Кордор Демиол из сотни Варуна был первым, кто почуял начало нападения, да и то лишь на миг. Он стоял один на северной стене, глаза его покрылись красными прожилками от попыток вглядеться в непроницаемую тьму, которая все висела над крепостью. Хотя духом он был бодр благодаря снадобью Уинетт. Обходя свой участок, он остановился, опершись о выступ стены, внимательно вслушиваясь и пытаясь (пусть он теперь и понимал, что тщетно) хоть что-то разглядеть в окружающем мороке.
И услыхал. Это было похоже на свист. Демиол насторожился. Затем в последний миг жизни он увидал источник звука: валун вылетел из тьмы и, ударившись о выступ, отскочил, врезался в Демиола, смял его, покатился по каменному проходу, перепрыгнул через край и низвергся вниз, во тьму. Демиол уже не слышал воплей второго и третьего воинов, тоже попавших под удар, не слышал он и криков, раздавшихся сразу после того, как остальные кордоры прокричали приказ быть наготове, а солдаты завопили в смятении — большая часть их не понимала, что случилось.
Второй валун разбил вдребезги баллисту, убив четверых из ее расчета. Третий раскололся о стену, и осколки его рассыпались над зубцами стены, которую тут же огласили новые крики: многие были ранены и покалечены. В этот момент врагу ответили баллисты Высокой Крепости, вслепую стреляя во тьму. Летящие камни исчезали невидимо и беззвучно. Стрелки пускали стрелы, но затем прекратили, ибо теллеманы признали бесполезность стрельбы по противнику, которого пока но видно. И которого, может быть, и нет вовсе.
Рикол, как всегда обедавший в полдень, бросил ложку, услыхав шум и крики. Схватив меч и уже на бегу прицепив ножны к поясу, он поспешил наружу. И вовремя, чтобы увидеть камень, низвергшийся на жаровню — пылающие угли искрящимися дугами рассыпались во все стороны. А Рикол уже мчался к лестнице, ведущей на северную стену, ругаясь всякий раз, когда врезался в кого-нибудь, почти незримого во мраке, и одновременно во всю мощь своих легких призывая к порядку, рассылая спотыкающихся воинов на посты. Схватив первый попавшийся факел, он стал карабкаться по крутым ступеням.
Добравшись до самого верха, командир крепости громко приказал, чтобы старший дозорный сопровождал его, и услышал, как новые камни ударяются о стену. Из темноты вылетел Варун.
— Их не видно! — выпалил теллеман. — Никаких целей! И не слышно!
Дальше вдоль стены послышались новые крики. Рикол шагнул вперед, новый валун грохнулся рядом и загромыхал, скача по ступеням вниз.
— Неважно, — сказал он Варуну. — Они здесь. Настрой баллисты на самую большую дальность и тяни время между залпами до предела. И молись.
Варун кивнул и пропал во мгле. Рикол вновь выругался, когда ему оцарапали щеку каменные осколки, и двинулся вдоль парапета. Новые и новые валуны низвергались градом. Рикол наткнулся на расчет стрелков, присевших под прикрытием стены, взял за плечо их кордора и велел позаботиться о том, чтобы унесли раненых.
Стрелки из лука, раздосадованные, что от них нет никакой пользы, с радостью занялись другим делом, и Рикол вновь остался один в смоляной черноте, полной стонов раненых и свиста падающих камней. Он боролся с паникой, заставляя себя прислушиваться к вою камней, и считал их, когда они падали. Вскоре командир крепости пришел к заключению, что на его крепость нацелено не более трех баллист. Вдоль его северной стены было расставлено десять больших баллист, еще пять находилось со стороны реки, хотя, насколько он знал, с этого направления противник не проявлял себя. Судя по всему, варвары сосредоточились на Белтреванской дороге — хотя сколько их там, подсчитать было невозможно. Не знал он также, подверглась ли нападению Низкая Крепость. Тьма все еще держалась в ущелье, вестей от Фенгрифа по-прежнему не было, а все попытки переправиться в лодке кончились плачевно.
Невероятно, воистину неслыханно, чтобы дикари воспользовались баллистами. Он догадывался, что здесь не обошлось без Посланца. Впрочем, неважно, как да откуда: главное, люди после такого ни на что не будут годиться. Этого-то он и боялся: у его людей нет видимых мишеней и они даже не могут ощутить удовлетворения от эффективности своей ответной стрельбы. В криках на стене и тех, которые эхом раздавались во дворах внизу, он уже слышал отчаяние.
Рикол пошел на свет жаровни и оказался близ разбитого орудия. Лучники, с которыми он только что говорил, поднимали из груды обломков раненых и по битому камню неловко и неуверенно несли их к лестницам, спотыкаясь и бранясь. Порой они роняли свою ношу, и тогда снова раздавались крики и ругань. Рикол прошел мимо, подбадривая солдат, в отчаянии припавших к стене: ибо единственное, что предупреждало о низвергающихся камнях, — это внезапный свист из полной черноты.
Вокруг творилась жуть. Он понимал, что если морок будет продолжаться, это обернется страшной бедой для него и его солдат. Он не мог сказать ни то, поражают ли цели их ответные выстрелы, ни сколько дикарей скопилось внизу на дороге. Можно было только понять, что лесные жители залегли под его стенами, а какие еще военные машины они притащили с собой, оставалось лишь догадываться. Рикол пошел дальше вдоль зубцов, оценивая потери. Еще две баллисты оказались уничтожены. Оставшиеся восемь стреляли, как он приказал.
Одиннадцать человек убито, семь ранено слишком тяжело, чтобы оставаться на посту. Еще больше было тех, кого ранили разлетавшиеся каменные осколки. Но они перевязали себя, как могли, и предпочли не покидать стену, готовые к приступу, который, они не сомневались, вот-вот последует.
Рикол вновь нашел Варуна и приказал, чтобы тот прекратил стрельбу из всех орудий, кроме двух, опасаясь, что в тщетных попытках ответить на вражескую стрельбу будут израсходованы все боеприпасы. Теллеман спросил насчет зажигательной смеси, но Рикол отказался ее применять, вспомнив как предостережение Браннока, так и свой недавний опыт. Затем появился кордор и сообщил, что по главным воротам бьет таран. Оставив Варуна командовать на стене, Рикол поспешил к месту над воротами и вытянул шею над парапетом. Бесполезно, ничего не видать. Но снизу слышался глухой стук, точно кулак лупит по далекой двери.
— Камни! — крикнул он. — Несите камни, во имя Госпожи!
Явились солдаты, обрадованные, что можно как-то ответить белтреванцам, они натаскали щебня и обломков и стали сыпать в кромешную тьму внизу. С толком или без, Рикол не взялся бы судить. Он покинул стену, оставив приказ продолжать в том же духе, вплоть до новых распоряжений.
С факелом в одной руке, а другой ведя по знакомым камням стены, он спустился по ступеням и прошел через двор к воротам.
