцов в тяжелой броне. Хорошо, сегодня прохладно (да что там, холдодно!) и в поддоспешнике и броне стоять не слишком тяжело. А летом, в жару?

— К кому? — спросил один из караульных.

— К легату Михалу. Обещал после получения полного членства в гильдии поступить в его распоряжение.

— Жди.

Я отошел в сторонку от ворот, на улице стояла типичная погода для поздней осени: сыро, ветрено, хорошо, хоть с неба не капало. Хотя в это время года с этим особых проблем не было, сейчас не капает, через пять минут начинается дождь, который будет то литься, то моросить ближайшие дня три. Меня это не слишком раздражало, мне даже нравилась эта погода. Тем более, что я был хорошо одет, в пижонский светло-коричневый плащ и костюм, который у меня остался после поездки из Москвы в Рим. А что? Тепло, не промокает, неплохой уровень защиты, это-же, по сути, не просто костюм с плащом, а бронежилет. Тем более, что под него был поддет мой доспех-трансформер. Шляпа подвела — она была просто шляпой. Может стоило бы взять с собой свой полуторник, но на пояс его не повесишь, а за спину, с плащом, неудобно и попросту смешно. Вместо этого я повесил на пояс короткий меч или длинный кинжал, в кобуре был автоматический пистолет. Вроде, как и не совсем безоружным пришел на прием к своему новому командиру.

Михала пришлось подождать. Я простоял рядом с воротами около получаса, когда ко мне вышел человек, одетый в незнакомый мне мундир. Судя по обилию золоченных элементов — Золотой тысячи.

— Представьтесь.

— Виктор дан Хали.

— Ваш браслет! — нет, стоило и раньше понять, что этот браслет не только для эвакуации предназначен! Оказывается он и идентификатор. Я протянул левую руку, офицер поднес к браслету планшет? Или подобное устройство. Поковырялся в нем, видимо изучая мои данные.

— Ага, я вижу, что легат ожидал вас еще полгода назад. Чем вызвана задержка?

— Изучал полевую медицину.

— Целых восемь месяцев?

— Так уж получилось, увлекся и, говоря откровенно, вырваться было сложно — им сильно не хватает целителей.

— Ясно. Ну что ж, рад видеть вас у нас, курсант! — как так, я же теперь боец первого уровня? Да и лицо офицера изображало только скуку и не скрываемое пренебрежение — что угодно, только не радость.

— Вижу, ты удивлен. Да, гильдейские нормативы ты выполнил. Но тебе нужно доказать, что можешь быть полезен Золотому легиону. А это тоже не просто! — бог мой, снова доказывать, что я не пальцем деланный! Я уже только здесь этим больше года занимаюсь! А так, я всю жизнь только это и делаю! Захотелось расстегнуть верхнюю пуговицу мундира, показывая, что предлагаешь бой без чинов и званий, и начистить этому офицеру морду! Ах да, я решил сегодня выпендриться, пришел сюда в гражданском платье! Решил, что могу себе позволить — добился своего, да и Михал должен меня помнить… Кстати, это косяк, чем я думал, одеваясь? Ну да, форма слежалась за время моего отсутствия, а мне хотелось побыстрее.

— И чего мне нужно добиться теперь, чтобы из курсанта стать полноправным членом тысячи?

— Во-первых, у себя мы называем наше подразделение легионом. А Михал не тысячник, а легат. Полностью — корпус-легат. Кроме него есть еще два штабс-легата и четыре легата, которые командуют четырьмя легионами. Таким образом наша "тысяча" состоит реально из 20 тысяч бойцов, с полностью развернутыми подразделениями. Во-вторых, задавать вопросы — это не то, что ожидают от тебя, курсант. В-третьих, личный состав легиона проживает на нашей базе, то есть здесь. В-четвертых, у нас не принято ходить в гражданке и форме других армий. Только наша форма и больше никак. Кроме того, ношение наград, полученных ранее не приветствуется, хотя это на усмотрение командира. Так что задача номер один. Прибыть на представление к командиру учебного подразделения. Задача номер два — перевезти свои вещи в расположение части. Ясно? Можно приступать!

— Есть! — ответил я. С этим офицером, пожалуй, мне стоит пореже пересекаться. Если в этом легионе таких большинство, боюсь мне здесь не место.

После этого разговора офицер сделал мне "отметку" в браслете и удалился. Подумав, я решил сначала вернуться в Нибеле, переодеться, захватить свои вещи и оружие, а уже затем поступить в распоряжение командира местной учебки. Что за дурацкая мысль, прибыть в подразделение в гражданке? Год назад у меня и мысли бы такой не было!

Спустя три часа я на верхом Звездочке, с навьюченными моим скарбом Граце и Леньке приехал в расположение Золотого легиона. Еще трие лошади, Соня, Рыся и Бася остались в арендованной конюшне, как и значительная часть моего оружия — в ячейках. Я решил подстраховаться, первое знакомство с новым моим подразделением мне не слишком понравилось.

Прибыв, попал в круговорот забот по обустройству, ко мне сразу подскочили пацаны, которые помогли быстро определить моих и вещи — ячейку Золотого легиона. В форме "моего" мира я отправился на встречу со своим новым командиром. Найдя по наводке вездесущих мальчишек (меня сначала удивило их присутствие в расположении, потом я подумал — наверное дети бойцов и командиров, другого просто не может быть, будущее пополнение легиона), командира учебного подразделения я представился ему просто именем. Не мог я понять, как иначе это делать: старший лейтенант, боец гильдии или курсант? Продемонстрировав ему свой браслет.

— Майор Ленье. — представился он, — Так вы у нас получается, с неплохим командным опытом? Так может и не стоит задерживаться в расположении? Зачем вам эта тягомотина? У меня есть прекрасное предложение, командировка в войска, которые ведут боевые действия, как раз для младших офицеров, которые хотят роста. Война довольно примитивная, но не совсем по-нашему профилю — винтовки-пулеметы, первые танки и аэропланы. Конечно, есть проблема, окопы — грязь, вши, инфекции, но, судя по всему, вас это не побеспокоит — вам они не грозят, судя по индексу сопротивляемости. Там большая убыль в офицерах, солдат они прекрасно набирают из своих подданных, а вот офицеров нужно обучать. Младших легко прогнать через ускоренные курсы, но им ведь нужны опытные наставники? В качестве этих наставников правительство и решило нанять нас. Так сказать, "играющих тренеров". Прекрасные деньги, сотня золотых в неделю!

Мне как-то и самому совсем не хотелось задерживаться здесь. Это место меня бесило! Непонятно почему. Взбесил своим высокомерием дежурный офицер, взбесил и этот майор, мой непосредственный начальник — явным желанием побыстрее сплавить меня куда угодно. Было видно, что я срезу ему не понравился. Несмотря на блок, отзвуки его эмоций я ощущал — недовольство, он считал меня выскочкой, а то и лизоблюдом, который неизвестно как втерся в доверие к корпус-легату!

Ну что ж война, так война. Мне там попривычней будет, чем в этом змеином гнезде. А окопы? Что я там не видал? Тем более на командирской должности? Почему нет?

— Согласен. Только с оружием и формой хотел бы определиться.

— Вот и лады! Даран, вот у нас и еще один боец для Большой войны! Прекрасный офицер — за плечами несколько серьезных операций, и даже одна война. Отведи его к каптенармусу, пусть обеспечит формой и амуницией.

Даран, как я понял мастер-сержант, молча кивнул и знаком кисти позвал меня за собой. Придя на склад, мне выдали аутентичную форму оливково-зеленого цвета, которую пришлось подбирать под себя самому, морщась от запаха "задохнувшейся" ткани и специфичной пыли, продираясь сквози слабо понятную мне маркировку. Свалявшаяся в кипах она сидела на мне колом — придется приводить в порядок, эти беспорядочные складки, образовавшиеся от долгого хранения выводили из себя. Мастер-сержант и унтер вели себя тоже крайне странно. Они как бы вовсе не старались мне помочь, а наоборот, затрудняли процесс. Что еще более взбесило меня. И посматривали на меня, не как на врага, конечно, как на досадное недоразумение. Да что такое! Если я всем тек мешаю здесь — я выполню молчаливое пожелание "золотых легионеров" и покину тысячу, как можно скорее. Пока просто приму это задание, а уж после него — исчезну без лишних разговоров и сожалений.

После чего пришлось подбирать оружие, где я все-таки выбрал свое, подходящее под местные калибры. Ему я больше доверял, пришлось с ним довелось хоть немного познакомиться. После чего я набрал патронов, медикаментов — хотя какие медикаменты, бинты, растворы для дезинфекции, мази, и самые простые обезболивающие таблетки, порошки "от живота" и прочего, жаропонижающее, простенькие антибиотики. Мне, скорее всего, это не пригодится, но пусть будет. Взял и местный противогаз, пользоваться буду своим, но иметь местный нужно — положено. После, получив несколько минут свободного времени, свистнул мальчишек, попросил их отвести моих лошадок обратно в конюшню и по возможности отнести мои пожитки в хранилище при портале. Заодно отправил записку Манко, о том, что в Золотой тысяче я, пожалуй, не уживусь.

Мне не хочется служить здесь. Даже если мне придется покинуть эту гильдию наемников. Вроде все нормально, но мне очень не понравилось, как меня приняли здесь. Не знаю, почему. Просто острое ощущение, что мне здесь крайне не рады, да что там — не ощущение, все встреченные прямо показали, что я дерьмо, незаслуженно принятое в их очень славный коллектив! Мир большой, я найду, где продать свой меч! Хотелось устроить напоследок какую-нибудь гадость, очень, я даже приготовил изумрудного червя, но остановился. Слишком это, здесь есть масса невиновных людей. Если после операции достанут — я им не только червя подкину!

Снаряженный, с вещмешком, шинелью в скатке и своим любимым баулом я прибыл к порталу. Ну что, здесь говорите Большая Мировая война? Посмотрим, что это такое, на одной мировой я уже побывал. Не думаю, что здесь будет хуже.

Зря я так думал. Методы убийства не столь важны. Важны обстоятельства.

Недалеко от портала собралось несколько офицеров Золотого легиона.

— Ну как, дали молодому просраться?

— А как думаешь? Он тут нас всех просто ненавидит!

— Хорошо, хорошо! Посмотрим. Что он из себя представляет. А то война на Ирме, магия, корпус Хаоса. Посмотрим, как он будет окопный хлебушек жрать. Не знаю, чем он Михала так очаровал. Обычный выскочка. — произнес полковник, явно довольный собой и тем, как этого недоношенного щенка опустили легионеры.

— Знаете, господа, я не маг, но чувствую это дело. Перед отправкой поле возмущалась… даже не знаю как. У нас в Легионе никто такие возмущения выдать не может.

— То есть, он воздействовал своей магией?

— Нет, несколько раз находился на уровне, что "сейчас пущу им гадость", но сдержался.

— Ну так хорошо! Все нормально, не придется звать магов!

— Ты не понял, Перкофф. Он мог сделать нам большую гадость, но удержался.

— И что?

— Я полагаю, стоит посмотреть, что он делал после встречи с нами.

— И что нам стоит посмотреть?

— Я думаю, что нам стоит узнать, что с его вещами и животными, кажется он привел на конюшню пару лошадей.

— Зачем? Что нам с его вещей и лошадей?

— Есть ощущение, не знаю, как описать. Что он решил нас покинуть нас. Слишком самолюбивый.

— Да и что из этого? Мы — самая лучшая сотня, такие мальчишки должны стремиться к нам!

— Тем не менее.

Послали узнать, что произошло с имуществом нового курсанта и были весьма удивлены, что оно находится за пределами расположения Золотого легиона.

— Так, я не понял, что мальчишка решил просто отказаться от службы здесь? Он хочет сбежать?

— Я не говорил бы так. Он не принял присяги легиона. И хочет покинуть наше приятное общество совершенно спокойно, но в темпе вальса.

— Нет, я не понял, что, получается, что он просто хочет покинуть наш легион, прославленный, черт побери, лучший легион на Фрэгане?

