Голая правда

Глава 9 СВИДЕТЕЛЬ — ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

Утром, едва лишь начался рабочий день в официальных учреждениях, Ильяшин направился в ГАИ. Ему удалось быстро добыть протокол, слава Богу, его еще не успели сдать в архив. Потерпевший значился в них Алтуховым Олегом, который в результате наезда был в бессознательном состоянии отправлен в лечебное учреждение.

Гаишник, оформлявший протокол, рассказал:

— В результате ДТП пострадавший отправлен с травмой мозга на «скорой». Перебегал улицу в неположенном месте. Водитель «КамАЗа» не виноват, но тянется разбирательство с владельцем «сааба» Барыбиным, которому «КамАЗ» помял крыло, отворачивая в сторону.

На подстанции «Скорой» удалось быстро узнать номер больницы, куда был препровожден потерпевший. Она располагалась недалеко, и через полчаса Ильяшин разговаривал в травматологическом отделении с дежурным врачом.

— Алтухов? — Врач наморщил лоб. — Ах да, был такой три дня назад. Но он от нас сбежал.

— Как сбежал? — изумился Ильяшин.

— Молча, — отрезал врач. — Взял и сбежал. Из ординаторской стащил костюм дежурного врача и удрал рано утром, никем не замеченный. Оставил в кладовке свою одежду, всю в крови. Если его найдете, потребуйте, чтобы вернул костюм. Если больные будут так воровать, то мы скоро голые останемся…

Итак, человек, столь необходимый следствию, коварно сбежал и находится неизвестно где. Впрочем, Ильяшин расстраиваться не стал. Неизвестно, знал ли что-нибудь ценное сбежавший. Вполне возможно, что его поиски — тупиковая ветвь расследования. Во всяком случае, у Ильяшина есть более актуальные дела…

Молодой человек с борцовским разворотом плеч и красной корочкой, зажатой в горячей ладони, снова бродил по квартирам большого старинного дома на Патриарших. Он совал раскрытое удостоверение в щелку предусмотрительно приоткрытых на цепочку дверей, вежливо просил разрешения войти и задавал стандартные вопросы: где находился обитатель квартиры в день убийства и не видел ли он в то утро незнакомых людей, посещавших дом.

В основном ответы были довольно однообразны: был на работе (варианты — на отдыхе, на даче) или никого не видел. Время преступления преступник выбрал удивительно удачно — лето, позднее утро. Половина возможных свидетелей в отъезде, а оставшаяся половина — в трудах праведных.

Через пару часов Ильяшин уже порядком утомился и спрашивал только для проформы, как вдруг бабулька из соседнего с Шиловской подъезда в ответ на его расспросы прищурила глубоко посаженные глаза и, не открывая двери, переспросила:

— Четвертого дня это было, что ли?

Ильяшин в уме прокрутил время и согласился:

— Четвертого дня, бабушка.

— Какая я тебе бабушка… Покажи-ка еще раз удостоверение.

Она сверила фотографию с оригиналом, одобрительно кивнула, но в квартиру не пригласила.

— Видела я одну девушку в тот день, или женщину, не знаю, как и сказать… Она спрашивала квартиру той актрисы. Я и сказала ей номер. Приличная женщина была, отчего не сказать…

— Во сколько она приходила?

— Да что я, на часы, что ли, смотрела? Утром дело было.

— Ну, хотя бы примерно, во сколько? В шесть часов? В восемь?

— Ну, куда уж в восемь. К обеду ближе, к десяти уж время пошло, сериал закончился.

— Как она выглядела? Какого возраста?

— Да молодая, моложе меня. — Старушка хихикнула. — Лет двадцати, что ли, тридцати. Обыкновенная. Волосы средние, нос. Как у всех.

— Во что она была одета?

— Плащик такой серенький, обыкновенный.

— Что спрашивала?

— Спросила, в какой квартире проживает Шиловская. Я и сказала.

— Особые приметы были? Родинки, шрамы?

— Не, не помню таких…

— А куда она пошла, не обратили внимания?

