Главред: назад в СССР 2

Глава 33

Передача власти в газете прошла безболезненно, мы с Хватовым даже довольно тепло попрощались. Следующий номер получилось собрать быстро, потому что большой запас материалов остался из-за спецвыпуска. Даже опять кое-что пришлось отложить. Но статью нашего юнкора Юльки Бессоновой я все же туда поставил, как и обещал.

Ваня, бывший муж Аглаи, оказался своенравным работником, однако рисунки делал отличные, и это было для меня намного важнее. С самого начала я ему объяснил, что в творчестве даю зеленый свет, однако в исключительных случаях имею право безоговорочного вето. К примеру, если рисунки получаются слишком жестокими, излишне абстрактными или чересчур оппозиционными. Объяснил ему, чего точно следует избегать, и предупредил, что в таких случаях «резать» буду жестко. И еще мы с художником сразу оговорили два основных типа иллюстраций: вольный, когда он сам творит, а я не ограничиваю никак, и прикладной, когда я даю четкое задание. Ваня, конечно, побурчал, что хотел больше свободы, но по большому счету моим подходом остался доволен.

Можно было бы, конечно, полностью отпустить вожжи, я сам никогда не любил ограничения. Но даже у свободы должны быть рамки. Помню, я где-то читал, что это сродни акробатическим трюкам в смирительной рубашке — если ты профессионал, то сумеешь это доказать при любых вводных. А еще у меня в университете был такой опыт: как многие на филфаке, я писал лирику, причем старательно в силу возраста ломая шаблоны. Чувствовал себя эдаким революционером пера и бумаги. И как-то раз показал свои опусы преподавателю с кафедры теории литературы. Тот почитал мои ломаные строфы и, как человек тактичный, указал мне, что я смешиваю в одном стихотворении винегрет ямба с хореем, залезая в амфибрахий, и с этим надо бы поработать. Я гордо ответил, что у меня экспериментальная поэзия, в каждой строфе свой размер. И тогда профессор произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Вы должны четко решить, экспериментируете вы или сочиняете стихи». В итоге сочинять и писать я начал статьи.

В целом «Андроповские известия» работали как отлаженный механизм, их с интересом читали, и мне даже прислали из Калининского обкома почетную грамоту. Вручал ее Анатолий Петрович в торжественной обстановке, и теперь мой редакторский кабинет украшала первая профессиональная награда этого времени. Надеюсь, что не последняя. Нет, не так — я уверен, что будут еще, и много.

Соню выписали из больницы, она вернулась к работе с утроенным рвением, и они с Кайгородовым вытащили на свет божий еще нескольких фигурантов дела о тресте столовых. Бродов перестал строить мне козни, и оказалось, что писать он может не только круто, но еще и много. Да и в целом коллектив привык к моему стилю руководства, и в газете почти не было проходных материалов за исключением обязательных партийных полос, но и их мы пытались по максимуму оживить. Конечно же, насколько это позволяло время и тяжело прокручивающиеся шестерни перестройки.

Успехи, которые оценили в обкоме, дали мне формальный повод попросить у Краюхина расширение — я твердо намеревался превратить нашу маленькую газету в будущий холдинг. И первым большим шагом я видел создание «Вечернего Андроповска», дочерней структуры внутри редакции. Я знал, что в конце года никто этим заниматься не будет, бюджет уже сверстан, да и на начало восемьдесят седьмого, откровенно говоря, рассчитывать не приходилось. Но чем чаще я буду капать на мозги первому секретарю, тем скорее дело сдвинется с мертвой точки. Этим я и занимался время от времени, не забывая, впрочем, соблюдать рамки приличия. Краюхин вновь пригласил меня на рыбалку в Каликинское охотхозяйство, там мы в очередной раз обсудили «вечерку», и Анатолий Петрович пообещал проработать вопрос в обкоме.