— Мне кажется, он хочет просто покинуть Фрэган. Так он просто заплатил, что бы все его вещи перенесли в хранилище при портале. И послал записку своему наставнику, Манко Юпанки.

— Постойте, я не понимаю, юноша решил посвятить свою жизнь воинской стезе и решил покинуть нас? Я чего-то не понимаю, давайте более внимательно рассмотрим, что он из себя представляет. Так с семи лет — обучение в корпусе. В десять — первая учебно-боевая операция. Все хорошо. В двенадцать получил ранение, мелочь, царапина. А это уже серьезнее, стрела в легкое, командовал полуротой копейщиков-ополченцев. Сдержали атаку, потери до 50 %… Странно, 15-летний мальчишка? Его поставили командовать, пусть даже и ополчением? Странно, господа!

— Я знаю, в чем дело, у него проблемы с трансформой!

— Откуда такая информация, есть свой канал в Хаосе?

— Одна бабка сказала.

— Ну ладно. Проблема с трансформой и что?

— Особенности хаоситов. Командовать ополченцами менее почетно, чем атаковать в строю будущих гвардейцев. И поставили его на второстепенном направлении. Но что-то пошло не так.

— И вот та самая война! 17 лет, практически последняя стажировка, дальше — выпускной курс. О, а война там была нешуточная! Шестер, почему я об этом раньше не знал?

— О чем?

— О том! — лицо старшего офицера, полковника раскраснелось, он начал говорить на полтона ниже, но каждое слово вколачивал как пулю в стену: — Орбитальные бомбардировка. Потери вооруженных сил по итогам компании — 99.76 %. Потери гражданского населения — 87, 3 %. Применение ядерного и кваркового оружия с обеих сторон. Подразделение, где младшим командиром был наш "золотой мальчик" смогли зачистить от первой волны врага практически целый континент, уничтожив более полутора миллионов единиц врагов, при численности в несколько десятков. Это невозможно!

— Досье стопроцентно проверено. Техника. Использовали роботизированное оружие. Мины, ловушки, атаки роботов-камикадзе. Одну из самых успешных организовал именно наш рекрут. У него не было права на использования ядерного оружия — смог сконцентрировать достаточно обычной взрывчатки, чтобы достичь уровня малого ядерного заряда.

— Ясно. Шестер, почему я только сейчас узнаю, что там была не война, а просто бойня? Что парень прошел сквозь ад, е не просто повоевал?

— Господин полковник, у меня не было времени плотно ознакомиться с личным делом рекрута. Его неожиданно к нам отправили, последнее его задание не могло принести нужное для закрытия нормативов числа очков.

— А почему принесло?

— Не могу знать.

— Не можешь? — полковник просто прошипел эти слова. — Кто может, господа офицеры?

— Я в курсе. Он нашел на последнем задании крайне интересные для гильдии материалы. Что именно — не знаю, но они заинтересовали самого Азаарха. Который вызвал его к себе. И оперативно выпотрошил парня. После чего приказал юристам готовить партнерский контракт для него. Все. Слишком мало времени прошло — подробностей не знаю.

— Ясно. Чем еще отличился наш, боюсь уже бывший рекрут?

— Тут думаю я могу помочь. — вызвался ответить капитан магической поддержки, с соответствующим кристалом в петлицах и шевроном на левом рукаве, — Все-же магия — моя стезя. Так вот, мальчик один из сильнейших магов, которые есть сейчас на Фрэгане. Обычно услуги таких магов нам самим приходится привлекать по системе перенайма. Он должен был попасть к нам еще восемь месяцев назад, но почему-то после исполнения очередной курьерской миссии отправился в госпиталь постигать искусство полевой медицины и целительства. Там несколько месяцев проработал в приемном покое, где показывал просто чудеса, буквально воскрешая мертвых. Ему подкладывали даже умерших полчаса назад, он смог выработать схему, которая возвращала к жизни уже абсолютно мертвый мозг. Не часто, но ему это удавалось. Второе место, где он работал — ожоговое отделение. — почти половина офицеров, присутствующих на этом импровизированном собрании, очень скисли, некоторых даже передернуло, они неплохо знали, что такое ожоговое.

— Так вот, господа, там он тоже творил чудеса, но более его использовали как батарейку. Плетения восстановления очень прожорливы, энергия требуется ожоговому всегда и в почти бесконечных количествах. Довести его до полного истощения резерва так и не удалось. Раньше он начинал валиться с ног от банального недосыпа.

— Чего я еще не знаю, господа? Почему год назад Михал так вцепился в этого пацана?

— Все просто, господин полковник, — подал голос немолодой человек, который обращался с полковником слишком вольно. Но ему это позволялось — один из самых успешных полевых командиров легиона, — он держался против Мхала в бою на мечах до тех пор, пока не сдался, опасаясь, что окончательно вымотает "старого человека", чем нанесет ему обиду. Дело в том, что в тот день он уже "обидел" одного нашего офицера, тем, что вел с ним учебный поединок, но "щадил" его.

— То есть этот щенок еще и выдающийся мечник. Дерьмо и мать его, едреноть! Господа мы обосрались. Вернее, обосрался я, — полковник никогда не имел привычки перекладывать свои просчеты на подчиненных, иначе не был бы одним из старших командиров Золотого легиона. — Очень скоро мою шкуру захочет не только Михал, но и Азаарх. А эта старая ящерка… Просто сожрет меня, слышишь, Шестер? Я изменю своим принципам, и вторым блюдам у него будешь ты. Потому что именно ты виноват в принятии этого глупого решения. Если не уверен, какого черта мне подпевать? Достаточно было просто сказать простую фразу: "Господин полковник, я не закончил работу с досье рекрута, не стоит принимать поспешных решений". И все! Этого позорища не случилось бы. И кстати, если я не выживу после встречи с нашим руководством, объявляю. Лейтенант Шестер освобождается мною от должности моего адъютанта и рекомендован к переводу в строевые части. А хотя лучше было бы выкинуть из Золотого легиона. Как лизоблюда и подхалима. Но как я, на старости лет попал на такую простую удочку, как лесть! Пора снова в войска. Если меня не сожрет господин Азаарх и не убьет поеду на эту Большую войну, куда мы отправили этого мелкого засранца!

— Господа, ну хоть у кого-то есть информация, которая сможет помочь мне вылезти из задницы? — оглядев своих друзей тяжелым взглядом, спросил полковник Перкофф.

— У меня есть мысль, господин полковник.

— И что ты думаешь, Сальве?

— Нужно поговорить со стариком Манко, он его наставник. Объяснить ему ситуацию. Что мы не хотели зла, просто хотели… ну что хотели. Манко, думаю, имеет на него влияние. Хоть какое-то.

— Блин, до этого я и сам бы додумался. Мало.

— Ну и как бы мне не хотелось этого, стоит мне отправиться на эту большую войну, попытаться постепенно изменить мнение о нас Вика. Попытаться объяснить ему, что все это просто одна из глупых традиций, которые призваны проверить, что из себя представляют собой новички. Сблизится, так сказать, в окопах. Если кто засмеется — выбью зубы!

— Сальве, мне очень не хочется терять тебя. На той войне, насколько я знаю, убивают очень часто!

— Ну что поделать. Я, конечно, не хаосит, но и оборотней тоже сложно убить. Так что, скорее всего, вернемся вместе.

— Ну принято. Сальве, я тебе обязан. Очень обязан. Ты знаешь, это не пустой звук.

— Знаю, команданте!

Перед майором Санахом предстало шесть молодых офицеров, аутентично одетых и вооруженных. Четверо имело погоны капитанов (я в том числе), двое — старших лейтенантов.

— Ну что господа офицеры, наш выход! — тут появился еще один человек, в форме золотых, полевой, на этот раз довольно скромной.

— Извини, Санах, командование решило послать и меня.

— Сальве, ч что тебе делать там? Это не твой уровень, извини, тебе армиями командовать!

— Тут не игра золотого штаба, гильдия попросила, попробовать создать кулак под моим командованием. Показать им, как можем воевать мы. Возможно, хотят наладить более тесный контакт с миром. Не знаю, но команда — достичь максимальных результатов.

— А форма?

— Там закажу себе форму. Времени не было, приказали — прибыл.

— Ну ладно, Сальве, под твою ответственность!

— Ты меня знаешь, я никого не подводил.

— Так вот, ребятки, с вами пойдет очень опытный майор Сальве. Видимо, будет вашим командиром. И вам отныне придется не просто нести обычную службу, а рисковать своими головами, ради чести и капиталов гильдии. Позвольте ваши браслеты.

Мы протянули свои левые руки, майор Санах к каждому прикоснулся своим "планшетом". Я почувствовал, что в браслет перетекла энергия и устроилось еще одно плетение.

— Теперь ребята у вас есть по еще одному заклинанию эвакуации. Возможно, пригодится. Всякое бывает. Главное, послать мысль браслету — и вы окажетесь в безопасности, где медики вас вытащат, а потом гильдия поможет вам восстановиться. Но главное — лучше покинуть поле боя, если видите, что обстоятельства явно против вас. Не все можно вылечить. Лучше не доводить до критических повреждений. Я сам знаю, война, враги, горячая кровь — но нужно остановиться вовремя. Помните.

Сосед, довольно субтильный юноша, тихо, шепотом мне сказал:

— Залили еще один контур эвакуации. На всякий случай, если кого захотим спасти. Друга или возлюбленную.

— Ясно. Могли бы и побольше залить. — высказался шепотом еще один офицер.

— Кристаллы не потянут. Да и энергия дорога. — сказал я. Действительно, не думаю, что кристаллы не потянут. А даже если и нет, у меня с собой есть еще несколько. Я запомнил плетение. Оно было довольно простым, но неправильным, асинхронным. Плетения перемещения, которые показывал мне Череп были идеальны в одном мире, но между мирами — слишком громоздкими. А тут такое изящное решение! Видимо дальнейшее развитие теоретической магии и математики. С математикой у меня была проблема, которую нужно решать, иначе я просто не смогу быть настоящим бойцом.

Переместившись в нужный нам мир, мы покинули небольшую крепость, где находился портал, за ее воротами нас ждал два экипажа, запряженные обычными лошадками. Сопровождающий был несколько удивлен увидев нашу команду.

— Мне говорили, что вас будет пятеро. Хотя больше — не меньше. Но вам придется потесниться.

— Все в порядке, потеснимся. Санах просил передать, что на следующей неделе будет готово еще десяток-полтора бойцов. — за всех нас ответил Сальве.

— Плохо, что вы поставляете нам офицеров по чайной ложке. Когда в деле миллионные армии, полтора десятка — не о чем.

— Что поделать, снимаем бойцов с других заданий, привлекаем только опытных. Мы уже отправили вам почти триста командиров уровня батальон — полк. Насколько я знаю, показывают они себя очень неплохо. Низкий уровень потерь в вверенных их попечению частях, поставленные цели они достигают. Успешно готовят из ваших скороспелых прапорщиков, подготовленных на ускоренных курсах, толковых и успешных офицеров.

— Этого у них не отнять. Но нам необходимо тысячи таких офицеров. И не только в пехоту. Принято решение, привлекать артиллеристов и саперов.

— Передайте свои пожелание руководству Золотого легиона. Но лучше, все-таки, заключите соглашение с гильдией. Понятно, это выйдет дороже, чем работать с руководством нашего легиона — если вам нужно много бойцов и срочно, видят боги, лучше заплатить больше и вовремя получить желаемое.

— Вы знаете, мою позицию, я согласен с увеличением расходов. Но нас ограничивает в расходах казначейство.

— В любом случае, мы уже сейчас насытили офицерами нужного качества уже около трех армейских корпусов. По сути, вся армия, которой вы планируете наступление, насыщена нашими офицерами. Они командуют острием удара, далее вы вводите в бой ваши части второго эшелона, кавалерийские части, которые занимаются вражескими коммуникациями, тыловыми частями. Наша задача, прорвать фронт и взламывать вражеские оборону, которую он будет пытаться выстраивать в направлении нашего удара. Мы это сделаем.

— Я в этом не сомневаюсь, э…

— Полковник Сальве, к вашим услугам.

— Благодарю, Верховцев, Павел Александрович. Я отойду на пару минут, передам наше сообщение руководству вашего легион.

