Гнев Ашара

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Это безумие! Ты позволяешь разжигать междоусобицу, в то время как сам Посланец стучится в Лозинские ворота!

Бедир устремил пылающий взгляд на короля. В его карих глазах из-за гнева проступало непонимание, но только гнев выразился на красивом лице, когда он встал над сидящим на месте Дарром.

— Я? Или я ее сдерживаю? — человек с тусклыми волосами сделал незначительное движение правой рукой, отчасти оправдываясь, отчасти предлагая властителю Тамура сесть. Бедир и ухом не повел, его руки крепко сжались на поясе, как будто ему требовалось зацепить их за ремень, чтобы не ухватить ими Дарра. Он покачал головой.

— Не понимаю.

— Ты видел, как хитрит Хаттим, — сказал король. — Как я и предупреждал, он не рвется в бой. И я здорово подозреваю, что намерением его было увиливать достаточно долго, чтобы Тамур и Кеш оказались вынуждены сражаться без Усть-Галича. О, он собрал бы свои силы. Медленно. Достаточно медленно, чтобы увидеть исход до того, как возникнет угроза его владениям. Пусть кулак и конь примет удар. Если они победят, Хаттим присоединится, дабы охранять тылы. Добьются успеха варвары — Хаттим сможет искать перемирия. Ведь он, в конце концов, не выступал против них.

Буйный гнев исказил лицо Бедира, и когда он заговорил, голос его хрипел.

— Призови его к ответу! Заклейми, как предателя!

— И подстрекнуть к междоусобице? — невинно спросил Дарр. — Что же еще может случиться, если я предъявлю ему такие обвинения? Он не отказывается присоединиться к нам, он только выражает сомнения. А Кедрин назвал его трусом.

— Он и есть трус, — огрызнулся Бедир, пройдя к окну и выглянув в ночь над крышами Андурела. — Но Кедрин еще не выходил на поединки, а Хаттим имеет большой опыт.

— Они будут сражаться кабами, — подчеркнуто произнес Дарр. — Я добился хотя бы этого. Возможно, куда большего.

Бедир отвернулся от притихшего города, лоб Владыки Тамура омрачился, в его душу закралось подозрение.

— Ты это замышлял, Дарр? Ты, как и я, знаешь, что кабой можно и убить. И если Хаттим Сетийян причинит ущерб моему сыну, я сам его вызову. И биться будем сталью, а не деревом.

— Ты веришь, что Хаттим победит? — спросил Дарр. — Я — нет.

— Дарр, — Бедир пересек длинными шагами устланный коврами пол и встал перед королем. Голос его был холоден, в глазах плескался свежий и темный гнев.

— Если это какие-то хитрые козни, то, возможно, я вызову тебя. Лучше объясни все, пока я владею собой.

— Бедир, — мягко произнес Дарр, глаза его казались такими же усталыми, как и голос, — поверь, нелегко править этими землями. Королевства занимаются своими делами и часто — без оглядки на меня. Что я такое? Почти что носовое украшение судна. Законодатель, когда такой требуется. Посредник в спорах. Я сколачиваю все вместе, Бедир, и, если моей работой станут недовольны, меня низложат. А теперь перед нами стоит величайшая угроза, какая когда-либо обрушивалась на Три Королевства, — в этом я не сомневаюсь. И считаю, что должен позаботиться об обороне, хотя в ней и не желает участвовать тот, кто для нее жизненно важен. Я не могу предоставить Хаттиму время тянуть до тех пор, пока его промедление не обернется нашей общей гибелью. Ведь тебе это понятно? Мы должны встать против врага вместе. Единые. Я искал совета и действую, следуя этому совету.

— Так ты все подстроил! — вскричал Бедир. Его руки взметнулись, словно он собирался ударить верховного государя.

Дарр не шелохнулся. Он сидел и смотрел на старого друга с печалью на лице. Наконец кивнул.

— Нет, не подстроил. Наверное, более удачное слово — допустил. А теперь придержи свой гнев еще немного, и я попытаюсь все объяснить. Я подробно говорил с Гранией относительно Пророчества. Грания думает так же, как и Ирла: Кедрин именно тот, о ком там идет речь. Как именно он выручит Королевства, знать не знаю, хотя, подозреваю, уже выручает. Ни ты, ни Ярл не подумали бы вызвать Хаттима на поединок. Вы оба слишком хорошо понимаете, как непрочен наш союз. И, будучи оба верными и честными, возможно, не раскусили Хаттима настолько, насколько я. Прямой приказ, как я тебе уже говорил, вызвал бы только заверения в верности и дальнейшие увиливания. Но Кедрин? У него свежий взгляд на вещи. Его невинность постигает только то, что надлежит сделать. Полагаю, Госпожа направляла его речь, и будет направлять его руку в ходе поединка. Я верю, что Кедрин победит, Бедир. И, победив, принудит Хаттима действовать без промедления, связав его долгом чести, о чем станет слишком известно, чтобы этим пренебречь. Верю, что благодаря Кедрину галичанин вынужден будет примкнуть к нам; и я не видел другого пути достичь цели.

— Но Кедрин мой сын, — с сомнением сказал Бедир, хотя гнева на его лице стало теперь куда меньше.

— Больше, чем это, — заметил Дарр. — Он теперь принадлежит Королевствам, друг мой.

Ладони Бедира сомкнулись и раскрылись.

— Я должен поговорить с Гранией, — пробормотал он. — Хотел бы я услышать, что могут сказать Сестры.

— Я этого ожидал, — слабо улыбнулся Дарр. — Грания ждет, когда я ее призову.

Он поднялся с кресла и прошел туда, где свисал бледно-голубой шелковый шнур с кисточкой. Потянув один раз за него, Дарр вернулся к креслу, налил себе вина и стал медленно потягивать, рукой предложив Бедиру, чтобы присоединился. Тамурский Владыка покачал головой и опять встал у окна, как будто высматривал ответы во тьме. Он обернулся, услышав, что открывается дверь, и выразил величайшую почтительность маленькой и хрупкой седовласой женщине, которая вошла в покои.

Сестра Грания была совсем крохотной, лицо ее избороздили морщины, круглые щеки румяными яблочками выступали под блестящими, словно у птицы, черными глазами. Ее одеяние, голубое, как положено мастерице, смялось, и она мимоходом разгладила его, изучая обоих мужчин.

— Ты сказал ему, — проворковала она. Затем обратилась к Бедиру: — А тебе это не понравилось.

— Я боюсь за сына, — напрямик сказал Бедир.

— Не стоит. Он победит.

От этих слов Бедир прямо оторопел, еще больше поразило его, когда Грания осушила до дна полный кубок и тут же принялась за второй.

— Моего сына ранили, — не уступал Бедир.

— И рана полностью зажила, — сказала Грания, прежде чем он смог продолжать. — Сестра Уинетт — великолепная целительница. А я столь же умелая провидица. Я изучала извлечение Аларии не менее тщательно, чем твоя супруга, Бедир Кайтин, и я твердо убеждена, что твой сын и есть тот, о ком говорится. Я не могу дать более подробного истолкования, но уверена, что Кедрину суждено стать спасителем Королевств. Следовательно, он не может проиграть.

— Он может оказаться ранен, — хмыкнул Бедир. — Хаттим способен его покалечить.

— А разве твой кьо не объявил его лучшим меченосцем во всем Тамуре? — спросила Грания, достав квадратик белого полотна, которым вытерла губы, после чего опять взялась за вино. Бедир кивнул.