Здешний теллеман, молодой воин по имени Истар, стоял у жаровни с обнаженным мечом. Его сотня рассеялась по двору, ей в подкрепление недавно подошло две линии стрелков, которые присели с натянутыми луками и стрелами наготове под колоннадами, обрамлявшими двор. Все как повелось исстари: лучники готовы пустить стрелы, едва ворота поддадутся, меченосцы расставлены, чтобы ударить по нападающим, если те прорвутся сквозь дождь стрел. Но Рикол сомневался, что среди этой черной мути стрелы найдут свою цель; с мест, где ждали стрелки, ворот было почти не видно, несмотря на все жаровни.
Когда военачальник подошел, Истар встретил его, осунувшийся и озабоченный, словно повзрослевший на много лет.
— А они-то как видят? — спросил он вслух. — Мы тычемся, точно слепые, но они уже добрались до стен. Каким колдовством они владеют?
— Всяко не таким, с каким мы не справились бы, — ответил Рикол. — Откуда ты знаешь, что они здесь?
Теллеман в ответ поманил его. Рикол последовал за ним кружным путем вдоль стены к воротам, высоким и крепким, сделанным из окованного бронзой могучего дуба. Каждая створка держалась на четырех здоровых петлях, засов был толщиной с талию взрослого мужчины и покоился на железных крючищах, глубоко всаженных в дерево. Подойдя поближе, Рикол услышал ровный и мерный гул, а положив руки на створку, почувствовал, как та трепещет под ладонями, словно сердце великана. Сверху он слышал крики своих солдат, сыпавших на варваров камень. Между ударами тарана раздавался стук потише, и не такой глухой: у варваров, таранивших ворота, что-то затрещало.
— Несомненно, они здесь, — признал Рикол, подбадривающе улыбаясь Истару. — Но мы за самыми крепкими воротами во всем Тамуре, и они долго провозятся, пока их сломают.
— Долго? — переспросил Истар. — Ну, уж у них-то есть их нескончаемая ночь, чтобы закончить дело.
— Бедир Кайтин скоро будет здесь, — пообещал Рикол. — И с ним король Дарр.
— А мы не можем применять огонь? — спросил молодой теллеман. — Залить их сверху, чтобы поджарились на месте?
— И, чего доброго, подпалим ворота, — добавил Рикол. — Или усилим чары Посланца. Нет, Истар, мы и так справимся.
— Но если они прорвутся… — тихо произнес Истар не без сомнения.
— Тогда вели своим стрелкам целиться на пламя жаровен, — сказал Рикол. — Оставь здесь двоих, чтобы предупредили криком.
При первом знаке, что ворота поддаются, пусть отходят, а чуть отойдут, вели открыть стрельбу из луков. Каждый из этих ребят успеет выстрелить пять раз, прежде чем хоть один варвар пройдет в ворота. А дальше предоставь работать мечам. Если до такого дойдет, шли гонца, и получишь вторую сотню подкрепления.
Истар кивнул, успокоенный уверенностью командира. Рикол покинул его в темном дворе, прислушиваясь к ударам тарана в створки. Сердце великана. А его, Рикола, сердце заколотилось чаще, когда он вновь заспешил по ступеням. Ибо хоть он и не позволял себе этого показывать, и не признавался при бойцах, которые ждали от него поддержки и приказов, он все-таки сомневался, что даже Высокая Крепость сможет долго выдерживать чародейский приступ.
Дождь камней продолжался, и хотя ранены были немногие, не считая тех, кто стоял наверху, стены крепости страдали все ощутимей. Непрерывная бомбардировка в конечном счете должна была ослабить стены или уничтожить его орудия, и уж тогда лесной народ наверняка ринется на стены. И если не вывести из строя таран, он рано или поздно проломит даже эти крепкие ворота. Если же варвары сумеют проникнуть в крепость под покровом тьмы — считай, что все пропало, как и предупреждал Бедир. Орда сокрушит Высокую Крепость, точно бурный поток.
С такими горестными мыслями он прошел к себе, обменявшись скупыми утешающими словами с обеспокоенной женой, снял шлем и взял кубок, в который Марга налила вина.
— Уинетт заботится о раненых, — сказала Марга, — а я занята на кухне. Не беспокойся ни о пище, ни о тех, кому нужна помощь.
— Спасибо, — сказал он, мрачно улыбаясь. — Будем надеяться, что стены устоят.
— Они устоят, — отозвалась Марга. — Хотя бы до тех пор, пока не прибудет Бедир с войсками. Госпожа нас не покинет.
— Молюсь, чтобы не покинула, — хмыкнул муж.
Он выпил вино, отдавая приказы командирам, которые пришли к нему, гордясь, что выказывают такую выдержку. Взглянув на свечу, оплывающую у локтя, он с изумлением увидел, что час уже такой, когда положено быть сумеркам. Сверхъестественная тьма уничтожила всякое чувство времени. А говоря с командирами, он понял, что лишь немногие из них осознают, день теперь или ночь — все знают лишь, что приступ продолжается и что у варваров, похоже, есть безграничный запас камней.
— Конечно, — с некоторым раздражением сказал он одному теллеману, — в их распоряжении все камни Лозин.
«И большей частью, — добавил он про себя, — они бьются сейчас в мои стены». Но Рикол не произнес этого вслух. Теперь основной его задачей было сделать так, чтобы оборона велась как можно действенней. Он сменил половину тех, кто стоял на северной стене, и создал ряд новых постов, чтобы весть о решающем приступе передавалась криком от воина к воину. Между тем оставшиеся собрались в казармах и столовой для еды и отдыха. Он оставил полную сотню, пополненную новыми стрелками, у северных ворот и укрепил посты вдоль берега, опасаясь, что лесной народ попытается подобраться к ним по реке. Пришла весть от Сестры Уинетт: тридцать воинов покалечено так, что надолго выбыли из строя, еще семьдесят временно небоеспособны. Имеются достаточные запасы уничтожающего страх питья — его хватит еще на пять дней, но после того, как оно иссякнет, пополнить его будет неоткуда до тех пор, пока продолжается нападение. По-прежнему не было никакого проку от сигнальной вышки и ни словечка от Фенгрифа с восточного берега.
Наконец приказывать стало больше нечего и Рикол оказался один. Налил себе еще вина, медленно выпил, ломая голову над вопросом, что же делать, чтобы достойно ответить варварам. Будь он способен видеть противника, то послал бы людей через тайный ход, чтобы взяли в клещи варваров у тарана. Но не зная численности тех, кто собрался у ворот, Рикол не решался сделать это. Слишком опасно действовать наобум. Он вздохнул, погладив подбородок, и произнес вслух до того безмолвную молитву, чтобы Бедир или Дарр прибыли, как обещано, с Сестрами из Андурела. Возможно, те прогонят черную муть, так изрядно мешающую обороне.
Затем он решил, что когда помощь придет, тогда и придет, а думать да гадать бесполезно. Поднявшись, Рикол опять возложил шлем на седые волосы и отправился наверх, чтобы еще раз осмотреть стену.
