Гималайский зигзаг

Глава девятая ПРОКЛЯТИЕ СТАРОГО РИШИ

…Так рассказывают. А правда ли это, ложь — кто знает?

Хвала богам милостивым, что хранят благословенную землю Индии! Богат, знатен и умен раджа Ашрама Брихаспутра. Взгляните на его дворец — весь из белого мрамора, что привезен из далекой страны Италии, облицованный изразцовой плиткой из славного Самарканда. Но все мало радже — недавно по его повелению пристроили мастера-инглизы к левому крылу дворца новую хоромину, украсили вход золоченой надписью, славящей великого и щедрого Брихаспутру. Расширили парк, сложили из резных камней фонтан. И все это в смутные, неспокойные времена, когда никто в великой стране от Ганга до Инда не знал, будет ли жив завтра и найдется ли где преклонить голову.

Что и говорить, завидуют соседи такому счастью и такому богатству, дивятся несказанной мудрости Брихаспутры, его прозорливости. И зря дивятся. Только глупец, отправляясь в трудную дорогу, запасается одной лошадью. А вдруг падет она на дороге? Вдруг уведут ее лихие люди? Как тогда быть глупцу? На себе, что ль, поклажу везти?

Но раджа Ашрама отнюдь не глупец. Хвала Вишну-охранителю, когда настали смутные дни, когда забывшие о присяге наемники-сипаи взбунтовали Ауд, Банделкханд и Раджпутанс, когда захлебнулся в крови инглизов Дели, разделил Брихаспутра свои богатства на несколько частей, вверил их заботам разных казначеев. Кое-что припрятал в заветном сундуке, зарытом под старой яблоней на краю сада — полсотни сапфиров покрупнее, десятка два алмазов, сотню рубинов, горсть изумрудов. Пусть лежат до поры до времени под рукой! Удобно — протянул и взял. А потеряешь, так и плакать не стоит. Не богатство это — так, безделица. А вот половину наличности и треть драгоценных камней отправил Брихаспутра с надежным человеком в бывшую столицу Империи Моголов, в великий город Агру, где еще держались упорные инглизы. Много там у раджи надежных друзей, много! Только очень глупые и упрямые индусы недальновидно отказываются от сотрудничества с инглизами. Галдят, словно дурные птицы у выгребной ямы: «нечестивцы», «убийцы»… А разве бунт против властей — не величайший грех? Да и в чем нечестие? У каждого свои боги. Вот и Брихаспутра поклоняется Вишну и Шиве, большинство же из его соседей чтят Аллаха и Мухаммеда, пророка его, или даже Будду. Так что же, радже Ашрама и с ними не стоит и знаться? Провести плугом борозду вокруг дворца и солью посыпать? А что ж до «убийц»… Об этом предоставим судить богам, они уж разберутся и каждому воздадут по делам его!

Оставшееся же золото Брихаспутра повелел переплавить и отлить из него статую Шивы Натараджи Четверорукого, Владыки Танца, обильно украсив ее драгоценностями. И отправил рукотворное божество в Лакхнау, прямехонько в пасть мятежа. Вождь сипаев, храбрый, но недальновидный Нана Сагиб, посмевший (о позор!) выдавать себя за сына владыки Маратхи, великого Баджи Рао, даже опешил от такого — прислал гонца с письмом, в котором благодарил достопочтенного раджу Ашрама за проявленное доверие, заверив, что лучшего места для статуи, чем защищаемый им город, раджа и выбрать не мог. Усмехнулся Брихаспутра, послание прочитав, да и сжег его прямо на золотом подносе для писем.

А через несколько месяцев сэр Колин взял Лакхнау. Дело безумных сипаев было проиграно, Нана Сагиб бежал за пределы Индии — и вместе с ним исчез золотой Шива Натараджа. Поговаривали, что именно он пошел в уплату непальцам, согласившимся не выдавать беглеца победителям-инглизам. И вновь усмехнулся раджа, проведав об этом. Что жалеть о золотом идоле, если все эти страшные месяцы благодарные сипаи обходили его владения стороной и крестьяне по-прежнему послушно платили подати? Да и помог хорошему человеку. В царстве Ямы зачтется, а остатки синайского толпища не станут нападать на поля и деревни щедрого друга.

А всего через год Брихаспутра сумел сделать точную копию пропавшей статуи. Как ему это удалось? Зачем спрашивать, ведь все равно всей правды не узнать!