— Но…

— Но что? Ты взял его в Белтреван, где ему угрожало кое-что похуже кабы. Как ты думаешь, что мог бы сделать с ним Посланец? Или это совсем другое, потому что с ним ехали ты и Тепшен Лал? Но вы не смогли бы выстоять против Посланца, а он куда опаснее Хаттима Сетийяна. В самом деле, если за кого стоит бояться, так это за Хаттима. Лучше бы ты сам предостерег Кедрина, чтобы не наносил ему незаживающей раны.

Она вновь наполнила свой кубок и устроились в кресле, такая маленькая, что ноги в туфлях не доставали до ковра.

— Это случилось внезапно, знаю. Но все мы предчувствовали появление Посланца и Орду. Поэтому Ирла покинула Эстреван. И поэтому она вышла за тебя. Конечно, — добавила женщина с улыбкой, — тому были и личные причины: ведь свободный выбор — это все. Но именно так появился на свет Кедрин, а нет жизни без цели. Просто у некоторых людей жизненные цели больше, чем у других, вот и все. Возможно, что у Кедрина она величайшая.

— Ты знала, что это случится? — спросил Бедир, наконец-то пригубив вино, что означало молчаливое приятие жребия. Той паутины, которая сплетается, как он чувствовал, вокруг его сына.

— Не вполне знала, — уточнила маленькая женщина, — но подозревала, что такое возможно. Книга указывает на что-то подобное, а я понимала, как может проявить себя Хаттим. Как ответит на это Кедрин, я не знала, догадывалась только, что для него превыше всего честь.

— Я словно опять на барке Галена, — пробормотал Бедир. — Беспомощно плыву по течению.

— Не беспомощно, — возразила Грания, покачав головой. Затем поправила седые пряди, рассыпавшиеся из-под головной повязки. — Ты выбрал путь по реке.

— Чтобы как можно скорее добраться до Андурела, — ответил Бедир.

— А чтобы как можно скорее собрать наши войска, необходимо, чтобы Кедрин преподал урок Хаттиму, — твердо произнесла Грания. — Как справедливо указал Дарр, Владыка Усть-Галича не ахти какой любитель воевать, но весьма охоч плести козни. Кедрин наведет здесь порядок.

— Похоже, у меня тут выбор невелик, — усмехнулся Бедир не без желчи.

— Почему же? Ты вполне можешь выбрать одно из нескольких решений, — сообщила ему Сестра. — Как Владыка Тамура, ты можешь запретить Кедрину драться. Или можешь покинуть Андурел. Или переговорить с Хаттимом. Можешь пригрозить Дарру, что лишишь его поддержки, если он откажется запретить поединок. Или нанять убийцу. Или сам прикончить Хаттима.

Бедир во все глаза воззрился на крохотную женщину, темные глаза которой с вызовом искрились над ободком ее винного кубка. Владыка Тамура почувствовал, что попался: его накрыла сеть безупречной логики, ибо он понимал, что мог бы принять любое из этих решений — но лишь будь он готов забыть о чести, или прими Кедрин во внимание такой запрет. Наконец Бедир улыбнулся, хотя на лице его было мало веселости.

— Кедрин будет драться, — сказал он. — Я не стану ему запрещать, да он бы и не послушал… А прочие решения неприемлемы.

— Но это возможные решения, — указала Грания.

— Да, — подтвердил Бедир.

— И не стоит держать гнев на Дарра, — предупредила она. — Ему мало понравились мои предложения, но он верил, что действует на пользу всем нам.

— Согласен, — Бедир бросил взгляд на короля, который сидел молча и ответил на взгляд друга выражением неловкости и беспомощности. — Хотя я предпочел бы, пожалуй, чтобы он открыл мне свои подозрения до того, как Кедрин бросил свой вызов.

— Это повлияло бы на исход, — не без раздражения заметила Грания. — И ты это, безусловно, понимаешь. То, что случилось, случилось само. Ничто не подталкивало Кедрина к решению. Это важно.

Бедир нехотя, но все-таки кивнул, чем вызвал у Сестры довольную улыбку.

— Итак, мы поняли друг друга? Хорошо. А теперь я, наверное, могу вернуться в постель. Без сомнения, нам предстоит немало дел после того, как исход поединка обеспечит участие Хаттима в отпоре врагу. В том числе и утомительная работа по продвижению наших судов на север.

— Ты намерена оказать такую помощь? — поразился Бедир.

— А почему бы и нет? — Грания нахмурилась, словно сочла вопрос глупым.

— Я думал, что Община Сестер наложила запрет на подобное нарушение естественного порядка вещей, — отозвался Бедир. — И что чародейство изнурительно. Вплоть до смертельного исхода.

— Порядок вещей нарушает Посланец, — огрызнулась Грания с отвращением в голосе. — И те нарушения, что сделает он, хуже наших. Я посовещалась с моими Сестрами, и мы согласились, что такое отклонение от наших обычных установлений оправдано. Что до опасности, то готов ли ты умереть, защищая Королевства?

Бедир снова кивнул, глаза его выражали восхищение, которое он испытывал к крохотной женщине.

— Ну, теперь, когда все решено, мне бы надо поспать. — Она нагнулась в кресле, подаваясь вперед, пока ее ноги не коснулись пола. Вновь взглянула на Бедира. — Сестры сделают все, что смогут, чтобы одолеть беду, властитель Тамура. Не сомневайся. И не бойся за своего сына: Хаттим — наименьшая из опасностей, с которыми может столкнуться Кедрин.

С этими словами она прошелестела прочь, а двое мужчин смотрели ей вслед. Бедир осушил бокал и обернулся к Дарру.

— Прости меня.

— Здесь нечего прощать, — ответил Дарр, улыбаясь теплее, чем прежде. — Разве что мне следовало бы просить прощения.

— Ты мой король, — бесхитростно произнес Бедир.

— И твой друг, — добавил Дарр. — Иногда это осложняет дело.

Бедир улыбнулся и поставил бокал на стол.

— Она действительно читает будущее?

— Она невеликая пророчица, — уточнил король. — По крайней мере, насколько я это понимаю. У нее, скорее, есть дар предвидеть возможности и проследить каждую нить до конца. А затем отыскать в лабиринте самую надежную тропу. Но вот здесь ее советы бесценны.

— И с ее помощью мы быстро попадем на север. Лицо Дарра подсказало ему, что у короля имеются некоторые сомнения, и в его глазах вспыхнул вопрос.

— Сестры сделают все, что смогут, — сказал Дарр, голос его вновь стал усталым, лицо суровым. — Но этого может оказаться недостаточно. Требуется особый дар, которым наделены немногие, а в Андуреле таких и вовсе мало. В лучшем случае мы переправим на север три тысячи человек за время, которое Грания считает приемлемым. Остальные должны воспользоваться обычными средствами.

У Бедира упало сердце, в душу прокралась холодная жуть. Он осторожно налил себе еще вина, смутно удивляясь, почему не дрожит рука.

— Трех тысяч недостаточно. Даже если крепости устоят, мы должны вступить в Белтреван, чтобы уничтожить Посланца, а для этого нам понадобится каждый человек.

— Знаю, — лицо Дарра было хмурым, морщины на лбу и щеках запали глубже, и в свете факелов под глазами залегли густые тени. — Но это лучшее, что мы можем сделать. Это и молитва Госпоже, чтобы три тысячи защищали Лозинские ворота, пока не подоспеют остальные.

— Да благословит Госпожа нашу цель, — торжественно произнес Бедир.

— Если нет, — спокойным голосом сказал Дарр, — мы увидим гибель Королевств.