Я вновь переехал на старую служебную квартиру, пообещав Ахметычу и Ираиде Кирилловне забегать к ним время от времени — проведать. А Аглаю теперь не стыдно было приглашать в мое холостяцкое жилище, которое, судя по нашим крепнущим отношениям, скоро грозится превратиться в семейное. Хотя с этим делом спешить тоже не стоит. Но и затягивать тоже нельзя, так что передо мной стояла задача сделать все максимально плавно. Уж в чем-чем, а здесь опыта у меня с гулькин клюв. Но на то нам и жизнь, чтобы действовать!

Наступила зима.

— Кашеваров, — после утренней понедельничной планерки мне позвонил Краюхин. — Давно в Калинине был?

Вопрос был настолько неожиданным, что я даже не сразу нашелся, задержавшись с ответом.

— Уже и не помню, — наконец, отозвался я. — А что?

Остатки памяти реципиента тут же вытолкнули на поверхность обрывки одной из моих поездок в областную столицу. Что-то связанное с партийной работой и подведением каких-то промежуточных итогов, кажется.

— Радуйся, — Анатолий Петрович добродушно рассмеялся. — Ждет тебя поездка на берега Волги за счет государства.

Похоже, намечается моя первая служебная командировка в СССР, подумал я. Вот только радоваться, как предлагал Краюхин, я пока не спешил. Рабочие поездки — дело неоднозначное. Особенно если они внезапно всплывают на горизонте.

— О чем писать нужно будет? — спокойно уточнил я, никак не показывая ни заинтересованности, ни унылой грусти обреченного.

— Пока ни о чем, — первый секретарь оценил мое хладнокровие и готовность к любым неожиданностям, в том числе к написанию статьи параллельно руководству газетой. — С тобой пообщаться хотят на Вагжанова семь. Ты же не передумал дальше вечерку свою открывать?

— Не передумал, — нарочито спокойно ответил я, но внутри обрадованно екнуло.

— Вот и отлично, — одобрил Краюхин. — Собирайся, выпиши себе командировку и дуй на автовокзал. Номер в гостинице на тебя забронирован, Альбина все твоей Валентине уже передала. Если все удачно, уже завтра с утра поедешь обратно… Материалы готовы? Или сам уже ничего не пишешь?

— В этот номер от меня ничего не идет, — улыбнулся я. — Не хочу лишний раз отнимать от журналистов площадь.

— Это правильно, — хмыкнул Анатолий Петрович. — Потом ведь сразу в два номера на неделе писать придется… Впрочем, ладно, не будем загадывать.

Я поблагодарил его, положил трубку и пошел собираться. Тело охватило приятное волнение — вряд ли меня вызвали в Дом печати, чтобы просто отказать в создании вечерней газеты. Да и Краюхин вряд ли оговорился, наверняка уже что-то знает.

— Евгений Семенович, вот адрес, — секретарша протянула мне листок бумаги, когда я вышел из кабинета. — В бухгалтерии вас уже ждут, возьмите командировочные, а потом к завгару. Я уже с Сергеем Санычем договорилась, с транспортом проблем не будет. И вот приказ о временном замещении. Вы ведь Виталия Николаевича вместо себя оставляете?

— Спасибо, Валечка, — улыбнулся я. — Не успел вам распоряжений надавать, а вы уже все сделали.

Девушка отмахнулась, смущенно улыбнувшись, а я для начала решил вернуться в кабинет — воспользоваться телефоном. Рабочие дела подождут, пока я позвоню Аглае, спрошу, что ей нужно привезти из Калинина. Думаю, ей будет приятно.

— Эх, я бы тоже с тобой съездила, — мечтательно протянула она. — Зашла бы к родителям хоть, а то давно не виделись. И по набережной бы прогулялись. Но ничего не поделаешь — работа.

— Так какой сувенир порадует товарища Аглаю? — с притворной серьезностью уточнил я.

— Товарища Аглаю порадует справочник «Неотложные состояния в хирургии» под редакцией Малиновского, — ответила девушка. — Новая книга, только в этом году вышла.

