Главред: назад в СССР 2

Глава 34

В Калинин мы въехали с востока, через Эммаус и поселок Химинститута. Говорят, поселок с необычным названием в давние времена именовался Чертовой Ямой. И по легенде, мимо проезжала Екатерина Вторая, восхитившаяся красотой этих мест.

— Что это за село? — спросила императрица.

— Чертова Яма, — ответили ей.

Государыне это, естественно, не понравилось, и она повелела назвать место в честь библейского поселения Эммаус неподалеку от Иерусалима. Говорят, очень уж было похоже. Не знаю, как на самом деле, в Израиле не был. Но знаю, что там еще есть и Тверия. Любопытные совпадения.

А сам Эммаус, бывший в советское время наукоградом с собственным институтом мелиорации, вновь изменил название уже в новой России. Кто-то из чиновников прописал его с ошибкой, прибавив лишнюю «С» на конце, в итоге поселок стал называться Эммауссом официально. Хотя краеведы с филологами пребывали в шоке и эту версию так и не приняли.

Поселок мелиораторов проскочил быстро, потянулись корпуса ВНИИСВ — Всесоюзного научно-исследовательского института химического волокна. В моем будущем он уже еле дышал, как и мелиоративный в соседнем Эммаусе, а поселок химиков превратился самый дальний район Твери, куда таксисты ездили по загородным тарифам. Но здесь, в этом времени, все работало. И керамический завод, и исполинский комбинат «Химволокно», фактически город в городе. Помню, его высоченные трубы произвели на меня, студента из маленького Любгорода, потрясающее впечатление. Как небоскребы. А потом их демонтировали, сам комбинат рассыпался на несколько независимых предприятий, некоторые цеха обрушились, другие были заняты арендаторами. Завод-гигант ушел в прошлое вместе со страной, его строившей.

— Как вы думаете, — мой попутчик оторвал взгляд от газеты, которую теперь читал вместо Марка Твена, — Чернобыль специально взорвали?

От неожиданного вопроса я даже вздрогнул. Внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо, на прищуренные под линзами роговых очков глаза. Интересно, он это серьезно?

— Не знаю, — я покачал головой. — Но думаю, что вряд ли. Наши спецслужбы отлично работают, уверен, они быстро бы раскрыли диверсантов и не дали бы им осуществить задуманное.

— Наверное, вы правы, — попутчик приподнял брови. — И все же страшно становится, если представить, что среди нас могут находиться такие люди. Или не люди…

— Не люди? — переспросил я. — А кто, простите?

— Да вы не пугайтесь так, — рассмеялся книголюб. — Я просто фантастику люблю, представил, вдруг на Землю кто-то направил своих шпионов. И они ничем не отличимы от нас, обычных людей. Но это фантастика…

— А вы бы сами книжку написали, — улыбнувшись, предложил я. — Мне бы, например, интересно было почитать. Хотя… что-то такое уже было. Александр Мирер, кажется, «Главный полдень». Еще у Хайнлайна есть «Кукловоды». С другой стороны, в обеих книгах рассказывается про тайный захват Земли инопланетянами. А вот про разведку и шпионаж я ничего такого не помню. Так что, возможно, вам стоит задуматься на эту тему.

— Думаете, напечатают? — с сомнением спросил попутчик.

— Надо попробовать, — я пожал плечами. — Как в футболе говорят, поле квадратное, мяч круглый. Вдруг напечатают, а потом и кино снимут. Джордж Лукас, например… Тот, который «Звездные войны» поставил.

Тьфу ты, вот кто меня опять за язык дернул? Еще бы про Тайку Вайтити сказал или Дени Вильнёва. Надо что-то делать с этой кашей из разных эпох в голове.

— Только перед этим надо будет на английский книгу перевести, — я попытался выставить свой ляп в виде шутки. — А так, конечно, из наших Данелия хорошо должен снять. У него скоро как раз скоро фантастический фильм выходит — «Кин-дза-дза» называется. Или Хотиненко. Впрочем, на мой взгляд, у Тарковского такая тема лучше получится — после «Соляриса» и «Сталкера» нет никаких сомнений.

— Ага, — тем временем слегка оторопел книголюб. — Может быть, может быть… Извините.

Он отвернулся и опять погрузился в книгу. Чуть ли не носом зарылся. А я выдохнул, избавившись от слишком назойливого внимания, и вновь уставился в окно.