— Нет, — Бедир покачал головой. — Ибо меня к тому времени тоже не станет.

Дарр ничего не возразил: он знал, что Владыка Тамура отплывет на север с первым судном.

— Молюсь, чтобы до этого не дошло, — прошептал он. — Как король, но еще больше — как твой друг.

— Знаю, — сказал Бедир, поднимаясь. — Но довольно об этом. Как сказала Грания, пора спать.

— Да, — вздохнул государь. — Спи покрепче, мой друг. Я еще ненадолго останусь здесь.

Бедир поклонился и покинул зал, где Дарр остался сидеть в одиночестве, взирая на осадок в своем кубке, и государственное бремя тяжко давило на его узкие плечи. В дворцовых переходах зашевелились сонные слуги, но Бедир отослал их взмахом руки, предпочитая остаться наедине со своими мыслями, пусть сколь угодно неприятными. Сколько из лесного народа собралось в том огромном становище? Сколько тысяч клинков затачиваются прямо сейчас, чтобы ударить по Королевствам? И Посланец — впереди Орды! Какие чары он может применить против крепостей? Какую мощь дарует Ашар дикарям? «Госпожа, — сказал он мысленно, — если ты любишь Королевства, будь с нами! Помоги! Ты нужна нам теперь так, как никогда не была нужна прежде».

Имей он привычку молиться, как заведено, он преклонил бы колени и совершил бы все по обряду, но он таким не был, а поэтому закрыл за собой дверь спальни и, устроившись, стал засыпать. Последняя его мысль была о сыне, который утром выйдет на свой первый поединок против бывалого бойца, весьма сведущего в грозном искусстве траджеа.

Кедрин же никаких дурных предчувствий не испытывал. Бросив вызов, он чувствовал себя несколько смущенным оттого, что вызвал такое волнение в обеденном зале. Его слова и то, что ответил Хаттим, быстро разнеслось вдоль столов, пока каждый мужчина или женщина не узнали о предстоящей траджеа. А затем слуги разнесли новость по дворцу. А уж теперь, он не сомневался, весь Андурел должен знать, что он обвинил Владыку Усть-Галича в трусости. Смущение его, однако, уравновешивалось искренним гневом на Хаттима и его плутни. А когда он заметил, что Эшривель смотрит на него с большим вниманием, чем прежде, он и вовсе расправил плечи и улыбнулся, решив доказать, что того стоит.

Обед завершился скромно, не было и обычных танцев — вместо этого король Дарр объявил, что утром состоится поединок, и предложил всем присутствующим пораньше удалиться на отдых. Пока все расходились, Кедрин то и дело чувствовал на себе чей-то быстрый взгляд и несколько раз услышал замечания придворных, все больше таких: жаль, мол, будет увидеть, как такое красивое лицо разобьет каба Хаттима.

Но юноша и помыслить не мог что-либо подобное, ибо ему и в голову не приходило, что он может проиграть. То было не тщеславие и не юношеское безрассудство, но скорее глубокое убеждение, что он должен победить. Ведь его учил Тепшен Лал, и он помнил прощальные слова кьо. Более того, победив, он должен обеспечить безусловное участие Усть-Галича в грядущей войне. А это было столь важным для общего дела, что Кедрин чувствовал: Госпожа должна даровать ему победу. Ему еще больше придала твердости легкая улыбка, которой наградила его Эшривель, поднявшись, чтобы последовать из зала за отцом.

И Кедрин спал крепко. Последняя его мысль была о принцессе, и он решил, не колеблясь, что она — прекраснейшая из женщин в Трех Королевствах.

Он проснулся прекрасно отдохнувшим, отослал слугу, который пришел помогать ему одеваться, помылся сам и отобрал одежду, которую счел подобающей случаю. Облаченный в штаны из мягкой оленьей кожи, заправленные в высокие сапоги из кожи покрепче, и в простую полотняную рубаху, он направился в покой отца, где был подан завтрак.

Отец нарядился на подобный же манер — правда, он надел еще накидку без рукавов с тамурским кулаком на груди и на спине, на поясе висел кинжал.

— Хаттим выберет короткую кабу, — предупредил Бедир, — и, возможно, круглый щит. Галичане бьются больше пешими. Как я понимаю, он любит выпады. Низкие.

Кедрин спокойно кивнул. Он предпочел бы длинный учебный меч, так как привык к добрым тамурским клинкам. Но чувствовал, что и другим оружием много с кем может потягаться.

— Ты не боишься? — спросил Бедир. То был праздный вопрос.

— Нет, — улыбнулся Кедрин.

— Хорошо. Нам надо подкрепиться. Но умеренно.

Совет, как знал Кедрин, был мудрый, хотя в нем и не имелось надобности. Слишком полное брюхо склонно сильнее страдать от колющих ударов короткой кабы. А они, даже в легкой броне, которую наденут противники, могут быть весьма болезненны. Кедрину пришло в голову, что Бедир необычно озабочен. В твердыне Кайтина отец не колебался особенно по поводу участия сына в общих схватках или учебных поединках. Но теперь он внимательно следил, как Кедрин потягивает питье, дополнившее хлеб и фрукты, которыми они позавтракали, и предлагал советы насчет приемов, которые мог применить Хаттим. В конце концов Кедрин вынужден был попросить отца прекратить, ибо это убавляет твердости.

— Прости, — улыбнулся Бедир. — Как Владыка Тамура я знаю, что он тебе по силам, но я еще и твой отец. И все забываю, что ты вырос.

Кедрин кивнул, понимая, что их отношения еле уловимо меняются с тех пор, как они въехали в Белтреван. Он вступил в леса юношей, жаждущим доказать свое право называться мужчиной, полным почтения к отцу и охотно признающим первенство Бедира во всем. Теперь, хотя он и не мог точно определить, когда или как это случилось, он и впрямь стал мужчиной. Его не просто ранило стрелой дикаря, в нем произошла некая внутренняя перемена, возросла вера в себя и знание своих возможностей. Он по-прежнему испытывал почтение к Бедиру, как к своему Владыке, но теперь готов был спорить с ним, как с отцом, сам принимать решения и следовать им, даже если Бедир не выразит согласия. Во многом это было странное чувство, но оно было приятным.

— Да, — сказал Кедрин. — Это так. И ты все еще мой отец, но теперь я сам должен за себя биться. Хаттим Сетийян — моя первая задача.

Бедир посмотрел на него с некоторой печалью в глазах, затем наклонил голову и заулыбался.

— Тогда иди и бейся, — сказал он. — Вздуй хорошенько этого хлыща. Но, Кедрин, не изуродуй его навсегда.

Кедрин рассмеялся, довольный, что Бедир так уверен в нем.

— Нет, — пообещал он, — просто отлуплю его достаточно, чтобы он запомнил урок.

Они поднялись вместе и направились туда, где, по обычаю, встречались участники траджеа до поединка.

Дарр уже восседал на престоле. Его худобу скрывало роскошное парадное одеяние, зеленое с малиновым, плечи были подбиты для придания дополнительной стати, тяжелая корона скрывала скудость волос. Эшривель сидела рядом на престоле пониже, одетая в белоснежный наряд, расшитый золотой нитью — на волосах золотая повязка, платье стянуто золоченым поясом. Кедрин снова ощутил, как участились удары его сердца, когда он поглядел на девушку, спрашивая себя, не озабоченность ли видит в ее глазах — еще более синих, чем у Уинетт. Когда девушка улыбнулась, он испытал нечто незнакомое, как будто они здесь были вдвоем, и разве что скрытый хор возвышал голоса в песне, которую только он один и слышал. Это было чудесно, и он ответил улыбкой, в открытую любуясь красотой Эшривель и решив, что это еще одна причина одолеть Хаттима — ибо вспомнил, как Владыка Усть-Галича беседовал с ней за обедом, точно со старой знакомой. Кедрин еще не понимал, что это просто ревность.