— Да что я, за ней следить нанялась?.. — раздраженно спросила старуха. — Тут столько народу шляется, за всеми не усмотришь…

— Опознать сможете?

— Отчего ж не признать…

Итак, в день убийства молодая женщина спрашивала, как найти квартиру Шиловской! Это может быть та самая ниточка, которая… У Ильяшина открылось второе дыхание. Он вприпрыжку бегал по лестницам дома, все надписи на стенах которого он уже успел выучить наизусть, со всеми котами, проживавшими в нем, успел свести короткое знакомство, а для жильцов стал уже чем-то родным и привычным, вроде сантехника.

— Да-да, помню, — с готовностью отозвался мужчина с восьмого этажа. — Видел я такую дамочку. Во дворе сидела, на скамейке.

— Опишите ее, пожалуйста, — взмолился Ильяшин, дрожа от предчувствия удачи. — Какая она?

— Какая? — Мужчина задумчиво почесал волосатую грудь под растянутой голубой майкой. — Обыкновенная. Миленькая такая. — Он сделал неопределенный жест рукой.

— Но почему-то ведь вы се запомнили?

— Запомнил? Ну да, она сидела и улыбалась. Я еще подумал: блаженная, что ли? А потом она встала и зашла в третий подъезд.

Это был подъезд, в котором проживала старушка, сообщившая Ильяшину о посещении загадочной женщины. Загадочной — потому что никто не мог сообщить ему ни как она выглядела, ни во что была одета. Она получалась какой-то усредненной — стертое лицо, не выделяющееся ничем. Про нее известно было только то, что она обыкновенная. Даже возраст ее определялся весьма приблизительно — плюс-минус десяток лет.

Больше никто из жильцов эту женщину не видел. Зато неожиданно всплыл некто, будто бы стоявший около квартиры Шиловской в тот день. Юная девушка, удивленно и немного испуганно хлопавшая глазами из-под чудовищной длины густых ресниц, не слишком уверенно говорила об этом:

— Я так спешила в училище… Даже пришлось на ходу надевать сережки и часы. Я смотрела на застежку часов и только краем глаза как будто видела большую фигуру…

— Если вы смотрели на часы, да еще и опаздывали, то вы должны вспомнить, во сколько это было, — мягко настаивал Ильяшин.

— Где-то около двенадцати, — с сомнением в голосе ответила девушка. — Или после двенадцати… Мои часы теперь врут после того, как их пожевал Арик. Арик — это наша собака. Бультерьер. Он сжирает все, что попадается ему на глаза.

— Хороший песик. Так что же вы все-таки видели? Кого?

— Я спускалась с лестницы, лифт у нас вечно не работает, и из-за шахты лифта увидела, как у двери стоит мужчина… Он был такой… — Девушка подняла глаза к потолку, подыскивая нужное слово. — Представительный. Не очень высокий, кажется. А когда я пробегала мимо площадки, его уже не было, наверное, он вошел в квартиру.

— Больше вы ничего не запомнили? — с надеждой спросил Ильяшин.

— Нет, но я помню, что в руках у него было что-то белое. Цветы, кажется, или большой белый пакет, я не разглядела…

— Вы видели, как этот человек вошел в квартиру? Слышали, как он звонил? Вы слышали стук в дверь, может быть, разговор с хозяйкой?

Смущенно поправляя падавшую на глаза прядь волнистых волос, девушка только пожимала плечами.

Тяжело вздохнув, Ильяшин закрыл свой блокнот для записей. Кое-что ему удалось добыть, но все же не густо. Он посмотрел на юную собеседницу. Конечно, с такими длинными ногами, чуть прикрытыми мини-юбкой, можно не обращать внимания на мужчин. Они сами обратят на нее внимание. Эх, если бы не дела, пригласил бы он девушку прогуляться вечерком в парке Горького… Но столько работы…

Костя шел по двору дома, весь список жильцов которого он мог бы прочесть наизусть, в алфавитном порядке, включая имена и отчества ответственных квартиросъемщиков. С ним уже здоровались как со старым знакомым, справлялись об успехах.