…Говорили, конечно, что коварство Нага, владыки змей, ничто по сравнению с коварством раджи Ашрама. Но в чем коварство? В том, что он стал помогать вернувшимся инглизам? Не коварство это, но мудрость. Те, испуганные кровавым мятежом, стараясь не допустить повторения такого в ближайшем будущем, принялись искать бунтовщиков и их подручных. И разве не долг Брихаспутры, верного подданного королевы инглизов, помочь в этом! Разве мятеж угоден богам?

Да и с тяжелым сердцем согласился на это раджа. С тяжелым! Даже, поговаривали, плакал ночами. Но как откажешься, особенно когда начальник карательной экспедиции полковник МакДугал пригрозил гневом своей королевы. А то, что пообещал он радже треть имущества, конфискованного у каждого выявленного врага, то таков закон инглизов. Разве можно спорить с законом?

И то сказать, много же их оказалось, этих самых врагов! Ох много!

В общем, милостью Небес, и на статую хватило, и на ремонт. И это при том, что заветный сундучок и лондонские сокровища остались неприкосновенными. Хвала богам! И Шиве-разрушителю, и Вишне-охранителю, и Кришне-баламуту. Рам! Рам!

А сегодня раджа Ашрама празднует новоселье и освящение домашнего храма в честь Шивы Натараджи, украшением которого и гордостью является та самая золотая статуя в человеческий рост. Скромен раджа, не велел мастерам отлить исполина. Не из бедности — из почтения к богам. К чему гордыня?

Собралась вся округа. Пожаловал даже раджа дальнего горного Заскара, а из Дели прибыл лучший друг хозяина — сам полковник Роберт МакДугал, уже пожалованный королевским указом в лорды и готовящийся к отплытию в метрополию, дабы послужить королеве на родной земле вместе с иными лордами, что собираются на реке Темзе в большом дворце, именуемом Вестминстер. Рад за друга раджа. Самое время! Накоплен немалый опыт, который пригодится полковнику в парламентских баталиях. Ох уж этот Парламент — говорильня и только! Со стороны поглядеть — смешно даже. Спорят попусту, обсуждая меры, необходимые для усмирения, устранения, пополнения, процветания, удержания… Да пара добрых пушек и полк морской пехоты — и любую проблему можно решить за считанные дни! Но таков обычай в земле инглизов, а обычаи друзей должно уважать.

Поварам достославного Брихаспутры, да и ему самому, пришлось изрядно попотеть, составляя меню сегодняшнего празднества. Шутка ли? Предстоит собрать за столом представителей разных религий и удовлетворить кулинарные запросы каждого, дабы обид не было. Тому нельзя употреблять говядину, этому — свинину, а третий мнит себя всех праведнее и вообще не вкушает мяса. Кто пьет спиртное, а кому Аллах или Будда не велят. Есть над чем задуматься.

Задуматься, поразмышлять.

В итоге мудрый раджа решил, что его гости тоже мудры. Подаст он на стол все, что только можно, а там пусть каждый решает для себя, чем он будет насыщать чрево. И не ошибся. Славно вышло, никто себя не обидел. А если по ошибке и съел-выпил недозволенное, но ради такого праздника боги простят. Они ведь милосердны!

Глядя на довольные, покрытые обильным потом и раскрасневшиеся от выпитого и съеденного лица гостей, удовлетворенно потирал руки мудрый раджа Брихаспутра. Хороший праздник. Надолго запомнится хорошим людям!

А когда поели и выпили, можно и о деле поговорить.

Полушепотом, конечно.

— И что сообщает наш поверенный? — обратился раджа к лорду МакДугалу.

…Уже с полгода они на паях владели большим пакетом акций Ост-Индской компании. Были и еще кое-какие совместные капиталовложения, и немалые.

— Дела идут неплохо, — улыбнулся уголками тонких губ полковник. — В будущем году можно ожидать приличные проценты. Там еще пара выгодных контрактов намечается. Вы как, войдете в долю?

Слово «доля» не нравилось радже. Он предпочитал иное слово — «все». Но что делать?

— Обязательно. Поговорим об этом завтра поутру. Ведь вы переночуете у меня во дворце? Я распорядился приготовить для вас покои…

— Не откажусь, — кивнул МакДугал. — После такого угощения… Вы меня разбаловали, друг мой, дома мне придется голодать… Да, пожалуй, останусь. Не тащиться же в таком виде в Сринагар!

