Подсобка, куда Староконь отправил прессовщиков, располагалась неподалеку от нашего рабочего места. Это было помещение квадратов на тридцать площадью или чуть больше, заставленное у дальней стены туго набитыми мешками. Именно их, как пояснил Гриша, начальник приказал перетащить к ждущему у боковых ворот в цех грузовику.
— А это что такое? — я указал на странный ярко-оранжевый песок, а еще лучше сказать пыль, которая покрывала весь пол толстым слоем.
— Черт его знает, — пожал плечами Толик. — Краситель, что ли…
— Передумал? — с подозрением посмотрел на меня Гриша, обратив внимание на мое замешательство.
— Ни разу, — успокоил его я. — Понесли?
Он кивнул, и мы втроем осторожно ступили на ярко-рыжую пыль. От каждого, даже максимально аккуратного шага, поднимались темные облачка, а ощущение было, словно мы шли по муке. Протопав до середины, я понял, что меня смущает, и обернулся. А потом от изумления чуть не выругался.
— Что такое? — спросил Гриша, и я молча указал ему на наши следы.
Они были синими! Как будто не мы прошлись по усыпанному странной пылью полу, а кто-то нарисовал силуэты подошв краской.
— Чертовщина какая-то… — пробормотал Толик и пошел дальше.
Схватил один из мешков, закинул его себе на спину и потащил его к выходу. Мы с Гришей последовали его примеру. Мешки оказались не очень тяжелыми, но очень твердыми, как будто внутри был застывший цемент. Нести их поэтому было неудобно, однако мне не хотелось ударить в грязь лицом. Вот и приходилось делать мужественный вид и, сдерживая ранние старческие покряхтывания, тащить на себе этот непонятный груз.
На улице нас ожидала «Колхида», она же «КАЗ», детище Кутаисского автозавода в Грузии. В ее длинный одноосный прицеп нам и нужно было грузить мешки. Там стоял совсем юный парнишка с темноватым пушком на верхней губе — похоже, выпускник ПТУ. Он и принимал у нас груз, с трудом ворочая его, роняя и обливаясь потом. И это несмотря на промозглую октябрьскую погоду.
Возвращаясь за следующим мешком, я вспомнил, как папа мне еще в детстве рассказывал об этих машинах. Мол, делали их из рук вон плохо, и шофера «Колхиду» не любили. Как правило, на эти машины сажали совсем молодых, как наш тщедушный помощник, неопытных водителей. Потому что бывалые шоферюги, накрутившие не одну сотню тысяч километров, обходили продукцию Кутаисского автозавода на расстоянии пушечного выстрела. «Колхиды» мало того, что были капризны и часто ломались, так еще и сворачивались при неудачных маневрах, и задний борт прицепа «догонял» кабину. В общем, сомнительная машинка.
По дороге обратно в подсобку я встретил Нонну, которая уже приступила к выполнению моего задания. Интересно, чем она занимается в свободное от стенгазеты время? У станка-то хоть иногда стоит? Впрочем, ладно, это не мое дело. А сейчас именно она может мне помочь.
— Нонна, у тебя пленка цветная? — спросил я.
— Здесь — нет, — она похлопала по «Зениту». — А так в красном уголке лежит.
— Срочно замени! — потребовал я. — Дело очень большой важности!
— Так меня Виктор Демидович потом линчует! — Нонна вытаращила глаза. — Как негров в Америке!..
— Никто там уже их давно не линчует, — я покачал головой. — Давай, под мою ответственность. Я тебе потом из фондов редакции пленку пришлю. Даже сам привезу на завод, лично.
— У меня еще «Смена» есть, — Нонна задумчиво почесала затылок, совсем как парень. — Можно туда пленку вставить…
— Так давай так и сделаем! — я поторопил ее. — В общем, беги, вставляй цветную пленку и обратно сюда. Будешь фоткать, как мы здесь мешки таскаем.
— Тоже для газеты? — глаза девушки блеснули.
— Для газеты, — подтвердил я, и Нонна тут же помчалась со скоростью, которой позавидовал бы и мастер спорта.