Потерь стало чуть больше, хотя еще не настолько, чтобы бить тревогу. Другое дело — дух войска, ибо снизу со двора прокричали час и солдаты знали, что сейчас на Белтреван должна спуститься настоящая ночь. И все же бомбардировка не прекратилась. Она несколько замедлилась, но камни по прежнему со свистом вылетали из тьмы, отвечавшие же им две баллисты стреляли лишь время от времени, чтобы зря не тратить боезапас. Стрелки и меченосцы отвлекались игрой в кости или занимались своим оружием. Лица их, озаренные тусклыми красными отсветами факелов и жаровен, были полны досады. Они то и дело принимались спорить из-за пустяков, озлобленные своей беспомощностью перед кознями Посланца.
Рикол делал, что мог, чтобы их взбодрить — зная, что они желают лишь одного: вступить в честный бой против врага, которого они наконец-то смогут видеть. Затем, согрев их напоследок обещанием эвшана, он вновь углубился в туманные внутренние переходы Высокой Крепости.
Дворы опустели, воины теперь передвигались под прикрытием колоннад или приникая к стенам. И он понял, что за то время, пока он спускался по лестнице, варварские орудия сменили цель. Если до того они сосредоточились на северной стене, то теперь стали стрелять внутрь. По меньшей мере одна баллиста все еще била по парапету, но две другие посылали теперь камни на крыши или в опустевшие дворы. Это изводило вдвойне: лесной народ редко сражался по ночам, а само то, что дикари задействовали катапульты для обстрела внутренней части крепости, предполагало стратегию, никогда ранее ими не применявшуюся.
Рикол молниеносно присел у стены, услыхав знакомый уже свист пущенного из баллисты камня. Затем раскрыл рот, когда крыша перед ним провалилась внутрь, осколки черепицы и каменные обломки загромыхали во тьме. Он слышал удар, хотя ничего не видел. Крохотные кусочки камня застучали по его кирасе и шлему. Он встал, пошатываясь. Заковылял вперед. Услышал, как кто-то вскрикнул в темноте. Неловко побежал, но остановился, когда колено врезалось во что-то твердое и сплошное. Крик превратился в отчаянный визг. Сощурив глаза, Рикол отыскал в черноте нечто, похожее на валун, окруженный обломками крыши. Полагаясь больше на руки, чем на зрение, он двинулся в обход и наткнулся на алебардщика, придавленного камнем. Обе ноги солдата были размозжены, и наклонившись, Рикол ощутил на ладонях теплую кровь.
— Карген? — голос алебардщика был хриплым. Он вцепился в руку подошедшего. — Это ты, Карген?
— Нет, — ответил военачальник. — Это Рикол.
— Прости меня, мой господин, — простонал умирающий.
— За что? — участливо спросил Рикол. — Нечего прощать.
— Не следовало мне быть здесь. Я сбился с пути.
— Неважно, — Рикол положил руку ему под голову.
— Я боялся. Не думал, что доживу до такого.
Страх смешался с болью в голосе алебардщика. И Рикол на миг вдруг холодно подумал: а с чего ему теперь-то бояться? Обстрел ему больше не опасен. Но он лишь сказал:
— Ты прощен.
— Спасибо, — ответил алебардщик, кашлянул и умер.
Рикол отпустил безжизненную голову и поднялся на ноги, слушая, как новые камни с грохотом валятся где-то неподалеку. Он подумал, что долго они продолжать так не могут. Разумеется, это скоро прекратится — хотя бы до утра.
Он ошибся. Всю ночь обстрел продолжался с отупляющей разум регулярностью. Спать не давали несмолкающий грохот валунов и внезапные, пусть редкие, крики пораженных людей. Казалось, сами Лозины осыпают камнями Высокую Крепость, и даже в местах, по которым еще не стреляли, люди ворочались без сна, вслушиваясь и ожидая, когда смерть свалится на них с замутненного неба.
Час, когда, если судить по свечам, занялась заря, не принес никаких перемен. Разве что усилилась бомбардировка. Таран, ночью молчавший, опять залупил по воротам, и как Рикол ни храбрился, а безнадежное отчаяние пробралось в душу, ибо он знал, что его ребята столь долго не выдержат…
Омытый светом осеннего солнца на палубе «Вашти», Кедрин ощущал как хлещет в лицо ветер, взметывая его волосы, точно гриву мчащегося во весь опор скакуна. Ветер дул с бешеной силой, гоня барку на север так, что перехватывало дыхание. Рядом молча стоял отец, торжественный и гордый, не сводящий глаз с крохотного создания, прильнувшего к грот-мачте — слишком маленького, чтобы уберечься от гика, болтающегося туда-сюда под вздутым парусом.
Семь дней и ночей, с тех пор, как они покинули Андурел, Сестра Грания не сходила с места. И, как подтвердил бы любой из тамурцев, не спала и не отдыхала — разве что принимала пищу и вино, которые ей подносили. Принимала молча, безразлично, как будто руки, подносящие их ко рту, не зависели от разума, который плел сейчас чары погоды.
Гален Садрет охотно согласился с предложением Сестры ускорить волшебством бег судна на север и устроился у своего руля, а Грания двинулась по палубе суденышка, отошедшего от причала и сейчас выворачивающего на стремнину. Когда они оказались на середине Идре, Сестра негромко запела. Голова ее поникла, правая рука легла на крепкую мачту, а левая ладонью вверх взметнулась к небу. Тут поднялся ветер, сперва легкий, но он с каждый мигом все крепчал, наполняя оба паруса. И Гален велел своим парням оставить хитрую работу, которой требовал обычный ход против течения. Матросам осталось теперь мало дела, ибо ветер набрал силу и «Вашти» полетела над водой, взметывая носом две пенистые волны и оставляя в кильватере колышущийся веер. На складках этого веера отчаянно качались суденышки, мимо которых они проносились. Несомая волшебством Грании «Вашти» летела быстрее, чем любое судно смертных, разрезая Идре со скоростью стрелы — от зари до сумерек и опять до зари, и все эти часы маленькая Сестра не сходила с поста и мурлыкала свои заклинания, без сна и движения.
— При такой скорости мы к ночи бросим якорь в Лозинской гавани, — заметил лодочник, взглянув на солнце. — Но какую цену она заплатит за это?
— Не знаю, — голос Бедира был полон тревоги, а устремленные на Гранию глаза выражали печаль. — Боюсь, она изнуряет себя, чтобы доставить нас к крепости. И молюсь, чтобы ее усилия не пропали даром.
— Не пропали? — переспросил его сын. — А как они могут пропасть?
Бедир пожал плечами, плотнее завернувшись в плащ, ибо ветер, который их нес, был прохладным.
— Ей это нелегко дается. А я сомневаюсь, что Посланец будет ждать нашего появления. По моим прикидкам, Орда уже успела добраться до Высокой Крепости. И сейчас уже вполне мог начаться приступ. Какое колдовство применит этот демон, я не знаю, но варвары будут сильны. Вне сомнений, колдовству Посланца потребуется мощное противодействие. А если Грания посвятит все свои силы «Вашти», для великого сражения вполне у нее может ничего не остаться.
