Вот так

День клонился к вечеру, дождь хлестал как из ведра. Мы с Мэри в подвале разглядывали Драный город. Джим еще не вернулся из школы. Мэри сказала, чтобы я сел на стул Джима.

— Ты должен выбрать кого-нибудь и внимательно его разглядывать, — объяснила она.

— Кого?

— Кого хочешь.

— Тогда мистера Конрада.

Мэри встала рядом со стулом, наклонилась и принялась нашептывать числа мне в ухо. Числа нанизывались одно на другое, и эта числовая лента удерживала на месте мою голову. Они текли струями, потом потоками, а потом я перестал их замечать. Заметил я только, что с макушки мистера Конрада отвалился и упал кусочек глины. Уши его чуть обвисли, а спина немного сгорбилась. Мистер Конрад стоял перед своим домом и смотрел на другую сторону улицы — на участок Хайесов. Тут все было картонное и глиняное, но по краям что-то двигалось. Я видел газоны, дом с желтой дверью по другую сторону улицы, видел кусты перед ним. Мое внимание привлек цвет двери, а потом я услышал, как Мэри сказала: «Равняется», — и на долю секунды я оказался в спальне, и миссис Хайес голая курила в кровати, раскинув ноги. Я моргнул — и она исчезла в дыре внутри глиняной головы мистера Конрада, стоявшего перед своим картонным домом.

— Вот так, — сказала Мэри.

Когда она ушла в свою классную комнату и там начался урок, я заметил, что Бориса больше нет на канализационной трубе — теперь он лежал на старом журнальном столике, между трубой и Драным городом.

Я не знал, отчего у меня болит голова: то ли виновата была Мэри, то ли мои мозги не могли все это переварить. В полпятого по телику показывали «Мотру»:[54] про двух крохотных близнецов, которые жили в птичьей клетке и пели, как антенна над моей комнатой. Я заснул, когда гусеница Мотры плыла по океану, и один раз проснулся — когда у нее уже были крылья и она разрушала город. А потом меня разбудил Джим и позвал к обеду.

За обедом Мэри рассказала, как одного мальчика из ее класса — Джина со стальными костылями, по прозвищу Механический Краб, — вырвало.

— И тогда пришел мистер Клири и все убрал, — добавила она.

Мама рассмеялась в свой стакан с вином.

— С помощью этой красной дряни? — спросил Джим.

Мэри кивнула.

— А гримасы он корчил? — спросил я.

— Почти.

Джим поднес правую руку к горлу, напряг ноздри и принялся двигать глазами из стороны в сторону. Мама так расхохоталась, что закашлялась. Даже когда мы с Мэри кончили смеяться, мама все кашляла и кашляла — ей было не остановиться. Она отвела подальше от себя руку с сигаретой, а другой рукой закрываю рот. Лицо у нее покраснело, в уголках глаз появились слезы. Чем сильнее становился кашель, тем тише он был. Джим вскочил со своего места и шарахнул маму по спине. Она замахнулась на него, и Джим отпрыгнул в сторону. Минуту спустя мама перевела дыхание.

— Ты меня на тот свет отправишь, — сказала она, по-прежнему смеясь.

Загрузка...