Голос отца вернул его к действительности, принц оторвал глаза от принцессы и увидел Ярла Кешского и других знатных людей, вступающих в зал. Среди них был и Хаттим, сопровождаемый свитой в цветах Усть-Галича.

— Господа, — торжественно, по-королевски, провозгласил Дарр. — Принц Кедрин Тамурский бросил вызов Владыке Усть-Галича, честь которого требует ответить на обвинение, хотя, по моей воле, биться на траджеа будут кабами, а не острой сталью. Далее, принц Кедрин добился у Владыки Хаттима обещания, что, если принц победит, Усть-Галич поднимет оружие и выступит на защиту Трех Королевств немедля. Все это слышали?

Раздался гул наблюдавшей за ними толпы. Дарр поманил поединщиков вперед.

Хаттим шагнул и предстал перед королем с улыбкой на губах. Кедрин увидел, что на нем похожая одежда, только запястья обтянуты кожей, а к сапогам подшиты металлические бляхи.

— Принц Кедрин, — спросил Дарр, — ты повторяешь и подтверждаешь свой вызов?

Кедрин внезапно вспомнил, что на уроках Льяссы не заходила речь о приличиях, относящихся к поединкам. Поэтому он просто наклонил голову и сказал: «Да».

Этого оказалось достаточно, ибо король кивнул и сказал:

— А ты, Владыка Хаттим, принимаешь вызов и повторяешь свое обещание?

— Принимаю, — Хаттим улыбнулся, голос его звучал уверенно. — И даю слово при всех, что уже готов медри, чтобы отнести приказы моим вассалам, если принц Тамурский меня одолеет. Пусть не будет сомнений, что Усть-Галич готов биться.

Это вызвало выкрики одобрения у присутствующих, а также мрачный взгляд Бедира. Рядом с ним стоял Ярл, и его темное лицо было полно нескрываемого презрения. Кедрин позволил своему взгляду переместиться на Эшривель. Но ее лицо было непроницаемо.

— Как вызванный, ты выбираешь оружие, Владыка Хаттим, — сказал Дарр. — Что ты выберешь?

Хаттим шевельнул пальцами, и двое в галичанских цветах вышли вперед. Один нес набор коротких каб, другой — круглые щиты. Хаттим насмешливо поклонился, предлагая Кедрину взять оружие первым. Юноша перебрал учебные клинки, взвешивая их в руке и проверяя, нет ли где слабины. Каждый из них имел примерно локоть длины — от тупого кончика до рукояти, все они были вырезаны из твердого дерева и затуплены с краев, металлический диск с широкой каймой отделял клинок от обтянутой кожей рукояти, заканчивающейся подобием шишечки. Кедрин отобрал кабу и повернулся к щитам. Не крупнее его руки деревянные круги, закаленные в огне, обшитые кожей и удерживаемые одной-единственной деревянной ручкой. Он выбрал щит и отступил.

Хаттим начал рыться в оружии и обернулся, когда Ярл с нахмуренным лицом громко спросил:

— А доспехи? Где доспехи?

Вопрос вызвал отклик толпы и невинную улыбочку Хаттима.

— Я согласился биться кабой, Владыка Кеша. О доспехах никто не упоминал.

— Таков обычай, — сказал Бедир. Ярл поддержал его.

— Владыка Тамура боится за сына, — хмыкнул Хаттим, все еще улыбаясь, хотя глаза его были холодны. — Возможно, ему следовало бы лучше воспитывать сына, чтобы избежать подобных отцовских забот.

Кедрин увидел, как Бедир делает шаг вперед, и громко сказал:

— Доспехи не нужны! Я не причиню ущерба властителю Хаттиму. Большого ущерба.

Улыбающийся Хаттим оцепенел, когда весь зал откликнулся смехом. Глаза, которые он устремил на Кедрина, полыхнули зеленью, рука крепче ухватила кабу, которую он выбрал, костяшки стали белы, как его стиснутые зубы, и он прошипел:

— Я тебя научу приличиям, малыш.

— Владыки, — сказал Дарр, — вы уверены, что доспехов не нужно? Я не хотел бы, чтобы кто-то из вас пострадал.

— Я уверен, — промолвил Кедрин, прежде чем Хаттим успел открыть рот, и предоставив галичанину лишь кивнуть в знак согласия. Его красивое женственное лицо пылало гневом и смущением.

— Да будет так, — с сомнением согласился король. — Условия?

— Кто первый запросит пощады, — сказал Хаттим, высокомерно глядя на Кедрина, — тот проиграл.

— Да, — не устрашившись, согласился юноша. — Пусть будет так.

Тут Эшривель поглядела на отца, наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. Дарр кивнул, после чего выпрямился и сказал:

— Как ваш государь, я оставляю за собой право прекратить схватку, если сочту, что кто-либо победил. Вы это принимаете, господа?

Хаттим явно нехотя кивнул. Кедрин коротко наклонил голову.

— Тогда давайте проследуем на площадку, — предложил Дарр. Все общество двинулось за королем к выходу. Бедир и Ярл шли по бокам от Кедрина.

— Будь осторожен, паренек, — предостерег кешит. — Хаттим явно намерен сломать тебе кость-другую.

— Береги мужское добро, — пробормотал Бедир. Кедрин подумал об Эшривели и спросил себя, не забота ли о его безопасности побудила ее шептаться отцом.

— Принцесса действительно благоволит к Хаттиму? — спросил он.

Лицо Бедира выразило изумление; Ярл так взревел от смеха, что к ним стали поворачиваться головы.

— И он в такой миг думает о женщине!

Кедрин вспыхнул, но не отступил.

— Так это правда?

— Объявления не было, — хмыкнул Бедир. — Но, ради Госпожи, Кедрин, думай о схватке, а не о принцессе.

— Матушка благоволила к Эстревану, пока не встретила тебя, — сказал Кедрин полным задумчивости голосом. Бедир в отчаянии покачал головой.

— Вспомни получше уроки Тепшена Лала. У тебя и потом будет достаточно времени мечтать об Эшривели.

— Да, — согласился принц. — Но она ему не обещана?

— Нет! — огрызнулся Бедир. — Не обещана. Но если ты позволишь своим мыслям блуждать, Хаттим сделает тебя непривлекательным для самой вонючей потаскухи, не говоря уже о принцессах.

— Хорошо, — сказал Кедрин и умолк, начав настраиваться на бой, как учил его Тепшен Лал.

Когда они вступили на площадку, он уже был готов. Руки и ноги не дрожали, сознание было сосредоточено на поединке. Он ощущал волнение зрителей, заполнявших расположенные кругом ряды сидений, но это было лишь продолжением арены, он даже не заметил, где сидит Эшривель. Утоптанная земля под сапогами оказалась твердой, он подмечал, где и как бросают тени дворцовые здания и на которых участках солнце может его ослепить.

Площадка примыкала к дворцу и предназначалась только для пешего, а не для конного боя. Она была достаточно велика, чтобы сражающиеся кружили по ней, но не настолько, чтобы они слишком долго могли избегать друг друга. По внешнему кругу шли пять рядов скамей, да и в окнах дворца расплылись бледные лица. Между сиденьями и посыпанной песком ареной находился барьер высотой по грудь человека, строго по сторонам света были расположены узкие проходы. Хаттим Сетийян стоял в центре, описывая кабой свистящие дуги. Кедрин двинулся ему навстречу. Он не повернул головы, услышав возглас Дарра:

— Да благословит Госпожа вас обоих. И путь дарует победу достойному. Траджеа начинается.