Я по-прежнему не знал, что за дрянь лежит на полу в подсобке, но тот факт, что она меняет цвет от прикосновения, меня сильно тревожил. И если бы не скрытность Староконя, с которой он пытался меня спровадить, может, я бы и не стал просить Нонну все это задокументировать. Однако все это вместе создавало картину безрадостную и нелицеприятную. В стране Чернобыль рванул, а директор кровельного цеха Андроповского ЗКЗ рабочих заставляет мазаться в какой-то загадочной субстанции без защиты.
В том, что это какая-то редкостная гадость, сомнений не было — оранжево-синяя пыль оседала на коже и волосах, а в горле от нее першило так, что хотелось кашлять без остановки. Чем мы втроем с Гришей и Толиком как раз занялись. А потом прибежала Нонна с другим фотоаппаратом и начала съемку процесса. Я таскал мешки и командовал, заставляя ее выбирать нужный ракурс. Удивительно, но она забыла о своем мнимом таланте и слушалась меня беспрекословно.
Едва мы загрузили последние три мешка, и парень-водила «Колхиды» со стоном рухнул на них. Бедняга так умаялся, что явно поедет не сразу.
— Эй, друг! — позвал я его. — Товарищ! Вы знаете, что в мешках?
— А? — парень посмотрел на меня осоловелыми глазами. — А-а-а… Да это краситель. Хорошо, что мешки прочные, и все равно мне потом кузов отмывать.
— А путевой лист есть? — уточнил я.
— В кабине на пассажирском сиденье, — закивал шофер. — Вы у меня только его не забирайте, а то груз потом не примут!
Поблагодарив бедолагу и заверив, что все верну, я открыл дверцу и взял чуть смятую бумажку — тот самый путевой лист. Все официально: отгрузил, принял, маршрут следования, подписи ответственных лиц. Радует, что это уже не воровство и не «левак», но вот экономить на средствах защиты Староконь зря придумал. Надо бы его проучить. Закинув путевой лист обратно в кабину «Колхиды», я повернулся к ходившей за мной хвостиком Нонне.
— Пленку достань и давай ее мне, — сказал я. — Мы ее в газете проявим.
— Я тоже умею, — набычилась та.
— Да пойми ты! — я даже слегка на нее прикрикнул, но потом взял себя в руки. — Ты молодец, огромное тебе спасибо… Но так просто будет быстрей. Снимки, если мы их опубликуем, твои в любом случае, авторство укажем. Я обещал — значит, так и будет.
— Да и ладно, — она махнула рукой. — Мне просто самой нравится все делать.
— Вот и делай, — парировал я. — Задание мое помнишь? Им и занимайся. Плюс у тебя еще стенгазета.
— Понятно, — вздохнула она. — Вот, берите.
Пока мы разговаривали, она ловко перемотала пленку, извлекла ее из фотоаппарата и протянула мне кассету цилиндрической формы. Я бережно подхватил ее и спрятал в карман спецовки. Главное, потом не забыть переложить, когда буду переодеваться. Но сначала…
— Мужики, спасибо вам еще раз за все, — я по очереди пожал руки Грише и Толику. — А с этим красителем я обещаю разобраться. Чтобы никому не повадно было.
— Если надоест в газете, приходи к нам, — предложил мастер. — Работа найдется.
Я еще раз поблагодарил всех, в том числе Нонну, клятвенно пообещав ей, что буду ставить ее снимки в газету и даже выплачу гонорар как внештатнику. И если даже эти цветные не пойдут в дело, останутся другие — с производственным процессом и тематические для фотоархива. Девушка заметно повеселела, успокоившись, и ушла вместе с прессовщиками. А я решительно направился на второй ярус цеха. Туда, где располагался кабинет Староконя — фанерная коробка с окнами, выходящими на производственную площадку.
— Это что? — грозно спросил я, зайдя к нему в чистенькое помещение и оставляя на полу синеватые следы красителя.
— Где? — растерялся начальник.
— Вот это, — я подошел к столу и громко хлопнул в ладоши, стряхивая на документы оранжево-синюю пыль.
— К-краситель, — Староконь даже начал заикаться. — А вы зачем туда полезли, Евгений Семенович? Я же говорил, мужики сами справятся!
— Они бы и справились, — кивнул я. — Вот только ты, Виктор Демидович, какого хрена их даже без «лепестков»[17] гонишь? А кто их лечить потом будет, ежели что?