Выходя из арки, Ильяшин столкнулся нос к носу с мужчиной, который с ним вежливо раскланялся:

— Здравствуйте, гражданин милиционер!

«Кувачев из тридцать четвертой, — автоматически всплыло в мозгу заработавшегося Кости. — В день убийства находился на работе, жена с дочерью на юге. Собака ризеншнауцер. Кличка…» Но клички не вспомнил, потому что огромный черный ризен, приветствуя его, добродушно положил мощные лапы на плечи и лизнул лицо шершавым языком.

— Я хотел вам кое-что сообщить, — горячо зашептал Кувачев, приближая к Ильяшину лицо с тревожно блестящими глазами. — Давайте пройдемся, здесь неудобно, могут увидеть соседи и вообще…

Они пошли вдоль затихшей под вечер улицы.

— Что вы хотите мне сообщить? — устало спросил Ильяшин.

— Не знаю, будет ли вам это интересно, но я решил на всякий случай вас информировать… Дело в том, что я гуляю с Джесси каждый вечер довольно поздно, когда уже все ложатся спать, — Джесси не любит маленьких собак, она очень нервная девочка, и поэтому…

— Короче, пожалуйста, — сухо оборвал его Ильяшин.

— Да, конечно, извините, — спохватился Кувачев. — Дело в том, что за день, перед тем как случилось это ужасное убийство… Ну, вы понимаете, о чем я говорю… Мы с Джесси, как всегда, гуляли во дворе. И я увидел, как некий человек, такой высокий, широкоплечий, вошел в наш двор, остановился напротив окон Шиловской и долго на них смотрел — примерно минуты три. Потом он ушел…

— И все? — устало спросил Ильяшин.

Готовность граждан помочь следствию, кажется, начинала приобретать характер всеобщей подозрительности.

— Да, все, — прошептал Кувачев, отчего-то оглядываясь. — Но самое главное, что человек этот мне показался очень знакомым. Даже слишком знакомым. Не должен этот человек находиться в такое время в нашем дворе, насколько я понимаю.

— Кто же это был?

— Может быть, конечно, я ошибаюсь, было уже темно… Да и фонари, знаете ли, почти не горят… Но мне показалось, что это был Витька Жмуров.

— Жмуров? — быстро переспросил Ильяшин, резко остановившись. — Зять Тюриной? А вы не ошиблись?

— Ну, зять не зять, а сожитель дочери скорее. Не уверен, но, по-моему, это был он, очень уж характерный типаж. Здоровый такой, сгорбленный, довольно высокий… Я тогда подумал: ведь он еще должен сидеть лет пять и вдруг по двору разгуливает. Даже в дом не зашел — странно. Постоял во дворе и ушел. Понимаете, по городу разгуливает уголовник-рецидивист… А на следующий день все это случается. Я сначала не связал эти два события, но потом подумал, что все-таки стоит вам рассказать…

— Да-да, конечно, — задумчиво сказал Ильяшин, напряженно глядя на загадочно темнеющий вход во двор. — Вы, безусловно, правы, это очень важно. Спасибо за бдительность.

Он резко тряхнул руку польщенному Кувачеву и зашагал прочь.

Итак, в вечер перед убийством во дворе дома Шиловской видели человека, который без явной цели разгуливал под окнами ныне убиенной гражданки. Сам по себе подобный факт подозрителен? Очень! Кроме того, сосед по дому опознал в мужчине уголовника Жмурова. С одной стороны, соседу можно верить, все-таки Жмуров долго жил здесь, его хорошо помнят, а с другой стороны, вечер, темно, а ночью все кошки серы.

Связан ли этот факт с тем, что утром следующего дня неизвестный вышел из подъезда во время, приблизительно совпадающее со временем смерти актрисы? Может, виденный старушками мужчина и был Жмуров? Все основные приметы сходятся — рост, массивность фигуры. Опять же татуировка на руке. Паук — знак воровского авторитета. Паук или буква «Ж», сказала Сухих. «Ж» — это, наверное, Жмуров. Есть ли у Жмурова татуировка на руке? Он уголовник, у них наколка — обязательный знак отличия.