Каба Хаттима устремилась вперед, словно он ставил точку в предложении. Низкий прямой удар, в который он вложил всю силу, был направлен в точку на полпути между пряжкой пояса и пахом Кедрина. Хаттим скорчил рожу, когда удар оказался отбит, и, развернувшись быстрее, чем Кедрин ожидал, приготовился встретить ответный удар.

— Я не причиню тебе большого ущерба, — передразнил он принца, кружа и выставив вперед Левую руку со щитом, кабу он держал внизу. — Я только немного изменю твою наружность.

Кедрин ничего не сказал. Он смотрел на противника, подмечая, как тот передвигает ноги, как держит равновесие. Свой щит принц Тамура держал, прижав к себе, кабу выставил вправо. И ждал, оценивая мастерство старшего годами, не желая совершить промах, а стремясь нанести верный удар, который все же не сделал бы Хаттима калекой.

Долго ждать не пришлось, его безмолвие, казалось, разъярило противника, ибо Хаттим сделал обманное движение, метя с выпада в талию, и, не доведя движение до конца, направил щит в лицо Кедрину. Клинок он при этом поднял и повернул, дабы ударить Кедрина по шее.

Каба оцарапала бок принца, когда тот поворачивался, отражая чужой щит клинком, а своим толкая галичанина в живот. Живот был не таким мягким, как недавно казалось Кедрину, но все же Хаттим отпрыгнул. Как раз вовремя, чтобы избежать удара противника сверху. Хаттим продолжал пятиться, полуприсев и закрывая щитом диафрагму. Кедрин наступал, согнув колени, переставляя стопы короткими шаркающими шажками, которые внезапно стали крупнее. Он отразил удар галичанина и тут же рубанул кабой два раза подряд. Голова противника резко отдернулась, затем упала подбородком на грудь. Безобразный рубец пролег вдоль нижней челюсти, а щеку украсил кровоподтек, окруженный заметной припухлостью.

Бейся они сталью, кровь Хаттима сейчас хлынула бы ручьем, ударь Кедрин со всей силы, он сломал бы противнику челюсть. Но Хаттим и так зашатался, глаза его остекленели. Кедрин подождал, опустив кабу, когда тот придет в себя. Когда Владыка Усть-Галича оклемался, буйный гнев загорелся в его зеленых глазах. Хаттим нечленораздельно зарычал и устремился вперед, рубя воздух перед собой крест-накрест. Кедрин отражал удары, позволяя Хаттиму гнать себя через арену, пока не наткнулся спиной на барьер. Прежде чем Хаттим, в глазах которого уже сияло торжество, пригвоздил его к месту, он нырнул под клинок, крутанулся, дабы избежать тычка щитом, и сбил Хаттима с ног.

Владыка Усть-Галича врезался лицом в деревянную ограду. Каба вылетела из его руки. Он осел. Кедрин терпеливо стоял, позволяя ему подняться. Затем наклонился и подал упавший клинок запыхавшемуся и разъяренному сопернику.

Хаттим почти вырвал его у принца и опять повернулся. Кровь стекала из разбитой губы, пятная тонкое полотно рубахи, разбухающий пурпурный синяк перекосил рот, а гнев делал Хаттима еще безобразней. Теперь он медленно наступал, держа щит впереди, согнув правую руку в локте, чтобы держать кабу прямо — куда более осторожно, уже понимая, что противник несравненно опаснее, нежели казалось поначалу. Кедрин позволил ему подойти, видя теперь в его зеленых глазах жажду убийства, и протянул вперед свой щит, а кабу отвел в сторону.

Они схлестывались настолько лихо, насколько позволяло их короткое оружие. И Кедрин все легче предугадывал действия Хаттима. Он отбил два выпада, затем почувствовал, как на нем рвется рубашка, когда Сетийян резко ударил щитом ему в грудь. Ступня Хаттима вырвалась вперед, чтобы подцепить противника под колени, а каба метнулась юноше прямо в лицо. Он оттолкнул клинок, но почувствовал, что ноги теряют опору, когда Хаттим врезался ему в грудь плечом, пытаясь опрокинуть навзничь. Кедрин приземлился на спину, вовремя подняв согнутые ноги, чтобы отбить в сторону упавший сверху клинок. Затем он перекатился, уходя от яростных ударов Хаттима, кончик кабы которого несколько раз взрыл землю. Попади он в цель хоть единожды, у Кедрина было бы сломано ребро или поврежден живот. Публика криками выражала неодобрение, но ни один из бойцов не обращал на них внимания. Кедрин — потому, что слишком сосредоточился на том, как уцелеть, Хаттим — потому, что пришел в бешенство.

Тут Кедрин почувствовал, что каба ухнула оземь совсем рядом, и, перекатившись в другом направлении, развернулся, чтобы захватить клинок и прижать его спиной к земле. Щит Хаттима тяжело хлопнул его по плечу, вызвав боль в руке и побудив Кедрина невольно промычать, но юноша собрался с духом, вновь повернулся, взметнул вперед ноги и сильно ударил противника обеими стопами в живот.

Хаттим едва ли не взлетел в воздух, отброшенный назад мощным ударом. Он затрясся, молотя руками воздух, и тяжело сел. Кедрин вскочил на ноги и пнул в сторону Владыки Усть-Галича его клинок.

— Твоя каба, властитель.

Он снова ждал, пока Хаттим встанет, и шевелил плечом, чувствуя, что синяк будет нешуточным. Хаттим плюнул и завопил. Вновь бросился на врага, забыв о мастерстве в приливе смятения и гнева, от которых лицо у него стало пурпурным, словно по нему разлился синяк. Кедрин пятился, отражая удары, предоставляя сопернику возможность утомиться в бессмысленном кружении по арене, согласованно действуя щитом и кабой. Он описал круг, второй, затем отвел выпад (который, несомненно, лишил бы его мужского достоинства, достигни он цели), увернулся от лупящего по нему щита и тут же заехал кабой в живот Хаттиму.

Галичанин крякнул, сложился вдвое, и Кедрин врезал ему щитом сбоку по челюсти. Было видно, как у Хаттима сошлись к переносице глаза, его голова мотнулась из стороны в сторону. Юноша резким движением выровнял ее, подведя свой деревянный меч плашмя по прямой от виска до подбородка. Хаттим упал на колени, затем стал клониться вперед, пока обе его ладони не коснулись земли. Голова его поникла и медленно опускалась, пока не уткнулась в землю. Кедрин отступил назад.

— Довольно! — услыхал он крик Дарра. — Я объявляю принца Кедрина победителем.

— Нет!

Невероятным усилием Хаттим поднялся на ноги. Теперь на обеих щеках багровели рубцы, а кровь лилась с губ, но он неловко пошел вперед, сгибаясь от боли в животе и спотыкаясь.

— Хватит! — крикнул король. — Владыка Хаттим, прекрати!

Хаттим покачал головой, послав по дуге кровавый плевок, и продолжал наступление.

— Владыка, прошу тебя, — произнес Кедрин.

— Проклятие Госпожи на тебя! — прорычал Хаттим и сделал еще шаг.

