Главная роль

Глава 23

Андреич разбудил меня как условились. Корабль качался на волнах, в иллюминаторы били крупные капли дождя. Сверкнула молния, через пару мгновений пришел гром. Шторм спать не мешал — за время путешествия мы попадали в него не раз, и я привык.

Переждав гром, камердинер поведал:

— Непогода, Георгий Александрович. Покуда не распогодится, на берег не сойти.

Едва обрадовавшийся новости я собрался лечь досыпать, Андреич добавил:

— Почту везут, баркасом.

— Не потонут? — проснулось вместе со мной человеколюбие.

— На все воля Божия, — перекрестился на Красный угол камердинер.

И то верно. Одевшись при помощи слуг и укутавшись в дождевик — настоящий каучук! — я выбрался из каюты на поливаемую дождем пополам с гонимой ветром морской водой, освещенную фонарями палубу. Не так уж и силен шторм — даже веревкой себя привязывать не придется. Сквозь пелену дождя были видны огни берега. Сердце невольно ёкнуло — родной Владивосток! Найду ли я хоть одно знакомое место, кроме пока не видимых сопок?

Шипение ливня, плеск метровых волн, грохот механизмов и неразборчивые обрывки криков людей надежно блокировали любой способ коммуникации кроме крика в лицо, и я немного порадовался, что общаться мне сейчас ни с кем не надо.

Со стороны берега к нашему борту приближалась россыпь огоньков — обещанный баркас с почтой мотало по воде туда-сюда, но он неумолимо продолжал свой путь.

Нервно — если решили переть почту через бурю, значит там что-то очень важное. Например — телеграмма от царя, в которой он приказывает немедленно доставить меня в Петербург под почетным конвоем за избыточную инициативность. Ладно, раньше времени переживать смысла нет.

Баркас приблизился, передал небольшой ящик и убыл обратно. Надо будет по прибытии на берег поощрить мужиков за отвагу. Вернувшись в каюту, я переоделся в мягкий халат, сунул ноги в тазик с горячей водой — зябко, вот Андреич и заботится — и дождался почты. Да, телеграммы, целая куча — от Александра, от «мамы», от Великих князей, от министра Гирса, от Сибирского и Приморского генерал-губернаторов. Приняты все позавчера, надо будет поинтересоваться у местных шишек, почему так — это же ЭКСТРЕННЫЕ телеграммы, которые положено пускать вперед без очереди. И судя по обилию ответов — наши с Николаем и мои сольные благополучно дошли! Начнем с царских, в хронологическом порядке. Лишнюю информацию в виде семейных дел и рассуждений о погоде опустим.

«Министр Гирс высоко ценит Дмитрия Егоровича, однако допускает, что Шевич мог ошибиться. Я считаю ваш с Жоржи план хорошим, действуйте. Религиозный вопрос слишком сложен, чтобы решать его с наскока. Обсудим.».

Грустно — эту телеграмму должен был получить Никки. Но начало отличное — царь «нашу» самодеятельность одобрил и даже готов обсудить уравнивание в правах прихожан всех нормальных конфессий. Вторая телеграмма гораздо печальнее — она отправлена в ответ на новость о гибели Николая, полные родительской скорби строки опустим — мне тоже тяжело.

«Запрещаю предпринимать дальнейшие действия. Главное сейчас — твоя безопасность, Жоржи. Прошу тебя — не покидай корабля и настаивай на скорейшем наказании виновных. Особо проследи за тем, чтобы надежно установить — был ли убийца связан с проклятыми террористами. Тело Николая нужно как можно быстрее доставить в Петербург. Выслал воздухоплавателя Коненко, полагаю, ты встретишь его во Владивостоке. Твоего плана не разобрали, намудрил. Действуй на свое усмотрение».

«Шифровка» сработала как планировалось! Дальше…

«Претензии Китаю поданы по дипломатической линии. Твои приказы войскам одобрил — не знаю, что ты натворил, но Манчжурия теперь наша. Отправляйся на границу, жди китайскую делегацию для переговоров. Касательно погромов — не требуй невозможного, народ очень зол, и я хорошо его понимаю. Остерегайся ловушки и действуй на свое усмотрение. P. S. Рекомендую озаботиться русским переводчиком — во Владивостоке их много».