— Сестра, несомненно, знает свою силу, — предположил Гален. — Она должна представлять себе, где ее предел. Если, конечно, он есть.
— Да, — признал Бедир. — Но, боюсь, положение побуждает ее не жалеть себя уже сейчас. А всего могущества Посланца не знает даже Грания.
— Если бы она чувствовала, что это так, она вела бы нас помедленней, — заметил Кедрин с такой уверенностью, какой не почувствовал бы еще несколько недель назад. — Я полностью доверяю ей.
— Как и все мы, — подхватил отец. — И все же я за нее беспокоюсь.
— Мы ничего не можем сделать, — глухо произнес Садрет. — Никто и ничто не выведет ее из отрешенности. Менним сказал, что, когда нынче утром он подал ей завтрак, она все съела просто не глядя. Глаза ее смотрят куда-то далеко, и нас она не видит и не слышит. Она беседует с Госпожой.
— Если бы все суда могли так лететь, — сказал Кедрин. — Будь с нами все корабли Дарра, а сзади двигался Хаттим, возможно, нам и не понадобилось бы волшебство Сестры, чтобы одолеть Посланца.
— Пожалуй, — кивнул Бедир. — Но на сбор войск требуется время, а время — это как раз то, чего у нас почти нет. Надеюсь, другие Сестры поведут силы короля на север с такой же быстротой, и галичане Хаттима не замешкаются. Но сейчас мы должны полагаться на Гранию.
Кедрин поглядел вперед, мимо резного носа — туда, где загораживали горизонт Лозины: темная полоса вдоль края мира. Там, возможно, он встретит свой жребий, ибо там находятся Орда и Посланец. Он непроизвольно потер место, куда попала стрела дротта.
— Болит? — спросил Бедир, от которого это не укрылось.
— Нет, — Кедрин покачал головой. — Уинетт сняла боль, а от ударов Хаттима остались лишь воспоминания. Но я все же что-то чувствую. Что-то смутное — такое, чего не опишешь словами…
Лицо Бедира посуровело, даже омрачилось.
— Чары, — проговорил он. — Может быть, зря ты не остался в Андуреле.
Кедрин ухмыльнулся и покачал головой.
— У меня долг, отец, как и у тебя. Как и у всех, кто верен Королевствам. Полагаю, мой долг зовет меня туда, — и указал на север вдоль сияющей ленты реки. — Откуда грозят нам варвары. И я не могу, да и не хочу уклоняться. Если бы я мог лучше послужить Королевствам в другом месте, то Грания мне бы сказала.
Бедир кивнул без слов, их не стоило тратить, оставалось надеяться, а почти все надежды сейчас ложились бременем на хрупкие плечи маленькой Сестры.
Кедрин тоже умолк, увлеченный бегом «Вашти», продолжая изучать северный край неба — хотя и чувствовал покалывание, возобновившееся в плече. Такого не было еще в начале путешествия. Ничто не беспокоило принца, пока очертания Лозин не стали отчетливей. Теперь покалывание усиливалось: не иначе, как чары, которые наложил Посланец на стальной наконечник, усиливаются по мере его приближения к чародею.
Принц подумал, что Грания могла бы чем-то здесь помочь, но сейчас она была вне досягаемости: здесь и не здесь, творящая чудо много часов и дней. Он прогнал свое намерение, отослав его на задворки сознания. А череда гор становилась все темнее и все росла.
Гален не ошибся, ибо когда сумерки преобразили серебристо-голубую реку в лазурную, показалось поселение, лежавшее немного ниже Высокой Крепости. Дальше к западу солнце все еще озаряло край небес. А на востоке над Кешем сгустилась тьма и взошла половинка луны. В городке горели огни — туманные, расплывшиеся. Грания внезапно выпустила мачту и рухнула на палубу. Ветер, который она вызывала, затих, парус обмяк во внезапно замершем воздухе.
Кедрин в один миг устремился вперед, а Гален крикнул матросам, чтобы взяли риф. Воспользовавшись тем, что лихо разогнавшийся корабль еще не остановился, команда направила его к якорной стоянке.
Кедрин встал на колени рядом с Сестрой, та повернула к нему лицо — уже не розовое, а бледное от страшного изнурения, губы ее шевельнулись. Ему потребовалось поднести ухо поближе, чтобы разобрать:
— Колдовство. Более сильное, чем я полагала. Высадите меня на берег.
— Возьми ее. Я прихвачу наше добро, — голос отца звучал требовательно.
Кедрин поднял маленькую Сестру на руки. Бедир достал из сундука доспехи, которыми их обеспечил Дарр. Казалось, Грания совсем ничего не весит — легкая, как птичка. Он стоял с ней, как с младенцем на руках, пока матросы соскакивали на берег для швартовки и опускали сходни.
Лишь очутившись на твердой пристани, он бросил взгляд в сторону Высокой Крепости. Тут у него перехватило дыхание, а глаза расширились.
Луна, освещавшая реку на юге, совсем не бросала света на гордые стены, а на город совсем мало. То, что Кедрин принял сперва за речной туман, казалось теперь глухой тьмой, почти осязаемо нависшей над крепостью и городком. Не знай он, который нынче час, то решил бы, что настали сумерки. А над Высокой Крепостью мгла была еще гуще: с места, где он стоял, стены лишь угадывались.
Юноша замер, пытаясь определить ее расположение. И услышал за спиной резкий отцовский вдох.
— Явились, — угрюмо произнес Бедир.
— Да, — прошептала Грания из кольца юных рук. — И мы не прибыли слишком рано. Отнесите меня в гостиницу. Мне надо согреться и поесть.
— Слезы Госпожи! — Садрет присоединился к ним, покинув «Вашти» на Иврана. — Что тут творится?
— Наваждение, — Бедир повернулся к лодочнику. — Дорогу отыскать сможешь? Тот кивнул.
— В крепость или в таверну?
— В таверну, — ответил Бедир. — И быстрее.
«Речной волк» огляделся, тряхнул могучей головой в изумлении, затем указал рукой направление и зашагал во мрак. Кедрин поспешил за ним, понимая, что если отстанет на несколько шагов, то потеряется, ибо мгла сгустилась еще больше. Бедир шел рядом, взвалив на себя их доспехи. Они последовали за Садретом туда, где над запертой дверью качался фонарь.
Лодочник распахнул дверь и придержал ее, пока оба тамурца входили. Все трое остановились, когда к ним повернулись лица. Глаза, которые их изучали, были странно враждебными.
Высокий худой человек в ярко-алом, расшитом золотом камзоле и с золотыми же шнурами на обуви выступил вперед. На узком лице смешались надежда и страх.
— Господа, — елейно промурлыкал он, — добро пожаловать. Я Талькин Драсс. Вас много?
— Четверо, — ответил Бедир.