Кедрин сдвинулся в сторону, легко избежав этого жалкого натиска и двинув щитом по левой руке Хаттима, чуть ниже плеча. Галичанин взвыл, закачался вправо-влево, так как задетый нерв заставил пальцы разжаться и выпустить кабу. Тем не менее он нацелился щитом в лицо Кедрину. Кедрин отступил на полшага в сторону, деревянный диск проплыл мимо его головы, а сам он легонько стукнул Хаттима клинком по основанию большого пальца. Ему снова помогли уроки Тепшена Лала. Он попал в нервный узел, в который и метил, левая рука Хаттима разомкнулась и выронила щит. Кедрин отступил на шаг и приставил кабу к горлу Хаттима.

— Владыка, вы побиты.

Хаттим зарычал и потянулся, чтобы схватить клинок, но Кедрин удержал его, вовремя увидев в глазах соперника одержимость. Он отступил еще на шаг, а Дарр снова закричал, поддержанный толпой:

— Владыка Хаттим, повелеваю тебе — прекрати.

Хаттим издал низкий гортанный звук и потянулся голыми руками к оружию Кедрина. Кедрин отступил вбок, подняв кабу к левому плечу. И опустил ее, когда Хаттим придвинулся — шишкой вперед, точно направив удар и рассчитав его силу, как учил его Тепшен Лал.

Меч угодил в основание шеи Хаттима, галичанин внезапным рывком выпрямился, голова поднялась, глаза широко раскрылись и вытаращились, похоже, уже ничего не видя. Затем его тело обмякло, и он упал, бесчувственный, в песок арены.

Кедрин стоял, опустив кабу и щит, но на этот раз Хаттим не делал попыток подняться, и когда голос Дарра объявил о победе Кедрина, раздались крики одобрения, отразившись от стен. Кедрин повернулся лицом к королю и поклонился. Выпрямившись, он увидел, что Эшривель пристально глядит на него, но когда улыбнулся, она опустила глаза, избегая взгляда.

Затем Бедир и Ярл в сопровождении кешитов пересекли арену, а люди с усть-галичанским солнцем на платье двинулись, чтобы поднять бесчувственного Хаттима, и понесли к целительницам. Кедрина между тем окружили и осыпали громкими похвалами.

— Ты хорошо дрался, — сказал ему Бедир, гордо улыбаясь.

— И преподал урок этому бахвалу, — добавил Ярл.

— Ему теперь придется держать слово, — ухмыльнулся Кедрин. — Медри уже в пути?

— Дарр присмотрит за этим, — уверил его отец. — Сегодня ты сослужил Королевствам большую службу.

Кедрин был счастлив и позволил отвести себя туда, где сидели король и Эшривель.

— Несомненный победитель! — Дарр улыбнулся, подавшись вперед, и добавил потише: — Я в долгу перед тобой, Кедрин. Теперь у Хаттима нет выбора, кроме как действовать в согласии с нами.

Кедрин низко поклонился, снова почувствовав на себе взгляд Эшривели. Легкая улыбка играла в уголках ее рта. Он хотел сказать что-нибудь изысканное о том, как его вдохновляла его красота, но прежде чем нашел подходящие слова, она заговорила сама:

— А не следовало бы принцу Тамурскому посетить наших целительниц, отец? Он все-таки и сам не остался невредимым.

Голос ее был негромок и напевен. Кедрин беззаботно улыбнулся, давая понять, что его жалкие царапины не стоят внимания.

— Я здоров и цел, принцесса. Благодарю за беспокойство. На этот раз Эшривель ответила улыбкой, и одно это оправдало его участие в схватке. Но она покачала головой.

— Если ты должен защищать Королевства, принц Кедрин, тебе понадобится здоровая рука, чтобы держать щит.

Кедрин призвал на память все наставления Льяссы по части поклонов. Без сомнения, его поклон поразил бы и восхитил учительницу Льяссу.

— Твоя улыбка, принцесса, исцеляет любую боль, — сказал он. И вспыхнул, ибо она рассмеялась, а затем позволил Бедиру увести его сквозь толпу знати, восхвалявшей победителя. И снова вспыхнул, когда его ушей достигли перешептыванья женщин. Кешиты Ярла расчищали им дорогу, действуя, как его почетный караул. Бедир гордо улыбался, идя рядом с сыном, и так они вступили во дворец.

Его все-таки отвели в больницу. Там он увидел Хаттима, распростертого на постели и окруженного несколькими Сестрами, возившимися с его лицом. Тот пришел в сознание, но когда Кедрин задержался рядом, чтобы вежливо извиниться, галичанин рыкнул и отвернул голову.

— Бессовестный грубиян, — пробормотал Ярл, метнув ядовитый взгляд в раненого. — И мне предстоит биться рядом с таким вот?

— Это твой долг, — сказал Бедир. — Наш долг. Но, Кедрин, будь поосторожней с Хаттимом. Полагаю, ты нажил себе врага.

Юноша пожал плечами.

Несомненно, он найдет достаточно врагов на севере. Ему бы и в голову не пришло, что Хаттим мог затаить на него злобу, но Бедир сказал:

— Человек вроде Сетийяна не спускает тому, кто его победит. А ты одолел его дважды: на поединке и пресекая его плутни. Думаю, он это запомнит.

— И пускай, — отмахнулся Кедрин, все еще блаженствуя в тепле улыбки Эшривели.

— Не позабудь слова отца!

Сестра Грания вынырнула из боковой дверцы, приблизилась к Кедрину, прошуршав, и взмахом руки отослала кешитов.

— Пусть нас оставят, Ярл. Я желаю переговорить с принцем наедине. Ты тоже ступай, Бедир Кайтин. Я пришлю его к тебе, когда мы закончим.

Кедрин веселился, глядя, как Владыки Тамура и Кеша покорно отступили перед крохотной женщиной. Он последовал за ней. Она захлопнула дверь и предложила ему сесть. Она вела себя как тот, кто привык к безоговорочному повиновению. Принц уселся на простой деревянный стул. Грания стала выбирать горшочки с мазями из тех, что стояли вдоль трех стен простенькой беленой каморки. Сестра велела ему снять рубашку, размяла побитое плечо и крякнула, когда он дернулся, втирая мазь в поврежденную мышцу.

— Тебя сюда ранило?

Кедрин коснулся места, где в плечо вошла стрела. Там теперь осталось только маленькое бледное пятнышко. И ничуть не болело.

— Так я и думала. Я чую магию.

И стала втирать мазь в это пятнышко, непрерывно говоря:

— Я не целительница, но твои синяки от этого заживут. И, возможно, ослабеет колдовство. Но он коварен, Посланец. Он станет тебя искать. Так что будь поосторожнее, твой отец прав. Хаттима тоже остерегайся: он не из тех, кто прощает или забывает, а на твоих плечах сейчас лежит слишком многое.

— Ты о писании? — только и удалось вставить Кедрину между потоками ее слов.

— О писании. Ты именно тот, чей приход предчувствовала Алария. Но не спрашивай меня, что тебе делать, потому что я не знаю. Ступай на север и бейся. Конечно, ты в любом случае поступишь именно так, не нужно мне это говорить, но остерегайся, насколько сможешь. Я подозреваю, что он ищет тебя. Так что берегись засад и стрелков. Ибо, думаю, он пустит псов по твоему следу. Дарр в течение нескольких дней соберет войско Андурела, и мы поплывем на север. У меня окажется больше возможностей, когда мы доберемся до крепостей, так что, наверное, тогда я смогу дать совет получше. А пока что держись подальше от Хаттима, избегай также новых поединков. Тебе предстоит траджеа поважнее любой, на какую можно нарваться здесь.