— Конечно, — покивал раджа. — Еще приключится что дорогой! Проклятые мятежники… Знаете, это было очень остроумно придумано — привязывать их к пушкам! Если тело разнести в клочья, душа лишится перерождения. Остроумно, остроумно!..

Полковник вновь улыбнулся — похвала пришлась по вкусу. Ведь эти тупицы в Лондоне чуть не вынесли ему выговор за перерасход боеприпасов! Затем, тоже стараясь доставить хозяину приятное, похвалил угощение, а особенно плов и гуштабу — острые тефтели в йогурте.

— Ай-ай-ай, почтенный сагиб-полковник, — вмешался в разговор сидевший тут же богатый кашмирский купец Шукар Барджатия. — Как так можно ошибиться? Это же не плов, а бирияни. Блюда, конечно, похожие, но здесь рис поливается специальным апельсиновым соусом.

— Да? Надо же, не знал, — развел руками МакДугал, считавший себя большим знатоком туземной кухни. — Учту, непременно учту, почтенный!

Брихаспутра поспешил исправить неловкость торговца. Он поднялся, поднял чашу, до краев налитую дхаем — простоквашей, смешанной с кари. Крепких напитков раджа почти не употреблял.

— За нашего высокого английского гостя! Да будут к нему милостивы боги Индии и Британии!

Когда налитое было выпито, а чаши вновь наполнены, полковник отряхнул мундир и пружинисто встал:

— Выпьем за нашу Империю, над которой не заходит солнце! За Старую Англию! За британский флаг! За Королеву! Смерь мятежникам! И пусть, кто не выпьет, навсегда станет моим врагом!

Гости, кто охотно, кто не очень, начали подниматься со своих мест, но тут в пиршественном зале раздался оглушительный крик:

— За что пить собрались, изменники? Чего вскочили, а? Кого испугались, обезьяны безмозглые?

Неизвестно откуда взявшийся босой и грязный оборванец, размахивающий дорожным посохом, подскочил к столу. Красные, слезящиеся и гноящиеся глаза дико сверкали из-под кустистых седых бровей.

Присутствовавшие испуганно зашептались. Пришлеца никто не знал.

— Почтенный, в своем ли ты уме? — растерялся хозяин. — Или у тебя язык без привязи? Поди на кухню, тебя там накормят и напоят.

Оборванец замахнулся на него посохом, лицо перекосилось от дикой злобы.

— Сам ты, пес, ешь свои помои, изменник! Как еще кровью братьев не захлебнулся?

— Шива с тобой, отец! — сделал охраняющий жест изрядно перепуганный Брихаспутра.

— Он всегда со мной, падаль! А вот от тебя, братоубийца, отвернулся. И не будет его рука больше с тобой и напрасны теперь твои молитвы!..

Ничего не понимающий полковник МакДугал поспешил вмешаться. Он почти ничего не понял из разговора, который велся на местном диалекте, но то, что старик бранит его друга и компаньона, сэр Роберт догадался и без перевода.

— Эй, — прокашлялся он. — Ты, голодранец, ты чего тут раскричался? Небось не у себя дома.

Старец смерил его презрительным взглядом.

— Это ты не у себя дома, инглиз! Уезжай-ка поскорее, куда собрался, а то навечно останешься гнить в нашей земле.

И уже не обращая внимания на англичанина, вновь повернулся к радже:

— Итак, знай, червь, что мера терпения Господня исчерпалась. Готовься к тому, что страшнее смерти! Беру в свидетели великих богов и проклинаю тебя!..

— …Проклинаю… — эхо прокатилось под сводами зала.

Старик вновь замахнулся посохом — и внезапно исчез.

Только огненный след остался на том месте, где только что стоял странный нищий.

— …Проклинаю… — тихим шепотом проговорило эхо.

Сидевшие за столом переглянулись, заговорили негромко. Кто начал поспешно собираться домой, кто принялся читать молитвы Аллаху или Будде…

Ни живой ни мертвый сидел раджа в своем резном, позолоченном кресле-троне, не в силах понять, осмыслить виденное. Что за майя? Плюнуть бы и забыть, мало ли вздорных стариков-попрошаек шляется по дорогам? Но что-то не давало успокоиться. Странный старик, ох странный! И еще свечение, от него исходившее, огненный след… Или это тоже майя?

Лорд МакДугал безуспешно пытался утешить своего друга. Тот не слышал, не понимал. Схватил целую чашу вина, выпил залпом, не чувствуя ни вкуса, ни аромата…

А в трапезную залу уже входил брахман, служащий во дворцовом храме. Шаркающей походкой приблизился он к столу, поклонился, потупив глаза.