— Четверо? — владелец гостиницы был потрясен, даже негодовал. — Вы не из обещанного войска?
Кедрин прошел мимо него к огню, пылавшему в открытом очаге. Там сидели пятеро. Хмурые лица обернулись к нему. Но когда он на них посмотрел, они без единого слова подвинулись, освободив место. Он усадил поближе к огню Сестру Гранию и сказал:
— Еды. Быстро.
Драсс кивнул, потирая руки, и велел принести съестного.
— И вина, — пробормотала Грания. — Подогретого с пряностями. Лучше всего красного галичанского.
— Военачальник Рикол обещал войско, — Драсс обратился к Бедиру, в голосе его звучал укор. — Где войско?
Бедир оглядел таверну, догадываясь, что его ответа ждут все.
— Идет следом, — сказал он. — Король Дарр отплывает из Андурела. Хаттим Усть-Галичанский сразу за ним. Ярл поднимает Кеш, а мои тамурцы уже в поход. — Говоря, он откинул плащ и показал изображение кулака на темно-зеленой ткани.
Драсс воззрился на него с ошарашенным лицом.
— Ты узнаешь Владыку Тамура? — рявкнул Гален. — Ты говоришь с Бедиром Кайтином, приятель! А этот, у огня — принц Кедрин.
— Господа, — Драсс низко поклонился, длинные волосы упали на желтоватое лицо. — Простите. Я думал… Мы думали… что вы придете со всеми силами Трех Королевств, как пообещал господин Рикол.
— Мы спешили вперед, — ответил Бедир — Господин Рикол обещал не впустую: войска идут. Но пока что здесь только мы и Сестра.
Около самого Кедрина кто-то произнес:
— Что пользы от одной Сестры? Что она может?
— Многое, — огрызнулся Кедрин, устремив на сказавшего сердитый взгляд. — Дайте ей только восстановить силы, и она покажет себя.
Тот снова открыл было рот, но выражение лица Кедрина побудило его подумать как следует, и он промолчал.
Появилась служанка с подогретым пряным вином, блюдом дымящегося мяса и миской овощей. Когда она ставила еду перед Гранией, глаза ее были тревожными — в них одновременно читались испуг и надежда.
Теперь Кедрин увидел, что так здесь смотрят все. Похоже, страх родил настороженность, внушенная Риколом надежда вызвала ожидание мгновенного избавления, а теперь все пребывали в полной растерянности.
— Эта тьма, — обратился принц к своему соседу, когда Грания взяла кружку с вином и стала осторожно потягивать. — Как долго она стоит?
— Тридцать дней! — сосед сосчитал по пальцам. — Или, скорее, тридцать длинных ночей. Солнце не всходит. Только эта мерзость. А варвары ждут за стенами, точно волки зимой.
— Господин Рикол уговорил нас остаться, — добавил Драсс. — Иначе многие бежали бы. Мы ждали, надеясь на войско, но теперь… — он взглянул на Бедира, на Кедрина, в глазах плескалось сомнение.
— Но теперь с вами ваш Владыка, — твердо сказал Бедир, — и я даю вам свое обещание: войска идут. Эта Сестра — старшая в Андуреле, она доставила нас сюда белой магией, чтобы мы с помощью ее силы встали против варваров.
— Этого разве достаточно? — пробормотал Драсс. — Одной Сестры?
— Старшей Сестры, — уточнил Кедрин.
— Пусть так, — начал Драсс, но его вдруг прервала Грания, которая допила вторую кружку вина и усердно уплетала толстый кусок жареного мяса.
— Я могу прогнать тьму, — заверила она. — И, когда я это сделаю, вы воспрянете духом. Уинетт обеспечила вас средством против того недомогания, которое я чувствую?
— Мы получили его, — сказал Драсс. — Но недостаточно. Она не могла приготовить на всех. И на крепость, и на городок. — В голос его пробралась горечь, — Военачальник Рикол сказал: солдатам оно нужнее.
— Это так, на них обрушился главный удар. Но неважно. — Обычная для нее резкость стала возвращаться к Гранин, пока она ела. — Мне надо немного отдохнуть, затем я займусь борьбой с наваждением. Как я поняла, защитники не видят врага? Драсс покачал головой.
— Понятно, — пробормотала Сестра. — А вы что, не знаете, что уныние, которое я в вас чувствую, это как раз то, что нужно Посланцу? Настало время, когда вы должны выказать храбрость. В крепости есть раненые, которых лучше бы перенести сюда, Риколу же понадобятся припасы. Вы о них позаботились?
Драсс пожал плечами. Внезапно вид у него стал виноватым.
— Их третий день невозможно пополнить. Нам и самим тяжело приходится. По реке из-за этой проклятой тьмы почти не ходят суда, в хозяйствах запустение. Кроме того, крепость постоянно обстреливают. К ней опасно приближаться.
Грания кивнула, повернувшись к Кедрину и поманив поближе Бедира.
— Эта тьма подавляет дух. Ее и саму достаточно тяжело выносить, но это больше, чем просто отсутствие видимости. Она навевает безнадежность, негодование и страх.
— Понятно, — Бедир кивнул.
— Дайте мне закончить, — Грания указала на еду, — и тогда пойдем в крепость и посмотрим, что мы можем.
— Между тем, — сказал Гален, весело подвинув двоих, чтобы усесться самому. — Я нахожу, что этот морок проморозил меня до костей, и отогреть меня может только эвшан. Хозяин!
— Осталось совсем немного эвшана, — признался Драсс. — Господин Рикол чего только не требовал: эвшан, топливо, даже камни.
— Принеси мне то немногое, что осталось, — предложил ему Садрет. — И, будь добр, убери со своей рожи этот кислый взгляд: несомненно, господину Риколу сейчас горше, чем тебе. А ты гордился бы, что служишь Тамуру, чем можешь.
— Я горжусь этим, пожалуйста, поверь мне, — Драсс обращался, скорее, к Бедиру, чем к лодочнику. — Но это нелегко.
— Скоро все изменится, — пообещал Бедир, хотя Кедрин, мысленно усмехнувшись, подумал, что отец не уточнил, к лучшему или к худшему. — А между тем предлагаю тебе поступить, как сказал наш спутник. Да, принеси-ка нам всем эвшана.
— Сейчас, Владыка Бедир, — Драсс опять низко поклонился и поманил служаночку.
Принесли флягу жгучего питья, и Гален наполнил три кружки.
— Выпьем за проклятие для варваров и победу Королевств, — предложил он.
— Не проклинай их, — пробормотала Грания. Краска вернулась на ее щеки, когда она отпила горячего вина из новой кружки. — Их ввели в заблуждение. Но, впрочем, давайте выпьем за победу.
— За победу, — подхватил Бедир, то же повторили Кедрин и Гален.
— А теперь, — сказала Грания — пойдем, посмотрим на врага.