— Записал, — я сделал пометки в блокноте, чтобы не забыть.

— Ищи в «Технической книге», это на Тверском проспекте перед Новым мостом, — подсказала Аглая.

— Принято, — улыбнулся я, подумав, что одним медицинским справочником мое внимание не ограничится. Помню, в Твери был отличный магазин «Букинист», туда я, пожалуй, тоже загляну. Девушка как-то в разговоре упомянула, что интересуется историей медицины, попробую поискать для нее что-нибудь по теме.

Попрощавшись с Аглаей, я направился к Бульбашу — сообщить новость, что ему, возможно, придется меня заменить на сдаче номера.

— Что-то серьезное, Жень? — уточнил он.

— Пока не знаю, — уклончиво ответил я. — Не будем гадать. Съезжу и все узнаю.

Я положил перед ним приказ о временном замещении, он расписался, и я, попрощавшись с ним и Зоей, двинулся дальше. Бродов снова уснул за пишущей машинкой, и его я будить не стал. Такое с ним периодически происходит, но на рабочий процесс не влияет. Пожилой он уже, наш Арсений Степанович, муштровать его не хочу. Особенно после того приступа.

Так что я спокойно пошел в бухгалтерию, получил нужную сумму чуть ли не вплоть до копеек, расписался, где нужно, потом заглянул к Доброгубову — благо его кабинет был по соседству.

— Оставляешь нас, товарищ командир? — улыбнулся завгар. — Как же мы без тебя?

— Не скромничай, Саныч, — я добродушно отмахнулся от него. — Сами справитесь. Тебя, кстати, за главного оставляю. И давай сегодня на дежурство народу поменьше бери — текстов много, писать не успевают.

Как мы и договаривались, завгар с Бульбашом периодически подменяли меня, координируя нашу редакционную дружину. Я думал подтянуть еще кого-нибудь, чтобы еще больше разгрузиться, но пока не определился с подходящей кандидатурой. А тут еще, кстати, нужно будет редактора для «Вечернего Андроповска» подготовить. И желательно кого-то из молодых.

— А сам-то ты как? — участливо спросил завгар. — Вернешься к сдаче?

— Как пойдет, — я пожал плечами. — Если что, Николаич все сделает.

— Тогда не будем терять времени, поехали, — Сергей Саныч резко встал и накинул висящую рядом со столом на крючке куртку.

Доброгубов лично меня подбросил до автовокзала на редакционном «уазике». На этой и других подобных машинах журналисты ездили в район — по деревням и колхозам. На «Волге» туда соваться было несерьезно и безрассудно, поэтому представительский седан в гараже был один. И сдается мне, что его себе выбил мой предшественник в этом теле. В районках-то обычно не сильно шиковали.

Я вышел из машины, пожав Санычу руку, и тот, лихо развернувшись на своем «козлике», поехал обратно в редакцию. А мне теперь нужно было найти кассу, купить билет до Калинина и сесть в автобус. Сложного ничего — Любгород и в будущем-то не станет большим транспортным узлом, а в восемьдесят шестом году таким и подавно не был. Скорее большая автостанция, а не автовокзал. Несколько рядов кресел для ожидания, небольшой буфет, касса и табло с расписанием. Разумеется, не электронным.

— До Калинина, — попросил я, подойдя к окошечку. — И на завтра обратный.

Кассирша, чем-то похожая на нашу Клару Викентьевну, выдала мне билеты и сдачу. Я положил все в потрепанный бумажник и отправился сразу на третью платформу, где меня ждал автобус. Хотя нет… Сначала я все же не выдержал и купил в дорогу печеных пирожков с картошкой.

Вновь вышел на прохладный декабрьский воздух, вдыхая прогоревшее низкооктановое топливо — ни с чем не сравнимый запах автовокзалов восьмидесятых и девяностых. И автобусы еще почти все отечественные: ЛАЗы, ЛиАЗы, шестьсот семьдесят вторые «лупоглазые» ПАЗики. Машина до Калинина сразу выгодно отличалась — это был венгерский «Икарус», темно-вишневый с широкой белой полосой понизу. Я предъявил билет и зашел в тарахтящий автобус.