Майор Сальве лихо прибавил себе звание. Хотя, наемник, с большим опытом здесь вполне способен заменить и генерала. Меня вон, тоже приподняли в звании, капитаном стал. Спустя несколько минут господин Верховцев покинул форт Транспортной гильдии, и мы отправились, как оказалось, на вокзал. Там немного подождав, загрузились в поезд, где заняли два четырехместных купе. В первое вселилась спаянная команда, а мне выпало купе с майором и одним из наших старлеев.

— Ну что, господа офицеры, — подмигнул нам Сальве, — господин поручик и штабс-капитан, вот мы и едем с вами на войну. Которая уже полтора года перемалывает в своих жерновах сотни тысяч представителей самой цивилизованной части этого мира. И вовлекла в свои жернова большую часть прочих стран и их колоний. В общем, в это бойню вовлечено практически все человечество этой планеты. Теперь и мы включимся в этот процесс. Но для начала нам нужно познакомиться, как вы уже знаете, меня зовут Сальве, здесь — полковник Сальве.

— Меня — поручик Аксол Диомей.

— Виктор Дан Хали.

— Прекрасно, вот и познакомились. — полковник достал бутылку, довольно приличного коньяка, и разлил по стаканам "по небольшой". Мы выпили, я попытался его посмаковать, но не слишком получилось. Соседи просто опрокинули его в горло, не заморачиваясь.

— Виктор, смаковать коньяк нужно либо очень дорогой, либо после третьей. До этого, просто продирает горло и никакого особого вкуса.

— Извините, полковник, я не слишком опытен в этом деле. Возможно, знаете мою историю, корпус, война и несколько заданий гильдии. Некогда было учиться особым манерам.

— А, да, знаю. Вы тот самый молодой человек, который хотел скрыть, что обучался в элитной школе Хаоса, но накосячил так, что о том, что он хаосит не говорил только глухой? — блин, я и не знал, что обо мне знают на Фрэгане все! То есть абсолютно все!

— Постойте, господин полковник, я об этом ничего не знаю! — заявил мой попутчик. Или будущий однополчанин, уж как вывезет фронтовая фортуна.

— Виктор, извини, может тебе будет несколько неприятно, но наш друг должен знать о тебе. — я слегка напрягся.

— Так вот, наш юный друг прибыл на Фрэган где-то год назад. Чем он отличился в первый день. Чуть не сжег сканер для определения магических способностей Люси. Чуть не прирезал в комнате ожидания вербовочного пункта какого-то невежу. Ввел в смущение, а попросту заставил обгадится Смэша — это такой записной шутник, который абсолютно бесполезен, поэтому служит на вербовочном пункте и обожает прикалываться над новичками. После этого смог влезть в доверие к одному из лучших наставников гильдии, Манко. Прямо-таки блистательно выполнил несколько первых заданий, и все полагали, что он станет самым быстрым из кандидатов. При чем одно задание — смертельно опасное. Но! Он вдруг пошел в госпиталь и решил совершенствоваться в полевом целительстве, где застрял на восемь месяцев. При этом умудрился не заключить контракта, и не получил за свою работу ничего. Но показал себя одним из сильнейших магов Фрэгана. Последнее, что я слышал до отбытия, им сильно заинтересовался Азаарх, это такой очень большой ящер, который занимается в гильдии перспективными проектами. Да и еще одно, только я об этом вам не говорил, слышал, что у нас, в золоте, ему решили устроить жесткую прописку. Ну что, я все верно описал?

— Пожалуй, да. Действительно, мне не удалось скрыть свое происхождение. Правда, не думал, что это такой прикол для гильдейцев.

— Парень, прикол — но хороший прикол! Михала ты почти сделал на мечах, а это никому не удавалось. В госпитале ты смог вытащить очень много бойцов с того света. И Азаарх не интересуется пустышками. Над тобой постебываются, но по-доброму. Знай это.

— То есть, в бою лучше быть поближе к Вику, — подал голос наш поручик.

— Нет, в бою лучше быть там, где тебе приказали быть. И это не обсуждается. Золотые стоят насмерть, или атакуют до последнего бойца, если таков приказ! У нас есть возможность эвакуироваться с поля боя, но это самый последний случай. Если ты окажешься на эвакопункте обосравшимся, без серьезной причины, лучшее, что сможешь сделать — покинуть гильдию. — Сальве остановился, призадумался, а потом сказал, — Ну что еще по одной!

И мы выпили. В голове появился приятный флер, детали окружающего стали приятными, латунные рукояти и детали засветились мягким, золотым сиянием, летний пейзаж, пробегающий за окном, показался чудо как хорош, и мои попутчики-собутыльники — удивительно приятными людьми! Что-то с этим коньяком не то!

— Господин полковник, а у вас в бутылке точно коньяк?

— Пока мы не приступили к службе лучше просто Сальве. И это действительно коньяк, настоянный на специальных травках. Делают его в Египте при храме Имхотепа-Имутеса. Похожий делают в храмах Птаха, но тот слишком дорог даже для меня. Но если ты подумал о наркотиках, то это совсем не так. Вообще, егитские жрецы-врачеватели используют наркотики, но крайне негативно относятся к их немедицинскому и немистериальному применению. Кстати вот, говоря об Имхотепе, с ним интересная история была. Как не странно, это был вполне реальный человек, жил при императоре Джосере, очень давно, около восьми тысяч лет назад. Хотя, это касается только того Египта, который я знаю и где пришлось повоевать с боевиками — банту. А потом и с их покровителями — зулускими усуту. Так вот Имхотеп был вполне обычным человеком, ну как обычным — маг, жрец Птаха, зодчий, врачеватель. За свои достижения стал так знаменит, что к концу жизни его объявили сыном Птаха, а тот и не возражал! Ну а потом он вошел в троицу "мемфисских богов". Такие дела, парни!

— Ну, вообще, не такое редкое дело — восхождение обычных людей, но талантливых, прославленных и обожаемых людьми в божественность. Как иногда простые люди становятся демонами. Если стремятся к этому. — заметил я.

— Да, такое случается.

— Вам, наверное, много где удалось побывать? — спросил Аксол.

— Да, помотало меня серьезно. Как-никак без малого сто сорок лет в золотых!

— А почему только майор?

— Понимаешь, звания в нашем легионе значат не слишком много. Это что-то вроде внутреннего табеля рангов. Вот, Акс, посмотри на Вика. Он вышел из своего суперэлитного корпуса старшим лейтенантом. Успел побывать на очень серьезной войне, однако в нашей структуре только рекрут пока. Но с очень серьезными перспективами роста. А сюда он отправлен в звании капитана, так как мы все понимаем, что вполне потянет батальон, а то и полк. Учили его этому. Насколько хорошо станет командовать — только боги знают. Посмотрим. Вот ты, чем отличился?

— Я почти закончил Эколе Милитари в Сен-Аше, но наш ректор принял сторону не того императора и после поражения его сил, нам пришлось бежать через портал. Ну и прибился к гильдии. Здесь записался в роту новобранцев. Нас бросили на войну в забытый богами уголок, где война началась за сорок лет до моего рождения и закончиться еще не скоро. Несколько стычек, караулы, сопровождение обозов. Вечная грязь, кровь, вши. Никакой медицины, при простуде практикуют вдувание дыма в задний проход. Кругом голодные дети, что меня просто убивало. Скажу честно — я нескольким купил переход через портал за свои деньги. Как выслужил заветную тысячу — рванул обратно на Фрэган. Подал прошение в Золотую тысячу, и был удивлен, что меня приняли.

— Все просто, парень. Роты — не лучший путь, но дают опыт реальной войны. Плюс твое обучение, а нам как раз нужны офицеры для войны подходящего технологического уровня. Здесь нужны офицеры, знакомые с тактикой армий, знакомых с пулеметом, окопной войной, артналетами. Приятное разнообразие вносят отравляющие газы, первые танки и уже довольно развитая авиация. А вот ты, Вик, как пришел сюда?

— Ну о моем корпусе вы уже знаете. Потом война. Довольно тяжелая и бестолковая. Ну она всегда такая. Из корпуса меня выпихнули, даже не знаю почему. Хотя все пристойно — дали звание, диплом. Первоначально я имел прицел на службу по найму. Были проблемы с трансформой. Знаете, что это?

— Знаю, продолжай!

— Э, Сальве, а я не знаю…

— Потом объясню. Продолжай.

— В общем проблему-то я решил, но идея службы в гвардии как-то померкла. Так и оказался на Фрэгане.

— А дальше? — спросил Аксол?

— Стал курьером. Но по серьезным заданиям. Пошлялся по мирам, хотя ничего особенно удивительного не видел. Но с этим можно встретиться, если проведешь побольше времени в мире. В промежутке меня заприметил Михал, командир золотых, потребовал, чтобы я записался в его тысячу.

— А дальше? — на этот раз вопрос задал Сальве.

— А дальше мне не очень понравилось там, и я решил покинуть золотых. А если понадобится и Фрэган.

— И?

— Что и? — я несколько разозлился.

— Каждый мужской коллектив при приеме тебя в свои ряды будет проверять тебя на прочность. Иногда более жестко иногда мягче. Но я знаю, что такое прием в золото. Это не самый жесткий вариант. Тебе не понравилось. Так и будешь бегать?

Я замолчал. Надулся. Сальве прав. Я столкнулся с не самым жестким ритуалом прописки — и сдался? Что-то со мной не так. Блин, как не хватает Черепа! Он бы вправил мне мозги!

— Знаешь, Сальве. Дело в том, что они все это делали эдак гаденько. Не знаю как объяснить. Противно стало. И даже не понимаю почему. Сейчас вспоминаю прошедшее — ничего ужасного не было. Хрен знает. Я хорошо контролирую свой мозг, магию бы отследил. Но нет. Не было. Странно!

Странно тебе, подумал майор Сальве, когда против тебя работает целый эгрегор. Который пытается тебя ломать под себя. Даже простое приветствие покажется тебе вызовом на дуэль.

— Согласен, странная ситуация. Может еще по одной? — он разлил, и мы выпили. — Прекрасный коньяк! И чего он мне показался сначала простым горлодером?

— Просто травки немного меняют вкус, дают этакую ноту… Но они имеют и свой плюс — после пары рюмок, вкус раскрывается, становиться насыщенным, сначала идет виноградная лоза, а потом попеременно всплывают вкусы разных трав. Некоторые из них уже и не встретишь ни где, кроме храмовых огородов.

Действительно, калейдоскоп вкусов! Только сейчас начал раскрываться. Странно, слышал, что лучше всего вкус напитка понимаешь именно при первом глотке. А тут все совсем не так. Бывает.

— Что нас ждет здесь — спросил Аскол, пока я смаковал коньяк, Сальве.

— Все просто. Война. Подразделения, насыщенные нашими офицерами, бросят в прорыв обороны вдоль по Висле, в попытке отрезать Восточную Пруссию и окружить там до полутора миллионов немецких солдат и офицеров. Империя разинула рот на очень большой кусок, но все говорит о том, что это можно сделать, если они не станут распыляться на наступление во всех направлениях, как это было сделано годом ранее. — Сальве достал из планшета карту и начал показывать нам на ней театр военных действий. — Из полков, где служат наши офицеры укомплектована переформатированная вторая армия, это более ста тысяч человек. Полки — тяжелые штурмовые и гренадерские. Все снабжены автотранспортом на худой конец — гужевым транспортом в усиленном составе. Так чтобы мы могли передвигаться быстро и при этом берегли силы солдат. На участке фронта в пятьдесят километров собрано около двух сотен тяжелых орудий и более двух тысяч легких и средних орудий. Плюс танки и бронеавтомобили, вся авиация фронта. Нам придется взломать линию фронта, а там семь полос обороны. А потом в пробитый коридор входят три конных армии, цель которых — растечься по тылам и давить все, что могут, что не могут — обтекать и резать коммуникации. Проблема перебрасываемых немецких резервов на их совести. Следом в дело вступает пять армий второго эшелона, цель которых, расходящимися ударами расширить пробитый коридор и начинать окапываться на удобных позициях, чтобы немцы не смогли нас отрезать. Весь остальной фронт будет в это время в несколько ослабленном составе держать оборону на старых рубежах. Спустя неделю после нашего наступления, нас согласованно поддержат союзники во Франции. Как-то так.