— Меня вообще не привлекает траджеа. — возразил Кедрин, воспользовавшись тем, что Гранин понадобилось перевести дух. — И я не жаждал сражаться с Хаттимом, но не смог этого избежать.

— То было суждено, — сказала малышка-Сестра. — Госпожа вложила слова в твои уста. Хаттиму требовался урок.

— Ты умеешь читать будущее? — спросил Кедрин.

Грания улыбнулась, ее круглое личико сморщилось, как зимнее яблоко.

— Возможно.

— Но ты не скажешь мне, что я должен делать.

— Ты должен делать то, что считаешь нужным, — твердо сказала она. — Настолько, насколько я могу прочесть твое будущее.

— То же сказала и Сестра Уинетт, — не сдавался принц. — Я думал, что больше узнаю в Андуреле.

— А ты бы хотел, чтобы обе все расписали подробно? — сейчас Грания сидела лицом к нему с отрешенными глазами. — Что у нас была бы за жизнь, если бы мы знали, как делать каждый шаг на протяжении всей дороги своей жизни? Свободная воля — это все Кедрин!

— Итак, ты подтверждаешь, что писание упоминает обо мне. Но все ли это? — он был раздражен.

— Это все, — улыбнувшись, согласилась она.

— Не очень много в твоих словах помощи, — пробурчал принц.

— Тебе нужна была помощь, когда ты вызвал Хаттима Сетийяна?

— Нет, — признался он. — Но я говорил, не думая.

— Иногда лучше говорить, не думая. Иногда это честнее. Иногда через нас говорит Госпожа.

— Но я не из Эстревана.

— А ты думаешь, Госпожа говорит только через посвященных? Нет. Мы учимся в Эстреване, как толковать ее премудрость, мы учимся лучше понимать наши дарования, мы учимся применять их. Но Госпожа связана не только с Эстреваном. Ее воля вершится повсюду.

— Но чтобы применять свои дарования, вы остаетесь целомудренными, — решился произнести он.

— Это так, — согласилась Грания. — Я не знаю наверняка, для чего это. Разве что подобное состояние помогает сосредоточить скрытые силы, которые утрачиваются, когда мы предаемся плотским утехам. Подозреваю, что иначе силы просто распыляются.

— Я… — и Кедрин замолк в смущении.

— Ты еще невинен? — улыбнулась Грания. — Здесь нечего стыдиться. Со временем ты станешь другим. Или, возможно, не станешь. Сам решишь. Это неважно.

— Но если я тот, о котором речь в писании, то я, разумеется, должен беречь целомудрие?

Грания распознал сомнение в его голосе, разразилась пронзительным смехом и пылко покачала головой.

— Это ты решишь для себя сам, — произнесла она. — Когда придет время, ты поймешь, что для тебя правильно.

— Значит, я могу жениться? — пробормотал он наполовину сам себе.

— Ты можешь гулять с любой девкой в Андуреле, хотя сомневаюсь, что это сильно тебе понравилось бы. У тебя есть кто-то на примете? Может, наша принцесса?

Кедрин почувствовал, что его лицо заливает краска, но кивнул.

— Она стала бы великолепной парой для тебя. Если согласилась бы.

— А согласится? И пойдет за меня?

— Возможно, — Грания улыбнулась ему, темные глаза заблестели. — Единственный способ узнать — это спросить.

— Я едва с ней знаком, — пробубнил Кедрин.

— Но думаешь, что любишь ее?

— Я… — он постарался тщательней выбирать слова. — Я не уверен. Она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Но я хотел бы лучше с ней познакомиться.

— Ты уже выказываешь здравый смысл, — похвалила его Грания. — Одно дело — затащить в постель девицу, которая приглянулась, и другое — поймать королевскую дочь. Хотя Высокая кровь унаследована тобой от матери, да и род Кайтинов не хуже любого другого.

Кедрин с минуту тщательно размышлял, решив, что привычка Грании говорить бойко и без обиняков допускает откровенные вопросы и что Сестра не хуже кого угодно знакома с делами при дворе.

— Меня сочтут подходящим женихом?

— Кто именно? — спросила она с резкостью, которая его приятно успокоила. — Дарр или Эшривель?

— Оба. В конце концов, принцесса не может выйти замуж без дозволения короля.

— Не может, — признала Грания. — Хотя эта девица все решает по-своему, как некогда ее мать. И не позволит навязать себе ту партию, которая ей не понравится. Это уже усвоил Хаттим Сетийян.

— Он собирается на ней жениться? — Кедрин нахмурился. Эта новость обеспокоила его. Эшривель в паре с этим, как его назвал Ярл, грубияном? — Она действительно благоволит к нему?

— Не более чем к любому из прочих соискателей, — Грания закудахтала, видя его омрачившееся лицо. — Послушай, или ты думаешь, что ты первый, кому приглянулась наша принцесса? Хаттим находит ее невероятно привлекательной. Не только внешне, но еще и потому, что такой союз вознес бы его, соединив род Сетийянов с Андурелским. И такая же мысль приходила в другие головы, уверяю тебя. У Ярла есть сыновья, и он не огорчится, если один из них займет верховный престол.

— У меня таких мыслей не было, — признался Кедрин. — То есть, у меня нет желания стать королем.

— Ты станешь однажды Владыкой Тамура, — напомнила ему Грания. — Это почти то же самое.

— Нет, — его горячее желание вызвало на ее лице одобрительную улыбку. — Тамур служит Королевствам. И ни мой отец, ни я не жаждем заполучить Андурелский престол. Дарру предстоит избрать себе наследника с одобрения трех властителей.

— Но кто бы ни добился руки Эшривели, дело заметно склонится в его пользу, — сказала Грания. — Как ты думаешь?

— Полагаю, — признал он. — Но это… Но я об этом не думал.

— Охотно верю. — Сестра убрала свои мази и знаком разрешила ему надеть рубашку. — Ну, а когда ты увидишь, что осуществились твои мечты, что ты сделаешь со своей невестой?

— Заберу ее домой в Твердыню Кайтина, — Кедрин пожал плечами, заметив при этом, что в правом больше не подергивает. — А что еще?

— А теперь еще один вопрос. — Грания устроилась на стуле с подрезанными ножками, приспособленным к ее малому росту. — Допустим, Эшривель не пожелает жить в Тамуре. Что, если она захочет остаться здесь, в Андуреле?

— Тогда, — обречено ответил принц, — полагаю, она не годится мне в жены. Я бы не смог здесь жить. Мой дом Тамур.

— И ты оставил бы ее из-за этого? — Глаза Гранин заблестели, изучая его лицо. Ему вдруг пришло в голову, что сейчас его основательно испытывают.

— Пришлось бы, — кивнул он. — Я стану однажды Владыкой Тамура, как ты говоришь, и тогда у меня будет долг перед своим народом.

Грания улыбнулась.

— Так и будет, юный Кедрин. И не отчаивайся. Полагаю, король благосклонно отнесется к твоему предложению.

— А Эшривель? — спросил он.

— Эшривель сама примет решение. И так как она едва тебя знает, я не могу предсказать, что ей взбредет на ум. В настоящее время у нее есть намерение немного поучиться в Эстреване. В самом деле, если бы не умерла королева, принцесса давно бы уже там находилась.

— Я рад, что она не там, — поспешил сказать Кедрин.

Грания кивнула.

— Но Дарр вполне может отослать ее теперь, когда нам грозит вторжение варваров. Многие побегут за Гадризелы, если лесной народ прорвется.

— А он прорвется? — спросил принц.