— Беда, раджа! Беда! Шива отвернулся от тебя.

Тяжелый взгляд Брихаспутры заставил его отшатнуться.

— И ты тоже?.. Как ты…

— Статуя, подаренная тобой храму, повернулась спиной ко входу.

Раджа помотал головой. Не помогло.

— Вздор! Как это повернулась? Кто ее повернул?

— Сама, раджа, — вздохнул брахман. — Я как раз совершал возлияние от твоего имени великому Шиве Натарадже, как вдруг — о ужас! о страх! — его изображение начало поворачиваться и через мгновение уже стояло ко мне спиной. И в том клянусь я всем, чем имею право клясться!..

— Молчи! — прошипел раджа, но было уже поздно.

— Знамение! Знамение! — пронесся по залу испуганный ропот.

Гости, уже ничем не удерживаемые, кинулись врассыпную подальше от проклятого места. Слуги — и те исчезли. Что гнев раджи по сравнению с гневом богов?

Спустя какое-то время в зале остались лишь сам хозяин да полковник-англичанин, который не верил в туземные бредни:

— Не обращайте внимание, дорогой друг! — усмехнулся он. — Все эти жрецы подкуплены нашими врагами. Статуя повернулась, ха-ха! Такие фокусы проделывали еще в Древнем Египте. Пара канатов, рычаг…

Брихаспутра потер ладонями разом вспотевшее лицо.

— Нет-нет, вы же слышали! Меня прокляли, статуя Шивы повернулась. В Индии не шутят такими вещами…

— Ерунда! — отмахнулся МакДугал. — Хотите, я завтра же отправлю своих драгун на поиски этого оборванца? Они его в два счета найдут и доставят сюда. А там я уж с него семь шкур спущу и дознаюсь, кто его натравил. Может быть, он агент Нана Сагиба. Ну а потом мы привяжем его к пушке… Нет, лучше посадим его верхом на ствол, он превратится в мешок с грязной слизью!

Полковнику до того понравилась эта мысль, что он тут же начал ее развивать. И вправду, хорошо бы напоследок раскрыть заговор бунтовщиков против верного слуги короны. И раджа благодарен будет, и перед Лондоном отличиться можно. А заодно напоследок пострелять из пушек. Еще одним индусом меньше — уже праздник.

Однако раджа обреченно покачал головой.

— Боюсь, поймать этого, как вы выразились, «оборванца» будет нелегко.

— Нет ничего невозможного для королевских драгун! — отчеканил МакДугал. — Что за фатализм, друг мой? Веселее смотрите на мир. Мы победили! Хотите, уедем вместе из этой проклятой страны? И в самом деле, ну ее, эту Индию, с ее богами и полоумными пророками!..

Раджа медленно встал. В неярком свете гаснущих светильников казалось, что он постарел на много лет.

— Завидую вам, англичанам. Как у вас все легко и просто! Боюсь, это уже не поможет. Пойдемте спать…

Но отдохнуть этой ночью радже Ашрама не пришлось…

…Он только смежил веки и погрузился в тревожную дрему, когда в опочивальне разлился ровный сине-холодный свет. Потянуло жутким холодом, затем пыхнуло одуряющим жаром…

Брихаспутра приоткрыл глаза. Затем протер их. Зачем-то провел ладонью по небритому подбородку. Вскочил на ноги. Простерся ниц…

Перед ним стоял безжалостный и неумолимый Четверорукий Владыка Шива Натараджа. Точно такой, каким его изображала статуя из дворцового храма, только не из золота, не усыпанный каменьями…

На кроваво-красных устах бога играла холодная усмешка.

— Слышал ли ты, червь, слова моего посланца Дурвасаса?

Раджа силился что-то сказать, но губы заледенели.

— Слышал! Мое слово доносится даже до царства Ямы Безжалостного. И теперь пусть будет по словам его. Проклятие святого риши — да свершится!