Женщина соскользнула со скамьи, но тут же споткнулась и схватилась за стол, качая головой, словно пытаясь развеять морок. Раскрасневшееся было лицо ее вновь побледнело. Кедрин двинулся вперед, чтобы взять ее на руки, но она оттолкнула его, бормоча: «Нет, дай мне только выйти отсюда», — и он отступил, озабоченно следя, как она медленно шагает к двери с напряженной улыбкой на губах. Он последовал за ней по пятам, опасаясь, что Сестра упадет. Тем временем Гален и Бедир распределили меж собой груз.
— Вам понадобятся факелы, — Талькин Драсс не предложил проводить их, но снабдил деревянными палками с пропитанной смолой тканью на конце. И зажег оба светильника.
Кедрин распахнул дверь, и они вышли в зловещую ночь. После тепла таверны здесь было прохладно. Он услышал, как за ними глухо закрылась дверь. Обернувшись, он увидел лица, наблюдавшие за ними из окон, но никто не осмелился высунуться.
Грания сделала несколько коротких шажков в темень, почти скрывшись в ней. Затем женщина остановилась, обернувшись к Кедрину:
— Мне нужна твоя сила, — говоря это, она покачнулась и чуть не упала. Юноша поспешно подхватил ее на руки, а Бедир и Гален поднесли поближе факелы.
— Я не хотела, чтобы они увидели, как я слаба, — пробормотала она. — Они и без того достаточно испуганы. Нас ждет встреча с могущественным врагом, друзья мои, И надеюсь, у нас есть против него действенное оружие.
— Ты сможешь это прогнать? — спросил Кедрин, оглядываясь.
— Со временем, — раздался еле слышный ответ. — Но мне нужен отдых и заботы Уинетт.
— Тогда идем, — сказал Бедир, высоко поднимая факел и двигаясь в черноту.
— Слушайте реку, — предложил Гален. — Пока она шумит справа от нас, мы идем к крепости.
То был здравый совет, ибо когда они отошли подальше от таверны, тьма стала плотнее. Теперь исчезло всякое понятие о направлении, здания перестали быть видны, факел выхватывал из черноты их стены лишь тогда, когда камня можно было коснуться вытянутой рукой. Да и воздух стал холоднее, когда они приблизились к подъему, ведущему к южным воротам, и Кедрина кончиками пальцев коснулось то глухое отчаяние, которое одолело горожан.
— Следовало забрать ту флягу эвшана, — пробормотал Садрет. — Не повредило бы в такую холодину.
— В Высокой Крепости есть эвшан, — сказал Бедир нарочито бодрым голосом. — То есть, что-то приятное все-таки ждет впереди.
— Ага, — согласился Гален. И тут же пространно выругался, наткнувшись на невидимую стену.
— А мы туда идем? — подумал вслух Кедрин, двигаясь на свет отцовского факела. Бедир виделся ему смутно, как призрак.
— Я слышу рев Идре, — ответил он. — Думаю, туда.
Они медленно передвигались от здания к зданию. Порой их выручал неясный свет фонаря, висящего перед дверью, или мерцанье, струившееся из-за ставен. Но вот дома кончились, и путники оказались в кромешной тьме.
— Местность поднимается. Полагаю, Высокая Крепость впереди, — объявил Бедир.
Кедрин почувствовал, как булыжники у него под сапогами сменились каменными плитами, и решил, что это дорога к крепости. Казалось, подъем никогда не кончится. Но вот во тьме забрезжил слабый свет, а дорога пошла ровно.
— Погодите, — приказал Бедир, когда Гален рванул было вперед. — Крепость в осаде редко приветливо отвечает на чей-то стук. Давай-ка их предупредим.
Гален охотно испустил могучий рев, объявив о прибытии властителя Тамура и сопровождающих. Из тьмы впереди раздался ответный крик:
— Подойдите и покажитесь.
Они вышли вперед, резко остановившись, когда факелы осветили высокие ворота в южной стене крепости. Вверху послышалось бряцание доспехов о камень. Затем справа засветилось пламя и тот же голос приказал:
— Сюда. Медленней, или мои стрелки вас уложат. Они двинулись на свет и увидели, что перед воротами стоит кордор с двумя лучниками по бокам.
— Владыка Бедир! — он отдал честь, узнав Повелителя Тамура. — Ты вернулся, слава Госпоже!
Бедир отступил в сторону, пропуская Кедрина с Гранией на руках. Кордор в смятении смотрел, как четверо вступали в крепость.
— А где остальные, Владыка?
— Остальных пока нет, — сказал ему Бедир. — Войско идет следом.
Лицо кордора, изборожденное усталостью, еще больше осунулось при этой новости.
— Когда, Владыка? Время не терпит.
— Достаточно скоро, — пообещал Бедир, оглядываясь и видя, что двор окружен жаровнями, мерцающими, как далекие маяки во всепроникающей липкой мгле. — Но сейчас нам нужна ваша старшая Целительница.
Кордор кивнул и крикнул сержанту проводить их в больницу.
— Известите господина Рикола, что мы здесь, — распорядился Бедир. — Я побеседую с ним после того, как нашей Сестре помогут.
Второго воина направили к Риколу, а прибывшие последовали за сержантом. Краем двора они прошли от жаровни к жаровне, слыша, как с северной стороны со свистом и стуком падают камни.
— Баллисты? — спросил Бедир.
— Да, Владыка, — голос ответившего отдавал усталостью, но он все же улыбался. — Похоже, у них бесконечный запас камней. Еще немного и лесной народ сроет Лозины и обойдет нас.
— Тогда его встретит войско Тамура, — твердо сказал Бедир. — А что в Низкой Крепости?
— Никаких вестей, — провожатый пожал плечами. — От сигнальных вышек нет пользы в этой треклятой ночи.
— Сестра с этим покончит, — уверенно пообещал Бедир. — И тогда будет честный бой.
— Хорошо бы, Владыка. Мне бы только видеть врага. А это… — он указал на окружающую муть. — В самую душу влезает.
Кедрин вздрогнул, услышав подавленность в голосе сержанта, и поглядел на Гранию. Похоже, Сестра спала — глаза ее были закрыты, рот приоткрыт, дыхание слабое. Он испытал мгновенный прилив ужаса при мысли, что она растратила все свои силы на то, чтобы доставить их на север с такой головокружительной скоростью, и теперь более не воспрянет.
— Я еще жива. Не бойся.
Он не был уверен, произнесла она это или ее слова сами возникли в его голове, но ощутил прилив надежды и улыбнулся крохотной женщине, такой легкой на его руках.
— Больница, — объявил теллеман, и Кедрин увидел, что они стоят перед входом.
— Отнеси туда Гранию, — попросил Бедир сына. — Я подожду Рикола. Найдешь нас, когда устроишь ее.