Повезло Георгию с отцом — я тут самодеятельностью занимаюсь, а он не обижается, а совсем наоборот — поощряет. Так-то логично: если наследника бить по рукам, какой из него будет правитель? Инициативность должна входить в набор компетенций каждого человека!

Переводчика он мне найти рекомендует, но, судя по отсутствию конкретики, предположу, что Восточный институт, чью точную дату основания я не помню, в данный исторический момент не существует. Непорядок — мне он нужен, потому что в ту, варварскую сторону, у нас специалистов как грязи, а в эту, сложную и многогранную — мало. И погромов избежать не удалось, за что мне немного совестно: китайцы же ничего плохого не делали, они в этих краях и так на птичьих правах и впроголодь, а тут еще вспышка национализма. Что ж, наказывать генерал-губернаторов за нежелание защитить будущих и нынешних подданных мне прямо запретили.

Остальные телеграммы ничего важного из себя не представляли — в семье Романовых случилась беда, которая заняла все их внимание. Утопить Китай в крови хотели почти все, и я очень рад, что Александр оказался мудрее, поняв, что лучше гарантированно получить меньше, но полезного, чем попытаться отхватить побольше и подавиться. Запрос на Маргариту Прусскую пока остался без ответа — моя телеграмма еще до Петербурга-то не дошла — но я предполагаю активное сопротивление «мамы». Что ж, поборемся — будет мне хорошая тренировка по взаимодействию с пауками из дворцовой банки на условно-безобидной (это же не во-о-т такой толщины план реформ!) теме. Я же не просто с «маменькой» ругаться буду, а внимательно отслеживать, кто, в какой момент, и что именно мне говорит.

Аккуратно сложив корреспонденцию, отдал ее Андреичу, велев озадачить Кирила ответами, а сам принялся за прибывшую пока я спал опись японских подарков, составленную перешедшим мне в наследство от Николая бухгалтером. Пустить в продажу и употребить на пользу получится лишь малую часть — подарки ведь имеют сакральное значение, особенно лично Императорские. Подарки менее значимые позволят мне сэкономить на подмазывании нужных людей — подарок же не взятка! Большая часть уйдет в планируемый музей — это красиво и почетно. Остальное придется свалить во дворцах, собирать пыль. Суммарная стоимость — примерная, конечно — тем не менее, внушает: почти пятнадцать миллионов рублей.

— Андреич, мои верные, знающие толк в армейском деле друзья спят? — спросил я камердинера.

— Необходимо уточнить, но предположу, что да, — осторожно ответил он.

— Они спят, а я не сплю, — вздохнул я.

— Велите разбудить?

— Не, не надо, — покачал я голой, зевнул и вернулся в кровать. — Андреич, тебя я на границу Манчжурии брать с собой не хочу.

Пожилой все-таки, а нам там в хрен пойми каких условиях хрен пойми сколько времени сидеть.

— Георгий Александрович, а что же мне тогда делать? — расстроенно всплеснул руками камердинер.

— Отдохни, — предложил я. — Это временно, все равно в войсках мне адъютанты положены. Представь в тебя шальная пуля попадет? Что я без тебя тогда делать буду?

Андреич резко успокоился и засветился от удовольствия — не в шею его гоню, а берегу, значит есть за что беречь.

— У меня здоровье еще ого-го, Георгий Александрович, — заявил он.

— Вижу, — зевнул я. — Иди спать.

Обидно — зря вставал, мог спокойно спать до утра, с такими-то «полезными» телеграммами.

К утру шторм начал стихать, и к десяти часам о нем напоминали только серое, затянутое потерявшими силу тучками небо, мутная вода в бухте и приятный привкус озона в воздухе. Я бы предпочел вернуться на Родину в ярко-солнечный день — это было бы в определенной степени символично — но плывущий в соседней шлюпке гроб Николая оставляет журналистам окно для красочных фраз типа: «Сама русская природа оплакивала гибель цесаревича».