«Стоп! — Ильяшин даже остановился. — А что же наша доблестная и востроглазая Эвелина Ивановна? Уж она-то должна была узнать зятя, или кем он там приходится, своей приятельницы! Непременно должна была узнать! А почему не узнала? Может быть, узнала, но скрыла факт от следствия? С какими целями?

Но если именно Жмуров попал под колеса машины и был доставлен в больницу, то почему он был оформлен под именем Алтухова? По фальшивым документам? Нет, это слишком интересное совпадение, чтобы оставить его без внимания. И неужели Мария Федоровна, видя зятя под машиной, спокойно обсуждала бы этот факт, как не имеющий к ней отношения? А если она не разглядела Жмурова? Там ведь было полно народу…

Стану рассуждать логически, — решил Константин, вышагивая по тротуару гигантскими шагами и бормоча под нос. — Первое. Если Жмуров и утренний мужчина — одно лицо. «За» — рост, наколка, совпадающая с первой буквой фамилии или похожая на паука. Интересно, тянет ли Жмуров по уголовной иерархии на «паука»? Это почетное звание для рецидивиста. Что у нас против? «Против» — то, что его не опознали соседи.

Второе. Если вечерний мужчина и утренний — это одно лицо. «За» — опять-таки телосложение и тот факт, что его не опознала Сухих. «Против» — а что у нас против? Да ничего нет. Кувачев мог и обознаться.

Третье. Если вечерний мужчина — это Жмуров, а утренний — совершенно посторонний человек. Тогда все будто бы сходится.

Итак, что делать? Позвоню Сухих и спрошу, не Жмуров ли выходил из подъезда. По тону ее ответа пойму, выкручивается она или нет.

Можно обойти магазины и учреждения поблизости, не видел ли кто-нибудь еще ДТП. Предъявить гаишнику и медперсоналу больницы фотографии Жмурова для опознания, они должны быть в его деле. А вдруг это был он?

Да не может быть это Жмуров! — раздраженно оборвал свои мысли Костя. — Жмуров сидит в заключении, а мы его будем искать здесь, как дураки, потому что одному мнительному гражданину вдруг невесть что почудилось…»

Засомневавшись в собственных мыслительных способностях, Ильяшин решил посоветоваться с шефом.

— Жмуров? — переспросил Костырев. — Это интересно. Вот что, Костя, делай, что задумал, а я пока пошлю запрос в колонию. Чем черт не шутит. Подстраховаться не мешает.

На следующее утро Ильяшин опять направился в ГАИ и предъявил дежурившему в тот день постовому фотографию Жмурова. Со снимка с тяжелой заматерелой ненавистью из-под грозно нависших бровей взирало окаменелое лицо Витька.

— Он? — с надеждой спросил Ильяшин.

— Не, вроде не он, — с сомнением пробормотал милиционер, вертя карточку в руках.

— Как же ты его опознать не можешь? — удивленно спросил Ильяшин. — Ведь ты же сам ему первую помощь оказывал!

— У него все лицо было залито кровью, как узнаешь. Вроде не похож.

— А татуировка на руке была?

— Была. Звезда, что ли… Или буква «Ж», не помню.

Ильяшин расстроился. У Жмурова на тыльной стороне ладони вытатуировано «Люда» и вокруг вензель. Можно ли принять надпись «Люда» за букву «Ж» или за паука?

Не теряя времени, Ильяшин поехал в больницу, куда был доставлен сбитый человек. На его счастье, медсестра, которая принимала интересного больного в травматологическое отделение, как раз находилась на посту.

— Нет, не очень похож. По-моему, не он. — Медсестра, подняв одну бровь, пристально вглядывалась в снимок. — Да я не очень хорошо его помню. Тот был такой, интеллигентнее, что ли, а здесь вылитый бандит. Вы знаете, сколько человек к нам ежедневно кладут? Мы не успеваем их лечить, не то что запоминать!