На площади в честь первого космонавта Гагарина еще красовалась доска почета, рядом раскинулись колхозные яблочные сады. В будущем их снесут для постройки очередного торгового центра, но сейчас я ехал в «Икарусе» по советскому Калинину, поглощая глазами каждую значимую деталь. Какой-то парень с параллельного ряда, заметив столь пристальное внимание к городу, наверное, решил, будто я никогда не был в областном центре. Даже добродушно усмехнулся и что-то сказал своей спутнице, беспардонно указав на меня пальцем. Я как раз повернулся в его сторону, чтобы разглядеть подробности в окошке напротив, и случайно наткнулся на его жест. Но я не то чтобы не обиделся, я даже внимания особого не обратил. Подумаешь, какое я произвожу впечатление, когда за окном — речка Лазурь! А на ее берегах троллейбусный парк и сталинские дома бывшего Новопромышленного района, который зачем-то переименовали в Московский еще при Советах.

Все это проносилось в моей голове вплоть до самого калининского автовокзала, который по сравнению с андроповским был просто огромным. Львовские ЛАЗы, которые в нашем маленьком городке составляли чуть ли не абсолютное большинство, здесь были почти не представлены. А вот роскошных этим временам «Икарусов» оказалось просто не сосчитать. Еще я увидел фактически забытые в будущем югославские ТАМы[28]. Но что мне особенно грело душу, так это то, что до улицы Вагжанова, на которой располагался областной Дом печати, мне предстояло добраться на трамвае. В студенческие времена я катался на нем на учебу, причем ходил он так точно, что можно было сверять часы. А в две тысячи двадцать четвертом в Твери уже не осталось ни троллейбусов, ни трамваев, одни автобусы.

— До свидания, — я с улыбкой попрощался со своим попутчиком, немного странным любителем творчества Марка Твена, и поспешил к выходу, пока проход впереди еще был свободен.

Калинин встретил меня промозглым серым небом — не зря про Тверь говорят, что это маленький Питер. Который, к слову, в этом времени еще Ленинград. Вот тоже на самом деле важный момент, который нужно держать в голове, чтобы не опростоволоситься. Не Тверь, а Калинин, не Любгород, а Андроповск. Вместо Самары Куйбышев, вместо Екатеринбурга — Свердловск. Потом все эти города вернут себе исторические названия, и только Вятке не повезет — останется Кировом. Хотя, в общем-то, и Волгоград не станет опять Царицыном.

Уплетая на ходу остывшие пирожки с картошкой, я обогнул здание автовокзала, перешел дорогу — вовремя. К остановке как раз, погромыхивая на рельсовых стыках, подъехала двухвагонная «Татра». Шестой маршрут, тот, что мне и нужен. Ходил от автовокзала до Константиновки через весь центр. Так что для кого-то поездка на трамвае — это тоскливая обыденность, а для меня, гостя из будущего, самая настоящая историческая экскурсия. Всего-то за три копейки.

Я забрался в салон по непривычно высоким ступенькам, сунул трешку в билетную кассу, открутил билетик. И сел на ближайшее свободное сиденье, приготовившись к новым впечатлениям. Подсознание сразу же стало выбрасывать воспоминания, причем как мои собственные, так и реципиента. Кашеваров, к примеру, прогуливался по Калинину с Громыхиной во время поездки в обком, а я… я катался с родителями и старшей сестрой на старинном трамвае. Был в областной столице такой исторический маршрут.

Буквально плавая в воспоминаниях как в бассейне, я чуть было не пропустил гениальную мысль. Кто знает, сколько я пробуду в Доме печати и смогу ли завтра с утра перед выездом заглянуть в книжные магазины. Время еще есть, приходить раньше нет смысла, так почему бы не сделать остановку по пути. Загляну в «Техническую книгу» с «Букинистом». Привезу Аглае заказанный ею справочник и, надеюсь, сюрприз.

Первый книжный представлял собой обычный для СССР специализированный магазин научной литературы. Народу там было как в Китае во время культурной революции, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы пробиться к полкам с книгами по медицине. Зато я практически сразу нашел томик по хирургии под редакцией Малиновского, пробил его в кассе и, с облегчением выдохнув, выбрался на свежий воздух. «Букинист» располагался неподалеку, нужно было перейти Тверской проспект и дойти до угла Советской. Меня так и подмывало проскочить еще до набережной Волги, благо она была совсем рядом, но время неумолимо приближалось к часу икс… Так что лучше я потрачу оставшиеся минуты на поиск подарка Аглае.