— И это реально сделать?

— Вполне. Атаковать будем, скорее всего, в направлении Плоцка. Далее, пользуясь преимуществом в скорости двинемся вдоль Вислы к морю, захватывая или уничтожая мосты через реку. До Балтики — максимум 350 километров вдоль течению реки. Все будет зависеть от нашей скорости, как быстро мы сможем пройти по этому маршруту, попутно пресекая попытки врага организовать оборону, от кавалеристов, насколько удачно они расстроят немецкие тылы, и от армий второго эшелона, насколько быстро они смогут организовать оборону против деблокирующего удара врага. Но все говорит о том, что задача реалистичная.

Похоже, что Сальве прав. Сто тысяч наших бойцов, условно, триста тысяч сабель по тылам (не знаю, сколько у них в кавалерийских армиях) и полмиллиона во втором эшелоне — этого должно хватить на окружение полутора миллиона врага.

— А что с морем, флот нанимателя сможет справиться с блокадой окруженной нами территории? А то от всего нашего героизма немного толку будет.

— С флотом дело похуже, у немцев на Балтике преимущество в линейных кораблях, но империя имеет здесь прекрасные эсминцы и минные заградители, которые завалят минами все подступы к портам.

— А что имеется у окруженных нами армий и вооружений?

— Тут все с одной стороны все плохо, с другой стороны — хорошо. Кенигсберг, столица Восточной Пруссии имеет очень обширные склады с оружием и боеприпасами. Приблизительно, треть от всех запасов кайзеровской армии. Так что ни снарядного голода, не патронного не ожидается. Продуктов там тоже много, но уже поменьше. Расчет командования делается на то, что значительную часть германских войск мы блокируем и разобьем в десятках мелких котлов и в наступательных операциях. Плюс, в Кенигсберге мало высококлассных войск, в основном ландвер, а то и ландвер второго призыва, это совсем не то, что постоянная армия. Сильно попортить крови имперским войскам он не должен. Но нас это уже не должно интересовать, после выполнения нашей задачи, наши полки уйдут в тыл для переформирования. Значительная часть солдат, подготовленная нами, будет заменена призывниками, офицеры тоже пойдут на усиление в другие части императорской армии. А мы будем возиться с прапорщиками, только что пришедшими на службу после ускоренных пятимесячных курсов.

— Занятная перспектива. То есть мы создаем штурмовые части, которые выполняют свою роль, и растворяются, для повышения уровня остальной армии? — поинтересовался я.

— Где-то так, но некий костяк у нас останется. Плюс будут офицеры после госпиталя. Выкрутиться можно.

— А бойцы, совсем необстрелянные?

— Нет, перед основным делом, проходят обкатку в окопах. Правда в обычной, позиционной войне. Может быть, пара атак, пара контратак. Но в щадящем режиме, в атаку только после подавления пулеметных точек, чтобы обученный личный состав не растратить в бессмысленных атаках на укрепленные позиции врага. Впрочем, здесь уже после первого года войны все поняли, что на пулеметы вести солдат — значит просто их потерять.

— А куда мы движемся сейчас?

— В Варшаву. Там грузимся на автотранспорт и выдвигаемся к нашим частям, сейчас они стоят в тылу. Вы идете на замену выбывшим офицерам. Части уже обучены, у вас будет неделя на слаживание. Ну, может, дней десять. А потом в бой.

Я с интересом еще раз посмотрел в окно. Глупо, конечно, искать приметы, я проезжал по этому маршруту в конце зимы, а сейчас лето, да и вообще, то было в совсем другом мире. Но все равно интересно. Как-то заглядевшись на проносящийся мимо пейзаж, я выпал из разговора минут на десять-пятнадцать, краем уха слушая, что Аксол о чем-то спрашивает нашего старшего товарища, а он что-то ему объясняет. Включился только когда Сальве пожаловался на пересохшую глотку и предложил нам выпить еще по одной. Мое легкое опьянение к тому времени уже прошло, и я с удовольствием пропустил еще рюмку.

— Так вот, о чем я бишь? — продолжил свою речь Сальве.

— Об артиллерии говорили.

— Да, артиллерия в это время достигла если не своего расцвета, то очень близко к тому. По сути, когда говорят — царица войны, это именно об этих временах. Раньше она не имела такой мощи, не слишком точно стреляла и делала это медленно. Позже — развилась авиация, которая могла переплюнуть ее в дальности, мощности удара, да и по самим орудийным позициям могла пройтись, если их не прикрывали зенитки. Именно сейчас пушки и гаубицы настоящий козырь, перекрыть который может только аналогичный и более мощный козырь.

— Господин полковник, а пехота? Ведь именно она является главной действующей силой войны! — Аксол явно начал пьянеть. Не привык к крепкому алкоголю. Впрочем, я тоже не привык, но метаболизм организма быстро "пережигает" его. — Ведь недаром говорят, только там, где ступил сапог вашего солдата, вы установили свою власть!

— Спорное утверждение. Мы сейчас проезжаем плюс-минус западную границу империи Чингисидов. Самую большую империю в этой ветви миров! Так вот, у них вообще не было пехоты. Пехоту им поставляли вассальные или союзные государства. Да и вообще большую часть своей империи они создали с помощью легкой кавалерии.

— Ну положим! Но судя по тому, что вы рассказали мне, здесь вообще должны главенствовать танки! И бронемашины, по ним трудно ударить артиллерийским огнем — подвижны, зато они бронированы и почти недосягаемы для винтовок и пулеметов.

— Здесь пока еще очень мало танков. На нашем участке фронта их будет не более пятидесяти. Да и они пока крайне примитивны. Тихоходны, огневая мощь смешная, часто ломаются. Вот лет через двадцать в этом мире они станут грозной силой. Но тут, снова подтверждается мысль о том, что нет исключительного оружия на поле боя, нужно иметь потребный баланс.

— Ну ладно. А вы что скажете Вик, вы ведь тоже что-то повидали на своем веку? С чем вам пришлось сталкиваться таким, что можно было бы назвать супероружием?

— Я? Однозначно — орбитальная бомбардировка. Если дошло дело до этого, значит у планеты нет защиты в виде орбитальных ключей или космофлота. И с этим ничего поделать невозможно — пуски ракет ПКО неэффективны, им приходится преодолевать гравитационный колодец, а у кораблей на орбите такого препятствия нет. Ракеты сбиваются. Снаряды из рельсотрона слабо работают против действительно тяжелых кораблей. Ну разве что, снаряженные кварковыми или ядерными зарядами. Но это очень капризная техника, которая не любит слишком больших ускорений.

— Да, это аргумент. — высказался Сальве. — Приходилось пережить?

— Да, пару раз. Один раз долбили более суток, хорошо, что были на такой глубине, что достать нас было очень сложно. Во второй раз долбанули ядерными бомбами. Повезло, что был во чреве танка. Не добралась радиация. Правда после этого танк фонил так… Не с чем сравнить.

— А вот так, на поле боя? — снова подал голос хмелеющий Аксол.

— Монахи-войны. Очень опасные твари. По завязку наполненные благодатью бога. В моем случае — темного бога. Очень трудные противники.

— И доводилось побеждать?

— Чаще в спину. Когда не ожидают атаки. Однажды пришлось сразиться на мечах, но его копье прорядили — с ним было, вот ведь, уже не помню! — удивился я, — ну мало людей, и сам он был не в лучшей форме.

— И как?

— Ну сам посмотри, я жив и сижу рядом с тобой!

— Да, господа, похоже мне стоит поспать. Что-то я устал.

— Ну так давай, лезь на верхнюю полку, располагайся. Как младшему по званию — законное твое место. — посоветовал-приказал Сальве. Аксол снял обувь и залез наверх. Где и затих.

— Молодой. И мелкий, худощавый, быстро в голову дает. Но молодец, понял, что пьянеет и вовремя ретировался.

— На мой взгляд, хороший парень.

— Хороший. Здесь ему самое место, чтобы повзрослеть. Пока война здесь еще цивилизованная, перемирия для спасения раненых, перемирия на церковные праздники. Хотя и здесь уже начинается — отравляющие газы, пулеметы. Война превращается в конвейер. — Сальве помолчал и разлил нам еще по рюмке. Молча выпили.

— Знаешь, Вик, орбитальная бомбардировка — это то, что и мне не приходилось переживать. Хотя не думаю, что это страшнее, чем обстрел с десяти километров двенадцатидюймовыми орудиями.

— Пожалуй. Тоже не дотянешься никак. А они садят по твоим укрытиям. Думаю, похоже.

— Это тебе поможет здесь. Здесь такое часто случается. И скажу тебе честно, я думаю, что нам с этим придется столкнуться. Не верю я что нас не попытаются бросить на штурм Кенигсберга. Генштабу очень хочется побыстрее наложить лапу на его склады. Так что чую, придется нам его штурмовать. При чем сейчас там стоит три орудия особой мощи — 420 миллиметровые гаубицы "Берта". Снаряд такого орудия весит почти тонну!

— Не думаю, что стоит опасаться такого орудия. Это против укреплений и фортов гроза. Я полагаю, что это в обороне будет слишком неповоротливым орудием. А вот крепостные орудия, попортят нам крови.

Так рассуждая на всякие темы, касающиеся наших будущих операций, прошлых операций, служебных приколов и странностей начальства мы беседовали с полковником до сумерек. Летние сумерки наступают поздно и мы, выпив пару бутылок его чудесного коньяка легли спать. Ночью проснулся Аксол, прогулялся до туалета, выпил полбутылки воды — странно, после четырех-пяти рюмок сушняк его не должен донимать, и лег спать.

Проснулись мы довольно рано, через проводника заказали себе завтрак. Я выбрал себе континентальный, плотный — неизвестно, когда и как мы сможем перекусить потом. На вокзал мы прибыли около двух часов дня. Там же погрузились в грузовик с товарами для армейской лавки. Пока суетились, искали, где наша машина появился полковник Сальве, уже в форме полковника императорской армии. Он, черт возьми, нашел себе машину, с открытым верхом, для лета — в самый раз, и пригласил, к зависти остальных, к себе меня и капитана Ларионова. Составить ему компанию, так сказать. Мы не стали отказываться.

— Если вы думаете, что я вас так просто пригласил, то вы сильно ошибаетесь. В общем, вы отправляетесь со мной в девятый Сибирский гренадерский полк. Полк подготовлен отменно, однако случилась неприятность. Во-первых, при авианалете на расположение полка флешеттой был тяжело ранен командир полка. Также выбыл командир второго батальона, командование над которым придется принять вам, дан Хали. Дерьмово, в русской амии принято называть вне службы друг друга по имени отчеству. Как зовут вашего отца?

— Сатеннах.

— Ясно. Будете Виктором Сергеевичем. Запомните! Ларионов?

— У меня все в порядке, Иван Алексеевич.

— Значит вам, Иван Алексеевич придется принять командование над артиллерийско-пулеметным дивизионом моего полка. Вводная ясна?

— Так точно!

— Хорошо. Принимаете хозяйство, всю батальонную бухгалтерию, журналы учета, финансы — да что я вам говорю! В общем все. Налаживаете контакт с офицерами и так далее. Через неделю вы должны быть достойными золотого легиона! Все.

Интересно девки пляшут, за неделю стать настоящим командиром батальона, при том, что это майорско-подполковничья должность! Хотя Ларионову похуже будет. У него и артиллерия полковая, и пулеметы. Пожалуй, мне будет попроще.