Ильяшин собрался уходить.

— Постойте, — сжалилась над ним медсестра. — Давайте у больных спросим. У нас же «травма», больные подолгу лежат, должны друг друга помнить…

По длинному коридору, шаркая безразмерными тапочками, бродили ходячие больные. Душный воздух, накаляемый прямым солнцем, от которого не защищали легкие шторы на окнах, казалось, можно было резать ножом — настолько он был густ и тяжел, в нем смешались запахи лекарств, человеческих выделений и дезинфекции.

Ильяшин предъявил карточку для опознания.

— Не, такого у нас не было, — авторитетно заявил лысый мужчина с яйцевидным животом. — Это не он. Тот был такой, потоньше, что ли. Скромнее. Хотя тоже жук явный. Даже не знал, в каком городе находится. Или прикидывался.

— Легкая ретроградная амнезия, характерная для сотрясения мозга, — подтвердила медсестра.

— А потом услышал по радио, что его знакомая померла, и всполошился!

— Да-да, про актрису услышал и сразу сбежал, — подтвердил лысый.

— А была у него на руке татуировка?

— Татуировка? Да вроде была, синело что-то. Вроде как звезда.

— Или буква «Ж»?

— Может, и буква…

— Скажите, а вещи его где? Должен был остаться костюм, — обратился Ильяшин к медсестре. Оставалась последняя надежда.

— Вещи? Кажется, в дезинфекцию отправили.

Ильяшин вздохнул. Это его ошибка. Если бы он догадался изъять вещи в свое прошлое посещение, можно было бы отыскать на них какие-нибудь следы. Кровь убитой, например. Или сравнить ткань костюма с найденными около трупа волокнами. Или найти еще какие-нибудь зацепки. Но теперь бесполезно — после дезинфекции сам черт ничего не сыщет.

Далее Ильяшин отправился в турне по магазинам около дома Шиловской. Он спрашивал у продавщиц, не видели ли они человека, которого несколько дней назад сбила машина. Происшествие все помнили, но человека в лицо никто не видел.

После магазинов Ильяшин посетил две турфирмы, бюро по заказу жалюзи, филиал банка и агентство по найму квартир. Никто из служащих не мог похвастаться личным участием в наблюдении ДТП.

Выдохшийся сыщик заскочил в пельменную, гостеприимно распахнувшую двери на пересечении оживленных улиц, и обессиленно рухнул за столик. Взяв порцию пельменей, он с отвращением съел их, морщась от пара, который в жару был особенно мучителен и противен. В пельменной народу было немного, и обслуживающий персонал слонялся без дела, изнывая от духоты. Посудомойка вытирала столы тряпкой в пятнах кетчупа, напоминавших засохшую кровь.

Подкрепившись и воспрянув духом, Ильяшин подошел к официанткам и с новыми силами начал расспросы. Женщины только отрицательно качали головой.

— Тетя Феня! — крикнула одна из них. — Поди сюда!

Посудомойка выслушала Костю и дежурно ответила, что сбитого человека видела только издали.

— Ты, что ли, из милиции? — спросила она, пытливо глядя на Ильяшина.

— Точно, — ответил он, дежурно махнув корочкой.

— Знаешь, что я тебе скажу, — неожиданно произнесла она. — Человека я того не видела, но в тот самый день уголовника одного мы заприметили. Ну вылитый бандит! — заверила тетя Феня. — Зашел к нам утром. В туалете полчаса, наверное, сидел, все водой плескался — мылся, что ли? Мне пришлось пол вытирать. Потом он поел, а уходить не стал. Все сидел и курил. Мы уж хотели в 02 звонить, чего сидит…

Движимый странным чувством, Ильяшин достал фотографию и показал женщинам. Все дружно закивали.

— Он самый, — заверила тетя Феня. — Я как чувствовала — бандит.

— Так во сколько вы его видели? — Костя приготовил блокнот, записывать показания.