Кедрин кивнул и понес Сестру внутрь. Остановился, увидев постели с ранеными. Сестер, накладывающих лубки, перевязывающих покалеченные конечности, утешающих стонущих от боли мужчин — в том числе и тех, кто остался без руки или ноги. Принц еще ни разу не видел последствий обстрела из орудий, и это ужаснуло его. Быть пораженным обломком камня, который вылетел из тьмы, — это куда хуже, чем получить рану от меча или стрелы, в этом крылось нечто слепое, темное, отрицающее все человеческое. А неспособность отвечать значительно усугубляет положение. Его лицо омрачилось, пока он там стоял, вспоминая, как выглядела больница, когда он увидел ее впервые. Тогда, хотя плечо его и горело от боли, это было светлое место, полное надежды. Теперь оно стало мрачным: всюду, несмотря на факелы, выставленные вдоль стен, пролегли тени, лица Сестер были измучены бесконечной работой, глаза раненых пусты, как будто их не оставляли в покое тени погуще тех, что лежали меж постелями. Тьма, из которой били по ним камни, была полна злых чар Посланца, и камни ранили куда большее, чем просто людскую плоть.
Он увидел приближающуюся Уинетт. Перемена в ней произошла разительная и горестная. Лиловые круги обвели полные забот глаза, щеки запали, оттянутые назад волосы подчеркивали, насколько исхудало лицо. На голубом одеянии подсыхала кровь, плечи поникли, словно под тяжестью чужой боли, которая заострила ее черты. И все же она улыбалась, пусть и совсем слабо.
— Кедрин, кажется, нехорошо было бы сказать, что я рада тебя видеть, — произнесла она.
— Столь плохи дела? — спросил он, собственно, не спрашивая.
— Да, — она кивнула. Нахмурилась, узнав Гранию у него на руках. — Что с ней? Быстрее неси ее сюда.
— Она изнурена от путевых чар, — объяснил принц, следуя за Уинетт вдоль помещения в маленькую келью, где некогда лежал сам.
— Она всегда была такая, — пробормотала Уинетт. — Положи-ка ее сюда, сейчас найду лекарства.
Он бережно положил Гранию на постель и стоял, пока не вернулась Уинетт с подносом, который водрузила на столик. Пока она возилась с бесчувственной Гранией, Кедрин огляделся и едва узнал свою палату. Растения, которые когда-то благоденствовали здесь, теперь увяли и печально свисали из корзинок, единственный фонарь, казалось, давал куда меньше света. Принц поглядел на склоненную голову Уинетт и увидел, что волосы, которые так восхищали его, теперь слиплись, словно давно нуждались в мытье.
— Она поспит, — пообещала целительница, подняв к нему лицо. — Я дала ей снадобье, которого не одолеет даже ее воля. Нам понадобится ее помощь, но для нее сейчас важнее всего сон, иначе ей не выжить. Скажи это отцу, и если понадобится, скажи, что я запрещаю ее беспокоить, пока она не проснется.
— Ладно, — ответил он. — А ты… Как у тебя? Уинетт улыбнулась, убирая назад выбившуюся прядь.
— Устала, но не больше других. Наши раненые — это еще пустяки. Главное — наваждение, ибо оно повергает души в отчаяние, с которым трудно бороться.
— В городке нам сказали, что у тебя есть средство.
— Его все меньше и меньше, а то, чем мы располагаем, раздается воинам на стенах. Они не могут видеть врага, только слышат свист камней, а наваждение невероятно сильно. Мы все вместе молимся Госпоже, это немного помогает, но мы целительницы, а не заклинатели.
— Грания сказала, что сможет прогнать морок, — пробормотал он, глядя на спящую.
— Безусловно, — подтвердила Уинетт. — В этом у меня сомнений нет. У нее великий дар, но даже силе Грании есть пределы, и она ближе к ним, чем призналась бы.
— Ты ее знаешь? — спросил принц.
— Конечно. Я была однажды в Андуреле. — Уинетт обратила нежный взгляд на маленькую пожилую Сестру и, наклонившись, поправила покрывало на ее неподвижном теле. — Именно Грания помогла мне обрести призвание. Она раньше меня самой увидела, кто я есть, и я многому научилась как раз у нее. — Женщина негромко рассмеялась, и за измученным лицом он вновь увидел ее не утраченную красоту. — Мою мать это несколько раздосадовало: она предпочла бы устроить дочери выгодный брак, а не отпускать меня служить в Эстреван. Но Грания победила ее при поддержке моего отца.
— Кто знает, обернись иначе, ты была бы теперь в безопасности, — заметил он.
— Возможно, — Уинетт пожала плечами. — Хотя, если Орда прорвется, даже Белый Дворец не укроет нас.
— Дворец? — Внезапно Кедрин осознал сходство, которого не замечал раньше. — Так ты принадлежишь к Высокой Крови?
— Моей матерью была королева Валария, — сказала Уинетт. — А мой отец — король Дарр.
У Кедрина распахнулся рот, и Уинетт рассмеялась.
— Значит, Эшривель — твоя сестра.
— Да. Ты ее видел?
— Недолго. — Теперь-то он видел, насколько обе девушки похожи, и поразился, как же не заметил этого раньше. — Она красива. Вы обе очень милы.
— Спасибо, — Уинетт насмешливо присела. — Хотя сейчас я себя такой не чувствую. — Она здорова? А отец?
— Да, — Кедрин кивнул. — Но разве ты не знаешь?
— Мы совершенно не общаемся, — пробормотала Уинетт и покачала головой. — Я отринула все, когда направилась по пути Госпожи.
Кедрин готов был к новым вопросам, но зов от входа напомнил ему об отце. Он поспешно извинился и, оставив Уинетт, зашагал туда, где ждали Бедир с Галеном и серым от усталости теллеманом.
— Идем к Риколу, — сказал Бедир. — Грании помогли?
— Да, — подтвердил Кедрин, когда теллеман повел их через М рак. — Но Уинетт говорит, что ее нельзя беспокоить, пока она сама не проснется. И еще, отец… Я узнал, что Уинетт — дочь короля.
— Да, — Бедир даже слегка удивился, похоже, это не составляло особой тайны и было известно многим. — Она покинула Андурел ради Эстревана, когда была почти ребенком, ее дар рано проявился.
— Король Дарр об этом не упоминал, — сказал Кедрин, когда они, обогнув угол здания, вступили в проход, ведущий к озаренному чадящими факелами пролету лестницы.
— Не удивительно, — отозвался Бедир. — И с чего бы? Эстреванки разрывают все семейные узы, когда дают полный обет. К тому же об этом был небольшой спор у Дарра и Валарии. Королева была против, а Дарр поддержал дочь. Валария все надеялась, что Уинетт передумает, пока еще будет послушницей, но королеву ждало разочарование.
Кедрин кивнул, подумав, что лишь женщина великого духа могла б оставить Белый Дворец ради суровой жизни в Высокой Крепости. И она стала ему еще больше по сердцу.
— Господа, — теллеман остановился перед дубовой дверью, прервав размышления Кедрина. — Командир Рикол ждет вас.
Бедир поблагодарил и толкнул дверь.