Спустя минут сорок мы прибыли в расположение. Там Сальве, вернее, господин полковник, вступил в командование полком, представил нас офицерам полка и разогнал всех заниматься делом. Прибыв в расположение своего батальона, я выяснил, что батальонными делами в отсутствии командира занимался фельдфебель Овсянко. Офицеры, понимая, что на должность командира скоро пришлют другого, не стремились взвалить на себя это бремя. Печально, с этими мне скоро в бой идти — потрясающая безынициативность! Приказав построить батальон, я представился личному составу, поинтересовался есть ли жалобы. Их естественно не было — я никогда еще не сталкивался, за всю свою службу, чтобы при построении кто-то высказал хоть одну жалобу. Много в армии странных традиций, и ведь не станешь их нарушать, тем более что этот вопрос дает прекрасный повод быстро распустить людей и заняться делом. После этого я собрал в штабной палатке своих офицеров. Среди них "наших" не было, но все были довольно бодрыми, активными и даже инициативными, молодыми людьми. Что приятно — с боевым опытом, все кроме одного прапорщика, прибывшего для продолжения службы в наш батальон незадолго до меня. Меня это удивило — почему никто из них не взялся за исполнение обязанностей командира батальона, и исподволь я выяснил, что это вообще не их забота — назначение и прочее передвижение по службе — исключительно забота командования и инициатива здесь неуместна. Вот оно как!

Значит, мое мнение о моих офицерах неверно, что радует. Не стоит переносить на армию совсем иного мира привычные мне представления о том, как нужно действовать.

Офицерам я пообещал более плотно побеседовать позднее (что так и не успел сделать), а сейчас нужно было принять материальные средства батальона. Выяснить, что у него в активе. А тут все было неплохо. Кроме трех рот по двести душ гренадеров, имелся пулеметная рота — 95 душ при 12 пулеметах системы Хайрема Максима. Кроме этого, имелась минометная рота — 9 минометов, 45 минометчиков, взвод связи, артбатарея из шести легких пушек. Автовзвод который способен перевезти все это хозяйство. Плюс приданное гужевое хозяйство, которое может принять на себя перевозку всего необходимого при поломке автотехники — она пока не была достаточно надежной. Хотя, гужевой транспорт, при более тщательном рассмотрении, оказался забит всяким полезным имуществом батальона, сверхкомплектным вооружением, в основном трофейным, боеприпасами, продуктами питания и всякими крайне полезными вещами, на защиту которых от меня-грозного грудью встал батальонный каптенармус. Кстати, был еще и технический взвод, который в идеале мог устранить поломки техники и оружия, но только мелкие поломки. И взвод медицинской службы, призванный если не чинить, то хотя бы спасать раненых бойцов. И взвод связи. В целом мне подчинялось почти тысяча человек, при том, что я до этого командовал едва двумя сотнями бойцов, и совсем другой эпохи, далеко не столь технологичной! Но приходится соответствовать, что я всячески старался делать. В итоге я вставал еще до побудки бойцов, а ложился спать поле отбоя, питался на ходу и вечером в палатку практически приползал.

Я устроил проверку обмундирования, снаряжения, амуниции и вооружения батальона. После отправил его на стрельбы. Все было на довольно приличном уровне — бойцы были хорошо экипированы, все имели все, положенное по штату, плюс к этому умели стрелять и попадать более-менее куда нужно. Учитывая, что воевать нам придется на пистолетной дальности, по большей мере, батальон был прекрасно обучен. В пулеметной роте обнаружил три затрофеенных немецких пулемета с большим запасом патронов для них. За что похвалил ее командира. Проверил готовность санитарного взвода, все необходимое для оказания первой помощи наличествовало. Кстати, полковник Сальве порекомендовал мне проверить наличие и соответствие отчетным данным наркотиков — на этой войне некоторые офицеры и медики пристрастились к морфию, но и здесь был образцовый порядок. Единственное, что я обнаружил, противогазы, выяснилось, что их патроны использовали как фильтры для очистки спирта — оказывается в империи сухой закон, а солдатская душа не хотела мирится с такой несправедливостью! Пришлось требовать патроны для противогазов сверху, мотивируя тем, что они забиты пылью при проведении учений. Естественно, испорченные не стал изымать, пусть лучше у них будут фильтры и для спирта, и для фильтрации воздуха при газовой атаке. Кстати, случайно узнал, что газов мои бойцы крайне боятся, даже больше, чем танков. Подслушал разговор.

Это был некий марафон. К минометчикам, проверить комплектность, к пулемётчикам, проверить ленты, машинки для набивки — хотя это самый образцовые бойцы батальона. Выбить из начальство дополнительный запас гранат, мин, взрывчатки с детонаторами — для подрыва полевых укреплений. У трети бойцов были автоматические дробовики, остальные вооружены карабинами, не слишком удобными для действий в траншеях, но это лучше, чем стандартная винтовка — следовательно два типа патронов, что добавляет геморроя. Пришлось разбираться, как должны действовать бойцы, какой тактике они обучены, оказалось, что они разбиты на пятерки, два с карабинами, два с дробовиками и гранатометчик. Пришлось устроить учения в отрытой ради этого предыдущим командиром траншее, посмотреть на то, как действуют они в звеньях. Плюс, оказалось перед моим прибытием прислали ручные пулеметы, откровенная дрянь. Стоит их брать с собой? Да ну к черту, если их клинит на первом десятке выстрелов! Останутся в резерве. Если будет время потом — постараюсь с ними разобраться, понять, это неустранимый дефект или можно их допилить напильником в полевых условиях. Пока, вместо них лучше взять побольше патронов и гранат.

Пришлось вместе с механиками и авторемонтниками разбираться, насколько наше автохозяйство готово к наступлению. Движки автомобилей были примитивны до невозможности, при этом очень капризны. Не знаю, способны ли все наши машины пробежать требуемые 350 километров до побережья. Прапорщик, командующий аатовзводом, уверял, что вполне. Горячо уверял, словно эти грузовики приходились ему близкой и любимой родней!

В общем, это была безумная неделя. Вечером на десятый день, после моего прибытия — неделя оказалась еще и длинной, нам сообщили, что завтра начнем. Сначала наша артиллерия нанесет шестичасовой удар по окопам первой линии, а потом перенесет огонь вглубь позиций немцев. Вот тогда нам и нужно атаковать немцев на передовых позициях. Ну и следуя за огнем артиллерии, захватывать их окопы, линию за линией.

Днем мы заняли окопы, которые несколько месяцев обороняла обычная стрелковая часть. Они выглядели ужасно. Синеватые лица, ветхая, грязная и рваная форма. Разбитые сапоги. Некомплект бойцов в подразделениях. Они отправлялись в тыл, как в рай и немного злорадно посматривали на моих откормленных, в нормальном обмундировании и хорошо вооруженных гренадеров — дескать, посмотрим, как браво вы будете выглядеть через полгода. Естественно, им никто не докладывал, что нам завтра штурмовать немецкие позиции, иначе злорадства было б и поболее. Им пришлось пережить в этих траншеях конец зимы, гнилую, мокрую весну и начало лета. Под постоянными атаками, пулеметным огнем, беспокоящими обстрелами немецкой артиллерии и минометов, а то и авианалетами. Можно понять.

Вечером я лег пораньше, хотелось отдохнуть, тем более что знал — завтра ровно в четыре утра меня разбудит наша артиллерия. Так и произошло. Наши тяжелые орудия долбили и долбили по немецкой обороне, превращая ее в прах. И это очень напрягало, вой снарядов и постоянные разрывы, с каждой минутой все больше вгоняли сознание в состоянии прострации, оглушал. Если здесь это воспринимается так, что тогда ощущают немцы на позициях? Мне бы не слишком хотелось пережить такое, хотя возможно, и придется. Ровно в десять утра нам приказали атаковать вражеские траншеи. Казалось, там никого не может остаться в живых, траншеи были перепаханы, в некоторых местах в небо торчали бревна, ранее прикрывавшие блиндажи, как не странно, трупов почти не было видно — видимо, перемешало с землей, засыпало, а то но и просто разорвало в клочки. Даже колючая проволока, в предполье немецких траншей просто исчезла — была рассечена осколками на мелкие фрагменты, а те — засыпаны землей. Шел со своими солдатами сжимая в руках ручной пулемет, прихваченный с собой из оружейки золотого легиона, почти аутентичный, но избавленный от детских болезней местных и значительно более легкий, за счет других сплавов. Не хотелось идти зачищать траншеи с пистолетом. Ветер дул в нашу сторону и от перепаханного взрывами поля резко несло сгоревшей взрывчаткой и запахом дерьма — снаряды не выбирают, куда им попадать, некоторые метко накрыли отхожие места обильно заполненные за прошедшие полгода, линия фронта устоялось здесь где-то в начале зимы. С левого фланга вдруг заработал немецкий пулемет. Правда бил он над нашими головами, просто стрелял в небо, как в копеечку, видимо пулеметчик осознал, что артподготовка прекратилась, нужно отстреливаться, но куда стрелять, в кого его контуженный мозг пока не осознал. Поручик Тагамадзе, со своими бойцами, обойдя позицию пулеметчика быстро его успокоили и прибрали пулемет. Немцам он уже не к чему, а нам пригодится.

Мы ввалились в разрушенные немецкие окопы первой линии. По нам практически никто не стрелял, если здесь и встречались еще живые, то они были либо ранены или оглушены. Глядя на них, я ощущал, жалость — мне-то они ничего не сделали, едва шевелятся, трясут головой, по ушам, забитым землей, стекает кровь, и это те, кому повезло — есть и те, что пытаются выкопаться из земли, перебитыми руками, а тои и просто культями, самостоятельно перетянутыми в разгар артподготовки. "Еще шесть линий укреплений" — подумал я. Справа вдруг снова заработал немецкий пулемет. Сука, а ведь там стоял бетонный дот, видел я его вчера вечером в бинокль с батальонного наблюдательного пункта, восьмидюймовки должны были его расковырять, но повезло немцам, не смогли. Нужно разобраться. Подозвав ближайшее звено своих солдат, побежал по полуразрушенной траншее в сторону дота, оскальзываясь на вывороченной земле. Пока двигались, пару раз пришлось разбираться с оглушенными германскими солдатами. Одних просто закидали гранатами, других взяли на испуг. Репутация у русских гренадеров была еще та, немцы подняли руки едва заслышали нас — не захотели умирать, пережив такой страшный артналет. Пришлось оставить с ними одного бойца, чтобы он отконвоировал их в тыл. Оказалось, что дот стоит глубже, во второй линии траншей, но уже и там орудовали наши солдаты, собирая трофеи, добивая немцев, которые пытаются сопротивляться или отправляя сдавшихся, оглушенных, раненых в тыл.

Добравшись до немецкого дота, я приказал несколько раз садануть прикладом карабина по железной двери — чтобы пулеметчики услышали, после артподготовки. Когда они прекратил стрелять, я благо знаю язык, крикнул им, что или они сдаются, или мы подорвем их дот. Немцы, подумав, решили не искушать судьбу и сдаться. Правильное решение. Эти тоже были полу оглушёнными, как еще услышали удары по двери? А может и не услышали, просто лента кончилась, а там я кричу "Soldaten kapitulieren!"

После этого отправил пленных с сопровождающим в тыл и наказал, найти пулеметчиков прибрать трофеи и ящики с патронами. Наши солдаты, вообще очень хозяйственные люди, они обирали немцев как липку, оставляя трофейщикам только совсем уж ненужные винтовки, котелки, каски, противогазы, котелки и прочие малопригодные в хозяйстве вещи. Последней нашей целью была третья нитка траншей, где немцы уже слегка пришли в себя и нередко встречали бойцов выстрелами из своих винтовок. Редкие очаги сопротивления забрасывали гранатами, при чем старались в ход пускать немецкие трофеи. Они не слишком ценились, не любили их мои гренадеры — неудобные, сначала нужно свернуть колпачок, потом дернуть за шарик, да и еще запал слишком долго горит. Свои еще пригодятся, неизвестно, когда подвезут и подвезут ли вообще взамен использованных: наступление, растягиваются линии снабжения, логистика усложняется, знаю я эту петрушку, впрочем, как и мои гренадеры.

Засев в немецкой полубвалившейся траншее снял каску, наблюдая как сквозь наши порядки идут свежие бойцы третьего батальона, штурмовать следующие траншеи врага. Сняв каску, услышал, что наша артиллерия продолжает утюжить немецкие позиции,

додавливая последнюю, седьмую линию окопов и места сосредоточения возможных подкреплений. А ведь пока был в деле, слышал исключительно то, что происходило рядом, выстрелы, пулеметные очереди, взрывы гранат и сквернословие солдат. Восприятие, такая штука, отсекает все лишнее. Как ни странно, за весь бой так ни разу и не выстрелил, обошлись без меня.