— Как открылись, так он и заявился. Ушел минут за десять до полудня. В это время к нам на обед служащие из «Промстальпоставки» идут, народу становится много. Больше мы его не видели.

— Что делал, с кем-нибудь встречался? На часы поглядывал?

— Не, один сидел все время, курил и курил, дымил как паровоз.

Ильяшин был страшно доволен результатами своего мини-расследования. Доволен — не то слово, он был в восторге от собственного везения, находчивости и изворотливости. Уголовник Жмуров в Москве! Надо срочно сообщить об этом Костыреву. Но как очутился Жмуров в Москве? Неужели сбежал?

Задыхаясь, Ильяшин спешил в управление. Если шеф на месте, надо срочно принять меры к задержанию рецидивиста! Сев в троллейбус, он от нетерпения притопывал ногой — ему казалось, что троллейбус тащится невероятно медленно.

В уме Костя перебирал добытые сведения. Итак, человек, которого сбила машина, и Жмуров — с большой степенью вероятности не одно и то же лицо. Жмуров ушел из пельменной примерно в то время, когда Сухих видела мужчину, выходящего из подъезда, или, может быть, чуть раньше. Мог ли он после ухода из пельменной войти в дом, убить Шиловскую и незаметно скрыться?

Ответ был положительный — мог. Версия об участии Жмурова в убийстве стала принимать конкретные формы. Для убедительности конструкции оставалось только придумать мотив преступления. Ильяшин почесал затылок. Все это, конечно, замечательно, но какое дело Жмурову до Шиловской? Вряд ли они знакомы. Когда Шиловская появилась на Патриарших, Жмуров уже сидел. Пожалуй, у него не было мотива убивать ее. Разве что убийство из хулиганских побуждений? Ведь если нет мотива, значит, и не может быть убийства — так их учили…

Но Жмурова видели вечером перед гибелью актрисы. Теперь Ильяшин не сомневался, что Кувачев не ошибся — залетная птичка посетила родные пенаты. А вот знала ли Тюрина, что ее зятек в городе? Если знала, то почему не предупредила органы внутренних дел?

Не дожидаясь лифта, Ильяшин одним духом взлетел по лестнице. Спеша по коридорам, он еле кивал знакомым (галстук сбился набок, рубашка взмокла от пота). Перед кабинетом Костырева он пригладил волосы и осторожно постучал.

Озабоченно хмурясь, начальник разговаривал по телефону. Молча махнул рукой на стул — садись.

— Михаил Аркадьевич, — возбужденно заговорил Ильяшин, едва только трубка коснулась рычага аппарата. — Жмуров в Москве!

— Знаю, — спокойно ответил Костырев, брови его мрачно сдвинулись на переносице. — Пришел ответ из колонии. Бежал семнадцатого апреля, захватив оружие — «АКМ», ранил охранника.

— Он уже давно здесь. В день убийства Шиловской он был рядом с ее домом. Работницы пельменной, которая прямо напротив входа во двор, опознали его!

Подробно рассказав всю цепочку умозаключений, приведших его к выводу о том, что в убийстве актрисы замешан Жмуров, Ильяшин выжидательно уставился на шефа.

— Я вот что думаю, — сказал он. — Зачем ему было убивать ее? Что-то в этом странное. Они ведь даже не знали друг друга.

— Разберемся. Мотив, конечно, важен, но это пока не главное, — заверил его Костырев. — Вот что, Костя, надо организовать дежурство, может быть, он там опять появится. Вполне может оказаться, что он выслеживает кого-нибудь из нужных людей и случайно попал в наше поле зрения. А ты пока ищи человека, которого сбила машина. Он нам очень нужен.

— Зачем?

— Он может оказаться важным свидетелем. Это твое персональное задание. А Жмуровым займутся другие ребята.

Ильяшин, понурясь, вышел из кабинета. Опять его снимают с самого горячего и интересного участка работы. Почему ему так не везет? Вместо того чтобы отличиться при поимке рецидивиста Жмурова, он будет бестолково гонять по городу в поисках неизвестно кого. Что за невезуха!