— Не знаю, — улыбчивое лицо Грании омрачилось, уголки губ поникли. — Белтреван окутан тьмой, и нам ничего не видно. Самое присутствие Посланца, кажется, настолько наполняет леса магией, что наши силы ясновидения и предсказания ограничены. Возможно, его разгромят у Лозин. Но этого мы не узнаем, пока не попадем туда, а к тому времени уже что-то случится. Вот почему я плыву с вами на первом судне.

— Гален ждет нас с «Вашти», — сказал он, подумав: а что, если она это уже знает? — Но «Вашти» невелика, это всего лишь торговая барка, а не корабль для перевозки войск. И это может быть опасно.

— Не имеет значения, — фыркнула Грания. — Важно лишь попасть туда как можно скорее. Может статься, мы справимся с чарами, которые он, несомненно, применит против крепостей.

Кедрин содрогнулся, вспомнив недобрые сны, которые мучили его во время бегства из Белтревана. Мысль, что он скорее столкнется с темным колдовством Посланца, чем с воинами в честном бою, была оттеснена на задворки его разума. Но теперь нехитрое заявление Грании вынудило его рассмотреть подобную возможность, и он счел ее неприятной. Топоры и стрелы жителей леса — нечто доступное пониманию, нечто, на что можно взирать без страха. Сущность же тайных сил постижима гораздо хуже. Он встряхнулся и вынудил себя улыбнуться.

— Какую бы скверную магию он ни применил, мы с ней сразимся, — пообещал Кедрин.

— Знаю, — улыбка Гранин была сочувствующей. — И тебе не следует стыдиться своего страха. Глупо было бы недооценивать опасность. Но всегда помни, что Госпожа с тобой.

Кедрин кивнул, отринув мгновенный приступ темного ужаса, говоря себе, что укол в плече, который он ощутил, когда подумал о Посланце, не более чем подергиванье в исцеляющейся жилке.

— А теперь, — сказала Сестра, опять оживившись, — давай повидаем Дарра и остальных. Я бы хотела знать, что они решат.

Она поднялась со своего стульчика и двинулась впереди через покои Общины Сестер к палате под самым куполом дворца. Караул в серебряных кольчугах с андурелской короной без приказа расступился, едва она приблизилась, стражники открыли двери, чтобы доложить о ней, как будто она была из особ королевской крови.

Кедрин последовал за ней. Солнце озаряло круглый стол, уставленный закусками и вином, старинные доспехи и оружие на стенах подчеркивали военный характер происходящего совещания. Король Дарр сидел дальше всех от двери. Он улыбнулся, когда вошли Грания и Кедрин. Бедир находился по правую руку от короля, Ярл по левую, остальных принц не знал. Его поразило, что он не увидел здесь Хаттима Сетийяна, и разочаровало отсутствие Эшривели. Он пододвинул стул Грании и сел с ней рядом, желая скорее узнать, что говорилось и каково их решение.

— Добро пожаловать, — произнес король. — Полагаю, ты не сильно пострадал.

— Нет, государь. Благодаря Сестре Грании у меня теперь даже синяка не осталось.

— Такого не скажешь о Хаттиме, — пробубнил Ярл достаточно громко, чтобы услышали присутствующие галичане. На лице Дарра появилось мрачное неодобрение.

— Что вы решили? — спросила Грания, как если бы ее присутствие на военных советах было обыденным делом.

Вопрос помешал галичанам возмутиться вслух репликой Владыки Кеша.

— Владыка Усть-Галича передает свои извинения, — сказал король. — Он предпочел лично отправиться на юг, чтобы выполнить свое обещание, не откладывая. Он поднимает войска своей страны и выступит на север немедленно, как только завершит сбор.

Ярл пробормотал: «Синяков стесняется» — и невинно улыбнулся, когда его шутка вызвала хмурые взгляды тех, на ком был знак Усть-Галича.

— Медри прямо сейчас мчится в Кеш и в Тамур, — продолжал Дарр, — тем временем мои военачальники собирают суда для войска Андурела, который в этот самый миг опоясывается для войны. Мы намерены встретить Орду у Лозинских ворот.

Он поглядел на Бедира и Ярла и дал им знак говорить.

Бедир сказал:

— Я отправил весть Тепшену Лалу, чтобы по всему Тамуру разослали боевые знамена. Мы оставим некоторые силы в каждой пограничной крепости на случай налетов сандурканцев, но главные наши силы со всей поспешностью поскачут к Высокой Крепости.

— Мои кешиты встретят нас у Низкой Крепости, — сказал Ярл. — И когда Орда подойдет к воротам, ее достойно приветствуют.

— Мы надеемся померяться силами с варварами у Лозинских стен, — добавил Дарр. — Если Рикол и Фенгриф сумеют продержаться все это время, — а я молюсь, чтобы они продержались, — то мы приведем достаточно людей, чтобы даже Посланец не взял крепости. Если же мы их там не разобьем, если воинства Тамура и Кеша не прибудут вовремя, то они повстречают врага на Идре, между тем как галичане Хаттима преградят ему путь на юг. И он окажется между трех сил.

— Если ты вовремя доберешься до крепостей, — заметила Грания.

— Для этого мы обращаемся за помощью к Сестрам, — сказал ей Дарр. — Их помощь возможна?

— Пожалуй, — голос Грании прозвучал чуть неуверенней обычного. — Мы не пожалеем сил. Но между тем я отплыву с Кедрином и Бедиром на «Вашти». Я предпочла бы как можно скорее увидеть врага, и не стоит со мной спорить, король Дарр. Мои Сестры позаботятся о других судах, — полагаю, у вас займет немного времени погрузка людей и припасов.

Дарр с сомнением кивнул.

— Ты считаешь, это самое разумное?

— Вероятно, — ответила Грания. — Тебе не нужна я, чтобы собирать войско, а чем больше я узнаю о Посланце, тем лучше обеспечу помощь твоим силам, когда они прибудут.

— Быть по сему, — согласился король.

— Тогда, — провозгласила Сестра, соскальзывая со стула (столешница почти скрыла ее, когда она оглядывала лица по кругу), — я считаю, что пора в путь. Владыка Бедир мало что может сделать тут, но он и Кедрин весьма пригодятся в Высокой Крепости.

Кедрин не ожидал, что так скоро будет предложено отчаливать, но Бедир тут же вскочил на ноги.

— Сестра Грания говорит дело, — заметил он. — Ты позволяешь нам отправиться в путь, Дарр?

Дарр кивнул.

— Я высоко ставлю советы Сестры Грании. Ступай с моим благословением, Бедир. Прощай, принц Кедрин, и да пребудет с тобой Госпожа.

Кедрин поклонился, пораженный решимостью Дарра. Колебания, которые выказывал король еще недавно, исчезли: план кампании составился с невиданной быстротой, а с помощью Грании, «Вашти» сможет доставить его на север для сражений с Ордой куда быстрее. Несмотря на возможные козни Посланца, он испытал подъем. Предстоит битва, которая попадет в хроники Трех Королевств. А он — часть всего этого, и притом существенная. Кровь его пела, и единственное, о чем он жалел, что предстоит такое скорое отбытие, что вряд ли удастся поговорить с Эшривелью. Но такие свидания, решил он, можно отложить и до лучших времен. Ибо раз уж все Три Королевства опоясываются для войны, никакой другой искатель не получит времени, чтобы ее увлечь. А он, если уцелеет, вернется бывалым воителем, возможно, покрытым славой. И принц покинул палату с великими надеждами и пылким улыбающимся лицом.