— Ваше благородь, вот! — фельдфебель протянул мне мою полевую фуражку. Верно, не дело командиру сидеть с непокрытой головой, снял каску — получи фуражку!

— Овсянко, как тебя по батюшке?

— Семен Семеныч я! — ответил фельдфебель, едва не вытянувшись во фрунт.

— Так вот, Семен Семеныч. Как там у нас со всякими полезными трофеями, все собрали?

— А как-же, все что могли. Я даже во след третьему батальону особо глазастых послал, вдруг эти обормоты что пропустили!

— Это хорошо, это ты правильно решил. А что с потерями у нас?

— Я уже распорядился, скоро доложат.

— Раненых много? Особенно тяжелых?

— Нет, тяжелых десятка полтора, чуть больше.

— Отведи-ка меня к ним. Посмотрю.

Мы вернулись немного назад, там, на площадке возле развороченного прямым попаданием тяжелого снаряда блиндажа лежало полторы дюжины наших тяжелых. Опытным взглядом я понял, что больше половины из них — не жильцы. Противовоспалительных препаратов тут нет, а у троих ранения в брюшную полость. У меня есть в аптечке антибиотики — но слабенькие, им не помогут. Этому молодому парню, тоже не повезло, в голову попала пуля. У другого ранение в ногу, но плохое — попало в артерию. Этого, боюсь, даже я не вытяну, большая кровопотеря, а переливание крови здесь ему не сделают. Еще множественные осколочные ранения низа живота, хрен знает, что там ему повредили. Ладно, нужно приниматься за дело, не зря же я учился?

Рядом стояло двое молодых санитаров и фельдшер из санитарного взвода.

Посмотрел на парня с ранением в голову и подумал, что этому стоит попробовать помочь.

— Я попробую этому помочь, учился медицине. — сказал санитарам, а сам присел и положил голову парня на колени. Чистая рана, пулю, неглубоко — пришлось вытягивать, а потом освободить от пары осколков кости рану. Запустил восстановление ткани.

Закончив работу, посмотрел на пациента — если сначала он обливался потом и постоянно дергался, легкие такие беспорядочные движения, то теперь затих, если бы не кровь и бледность — можно было подумать, что спит. Этого приказал отправить в госпиталь, пусть там его до ума доводят, думаю, жизни его сейчас ничего не угрожает. Если в рану не попала инфекция.

Следующему восстановил порванную печень — немец успел ударить штыком, прежде чем его приголубили. Сделал вид, что просто осмотрел — и сразу приказал зашивать порванный бок. Вроде как, штык не достал до печени. Четвертый оказалось просто выглядел страшно, но ему просто сорвало осколком кусок скальпа — подставился под разрыв гранаты.

— Господа, ну это уже просто срамота — у парня просто контузия, и лоскут кожи с головы сорвало. Выглядит, конечно, неприятно, но к умирающим его нести? Зашить рану и в госпиталь!

После вдруг обратил внимание на парня с ранением в ногу, его поили, а он, хоть и посинел, но воду хлебал и смотрел осмысленно. Черт, а о чем я вообще думал? Просто заставить его желудочно-кишечный тракт усиленно впитывать воду — потерянную кровь я ему, конечно не восстановлю, но давление подниму. Быстро подойдя к нему, я протянул окровавленные руки в сторону раны на бедре. Он, испугавшись, попытался отползти, но его быстро зафиксировали. Ему я зарастил порванную артерию, наложил общее плетение восстановления и заставил тело ускоренно вбирать воду.

— Напоите его слегка подсоленной водой. Ложку на котелок воды. И пусть все выпьет. А пока зашивайте рану. После кормить его усиленно, лучше супчик. И если в блиндажах вино найдете, красное — ему, только разбавляйте с водой один к одному.

Посмотрел на остальных. Кому я сегодня смогу подарить жизнь, не показав санитарам то, что видеть им не нужно? Пожалуй, этот, с пробитым легким. Хорошо, что насквозь. Ранение тяжелое, но шансы есть даже у местной медицины. Просто наложил плетение. И усыпил, пусть полежит, не дергаясь. Фельдшер забрал парня, теперь здесь толпились уже практически все наши медики и они быстро выполняли мои пожелания. После вытащил руками осколок (схитрил, на кончиках пальцев вырастил остренькие коготки) и восстановил позвоночный столб еще одному бойцу. Но срастаться его позвонки будут уже в госпитале, ему я их так, слегка схватил. Далее. Пока я возился двое тяжелораненых уже отдали богу душу. Жаль, но всех вытащить я все равно не смогу.

Тут я понял, что у меня самого состояние близкое к моим пациентам. Слишком много энергии потратил. Трудно целительствовать, не имея за плечами поддержки госпиталя. Слишком часто приходится тратить энергию на то, что могли бы исправить хирурги. Но несколько бойцов я сегодня вытащил. Это хорошо!

— Все, братцы. Я выдохся. Ко мне подошел Овсянко, дал умыться, протянул чистую тряпку вытереть лицо и руки. Осмотрев себя, я с удивлением обнаружил, что форму практически не измазал в крови. Так, несколько капель уже засохшей.

— Ну что, Семен Семенович, что у нас.

— Потери — 257 человек. 49 — безвозвратные. Остальные раненые, — вот зараза, почти треть батальона! Плохие новости, ведь это только начало, нам еще с боями к морю прорываться. Не верю я в то, что немцы будут долго в себя приходить и не попробуют организовать оборону по ходу движения.

— Ну а что с трофеями?

— Самое ценное, взяли четыре исправных пулемета и два так, на запасные части. Теперь можно кроме пулеметного взвода в каждую роту по одному. теперь шестнадцать машинок. Сила! Вот, вам бойцы приготовили.

Семен показал на тряпицу, где были разложены разные пистолеты и кинжалы. Несколько часов. Видимо, особо интересные модели. Говоря откровенно, сейчас они меня интересовали мало, но пусть будут. Вдруг пригодятся, коррумпировать тыловиков, выбивая нужные для батальона ресурсы.

— Это хорошо, убери пока, устал, есть чего перекусить?

— Как нет, слегка подстыло, и так два раза грели, пока вы с раненными возились.

— Это не важно. — я схватил ложку и начал поглощать варево из солдатской кухни. — Вкусно. Из немецких продуктов варим?

— Ясен пень! Свое стоит приберечь. Наступление только начали, там неизвестно, что будет.

— Молодец. Одобряю. У остальных батальонов как?

— Да как у нас. Третий нарвался в последней траншее, видно ее не слишком наши пушки обработали. Первая схватилась с подкреплением, они пытались новую линию обороны копать, но пулеметы уже расставили. Те и нарвались, неосторожно дернулись.

— Тоже нехорошо. Но наши нас интересуют в первую очередь. Все наши приданные подразделения нормально прошли?

— Нормально. Саперы сделали проход через укрепления. Можем хоть завтра погрузиться и дальше рвануть.

— Пока вперед рвется другой полк нашей армии. Завтра, думаю, будем отдыхать и спокойно двигаться дальше. А вот послезавтра ждет нас новый горячий день. Если немцы успеют организовать новую линию обороны. Ну посмотрим.

Утром Сальве проехался в своем открытом кабриолете по батальонам, естественно, заехал и в наш, принял доклад о потерях. Поскрипел зубами — явно не понравилось ему то, что в первый же день мы понесли такие потери, в целом, больше роты убитыми и раненными! А с другой стороны, прорыв линии обороны, даже качественно обработанной тяжелыми калибрами, просто никогда не дается! После наш батальон погрузился, кто в машины, кто в телеги и отправился вперед, в сторону фронта вдоль не слишком далекой реки Вислы. Неожиданно, к середине дня мы вышли на ее берег, дорога вильнула. Остановил колонну, посмотрел на бликующее в солнечном свете широкое полотно реки, оттуда дул приятный свежий ветерок, разгоняя полуденную жару. Здесь в такую погоду в пору тропическую форму носить, подумал, сняв фуражку и вытирая уже посеревшим от пыли платком пот и шею. Откуда-то справа, северо-восточнее раздавались звуки боя, даже пушки бухали, но не тяжелые, полевые. Подозвав прапорщика, заменившего командира первой роты, выбывшего по ранению, приказал выслать разведку — дорога вела именно туда и влететь в бой, не развернувшись очень не хотелось. Вскоре он доложил, что там прижали к реке батальон, похоже уфимских штурмовиков. Похоже, кавалерия прошляпила немцев, которые устроили в удобном месте засаду, куда и влетели штурмовики на машинах, в походной колонне. Теперь отстреливаются, рядом с горящими телегами и грузовиками, придется выручать своих! Разведчик показал на карте как можно обойти немецкую засаду и ударить ей в спину. Выгрузившись из машин и телег, мы двинулись вдоль дороги, которая шла параллельно реке, метрах в пятистах от нее. А приблизившись к месту боя, вообще отвернули, обходя его по большой дуге.

Немцы расположились на возвышении, которое обтекала дорога, при чем обращенная к реке сторона холма была довольно обрывистой, а с нашей стороны — пологой. Их было около двух рот, при четырех пушках, выстрелы которых я и услышал, но уфимцам повезло — у врага не было пулеметов. Мы же, выведя на позиции свои девятнадцать "Максимов", из которых больше трети были трофейные MG-08 — немцы устроили неплохую засаду на уфимцев, но тылами не озаботились, оставив их без прикрытия и наблюдения, мы сначала хорошо причесали их пулеметным огнем, а после я послал гренадеров в атаку. Хотя, это и не атака была — так, добить раненных, собрать пленных, прихватить, что плохо лежит. Хорошее дело, бой совсем без потерь и даже с прибытком в виде трех 77 мм орудий. Правда это был приз, который мне не был особо нужен — тяжелые, громоздкие, способные бить практически только прямой наводкой — слишком малый угол возвышения. Осмотрев позиции разбитого нами противника, россыпи гильз от артиллерийских снарядов, уродливые дивизионные пушки, гренадеры собирали винтовки врага, попутно прибирая к рукам всякие мелочи, полезные в быту, сделанные практичными германскими оружейниками и промышленниками. Одного из бойцов я отправил к своей колонне, а сам решил проведать уфимцев, позвав с собой поручика Тагамадзе. Этот бравый горец мне сразу понравился тем, что в отличие от расхожих представлений, был храбр, но рассудителен и не пер на рожон.

— Прогуляемся, поручик? Нанесем визит вежливости штурмовикам?

— Почему бы не прогуляться? Правда, я не стал бы светить им нашу технику. Командует у них, если мне не изменяет зрение, подполковник, как бы не приказал поделиться.

— Толковая мысль! Вот только как нам их объехать, а то дорога то здесь одна.

В разговор, осторожно вклинился фельдфебель Овсянко, который слушал наш разговор, привычно обретаясь рядом. Услышав, что нас могут невежливо попросить поделиться техникой, он заговорил, радея за имущество батальона, которое ему было как родное — копия нашего каптенармуса:

— Позвольте, господин штабс-капитан, господин поручик! Там парой верст назад развилка была, дорога, наезженная от реки, вела. Может по ней двинемся, а как появится очередная — развилка, к реке и вернемся.

— А можете и не вернуться. Нужно по карте посмотреть.

Достав из планшета карту этой части Конгрессовки, а говоря правильно — Царства Польского, я прикинул, где находится нужная развилка. Та дорога шла в небольшую деревеньку, из нее дорога спустя километров пять снова вливалась в тракт, идущий вдоль реки — здесь река делала небольшой поворот. Удачно уфимцы встряли! Практически посередине этой петли реки.

— Овсянко, организуй проезд колонны по этой дороге, — я ногтем ткнул в место, где дорога снова вливается в тракт, а здесь пусть колонна нас ждет. Возьмите с собой пулеметную роту полностью, мы обойдемся теми, что в роты переданы. Возьми с собой половину третьей роты, и организуйте боковое охранение и разведку по пути следования — видишь, что бывает, когда пренебрегаешь этим, — я кивнул на чадящие машины уфимцев.