Ставни были затворены, чтобы не впускать тьму, горели свечи в резных хрустальных сосудах-столбиках, усиливавших их сияние, и покой выглядел почти как обычно. В очаге пылал огонь, бросавший на все длинные тени, кругом царил домашний беспорядок. Два больших пятнистых охотничьих пса заворочались, когда вошли чужие, но опять затихли, после того как Рикол что-то коротко пробормотал.
Командир крепости переменился, как и Уинетт. Казалось, он еще больше исхудал, морщины запали глубже, движение замедлились, голос охрип.
— Добро пожаловать, друзья, в это печальное место, — сказал он.
Сидевшая рядом жена улыбнулась, ее круглое лицо тоже осунулось, черты его заострились, а волосы полностью поседели. На поясе у нее Кедрин увидел кинжал.
— Рикол, Марга, — сказал Бедир. — У меня добрые вести: Королевства поднимаются.
— И в самом деле добрые, — с усталой улыбкой пророкотал Рикол. — Но прошу вас, проходите. Садитесь. Вы голодны? — он указал на стулья у круглого стола с вином и бокалами на скатерти.
— Я отлучусь на кухню, — заметила Марга.
— Гален возил нас на юг, — объяснил Бедир, пока хозяин наполнял бокалы. — И с помощью Сестры Грании опять привез на север впереди главных сил.
— Грания? — Рикол удостоил Галена лишь быстрого кивка, он больше думал о Сестре. — Где она?
— В больнице. — Бедир уронил плащ и, устроившись у стола, взял в обе ладони бокал, переданный Риколом. — Она применила свой дар, чтобы мы побыстрей приплыли из Андурела с вестями о том, что король скоро будет здесь со своим войском. Но это дело настолько изнурило сестру, она теперь на попечении Уинетт, пока не придет в себя.
— Она может прогнать мрак? — спросил Рикол. — Пока он стоит, любое войско мало что может сделать.
— Она считает, что да, — сказал Бедир. — А тем временем Королевства вооружаются для борьбы.
Кедрин прислушивался к рассказу отца о происшедшем в Андуреле, об увиливании Хаттима и о том, как, проиграв поединок, Хаттим все-таки вынужден был поднимать Усть-Галич; о Ярле, который уже сейчас ведет на север к Лозинам кешитскую конницу, и о приближающемся от Твердыни Кайтина Тепшен Лале.
— Это все займет время, — сказал Рикол, когда Бедир закончил, — и я — стыдно признать! — не могу сказать, как долго мы еще сможем противиться колдовству. Вот послушайте.
Он указал на оконные ставни, через которые превосходно слышались вой и грохот, иногда перемежаемые более высоким звуком: треском ломаемой кладки.
— Это не прекращается. Ночь и день, день и ночь, и все время эта проклятая темень. Уинетт укрепляет людей своим лекарством, но оно на исходе.
— Так нам и сказал хозяин гостиницы по имени Талькин Драсс, — ответил Бедир. — Тьма заканчивается за городком, но все они пребывают в унынии. Рикол кивнул.
— Драсс поговаривал о бегстве, но оставил эту мысль, когда я пригрозил заклеймить его как предателя. Другие горожане малость покрепче. Или больше боятся меня, чем я думал. — Он рассмеялся не без горечи, и Бедир озабоченно оглядел лицо Рикола, видя, как сказались на нем бессонные ночи.
— Вести от Браннока есть? — спросил он.
— Никаких, — ответил Рикол. — Как сквозь землю провалился.
— Вернется в положенное время, — уверил его Бедир. — Я уверен.
— Возможно, — хмыкнул Рикол с сомнением в голосе.
— Старый друг, ты утомлен, — заметил Бедир. — Эта тьма гложет твой дух.
— Мой и чей угодно еще, — согласился Рикол. — Нелегкое дело поддерживать боевой дух в тисках черного колдовства.
— Сестра Грания все изменит, — пылко вставил Кедрин. — Вот только оправится, и сразу прогонит тьму. И мы увидим врага. И тогда разобьем его.
— Хорошо сказано, — признал Рикол. — Но боюсь, что и тогда у нас останется весьма зыбкая надежда. Варвары задействовали катапульты и бьют тараном по северным воротам, а что еще может таиться за этой жуткой завесой, я просто не ведаю. И сколько их? — Он обернулся к Садрету. — Ты управляешь речным судном? Ты смог бы плыть в такой черноте?
— Смог бы, — ответил тот. — Но куда? Я думал остаться здесь и отдать все свои силы обороне.
— Спасибо за предложение, — улыбнулся Рикол, — но от тебя будет больше пользы как от гонца. Я попросил бы тебя переправиться на кешский берег.
— К Фенгрифу? — Бедир нахмурился. — У вас нет связи?
— Нет с тех пор, как это нахлынуло. — Рикол покачал головой. — Наши сигналы через эту муть не проходят, а лодочникам не переплыть Идре. Семь раз пытались. Одни неудачи. Похоже, плавать сейчас вообще невозможно. Пять лодок повернуло назад, еще две отнесло далеко на юг. Впрочем, может, посудина покрупнее и прорвется.
— Я могу попытаться, — пообещал Гален. — «Вашти» стоит сейчас на якоре ниже крепости. У западного берега. Если только я проберусь через реку и уткнусь в восточный берег, может статься, и найду кешскую крепостишку в какой угодно тьме.
— Ты не знаешь, подвергся ли нападению Фенгриф, — сказал Бедир, озабоченный мыслью, что дело обстоит еще сложнее.
— Нет, — Рикол покачал головой. — Не знаю, поделили мы с ним противника или все воины Белтревана собрались у моих ворот.
— Вот Грания развеет тьму, и узнаешь, — сказал Кедрин.
— Я верю в дар Сестры, — пробормотал Рикол, — но это чародейство может оказаться слишком сильным даже для нее. И если мы слишком поздно узнаем, что держимся в одиночестве против всех племен… да, слишком поздно. Я бы хотел получить как можно больше сведений и как можно скорее. Говоришь, Сестра домчала вас на север? А войска сушей прибудут так же быстро? Мне, пожалуй, не помешали бы подкрепления с кешского берега, но как бы не оказалось, что Низкая Крепость пала.
Кедрин воззрился на военачальника, понимая, что такое мрачное предсказание вполне может сбыться.
— Если это так, — тихо приговорил принц, — то варвары вполне уже могут двигаться через Кеш.
— Вполне, — Рикол кивнул. — Через Кеш к Андурелу. Или переправиться через Идре ниже по течению и зайти нам в тыл. В такой тьме разве что распознаешь?
— Дайте мне воспользоваться дневным светом, который я могу отыскать, — сказал Гален. — И я с утра попытаюсь кое-что сделать.
— Спасибо, — произнес Рикол.
— Между тем, — заметил Бедир, — надо ждать, когда проснется Грания. А до того мы все равно ничего не сделаем. Так давайте уж поедим.
— И как следует, — подхватил Рикол с мрачным дружелюбием. — Ибо если она прогонит морок, останется мало времени на такие удовольствия, Орда-то давно готова присесть за наш стол!