По мере приближения к берегу я впадал в грусть — это не тот большой и в целом неплохо себя чувствующий город, а вчерашний форпост. Порт никчемен — Нагасаки по сравнению с ним настоящая мечта. Но работа идет — там вон подъемный кран актуального времени образца, здесь бетоном залит фундамент будущего сухого дока, а на почти неоскверненных рукой человека (иронизирую, толку с этих недогор?) сопках строятся дома. В будущем будут видны многоэтажки, а пока довольствуемся тем, что имеем.

Народу на Адмиральскую пристань набилась тьма. Никакого японского однообразия и стандартизированных флажков — единообразно выглядят только армия и флот, горожане и крестьяне (их здесь немного — программа переселения работает, но до сюда доезжают сильно не все) нарядились как могли с учетом финансовых возможностей. Под приветственные залпы наших кораблей шлюпка причалила к берегу, и я прошелся по организованному местными шишками живому коридору, окончив путь у местной «троицы»: генерал-губернатор Николай Иванович Гродеков, создававший приятное первое впечатление умными глазами за аккуратными очками и солидными усами, военный губернатор Приморской области и наказной атамана Уссурийского казачьего войска по совместимости, генерал-майор Николай Михайлович Чичагов. Седые бакенбарды отлично сочетаются с сохранившими черный цвет усами! Довершал композицию вице-губернатор, действительный статский советник Яков Павлович Омельянович-Павленко.

Формальности произвели двоякое впечатление, и, полагаю, не только на меня. С одной стороны порты чествуют меня, рассказывая как много для всего края значит мой визит и как много лет его ждали, а с другой царит плач по Николаю — гроб со всеми почестями повезли в местный Успенский собор, чтобы подданные могли помолиться за упокой цесаревича. Перед собором будет крюк в какой-нибудь холодный подвал: гонку со временем никто не отменял, и тело Николая нужно накачать свежим формальдегидом.

А еще я краем уха выхватывал тревожащие толпу шепотки:

«Война!»

«На Китай пойдем!»

«Совсем скоты узкоглазые обнаглели…»

«Давно пора Китай себе забрать — нечего тут англичанам делать…».

«Тревога» бывает разная. Конкретно здесь войны не боялись, ее ждали и радовались «звоночкам». Такие вот времена, воинственные и на экспансию поощряющие. Придется наших богатырей расстроить — прямо сейчас нифига не обломится, кроме почти халявных медалей за демонстрацию силы (они же — Приманчжурские учения). За бескровное взятие Манчжурии тоже кто надо «висюльки» заимеет, и я в их числе, что хорошо: мне по праву рождения определенный набор положен, сверх добавляется набор, положенный цесаревичу, и среди этого иконостаса реально заслуженная и значимая для Империи медалька будет смотреться очень хорошо, закрепляя и легитимизируя предыдущие.

Программа сегодня насыщенная, но прежде всего, договорив протокольные строки о том, как мне приятно здесь быть — и мне действительно приятно, это же Родина! — и потихоньку идем в составе процессии по подозрительно новой, выложенной брусчаткой дорожке вверх, между покрытыми свежими почками деревьев. А вот и Триумфальная арка в ее первозданном виде! Построена в честь визита цесаревича, в советское время была переделана и пришла в запустение, а потом, в двухтысячных, ее отреставрировали как было.

Проходя под аркой, я испытал совсем не триумфальный трепет — я действительно дома! Тот же самый город, та же страна, те же люди, тот же воздух, то же небо над головой! Воздух отличается — несоизмеримо чище, но, когда благодаря моему мудрому правлению народ массово пересядет на автомобили, а вокруг вырастут неисчислимые корпуса заводов и колоссы градирен «атомок», этот недостаток быстро исправится!

Воздух наполнился колоколами — не в мою честь, а тоскливо и протяжно — по Николаю. Раньше я расстраивался, когда брат отбирал у меня внимание окружающих, но теперь я спокоен: пусть я начинаю свою победную поступь (буквально!) по Родине с тяжелыми для окружающих чувствами, но триумфов у меня впереди предостаточно! Ужасно циничная мысль, да.