— Семен Семенович — Тагамадзе внимательно посмотрел на фельдфебеля. Дождался его ответа.

— Слушаю, ваш благодь?

— Поляки ненадежны, сам знаешь. В охранение и разведку побольше бойцов, отделение — минимум. Многие здесь думают, что под немцами им гораздо слаще жить будет. Да и оружие, амуниция, сапоги — сам понимаешь. И когда по деревне двигаться будете — смотреть в оба глаза!

— Так точно.

— Выполняй! — приказал я и фельдфебель удалился.

— Левони, думаешь, могут попытаться напасть на солдат? Не преувеличиваешь?

— Не преувеличиваю, Виктор. Не раз бывало здесь и в мирные времена, что солдаты в одиночку, или малой группой просто исчезали. Особенно в глуши. А уж сейчас. Многие здесь думают, что немец пришел восстановить им польские вольности. Забыли, с кем мы неоднократно делили Польшу.

— Спасибо, за науку. Здесь я не служил, а официально информацию о таких "мелочах" никто не доводит.

— Всегда рад, всегда! Ну что пойдем, посмотрим, что там у уфимцев твориться?

— Пойдем, пойдем. — и мы начали спуск с холма к низинке, где чадили нефтяным дымом догорающие грузовики, солдаты отдельно укладывали куски брезента раненных и погибших, рядом с раненными занимались своим делом фельдшеры и медбратья. Спускаться пришлось аккуратно, с этой стороны холм был крутым, а по траве ноги предательски оскальзывались, легко было и навернуться. Что совсем не придало бы мне солидности в глазах подполковника, который стоял, в мундире, расстегнутыми верхними пуговицами, и револьвером в руке. Похоже, в бою достал его из кобуры, а сейчас и не подумал убрать, рассматривая разорение, которое нанесли его батальону немцы. Лицо его было раскрасневшимся, то ли после боя, толи от жары — несмотря на ветерок с реки, было жарко.

Пока мы спускались с холма, воздух был душистым, пахло травой и еще чем-то непередаваемым, летним. А вот внизу воняло. Горелым металлом и сгоревшими нефтепродуктами. На первый взгляд, казалось, что уфимцев разгромили наголову, но еще сверху я заметил, что это не так. Сгорела едва треть грузовиков, правда лошадок побило почти половину. Погибших тоже оказалось не так уж и много, может, дюжину-полторы, раненых поболее, до шестидесяти. Хотя это только тяжелых и средней тяжести. Многие штурмовики "щеголяли" марлевыми повязками поверх обмундирования, с просачивающейся кровью. До половины батальона, на мой взгляд, не бойцы в ближайшие пару недель — месяц.

— Здравия желаю, господин подполковник, штабс-капитан Виктор дан Хали, командир второго батальона девятого гренадерского Сибирского полка.

— Командир второй роты Левон Тагамадзе. — сократил приветствие мой ротный. Ну он здесь свой, а я, на всякий случай, осторожничаю, придерживаюсь официальных формул.

— Благодарю, господа. Если бы не ваш удар — положили бы нас здесь всех. И кто? Рота ландвера! Чертова разведка! Проворонить такую примитивную засаду! И куда подевался эта чертова пятерка улан? Неужели его вырезали, как можно допустить было такое! Извините, господа, переживаю — подполковник Елманцев. Станислав Никифорович.

— Возможно, увлеклись разведкой и тоже попали в неприятности. Хотя как это можно, на равнинной местности, когда с лошади ты видишь много больше — ума не приложу. — высказал свое мнение поручик.

— Всякое бывает. — это уже я, — боюсь, господин подполковник, дальнейшее продвижение вашего батальона не представляется возможным. Слишком много раненых, слишком большая убыль в транспорте. Хотя, я не могу вам указывать.

— Да что там. Все ясно, придется остановиться здесь и ждать подхода основных сил.

— Тогда пошлите бойцов, там, наверху мы захватили германские пушки, которые доставили вам столько неприятностей. Ну прочее вооружение. Не стоит оставлять это без присмотра, поляки — народ такой. Прихватят, а потом нам-же от этого страдать.

— Это вы правильно заметили, распоряжусь.

— Ну тогда мы вас покинем, нам нужно продолжать движение.

— Удачи вам, штабс-капитан, удачи. Пусть улыбнется вам.

Да уж. Мне удача ничем не обязана, но я постараюсь как-нибудь предохраниться от ее гримас.

Мы с поручиком не стали лезть на холм, просто обошли его, и дождались, когда наши бойцы выдвинутся к нам. Не знаю, о чем думал Тагамадзе, я просто разглядывал солнечные блики на реке и отдыхал. Слушал жужжание пчел, шелест травы, птички какие-то, успокоившись после боя, чирикали в вышине. Можно представить себе, что ты не на войне, где совсем недалеко артиллерия, пулеметы, отравляющие газы перемалывают миллионы людей. А просто на практических занятиях, отстрелялся и в казарму. Хотя, как в это поверить, если я ощущаю, как некротическая энергия все больше собирается над этой частью планеты, люди все старательнее и технологичнее убивают себе подобных. К сожалению, и я деталь этой мясорубки. Может мне стоило податься в друиды? Я улыбнулся и спросил поручика.

— Ну что думаешь?

— О чем думаю? — рассудительно переспросил меня он.

— Хотел сказать, обо всем, но вопрос проще. Как думаешь, удастся нам рассечь их силы, взять в окружение Кенигсберг?

— Однозначно. Мы уже это сделали. До побережья нам максимум сутки. Прорыв в обороне германцы уже не смогли закрыть. В их тылах прорва наших абреков, армии второго эшелона строят оборону. Немцы уже проиграли эту операцию. И это очень большой удар по ним. Надеюсь, скоро эта война закончится. Я так хочу!

— Хорошее пожелание, присоединюсь! Будет возможность, выпьем за это.

Тут к нам подошли гренадеры, нам пришлось подняться с травы и пойти со своими подразделениями. Наша техника и повозки без проблем миновали польское селение и путь до перекрестка, после чего мы заняли свои места и уже поехали дальше. Правда теперь не гнали, двигались медленно, высылая вперед разведку и озаботившись боковым охранением, влипнуть в неприятности, как давешние штурмовики мне не улыбалось.

Так, тихой сапой, к вечеру мы добрались к месту сосредоточения полка. Там я отправился с докладом к комполка, а бойцы, под руководством офицеров и фельдфебеля Овсянко начали располагаться на отдых.

Рассказав Сальве о попавшем в засаду батальоне уфимцев, я высказал свое удивление, как при насыщении атакующей армии нашими офицерами можно так бездарно и глупо попасться в засаду? Полковник прикрыл глаза, потер фиски кончиками пальцев и произнес:

— Все намного хуже, чем предполагали мы. Ожидалось, что нашими насытят атакующую армию, но нет, офицеров тонким слоем распылили по всей армии Империи. Под моим командованием всего четырнадцать толковых людей, на которых я реально могу опереться. Все остальные — местные. Среди тех-же уфимских штурмовиков таких было одиннадцать, теперь девять. Один эвакуировался, получив тяжелое ранение, другой — убит. Приходится ругаться со штабом, а там разводят руками, говорят, что мы нужны и в других частях, что нельзя складывать все яйца в одну корзину. Справляйтесь с тем, что есть. Так-то, брат.

— Ясно. — то-то я подумал, что во всем моем батальоне нет ни одного из наемников! Думал, случайность, а оказалось норма. — Но они понимают, что требовать от нашей 2-армии, при таком подходе, высокой эффективности нельзя?

— А ее мы и так проявили. Мосты во Вроцлавеке, Торуни, у Бгдыгоща, кажется — язык сломаешь от этих названий, Хелмно и Грудзензе взорваны. Кавалерия взяла Квидзун или Квидзын — черт его знает, развернула полевые батареи, должна доложить о подрыве моста с минуты на минуту. У немцев остался только два пути из котла — мосты Мальборг — Тчев и Эльблонг-Данциг. Все. Но германцы и не думают котел покидать, они пока даже и не предполагают, что русские задумали такое, стратегическое окружение. Не верят, что медведь решил съесть такой кусок, не верят, что он ему по зубам. Полтора миллиона солдат, самые богатые склады в рейхе.

— А какова численность немецкой армии вообще?

— На сегодняшний день, ориентировочно 6.5–7 миллионов. Часть из них на обучении, часть на излечении в госпиталях, часть на отдыхе и переформировании. Фронт держат где-то 4.5–5 миллионов штыков. Так что этот кусок — почти треть действующего состава. При этом, германцы — самые боеспособные из противников. Австрийцы, итальянцы, турки, не приведи бог, болгары, как говорят здесь, смазка для штыков. Конечно, здесь сконцентрированы не самые боеспособные части, в основном ландвер, по большей части — второго призыва. Но тем не менее! Какой удар!

— А мобилизационные возможности немцев?

— Трудно сказать. По прикидкам, могут удвоить свои силы. Но это значит выгрести всех, от детей до стариков. Если все удастся, это будет самым тяжелым ударом по Рейху, который могли нанести союзники. Гордись, мы творим историю. — я кисло улыбнулся.

— Я уже творил историю. Вам, полковник, приходилось стоять в крови выше щиколотки? Или пробираться сквозь лабиринт убитого тобой мяса? Хоть это были и полуразумные твари, но поверьте, это очень погано. А здесь мы умоемся в крови вполне разумных людей.

— М-да. Нет, мне такого пережить боги не дали. За что им большое спасибо. Вот только я ожидал от тебя немного другой реакции. Энтузиазма, что ли.

— Виноват. Прошлая война помасштабнее оказалась.

— Бывает. Нам остается надеяться, что командование не бросит нас в самую задницу. И хорошо, что мы здесь за русских — они довольно благородно воюют. Гадости не творят.

— Это хорошо. Действительно, хорошо, — мне показалось, что я произнес эти слова с несколько унылой интонацией. А этого демонстрировать начальству нельзя. Или просто не стоит. Это начальство расстраивает.

— Ладно, иди к своим бойцам. Наш полк в сторону моря уже не пойдет. Еще один день отдыха и мы идем на штурм Оструды, там германцы успели выстроить оборону, хотя и хлипкую — наша кавалерия нанесла несколько ударов по городку с тыла, практически они там держат круговую оборону. В принципе, все укрепленные пункты германцев вплоть до Кенигсберга в круговой обороне. Да и он сам. Сейчас нужно только правильно распределять усилия, стоит нам это местечко брать, или стоит просто подождать, когда они созреют до капитуляции.

— Разрешите идти?

— Иди, иди. Отдохни до утра.

Я выполнил приказ полковника и пошел отдыхать. Правда, сначала завернул в палатку "Торгового общества Русской армии", которая неожиданно обнаружилась в нашем лагере. Офицеры должны были приобретать обмундирование за свои и если френч был в порядке, если не обращать внимания на побуревшие капельки и мазки крови на рукавах, то штаны пообтрепались и в некоторых местах порвались. Ума не приложу, когда я умудрился это сделать. Нужно поменять. Неряшливый командир плохой пример для бойцов. Там мне кроме штанов сторговали и еще пару нательного белья, которое действительно мне стоило прикупить — в одном ходить непрактично, конечно, я его старался стирать, не сам, просил Овсянко распорядится, однако ждать, пока оно высохнет глупо. Прикупил и патроны для пистолета — не смог выдержать напора продавца, взял три пачки. После чего пошел ужинать и спать. По пути к поставленной мне палатке пришлось ответить на вопросы офицеров батальона, что этой ночью мы отдыхаем, а вот завтра ждет нас город… как его там, эти польские названия! Овраг, что ли. Нет, что-то с простудой связанное. В общем эту заразу будем штурмовать. Не хочет его оставлять в тылу командование при осаде Кенигсберга. Такие дела. А теперь всем отдыхать.