В нос шибануло скопившимся за годы эксплуатации выхлопом, пылью, пластмассой и тряпочными сиденьями. Половина салона уже была занята, следом за мной нетерпеливо толкались новые пассажиры. Хорошо, что я налегке, у меня нет багажа, и не нужно закидывать сумки на специальную полку. И местечко у меня у окошка, так что я приготовился всю дорогу смотреть на пробегающий мимо пейзаж.

В Твери я прожил пять лет, пока учился на филфаке, потом вернулся в родной провинциальный Любгород. Несколько раз в год приезжал на встречу со старыми друзьями из студенческой юности — в общем, хорошо помнил город, каким он должен стать через двадцать и сорок лет. А вот детских воспоминаний почти не было, хотя мы ездили с родителями и Тайкой в цирк, а еще в театры, кукольный и ТЮЗ. На сцене последнего, кстати, в девяностых ставили «Тайну замка ужасов» по книжке о трех сыщиках. У нас во дворе и в школе все зачитывались их приключениями, причем были уверены, что автором был Альфред Хичкок. Просто серия называлась «Альфред Хичкок и Три Сыщика», и легендарный кинорежиссер выступал там в роли персонажа-наставника. И только потом мы с удивлением узнали, что книги принадлежат перу писательницы Мэри Кэри и еще нескольким авторам. А так ведь еще и играли в Юпитера Джонса и его помощников Питера Креншоу и Боба Андрюса.

Рядом со мной, сверившись с номером места в билете, присел мужчина лет пятидесяти в плаще, шляпе и роговых очках — типичный советский командировочный. Вежливо поздоровался, достал из кожаного чемоданчика книжку, открыл заложенную страницу и погрузился в чтение. Я украдкой посмотрел на пахнущий старой бумагой томик: тканевый корешок, горчичного цвета обложка с рисунками рыцарей… Марк Твен, «Янки при дворе короля Артура». Между прочим, тоже про путешествия во времени.

— Интересуетесь? — попутчик все же заметил мое любопытство.

— Любопытная книжка, — вежливо кивнул я. — Но у Твена мне больше нравятся «Приключения Тома Сойера». А если говорить о теме прошлого, то «Машина времени» Герберта Уэллса меня больше впечатлила.

— Брэдбери читали? — спросил книголюб. — «И грянул гром». Раздавил путешественник в прошлом бабочку, и в Америке выбрали не того президента…

— Тоже сильная книга, — согласился я.

— А вы как считаете, — неожиданно оживился попутчик, — может такое случиться на самом деле?

— Надеюсь, что нет, — я покачал головой. — И я не про Америку, если я вас правильно понял. Я вообще про возможность катастрофических изменений.

— Почитайте «Патруль времени» Пола Андерсона, — посоветовал мой собеседник. — Там это очень интересно описывается. Слышали об этой книге?

— Нет, ни разу, — я покачал головой. — Спасибо за рекомендацию.

Попутчик, улыбнувшись, кивнул и вновь погрузился в чтение. А я ему сейчас, конечно, немного соврал. На самом деле я читал про спецслужбу, куда потомки человечества набирают людей из разных эпох. Просто говорить мне сейчас не хотелось, а еще я не был уверен, что эта книга была уже издана в СССР в восемьдесят шестом году. Я-то ее читал уже в позднесоветской серии «Зарубежная фантастика».

На меня вдруг накатила волна легкой грусти. Да, мне очень нравится в этом времени, я нашел себя, нашел любимую женщину и дело всей жизни. Но это вовсе не значит, что я не жалею о будущем. Там ведь тоже осталось множество незавершенных дел. А где-то сейчас по Андроповску бегает маленький Женька Кротов, который еще не знает, как повернется его жизнь.

Впрочем, пускай не знает. Будущее не предопределено. Уж я могу точно это сказать.