Выбравшись с набережной на улицу, мы погрузились в коляски: грязища совершенно замечательная, пешком идти себе дороже. Если поднять взгляд от дороги, они упрутся в свежеокрашенные каменные и деревянные домики, которые я частично узнаю — время уничтожило далеко не все. Центр — в эти времена еще не «исторический», а совсем новый! — порадовал мощеной дорогой и совсем уж знакомыми домами. Дома — чужие, но ощущения как от своего!

А еще всю дорогу до Успенского собора я вглядывался в лица, пытаясь высмотреть отблески будущей гражданской войны. Народоволец с нитроглицериновым чемоданом — это фигня, потому что громкое и безумное меньшинство народные массы на борьбу одной только пропагандой поднять не может. Может и глупо было ожидать другого, но все лица как одно взирали на меня с восторгом. Военные в мундирах, купечество в солидных костюмах, мещане в костюмах из магазинов готового платья, крестьяне в длинных белых рубахах и зипунах. Лаптей не вижу, все в нормальной обувке — грязной, ну так всю ночь дождик лил, на верхней одежде ни пятнышка. Обязательно заеду в несколько деревень по пути в Петербург — и не в «потемкинские», а настоящие. Предполагаю тоскливое зрелище, но у страха глаза велики: будучи поначалу напуганным и растерянным, я накручивал себя сверх всякой меры, но реальность оказалась на удивление благосклонной. Да, табакерка. Да, нитроглицерин. Да, Троцкий с Лениным. Да, серпентарий вместо нормального самодержавия. Но мне же благоволят Высшие силы, у меня даже физиологическое доказательство есть! Одна задушевная беседа с Императором, немножко очень циничной и вызывающей стыд конвертации крови Николая по выгодному курсу, и по мировому океану пошли умопомрачительных размеров волны! И это сейчас, во время веселой прогулки. Неужели дальше оплошаю и наделаю ошибок? Главное — не зарваться и не уверовать в собственную непогрешимость и воплощать на практике конфуцианские идеалы правителя. Кстати о Конфуции…

— Много ли китайцев живет в Приморской области, Николай Иванович? — обратился я за справкой к генерал-губернатору.

— Точно никто не скажет, Ваше Высочество, — поморщился он в ожидании порки. — Тысяч двадцать-тридцать наберется.

— И всех били? — вежливо поинтересовался я.

— А что мне делать было, Ваше Высочество? — грустно посмотрел на меня генерал-губернатор. — Картечью по скорбящим по цесаревичу людям стрелять?

Нагло, зато честно — это можно ценить.

— Только плохая власть отдает приказы, которые невозможно выполнить, — покивал я. — Жалко китайцев — это же наши подданные. Ну чем они провинились? Тут же многие вот, прямо соседями живут. Сегодня вместе по дрова поехали, а завтра ты его по роже бьешь за то, что сделала старая крыса за тыщу верст отсюда.

Нету понимания, по глазам вижу. Меняем вектор:

— Впрочем, от ярости жена на мужа со сковородой полезет.

Генералитет с присущей ситуации громкостью посмеялся, военный губернатор воспользовался моментом:

— Войска к границам перебрасываются со всей спешкой, которую позволяет состояние дорог, — для наглядности кивнул на вновь сменившую брусчатку грязь. — Два с половиною батальона. Сибиряки доберутся через неделю — четыре батальона. Казаков…

Выслушав перечисление, я удовлетворенно кивнул — это же типа учения, а не «стояние на Амуре», и пестрая солянка из всех, кто попался под руку, да еще и неожиданно поднятая — считай, боевая тревога — позволит мне как следует окунуться в актуальное состояние армии и прикинуть чем я могу ей помочь.

Дружно помолившись в соборе за упокой души Николая, мы оставили гроб подданным для слез и прощаний — сердобольный у нас народ все-таки — и отправились выполнять программу посещения. Мой первый рабочий день в качестве цесаревича!

Конец первого тома.

Второй том: https://author.today/work/341486