Придя в палатку, я сразу завалился спать. Проснулся ночью, вышел, посмотрел на звезды. И ущербный серп луны. Это, конечно не такое зрелище, как арка, освещавшая прошлый мир, нет такого буйства красок, но своя камерная красота присутствует. Есть своя прелесть. Нравится. После пошел к костру, где коротали свою смену караульные и таки попросил у одного из них папироску! Попытался затянуться и поперхнулся дымом, меня разобрал такой кашель, что должны были услышать как в Петербурге, так и в Берлине! Черт, блин, боги, как от этого получают удовольствие! На глазах выступили слезы. А гренадеры, украдкой посмеивались над командиром. Унтер, кажется, Байбышев, посоветовал, не вдыхать дым всей грудью по-первости, затягиваться по чуть-чуть. Тогда пойдет. Я прислушался к словам опытного товарища, начал понемногу вдыхать дым. Кстати, ароматный дым. Дело понемногу пошло. Нет, я не планировал закурить, просто есть моменты, когда если ты не куришь, ты как-то отстранен от остальных бойцов. А это не есть гут, как выражается прапорщик Сергеев. Нет единения.

Покурив вместе с бойцами я вернулся в палатку и проспал там до утра. А утром, после завтрака нас погрузили в машины и вместе с остальными батальонами полка и парой батальонов 37-го Ангарского штурмового отправили под простуду, лечить насморк нашей армии. Ну под Оструду — рифмуется с простудой, хоть убей!

Там уже стояла и активно работала наша артиллерия, при чем не только полевые трехдюймовки, но и тяжелые пушки. Впрочем, немцы вояки серьезные, они успели отрыть траншеи, установить на позиции артиллерию и пулеметы. Мы прибыли в разгар торжества, контрбатарейная борьба, пулеметная и ружейная стрельба, хотя пока никто и не пытается атаковать вражеские укрепления. На позициях засели еще три батальона ангарцев. Пришлось их слегка потеснить в ожидании команду на штурм, наши траншеи были не чета германским, едва по пояс и особо вольготно там не погуляешь, но от пулеметно-винтовочного огня защищали. В общем, залегли, слушая ба-бахи артогня и теряющуюся в их грохоте пулеметную трещотку. Лежим, ждем пока подавят артиллерию врага, потом пулеметы, желательно попутно хорошо причешут вражеские укрепления. Вот никакого желания идти в атаку на готовые к этому подразделения. Расстояние между траншеями метров четыреста, пока пробежишь его, можно половину бойцов потерять. Да и самому лишиться нужных частей тела. Нет уж, лучше подождать, тем более что начальство в атаку пока не гонит.

Ждали и наслаждались грохотом артиллерии мы практически до середины дня. При чем я наслаждался — очень может быть, что это последние радости в этой жизни. Радость от того, что можно полежать, поглядеть в летнее небо Центральной Европы, на облачка, пощуриться от солнечных лучей, послушать, как каждые несколько минут тонны взрывчатки перелетают над моей головой и взрываются где-то там, среди врагов. Вот как-то раньше мне этот кайф мне был недоступен.

К полудню русская артиллерия подавила немецкую, после прошлась по траншеям, выбивая пулеметные гнезда и вообще всех, кто не спрятался. После подняли нас и отправили в атаку. Здесь не было тотального обстрела, который я видел парой дней ранее, в траншеях было немало вполне боеспособных солдат, но они не были бойцами постоянной армии, и их наша атака привела в полное расстройство. Немногие из них решили стрелять, большинство смотрели на нас глазами кролика перед удавом. Особенно, на гранатометчиков. Как мне показалось. Все-таки у гренадеров — весьма серьезная репутация. Уступает разве что казакам.

Вражеские окопы мы заняли практически без потерь. Сдавшимися немцами занялись ангарцы, а мы рванули вперед и быстро заняли предместья польского городка, дома, из которых стреляли, забрасывали гранатами, вообще гренадеры работали осторожно, не рисковали. В этот раз мне тоже пришлось пострелять — я снова взял ручной пулемет и уже подходя к центральной площади городка очередью заставил несколько врагов не высовываться, из-за телег, что стояли у штаба, размещенного в мэрии, единственном каменном здании. После пришлось дать несколько очередей по окнам, нечего им высовываться, пусть спокойно ждут, когда прилетит граната или придут солдаты их пленить.

Городок мы взяли бодро, потерь почти не было, от шальных пуль погибло только двое гренадеров, 36 ранено. Потери терпимые, я ожидал много большего. Что меня удивило, кроме германцев с нами сражались и поляки, одетые в обычную гражданскую одежду, но с красно-белой повязкой на рукаве. Предположения моего поручика реализовывались, местное население считает нас врагами, а не немцев, которые пришли сюда воевать. Перспектива нехорошая, если нам здесь устроят партизанскую войну, потери возрастут на порядок. Увидев у здания мэрии полковника Сальве, я высказал ему свои предположения, однако он отмахнулся от них.

— Поляки — плохие войны. Они перегорели лет так триста назад, с тех пор их воинственность ограничивается молодежными бандами или бурчением в пивной. Это раньше их крылатые гусары были визитной карточкой Польши, наводили страх на соседей и турок. Сейчас они ни на что не способны. Трусливы. Трусливы до безобразия. Не смогли оказать никакого сопротивления ни имперцам, не немцам. Так что, не волнуйся. И еще, Оструда — ото уже не Царство Польское, это уже Пруссия. Так называемая польская Пруссия. И здесь не немцы оккупанты, а как раз русские. То есть мы. Если раньше поляки были условными союзниками, то теперь они — враги. Правда тоже — условные. Зарубите это себе на носу.

— Хорошо, господин полковник, разрешите идти?

— Идите, капитан. Теперь капитан. Без приставок. Решено повысить вас в звании, хорошо воюете, черт возьми! И Владимира с Анной решили вам дать, наградить то есть. А то без наград, командуете сразу батальоном. Вопросы возникают.

— Благодарю. Стоит проставиться?

— Получите — проставитесь. Здесь не принято заранее. Плохая примета. А вот погоны можно уже поменять.

Хотел сделать своим сюрприз, но "торговое общество" пока не прибыло сюда. Вместо этого сюрприз сделали мне придя в расположение, я встретил своих офицеров в строю, с поднятыми клинками, прапорщик фон Бак держал на бархатной подушечке два капитанских погона. Ведь я сам узнал об этом пару минут назад! А эти, уже.

В общем, пришлось пройти сквозь строй, принять погоны и рюмку водки. После чего, принял поздравления и пригласил всех в мою палатку, где я обещал проставиться. Хотя, говоря откровенно, не чувствовал за собой особых достижений, подвигов ради которых стоило меня повышать в звании. Но люди радовались, я встретив одного из своих гренадеров, строго приказал, найти мне вина и шампанского, и фельдфебель Овсянко торжественно принес нам два ящика. Вот воспользовался своими привилегиями, а теперь стыдно. Пришлось презентовать фельдфебелю пять рублей, что здесь было очень немало. А после принять участие в пьянке, обмывании моих погон.

Утром меня снова накрыла военное делопроизводство. Ротные и командиры специальных взводов мне предоставили данные о расходе боеприпасов и прочих средств. Убыли личного состава, заявки на пополнение как того, так и другого. Не менее геморройное дело, хотя и, пожалуй, более приятное — наградные листы. Бойцов нужно поощрить, тем более, было за что. К примеру, рядовой Мелентьев спас товарищей — рискнул, схватил немецкую гранату и откинул ее в сторону, за сарай. Чем спас и себя и других бойцов. Знак отличия Военного ордена, а попросту — Георгиевский крест, при чем уже второй степени. Ну и так далее. Наградные листы я подписывал, но утверждение их — это уже не моя епархия, этим занимаются чины повыше меня.

Закончил с писаниной я только уже после обеда. "А что ты думал? — сказал сам себе. — Управлять батальоном, тем более ведущим активные боевые действия, это тебе не ромашки на лугу нюхать (услышал у кого-то из наших офицеров, и привязалось). Это труд, и не меньший в небоевой ситуации. А может и больший. Перекусив, на этот раз не из солдатского котла, дошел до офицерской "столовой" — навеса, под котором находился стол и две скамейки. Все-таки не даром я сдавал деньги на офицерское питание, нужно мне хоть иногда его вкушать? Правда большого отличия от солдатского котла я не ощутил: все готовили из трофейных немецких консервов. После чего меня вызвали к полковнику, за чем-то я понадобился Сальве. Тот распросил, как мы действовали в последнее время, как помогли уфимцам, кто из моих офицеров как себя вел, кого могу выделить. Я честно все рассказал и особенно выделил Тагамадзе. Ну и фон Бака. Сальве задумался.

— Видишь ли, Виктор. Левон твой — неблагонадежный. Социалист. — я навострил уши, кто такие социалисты здесь, я совсем не знаю. — Так вот. Приходило предписание, его передать военной полиции и отправить в штаб. Но твой доклад говорит, что он либо не враг, либо очень хорошо прикидывается. Неприятная история. Пока я пошлю твою докладную на присвоение ему внеочередного звания штабс-капитана и наградной лист наверх. Посмотрим, как среагируют. Ну а потом будем посмотреть. Не хочу я терять перспективного офицера, особенно сейчас, когда перед нами стоит непосильная задача. Штурм Кенигсберга. Все же мои самые плохие предчувствия сбываются.

После этого он отослал меня, а я, придя в расположение описал ситуацию своим офицерам. Будем штурмовать. Плюсом было то, что значительную часть немцев, которые могли оборонять столицу Восточной Пруссии мы смогли уничтожить или пленить. Из полутора миллионов в городе и окрестностях осталось около шестисот тысяч. Плюсом было то, что в основном это был ландвер. Армейцев было немного, но это были артиллеристы, а орудий в Кенигсберге… даже больше, чем у нас. А ведь Империя традиционно придавала этому роду войск очень большое значение. Второй минус — город представлял из себя чудо фортификации. Его начали укреплять еще в Средние века и укрепляли, укрепляли, укрепляли. Вплоть до последних дней.

По уму, его стоило бы блокировать. Честно говоря, я и сам бы не смог принять правильное решение, как можно его штурмовать. Без ядерного оружия, по меньшей мере. А лучше кинетическими зарядами, с орбиты, чтобы все там в щебень мелкий. Однако, одной стороны, можно осадить его и ждать, когда германцы сдадутся. Но для этого нужны значительные силы, которые придется отвлечь от иных операций армии. С другой стороны, штурм — это огромные потери.

Ну нет, осада — и только! Пусть сидят блокированными в своем городе-крепости ко самой капитуляции Германии. Или до ее победы — на штурме можно потерять и десять к одному, даже с самым криворуким противником.

Для начала наша армия очистила от немцев всю Восточную Пруссию, вернее от военнослужащих, так как населена эта область была преимущественно немцами. Ну и поляками, которые себя в большей мере ассоциировали с немцами, нежели со своими одноплеменниками в Царстве Польском. После саперы начали рыть укрепления, дабы не позволить германцам прорвать полукольцо блокады, упирающееся в Балтийское море, которое было засеяно минами.

А мы снова отдыхали. Мой батальон пополнили отчасти призывниками, отчасти солдатами после излечения в госпиталях. Из 19 офицеров десять перевели в другие части, в том числе и штабс-капитана Тагамадзе. Надеюсь, его действительно отправили служить в другую часть — ведь его все-таки повысили в звании! Взамен прислали прапорщиков с ускоренных курсов, подпоручиков и поручиков из стрелковых частей. Большинство пороха еще не нюхали. Пришлось их вместе с рядовым пополнением гонять на оборудованном ими самими полигоне, превращая в настоящих бойцов. Слава богу, при мне остался фельдфебель Овсянко, который вдруг представил мне высокого — почти моего роста гренадера, моего ординарца. Оказывается, мне положен ординарец! Вот уж не думал. Он был из одесских греков, фамилию его я не выговорю, но можно было обращаться и по имени, Ставрос. Как не странно, он был добровольцем. Дело в том, что два месяца назад на стороне Германии в войну вступила Турция (И сразу крепко получила по сопатке от русской армии). А греки турок очень не любят. Вот и пришлось ему бросить дела и под давлением родни записываться в армию. Позже, Овсянко, мне намекнул, что иначе Ставрос мог просто загреметь в Сибирь за контрабанду.