Бог дотронулся до висевшего на груди ожерелья, состоявшего из окровавленных человеческих черепов, потом протянул десницу в сторону раджи. Светящийся голубоватым огнем маленький шар соскользнул с его ладони и влетел прямо в распахнувший сам собою рот Брихаспутры. Раджа судорожно сглотнул, почувствовав, как жидкий огонь потек по его жилам. Холодный, мертвящий…

…Тело раджи дрогнуло, странно вытянулось, забурлили мышцы под потемневшей кожей. Он стал выше, раздался в плечах, из пальцев на руках и ногах выстрелили изогнутые черные когти. Челюсть медленно отпала, выпуская разрывавшие рот огромные клыки. Высокий лоб и прямой нос, наследие предков-арьев, которыми так гордился Брихаспутра, стали неузнаваемыми — покатыми, плоским. На пожелтевшие глаза надвинулись мощные надбровными дуги, по всему телу закурчавилась густая темно-коричневая шерсть…

Все еще не веря, Брихаспутра взглянул в висевшее на стене зеркало и в ужасе отшатнулся — на него смотрела жуткая морда ракшаса.

В немой мольбе протянул оборотень мохнатые лапы к Натарадже, но тот брезгливо отстранился.

— Что ж, червь. Мой посланец обещал тебе то, что хуже смерти. Он не солгал. Теперь живи, как хочешь и как сможешь. Живи, проклиная себя — прежнего. И освободить тебя от проклятия сможет только бог, равный мне по силе, или аскет с заслугами перед небом не меньшими, чем у Дурвасаса. А если не случится такое, то Калиюга освободит тебя. Жди!

Бог захохотал — и рассыпался на маленькие трепещущие огоньки. Некоторое время они кружились по опочивальне в немыслимом хороводе, затем пропали…

С тех пор минуло сто сорок лет.

Старый ракшас Брихаспутра устал ждать Освободителя, устал надеяться. Может изволил пошутить Натараджа? Или в Индии окончательно перевелись боги? По крайней мере давненько они не забредали в здешние места.

Все это время Брихаспутра не покидал окрестностей своих бывших владений, почти все дни проводя в заброшенном дворце. И куда идти? Легенда о проклятии, передаваемая из уст в уста, служила его убежищу надежной охраной. Он и сам время от времени подтверждал истинность предания, пугая слишком любопытных соседей — то своим истинным видом, то творимыми им призраками. Как это у него получалось, бывший раджа и сам не ведал. Ведь ракшас не живая тварь — дух, заключенный в телесной оболочке, словно в темницу.

Конечно, оболочка эта изрядно поизносилась. Некогда темная шерсть стала совсем белой, ноги уже не слушались, подводили глаза, неровно, натужно билось сердце, мучила отдышка. Возраст! И ракшасы подвластны времени, шутка ли, сто восемьдесят лет…

Но страшнее всего были сны. Раджа, став ракшасом, не утратил способности видеть их, как и обычный человек, но он много бы отдал, чтобы ночью проваливаться в черную безвидную пропасть, не видя там никого, не встречая.

…Каждую ночь к Брихаспутре являлись погубленные им друзья и соседи. Почти все молчали, недвижные, с мертвыми пустыми глазами. Просто смотрели и скорбно улыбались. Но иные бросали в лицо гневные слова, которые продолжали звучать и после пробуждения. Иногда ракшас видел во сне Нана Сагиба, который тоже не говорил ни слова, но каждый раз приносил по одному драгоценному камню из той его статуи и бросал под ноги бывшему радже. Давно погибший вождь сипаев возвращал долг.

Раз в год бывшего повелителя Ашрама навещал Дурвасас, святой риши, когда-то навестивший его под видом оборванца-нищего. Дико кривляясь и приплясывая, он снова и снова выкрикивал слова проклятия. Брихаспутра пробовал заговаривать с ним, пытался объясниться, вымолить прощение, однако оборванец совершал свой неизменный танец вокруг ракшаса, двигаясь против солнца, — и вновь исчезал.

А как-то, не так давно, к проклятому явился сам Шива Натараджа. И был бог уже не таким грозным, как в их достопамятную встречу — усталым, с опущенными плечами, словно на них навалилась вся тяжесть тысячи Вселенных. В голове ракшаса промелькнула дикая и невозможная мысль, что Разрушитель… постарел.

…Хотя отчего дикая, отчего невозможная? Все сотворенное старится — и люди, и камни, и боги…

Долго, почти целую вечность они смотрели друг на друга. А потом произошло немыслимое — Четверорукий совершил перед ракшасом абхайя-мудру — жест утешения и покровительства. А перед тем как исчезнуть, проронил памятное:

— Жди!

И Брихаспутра понял, почувствовал всей своей проклятой душой, что ждать осталось недолго…

…Так рассказывают. А правда ли это, ложь — кто знает?