— Так я… это… — начальник цеха обильно потел, он явно не ожидал такого внимания и напора. — Они же в дефиците сейчас, их в зону гонят… в зону отчуждения в смысле. В Чернобыле!
— И что? — я стоял на своем. — Это значит, что в Андроповске людей можно без них оставлять? Здесь какие-то люди другие, да? Хуже?
— Нет, нет! Что вы! — глаза Староконя уже приближались размерами к блюдцам. — Я выясню!.. Я проработаю этот вопрос! Мы устраним!..
— Если еще раз мужиков без защиты погонишь эту дрянь грузить, — я оперся о стол сжатыми кулаками и приблизил лицо к застывшему начальнику цеха, — я тебя устраню. Понял?
— А что вы мне сделаете? — внезапно осмелел Староконь, но тут же осознал, что погорячился. Это было видно по его бледному, как простыня, трясущемуся лицу.
— Я тебя на весь Союз прославлю, — тихо, но твердо сказал я. — А пока шанс даю. Так что послушай меня, Виктор Демидович: я за тобой слежу. И если ты хоть пальцем тронешь тех, с кем я сегодня работал, прощайся с должностью и партбилетом.
— Так где же мне столько «лепестков» взять? — дрогнувшим голосом спросил начальник цеха. — Их же из Кимр везут по спецзаказу, там ограниченное количество.
— Пиши заявку, — уже чуть мягче сказал я. — Пусть присылают больше. А я, если что, в газете заметку дам — мол, советским рабочим требуются дополнительные средства защиты. Но только посмей не попытаться сам все решить! Начальник ты или мимо проходил? У меня все!
Сказав это, я развернулся и молча вышел, оставив Староконя наедине со своими страхами и в тяжких раздумьях. Все-таки редкостный болван — мало того, что защитой работяг не обеспечил, так еще и беду всей страны пытался приплести. Все «лепестки», видите ли, в Припять идут, ликвидаторам. А я вот что-то не помню, чтобы мне папа, к примеру, об этом рассказывал. Даже домой эти респираторы ШБ приносил, чтобы я играл. Вряд ли от большого дефицита. Но даже если Староконь прав, и кимрский завод тянет с поставками… Фотографии мне и в этом случае пригодятся — напишем, что производство страдает, нужно затянуть рукава и работать больше, давать стране важную продукцию в требуемом количестве. Все-таки газеты мы или кто?
Зайдя в раздевалку, я стянул грязную спецовку, которая принадлежала незнакомому мне Михалычу, и скинул ее на пол. Посмотрел сначала на руки, потом на ноги и, уже не сдерживаясь, громко выругался. От души. Матом.
Руки от ладоней до локтей были синими. Такой же расцветки оказались и ноги от щиколоток до колен… Осененный внезапной догадкой, я стянул носки и понял, что их тоже теперь можно выбросить — они все перепачкались пылью-красителем. Как и стопы, которые напоминали теперь картинки из индуистской литературы, где у божественных сущностей синяя кожа. Стоп! Неужели и?..
Стянув трусы, я опять выматерился. Под бельем наблюдалась та же картина. Ну, Староконь, погоди!
Прошлепав босыми ногами в душевую, я встал на кафельное покрытие и настроил воду. На полочке лежал хозяйственный обмылок, мочалка и кусок пемзы. То, что доктор прописал. Принадлежности были чьими-то, но меня это не смущало — просто хотелось скорее смыть с себя эту мерзость. Но не тут-то было — синий цвет словно бы стал для моей кожи естественным, и только пемза, сдирая эпидермис, хоть как-то меняла ситуацию.
Не знаю, сколько я в итоге провозился в душе, но вылез по-прежнему синеватым. Вытерся вафельным полотенцем, собрал все в кучу, оделся. Переложил ценную пленку в карман плаща и пошел со спецовкой под мышкой в сторону прачечной — благо я запомнил ее расположение по дороге сюда. Постучал, дверь открыла женщина неопределенного возраста.
— Я из газеты, — сказал ей и протянул одежду с полотенцем. — Это Михалыча из кровельного цеха. Сегодня я за него работал.
Женщина молча кивнула, приняла из моих рук свалянный ком и скрылась за дверью. А я похлопал ладонями друг от друга, сбивая остатки красителя, и выдвинулся в сторону проходной.
Схожу-ка я, пожалуй, сегодня после работы в баню. Общественную!