Помещение «Букиниста» было маленьким, зато аромат там стоял в прямом смысле книжный. Не запах едва просохшей типографской краски, а буквально книжный дух — старые страницы, проклеенные переплеты. Красота! А вот народу собралось — не протолкнуться. Впрочем, неудивительно: Советский Союз был читающей страной, и книжные магазины били рекорды посещаемости. И, разумеется, среди знающей публики высоко ценились именно полки с уцененными книгами, ведь там в куче беллетристики можно найти настоящие сокровища.

— Вам помочь, товарищ? — меня встретил парень в поношенном, но аккуратном пиджаке, со щеголеватыми черными усами, как у Апшилавы, и мне показалось, что я его знаю. Он был очень похож на директора «Букиниста» в будущем… Может, это он и есть?

— Мне нужны книги по медицине, — благодарно кивнув, сказал я. — Желательно старые.

— Пойдемте, — директор, как я все-таки решил его про себя называть, посмотрел на меня уже совсем по-другому. С явным уважением.

Мы прошли мимо полок, в которых зарылись книголюбы от мала до велика. Никто не переговаривался, они искали каждый свое собственное сокровище в почти абсолютной тишине, прерываемой лишь тихим шелестом старых страниц и хрустом старых переплетов.

— Вас что-то конкретное интересует? — уточнил мой собеседник.

— Да, — я кивнул. — Ищу подарок врачу.

Сказал и тут же улыбнулся про себя. Сказал, будто знаю, чего хочу, а на самом деле… Я же не медик, не в курсе, что ценного можно подарить Аглае. Единственная идея, с которой я сюда пришел — найти что-то старинное, но ведь и до революции напечатать могли какого-нибудь шарлатана. Например, с убедительным трудом о пользе кокаина для лечения насморка или терапевтических свойствах ртутных ванн. Увидев мои сомнения, директор пришел на помощь.

— Вот тут посмотрите, — он указал мне на самую нижнюю полку. — Тут не только книги, но и журналы. Царских времен, правда, нет, но и сталинская эпоха, я думаю, вашему доктору подойдет.

— Спасибо, — поблагодарил я директора, и он, улыбнувшись, пошел к следующему покупателю.

Проворов, «Ампутации конечностей и протезы», тысяча девятьсот сорок первый год. Ого, да это прямо-таки настоящий раритет. В моем будущем так точно. А здесь пока еще книжка менее чем полувековой давности. В нашей семейной библиотеке такие тоже были. Так-так-так… Академик Вельяминов, «Учение о болезнях суставов с клинической точки зрения». Государственное издательство «Ленинград», тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Стоп! А это что такое?

На пожелтевшей от времени странице едва проступала печать. Присмотревшись, я удивился еще сильнее: надписи были еще в дореволюционной грамматике, с ерами и десятиричными i. Разобрать бы, что там такое…

«Докторъ Василiй Васильевичъ Успенскiй», — мне, наконец, удалось прочитать полустертые буквы.

Я тут же понял, что именно эту книгу мне нужно купить для Аглаи. Сколько бы она ни стоила. Ведь доктор Успенский — это легенда отечественной хирургии, который еще до Первой мировой войны боролся с холерой и сыпным тифом в Иране, тогдашней Персии, потом работал в парижском институте Пастера с не менее легендарным Мечниковым. Лечил пациентов земских больниц в разных российских губерниях, после революции осел в Твери, где провел сотни, даже тысячи успешных операций на желудке. Причем Успенский разработал собственный метод, вошедший в учебники!

— Нашли то, что нужно? — послышался голос директора.

— Нашел! — улыбнулся я. — И Проворова я тоже возьму!

В Дом печати на улице Вагжанова семь я подъехал за пять минут до условленного времени. Судя по записи Валечки, мне нужно было в ленинскую комнату на четвертом этаже. Спросить Льва Исаковича Грачева, одного из функционеров, занимавшихся идеологическими вопросами в советской печати.

— Здравствуйте! — я приоткрыл дверь и увидел оживленно беседующих мужчин в серых пиджаках.

Их было трое, они мгновенно закончили разговор и повернулись ко мне. Одним из них оказался мой старый знакомый Богдан Серафимович Хватов. Вторым, судя по воспоминаниям реципиента, как раз Грачев. А вот третий меня удивил — это был человек в роговых очках из автобуса. Любитель творчества Марка Твена. Только теперь он не производил впечатление человека из когорты Электрона Валетова и других городских сумасшедших.

— И снова здравствуйте, Евгений Семенович, — улыбнулся он, доставая из кармана аккуратную красную книжечку. — Давайте знакомиться. Поликарпов Евсей Анварович. Комитет государственной безопасности СССР.